В.В. Розанов
Старые имена

Одна из главных причин нашей теперешней неясности и путаницы заключается в следующем. Нужно, очевидно, как-то двинуться вперед. Не только довольно компактное общественное мнение требует этого, но главным образом требует этого реальное положение наличных дел, состояние России. Это и можно считать «принятой и одобренной» программой дня или этих дней. Но тут мы вступаем в то, что можно бы назвать политической компиляцией, политическим кропанием чего-то целого из лоскутков. Машинист не знает хорошо машины, на которую посажен; призванный, положим, проводить «либеральные мысли» в таком-то ведомстве хотя и не враждебен либерализму, даже сочувствует ему, но сам и лично никогда не выдумал ни одной либеральной мысли и по своей инициативе не начал никакого либерального движения. Он похож на солдата, стреляющего чужим порохом из незнакомого ружья. Такой только и может сделать, что «спустить курок». Куда уж тут попасть в цель.

Повсюду мы видим, что в «обновительном» или «освободительном» движении России, собственно, «делаются уступки». Тогда как Россия ждет и ей нужно, чтобы шли вперед. Нужно, чтобы было развитие, развитие цельное и сильное. А не то чтобы одни наступали, а другие отступали. Такая стратегия вовсе не называется положением России, и никому не нужно, чтобы кто «торжествовал», а другие унывали, думали: «Все потеряно».

В меньшем масштабе это можно везде наблюдать. В самом крупном масштабе это мы видим в самом расстроенном из наших ведомств, учебном. Вне сомнения, и к голосу родителей нужно было прислушиваться, но благотворно это было бы только тогда, когда в лице директоров гимназий и попечителей учебных округов, вплоть до петербургских центральных учреждений, министерство само сочувственно, творчески признало бы это задачею своею. Словом, чтобы оно с любовью взяло это темою своею и на эту тему, так сказать, писало бы свое оригинальное сочинение, а не плачевно «списывало extemporale». Равным образом, практические нужды городов в расширенном реальном и поэтическом образовании, более основательная постановка преподавания русской истории и словесности — все это было нужно и нужно. Но зачем это «нужное» министерство выпустило из рук своих, зачем этот болезненный и вредный тон и психология: «Ну, что же? Все хотят, и, кажется, основательно: уступим».

Право, «уступающий» или «отступающий» прежде всего не знает, до каких же пор ему отступать. Просто он не видит пути, потому что не сам его избрал. Министерство в этих «уступаниях» или «отступаниях» очутилось в каком-то опрокинутом положении. Отменен ли классицизм? Нет, но чрезвычайно потрясен. Утверждено ли реальное образование, словесность и история? Нисколько. Ни в чем не видно. Так и живем в каком-то «трясении», без всего твердого. Под министерством «пол ходуном ходит», и если мальчики и юноши начали расходиться по домам, к родителям на хлеба, то, как это ни прискорбно, однако нужно же извинить их отчасти тем, что они решили «переждать», пока наконец министерство на чем-нибудь остановится и утвердится.

В министерстве недоумение; ученикам вакация.

Таково последствие того, что министерство почти три десятилетия «выкуривало» свободный дух и всяческую независимую инициативу в учителях, в директорах, даже в попечителях учебных округов, которые самого мелочного шага во «вверенных им губерниях» не смели сделать, не «снесясь с Петербургом». В Петербурге, видите ли, сидели маги, а во всей России — пешки. Когда пришло время движения, когда в памятных актах с высоты Престола было потребовано обновление учебного ведомства, то чиновники его, или эти «преднамеренные пешки», парализованные 30-летним безмолвным сидением, даже не сумели и не смогли встать с места, передвинуть своих стульев. Только и смогли, что распорядиться: «Отворите двери», «пусть войдут родители, сами гимназисты», «даже пусть войдет кто угодно и распоряжается: мы ничему не препятствуем». Плачевно. Нисколько этого не нужно было. Никто этого не ждал и не желал.

Желательно было творчество и свободный дух в самом министерстве, без всякого выпускания инициативы из своих рук. Желателен был добрый, гуманный порыв; своя училищная забота, свой зоркий педагогический глаз. Раз родители привели детей в школу и доверили их ей, то это возлагало страшную обязанность на школу — неусыпно заботиться, неусыпно думать, изобретать около приведенных учеников все лучшее и лучшее: лучшие условия воспитания, лучшие методы преподавания. А не то, чтобы сказать родителям: Мы сами не знаем, как воспитывать и учить: так, может быть, не знаете ли вы?» Плохие разговоры. Печальные беседы. Родители могли только улыбнуться: «Так зачем же вы повесили вывеску: «Учебное заведение»? Тогда бы так и писали: ареопаг сомневающихся и недоумевающих людей»!

Нельзя не обратиться, в этом беспомощном, полуразрушенном положении учебного дела, к воспоминанию о двух государственных людях, еще живых и остающихся на службе, которые в свое время обнаружили большую творческую инициативу в этом министерстве. Это — бывший министр народного просвещения статс-секретарь Сабуров и бывший товарищ министра г. Мещанинов, который был первым советником и, может быть, правою рабочею рукою генерал-адъютанта Ванновского в памятную и дорогую для всей России эпоху его заведывания учебным делом. Ни о котором из них невозможно сказать того главного упрека, какой теперь нельзя не отнести к личному составу руководителей этого министерства; упрека за неясность программы, полную нерешительность и остановку всего дела. Люди эти были с свободным духом, но не взятым из воздуха, а родившимся из собственной души. Они знали, поэтому, начало пути своего, шли в рельсах и знали «станцию назначения», — куда идут. И может быть, сжалившись над истинноприскорбным положением родителей такого множества русских юношей и отроков, ныне проводящих время дома за «вакациею» целого министерства, — в этом последнем будет сознана возможность воспользоваться советом, участием и помощью этих испытанных государственных людей в теперешнем беспримерно трудном положении данного министерства. Если лозунг «Так жить нельзя» и не везде применим, где он слышится, то, кажется, ни у кого нет сомнения, что к учебному делу он вполне приложим. Действительно: «Так жить долее нельзя».

Впервые опубликовано: Новое время. 1905. 11 марта. № 10423.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.