| ||
|
Опричнина ликвидировала крупное княжеское и боярское землевладение со всеми его привилегиями. Но форма опричнины как известного государственного учреждения все еще не может считаться достаточно изученной. Не вдаваясь в историографические подробности, отмечу, что исследователи сходятся во взгляде на самое название «особного двора» Грозного: термин опришнина» во второй половине XVI в. — уже безусловно архаизм удельного времени; но С.Ф. Платонов отмечал, что и по существу своему «особный двор» царя Ивана, по крайней мере в 70-х годах, «не есть уже опричнина в смысле удельного двора»: в связи с ростом ее территории «в сознании творцов опричнины она изменила свой первоначальный вид»*. Так осторожно высказывается мнение, противоположное взгляду В.О. Ключевского, который видел в Опричном дворе царя «высшую полицию по делам государственной измены», устроенную в виде «целого корпуса в 6000 человек, на содержание которого было взято много земель в государстве» и управляемую, согласно архаическому названию, по старым удельным образцам; однако развития и обоснования последней мысли мы не находим у покойного русского историка. ______________________ * Ср.: В.О. Ключевский. Боярская дума, стр. 336; С.Ф. Платонов, Соч., III, стр. 142. — Объединяющий характер носит мнение проф. М.К. Любавского (Лекции, стр. 251—256). ______________________ Прежде всего, для освещения вопроса нам следует попытаться выяснить официальный правительственный взгляд на опричнину. При решении этой задачи приходится считаться с крайней скудостью документальных данных, прямо относящихся к опричнине: последняя была, так сказать, домашним делом московской жизни и ее государя, а известно, что старая русская действительность протекала в значительной степени в русле обычая и практической необходимости момента; поэтому в актах приказной практики мы найдем чрезвычайно мало данных для разъяснения поставленного нами вопроса, официального же указа об учреждении опричнины до нас не дошло, и мы имеем лишь не совсем удачный, по всей видимости, пересказ его в Московской летописи. Однако существует еще одна категория исторического материала, которая может пролить некоторый свет на понимание опричнины самим московским правительством, хотя этот материал, казалось бы, и не должен был совершенно отражать столь интимной реформы Грозного — я говорю о документах дипломатических сношений московского правительства с иностранными державами*. Опричнина, столь резко и шумно установленная Грозным, самые внешние обстоятельства отъезда его из Москвы, торжественное возвращение с манифестом к народу — все это такие факты, которые не могли не привлечь внимания иноземных наблюдателей московской жизни. Действительно, мы узнаем, что уже 13 января 1565 г. некий З. Фелинг доносил из Новгорода датскому королю Фредерику 11, что Грозный, испуганный внезапным набегом крымского хана 3 декабря 1564 года, захватив жену, детей и всю казну, бросился спасаться в хорошо защищенное Белоозеро. Здесь, очевидно, описывается знаменитый «государев поезд», выезд царя из Москвы, когда он, лихорадочно прометавшись по подмосковным селам, наконец, нашел отдохновение в Александровской слободе и оттуда дал знать об отказе от «государствования» и о возможности возвращения к нему только на условии устроения себе «особного двора». Точна у Фелинга даже дата отъезда — 3 декабря, неверно лишь объяснение причины да место, где укрывался Грозный. О необычайном выезде царя Фелингу сообщил, вероятно, кто- либо из русских людей, который, конечно, не смог в столь короткий срок точно определить причины события. Но подобный факт проникновения за границу слухов и толков о новой реформе царя не мог не встревожить ее инициаторов, желавших скрыть ее от чужих взоров. Особенно опасались, что новое мероприятие царя может как-либо использовать в дурную для Москвы сторону враждебная Московскому государству Литва, и московское правительство тщательно подбирало в наказах послам в Литву все предполагаемые вопросы, каковые могли бы задать литовские паны-рада, и давало для посольских ответов соответствующие указания. Вот эти-то, облеченные в очень глухую и осторожную форму, указания правительства и позволяют хотя бы отчасти определить взгляд самой власти на опричнину. ______________________ * Известно, что опричнину от иностранцев скрывали. ______________________ В первые годы, когда опричнина была новинкой, очень сильно ударившей по княжатам и боярству, московская дипломатия как-будто не считала возможным отрекаться от нее целиком; результаты ее в виде казней и опал были явны и известны, и в посольских наказах (В.М. Желнинокому осенью 1565 г. и боярину Ф.И. Умного-Колычеву в феврале — апреле 1567 г.) нет желания скрыть самого факта отъезда Грозного в Слободу в декабре 1564 г.; более того, история переговоров царя с духовенством и затем казней по приезде в Москву также сохранена в них, и только не упомянуто самое слово «опричнина»*. Но уже рано в наказах стремятся доказать, что все якобы новые порядки в государстве исконны, что «опричнины» никакой не существует. Так, когда в апреле 1566 г. приехал из Литвы гонец Фед. Юрша, то назначенным к нему приставам предписывалось отвечать на возможный вопрос его об опричнине, что «у государя... никоторые опришнины нет; живет государь на своем царском дворе, и которые государю дворяне служат правдою, и те при государе и живут блиско; а которые желали неправды и те живут от государя подале»**. Самый слух об опричнине приказано было объяснять «мужичьим» невежеством: «нечто будет, не зная того, мужичье называют опришниною, и мужичьим речам чему верити?» Очевидно, для разъяснения пребывания Грозного в Слободе приставы должны были заявить, что «волен государь, где похочет дворы и хоромы ставить, туто ставит; от кого ся государю отделивати?» Повидимому, в Москве сильно опасались, что иноземцы обратят особое внимание именно на последнее обстоятельство, на пребывание Грозного вне Кремлевского дворца. В последующие годы наказы продолжали отрицать существование опричнины, а пребывание царя в Александровской слободе объясняется (в 1569 г. наказ гонцу в Литву Ф.И. Мясоедову), что в том «государьская воля, где хочет, тут живет, а то село близко Москвы, а государь живет для своего прохладу, а государство свое правит на Москве и в слободе»***. Точно такое же опасение вызывала в московских правительственных кругах и постройка нового царского двора (в 1567 г.) в опричных улицах Москвы: в 1571 г., в наказе князьям И.М. Канбарову, Г.Ф. Мещерскому и Г.В. Путятину да дьяку П. Протасьеву считали возможным, вероятно за давностью лет, совершенно отрицать самый факт отъезда Грозного в Слободу в 1564 г., но оборудование новой резиденции объясняли опять свободой царя ставить себе «для прохладу» дворы, где ему «надобе ставити» — боялись, как бы не возник у литовских панов вопрос, «что государь дворы ставит розделу для или для того— кладучи опалу на бояр»****. ______________________ * Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО), 71, стр. 324 и 466.
