В.В. Розанов
Россия и папство

На главную

Произведения В.В. Розанова


Ю. Колемин. Римский духовный цезаризм перед лицом Соборной Православной церкви. Ответ православного христианина итальянскому августинцу Аврелию Пальмиери на его полемический труд "Theologia dogmatica orthodoxa (Ecclesiae graeco-russicae) ad lumen catholicae doctrinae examinata et discussa. Florentiae. 1911 г.". С.-Петербург. Издание И. Л. Тузова, 1912 г.

Католицизм бросает свои штурмы на Россию, и бросает их на нее так же, как на Индию, Китай, Японию, с этим же высокомерием к низменному умственному уровню покоряемых духовно стран, их населения, их жителей... Штурмы идут именно на Россию, а не на церковь нашу, которая могла бы им дать отпор и дала уже отпор (в лице Хомякова главным образом). Они обходят армию покоряемой или воображаемо покоряемой страны, прокрадываются в сельское население, пробираются к блуждающим женщинам, у которых много парусов и ни одного руля, вкрадываются к "гонимым", сектантам, торопливо и охапкой "одобряя" все их мнения и особенности, но без всякого серьезного внимания к этим особенностям, т.е. опять же без внимания к лицу и достоинству человеческому...

И везде католицизм идет, презирая тех, к кому идет.

И везде он тащит одинокую, слабую, отставшую, отделившуюся от стада овцу, которая блеет, — не зная, куда повернуть голову.

Тут он храбр, в потемках, в закуте, в нашептывании на ухо мужику или женщине.

И удивительно как труслив на площади, где при дневном свете идут в облачениях архиереи и иереи крестным ходом, и гремит октава протодиакона, и заливаются наши милые хоры, и народ без шапок истово крестится, и образа наших "Богородиц" в золоте и жемчуге, и славный, добрый православный звон (вслушайтесь в колокола, какие они у нас добрые)... И "хоругвеносцы", шатающиеся под тяжестью хоругвей, в их золотых бахромах...

Идет крестный ход... И около него брадатые ученые, тоже кое-что знающие и кое-что читывавшие, мурлыкают под нос:

— Добре! Добре! Ни у кого, как у нас!! Ни у кого вот этой славной доброй веры, веры дневной, веры ясной, веры без ночных колдований и околдовываний души человеческой, без тьмы и мрака, без ворожбы и чернокнижничества...

Тут все добро. Что тут не добро? Недостатки человеческие? Так они у всех! Недоделанность многого? Так ведь на то и история "в будущее", что Господь хочет вечного сотворения, на каждый год велит быть новому урожаю. Но решительно, решительно во всем православии, ни в едином самом неосвещенном уголке его, ни у единого самого худого попа его, нет ни одной заранее решенной лжи перед людьми, перед толпою, миром, и нет же ни единого тоже заранее решенного худого замысла против этого мира людей. Фактических ошибок и фактических грехов — сколько угодно! Принципиального, "по сознанию" — ни одного!

И вот отчего так громки голоса в крестном ходе. И большие ноги в больших сапожищах твердо ступают по грязи и по камням. И все глаза ясны, а голоса все чисты.

Чистая совесть!

Спокойная душа!

Высшее счастье человека на земле, — оно дано, оно есть в православии; в этой воистине "детской вере", о которой Спаситель сказал, поставив дитя среди премудрых книжников и фарисеев:

"Истинно, истинно говорю вам: если не умалитесь и не станете, как это дитя, не внидите в Царство Небесное".

Вот отчего можно всю жизнь "немножко воевать с православием", ворчать всю жизнь около него, казалось бы, на все в нем сердиться и раздражаться, а как "возьмет за ребро", т.е. если кто скажет: "Ну, так переходи же в другую веру", то при таком зове для понимающего почувствуется такой ужас, с каким не сравнится ни казнь и никакое личное несчастье. Человек при "переходе из православия" (я говорю об умных и глубоких душах, не о "балаболках") почувствует, что он впадает во что-то неизмеримо горшее всякого личного бедствия, выйдя из мирового, и притом единственного, оставшегося на земле, света и вступив или, вернее, "оступившись" в мировую бездну, провал, гибель и ужас. "Где есть плач и скрежет зубовный и неугасимый огонь".

