В.В. Розанов
Скорбные мысли проф. Демьянова о земском соборе

Проф. М.Н. Демьянов изложил свои скорбные недоумения по поводу мысли или предположения о земском соборе. И эти недоумения уже потому заслуживают внимания и обсуждения, что они чрезвычайно распространены. Их можно услышать в частных разговорах; попадаются они в печати; мне пришлось, наконец, услышать на улице громкое ругательство по поводу мысли созвать земский собор от какого-то старика; зато, дня за два до Рождества, на Воскресенском проспекте, я слышал брань какой-то петербургской Сивиллы, лет за 70, которая, размахивая руками, кричала: «Нет правды в русской земле! Никакой правды». — «Стара, бабушка, пора умирать», — смеялись над ней извозчики. Картинка мне показалась из красивых.

В чем же дело? Проф. Демьянов ничего не хочет. Может быть, он считает состояние России превосходным, как во внешнем, так и особенно во внутреннем отношении? Нет, он его считает скверным, и особенно во внутреннем отношении, которое привело русское общество к состоянию духовной анархии. Но ведь эта духовная анархия настала до земского собора, при режиме чиновников? И между тем проф. Демьянов, уже привыкший к режиму чиновников, хотел бы сохранить его. Просто это привычнее, в этом теплее, так уютнее. Но какая же это «уютность», если в домах, да частью и на улице, стоит анархия душ и нравов. Она была, но о ней не печатали при Плеве и Сипягине; она есть и о ней печатают теперь. Но мы давно уже живем в этой характерной и раздраженной «анархии духа», которую, понятно, хочется успокоить. «Она есть и на Западе, при правовом порядке», — вот почти главное возражение проф. Демьянова против созыва земского собора. Но если она есть и при чиновниках, и при правовом порядке, останется после созыва земского собора, как зародилась до него: то очевидно bete noire [пугало (фр.)] проф. Демьянова вообще не иметь никакой связи со способом политического и общественного существования страны, и тогда непонятно, отчего же именно он заговорил об «анархии духа» по поводу темы о земском соборе? Так Можно рассуждать о состоянии русской поэзии «по поводу проведения Сибирской дороги».

Вернемся к теме собора. Ее содержание и историю слабо знает проф. Демьянов, что видно уже из того, что он начало ее приписывает Михаилу Феодоровичу, когда известно, что она всецело вышла из головы Иоанна Грозного, необъяснимо любимого народного русского царя; вышла, как плод разумения им государственного дела; как попытка обеспечить население от произвола бояр, к которым едва ли не приравниваются теперешние бюрократы. Соборы того времени проф. Демьянов считает благотворными, ибо на них собирались люди 1) из очень далеких мест, 2) проезжая по очень дурным дорогам, и 3) им было что рассказать друг другу «о доходных статьях своих, промыслах, урочищах, урожаях, скотоводстве, поветриях и проч., что заставляло трепетать сердца слушателей». Но, можно быть уверенным, в настоящее время, если соберутся русские люди, они расскажут друг другу о вещах неизмеримо более интересных, важных, и слушание будет еще трепетнее. Ведь мы вовсе не знаем, напр. здесь, в Петербурге, русской земли. Мы не имеем живого, физиологическою представления о сибиряке, вятиче, пермяке, вологжанине. всю Русь мы знаем в отвлечениях, в каких-то алгебраических знаках. Увы, умом русским беден Петербург и богат только доходами с Руси. Что такое земский собор? Русь двинется в Петербург. Русь приедет к нам в гости, расскажет о себе, чем она болит, в чем нуждается, какие сама видит средства к исцелению болячек своих. Не хотеть этого — ей-ей, антихристово дело. Достаточно быть христианином, достаточно быть просто добрым человеком, по крайней мере не злым, чтобы пожелать этих гостей, этих дорогих провинциальных людей всем горячим сердцем.

