В.В. Розанов
Социализм во Франции и везде

Социализм родился во Франции, в мечтательных головах Бабёфа, Фурье, Сен-Симона, оттуда переполз в научные мозги Германии, где оформился в "марксизм", и наконец овладел растрепанными русскими душами, где вызвал неописуемое волнение в тьме школьных недорослей и среди полуученых, полупоэтов и полулитераторов. Все у нас, да и в Европе, кому настоящее поприще настоящим образом не удалось, из кого не вышло настоящего доктора, настоящего адвоката, настоящего писателя, — все они "увольнялись" в социализм, — если позволительно так выразить... И позволительно так выразиться... И численная величина этой партии, штурмующей европейскую цивилизацию, понятным образом росла не по дням, а по часам. И как только она сделалась чрезвычайно велика, так она и перешла от мечтательности к действиям. В социализме нужно различать две стороны: здоровую и созидательную — и патологическую, разрушительную. Здоровую сторону социальной мысли, заключающуюся в указании на угнетенное и униженное положение трудящейся массы населения, приняли во внимание все сколько-нибудь прогрессивные государства и общества, и найдено множество способов поднять это положение, вывести рабочего из нищеты, обеспечить его на случай старости и болезни, улучшить его жилище и пищу... Найдено к этому множество способов, ищутся еще большие и, конечно, будут найдены ответственною человеческою мыслью, которая в своем благородном беспокойстве никогда еще не испытывала окончательных разочарований и окончательных отступлений перед задачею. Социальная тема в пределах разрешимого будет разрешена, так как перед нею стоит вся человеческая мысль. Но за этою здоровою частью социализма начинается патология: порыв не преобразовать, а разрушить социальный строй; отрицание государства, сложившихся форм общества, отрицание имущества, вражда к накопленным экономическим богатствам и культурным сокровищам. Все накопленное и приобретенное кем-либо объявлено было "кражею" знаменитым Прудоном. И естественно, эта "кража" должна была разойтись по карманам обворованных "пролетариев". Здесь мы читаем уже не мысль, а злобу, не мотив улучшения положения человечества, а мотив разрушения. В этой формуле и выражении социализм сделался перманентным, т.е. вечно остающимся в наличности, бунтом всех неимущих против всех имущих и всех неустроенных и неработающих против всех устроенных и трудящихся. "Строй общества" часто уравнивается самими социалистами со "строением организма". В таком случае усилия социалистов-анархистов совершенно повторяют собою работу болезнетворных микроорганизмов, разных микрококков и бацилл, которые стараются пожрать его здоровые клеточки. Здесь нет "преобразования", и никто к нему не стремится. Здесь есть только "разрушение"... Следует прибавить, что, так как на другой день по "разрушении старого общества" все рты человечества, сколько их имеется в наличности, все-таки захотят кушать и в то же время все прежние источники пропитания и регуляторы еды будут уничтожены, то первый же "свободный день" человечества сделается днем "всеобщего человеческого голода"... Что тут произойдет — трудно предвидеть; но во всяком случае социал-демократические "учители человечества" поспешат спрятаться. Так как у них требуют уже не речей, а хлеба. Потребуют всеобщего обеспечения людей работою, и спешной, сейчас же, уплаты за эту работу.

Потребуют всего, чего внеправительственный социалист Жорес требовал у правительственного социалиста Бриана в бурное заседание палаты депутатов 17 октября. И чего у Жореса, будь он в составе правительства, потребовал бы какой-нибудь "пролетарий шарль"...

