| ||
|
— Бедненький, до чего он страдает — Кто такой? — Да все Димитрий Сергеевич. — Какой Димитрий Сергеевич? — Да Мережковский. — Где же он страдает? — Ну, конечно, не в темнице, не в ссылке, не в больнице, не около голодных или искалеченных, не в глухой России или в Сицилии, а у себя на кушетке, в кабинете. Лицо мрачное, в глазах меланхолия. Уже сутки лежит, обдумывает, как бы лучше сказать свое "страдание", и на другой день утром пишет "страдальческую страницу", которую посылает в "Речь" или "Слово"... — О чем же он нынче страдает? — Разобрать нельзя. Я вам лучше прочту: "Лучше быть шутом гороховым, чем современным пророком. Лучше бить камни для мостовой, чем назваться учителем"... — Да, в самом деле сильно. Но слово нуждается в проверке: ну, чтобы г. Мережковскому в самом деле недельку-другую, среди рядовых каменщиков, провозиться с киркой и ломом на мостовой. А то он все лежит на кушетке, а потом выползет в Религиозно-философском собрании и пророчествует. В случае же не очень удачного пророчества пишет в газетах, что "лучше быть каменщиком, чем пророком". Это очень легко, но немного забавно и для обыкновенного глаза даже не совсем добросовестно. Что же, однако, он пишет дальше? — Ничего нельзя понять. Только ужасно мрачно. Цитата из Евангелия — и свое слово. Свое слово — и цитата из Евангелия. "Все пророки и закон прорекли до Иоанна. Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя". Этим он прямо начинает статью: "Пророчество и провокация" в "Слове". Если так мешать свои и чужие слова, да еще не отмечая кавычками, то выходит очень красиво: блеск цитаты из Евангелия падает на тусклое слово... Техника искусная, только как будто не для "пророка". Что же, однако, он пишет существенного? — Существенного ничего нет. Один тон. Но тон — ужасен: кроме цитат из Евангелия он еще прибегнул к полному смешению мыслей. — Как к "полному смешению мыслей"? — Для увеличения мрачности. Известно, что пророки "безумствовали", и, чтобы придать себе последний чекан "пророка", г. Мережковский говорит совершенную белиберду: "Если нет и не будет пророков, это не значит, что нет и не будет пророчества; наоборот: потому-то и нет пророков, что все обладают прозрением божественной истины, т.е. причастны духу пророческому. Никто не пророк, никто не учитель, потому что все учат и учатся. Нет великих и малых, потому что все равны. Это еще не исполнилось и, судя по всему, что сейчас происходит, исполнится не скоро. Но вот именно теперь, когда умолкли пророчества, заговорили и пророки; когда учения мало — учителей много". — Да, действительно: дважды два уже не четыре у современного пророка, и даже не раз, а дважды кряду. "Пророков нет потому — что пророчества много". Но ведь от кого же "пророчества", если не от пророков, которых в наличности "нет"?! И "все будет потом, и даже — не скоро", а между тем — все это происходит на наших глазах! Неужели это так и напечатано? — В "Слове", в воскресном нумере. Статья ужасно мрачная и называется "Пророчество и провокация". Г. Мережковский жалуется, что его кто-то "провоцирует". Невозможно сыграть роль Иисуса, если не указать на Иуду, — и Мережковский, по-видимому собирающийся играть в своем полуотечестве сию необычайную роль, заранее указывает на свою Голгофу. Хотя его нисколько не собираются распять, а только немного литературно посмеиваются над ним. Он пишет воображаемый диалог, предпослав и ему "безумную" белиберду, где не разобрать, кто "пророк" и кто "провокатор": "Нет более страшного удушия, чем то, в которое попадает пророк, теснимый толпою". По-видимому, это — о настоящем пророке? Тогда о ком же следующее: "Нет более злостной провокации, чем современное пророчество". О ком же: о настоящем пророке или о пророке-провокаторе идет речь в дальнейшем диалоге, который приспособляет к себе сотрудник "Слова", делая страдальческое лицо: " — Покажи знаменье, сотвори чудо. — Чудо могут видеть только верующие, — поверьте и увидите. — Чему же верить? Ты все говоришь, а не делаешь. Какие дела твои? Были у нас пророки, — те шли на смерть. А ты, что?" Не все читающие знают, что здесь говорится об ответе, выслушанном г. Мережковским от представителей левых партий. Он сам же их позвал в Религиозно-философское собрание и довольно наивно объявил, что хочет их "разделить", "разрезать на две половины, как рассекающий меч", — и одну половину, отторгнув от Маркса, привлечь к себе. Левые ему довольно грубо объявили, что они не пойдут за ним, ибо у него нет дел, а что идут они за теми, кто "умирал". Однако "чудес" от г. Мережковского марксисты не требовали, — это уж ему мерещится все из Евангелия, и потому мерещится, что снится ему сон, будто его "прегорькое житие" похоже на страдальчество Иисусово. Диалог свой с марксистами Мережковский сближает с прением иудеев со Христом: После вопроса "ты — что?" марксистов-иудеев Мережковский отвечает: " — Я пойду вместе с вами. — Ступай же вперед, а мы за тобою. — Пойдем, когда велит нам Бог. Но вы еще не знаете Бога. Я вам еще не сказал. Слушайте... — Слыхали, довольно. Соловья баснями не кормят. — О, род лживый и коварный (слова И. Христа, приведенные без кавычек и таким образом вставленные в свои уста Мережковским). — Нет, брат, шалишь. Зубы не заговаривай. — Трус! — Шарлатан! — Провокатор! — Бей!" "И если нового пророка (подлинного? провокатора?) не побивают камнями, как древних, то заплевывают, забрасывают гнилыми яблоками, тухлыми яйцами и сажают в сумасшедший дом". Ну, зачем так далеко. Оставляют на своей квартире, признают не очень удачным литератором и колко полемизируют с ним: на что "пророк" ужасно сердится. Вся эта евангельско-библейская бутафория действительно кажется забавною и несколько кощунственна, когда ее натягивает на себя, положим, идеалист, намеренный рассечь надвое марксистов. Марксисты никак не могут рассечься надвое от этой смеси евангельских текстов с довольно деланным "безумием", которому помогает природная бестолковость; а вот "пророку" очень легко разлететься на несколько кусков, стукаясь о стену марксизма, без всякого понимания его, без всякого вникания в него. Марксисты нисколько не собираются его "бить", и напрасно "пророк" спешит обвинить их в общности приемов с Союзом русского народа. Марксисты ему могут ответить: — Да что ты понимаешь в нас и в нашем учении? Зачем ты идешь к нам, не зная нас и не любопытствуя о нас. Учиться, так взаимно. Мы, пожалуй, возьмемся за Евангелие, за историю церкви, но уже и ты, будь добр, проштудируй всю нашу литературу, вникни в классовую борьбу, в экономическое положение масс, да немножко и поработай где-нибудь на фабрике. И вообще испытай на своей спине гнет экономических условий. А то ты обо всем судишь со своей кушетки. Рабочего вопроса "не надо", экономический матерьялизм "не интересен", а всем нужно ходить и слушать тебя на Религиозно-философских собраниях. Но нам некогда: у нас своя работа; как и ты ведь отказываешься серьезно изучить марксизм, ссылаясь на то, что тебе "некогда" за религиозно-философскою проповедью. Но за тобой нет голодных ртов, которые бы от тебя ожидали помощи, а за нами есть: и нам в самом деле некогда! "Пророку" останется только испариться, как пахучим духам в незаткнутом флаконе. Впервые опубликовано: Новое время. 1909. 5 янв. № 11788.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|