В.В. Розанов
Парализованный закон

Не судите, да не судимы будете.
И. Христос

А если законом — оправдание, то Христос напрасно умер.
An. Павел

Едва была опубликована редакция нового закона о дозволении обоим разведенным супругам вступать в новый брак, с тем ограничением, что «виновная» сторона может осуществить это право не ранее, как по отбытии епитимьи от 7 до 2 лет, — как я стал получать письма то с тревогою в тоне, то с выражением более, чем неудовольствия, и с просьбами путем печати обратить внимание на суровость и открывающийся произвол в наложении такой епитимьи. Между письмами были и письма священников, т.е. лиц во всяком случае не заинтересованных, говоривших, что «разъяснение» касательно епитимьи сводит на «нет» новый закон. Признаюсь, было до последней степени тяжко браться за перо, чтобы «катить сизифов камень» вперед после того, как он все скатывается в прежнюю мертвую точку. Ведь всякому, например, ясно, что наименование «внебрачными» прежних «незаконнорожденных» детей еще оскорбительнее и для них, и для родителей их: ибо создается через эту дифамационную подстановку указание, что эти родители, составляющие (иногда) долгую, счастливую и безупречную семью, живут modo animalium, nec hominum [как животные, а не люди (лат.)]. Явно, что вообще в законодательстве о семье и детях, о трудностях и болезнях их положения, недостает основного доброго вдохновения: и через это всякий новый закон, с виду как будто вводящий некоторые улучшения, оставляет сокрыто все в прежнем положении.

Ведь если «разведенному по вине прелюбодеяния» супругу нужен новый брак, то как устроение новой семьи по почве уже возникшей, существующей, фактической любви. Очевидно: 1) семь лет ожидания погасят почти всякую любовь, просто состарив ожидающих; 2) семь лет бессемейной жизни, принудительно-холостой, расстроят и испортят самую способность, самый инстинкт к семейной жизни как определенному бытовому (житейскому) укладу. Это все равно, как если бы поезд, отрезав ноги путнику, обернувшись, просвистал насмешливо: «Беги! Беги!» Ты на свободе и остался жив!»... «Возьмите ваше право брака назад, — может сказать такой «разведенный», — ибо любимая мною девушка умерла», или «я сам так освоился с загородными певичками, что, ей-ей, жена и дети теперь уже будут для меня невыносимым бременем».

Во всяком случае общество и государство расстраиваются от этих «семи лет непременно холостой жизни». Ибо в сфере семейного вопроса кто не созидает, тот разрушает; кто не имеет своего гнезда, тот непременно живет паразитом около чужих семей, дочерей, жен, вдов. Аксиома и младенцам очевидная, и которую должны бы принять во внимание законодатели.

Семь лет «покаяния»... Нужно иметь несколько воображения и хоть слегка знать психологию, чтобы понять, что «покаяние» есть экстаз, есть просветление и мука души, вообще что-то бурно и быстро текущее, а не «душевное состояние в течение семи лет». «Семилетнего покаяния» не бывает, и никем оно не видано, как никто не видал семисаженного человека или тысячесуточного года. Подобных фактов ни в природе, ни в психологии не открыто. Очевидно, дело идет не о «покаянии», а о «формальности покаяния». Но таковой факт, с другой стороны, неизвестен вовсе нам, мирянам, имеющим нравственное отношение к раскаянию. Введите «семилетнее» раскаяние: перед каждой исповедью и причастием люди рассмеются, а исповедь фактически исчезнет. Никто не станет «каяться» в формах, неизвестных человеческой психологии. Очевидно, «семь лет» указуются в виде юридического возмездия: мотив суда («возмездие», «месть»), оставленный даже светскою властью и едва ли удобный в устах суда духовного. Мы все знаем покаяние, раскаяние, длящееся семь недель Великого поста, с усиленными молитвами (ежедневное хождение в церковь) в последней неделе, от понедельника до пятницы: в пятницу совершается перед священником самое раскаяние, в субботу виновный причащается Тела и Крови Христовой — и все кончено. Не иначе, очевидно, должно бы совершаться и «очищение от вины прелюбодеяния», по причине которого брак расторгнут, — но только с указанием специального предмета и молитв, и раскаяния, и «очищения» священником вины.

Итак, «семинедельная епитимья» есть единственная форма, известная человеческому духу и вместе самою церковью признанная и установленная для всяких степеней греха, если только предполагается в отношении их какое-нибудь душевное движение «виновного и кающегося». Но может быть, «вина прелюбодеяния», по причине коей брак расторгается, так же тяжелее всяческих грехов, на исповеди отпускаемых, как год длиннее недели, т.е. в 52 раза? Здесь нужен бы какой-нибудь документ, факт морального соизмерения. К счастью, он в библиотеке у меня есть. Это полууставом написанное практическое руководство для священников-исповедников XVI-XVII века (ведь церковь одна во всяком веке): «Чин исповедания инокам и инокиням». Рукопись эту я показывал некоторым из преподавателей здешней Духовной академии. Она изложена в катехизической форме вопросов священника и ответов кающегося. И среди «ответов» этих (заметьте, инока!) есть признания в таких «винах», для самого уразумения которых нужно обратиться к книгам по половой психопатологии. Волосы дыбом становятся! Нам, семейным людям, и в голову подобного не может прийти! И все прощается через 7 дней покаяния, ибо в «чине исповедания» после «вопросов» и «ответов» написана и формула отпускной молитвы.

