| ||
|
Механизм войны совершается армиею; но воюет вся страна и целый народ — помощью, средствами, жертвами, участием, волнением, страхом, заботою. Во время войны вся страна здоровеет духом: по ней проходят сильные волнения, неизвестные в мирное время, истребляя все мелочное, вздорное и гнилое; проходят и объединяют прекраснейшим объединением. В эти-то минуты, что трудно и непосильно в обыкновенное время, делается легко и даже радостно. Это — великие воспитательные минуты. За время войны мы, можно сказать, набираемся морального кислорода на целые годы и даже десятилетия и расходуем его потом в делах мира. Уже сейчас видно, как гроза на Востоке совершила какой-то перелом в русском сознании, в русском самоощущении, в русской самооценке. Несомненно, что "до войны" и "после войны" — так историками разделится со временем тот небольшой период времени, который она именует "царствованием", и ведет счисление истории и ее рассказ по этим "царствованиям". Нужно как можно лучше воспользоваться этими минутами. Это значит, каждый из нас должен провести их свято и трезво, неусыпно и единясь с родиною. Вся кровь народная прихлынула к заболевшему месту России: все думы, всякая мысль несется теперь к войне, к воину, к обозу, к артиллерии, к судам, к борьбе со стужею, с оружием, с возможною недостачей пищи, с болезнью и ранами. Д-р А.А. Корнилов, в статье: "Наша помощь больным и раненым" ("Моск. Вед.", № 47), высказал мысль, которая достойна жить и заслуживает разработки подлежащими сферами. Именно, он предлагает мирным обитателям городов, местечек, особенно дач (лето ведь вот-вот на носу), конечно, кому и где и насколько удобно, принять к себе (в семью) одного, двух, трех больных и выздоравливающих солдат или офицеров, раненых легкими ранами, вообще таких, которые нуждаются не столько в энергии лечения, сколько во внимательности ухода, а иногда даже просто в чистом деревенском воздухе (выздоравливающие). Конечно, такой прием к себе больного будет не обременителен только для человека с свободными средствами и поместительным жилищем; но не забудем, что от Харбина и до Иркутска, Томска, Уфы, Саратова, Самары, Казани, Нижнего, Москвы -чрезвычайно много именно таких зажиточных семей, где есть и свободные руки для ухода, и лишняя комната, и лишний десяток рублей. Средства доктора (г. А. Корнилов — приват-доцент) невелики, но он лично и за себя предлагает Красному Кресту "поместить у себя в семье и взять на свое попечение или трех трудно больных или раненых солдат, или двух трудно больных или раненых офицеров на все время продолжения войны". Нужно заметить, что для больших организаций, как государственная или как организация Красного Креста, будет уже то чрезвычайно выгодным, в смысле утилизации сил, что самая забота их не рассеется на тысячах и десятках тысяч больных, а соберется на половинном или третном их количестве. Относительно прочих будет уверенность, что за ними смотрит зоркий глаз, хоть и не свой, а только "занумерованный". Ибо все же Красному Кресту или государству должен будет принадлежать некоторый контроль и некоторое общее руководство этими тысячами своих помощников — семьей приютов. Но есть большая разница в смысле сохранения силы: иметь ли на полном попечении своем больного или только дать совет другому, как следует пещись о нем. Доктор А. Корнилов справедливо указывает, что у каждой обеспеченной семьи есть свой домашний врач. Вот он-то и явится прекрасным соединительным звеном между государственным и между семейно-частным попечительством, помогая семье в указании правил ухода, в назначении диеты, наконец, — самым лечением больного. Мы хорошо помним, что незабвенный Н.