______________________ Таким образом, московская власть постепенно пришла к возможности отрицать обстоятельства учреждения опричнины, но очень боялась, что иностранцы усмотрят в пребывании царя в опричных дворцах символ какого-то раздела государства. По мнению московского правительства, объяснить это обстоятельство можно было или тем, что царь волен жить, где хочет, и что одних он за заслуги жалует, а других казнит и велит им жить «от себя подале», или же «мужичьим невежеством» изобразить это как «раздел»: «а государю от кого ся отделивати?» — с достаточной степенью наивности должны были спрашивать московские дипломаты. Незначительность факта проживания Грозного вне Кремлевского дворца так старались подчеркнуть, что невольно зарождается мысль, что это-то и было, напротив, самым существенным, по мнению современников, в опричнине; толкование же этого факта «волею» царя, стремлением царя к «прохладам», тем, что царь может жаловать близостью к себе угодных ему служилых людей, было лишь не совсем умелой попыткой затемнения истинного смысла опричнины — «раздела». Итак, можно думать, что какой-то «раздел» государства являлся для московского правительства, в своих дипломатических приемах всегда исходившего из реальных обстоятельств*, результатом выезда царя на житье в новую резиденцию и определял собою сущность опричнины. ______________________ * А.И. Заозерский. К характеристике московской дипломатии XVII в., стр. 335. ______________________ Современный исследователь едва ли вправе придавать этому «разделу» какой-либо идеальный смысл отделения верховной власти от неугодных ей элементов общества; гораздо ближе, думается, к исторической действительности будет связывать «раздел» с дроблением территории государства на две части — опричную и земскую. В других памятниках поясняется, как смотрели московские люди на такой раздел: опричная часть царя была его «уделом». О государстве-«уделе» дошли до нас два указания— одно косвенное, другое прямое. Именно, в 1567 г. 12 мая в Торокманов стан Московского уезда был отправлен указ с запрещением брать подати с вновь купленной запустелой вотчины Ив. Вас. Шереметьева-Большого. Вотчина до покупки Шереметьевым принадлежала М. Аргамаковой (с 1567 г.), а ранее была поместьем Ив. Аф. Ергольского, за которым и была записана в книгах А. Лодыгина 7059 (1550—1551) г. и кн. Дм. Гагарина 7067 (1558—1559) г. При даче льготы опрашивали крестьян о причинах запустения, и те ответили, что вотчина запустела давно, лет с десять, помещик же Ергольский докончил своим управлением обезлюденье, «а сам деи вышел в удел»*. ______________________ * РИБ, II, № 37. — Документ напечатан по дефектному списку, и цитируемое место восстанавливается по списку, хранящемуся в Рукоп. отделении ГПБ, под шифром А I, 17, л. 757 об. (сама грамота находится там же, на лл. 755—758). ______________________ Уделов в царствование Грозного было два: родного его брата кн. Юрия Васильевича и двоюродного — кн. Владимира Андреевича. Первый, болезненный и скудоумный, умер еще 24 ноября 1563 г.,* второй — с 1554 г. обязался записями не принимать к себе служилых людей и жил под постоянным подозрением в измене, а в 1563 г. попал под царский суд, причем мать его была пострижена; с тех пор положение кн. Владимира Андреевича все ухудшалось. Едва ли в уделы этих князей мог уйти Ергольский, и не естественнее ли видеть здесь государев «удел» — опричнину, которая, повидимому, очень рано, возможно сейчас же по возникновении, стала действовать в соседних вотчинах и поместьях Московского уезда. На такую мысль наводит и то, что крестьяне не назвали, к какому именно князю ушел их господин, а знать это они были бы должны, тем более, что и «удельных»-то князей всего было двое. ______________________ * Полное собрание русских летописей (ПСРЛ), XIII, ч. 2, стр. 372. ______________________ Другой документ, писцовая книга 1576 г. опричной части Шелонской пятины, составленная по приказанию «князя Ивана Васильевича Московского», уже прямо определяет эту часть пятины как «государев удел»*. Таким образом, «раздел», о сокрытии которого так заботились московские дипломаты, по всей видимости заключался в образовании особого, «опришного» государева «удела». ______________________ * Новгородские писцовые книги (НПК), V, стр. 571. ______________________ Для «удельных» земель нужна была и «удельная» резиденция— Александровская слобода