В.В. Розанов
"Такое правило"...

На главную

Произведения В.В. Розанова


Когда поезд раздавит человека, то, взглянув на ужасное зрелище обмотавшихся вокруг колес кишок его, никто не спросит, был ли это дурной человек или хороший, был ли он грешник или праведник, и т.п. Есть физиологическая жалость, которая заливает духовную, есть биологическая близость между людьми, которая пробуждает сочувствие без вопросов морали. Собственно по этому исключительно чувству русский народ и именует всех преступников "несчастными", нимало не предполагая, что они невинные, нимало их не оправдывая, нимало не протестуя против наказания.

"Несчастие" — это положение, это факт, без нравственной оценки. Мне была прислана вырезка из газеты, отчеркнутая красным карандашом, при надписи сбоку чернилами: "За что погубили семью?" Вот эта вырезка:

"На этих днях, в одной из третьеразрядных гостиниц Васильевского острова, при проверке номеров (?В.Р.) были задержаны мужчина и дама. "Он" с легким сердцем назвал свое имя и фамилию: "она" со слезами на глазах умоляла не трогать этой стороны дела и отпустить домой к мужу и детям. В силу существующего порядка (?!! В.Р.) сделать последнее не представилось возможным. Хозяин гостиницы за допущение в ней разврата подлежал судебной ответственности, а застигнутая парочка должна была фигурировать в качестве свидетелей. После долгих усилий полицейскому чиновнику удалось убедить даму в бесполезности ее истерических рыданий и в необходимости назвать себя. "Она" оказалась женою управляющего одним солиднейшим предприятием в Петербурге, матерью трех детей, обучающихся в средних учебных заведениях. Знакомство с "ним" оказалось совершенно случайным, уличным, последовавшим час назад. "Дама" вольность своего поведения объяснила скупостью супруга, мало отпускающего на тряпки, несмотря на имеющиеся средства. Личность "мамаши" была удостоверена по телефону. После этой формальности несчастная женщина была отпущена к мужу и детям".

Репортер газеты все шутит. "Мамаша", "дама" и проч. Можно вообразить ужас в их доме, когда запросили по телефону от имени полиции. Можно ли представить, как вошла она в свой дом? Да хроникер и недосказал или не знает, как пока не знает и "полицейский чиновник", куда она пошла? Прямой путь отсюда не "домой", так как "дом" весь разрушен, до основания, до искоренения, — а в Неву, в воду, утопиться. Вообще надо сразу же иметь в виду, что подобные случаи могут и даже должны бы оканчиваться самоубийством, как собственно единственно прямым и нормальным выходом из положения, из которого в собственном смысле "выхода" нет: случай неизмеримо тяжелее, нежели проигрыш казенных денег офицером, лишение службы, отдача под суд и прочие мотивы самоубийства. Нельзя ссылаться, что его в данном случае не произошло: не произошло у одного, произойдет у другого; не произошло сейчас — может произойти в ближайшие дни, недели, месяцы.

Хроникер газеты пишет: "В силу существующего порядка..." Я не писал бы заметки, если бы не недоумевал самым тягостным недоумением о том, кто же установил и сознал себя вправе устанавливать "порядок", могущий привести к самоубийству. Ранее суда над несчастной женщиной я на месте мужа судил бы того, кто раскрыл это о моей жене и громогласно афишировал. Честь дома принадлежит хозяину дома, поведение жены находится в обладании мужа, как и наблюдение за ним, забота о нем. Это разграничение сфер нельзя не иметь в виду. Полиция ни в каком случае не может, прямо или косвенно, сообщать мне о поведении моей жены и тем более разглашать о таком поведении. А произошло именно это. Суть дела, конечно, не в "чистоте" гостиницы: кто же этой "чистоте" верит и как можно ее завести в городе с 1 1/2 миллионным населением и где есть несколько десятков тысяч вольнопрактикующих проституток, пользующихся именно гостиницами?! Никто этой полицейско-санитарной идиллии не верит, и сама полиция исполняет формально приказания "начальства" об обысках, не веря, конечно, в их результат и действия. Суть и заключается в распоряжениях "начальства", которое суммой подробностей в данном случае довело до сведения мужа и детей о поведении их матери и его жены и разгласило о них (явка в суд). Вправе ли "начальство" так поступать: на месте мужа я за это вторжение его в права моего (мужниного) суда, как и на месте детей за оскорбление их матери, жестоко судил бы, а при бессилии — все-таки мстил бы. Говорю, как это чувствуется в душе. Ни дети, ни муж, которые имеют кровное родство с несчастной женщиною, уже фактически с нею связаны, не могут не почувствовать в этом случае гораздо более жалости к матери и жене, чем чувствую я (а я ее чувствую), и не возненавидеть всеми силами души виновников, разгласителей ужасной тайны. Мать же и жену, после бури гнева, они могут и простить, видя ее в положении "как бы раздавленной поездом".

Инициатором подобного "разглашения" может быть только муж, только отец семьи: без его просьбы "вмешаться" и "изловить" полиция никак не может по собственной инициативе начать "ловить". Это есть какой-то общественный сумбур и безобразие...