Да что толковать, дело ясно.

"Ад" Данте — высшая поэма католичества.

"Потерянный рай" Мильтона — высшая поэзия протестантства.

"Выше" не было; да ни у кого и не брежжится в уме, чтобы когда-нибудь, хоть через тысячи лет, католичество сказалось возвышеннее, глубже, всеобъемлюще, чем в "Аде".

И протестантство — чем в "Потерянном рае".

Но "скрежет зубовный" — и здесь и там! Великий плач души! Несчастье!! Обе поэмы говорят о каком-то страшном несчастии, именно о "провале", "ужасе" и "темноте".Что такое??!

Православному это даже непостижимо!

Под "Богородицами"-то? Около Иверской и Почаевской? За широкими спинами наших иереев и архиереев?!

"У нас ничего не провалилось".

Что у нас "ничего не провалилось" — это такое же "дважды два" в душе русского, такой же "дневной свет" перед его глазами, такой же "свет совести" у человека попивающего, но не изменившего жене, не обокравшего отца, не предавшего своего товарища, как... у католиков и протестантов налично присутствие, что, при полной трезвенности и даже вегетарианском столе, они как-то странно и непостижимо изменили "всему дому", "поругали честь дома", не то "сестру выдали за богатого старика", не то "подделали духовное завещание батюшки", не то занимаются и практикуют "тайное вытравление плода"... Мы говорим примерами, аналогиями. Что-то худое и страшное, чему нет имени, чего существа нельзя уловить, что везде и нигде, — случилось в западных исповеданиях; что носится в них как запад и дух, хотя и не имеет для себя уличающего документа.

"Документ" — в поэмах, в поэзии! Вот что не обманывает, что не умеет лукавить. Именно потому, что поэзия — это есть правда!

И "правда" — потерянная невинность у протестантов (Мильтон).

Ад и "скрежет зубовный" у католиков! (Данте)

* * *

Оттого у нас "смазные сапоги хорошо скрипят" и ничьих душ в тиши и ночи мы не стараемся "выкрасть". "Мы дети честных родителей и воровскими делами не занимаемся", — вот наш ответ на самый тон католической и разной баптистической пропаганды, всегда с запахом какого-то поразительного пройдошества, прямо неприличного в порядочном дому.

"Порядочные люди" и "дети хороших родителей" прямо такими делами не занимаются. Украл ли хоть одно японское дитя епископ Николай? Он весь прям, он весь — дневной. Ну, а католики в Москве и Петербурге, около старообрядцев и с вывеской над моленной иезуитского ксендза: "Православно-кафолический храм"?

Господа, вы покорили весь мир, но у вас крапленые карты.

Милые друзья, у вас Гумбольдт и Либих, но вы как-то ужасно нехорошо выдали сестру замуж, и, сказывают, бедная удавилась. Говорю аналогиями.

А у нас колокола звонят, что сестра наша в добром замужестве, что родителей мы почитаем, за ученьем детей строго досматриваем, живем "на свои средствия" и домик у нас ладненький, ну, хоть и не без "историй" в этом дому, когда или хозяин "не в разуме", или детишки "завели какую-то кутерьму".

Господа католики и протестанты, — идите в честный бой! Не смейте у нас шастать по далеким заборам, по задним дворам, ходить "с черного хода"... Прямой вам ход на парадное крылечко, снимите галоши в передней, входите в зал и раскладывайте ваши книги: перед вами Хомяков, Гиляров-Платонов, Константин Аксаков, двое Киреевских. Вот, пожалуйста, опрокиньте их, эту нашу защиту и крепость, и уж тогда можете проходить и дальше и захватывать в невод хоть всю челядь, и "женщин", и детей, и староверов, и белорусов... Пока же вами этого не сделано, все плоды вашего прозелитизма не могут быть рассматриваемы на Востоке иначе, как кража человеческих душ и отнюдь никакая не победа. А крадут от бессилия; крадут от неправды: и самый способ ваших успехов говорит о каком-то извечном вашем поражении, безнадежном в собственных ваших сердцах.

