| ||
|
Все обещает, что зрелище новой Думы будет гораздо интереснее, поучительнее и содержательнее первой Думы, которая решительно вышла "неудачно испеченным первым блином". В той Думе раздавался монолог, весьма скучная форма выражения человеческой души, если автор монолога не имеет гения и если самый монолог становится продолжителен. Когда первая Дума собралась, явилось что-то похожее на растерянность даже у кадетов: "С кем же мы будем спорить, когда мы одни?" Задирающий тон кадетских ораторов в отношении министров в значительной доле своей объясняется именно тем, что парламент есть, естественно, арена борьбы и спора и что в составе самого парламента вовсе не было условий для проявления такой борьбы. Так было в последние майские и первые июньские дни прошлого лета, самые важные, когда определялся тон парламента. За неимением условий для внутренней парламентской борьбы бросились во внешнюю, с министрами и министерством, — и дело быстро дошло до конфликта. В настоящее время эти условия вовсе изменились. И без министров у кадетов будет много работы с "левыми" и "правыми", и уже сейчас мы не слышим в тоне кадетской печати того расточения лести в сторону "друзей слева", какая была весною и летом прошлого года, в пору выборной кампании и сейчас после нее. Комплименты пришлось бросить и назвать "врагами" и "опасными врагами" тех, кто и никогда не был другом. С другой стороны, "трудовики", голосуя с кадетами, как и обратно получая уступки от кадетов, не нападали на них с думской кафедры даже и при наличности неприязненных и острых чувств. Вторая Дума в этом отношении явит резкий контраст с первою: уже при выборах обостренность вылилась наружу, и теперь две эти партии бросятся друг на друга в самой Думе. Наши монтаньяры и жирондисты заговорят своими натуральными голосами и более чистосердечно. Наконец, те и другие должны будут оглянуться направо. "Страна за месяцы столыпинского управления еще полевела", — заявили или неумно, или лицемерно кадетские лидеры и органы, учитывая в свою пользу недогадливость простаков, забывших, что в прошлогодние выборы все социалистические партии бойкотировали Думу и указали рабочим воздержаться от голосования. Теперь эти же рабочие были двинуты к урнам, — и прошли едва ли не в меньшем количестве, чем прошли бы в прошлом году. "Страна поправела" совершенно определенно и на всем своем протяжении, и главною причиною этого следует считать поведение первой Думы, высоко взвившейся кверху мыльным пузырем, который лопнул очень скоро. Год — не малое время среди такой страды. Народ увидел ясно, что Дума не всемогущественна и что она не воспользовалась тою долею могущества, которая у нее явно была и была признана за нею правительством. Народ осудил Думу и ее вождей прежде всего как неумных хозяев, не умевших распорядиться своим достатком, своим наличным имуществом; из тона министерских ответов он ясно видел, что правительство чрезвычайно считается с Думою, считает для себя рискованным и нежелательным ее роспуск, старается избежать его, насколько это возможно; и что в то же время думские ораторы несутся вперед, как конь без узды в чистом поле, не видящий препятствий и уверенный, что не будет препятствий. Вся Россия решительно осталась спокойною после роспуска первой Думы, когда ораторы ее кричали, что лишь одна наличность Думы отделяет Россию от зарева кровавой анархии и всеобщего народного восстания, — это слишком памятно и непререкаемо. Бунты кронштадтский и свеаборгский стояли вне всякой связи с наличностью или с роспуском Думы: это были подготовленные во время самой Думы и вне предвидения ее роспуска бунты, дело рук революционеров, действовавших, не спросясь у Думы и нисколько не сообразуясь с ее судьбою. Словом, это одна из сказок нашей революционной Шехерезады, рассказанная вне курса парламентаризма. Народ был явно раздосадован за роспуск первой Думы, основательно приписал этот роспуск поведению депутатов первой Думы, скандально-шумливому, а не деловитому, и совершенно определенно это выразил, не выбрав вторично прежних депутатов во вторую Думу. Нам кажется, все эти признаки, обрисовывающие политическую физиономию страны, до такой степени ясны, что можно лишь умышленно отводить от них глаза в сторону. Страна, несомненно, "поправела", и в депутаты Думы прошли такие редкие фигуры старой России, которые ни в каком случае не будут там молчать и скажут свою критику как крайним левым, так и кадетам. Историческая и национальная Россия не пребудет безгласна во второй Думе, как она была безгласна и вовсе не представлена в первой Думе. Мы вообще радуемся, что в нее вошло несколько резко очерченных лиц как справа, так, по-видимому, и слева, и эта вторая Дума будет ярче первой, цветистее и, может быть, талантливее. Она во всяком случае будет драматичнее, а судьба ее, наверное, продолжительнее. Роспуск первой Думы, после которого ничего не произошло, дал опыт правительству, и члены Думы будут знать, что этот опыт у правительства есть и что второй шаг делается обыкновенно легче первого. "Языков, дурно повешенных" будет поэтому там менее. Каждому депутату, естественно, хочется просидеть в роли депутата два и три года, может быть, пять лет и вовсе не хочется через несколько месяцев очутиться в роли "разжалованного", как говорили мужички-депутаты, собиравшиеся из Петербурга "восвояси" в июле месяце. Уже теперь "оппозиционные" газеты все хором говорят, что "тактика новой Думы будет осторожнее", хотя, добавляют, и "грознее". Добавление можно принять за "хорошую улыбку в плохой игре", по известной французской пословице. Кто же говорит прямо: "Я боюсь", "мы боимся". Всякий отступает "с намерением атаковать". "Оппозиция", несомненно, сошла с прежних позиций, и она отошла назад, отбиваясь от натиска национальных чувств и государственного смысла. Все это, несомненно, в России выросло. Число поданных бюллетеней за лиц национального самосознания несоизмеримо с прошлым годом, и на этот факт не могут не оглянуться и крайние левые. Мы, несомненно, выходим из фазы политического романтизма и вступаем в фазу реальной политики. Поворот этот только что начался, но уже за один год сделал огромные успехи. Вся надежда в нем. Государственность русская — это дорогое тысячелетнее здание, которое стоит защищать. Государственность русская — это сама Россия; и многомиллионное население бессильно без государственности. Вот почему мы верим, что этнография русская, выславшая сынов своих в Думу, не разойдется с государственностью, не бросит и не станет топтать свой железный щит. Впервые опубликовано: Новое время. 1907. 10 февр. № 11105.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|