И. Пирогов, делая обзор военно-полевой хирургии, жалуется более всего на недостаток не первостепенной, а второстепенной медицинской помощи. После сражения, особенно сколько-нибудь значительного, раненые являются тысячами в один день. На них не хватает не только докторов, но и фельдшеров; нельзя управиться не только с легко раненными, с контуженными и задетыми, но и с тяжело раненными. Между тем раненые, даже тяжело, после операции или перевязки представляют собою столь общую и однообразную картину последующей поправки и выздоровления, "что (пишет он) могли бы принести неисчислимую пользу люди, которым только показаны правила лечения и ухода, без специальной и полной собственной научной подготовки". Вот контингент таких-то помощников и помощниц и могла бы дать образованная русская семья. Не каждый, по своим домашним условиям, может сняться с места и перенестись на театр военных действий; но у себя дать место раненому или выздоравливающему, освободя от одного пациента занятое по горло военно-медицинское ведомство, — это может всякая семья с небольшим избытком средств. Помощь трудом, пищею, уходом гораздо легче дать, когда для этого не надо выходить из дома, когда всё и все под рукою, когда труд выполняется в домашнем платье, когда в уходе за больным могут чередоваться или вообще замещать друг друга трое-четверо членов семьи. Тогда все легко; прибавится только забота и лишняя тарелка супа, а не слышно, чтобы русские люди, даже из небогатых, жалели этого для страдающего русского солдата или офицера. Боткин в "Письмах из Болгарии" описывает те ужасы с ранеными и больными в турецкую войну, какие ему привелось наблюдать, и происходили они единственно от недостатка рук около больных, от недостатка десяти минут, свободных у доктора или фельдшера. А.А. Корнилов в названной статье правильно указывает, что военно-медицинскому ведомству, как и Красному Кресту, впору справиться только со схемою помощи, так сказать, с громадным и громоздким направлением неизмеримого дела, они прямо не приспособлены к тому, чтобы коснуться умело, ловко и в ту самую минуту, как нужно, крошечного, невидимого почти дела личного, поименного. "Раненые такого-то полка", а это дело государства, Красного Креста; "лазарет для стольких-то сот пациентов" — опять это под силу только государству и Красному Кресту. Но произнесите вы имя и случай, и глаза государства тускнеют, ухо перестает слышать, а руки никак не придут в движение, или придут не быстро, ради какого-нибудь "поручика Иванова", единицы из многих тысяч, лежащих на руках государства. Между тем сердце частного человека, до которого слабо доходят, доходят только схематически, не горячо массовые вопли, — при единичном страдании, но тут же сейчас, на глазах, — это сердце проникается к страдающему жалостью, как к родному. И нигде общество наше не сблизится такою родною любовью к солдатам русским и офицерам, как в уходе около его кровати. Родство это будет самое здоровое, самое нравственное. Томясь изо дня в день недели и месяцы, оно так "обрусит" наше сердце, склонное к международным странствованиям, как этого не сделают десятки "русских собраний" с их речами, стихами и бряцанием штатских шпор. Все будет тут настоящее, серьезное. Право, насколько физически это необходимо или полезно будет для Красного Креста, настолько же проистечет отсюда нравственной пользы, нравственного кислорода для самого общества. Какие рассказы услышатся, не об одной войне, но и о деревне, о деревенском житье-бытье; какие останутся в семье на долгие годы воспоминания! Солдат или офицер не пролежит койки в дворянской или купеческой семье, не объест ее на супе, на варенье, чае. Право, это бедняк, который с собою приносит невидимо богатство. А.А. Корнилов указывает простое средство к начатию этого благого дела. Каждая семья, посмотревшись у себя, может заявить представителю от Красного Креста, что на случай надобности она может предоставить место одному, двум, трем больным. По его назначению кто-нибудь или он сам лично может удостовериться (полчаса времени) в удобности и в готовности такого помещения и затем занести его у себя в списки. Так по всем городам Великого сибирского пути, а Петербург — Москва — Владивосток могут уже иметь у себя списки городов с обозначением, сколько кроватей предложено в каждом из них. Тогда самая отправка больных с восточного побережья внутрь необозримой России совершалась бы менее "втемную", более зряче, предусмотрительно и успешно. Впервые опубликовано: Новое время. 1904. 28 февр. № 10052.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|