В.В. Розанов
Ответ г. Меньшикову

В воскресном фельетоне, под рубрикою «Тоже стиль модерн», г. Меньшиков подвергает не только тяжелым, но и ответственным обвинениям протоиерея А. У-скаго за целый ряд его богословских и нравственных мнений. Не все читатели знают, что сам прот. У-ский ничего не печатал, никогда и ни с какими редакциями в сношения не входил, а изложил приведенные г. Меньшиковым мнения в частных, интимных ко мне письмах; и моими же частными к нему письмами и печатными статьями он был приведен как к темам своих суждений, так и к ходу своей мысли. Самое опубликование этих мыслей принадлежит мне, и сделано в книге «В мире неясного и нерешенного» 1901 года и в № 2 журнала «Новый Путь». Читатель видит, до какой степени здесь мало лично принадлежащего прот. А. У-скому. Мне всегда было дорого, чтобы мысли мои, касаясь религиозных вопросов и в значительной степени будучи новыми, тем не менее не порывали возможной традиции в церкви, примыкали бы к церковным же мнениям, хотя их и преобразуя иногда, но допустимо преобразуя. Отсюда — постоянное мое желание заручиться авторитетом богословов, отсюда — опубликование мнений их, хотя бы выраженных в частных письмах, иногда выраженных торопливо и пламенно. Я ловил эмбрионы мысли, предавая их жизни печатного станка. Вот обстановка дела, во всяком случае снимающая с А. У-ского всякую ответственность, каковы бы ни были его мнения. Но и мнения эти, только выдернутые в розницу, могут представить что-нибудь необычайное. Они становятся почти обыкновенными и вполне возможными с церковной точки зрения, как только около них сделать некоторые напоминания читателю.

1) У-ский, который признает, что 1) «язычники пошли в ад», 2) что оне «поверив проповеди Христовой, вместе с благоразумным разбойником ныне находятся вместе со Христом во царство его» (8-й столбец фельетона г. Меньшикова, вызывает обвинение г. Меньшикова: «Из слов батюшки ясно как день, что Христос для того только (?!) и приходил на землю, чтобы оправдать язычество (?! не их язычество, а самих язычников, после того как они уверовали и покаялись «подобно благоразумному разбойнику»; ведь об этом же сказано!!). До сих пор никому не приходило в голову, чтобы Христос мог оправдать, — не простить, а оправдать, т.е. признать правым, — неистовый разврат и неистовую жестокость всех этих разбойников язычества — Тивериев, Неронов, Калигул, Комодов и пр. и пр.». — Фельетон читается быстро, читается скользя, — и совершенно правильное, человеколюбивое, глубоко христианское мнение У-ского, приравнивающее язычество после Христа и вследствие Его проповеди к судьбе блудного исправившегося сына, к судьбе доброго покаявшегося разбойника, уживается рядом с чудовищным обвинением, будто, по мнению священника, Христос суждением своим сливается с распутством, зверством, безумием и язычеством.

«Иди к язычникам», — сказал Савлу-Павлу Христос; «истинно, истинно говорю вам, что и в Израиле я не нашел никакой веры, как в этой женщине», — сказал Христос о язычнице хананеянке. Замечательная мысль (которую поэтому я напечатал) священника А. У-ского и ударяет как в центр в эти слова, в эти события, дабы из них объяснить христиано-языческую-иудейскую драму. Оно дает величие Христу, но не топчется ногами, грязными, презирающими, жестокими, и на язычестве. Там были Сократ, Аристид, Коллатин. Корнелия — мать Гракхов. Ведь У-ский не говорит о Нероне: для чего же г. Меньшиков упоминает о нем!? Так в Средние века в дома бедных евреев подбрасывали иногда труп убитого ребенка: и влекли несчастных в инквизицию.