* * *

Смелым языком написанная, книга г. Ю. Колемина* против Пальмьери оттого именно и смела, и открыта, что автор — энтузиаст Хомякова, а нам приходилось неоднократно наблюдать, что всякий, вошедший в мышление Хомякова и дополнительно Гилярова-Платонова, становится навсегда неуязвимым для какой бы то ни было полемики католической или протестантской... "В мыслях папистов, — пишет автор на стр. 276, — царствует бедственная немощь, они не способны понимать ни что такое церковь, ни что такое вера, ни что такое человеческая совесть, ни что такое церковное пастырство, ни что такое церковная администрация". И такой тон чего-то верхнего, какого-то высшего яруса мышления, господствует во всей его смелой книге, направленной против первого теперь ученого авторитета в католической церкви, который с благословения папы еще Льва XIII предпринял обширный труд — изложение православной догматики "сквозь наш (католический) свет", коего пока появился первый Том, плод десятилетней работы. И когда вдумываешься в этот укор Колемина, не находишь его ни резким, ни слишком расширенным. Действительно (и это первый Хомяков разъяснил) католики утратили самый нюх, самое осязание всех решительно составных элементов церкви и религии вообще, впавши давно в извращение (по одному указанию автора — еще в V веке!) самого духа и самой сути христианства. Ну, вот немного, ну, кое-что:

______________________

* Автор книжки, написанной на испанском языке и изданной в Мадриде: "Luz dе Oriente. Khomiakoff". Madrid, 1912, — чиновник министерства иностранных дел, служивший 11 лет в Мадриде при русском посольстве.

______________________

1) Христос есть единый и вечный и никем не заместимый Глава церкви; это учит Восток.

Нет, глава церкви есть папа, избираемый конклавом кардиналов, — в коем желания австрийской дипломатии до известного предела и в точно оговоренных нормах имеют велящее или запрещающее значение. Таково мнение католиков, не одного, а всех!!

Для русского просто дико колебаться в выборе мнения, т.е. которое, наше или католическое, истиннее!

Термин vicarius Christi, "викарий Христа" (на земле), появляется уже с V века в римских писаниях, формулах, претензиях и с V века до ватиканского собора, объявившего папу "непогрешимым" "ex cathedra" [с кафедры, с амвона (лат.)] возрастает неодолимо, все охватывая, все себе подчиняя.

Для нас это просто дико, и дико без всяких рассуждений, — спор папы с Христом, претензия его сесть на престол Христов! Папою (в X веке) была даже баба! Папами бывали даже атеисты, притом об атеизме своем заявлявшие ("Мы надеемся достаточно насладиться нашим понтификатом", — возгласил один избранный папа, снимая кардинальскую шляпу и надевая папскую тиару)... Папами были прелюбодеи (Борджиа)... Папами бывали убийцы (отравления врагов)... Пап бывало одновременно по нескольку, и притом все наличные взаимно проклинали друг друга и отлучали от церкви... Таковы факты истории. Между тем "непогрешимость", провозглашенная на наших глазах, имеет смысл вовсе не "на будущие времена", т.е. не тот смысл, что после "нашего определения и впредь папы будут непогрешимы"; всякий новый догмат предполагается скрыто уже лежавшим в прежних догматах и теперь лишь "выясняемым", и потому вовсе не "папы" только будущие нарекаются "непогрешимыми", а нарекается "непогрешимым" само папство, самая эта должность и сан, "вот тут у нас, в Риме"; и, конечно, объявлены "непогрешимыми" все папы от апостола Петра (лже-предположенного первого епископа в Риме) до Пия IX!!

"Непогрешимость" и явный, доказанный, очевидный "грех"!!! Это возмущает не только престарелого богослова, но и самого зеленого нигилиста. Просто это — вне совести и здравого смысла!

Продолжим дальше сравнивания.

2) Пасение пастырями овец, иерархами душ человеческих, должно покоиться на любви, опираться на любовь, быть проникнутым любовью. Этому учит Восток.

— Нет: должно покоиться на авторитете, учат католики, и должно со стороны пасомых выражаться в немом повиновении, в слепой покорности, в нерассуждающем исполнении приказанного!

Опять для русского нет колебания, что избрать, где истина.

3) Религия — от души, из души, для души. Душевность веры — все в ней. "Душевность", — т.е. целый собранный мир человека, без разделения его на разум и сердце, на совесть и рассуждение. "Как говорит душа", "что велит душа": вот закон, метод, путь, посох; вот и порох, и компас в вере.