Железнодорожная забастовка во Франции, устроенная при республиканском и, наконец, социалистическом правительстве, поднесла, можно сказать, "к свету рампы" социальный вопрос и показала его границы, исходы и безысходную сторону. Глава кабинета, Бриан, — социалист; и никто не считал его менее социалистом, нежели Жорес, пока он стоял около Жореса в составе оппозиции прежнему буржуазскому правительству. Но вот этот социалист переходит в состав правительства, т.е. само правительство становится социалистическим: и как только это совершилось, Бриан уже борется с железнодорожного забастовкою как начальным приступом социальной революции на налично существующий гражданский и вместе буржуазный строй. Что же с ним случилось? Перестал ли он быть социалистом? Отказался ли от прежнего исповедания? Он от исповедания не отказывается; но он есть правительственное лицо и volens-nolens [хочешь не хочешь (лат.)] борется против осуществления своего же исповедания. Что же это все значит? Как это выразить, формулировать? Как назвать настоящим именем эти факты? Конечно, Бриан так же мало "передался на сторону кандидат", как Жорес и его друзья мало подкуплены прусским правительством. Это — пустяки, которыми можно только слепить глаза в целях не дать ничего рассмотреть в чрезвычайно важном событии. Бриан, конечно, был и остался социалистом, но, как глава Франции, он борется с социализмом "в действии" и этим обнаружил, что с социализмом "в действии" не может не бороться никакое правительственное лицо, ни даже сам социалист. То есть что социализм терпим, возможен и существует только "в теории", пока он есть "разговоры" и "учение", есть газета или книга, и становится нетерпимым явлением, вызывает на борьбу с собою и уничтожение себя, как только переходит в стадию "реализации".

Меры Бриана — меры правительственного лица, ответственного за целость и сохранение Франции. Речи Жореса — просто речи человека без ответственности и даже речи человека без дела. Перейди он к "делу", в правительство — и он сейчас же поступит, как Бриан.

Преднамеренно зажмурившийся может этого не видеть: но при раскрытых глазах этого нельзя не видеть.

Что же это означает? Кто же в "правительстве" мог бы не сопротивляться натиску социалистов? Кого искать "в главу кабинета" французским социалистам?

Жорес слишком для этого порядочен. Нужно искать последнего, нужно поднять для этого кого-нибудь "со дна"... Нужно найти, кто предал бы Францию... Вот это — "разрешение социального вопроса". Кто в самом деле просто не интересовался бы, что происходит с Франциею и куда она девается, — будет ли она "пустым местом" или "чем-нибудь значащим" перед лицом германских легионов, — такой человек ничего не предпринял бы против "железнодорожной забастовки" и стал бы третьим зрителем около борющихся "социальных классов"... Требование социализма заключается даже не в том, чтобы правительство сделалось социалистическим; это слишком хорошо упорядочено и ни в чем их не удовлетворило бы. Социализм может удовлетвориться только отсутствием правительства; чтобы оно стало "зрителем" и "третьего стороною" к завязывающейся борьбе... Но в самой этой борьбе они сами, социалисты, отнюдь не перейдут к положению управляющих и направляющих, т.е. правительства же, хотя бы на миг и местного, а сохранят совершенно положение частных лиц, прежде всего ни за что отвечающих и к которым пролетариат не мог бы обратиться с требованием, уроком и за руководством.

Как только они "руководят", так переходят в положение Бриана: и будут бороться, как Бриан. Социалист остается социалистом только до тех пор, пока он есть рядовой борец "врукопашную", пока он кричит, как Жорес, или порывается "задушить директора", каковым назвал Бриана в палате депутатов один из друзей Жореса. Пока они лезут, дерутся и кричат — они "социал-демократы" и все у них исправно; но едва останавливаются и начинают получать какой-нибудь строй, как-нибудь кристаллизоваться -сейчас же превращаются в обыкновенное правительство, борющееся с беспорядком, разгромом и преступлением.

"Нет Франции" — и социализм торжествует. Он торжествует не как система и мысль, а как беспорядок и бессмыслица, ибо "вожди" его от роли "правительства" уклоняют. Они если и "ведут" кого, то в переулках и к разгрому такого-то здания, отнюдь не до двери "кабинета министров", где странным образом социалисты превращаются уже в несоциалистов. Итак, пока Франция есть, пока есть Германия, пока есть Россия, пока вообще есть какое-нибудь правительство и в стране сохраняется какой-нибудь порядок, они не могут не бороться против социализма, как против бешенства болезни и безумия.

Впервые опубликовано: Жизнь. Симбирск. 1910. 11 дек. № 6.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.