| ||
|
Нигде во всем свете не встречается Светлый День Христова Воскресения так просто и от души, как у русских: весь народ, стар и млад, спешит к заутрене, в 12 часов ночи, и наполняет древние храмы, где молились и отцы и деды наши, ликующими сонмами... Удивительно сложение этой службы. Вот минута борьбы между смертью и воскресением, отчаянием и надеждою, мраком и светом: куда-то выносят плащаницу и хоругви, уходят с нею, — и оставшиеся в храме люди точно остаются "без Бога", в каком-то пустом месте, ненужные себе и никому... Радостнее те, кто ушел с плащаницею и теперь идет за нею вокруг храма, в некотором внешнем и темном месте, но с зажженными свечами и светильниками. Немногие минуты службы символизируют собою века. Остающиеся в храме люди символизируют собою грешное, страдавшее и умиравшее язычество, тоскующее по "Боге, который воскреснет"... Минуты прошли, — и у входа в храм какая-то борьба. Слышны голоса оттуда и отсюда; поют, возглашают... Что-то рвется сюда, что-то не пускает отсюда. "Воскресший Господь наш" входит в мир: но мир, холодный и озлобленный, унылый и грешный, не понимает этого, не понимает величайшей религиозной тайны, что есть жизнь, и именно — Вечная Жизнь, а смерти — вовсе нет, а только есть пугающие ее тени и призраки и угрозы. И вот разверзаются двери: с шумом весны, как бы взламывая зимний лед, — входит ликующая толпа и под сводом храма раздается первое в году: "Христос Воскресе"... — Христос Воскресе, — говорит священник. — Воистину Воскресе, — возглашает народ. — Христос Воскресе! Христос Воскресе! Христос Воскресе! — повторяет он раз за разом, непрерывно, проходя через расступающуюся народную толпу... И она, весело расступаясь и весело смотря в глаза "своему батюшке", отвечает ему радостно, всей грудью: "Воистину Воскресе! Воистину Воскресе! Воистину Воскресе!" За весь год — это самая радостная минута для священника: ведь он точно переживает вершину служения своего и весь полон тем, что принес людям. Так все осязательно, так выпукло, так убедительно: самый бедный священник, "и не знакомый ни с кем", сидящий дома со своей "матушкой" и детьми, в эту единственную минуту сознает единственное служение свое на земле. Он, этот бедный и не знакомый никому с внешних и мирских оценок человек, вносит в толпу народную, несет не одному кому-нибудь, а всем людям, — такой гостинец, такую радость, которая лично каждого из нас обогащает и радует, как не может обрадовать человека ни богач, ни вельможа, ни царь, ни мудрец, ни поэт. Он говорит нам твердо и властно, что мы не умрем никогда, "понеже веруем в Христа", а только переживем образ и призрак смерти; и что родители наши, дети наши, братья, сестры, у вдов — мужья и у вдовцов — жены, не умерли, а продолжают жить, в свете и радости неизреченной. Кто не верует — пусть не верует: тот и не поймет ничего в этом, тот не поймет самого праздника Светлого Христова Воскресения, — и только внешним образом, в пище и питии, переживет ему непонятную "пасхальную неделю". Тайна эта постижима только верующим: и тайну эту сохранил в веках и вынес народу и ежегодно выносит — один священник. Он и никто. От этого, кто чуток — заметит, у священников в пасхальную ночь бывает особенное выражение лица и особый торжествующий и победный, необыкновенно твердый голос. Не как в другие праздники, не как даже в Рождество Христово. Там — факт, здесь — тайна; там — история, здесь — мистерия. "Христово Воскресение" есть не религия в теле своем, в обстановке и цепи исторических событий, нет: это есть самая душа религии, сказанная человеку тайна о нем самом, о всякой душе человеческой, какой ни из каких исторических обстоятельств он не вывел бы и не извлек. И опять кто чуток — заметит особое отношение молящихся к священнику: священник — победитель, а молящиеся точно цепляются за белые ризы его. В пасхальную заутреню проходит совершенно особенная, не замечающаяся в другие праздники, в том числе и в Рождество Христово, — связь паствы с пастырем; связь — страшной зависимости молящихся от священника, без которого "они бы пропали". Связь какого-то бессилия одних и страшной силы другого. "Ты наш начальник веры, — как бы говорят слабые сильному, — и мы тебе повинуемся в вере и пугаемся не повиноваться". Да: кто переживает Пасху и Страстную седьмицу душою, а не телом одним, знает страх в седьмицу и радость в Воскресение. Священник как бы изводит всех от испуга, — и миряне радостно бегут за ним, потому что куда же деваться? "Куда же бы мы все пошли без Пасхи"... * * * И вот не день, а семь дней весело, "по-нашему" звонят колокола во всех церквах, а народ наполняет улицы, и все, знакомые и незнакомые, целуются... Во исполнение церковного слова: "Да друг друга обымем". Уличное лобзание, когда, в сущности, целуется вся страна, "не разбирая, с кем", есть драгоценная черта нашего быта, и надо бережно сберегать этот утвердившийся обычай. "Все ссоры — до Пасхи", — как бы говорим мы, говорит целый народ в обычае этом. Конечно, "после Пасхи — опять поссоримся", но опять — тоже до Пасхи. Ссора есть часть смерти души: а Пасха говорит, что смерти — нет, и в связи с этим мы пасхальным целованием "кладем крест" и изничтоживаем свары, заведования и всякую душевную печаль. Отсюда и вообще всем смыслом своим Пасха возрождает в нас силы. Она есть прибыль сил, — и народу земледельческому, крестьянскому, это так необходимо для лета и для весны, когда начинается его земледельческая работа. Может быть, от этого, от господствующего крестьянского сложения русского народа, именно в России Пасха и празднуется как нигде. "Воскресение Христово" чувствуется глубже и ярче в близости к земле и к самому благословенному человеческому труду — земледелию. Скоро воскреснут травки; воскресли уже воды, реки, ручьи, озера. Но в сердцевине всего этого воскресла душа человеческая. "Христос Воскресе!" — для человека и для всего мира. И нет смерти, холода и зимы. Нет окоченения — природы и человека. "Всякий грех — до Пасхи": и бежит в нас обновленная кровь, в которую вошло частицею Тело и Кровь Спасителя, по прекрасному обычаю всех русских непременно "поговеть перед Пасхой", исповедовать грехи священнику и принять Святое Причащение. "Христос Воскресе", наши добрые читатели! Ликуйте и веселитесь, как вся природа и весь православный люд. Уныние — вчера. Сегодня — только радость. Впервые опубликовано: Новое Время. 1914. 6 апр. № 13674.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|