В.В. Розанов
Посев и жатва на окраинах и в центре

Вопрос об алкогольной чахотке, в которую вгоняет коренное население финансовая система, построенная в 1/3 своей на винном налоге, так велик и так тревожен, что мы считаем своим долгом вернуться к нему еще раз и обратить сюда внимание всех русских людей, любящих свою родину. Те, кто строил так финансовую систему, подобны архитектору, который, чтобы достроить верхние этажи дома, берет кирпичи из его фундамента. Такой дом должен рухнуть. И само денежное хозяйство России, основанное не только на пьянстве, но и на расстройстве труда народного, неизбежно связанного с пьянством, должно в более или менее непродолжительном будущем подвергнуться ужасающему краху. "Урожай — лучший министр финансов в России"; но и обратно: дурной урожай хлебов дает такие же результаты, как самое дурное финансовое управление. Но хороший или дурной урожай зиждется не на одних дождях или засухе, но и на уменье бороться с ними и предупреждать последствия недостатка влаги; урожай зависит не от одного неба, а и от плуга, от посева, от посадки; он зависит не от почвы только, но и от способов земледелия. Способы же земледелия никак не могут подняться у пьяного и невежественного народа; и, таким образом, неурожай или недород хлебов чаще и чаще будет посещать страну, оставленную в темноте, без школ, и спаиваемую "казенкой". А если недород или неурожай грозит обратиться в хронический, то каково же станет очень скоро положение финансов? Явно, что построенные на алкоголе и слабости к нему народа финансы являются построенными более хитро, чем умно; и такая финансовая система явно равняется как бы хроническому управлению финансами самого плохого министра. Этот круг умозаключений невозможно разорвать; и что бы ни говорил в защиту винной монополии творец ее, гр. Витте, естественно слабый к своему детищу, — все русские, любящие свою родину, не перестанут думать о других мерах стягивания денежных сумм в казенный ящик и не перестанут ждать, как Светлого Христова Воскресения, того радостного дня, когда будет разорвано ужасное тожество между 1) богатством государственного казначейства и 2) алкогольною чахоткой населения.

Как уже сказано было у нас, восстановление подушной подати по 3 р. 50 к. с души дало бы казне ту сумму денег, какую она получает с винной монополии. Но чтобы эти самые 3 р. 50 к. передать казне через посредство винной монополии, русский человек должен выпить по крайней мере на десять рублей вина, т.е. вместо 3 р. 50 к. он выкладывает из кармана все равно "подушно" втрое большую сумму. А если принять во внимание прорехи в труде, в домоводстве, в заработке, связанные с этою уплатою денег через посредство винопития, то мы должны прийти к справедливой оценке народной потери уже не в десять, а в двадцать рублей "подушно" же. Таким образом, в той или иной форме, прямо или косвенно, народ лишается двадцати рублей, чтобы оставить казне 3 р. 50 коп.: совершенно ясно, до какой степени ему выгоднее прямо внести в казну 3 р. 50 к., нежели подвергаться манипуляциям винной монополии около своего кармана, здоровья и домашнего благоустройства. Сравнительная легкость для народа уплачивать через посредство винопития, легкость бытовая и, так сказать, душевная, основывается на том, что тут народ платит когда хочет, платит в веселую минуту выпивки, и платит такими маленькими суммами, какими только хочет. Разбил "мерзавчик" и — внес в казну копейку. Но все это рассчитано именно на нерассудительность, на легкомыслие народное: уплачивающий пьет и весел, но пропорционально этому тяжело его тоскующей жене, его недоедающим детям; да и ему самому будет удвоенно тяжело, когда он отрезвится. Поистине ужасающе, что финансовая система пользуется угаром человека, пользуется безумною его минутою, пользуется потемнением в нем рассудка и упадком воли, чтобы взять свой гривенник, пятак или четвертак. Винопитие — смерть народная, пусть и медленно идущая, вот как в чахотке. А винная монополия — это траурная колесница, движущаяся в народе!.. Да сгинет это зрелище, на которое, не обливаясь кровью, не может смотреть ни одно русское сердце!