сначала, Вологда и Старица — затем. Когда отобраны были в опричнину улицы в самой Москве, был построен и особый царский двор на Арбате: Грозный как бы получил старинный удельный жребий в Москве, как получали его все князья московской княжеской линии*. До времени Иван правил государством, по удачному выражению посольского наказа, на «Москве и в Слободе», как царь и как удельный князь, перебирая «людишек» и их земли. В 1575—1576 гг. он попробовал остаться только на уделе, поставив во главе земщины вел. кн. Симеона Бекбулатовича**. Это был уже не первый его опыт в таком направлении: в начале 70-х годов (1571 —1572 гг.) во главе боярской думы при приеме послов упоминается крещеный астраханский царевич Михаил Кайбулич; последний, как глава царской «ближней думы»***, в документах упоминается всегда особняком от кн. И.Ф. Мстиславского, стоявшего во главе государевой думы «всех бояр». Поставление Симеона Бекбулатовича великим князем всея Руси с точки зрения опричного-удельного «государя князя московского» и было, повидимому, окончательным подтверждением произведенного им за десять лет перед тем «раздела» государства. В этом отношении княжение Симеона Бекбулатовича нельзя расценивать как «игру или причуду, смысл которой неясен»: опричнина пережила ряд модификаций, с 1572 г. переименовавшись во «двор»; в состав ее входили и выходили оттуда обратно в земщину разные местности, но общий характер ее как государева удела остался неизменным; 1575—1576 годы и были временем, когда этот характер был Грозным почему-то особенно подчеркнут.**** ______________________ * Об опричных улицах в Москве см.: С. Ф. Платонов, Соч. III, стр. 134; И. Е. Забелин. Опричный дворец царя Ивана Васильевича, стр. 399—416. — В этом царском жеребье было, вероятно, особое управление от остальной Москвы; по крайней мере, так можно думать о таможенном управлении: в 1570 г. царь приказал литовским гостям продавать товары у себя «в опришнине», безусловно для выгод своей опричной казны (Сб. РИО, 71, стр. 651). Ср. сбор таможенных пошлин в опричной Торговой стороне Новгорода 1571 г. (АЭ, I, № 282).
______________________ Зато крупные перемены произошли в течение всего промежутка 1565—1584 гг. в управлении «особным» государевым двором и его территорией. Переезжая в Слободу в 1565 г., а затем устраивая особый опричный дворец в Москве, царь заводил новое хозяйство. В этом хозяйстве летопись отметила ряд хозяйственных «дворцов» (Хлебенный, Сытный и др.) с ключниками, подключниками, поварами и тому подобными дворовыми людьми; дворецкие, также «особные», ведали, вероятно, всеми этими придворными службами и дворней. Из других хозяйственных учреждений у Грозного были в опричнине и особые конюшни с конюхами; наконец, там существовало, по всей видимости, и подобие тюрьмы, где могли содержаться провинившиеся в чем-либо люди*. Словом, царь устраивался в опричнине в тех же формах быта, в каких жил он и в Кремлевском дворце, как жили, вероятно, настоящие удельные князья Юрий Васильевич и Владимир Андреевич в своих резиденциях в самой Москве. ______________________ * Сб. РИО, 71, стр. 565—566 (упоминается «конюшня земская»); там же, 129, стр. 195. — Раздел имущества царя на «опришное» и «земское» доходил, по всей видимости, до мелочей: так, в царском архиве хранился, например, «список судов серебряных, которые отданы в земское» (АЭ. I, № 289, стр. 349, яш. 191). ______________________ Наряду с органами чисто хозяйственного управления летопись упоминает, что царь учинил в опричнине и органы государственного управления — бояр, окольничих, стольников и других служилых придворных людей, казначеев, дворецких и дьяков*. До нас дошло несколько известий о действительном существовании в опричнине (а затем во «дворе») особой, отличной от земской, боярской думы, собирающейся иногда вместе с земскими боярами для решения тех или иных дел. Состав такой думы был, повидимому, аналогичен составу земской думы, т.е. включал в себя обычные думные чины — бояр, окольничих, думных двррян**. Точно так же в опричнине, видимо, существовал и такой же, как в земщине, «суд бояр»; по крайней мере, в одной грамоте 1567 г., данной из опричнины Симоновскому монастырю, читаем: «А кому будет чего искати на самом архимандрите и на старцех и на их приказчике, ино их сужу яз царь и великий князь или нашя бояре в опришнине».*** ______________________ * ПСРЛ, XIII, ч. 2, стр. 394.