2) У-ский находит смысл и позволительность с христианской точки зрения одобрить порицание закона философом Ницше. Ницше, вероятно, не более симпатичен в полноте своих взглядов У-скому, как и мне: уже по его аристократизму, по его теории: слабого надо еще толкнуть. Но полнота взглядов — одно, и частное утверждение — другое. Неужели г. Меньшиков не читал пламенного послания ап. Павла «К Талантам», которое, как таран стену, пробило и разбило почву законности и закона, бросило под ноги ссылку евреев, что они имеют закон от Моисея, от Бога, и, поступая по закону, — будут оправданы и Христом. (Центральные слова послания: «А если законом оправдание, то Христос напрасно умер»). Отчего, написавши эту часть фельетона, г. Меньшиков не припомнил знаменитых учений о «благодати», об «оправдании верою», этом коренном фундаменте христианства? Св. У-ский, проникнутый, конечно, не Ницше, а апостолом Павлом, на созвучие почти одно — и ответил не мертвенным рассуждением философа, а пламенным исповеданием русского священника (цитирую):

«Мне привел Бог в своей священнической практике встретить два случая, когда я судил о человеке уже не по понятиям греха и добродетели, а только по сознанию милости, — от прилагательного милый, — дороговизны, бесконечной ценности известного индивидуума для своего сердца (NB для примера возьму, когда муж прощает виновную перед собою жену, отец — страшно преступного своего сына, прощает как все же милым своему сердцу, по милости своей. — В.Р.); когда всякое сознание о грехе и добродетели куда-то совершенно и бесследно исчезло, испарилось, улетучилось, померкло, как меркнет свет звезд при появлении утреннего солнца. Что это за чудное состояние — не видеть, не чувствовать и даже не иметь силы или способности, или душевного органа к тому, чтобы чувствовать в своем ближнем грех! Это истинное ощущение искупления. И, конечно, не иначе и Христос Искупитель (какая вера в Него! Есть ли она у г. М-ва? Его слова о Христе нигде не восторженны, везде холодны, точно это мудрец, а не Бог. — В.Р.) отнесется к искупленному Им человечеству, как и обещал Он устами (вот она, вера в «глаголавшего в пророках». — В.Р.): «Я буду милостив к неправдам их и грехов их и беззаконий их не вспомяну более» («Нов. Путь», февраль, стр. 145).

Неужели это язык Ницше? Неужели пишет это циник, безразличный к добру и злу? И как резюме его взглядам можно ли подвести итог г. Меньшикова: «Можете вместо помощи несчастным — душить их. Падающего толкни — учил Ницше, и знай — прибавляет батюшка, что не несешь за это никакой ответственности». Русский священник — проповедник разбойничества?!! Есть ли человеколюбие в таких обвинениях?!

3) У-ский сказал, что нарушитель закона, данного Сыном Божиим (да кто же из нас не нарушает его? Кто исполняет всё слово Христово? — В.Р.) — еще не пропал, а имеет ходатаем за себя Духа Святого. Во всяком случае это сказано с верою (живою, личною, глубокою! Неужели не слышится это в тоне слов?! — В.Р.) и в Сына, и в Духа! Это вызывает опять обвинение священника в проповеди разбоя: «Какое утешение для преступников! Какое поощрение!». Да, ответим смело обвинителю: в утешении и преступник нуждается, без возможности утешения никогда бы он и не покаялся! Писателей не зовут исповедать людей на эшафот, перед казнью, а священников — зовут! И они знают из опыта, что значит утешать тягчайшего грешника. Их посылает государство, отечество! Их утешает — народ милостынею, и никто этого не принимает за поощрение преступления». Г. Меньшиков на этом возводит тяжелое догматическое обвинение на священника: «Существует, видите ли, антагонизм между вторым и третьим Лицами Пресвятой Троицы». Да не антагонизм, а неслиянность Лиц (не раздельны и не слиянны», читаем в Исповедании веры), конечно, есть, утверждена, в отношении к Духу Святому, в Евангелии. Кто же не помнит знаменитых слов Спасителя: «Истинно, истинно говорю вам: хула (какое слово!) на Сына Божия простится вам, но хула на Духа Святого (= разница, другое, «не слияние») не простится ни в жизни сей, ни в будущей». Слова эти считались всегда таинственными, но по самой этой таинственности их все помнят.

Опускаю другие обвинения: все они покоятся на незнании учения церкви. Напр., даже признание У-ским невозможности теперь Вселенского собора, так как нет теперь единого вселенского христианства, а три исповедания: католическое, православное и лютеранское, г. Меньшиков ставить ему в вину. Но ведь это не У-ского мнение, а решительно всех богословов. Не Хомяков ли упрекал католиков, что они посмели собирать новые соборы, не будучи в единстве с православными? Дело в том, что православие признает именно церковью католичество, да даже и протестантство; и не чувствует само себя вправе собраться на вселенский собор за отсутствием единой церкви. На этом единственно и основано, что Восток после семи соборов не решался (именно после разделения церквей) собраться на восьмой, с наименованием и авторитетом «вселенского».