«Кафтан старой Руси не по плечам теперешней выросшей, — аргументирует проф. Демьянов, — и он или свяжет ее, или она разорвет его». «Comparaison n'est pas raison» [Сравнение — не доказательство (фр.)] — давно сказано. Все эти сравнения учреждений с кафтанами, в целях что-нибудь доказать, показывают если не «анархию духа», то «малолетство духа». Соберутся русские люди, чтобы их увидел Государь; чтобы он увидел Русь не в мундире, не с затверженною заранее речью, условною, лживою, притворною; а увидел бы ее, как она есть, как выросла, как живет: эта цель Иоанна Грозного перед созывом первого собора сохранится и сейчас. Просто дико слышать, что теперь уже они приедут не в боярских шапках, не по скверным дорогам и будут говорить не «о своих урочищах» (какая трогательная тема). Но разве Государь Русский, одевающийся ныне в простое военное платье, не есть продолжатель и даже не есть тот же самый государь наш, как и предки его — Алексий и Михаил? И неужели, если он в 1904 г. обдумывал японскую войну, он не есть то же, что Грозный, который обдумывал покорение Казани, Астрахани и Сибири? Что значит перемена одежд и предметов заботы? Ничего. Непонятно, для чего об этом заговорил проф. Демьянов.

Едва собрались бы русские люди, как русские мнения начали бы формироваться в огромные немногие течения, на место той мелкой зыби мыслей, среди которой мы живем теперь. «Анархия духа» бесспорно уменьшилась бы, не исчезнув, как ее меньше и теперь на западе Европы, нежели у нас. Все говорят в один голос, что Европа — это порядок, а Россия — это беспорядок. Классическая страна свободы, Англия — это классическая страна порядка и могущества. Нет, когда подумаешь о нынешней войне, о Турецкой, о Крымской, о всем, что мы перестрадали за это время, и все еще слышишь голоса: «Пусть все останется по-прежнему», — то кажется, что они диктуются сумасшествием и преступлением. И, что особенно смешно и почти забавно, так это то, что говорящие так господа принимают вид каких-то государственных мудрецов, морщат чело, хмурят брови, стараются говорить басом, а на самом деле у них самый ребяческий дискант. Может быть, «все останется по-старому». Но посмотрите, как эти господа тогда схватятся за волосы и станут кричать: «Извините». Но будет поздно, потому что страна им не извинит. История их не простит.

Пусть Государь увидит живое лицо своего народа и пусть народ услышит живое: голос своего Государя, — вот и вся мысль и все существо земского собора. Уверен, оба они возродятся в любви к могуществу. Как бы встанут из затянутых сукном гробниц Архангельского собора серьезные фигуры — от Калиты до Алексея Михайловича, и станут ангелами-хранителями над новым и вместе древним зрелищем Государя, совещающегося с землею своею. Впервые для народа русского станет очевидно, живо и конкретно, что и Государь есть человек, несущий в груди своей все русские боли, страдающий так же, как мы; и в нем мы полюбим свое и себя, привычною, идеальною любовью. Право, расстояние есть самый великий враг любви; ближе — всё лучше, все лучше; исчезают миражи, обманы: и когда в действительности есть правда — она становится воочию и любимою. Не на этом ли основывается и всякое сближение людей, и самое теплое из сближений — семейное? Дети хотят приблизиться к отцу своему: сколько правды в этой простой и основной мысли земского собора. «Нет, не народ, а только чиновники суть дети царя: доверенные, ласкаемые, награждаемые»: эта подспудная мысль бюрократизма — до чего она не русская, до чего она цинична!

Что нам и остается пока, как не анархия духа? Кипим пустым кипением. Точно вода, в которую не опустили крупы. Каши не выходит, а котел может лопнуть, особенно если его закрыть, т.е. если закрыть еще и свободу мнения и слова, по причине их «анархичности». Анархия — от безделья. Оттого, что у русских нет дела иначе, как по уроку, по заказу, по приказанию (сущность чиновничества). «Призови человек русский благословение Божие на свой свободный труд» — эти слова манифеста об освобождении крестьян, в сущности, совершенно отвечают и теперешнему положению вещей, теперешней их мучительной вопросности, не получившей своего «да»! «Осени, Боже, свободный труд русского человека (соборный труд) в установлении порядка и наряда (красоты) в Русской Земле».

Март 1905 г.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.