______________________ Кроме дворецкого и казначея, при опричном дворе на первых порах не наблюдается каких-либо других органов центрального управления, в то время как в 1565 г. в остальной части государства существовала уже довольно сложная приказная система. Казначею и дворецкому были подчинены, по всей вероятности, указанные уже придворные чины и слуги, а также дьяки, наличность которых свидетельствуется и актовым материалом*. Но от тех же первых лет существования опричнины дошло до нас несколько жалованных тарханных грамот монастырям на вотчины в опричных землях; из них видно, что высшей судебной инстанцией в таких случаях был не суд дворецкого, как то было в Московском государстве до выделения из него царского удела (и в земщине после 1565 г.), а старинный суд «боярина введеного»; так, например, в тарханной грамоте 1566 г. Симонову монастырю на его московские вотчины, отошедшие в опричнину с целым округом («уездом») Вышегородским, читаем: «А кому будет чего искати на их приказщиках, ино их сужу яз царь и великий князь или боярин мой введеный в опришнине»; также в грамоте 1567 г. относительно симоновских вотчин в Можайском уезде и в приводимой В. О. Ключевским грамоте 1571 г. Стефанову Махрищскому монастырю**. Едва ли в этих словах можно усмотреть консерватизм терминологии актов: ниже мы покажем, что в документах, вышедших из опричного управления, также упоминается о подсудности монастырей в опричном «дворце», когда это ведомство окончательно, повидимому, сформировалось. Более правильно полагать, что «удел» царя должен был и управляться по-старинному, «особный двор» со своими дворецкими, казначеями, слугами, дьяками и хозяйственными «дворцами» должен был вместить в себе и всю сложность приказной системы покинутой земщины. ______________________ * Таков был, вероятно, и дьяк Дружина Володин в 1567 г.; ср. ДАИ, 1, № 118.
______________________ Однако быстрый рост царской опричной вотчины и ряд обстоятельств привели к тому, что с начала же опричнины в ней уже были задатки для образования специальных центральных учреждений; на примере опричнины повторилась, как бы в миниатюре, история развития приказного строя всего Московского государства: с накоплением обязанностей у дворецких, казначеев и их дьяков начали образовываться и соответствующие приказные избы, параллельные по ведомству таковым же «земским» учреждениям. Сведения относительно таких опричных учреждений идут большею частью* от второго периода в истории государева «удела», когда он из «опричнины» был переименован во «двор», т.е. от 70-х и 80-х годов. Но уже от 1565 г. дошло одно любопытное известие, что царь Иван «боярем и князем и дворяном велел в Слободе ставити и избы розрядные, и нача в Слободе жити со всеми бояры своими, а к Москве стал приезжати не на великое время». Правда, памятник, сохранивший это известие (так называемый Морозовский летописец), не может считаться очень доброкачественным источником, но сам по себе факт постройки домов опричников и приказной избы так явно соответствует историческому моменту (учреждению опричнины) и вместе с тем столь несложен как историческое данное, что сомнений не вызывает.** Постройка Разрядной избы обусловливалось, очевидно, назревшими в том потребностями; действительно, в противоположность мнению В.О. Ключевского, что «в опричнине не любили ни родословных людей, ни родословных счетов»,*** можно насчитать по разрядам достаточное количество местнических столкновений опричников между собою.**** Опричники из родословных московских фамилий (а представители таковых в опричнине были — и в порядочном количестве)***** близко принимали к сердцу свои местнические неудачи: так, например, Мих. Андр. Безнин-Нащокин, проиграв дело с другим опричником Вас. Гр. Зюзиным, «от той боярской обвинки хотил постритца»; царь заступился за своего любимца, «того дела смотрел и Михаила пожаловал, велел дать на Василья правую грамоту».****** Грозный, повидимому, вмешивался иногда лично сам в местнические споры; по крайней мере, некоторые грамоты довольно ясно носят следы личных государевых соображений по разрядам и родословцам.7* Круг дел, которыми ведал Опричный разряд (подобно Земскому), не ограничивался, конечно, только местническими счетами: опричный служилый корпус проходил службу с теми же обязанностями и в той же обстановке, что и в земщине; так же расписывался он по полкам с «воеводами из опришнины» во главе в походах; так же, вероятно, нес он службу и в мирное время. Кроме того, наряду со служилыми людьми высшего слоя, в опричнине были особые стрелецкие и, может быть, казацкие отряды как у государя в Москве, так и по «дворцовым» городам.8* Это профессиональное войско, как и в земщине, нуждалось, особенно в провинции, в центральном органе управления.9* В опричнине, наконец, и прямо заметны следы ведения особых, отличных от земских, разрядных списков походов; так, например, в 1593 г. кн. Андрей Елецкий, местничаясь с кн. И.М. Вяземским, заявил, при ссылке последнего на разряд 1568 г., что такого разряда не упомнит, «а хоти будет таков разряд и был, и та была государева воля, в опричныне, в том государь волен».10* Значит, земские служилые люди не отрицали существования особых опричных разрядов, лишь не считая их обязательными, так как велись они во многом, вероятно, по воле государя, а не согласно родовой чести местников. С другой стороны, служилые люди из земского «утягивали», когда это было им выгодно, бывших опричников теми же разрядами в опричнине: так, в 1599 г. кн. Г.А. Долгорукий спорил с кн. М.Ф. Гвоздевым-Ростовским и подал среди других документов память о разряде 1568 г. «как были воеводы в Колуге из Опричнины»; оба местника в этом случае «слались на Розряд», т.е. на официальную разрядную книгу, но оказалось, что «в Розряде 7076 году такова розряду из Опришнины не написано». Очевидно, разбиравшие дело дьяки справились лишь с земскими разрядами, оставив в стороне опричные разрядные списки, так как в некоторых частных редакциях разрядных книг такой разряд 1568 г., действительно, записан.11* Сами опричники указывали, что в земских разрядах они не помещались: тот же кн. М. Гвоздев заявил в ответ на ссылки кн. Долгорукого на разряд 1572 г., что «был он князь Михайла тогды у государя в опришнине» я потому «розряду в 80 году не помнит».12* ______________________ * Исключение составляет «чети», о них см. очерк «Опричные чети».