Это важно, как документ; книга эта (рукопись) — обычная, для всей России написанная, как «учебник общепринятый», и присуждаемые к «семи годам раскаяния, с лишением юридического права брака», не могут же не удивиться, почему духовная консистория, члены которой, конечно, знают «Чин исповедания инокам и инокиням», разражается столь особенным духовным негодованием, в 52 раза сильнейшим обыкновенного, после рассказа «виновного» или свидетелей, что вот «тогда-то случилось то-то». «Бич меня в 52 раза больнее бьет, хотя я не особенных сил человек и специального обета воздержания не давал, чем он бьет героя духовного, с специальными обетами, хотя бы его прегрешение и было в 52 раза тяжелее моего». Это 52 х 52 несправедливости.

Да и вообще-то «вины супругов», при молодом их возрасте, при разнообразии окружающей волнующейся жизни, слишком простительны, легки, незначащи. Весь род человеческий в этом повинен. Может быть, и из членов духовных консисторий (ведь их много, очень много) когда-нибудь кто-нибудь «изменял» или видел «измену супруги»? Нет? не было? ни с одним и никогда?! Ну, верим, охотно верим. Но это по крайней мере бывало, и даже с праведниками; но, конечно, «бывало» не теперь, а в древности. Книга епископа Игнатия Брянчанинова: «Приношение современному монашеству», — также почти есть учебник в духовной нашей школе, и на стр. 55 ее мы читаем рассказ о том, как «епископ впал в грех с инокинею». Рассказ этот можно было бы озаглавить: «Призыв к скромности»; прекрасное картинное развитие слов Спасителя: «...кто из вас без греха, первый брось в нее камень».

«Епископ оставил кафедру и удалился в монастырь, где окончил жизнь в покаянии, принятие которого Бог засвидетельствовал дарованием покаявшемуся силы чудотворений. Такова наша немощь! Таково влияние на нас соблазнов! Они низвергли в пропасть падений и св. пророков (II кн. Царств, гл. 2), и св. епископов, и св. мучеников, и св. пустынножителей. Тем более мы, страстные и немощные, должны принимать все меры предосторожности...» И т.д.

Но не только «принимать меры», а в случае их неудачи тем более мы, «страстные и немощные», заслуживаем извинения, если ни старость, ни сан, ни тяжкая болезнь не предупредили «слабости» лица, о коем повествуется. И об епископе этом мы скажем уже читателям нашим словами Христа: «Кто из нас, братие, невинен, пусть первый бросит в его память упрек или улыбку». Нет, и мы, миряне, если заслуживаем какого-нибудь внимания к своим духовным нуждам, обратно не имеем никакого права препираться и перебраниваться с духовными вождями своими, с «отцами» нашими («отцы церкви»). Епископ Игнатий Брянчанинов сделанным рассказом вводит читателей своих, и в том числе пастырей будущих (семинаристы, академисты), в истинную и постоянную атмосферу христианства: в признание общей и взаимной всех виновности, а при таковом состоянии — в указанную Спасителем заповедь: «прощать не семь раз, но седьмижды семь». Но если развод есть дело церкви и отсвет учения ее, то все указанное должно быть ею отнесено сюда, применено здесь. Ибо, как она может научать Ивана, Петра, Марью «прощать седьмижды семь раз», если сама затрудняется простить один раз, два раза? Ведь так «судя» друг друга, мы все подняли бы руку один на другого: ибо разве есть человек без вины и другой — без обиды.

Добавим последнее замечание: может быть духовное начальство было связано правилами, применяемыми в древние века? Но ведь составляет аксиому канонического права тезис, что: 1) догматические определения церкви даны на все времена и для всех народов той же церкви, 2) напротив, правила церковной дисциплины (суда, наказания) имеют значение лишь примеров, а обязательной силы для времен и народов (той же церкви) не имеют. Ведь так по одному правилу VII Вселенского собора (Трульского) должно бы отлучать от церкви всякого, кто лечился у врача-«жидовина», между тем теперь в армию допущены евреи-врачи, и духовная власть не отлучает от церкви, даже не налагает какой-либо епитимьи на их пациентов. Так следует отнестись, свободно и вдохновенно, а не археологично, и к виновным в «прелюбодеянии» супругам. Ибо себя судить следует строго, а другого — легче: здесь же поступлено как раз наоборот, и это не может не видеть «Судия всяческих», «Последний Судия».

Впервые опубликовано: Новое время. 1904. 8 октября. № 10275.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.