| ||
|
Многим представляется, что восстановление «патриаршества» будет только переменою имени, титула. Это было бы так, если бы «митрополит», положим, петербургский или московский был сколько-нибудь «всероссийским», как были «всероссийскими» митрополиты московские до учреждения патриаршества. Но в этом случае, как и во множестве других, мы имеем дело с тяжелыми результатами медленной разрушительной работы чиновничества. На самом деле теперешние митрополиты, как петербургский, так и московский, суть только епархиальные владыки Московской губ. и Петербургской губ., без малейшего расширения их авторитета сравнительно со всеми другими епархиальными архиереями. Только как члены Синода они имеют отношение к всероссийским делам, но уже здесь голос их коллегиален, да и, кроме того, ни одно решение Св. Синода не может, по закону, быть приведено в исполнение без подписи на деле «читал» обер-прокурора Св. Синода. Это «читал», по-видимому, так не оскорбительно, не стеснительно: кто же к этому может придраться, судить об угнетении церкви по этой неопределенной надписи? Но дело в том, что без могучего «читал» все останется недвижным и что всякое «дело» обер-прокурор «читает» последним, т.е. голоса всех членов Св. Синода, всех иерархов Русской церкви не значат ровно ничего без заключительного одобрения сановника, не столько введенного в Синод, сколько поставленного над Синодом. Да это всем и общеизвестно. В то время, как ни один из митрополитов не имеет ни малейшего оттенка «всероссийского» значения, «всероссийской» у себя власти, не только обер-прокурор и его товарищ, но и остальные крупные чиновники в Св. Синоде имеют значение, авторитет и власть, простирающиеся на отдельные отрасли церкви в целой России. Председатель училищного совета, ревизоры, им посылаемые, — все это распростирает свое влияние из Петербурга на Приволжье, Сибирь, Кавказ, Малороссию, Литву. Чиновники особых поручений при обер-прокуроре ездят в командировки и на ревизии во все губернии: и нужно знать, как их там принимают, с каким страхом перед ними склоняются епископы, архиепископы. Достаточно неблагоприятного «доклада» в Петербурге этого наехавшего или проезжего чиновника, чтобы «владыка» епархиальный, епископ или архиепископ, получил самые тяжелые неприятности «по службе», вплоть до рокового «увольнения на покой», т.е. отставки полной и беспенсионной, с сохранением лишь «мундира», т.е. монашеской рясы. В Св. Синоде в эти последние два года был возбужден вопрос о том, чтобы увольняемым «на покой» архиереям давалась хоть пенсия, как «за выслугу лет» она дается последнему чиновнику. Таковая пенсия не заставляла бы пугаться «увольнения на покой», как смерти, как гроба, местных епископов и архиепископов, и этим сделать их мужественнее хотя в борьбе с секретарями своих консисторий, — с чиновниками, зависящими от обер-прокурора Синода, а не от самого Синода и также не от епархиальных владык. Но с истинно чиновничьею скромностью на таковое предложение Св. Синода о пенсиях увольняемым архиереям было отвечено: «Ну, зачем монаху пенсия? Он же дает при пострижении обет бедности». Чиновнический элемент при Св. Синоде понял, что проект был поползновением к самостоятельности, и парализовал это робкое движение к свободе. Таким образом, Петр Великий уничтожил вовсе не одно патриаршество: он уничтожил также и митрополитство, как оно было до патриаршества, как слагалось в Киеве и в Москве. Московский митрополит был «всея Руси». После Петра остались одни губернские или «епархиальные» архиереи, над которыми, поделив сан патриарха, «расчленив его ризы», стал обширный штат автономного, ни от кого и ни от чего не зависящего, чиновничества. Ибо по некоторым причинам дела церковные, как не связанные с безопасностью и могуществом России, могли привлечь к себе лишь самую небольшую дозу внимания верховного правительства. В то время, как министры военный, иностранных дел, финансов, да и таких ведомств, как государственного имущества, были постоянно на виду и начеку, ими интересовались и их запрашивали другие ведомства, ими интересовалась печать и общество, и, словом, они были под некоторым экзаменом, в духовное ведомство никто не заглядывал, России ничего не грозило, что бы там ни делалось. И можно представить те дела, которые там развивались при такой исключительной темноте. Ведь страшные тюрьмы Соловок и Суздаля, до которых никакая реформа никогда не могла и дойти, ибо «гг. криминалистов» туда не пустили бы по специальности ведомства, тюрьмы эти возникли, увеличивались, в них Бог знает что делалось — и никто ничего достоверного о них не знал, пока не разболтали нечаянно натолкнувшиеся на них публицисты, да и разболтать они смогли лишь при изменившихся условиях печати. Расходование денежных сумм духовного ведомства также почему-то изъято из отчетности государственному контролю, как будто там имеются какие-нибудь «секретные назначения». Восстановление патриаршества будет, таким образом, не переменою титула, а восстановлением ну хотя бы митрополичьего авторитета в древних московских пределах, как оно существовало до патриаршества. Патриарх «всея Руси» прострет компетенцию свою на общерусские духовные дела; духовенство впервые получит в свое самостоятельное заведывание то, что можно было бы назвать «духовною политикою» или «программою России в духовных делах». Впервые опубликовано: Новое время. 1905. 27 марта. № 10438.
Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|