4) Перехожу к самому тяжкому обвинению — касательно брака и интимной его стороны. «Ну-с, позвольте на этом остановиться», — заканчивает г. Меньшиков характеристику свящ. А. У-ского, думая, что таких слов никто не мог сказать, кроме декадента и ницшеанца. Вот эти слова: «Признаю и исповедую, — говорит отец протоиерей, — что и в этот интимный момент с женою своею я так же должен мысленно, умом и сердцем, предстоять перед Богом, как предстою пред Ним, когда во время священнослужения нахожусь в храме, перед престолом алтаря Господня». Но достаточно было бы г. Меньшикову открыть 22-й стих главы 66-й пророка Исайи и прочесть слова: «Ибо как новое небо и новая земля, которые Я сотворю, всегда будут перед Лицем Моим, — говорит Господь, — так будет и семя ваше и имя ваше», — чтобы увидеть, что священник только переложил своими словами слова Бога, через пророка сказанные. Удар обвинения скользит мимо головы священника и падает... на пророка, Бога.

Дело в том, что в течение вот уже приблизительно 4-5 лет споров диалектика около инкриминируемого вопроса, идя извилистыми путями, вызывая недоумение за недоумением и посильное искание на них ответа (родник этих исканий — приостановка детоубийства и искоренение домов терпимости в европейской цивилизации, в христианском мире), давно заставила звучать в устах и печати формулы, мысли, дотоле непривычные, глубоко новые. Чтобы показать пример этого, напомню г. Меньшикову один вопрос, с которым в присутствии многочисленного собрания я обратился к епископу Иннокентию в одном из религиозно-философских собраний, конечно, извинившись за вопрос и указав, что я делаю его в целях анализа неясного положения вещей: «Если в венчании чистосердечно (об этом-то и был вопрос) благословляется чадородие и весь круг его моментов, то отчего исполнение благословленного не допускается или не может быть допущено в этом же храме, где оно благословлено»? И преосвященный Иннокентий без испуга и ужимок на разумно вытекший из хода спора вопрос отвечал разумно же и спокойно, при полном внимании спокойно слушавшей публики. Есть акушерство, наука. Неужели же мы станем за его манипуляции винить акушера в сладострастных касаниях!!! Est modus in rebus, in verbis, in sententiis [Есть мера в вещах, в словах, в мнениях (лат.)].

Но, наконец, вовсе не один А. У-ский принял мою точку зрения. Профессор канонического права в здешней Духовной академии, пылкий и жадно ищущий истины, иеромонах Михаил, читающий в Соляном городке лекции по волнующим общество религиозным вопросам, так выразился о браке.

«Свят ли брак? Да, свят и чист. Именно поэтому и больно видеть, что защитники будто бы церковной истины, точно отчаявшись будто бы показать внутреннюю святость брака, ссылаются на внешний факт освящения, как на первый и последний аргумент (курс. о. М-ла). Да, брак чист, но не потому только, что он освящен благословением церковным, а потому, что церковь и благословляет только то и помогает быть святым только тому, что может быть святым в самом существе своем; что без помощи церкви и благодати ее не свято «в факте», но в своей сущности, в возможности велико и свято» (его курсивы). Это — на стр. 553 статьи «Психология таинств», в «Миссион. Обозрении». И далее: «И поэтому-то брак — святыня, он — истина, в этом — оправдание его. Но кто-нибудь возразит нам: это подмена предмета доказательства, ибо вопрос идет о физической стороне брака, а вы говорите о чем-то другом. Нет, мы говорим именно о чем нужно. Я утверждаю прежде всего, что брак может быть свят и в физическом моменте и здесь он требует подвига благолепности» (стр. 568). Слова — почти буквально повторяющие А. У-ского. И о. Михаил так кончает: «Признать святость брака в физической его стороне, это, по-видимому, камень, лежащий «на падение многим».