______________________ Итак, в известиях об опричнине можно уловить, что при «особном дворе» Грозного был известный комплекс лиц, дел и документов, которыми в земщине давно ведали Разрядный приказ и его дьяки. Кроме того, как мы видели выше, есть сведения и о раннем существовании в опричнине особого помещения, где ведались и решались эти дела. От 70-х годов, когда «Опричнина» переименована была в «Двор», мы знаем и разрядных «дворовых» дьяков. В 1574—1576 гг. таковым дьяком «Розряду дворового» был Андрей Шерефединов, сопровождавший царя в Старице и других загородных резиденциях (Олешня).* В 1578 г. в мае месяце в «Дворцовом разряде» сидел уже не простой дьяк, а приказный судья, окольничий М.Т. Петров вместе с дьяком Стахеем Ивановым.** Существование опричного («дворового») Разрядного приказа можно заметить и в 80-х годах; так как в это время упоминается еще «Земский разряд» — значит, разделение ведомства на два приказа продолжало существовать.*** ______________________ * Н.П. Лихачев. Разрядные дьяки, 466—469; так же Н.В.; Мятлев. Родословные разведки, прил. III, стр. 30.
______________________ Нахождение во главе опричного приказа думного, хотя бы и «дворового» чина указывает, что приказ этот был учреждением отдельным от Земского: «честь» думного человека не позволили бы ему быть в каких-либо отношениях к тогдашнему думному разрядному дьяку Земского разряда В.Я. Щелкалову;* и в позднейшее время, когда могущество Щелкаловых достигло своего апогея, даже такие неважные служилые люди, как Мих. Игн. Татищев, презрительно высчитывали «великим» дьякам их генеалогию, незавидную с точки зрения родовитости.** С другой стороны, в источниках нет абсолютно никаких данных, чтобы считать и В. Щелкалова подчиненным, а таким он только и мог быть, как «дьяк» — «судье» окольничему Петрову. Таким образом, на истории Разряда в это время сказываются, по нашему мнению, противоположение опричных и земских учреждений и независимость их друг от друга. ______________________ * Т.е. товарищем в едином общеземском приказе при двойном (опричном и земском) штате служащих, как полагает С.Ф. Платонов (Соч., III, стр. 144—146).
______________________ Но как в экстренных случаях обе боярские думы — опричная и земская — сходились на совместное совещание и постановляли общий приговор,* так и приказным людям иногда предписывалось действовать сообща: в ноябре 1579 г., когда царь был в походе в Великом Новгороде, а на Москве «в Московской осаде» остался кн. А.П. Куракин с другими служилыми и приказными людьми, посылались грамоты «воеводе... князю Ондрею Петровичу Куракину да окольничему... Михаилу Тимофеевичу Петрову да дьяком... Ондрею да Василью Щелкаловым да Стахею Иванову». Здесь земские и опричные люди расположены в строгом местническом распорядке: «земский» Куракин, конечно, был неизмеримо выше «честью» опричника Петрова, как «земские» же Щелкаловы выше дьяка Стахея Иванова. Куракина грамота упомянула потому, что он был в это время главным московским осадным воеводою, и пропуск его значил бы, вероятно, для «великих» дьяков Щелкаловых известное местническое подчинение-опричнику М.Т. Петрову. В действительности указ был направлен обоим разрядам и затем хранился в одном из них (вероятно, в Земском).** ______________________ * Сб. РИО, 71, стр. 666, 716; 129, стр. 216.
______________________ Известны и другие приказы в опричнине. Так, при существовании Опричного разряда и нахождении в царском «Дворе» огромного количества земель и служилых людей необходимо было позаботиться о способах сообщения между отдельными частями опричной территории и управляющими ею провинциальными органами власти. Постройка и содержание ямов и ямщиков в Московском государстве издавна лежали на населении, а в Москве ведались Ямской избой. В опричнине мы видим такое же параллельное земскому учреждение. К сожалению, мы не имеем возможности, хотя бы в самых общих чертах, обрисовать возникновение этого опричного приказа — о нем дошло, кажется, только единственное указание: так, в декабре 1579 г. отправлен был в опричный Ярославский уезд в Гавриловский ям приказ ямскому сборщику Третьяку Окорокову о неправеже ямских охотников с вотчины Спасского Ярославского монастыря; список со старой жалованной грамоты приказывалось прислать «на Москву в наш дворовой ямской приказ к дьяком Стахею Иванову да к Меньшому Башеву».* Ст. Иванов, как мы только что видели, сидел за месяц перед тем в Дворовом разряде в качестве подчиненного приказному «судье» лица; перейдя в другой опричный приказ, он стал там первым дьяком (судьи в Дворовом Ямском приказе не было). ______________________ * И.А. Вахромеев. Исторические акты, I, № L. — Дьяк Ст. Иванов служил и ранее, кажется, в опричнине: 11 марта 1575 г. за его приписью была отправлена грамота кн. Петру Даниловичу Пронскому и Ив. В. Шереметьеву относительно дворов казаков Троице-Сергиева монастыря в Холуе (монастырь жаловался, что «бояре и дьяки... те у них козачьи дворы отьимают, норовя царевичу Михаилу Канболовичю, чтоб им под суд ему их дати», и положил перед царем иммунитетную грамоту); 16 числа этого же месяца была отправлена новая грамота, за приписью дьяка Кирея Горина, во Владимир Ив. Гр. Кореневу (очевидно, местному приказному человеку, городовому приказчику или губному старосте) с приказанием ехать в Холуй и распорядиться о ненарушении льгот этих монастырских «казаков» (М.А. Дьяконов. Акты, вып. 2, № 23). Не была ли послана первая грамота из опричной избы (кн. П.