Прямо или косвенно, мы все даем окраинам и все отнимаем у центра! Окраинам мы дали лучшие школы и, что особенно важно, многочисленнейшие школы, — все в видах "обрусения" и "примирения" и "примирения с русскою культурою". Но в таких или иных целях, это — второстепенно, а первенствующую роль играет то, что там школы есть, а в центре их недостает, что в Варшаве и Риге детям и ученикам не отказывают в приеме за "недостатком помещения", а внутри России не только в губерниях, но даже и в столицах "помещений" нет для всего контингента желающих поступить в школу! Это ли не безобразие, граничащее с полным варварством! Благодушие и недалекость русского общества вполне мирятся с этим фактом, даже не замечая его, как мирятся и с тем другим фактом, что юношество с окраин, учащееся в учебных заведениях нашего центра, все эти инородцы с юга и с запада, охотно подстрекают русских товарищей к усиленному занятию политикою, "протестом" и забастовочными феериями, — сами в то же время не оставляя учебных книжек, отлично учась, в том простом расчете, что сегодня — ученье, и завтра — хлеб, и что чем больше русские их "товарищи" будут предаваться в школе политике, тем меньше у них останется конкурентов на всех служебных и всех хлебных местах. Русские — разговоры разговаривают, "не верят в Бога" и обсуждают на все лады свое неверие, а поляки, евреи и армяне прибрали к рукам строительную часть, инженерную часть, железнодорожную часть в Империи, оставляя от сытной еды кое-какие кусочки русским "идеалистам" и товарищам на школьной скамье. Инородец в школе — всегда трудолюбивый муравей, а русский — всегда поющая стрекоза. Расчеты бывают в осень человеческой жизни, и в эту осень ой-ой как приходится тошно русским! Таким образом, удивительное легкомыслие общества у нас как-то гармонирует с "мудрыми мероприятиями" правительства и благодаря дружным усилиям того и другого окраины в холе зацвели, а центр естественно упал.

Треть денег, доставляемая винною монополиею казне, поступает исключительно или главным образом из центра: 17 миллионов мусульман не пьют, евреи очень мало пьют, поляки и немцы пьют гораздо меньше русских. Можно бы ожидать, что этот золотой дождь, падающий в казну из 36 коренных губерний, составляющих историческое и этнографическое ядро Русского государства, ответно оросит эти же 36 губерний благодетельными учреждениями, лучшими дорогами, всяческими видами помогающей деятельности правительства. Между тем не только школы лучше и многочисленнее на окраинах, но там лучше и дороги, там несравненно гуще железнодорожная сеть, там более развиты подъездные пути. С внутренней России собирают, а тратят на окраинах; великоросса остригают и из его шерсти делают шубу Варшаве, Вильне, Тифлису, Риге. Поневоле Россия зябнет, поневоле в России холодно, поневоле центр у нас "падает". Окраины при почве худшей, нежели в центре, однако, не испытывают "недородов". Это не без связи с распределением по стране винно-монопольного насоса, который накачивает водкою преимущественно внутреннюю Россию, не без связи с земледельческими училищами, с распределением подачи агрономической помощи и агрономического совета населению, что все развито и энергично действует на окраинах, а внутри России находится в бездеятельном, вялом положении.

России — водка, посты и грубый окрик станового и исправника, окраине — культурная школа, вежливое начальство, огромный доход от расквартирования войск, отнюдь не дерущихся с окраинцами, защищающих их, а не притесняющих их. Дайте эти условия внутрь России, и об "упадке" ее не будет больше речи. Поставьте окраины в то заброшенное захудалое положение, в каком находятся наши губернии на Волге, Оке, Каме, Дону, — и все увидят, способны ли они вынести долго то, что выносит многострадальная Русь, выносит столько лет и хоть гнется, но не ломится...

Впервые опубликовано: Новое Время. 1909. 10 сент. № 12032.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.