В Москве читал публичные лекции о браке г. Струженцов (напечатана в «Богословск. Вестн.»). О. Михаил в Петербурге читал позднее его, и г. Струженцов, в последующей статье «Богословск. Вестн.», упрекнул его, зачем, во-первых, он, монах, взялся судить о подробностях брака, и зачем он их назвал «святыми», каковой термин необычен и непривычен в духовной литературе и не встречается у отцов церкви. Но он не добавил осторожно: «Невозможен, невероятен, неистин». Люди духовного образования в словах точны. А точное-то слово и не допускает сказать, что весь и во всех подробностях круг моих мыслей и терминов о браке невозможен с религиозной и с церковной точек зрения.

5) Сверх всего сказанного г. Меньшиков, не обвиняя прямо, сближает косвенно, через проводимые аналогии, параллели вообще всех сотрудников «Нов. Пути», в том числе и меня и свящ. А. У-ского, с каким-то существующим на Западе «культом сатаны», «черной мессой», «омерзительнейшим развратом», «философией Нитцше, который назвал себя сам антихристом». За себя скажу, что до сих пор, несмотря на множество переводов Нитцше, не прочел (по антипатии к слогу, к стилю) ни одного его сочинения; и знаю их лишь по изложениям, да и теми особенно не интересуюсь. Думаю, что не ближе меня к Нитцше стоит и от. А. У-ский. Но затем сделаю и общий ответ: да какое нам дело, что на Западе существует? И почему мы виновны в гадостях Парижа? Что за игра «в свои соседи», но только не шутливо и произвольно выбираемые, как в известной детской игре, а насильно навязываемые и совершенно серьезно.

Обвинение, что мы придерживаемся «культа Сатаны», основывается, между прочим, на двух картинах г. Врубеля: «Демон». Во-первых, Врубель в «Нов. Пути» не участвует, кажется, даже ни с кем и не знаком. А во-вторых, Господь с ним — пускай пишет, что хочет. Он будто бы «иконописец Сатаны»! Да почему?!! На той же выставке «Мира Искусств» выставлено, на одну картину «Демон», несколько прелестных эскизов Божией Матери и ангелов, в традиционном церковном освещении, в церковной концепции. Притом, как не обратил внимания г. Меньшиков, что и в церквах рисуют иногда страшный суд, и там — множество бесов. Неужели же наши церкви суть «храмы в галереи Сатаны»?! Да и почему г. Меньшиков не досказывает, что пели «акафисты Сатаны» и Пушкин, и Лермонтов, которые посвятили несколько стихотворений теме «демона». Просто, это есть художественная тема, живописная, а не религиозная.

Сотрудников «Нов. Пути» он обвиняет в поклонении «Духу зла», «Первому Падшему». Да ведь там именно г. Мережковский, в «Судьбе Гоголя», говорит, что демонического начала, как положительного и красивого, не существует вовсе, что все это — чичиковщина и хлестаковщина. Ну какой же «культ Хлестакову» или «черная месса, с омерзительным развратом, Чичикову»? После всех обвинений г. Меньшикова чувствуешь, право, себя невинно-чистым, как бы вымывшись в бане. У нас есть грехи, недостатки, слабости, но вовсе не те. «Назови мне своих друзей, и я скажу, кто ты». Я вынужден защищать группу писателей, ибо обвинен соединенно с ними.

Эти обвинения, к сожалению, распространились и в других органах печати. Сегодня кн. Мещерский написал ряд чудовищнейших обвинений против протоиерея А. У-ского, называя (хорошая пощада священнику!) его «сатаною в образе протоиерея» за мерзостнейшие слова о связуемости молитвы и полового общения. Между тем все это было напечатано в самом «Гражданине» за 1900 г., № 19, в виде «Письма в редакцию», с очевидным сочувствием редактора, т.е. кн. В.П. Мещерского*.

______________________

* Мы не находим удобным перепечатывать эту статью для наших читателей. Заметим только, что указание г. Розанова совершенно справедливо, и кн. Мещерский сам может в этом увериться, справившись в указанном нумере своей газеты. Ред.

______________________

Позднее все эти письма были мною собраны в книге «В мире неясного и нерешенного»! Таким образом, если позволительно сказать, что «Сатана говорит в образе протоиерея», то отчего же не добавить, что «сатана издает и редактирует в лице князя Мещерского»?

Впервые опубликовано: Новое время. 1903. 28 марта. № 9721.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.