— Нет, говорят католики: "решение" всякого вопроса есть "умозаключение" о нем: и в вере, как и в ведении, последняя инстанция и высший судия есть Разум.

Для русского опять это дико: и дико не после долгих рассуждений, а сейчас! прямо! "по усмотрению"!

4) "Где же истина на земле? церковная истина?"

Католики отвечают: — "У кардинала, провозглашенного конклавом и одобренного австрийским министром иностранных дел в "папы".

Русские просто отвечают на это добрым смехом и говорят формулу, неизмеримо более сложную и мудрую:

— Истина, как ее сейчас сказать бы словом, не ясна еще, не ощутима; ее нельзя взять рукой, указать пальцем, выговорить по-русски, по-болгарски, по-гречески, по-римски и немецки. Все это "выговариваемое" — приблизительно и неполно. Но истина есть, и ею живет человечество, без нее бы сгибло. Где же она? Везде и нигде, рассеяна в самой жизни, оставаясь в ней неуловимою, как неуловима и неопределима сама жизнь. К истине "прилежит" всякий человек, — папа больше мирянина, но и мирянин, однако, тоже "прилежит", а иной папа вовсе не "прилежит"... Все — не по форме, все — по существу. Вот эта "сама жизнь" и содержит полную истину, и ею светится, ею кормится, ею напояется и поддерживается... А папы, епископы, иерархи, суть только "свидетели истины"; в церковной жизни и верующем народе они суть "свидетели веры", ее зрители и выговариватели, с ролью пассивной, с обязанностью к осторожности.

Иерарху — первое мнение, первый голос: но только — пока он не "отступает". Иерархи на Флорентийском соборе "отступили": но не повлекли вслед себе истины, а истина сейчас же сбросила их с иерархического престола.

"Человек — все", — учение папистов. "Человек, у которого все, — и есть "папа", с одобрения австрийской дипломатии".

одного Бога — все: а мы, люди, и папа, и все, — несовершенны, грешны, слабы. Вся наша сила — в смирении, правда — в признании, что все — кривы. И в вытекающей отсюда личной потребности для каждого — быть осторожным, несколько нерешительным, не рваться вперед, не порываться выше всех".

"Осторожнее, осторожнее!" — кричат русские, кричит все православие!

"Вперед! Вперед! Ведущий — все знает!! Он — папа! Он уже одобрен министром иностранных дел в Вене"*.

______________________

* По правилу конклава — папою не может быть избрано лицо, о котором со стороны апостолического престола (Австрия) было предварительно заявлено определенное неодобрение. Это — "привилегия в католической церкви", данная за вековые перед папством услуги австрийскому государю, т.е. вообще — австрийскому правительству.

______________________

* * *

Вот положение, и спор, и колебание, взглянув на которое скажешь с г. Колеминым: "У папистов — все темно".

Колемин так и ведет полемику в этом духе, что католицизм есть некоторая анти-вера, что самое представление о "церкви" в Риме уже очень рано Утратилось и что на месте светской империи Августов, Траянов и Антонинов там возникла духовная империя, со всеми качествами и дерзновениями языческой империи, но поставя над собою крест, начав ссылаться не на Corpus juris civilis, а на Евангелие и перерядив римских преторов и легатов в священническое облачение... Но духа всего этого не изменив!! И вышел "папа" — задрапированный император, с его "авторитетом", "всемирностью" и проч. и проч.; с его аппетитом "округлить земельки" (Папской области), насажать всюду "своих людей" и родственников (непотизм, — история семьи Борджиев), побольше увеличить фиск, выдумать еще "обложение" народов, какую-нибудь еще 11-ю "лепту вдовицы" и 2-й "динарий Петра", хорошо принять послов, пышно отправить своих послов и, главное, главное! (суть императорства) не допустить где-нибудь на земле 2-й духовной империи, задушить всякого претендента, всякого соперника и расти все во власть, власть, власть!!!

— "Власти!!!"

А где же Христос, униженный, поруганный, распятый? Оглядывается мир:

— Нет Христа!

Ужас проходит по миру: "Как нет Христа?"

— Есть vicarius Christi... "вице-Христос!!".