Д. Пронский — опричник, неодобрительное отношение к царю Мих. Кайбуличу, недавнему члену «ближней» думы и, может быть, главе земщины), а вторая — из Земского приказа (дьяк Кирей Горин — «земский»). ______________________ Характеризуя опричнину как государев удел, мы имели уже случай сказать, что судебно-административное управление в ней, по всей видимости, носило черты «удельного»; по старине «бояре введенные» являлись высшей судебной инстанцией для тарханщиков-иммуниетов. Однако наряду с этим в опричнине развивался и суд дворецкого, у которого, по-видимому, очень рано образовалась и своя приказная изба с дьяками: так, уже от 1565—1566 гг. есть известия, что существовал «Большой земский дворец»;* значит, ведомство уже делилось на два учреждения, и был «Дворец» — приказ опричный. В начале опричнины, в 1560-х и отчасти 1570-х годах дворцовым опричным дьяком был, возможно, Петр Григорьев, за чьей подписью выдавались из опричнины грамоты монастырям, который принимал от них челобитья, делая пометы, и сносился по существу просьбы с «земскими» приказами. От 1570-х годов мы можем, правда предположительно, назвать и опричного дворецкого — таковым был, по всей видимости, кн. Юрий Иванович Токмаков-Звенигородский: в 1572 г. он разбирает дело по челобитью игуменьи суздальского Покровского монастыря Василисы о свозе монастырских крестьян приказчиком суздальских царских «накладных и посопных» сел;** в 1574 г. осенью он вместе с упомянутым уже дьяком П. Григорьевым по приказу Грозного зачитывает Строгановым, ведавшимся в опричнине уже с 1566 г., купленные ими для царя товары в «ширинки» в число тех денег, которые следовало бы «имать» на них, т.е. ведает личное имущество царя.*** В 1575 г. кн. Токмаков, видимо, был близок к Грозному: польский шляхтич Кр. Граевский, описывая свою аудиенцию в Александровской слободе, рассказывает, что «великий князь» пришел на заседание боярской думы в сопровождении Токмакова — его одного он называет по имени.**** ______________________ * М.А. Дьяконов. Дополнительные сведения, стр. 195, прим. 3; ссылка на Грамоты Коллегии экономии по Тульскому у., № 1 - 12308, 7074 г.; упоминание о Большом земском дворце см.: А. М. Гневушев. Акты времени правления царя Василия Шуйского с 1606 г. 19 мая по 17 июля 1610 г. (№ 4, стр. 6).
______________________ В 1580—1581 гг. в «Дворцовом приказе» сидели дьяки Постник Сулдошев и Богдан Дементьев, разбиравшие дела того же Суздальского монастыря (игум. Леониды) о вывозе из-за монастыря крестьян, и посылали приказчику дворцового с. Симы, Юрьевского уезда (Юрьев-Польский — опричная волость) указы о присылке им в Москву сыскных списков на свезенных крестьян;* дворовым дворцовым дьяком Посн. Сулдошев записан и в разрядах в апреле 1581 г.** Но уже в июле того же года грамоту о ведении Спасского Ярославского монастыря в «Дворцовом дворце», а не в «розных приказех» подписал новый дьяк Фирс Лазарев.*** ______________________ * «Описание актов Уварова», отд. I, № 53; Н.П. Лихачев, Сбора, актов, вып. 1, № XIX, стр. 63 — о Юрьеве-Польском в опричнине.
______________________ Казначей в опричнике играл большую, роль, чем в земской половине государства. Образование опричного удела царя было вызвано, как известно, не только стремлением разрушить феодальное княжеско-боярское привилегированное землевладение, но и чисто финансовыми заботами о восстановлении «потощавшей» царской казны, расхищенной боярами в их управление; самый подбор земель, забранных на особный царский двор, показывает, что в опричнину поступили богатейшие области Московского государства.* Понятно поэтому, что органы финансового управления должны были приобрести в опричнине большое значение. К сожалению, нет возможности выяснить точно всех лиц, которым в опричнине вносились государевы подати. Уже в 1567 г. мы видим, что опричный дьяк Дружина Володин собирает таможенные пошлины,** которые в земщине были подведомственны недавно отделившемуся от Казенного двора Большому Приходу; но где в опричнине они платились — судить не беремся: как предположение, можно лишь высказать, что — в ведомстве опричного казначея. Ничего определенного нельзя извлечь и из известий 1569 г. о том, что с московских сел Симонова монастыря по переходе их в опричнину было приказано платить все подати в опричнине, а не в земщине, в Большом Приходе.*** Во всяком случае, все поступления в опричную казну едва ли могли миновать государева удельного казначея, имевшего, как было сказано выше, очень широкий круг ведомства, подтверждающий впечатление о господстве старинного порядка вещей в государевом опричном уделе. Так, известно, что следов деятельности особого Поместного приказа в опричнине не имеется; его функции, по старине, оказывается, нес опричный казначей, подобно тому, как это было в первой половине XVI в. до выделения Поместной избы из ведомства казначеев. Это находит подтверждение и в указе Грозного от 12 июня 1569 г. своему казначею Угриму Львовичу Пивову, чтобы тот «велел записать... в опришнине в книги за Кирилловым монастырем и вступатися у них не велел ни во что»**** (разумеется вновь приобретенные монастырем земли в Поморье): подобные книги («вотчинные») и подобные обязанности в земщине давно сосредоточивались в Поместной избе.***** Казначей обязан был «велеть» записать I в книги монастырские вотчины, конечно, подчиненным ему дьякам, каковые и несли обязанности поместных в опричнине. Таковым, например, можно считать дьяка Никиту Титова, который 27 января 1570 г. дал память в земский Поместный приказ об испомещении «в опришнине» некоего Михаила Корешкова сына Ильина.****** ______________________ * С.Ф. Платонов, Соч., ІII, стр. 139 сл.; ПСРЛ, XIII, ч. 2, стр. 395 сл.
