| ||
Формула «все обстоит благополучно» не была неверна сама по себе, — но она была суха, отвлеченна, и в ней нельзя было ни насладиться, ни огорчиться никакой конкретностью. Посему она была косна и безжизненна. Прочитав об «общем благополучии всех вещей», хотелось заснуть, но нельзя было захотеть что-нибудь сделать. В подобном положении и вопрос о «крепких напитках», как бы они ни именовались. Общий говор: «Все стало лучше с их запрещением» — нуждается в подкреплении определенными картинами: где лучше? насколько лучше? Враг трезвости хитер и силен, главное — он очень корыстен и эгоистичен и после войны кинется сейчас же к восстановлению картины — «Руси есть веселие пити, не можем без того быти». И в видах этой-то будущей упорной борьбы в высшей степени ценны все документальные свидетельства с мест. Я сейчас сообщу два таких свидетельства, но предварю их торопливым замечанием: мне рассказали лица, имеющие постоянное общение с действующею армиею, что там с лихорадочным вниманием следят за ходом «винного» или «трезвого» вопроса в России и связывают до такой степени «должную победу» над врагом с запрещением крепких напитков, что это вылилось в форму какого-то суеверия. В армии, выступившей фронтом против Германии, есть какой-то суеверный страх перед вином, потому что тогда «все пойдет несчастно», а если строжайшее запрещение винопития удержится, то мы «непременно победим». Суеверие как суеверие, — «черт его знает, почему существует». Передаю, как слышал. Но замечу, что в такие напряженные минуты, как война, страшно опасно затрагивать «суеверия». Ведь решительно по «суеверному чувству» на поле битвы или «охватывает всех паника», или — люди кидаются на врага и вырывают у него победу. 4 декабря я получил от раненого, лежащего в одном из петроградских госпиталей, письмо с приложением к нему другого письма. Раненый пишет: «Нахожу такое письмо довольно интересным для публики, которой не так хорошо известно в настоящее время состояние нашей деревни благодаря отсутствию водки. ...Должен сказать от себя, что отсутствие водки как теперь, так и впредь для населения провинции — одно спасение от разорения. Я сам жил в деревне и, можно сказать, на себе испытал». Вот письмо, полученное этим раненым из Екатеринославской губернии. «...Напрасно вы думаете, Назар Аксентьевич, что я оставил ваше письмо из действующей армии без ответа. Еще 17 октября ответил вам по указанному вами адресу и в то же число послал вам и посылку табаку: 1000 папирос, 5 фунт, махорки и бумаги курительной. Очень жаль, что не получили, но ничего. Может быть, достанется там другим воинам действующей армии.
Следующее письмо из города Верного Семиреченской области, писанное 7 ноября: «Я недавно вернулся из поездки в Пржевальск и Пишпек, уездные города Семиреченской области, — и был поражен видом наших сел, особенно Узун-Агача, Любовинского и Аламединского. Всегда грязные, всегда хулиганские, эти села теперь неузнаваемы, точно кто-то их вымыл, почистил и приодел. А все это сделало отсутствие водки. Мужики очень охотно вступают в беседы и сами надивиться не могут, как быстро произошло обновление деревни. «Наши пьяницы обшились, обулись и даже стали скупыми», — вот общий говор в деревне. Неужели же возможен возврат к прежнему, о чем есть намеки в повременной печати, возврат хотя бы к пиву? Правда, здешние, — да и не только здешние, — Пегасовы и Ивановы (крупные семиреченские и даже туркестанские коммерсанты, содержатели питейных заведений во всех городах не только Семиречья, но и всего Туркестана, имеющие по нескольку винокуренных и пивоваренных заводов) при участии банков, не исключая даже Государственного, возбуждают ряд ходатайств о восстановлении отечественной промышленности, но неужели же на верхах не замечают этого удивительного возрождения народной массы? Об интеллигенции я не говорю, хотя и она изменилась. Но сна так либеральна, так прогрессивна и в среде ее столько милых передовых врачей, что и посейчас вы встретите в любом нашем интеллигентном доме и водку, и коньяк, и ликеры, — все выписанное по рецептам врачей, — водка, напр., для ванн, ликеры для приема неприятного лекарства вроде касгорки. Но Бог с нею, с интеллигенциею, а в народ водку допускать нельзя». Вот свидетельства, написанные о местностях, разделенных многими тысячами верст, причем одно письмо писано сельчанином, а другое — членом судебного ведомства; и оба свидетельства совпадают не только в передаче общей картины, но и в отдельных выражениях, словах. Выздоравливающая Россия... Кто же может и решится задержать это выздоровление?! Впервые опубликовано: Новое Время. 1914. 13 дек. № 13922.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|