Да, есть несчастные мужья, которые знают о приблизительно таком поведении жен и все-таки (до того странны любовные феномены!) безмерно их любят, нежно о них заботятся, всячески берегут их, дрожат при всякой их болезни, беспокоятся за всякое их беспокойство!! Есть такие случаи, и я знал один из них, тянувшийся лет 15: муж плакал и все-таки любил жену, жившую со всеми, кроме его одного (почти кроме его...). В подобном случае муж всячески бережет тайну жены, от всех ее скрывает, и вмешательство здесь полиции с ее "разглашением" кажется чем-то чудовищным. Все равно, что тесаком рубить по трепещущему сердцу, и так облитому кровью.

Захваченная женщина сослалась на недостаток денег, вероятно, наобум, желая как-нибудь скрыть свой стыд, наконец просто пробормотала эти слова в безумии. Какие же "деньги" принесет уличная встреча, и на какие "тряпки" их хватит. Именно на "тряпки", чтобы стирать пыль с мебели, а не носить их. Три-пять рублей?

Тут, вероятнее, мы имеем дело с случаем, известным науке, записанным на многих страницах медицинских книг, чрезвычайной силы темперамента, силы притом врожденной, которая приводит девушку к раннему замужеству, как только "позволено законом", но затем фатально выводит ее из рамок семьи и влечет к поступкам, близким к описанному и даже точно таким. Все это, словом, записано и науке известно. Наука отмечает также, что подобные женщины тогда отличаются высокой талантливостью, большой деятельностью, иногда — деятельностью благотворной, филантропической, как сестры милосердия, основательницы больниц и проч. Нельзя же всех таких "переловить" и даже незачем "ловить". Государству есть много заботы с гуляющими по свету Гилевичами, которые вот "не изловлены", и оно мало может оправдаться перед обществом, сказав, что "зато изловило даму в гостинице"... Вознаграждение слабое, и роль государства едва ли не комичная.

"Такое правило"... Удивительно: кроме полиции всем в Петербурге известно, что гостиницы частью служат для этого и что в городе с 1 1/2 миллионным населением этого так же нельзя избежать, как и мух по осени или комаров возле болота. Да и каким образом полиция наказует "такое деяние", — и наказует разрушением всего дома, глубочайшим оскорблением мужа, детей и самой женщины, — когда "эти деяния" как определенный промысел допущены полициею и все совершаются под ее наблюдением через состоящих при полиции врачах. Тут вообще все с начала до конца не только жестоко и бессмысленно, но и непонятно как в ходе, так и в основаниях. Просто непонятно, почему это совершилось, с задавливанием целой семьи, — когда вообще-то это совершается на глазах полиции на всех улицах Петербурга. Чем осматривать гостиницы, где это есть все-таки скрытое безобразие, спрятанное зло, — полиция лучше запретила бы переполнение улиц предлагающимися проститутками, что составляет "зло напоказ", безобразие, "вывороченное наружу". Подобные вещи по существу их "публичности", т.е. встречи незнакомых лиц, не могут происходить иначе как в местах, "для публики" предназначенных, вроде гостиниц, но, конечно, за запертыми дверями, чтобы не оскорблять глаз той же публики или ее частей, не принимавших в этом участия. И не для чего "чиновнику" ломиться в такую запертую дверь, совершенно основательно запертую. Ах, эти "чиновники", "чиновники"! Куда они не пролезут?! Куда насекомое не проползет, — вползет "чиновник" со светлыми пуговицами.

А Гилевич все гуляет.

И что за смешные предлоги к деянию, которое семьею несчастной женщины не может не чувствоваться параллельно шантажу или с убийственностью шантажа: она "должна дать показания на суде, как свидетельница вины хозяина гостиницы". Дело, вот видите ли, в "хозяине гостиницы", и полиция собственно "не судит женщину". Но ведь кто именно "засужен" в данном случае, то, конечно, не "хозяин гостиницы", а она, ее муж и ее дети: его ответственность, заключающаяся, вероятно, в штрафе, ничто перед тем громом, какой разразился над нею и ее домом. Допросим же, зачем она нужна как "свидетельница", непременно с именем, фамилиею и общественным положением? Всего этого не нужно, чтобы доказать, что "хозяин виновен": полиция застала, составила протокол, его верность засвидетельствована коридорными, прислугою, признанием очевидного со стороны самого хозяина. Разве этого недостаточно как улики для суда? Недостаточно показания коридорных и понятых? Лицо, имя и проч. самой "женщины" — безразличны, ибо судится именно хозяин, и судится за то, что делалось в его гостинице, а не за то, кто это там делал. При чем здесь фамилия? Непонятно и непонятно. Очевидно, полиция именно судила женщину, "даму", "мать", "жену", и без приглашения мужа или целого общества, "мира" что ли, она явно здесь не имеет права суда. Позволяю себе обратить на это внимание кого следует.

Одного человека задавили, — это во всяком случае. Проклятый черный день!


Впервые опубликовано: Новое Время. 1909. 10 дек. № 12123.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.



На главную

Произведения В.В. Розанова

Монастыри и храмы Северо-запада