______________________ Итак, в опричнине существовали главнейшие приказы: Разряд ямской, Дворец государев, Казна; некоторые же органы государственного управления, например Поместная изба, Посольский приказ в опричнине, повидимому, отсутствовали — в последнем не было нужды, так как опричнина была, так сказать, учреждением домашним и иноземцам ее не показывали.* Большой Приход также был, повидимому, единым для всего государства учреждением.** Опричные приказы появились вследствие естественного накопления в опричнине дел, которыми в земщине ведали уже не лица, как в удельную старину, а учреждения; в этом отношении новый государев «удел» хотя и пародировал старинное управление, но не избег влияния государственного устройства опальной земщины: приказная система несла, очевидно, несравненно-большие удобства, чем управление «бояр введенных», дворецкого и казначея, как то было в удельную пору. Недаром даже в настоящих «уделах» заводили приказы: так, известна грамота кн. Владимира Андреевича от 20 марта 1568 г. Николо-Пасношскому монастырю, по которой последний был обязан вносить определенный оброк за ямские и приметные деньги в княжескую казну «в Большой Приход дьяком Якову Григорьеву да Ивану Гаврилову или по них иные дьяки будут».*** ______________________ * Любопытно, однако, что в Старице, опричной резиденции Грозного, было особое отделение Посольской избы с дьяком, который при переезде царя в Слободу отдавал документы в Главный приказ в Москве. Точно так же и в Александровской слободе была особая изба для приема послов (впрочем, вероятно, это было скорее одно только помещение, чем канцелярия). — Н.П. Лихачев. Дело о приезде, стр. 138; он же. Библиотека и архив московских государей, стр. 68—69, прим. 1. — Her следов существования в опричнине и некоторых других приказов, например Стрелецкой избы, хотя стрельцы дворовые и были, так же Разбойного приказа; в последнем случае, вероятно, суд и расправа отправлялись кем-либо из доверенных опричников, может быть, при личном участии царя (о присутствии Грозного на допросе и суде и страшных казнях заподозренных в измене существует много рассказов иноземцев и некоторых русских второстепенных летописцев; ср. очень интересный и характерный для Ивана IV документ — протокол допроса возвратившихся из крымского плена московских людей в 70-х годах XVI в., по которому царь лично «на пыточном дворе» руководил допросом, ставил вопросы и, чтобы добиться желаемых показаний, несколько раз приказывал «пытати, огнем жечи» допрашиваемых (С.К. Богоявленский. Допрос, стр. 26—33).
______________________ На первоначальный план ввести в опричнине упрощенное управление указывает и очерченная выше роль казначея, совместившего в себе те функции, которые в Московском государстве давно были уже поручены разным учреждениям. В заключение упомяну еще об одной группе органов власти, также оказавшейся в высшем заведывании опричного казначея. Это — чисто местные финансовые кассы по сбору того налога, «кормленого окупа», который, по летописи, и составил главный бюджет опричнины, именно — «чети».* В упомянутом уже указе царя казначею Угриму Львовичу Пивову 1569 г., кроме записи за монастырем его новых владе ний в вотчинные книги, приказывалось еще выдать на монастырские земли жалованную грамоту: «Да и грамоту бы еси им жалованную нашу дал на те их новые купли и на закладные дворы, велел дати такову ж, каковы у них жаловалные грамоты на иные их монастырские земли и угодия». Казначею приказывалось «велеть дать» грамоту, и последняя была дана, 26 августа 1569 г., очевидно, по приказанию Угрима, из Четверти, за приписью дьяка Кургана Лапина.** Таким образом, чети в опричнине на первых порах действуют в зависимости от опричного казначея, через которого идут им царские указы. В 70-х и 80-х годах этот порядок в документах уже не ощущается: в. опричнине, или, по новой терминологии «дворе», сложилась к этому времени целая приказная система, и казначей отошел, повидимому, на второй план.*** Опричные чети помещались «во дворовой стороне» Москвы, т.е. в опричных московских улицах (по крайней мере, это можно сказать относительно одной из них — Двинской — в 1576 г.****). ______________________ * ПСРЛ, XIII, ч. 2, стр. 395 сл. Кроме «кормленого окупа» в оприч ни ну, как известно, впоследствии шли и другие, обычные в Московском государстве, подати и налоги; лишь доходы Большого Прихода (засечные, ямские, приметные, за городовое дело деньги) в основной своей массе взимались в этом общегосударственном, так сказать, приказе.
