В.В. Розанов
Сыновья и дочери при наследовании

Застарелость и косность нашего семейного законодательства поразительна. Сколько нужно было писать, доказывать, разъяснять такую, в сущности, самоочевидную истину, что, напр., 1) дети, а следовательно, и распоряжение их судьбою, принадлежат их родителям, насколько это не противоречит интересам публичным и государственным, или 2) что брак, заключаемый всегда в интересах брачующихся, должен как заключаться, так и расторгаться по усмотрению их самих. Но, несмотря на все писания, как практика развода, так и положение незаконнорожденных или внебрачных детей остаются по-прежнему недвижны или почти недвижны. Логика не действует. Примеры приводимые бессильны. О судьбе ребенка, прижитого матерью и, конечно, единственно ей принадлежащего, да, в сущности, ей одной и интересного: 1) читают рефераты в ученых обществах, 2) пишутся фельетоны, 3) ученые статьи в журналах, 4) совещаются юристы, 5) духовные лица, когда всем пяти категориям этих господ надо было только догадаться и сказать себе: ни интереса нам в этом ребенке нет, ни прав на него мы не имеем, и вообще мы — сторона, сторонние, лишние люди в вопросе; и вопрос целостью должен в каждом индивидуальном случае принадлежать: касательно ребенка — его родителям, касательно супружества — супругам.

Вопрос о наследовании после родителей представляет одну из самых ярких иллюстраций прямо непонятности, необъяснимости правил.

Что может быть яснее этой дедукции:

1) Дети мужского и женского пола равно дороги родителям.

2) Дети мужского и женского пола требуют одинаковой о себе попечительности их родителей.

3) Имущество родителей, которое при жизни своей они вправе продать, подарить или размотать (закон ничему из этого препятствий не полагает), и при переходе по наследству сохраняет абсолютную зависимость только от воли и от интересов наследователей и наследополучателей.

4) И следовательно, это наследство должно делиться поровну между всеми детьми, без внимания к их полу, совершенно согласно общему, неразделяющемуся родительскому чувству и детскому интересу: если только нет специальной оговорки в завещании наследодателей.

Таково натуральное и вместе святое наследование. Право же, для того чтобы войти в мой дом и начать распоряжаться моим имуществом после моей смерти не по моему, а по своему произволу, государству по меньшей мере надо потерять скромность. Пусть оно распоряжается в казначействе. Просто я не понимаю, как моей собственностью может распорядиться кто-нибудь, кроме меня. Государство после смерти может только охранять имущество; охранять от расхищения; оно вправе разыскать, и зорко, деятельно разыскать всех наследников; затем, соответственно близости или дальности их от умершего, тщательно распределить между ними доли наследуемого. Но сказать: "Дочери наследуют в четырнадцать раз меньше, чем сыновья", "жена наследует в семь раз меньше, чем дети"; словом, войти хозяином и распорядителем в явно чужую волю оно не может. Пусть докажет кто-нибудь в свете, что оно это может! Если оно распоряжается моим кошельком, моими детьми и женою, пусть уж распорядится и моим талантом, принуждая писать не прозою, а стихами, или моей любовью, принуждая хоть брать за себя (в возмещение эмеритуры) замуж старых овдовевших чиновниц. Говорят, Бунин-художник излишне раздел Толстого в известной картине "На рыбной ловле". Но, право же, мы все граждане в отношении детей, жен, любви, имущества раздеты куда больше Толстого господами юристами. Все, видите ли, принадлежит их фантазии, и ничего нашему натуральному, врожденному праву. "Оставьте нам наш костюм, господа юристы", — хочется закричать. Есть у человека врожденные права; они не должны быть нарушены в законодательстве.

После смерти главы дома осталась его жена и дети: даже непонятно, зачем здесь описывать имущество и распределять его? К чему государству начинать делить семью, если она сама вовсе не делится? Оставьте семью жить кучкою, как она жила, под естественным главенством матери, которая есть преемница над семьею всех прав своего мужа. Пусть имущество принадлежит семье, принадлежит роду, как допускается же имущество, принадлежащее общине. Пусть отдельные члены имеют от него пользование и выдел частей именно в пользование (римское "usus fructus"), а не в собственность с правом продажи, дарения и проматывания. Наконец, когда умерли отец и мать, пусть оно делится между братьями и сестрами поровну, или с самым небольшим преимуществом братьев. Почему дочь в четырнадцать раз считается меньше брата? По древне-германскому праву, оскорбляющему наши вкусы, жизнь женщины оценивалась вдвое дешевле, чем мужчины. Почему по русскому современному праву судьба дочери в четырнадцать раз понижается сравнительно с судьбою братьев?

Женщины встречаются мотовки, но исключительно не на свой счет, а на счет мужа, в таком случае нелюбимого, или на счет навязчивого любовника. С своею собственностью женщина обращается крайне осторожно, едва ли не осторожнее мужчины. "Он промотал свое имение" — эту фразу нередко услышишь, как и другую: "Он проиграл в карты казенные деньги". Напротив, фраза: "Дворянка-помещица промотала свое имение" — решительно неслыхана. Женщины гораздо более скопидомки, нежели мужчины. Поэтому стойкость и подвижность национальной собственности, как земельной, так и городской (дома), лишь увеличилась бы, если б дочери получили равное право наследования с сыновьями. Аукционы земельных банков были бы менее роскошны; евреи меньше бы гешефтма-херствовали: множество стародворянских имений, купленных с молотка купцами-кулаками, остались бы в руках старинных своих владетелей. Достаточно упомянуть только три вещи: вино, карты и "трату на женщин", чтобы понять, что ни одного из этих трех мотивов разорения не существует у наследницы. Самая любовь, конечно, возможная у нее, протекает неизмеримо упорядоченнее, нежели у господ "наследников".

Вот ряд соображений, едва ли нуждающихся в статистической разработке, в эмпирическом подтверждающем материале, в сравнении с чужими законодательствами, чтобы побудить если не совершенно уравнять, то хоть уравнять несколько права дочерей и братьев при наследовании. Ну пусть дочь наследует вдвое меньше сына. Но чтобы она наследовала в четырнадцать раз меньше — право, это не стоит обсуждения, а только зачеркивания. Мать, наследующая седьмую долю около собственных детей, просто оскорбляется законом, — и только. Кому это нужно? Во всяком случае не дети "и их интерес" требует этого оскорбления матери.

Впервые опубликовано: Новое время. 1903. 30 апр. № 9752.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.