В.В. Розанов
В министерстве народного просвещения (1905)

Положение наших учебных дел таково, что хотя не все это громко высказывают, но все чувствуют, а местами и поговаривают, что положение целого министерства народного просвещения похоже на что-то полуупраздненное, ликвидирующееся. Единственный твердый в нем камень — это получка жалованья. Казначеи считают, чиновники получают, народ платит. Слабо учившиеся перестают вовсе учиться, бездарно учившие — талантливо молчат. При "твердости власти" — благополучие полное, ибо мужик не может все-таки не заплатить, а это основа всего. Скучают, бесспорно, многие родители. И нам представляется это самым главным во всей текущей сумятице.

Конечно, ничего подобного никогда не происходило не только в этом министерстве, но и во всех наших министерствах с самого их основания.

Пожинаются плоды старого. Тридцать почти лет министерство народного просвещения пикнуть не дозволяло ни обществу, ни учителям, ни родителям, ни самым ученым академикам и профессорам относительно положения учебных дел, относительно какого-нибудь мизерного вопроса о лишнем часе русского или латинского языков в гимназической программе. Теперь вовсе никакие программы не исполняются: и министерство молчит. Тридцать лет в желтом здании у Чернышева моста заседали какие-то маги, никогда в России не показывавшиеся и все о России знавшие, которые писали циркуляры "к исполнению", ни с кем не советуясь, ничьего голоса до себя не допуская. За высокомерием паче меры последовало паче меры уничижение. Пессимизм и скептицизм царят на месте прежнего оптимизма и самопоклонения. Теперь мы видим в том же желтом здании не то младенцев Ниневии, о которых пророк сказал: "Они — такие, что не различают еще правой руки от левой", не то убеленных старцев, думающих мыслями. Экклезиаста: "Суета сует" и "все — томление духа". Прежде на всех кричали, теперь всех боятся; прежде ни на кого не обращали внимания, теперь спрашивают у учеников: "Как вас учить?", у родителей: "Как и чему и насколько дозволите учить ваших детей?" Давно смеются: да если министерство не знает, как и чему учить, то для чего же это министерство? Тогда пусть скинут мундиры и дадут в них одеться родителям и ученикам. Ведь что-нибудь означает же собою мундир? Ведь погоны означают офицера и свидетельствуют, что он умеет стрелять, сражаться шашкой, знает строевое ученье, фронт и может повести в бой роту. Только мундир министерства народного просвещения ничего не выражает и ни о чем не свидетельствует. Странно. Вот благая доля служить, "числиться", получать жалованье и не знать предмета, до него относящегося.

Вводили в гимназию политику и самое мелочное политиканство. Целый штат чехов был выписан, в сущности, по понятному мотиву: чтобы учителя вовсе даже и не знали о существовании "вредных русских идей", всяческого радикализма, нигилизма, отрицания эстетики, преклонения перед естественными науками и прочих ужасов русского умственного исторического развития. Вместо того, чтобы побороть эти болезненные уклонения собственными научными силами, собственным просветительным духом, расширяя ученическую начитанность, обогащая ее философскими и эстетическими идеями, попытались прямо обрубить явление, и в сущности тем простым способом, чтобы сами учителя были невеждами, чтобы они стояли не сверх русского просвещения, а без русского просвещения. Эра бездушного чиновника-учителя, абсолютно безыдейного, космополитического, с тех пор пошла. И с тех же пор пошла отрава нашей школы: ибо ученики, не имея ничего общего с этими учителями и будучи все же развиты хоть и уродливым русским развитием, вовсе не оттолкнулись от каких бы то ни было "идей", а остались только без всякого руководства, решительно без всякого авторитета около этих идей, им известных решительно из каждой русской книжки, русской пьесы, русской повести, журнала и газетного листа. Увы, не удалось от учеников скрыть, что "есть Россия". Не закрыли ладонью солнца. Аресты книжек Добролюбова, Писарева или Некрасова не помогали ничему, ибо в тысяче популяризации все эти же книжки распространялись и в безобидных рассказиках или рассужденьицах какого-нибудь Петрова или Сидорова. Словом, скрыть, что "есть Россия и нелепое русское развитие", не удалось от учеников: ну, а не чехи же стали бы руководителями в чтении хоть Добролюбова.

Это политиканство рикошетом отозвалось сейчас. Никогда решительно не должно было подчинять школу консервативным требованиям: тогда в ней не привились бы и радикальные или либеральные вкусы. Просто, никакие бы вкусы и тенденции не привились: и школа наша не сделалась бы передовым бойцом в политике, как было все время и остается посейчас. Вовсе не каменное здание гимназии должно быть вывезено за город, в уезд, в природу, как запоздало рекомендуют иногда. Но город, столица, центры политического ажитирования должны быть убраны из программ училищ, гимназий, университетов. Должно стать не городским, а до известной степени сельским учреждением большое здание у Чернышева моста; т.е. с сельской психологиею, приемами, задачами, чистотою и безыскусственностью целей. Школе только наука; перед учениками — только история и ее герои.

Школа наша, задержавшись на 30 лет позади русского общественного умственного движения, и отстала от него на эти 30 лет. Давно в обществе не поклоняются Писареву и Добролюбову, а в школе поклоняются. Давно эстетику признают, Пушкина читают: а ведь из студентов и гимназистов кто восхищается Пушкиным? Редко кто. Школа наша решительно архаична и оттого, что не двигалась с обществом, будучи изолирована от его естественного развития и созревания. Но изолировать не сумели, а сумели только задержать в развитии: и от этого учащаяся наша молодежь и до сих чтит и читает только кумиров давних наших лет.

И вот наступили дни, когда министерство растерялось перед этими задачами русского развития. Ученые склонили головы перед неучеными, хитро-думные — перед наивными, но смелыми и дерзкими. Вчерашние грозные фигуры недоступных педагогов взывают, кто бы "посоветовал" что. Мудреная задача — целое министерство научить министерскому делу. Обвиняют мальчиков, но, когда ослабели взрослые, как же им и не почувствовать себя "с усами". Взрослые уступили им и бороду, и шевелюру; "только головы пощадите". Россия не знает, смеяться или плакать.

Впервые опубликовано: Новое Время. 1905. 10 марта. № 10422.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.