В.В. Розанов
<Предисловие к сборнику «Религия и культура»>

По мере того как год за годом и пятилетие за пятилетием ложатся на усталые веки человека, глаза его опускаются долу и начинают видеть иное и иначе, чем некогда, чем ранее. Укорачиваются горизонтальные созерцания, удлиняются вертикальные. «Политика», шумные «партии» — всё становится глуше для слуха, скрывается «за гору Аменти», как сказали бы египтяне. Вокруг видится семья — «земля, на которой я стою», священное «аз есмь» каждого из нас: то, что смиренно и безвидно несет около нас труд, заботу, любовь, несет на плечах своих безустанных «ковчег» бытия нашего, суеты нашей, часто — «пустого» нашего. Для каждого, в известную пору, становится близок и как-то вдруг понятен стих Лермонтова:

...последние мгновенья
Мелькают — близок час... Вот луч воображенья
Сверкнул в душе... пред ним шумит Дунай...
И родина цветет — свободной жизни край;
Он видит круг семьи, оставленной для брани,
Отца, простершего немеющие длани,
Зовущего к себе опору дряхлых дней...
Детей играющих — возлюбленных детей!
Все — ждут его...

В пору «горизонтальных созерцаний» мы склонны считать «отечеством» то и иное, широкое или далекое, и вообще, в сущности, нечто вовсе чуждое: пока, суживаясь во взоре, не открываем истинное свое отечество и, так сказать, «обитаемую империю», все «45 томов Codex'a» в невинных глазах детей, в супружеской верности жены и вообще не далее порога своего «дома». Отечество обширное и совершенно для каждого достаточное: остальные — всё больше призраки «отечества», фантомы несуществующих «Америк», которыми горизонтально играет глаз, частью их представляя себе, частью их создавая из себя. Святое «аз есмь»; «отечество» — вертикально уходящее «в землю», всходящее до неба; истинно неисповедимая «Вавилонская башня», которую, в сущности, каждый из нас строит, обычно — не достраивает, но в ее постройке выражает мысль свою и вечную человеческую: от земли и «я» восходить к Богу и вечности.

Ликует буйный Рим... торжественно гремит
Рукоплесканьями широкая арена -
А он... безмолвно он лежит,
Во прахе и крови скользят его колена.
..................................................................
Надменный временщик и льстец его, сенатор,
Венчают похвалой победу и позор...

Как это далеко только от Рима: поэт хотел выразить общую человеческую судьбу — в пору ошибок раба «горизонтальных» фикций. Так было в Риме, так будет всегда; и, убегая этой ошибочной судьбы, человек и ищет инстинктом нового «отечества», начинает «вавилонски» построяться и устрояться.

...Детей играющих — возлюбленных детей...
Все ждут его назад с добычею и славой;
Напрасно: жалкий раб, он пал, как зверь лесной.
Бесчувственной толпы минутною забавой...
«Прости — развратный Рим! — прости, о край родной»!

Тысячи людей как поздно об этом догадываются: лишь единицы удерживаются «на родине», и миллионы манятся «Римом».

Прости — развратный Рим...
— это нужно уметь сказать вовремя.

Итак, сборник этих интимных (по происхождению) статей я посвящаю малому храму бытия своего, тесной своей часовеньке: памяти усопших своих родителей — рабов Божьих Василия и Надежды, две могилки, и одна даже безвестная, даже без креста; памяти дочери, 9-месячной Надюши, — этой поставлен мраморный крест на Смоленском; праведной труженице, жене своей Варваре, урожденной Рудневой; и детям-младенцам, которые всему-то, всему меня научили именно в «религии», именно в «культуре», — Татьяне, Вере, Варваре, Василию.

...прости, о край родной!

В. Р.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.