______________________ Что касается устройства местного управления в опричнине, то введения о нем более чем скудны. Из актового материала больше всего сведений дают два документа — таможенная грамота опричной Торговой стороне в Новгороде 1571 г. и губной Белозерский наказ того же года, — но и в них, как и в остальных документах, направленных в опричные волости, мы не видим каких-либо особых властей, действующих только в опричнине, таких, которых не было бы в земщине: в «опришных» местностях, городах и волостях действовали обычные власти как приказные (напр. в Новгороде), так и выборные (на Белоозере).* Любопытно, однако, строгое, с известною правовою окраской, различение опричных и земских людей. Уже в Новгородской таможенной грамоте 1571 г. чувствуется отличие в податном отношении «опришничных гостей и... купцов, которые живут в государевой опришнине в Новегороде на Торговой стороне и в дву пятинах, в Бежицкой и в Обонежской пятине», от гостей и торговых людей «Софейские стороны и трех пятин, Деревские и Шелонские и Водские», если последние вздумают торговать в опричной Торговой стороне. Белозерский губной наказ прямо устанавливает особые судебные округа для «опришнинцев» и особый вид подсудности опричников и «земских»; если опричнинца «изымают» в земском, то земский губной староста едет в опричнину и там судит вместе с опричным старостой и, наоборот, если попадается в лихих делах земский человек в опричной местности, то соответствующее путешествие должен предпринять опричный губной староста; в обоих случаях суд совершается обеими властями, «а с суда и статков оговорных людей опришнинским губным старостам имати опришников в опришнину, а земским губным старостам имати земских в земское». «Невеликие дела смесные» приказано делать сообща, точно также и посылать из земщины в опричнину и обратно свидетелей на суд, если бы это потребовалось ходом процесса. В приведенном отрывке ясен старинный «смесный суд» и притом, кажется, в наиболее чистом его виде: полный паритет сторон, так что обе они являются вполне независимыми друг от друга. В этом отношении любопытно, что нет и помину о праве преследовать разбойников за пределами судебного округа места преступления со стороны власти, что предписывалось по Белозерскому судному регламенту — общей губной грамоте 1539 г.: подсудность вводилась строго территориальная, а не личная.** Подобное обстоятельство становится понятным лишь в том случае, если видеть в этом стремление власти обособить «опришных» от «земских». Люди «государева удела» — не подданные «земщины»: они все вместе составляют одно целое, а остальные являются «иногородцами».*** Но управление провинциальное подобно центральному, строится на принципе мирного сотрудничества обеих властей: общегосударственной и государевой.**** ______________________ * АЭ, I, № 281 и 282.
______________________ Бурная жизнь опричного двора, однако, показывает, что такое сотрудничество не всегда осуществлялось на деле, и «земские» оказывались беззащитными против «опришнинцев», чувствовавших себя на своей территории как бы застрахованными от наказания за проступки; так, например, в 1571 г. крестьяне деревни Пергносарь, Теребужского погоста, Водской пятины, на обыске показывали про своих сбежавших односельчан: «...Крестьянин Обрам Курыханов да дети ево Якушь да Ивашко вышли за Русина за Волынсково о Юрьеви дни семьдесят восмом году; и из-за Русина подьячий Петр Григорьев хотил его вывезти опять назад в цареву великово князя деревню, в Юрьевское помистье, а тих крестьян, приехав из опришнины, из Михайловского погоста, крестьяне Офромико Кузьмин сын, да Фетко Басков сын Фалков, да Шабанко Дмитров и с ыными со многими людми у Петра и у старосты и у цоловалников выбили и вывезли их в опришнюю в Михайловский погост в Пороскую волость за пол третье недили до Мясново заговина, без отказу и без пошлины...».* Здесь приказный человек и мирские власти не могут вернуть свезенных крестьян из опричной волости не потому, очевидно, что физически не имеют возможности наказать насильников: Михайловский порог на Волхове, взятый в опричнину еще в 1565 г., был окружен земскими волостями, но ввиду территориальной подсудности виновных их собственным опричным властям (относительно установления смесного суда, как на Белоозере, здесь мы не имеем сведений): въехать в опричнину они, очевидно, не смели и принуждены были помириться с потерею тяглецов. ______________________ * Д.Я. Самоквасов, ук. соч., II, № 22, стр. 48—50. ______________________ Так, задуманная в качестве государева удела, управлялась опричнина — первоначально государевыми дворецким и казначеем с подчиненными им дьяками, а затем — с осложнением дел и с увеличением территории — и особыми опричными приказами, параллельными земским и действовавшими с последними «по нужде» «за один». Кроме того, на появление и развитие приказов в опричнине повлияли, повидимому, и пример земщины, и пример других «уделов» (кн. Владимира Андреевича), и, наконец, перенесение из земщины некоторых территориальных приказов (четей): старинное удельное управление совершенно уже не подходило к московской жизни XVI в. В провинцию опричнина не ввела новых властей и пользовалась обычными приказными и выборными органами власти, но, по всей видимости, строго отделила «опришнинцев» от земских в правовом отношении как подданных двух различных государственных образований: Московского государства («земщина») и «государева удела» («опричнина»). Можно думать, что на местах это противопоставление не удержалось в равновесии, влекло временами за собой резкие и грубые эксцессы, и, может быть, повлияло на то представление об опричнине, какое вынесли ее современники и ближайшие их потомки: якобы царь разделил свое государство нелепым образом на две части и одной из них заповедал грабить и насиловать другую. Впервые опубликовано: Дела и дни. 1921. Кн. 2.
Садиков, Пётр Алексеевич (1891—1942) — советский историк, профессор ЛГУ. | ||
|