| ||
|
Я прочитал статью г-жи Лухмановой под истерическим заглавием и совершенно истерического содержания: «Кто дал им право?». Статья кричит как кликуша: «Кто дал им право искать сердце (чье? где?), нащупать, где оно бьется, раскрыть его и плюнуть туда?..». «Кто звал быть нашими пророками Меньшиковых, Розановых, протоиерея У-ского, Мережковского и других? Зачем свои узкие взгляды, свои ничтожные личные мнения, свои плотско-пристрастные взгляды о чистой, святой вере вынесли они на базар печати?..». «Мы не хотим, чтобы разбивали нашу веру, пугали нас?..». «Скажите, что если человек изучил наизусть все священные книги, он остался язычником, если нет в его сердце просветленной веры. Скажите, что рыбари, а не ученые фарисеи покорили сердца людей. О, ради Бога, скажите им, чтобы они замолчали». Позвольте. Протираю глаза. Да почему же вы, г-жа Лухманова, воображаете, что я должен замолчать по вашему требованию, а не вы должны замолчать по моему требованию? Что за привилегия издавать запретительные крики? Точно г-жа Лухманова — директриса печатного пансиона, а писатели — пансионерки на полном ее иждивении и под ее присмотром? Крик никакого бы внимания не заслуживал, если бы он не был написан, так сказать, коллективным и безличным языком, если бы г-жа Лухманова не притворилась «простой рыбачкой», якобы говорящей от лица не то Петербурга, не то России даже: «Да, у нас, у средних людей, не сильная, но пламенная вера! Да, слаба в нас искра Божия, но она в нас есть и приходит минута — она приводит нас к алтарю, и мы, умиленные, молимся просто, без больших молитв, но молимся и устами, и сердцем, горячо и искренно, грешим и каемся, верим в прощение и любим Христа». Ох, уж эти, «грешащие и кающиеся», Магдалины ли, «рыбачки» ли. «Я -рыбачка, я погрешила вчера и сегодня каюсь: не мешайте мне, Мережковский и Розанов». Для покаяния есть свой угол, и зовется он исповедальней. а для философствования есть свои совершенно другие углы и называются они печатью, литературой. Нельзя же ради г-жи Лухмановой, «которой хочется покаяться», закрыть академии и университеты; да и очень громко она кается, на всю улицу, прямо останавливая движение народа и экипажей. «Мы — темные дети Божий, мы — простые люди», — продолжает она далее. И мы бы не обратили на ее истерику (деланную, конечно) ни малейшего внимания, не будь в ее статье этого гонора и претензии говорить от имени великих в скромности и простоте своей русских людей. Какое же вы «темное дитя Божие», г-жа Лухманова?! Да вы автор пре-соблазнительной, как рассказывают, пьесы, переведенной с французского и с шумом дававшейся в этот зимний сезон: «Ночь г-жи де-Монтесон». Говорят, в партере девицам платочками приходилось закрываться. А вы кричите: «Не надо нам ваших умных споров! Не надо нам вашего грызущего остроумия! Не надо нам ваших статей!» И проч. Ничего не надо. Хорошо. Но почему же надо «Ночь г-жи де-Монтесон»? Не понимаю. Во всяком случае, кроме этой «Ночи» и покаянных о ней слов, нужно же России что-нибудь более содержательное и более разнообразное. Она вопит против самых споров в печати и в обществе на религиозные темы. Они не в этот пост начались. Г-жа Лухманова совершенно забыла, что богословская и философская русская литература, имеющая свои традиции, идущие от Хомякова и Соловьёва, от Гоголя, Достоевского и Толстого, никак не может стушеваться перед переводными французскими пьесами. И если она в самом деле «изречений отцов церкви не помнит», как и «подробностей вселенских соборов», то что же, неужели же и всем другим по ее образцу надо все это забыть? Кроме «будьте просты, как голуби», есть еще и другое изречение Христа: «Будьте мудры, как змии». Мы ему и следуем. И в праве следовать. Церковь одинаково возрастала как в красоте и силе молитвы, так и в мудрости мысли, последовательной и всеобъемлющей. Истеричные вопли г-жи Лухмановой совершенно нелепы относительно всей истории церкви. Истерику умеют успокаивать и шаманы, а Церковь обнимает небо и землю, судьбу души и народов. Церковь не для г-жи Лухмановой и ее личных вкусов, а для народа русского и его духовных нужд, в которые входят и нужды умственные. «Сердце» могут успокаивать и пашковцы. Для «сердца» вообще есть много лекарств, даже не непременно религиозных. Послушать бы г-жу Лухманову, надо бы задернуть занавеской акты вселенских соборов и многотомные труды тех самых учителей Церкви, на лики которых, не умея их назвать по имени, она сама молится. Мне кажется, она не только не помнит «учителей Церкви и вселенских соборов», но она отчетливо и не знает, пашковка ли она, хлыстовка, православная, лютеранка, католичка. Ибо ее «грешим, каемся и верим в прощение Христа» могут повторить люди всех вероисповеданий христианских и всех христианских сект. В этом скомканном виде я не узнаю православия, которое есть не только молитва и храм, но и научение мудрым. Между тем эта петербургская шаманка кричит от его имени. В «Деяниях апостольских» рассказывается, как некая женщина, подняв среди верующих крик, воздвигла гонение на апостола Павла. Г-жа Лухманова, сама того не понимая, кричит против Церкви, ее величия и всеосмысленности. Впервые опубликовано: Новое время. 1903. 5 апреля. № 9729.
Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|