"С нами крестная сила", — крестится православный мир, напуганный и трясясь, как в лихорадке. Да ведь Христос пришел именно унизить всякую земную власть, всякую земную претензию... Всякую человеческую гордость он смирил... И, напр., в России, Царь прямо "боится Бога", и даже счастлив "бояться Бога", ставит в гордость себе "бояться Бога..."

Все "боятся Бога...".

Да. Но вот папа, очевидно, не боится Бога...

Не "боится ли?" Неужели??!!

Действительно не боится: и в этом — все догматы, весь дух, вся суть католичества.

Человек "не боящийся Бога", которому бояться Его запрещено, и в этом суть его сана: и он — распорядитель всего миропорядка, "до религии относящегося"...

Вице-Бог...

А в сущности — император.

Император, "как Бог на Земле"...

Императорствующий в таинствах...

Императорски "прощающий грехи"...

Императорски "благословляющий на войну"...

Императорски "овладевший ключом Петра"; и отныне впускающий со штампом своей "империи" в Царство Небесное, ко Христу и Богу...

— Если не "император" и его "да", — к Богу не пройдешь: вера всего католического мира.

"Император" причащает... "Император" исповедует...

"Император" служит обедни... Ходит в крестном ходе: нет, его несут в крестном ходе! Как икону, и больше даже всякой иконы!

Мир склоняется! Короли склоняются! Короли бывали изгнаны из царств за сопротивление этому императору...

Калигула? Гелиогобал? Что за процессия? Что за безумие?

— Нет, — папа! История же их есть и "История Церкви".

Как церкви??!! Христовой? "Изгнанных правды ради", "нищих", "миротворцев"...

Нет. Параллельной "Христовой Церкви"...

Это — церковь славных...

Это — церковь богатых...

Это — церковь сильных...

Властвующих...

Гремящих...

— Которых ведет всех Христос?

— Вице-Христос, vicarius Christi, с V века.

Как же? А обиженные? Униженные? "Изгнанные правды ради" и в тысячный раз драгоценные — "миротворцы"? Кто же с ними?

— Никого.

Никого у всего бедного, скорбного, болящего, отвергнутого.

— Никого. Это безрелигиозное царство. Это одна эмпирия. Факт без головы. История без смысла. Просто это экономические рабы богатого и славимого царства, которые живут, и умрут, и еще народят деток, и детки тоже умрут, т.е. сперва поработают на "царство Христово" или "вице-Христово" и умрут или издохнут... Все равно... Бессловесные, и о них нет слова.

О, какая темь! О, какое отчаяние! Так вот откуда "Ад" Данте, и "Потерянный рай" Мильтона, и циничный яростный бунт отброшенных рабов, сбрасываемых в могилу рабов, некрещеных и безблагодатных, каковое восстание и бунт именуется — "революциею" и рядом "революция"... Теперь-то все изъяснилось, когда мы видим, что на месте "Царства Христова" стало царство... вице-Христово...

Да уж не имеем ли мы "вице-религию"?..

Она! Она!

* * *

И вот отчего весело скрипят сапоги на Востоке. Весело звенят наши колокола. Пушкин пел прозрачные песни...

Весело на Руси.

Церкви наши раскрашены. Как Христово яичко раскрашивает и разрисовывает мальчик деревенский.

У нас "Царь боится Бога"...

И иерархи церковные "боятся Бога"; а чтобы "еще меньше о себе думали" — дан им обер-прокурор. Если он даже и "римский воин", то ведь и Христа вел и сторожил "римский воин". Уж назвался "груздем" — полезай "в кузов". В Христовой "иерархии" славы и не полагается, не будет. "Все всех меньше", и "все всех боятся"...

Что делать. Мальчик с Христовым яичком поднимает голову, крестится и говорит пугливо: "Как бы Боженька не убил".

И все этого боятся. И пока этого боятся и сидят один смирнее другого, у нас "церковь Христова", а не вице-Христова.

Скудно снаружи, а на душе весело. Но ведь Христос и основал церковь скудных, церковь для "скудных"... Так и поживаем. И наше "кой-какое царство веры" зато никогда не рассыплется...


Впервые опубликовано: Новое время. 1913. 7 марта. № 13285.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.



На главную

Произведения В.В. Розанова

Монастыри и храмы Северо-запада