| ||
|
Гуссейн бен-Абдалла, алжирский стрелок, соскочил с лошади и привязал ее к телеграфному столбу у дороги. Потом он осторожно взобрался на холм и огляделся кругом. Всюду — спереди, справа и слева — тянулись однообразные, алые в лучах заходящего солнца пески. Моря не было видно, но оно чувствовалось в резких порывах ветра и во влажном воздухе дюн. На юге, у Ньюпорта, не умолкая гремели пушки, а здесь, на морском берегу, было тихо, и казалось, что немцы ушли. Гуссейн бен-Абдалла скинул свой длинный, цвета хаки, бурнус и медленно пополз на восток. Через минуту он слился с песчаной равниной, а когда село солнце и лег вечерний туман, самый внимательный глаз не мог бы заметить, что в песках ползет человек. У немецкой траншеи, в десяти шагах от нее, темнела глубокая яма-воронка от взорвавшегося снаряда. Гуссейн бен-Абдалла спрятался в ней. Он был послан определить расположение неприятельских пулеметов. Из ямы пулеметов не было видно, но зато были слышны солдатские голоса. Гуссейн бен-Абдалла понял, что смена, и стал считать число голосов; он лег у края воронки и долго лежал, не думая ни о чем. Он ждал случая, чтобы подползти еще ближе. Ветер переменился. Он не свистел теперь с моря, а дул, не переставая, с востока, со стороны немцев. Из-за ветра и скрипа песка Гуссейн бен-Абдалла не услышал, что совсем рядом с ним, над его головой, звякнул негромко штык. Но он почувствовал в темноте, что кто-то стоит над воронкой, и быстро поднял глаза. Он еще не понял, в чем дело, и нужно ли стрелять или нет, как уже был обезоружен и крепко связан веревкой. Так, с завязанными руками, его и привели немцы к себе в траншею. Гуссейн бен-Абдалла не испугался и даже не удивился: такова воля Аллаха. Так написано в книге жизни. Если Аллах захочет, он останется жив. Если Аллах захочет, его расстреляют. Если Аллах захочет, он убежит из плена. Аллах велик, и его воле следует безропотно покоряться. С этими мыслями Гуссейн бен-Абдалла заснул. Его заперли в сарай в полусгоревшей деревне и к воротам приставили часового. Утром его допрашивал офицер. Офицер был немолодой, с седыми усами, и очень хорошо говорил по-арабски. Допрашивал он в подвале, за большим зеленым столом, и, пока длился допрос, у дверей стоял немецкий солдат с винтовкой. На стене Гуссейн бен-Абдалла заметил портрет генерала. Он догадался, что это император Вильгельм. —Как тебя зовут? —Гуссейн бен-Абдалла — бен-М’бареш. —Какого ты полка? —Четвертого, спаги. —Давно ты в этой стране? —Не знаю. —Ты не можешь не знать. —Есть день и есть ночь, потом снова день и потом снова ночь. Много дней и много ночей. Сколько — знает Аллах. —Аллах знает также, сколько дней и ночей осталось жить Гуссейну бен-Абдалле. Гуссейн бен-Абдалла пристально взглянул на немецкого офицера. —Аллах знает все. Офицер помолчал. —Знаешь ли ты, что мы не сражаемся с мусульманами? Знаешь ли ты, что, идя против нашего императора, ты нарушаешь волю султана? —Такова воля Аллаха. —Император Вильгельм по своей доброте прощает тебя, потому что ты мусульманин. Но ты должен поклясться... Ты должен поклясться, что никогда не подымешь оружия против нас, немцев... Тогда ты будешь свободен, и мы отправим тебя в Стамбул... Ты слышишь? —Я слышу. —Ты понял? —Я понял. —Так поклянись... —Я не могу клясться. —Почему? —Я уже клялся. —Я говорю тебе: ты нарушаешь волю султана. —Я исполняю волю Аллаха. —Разве Аллах приказал тебе сражаться против твоих же братьев? —Мои братья сражаются вместе со мной. Офицер строго нахмурил брови: —Так ты не хочешь поклясться? —Я сказал, что уже клялся. —Гуссейн бен-Абдалла, вспомни о султане Махмеде! —Я не знаю султана. —Вспомни, что Аллах видит все. Вспомни, что дни твои, может быть, сочтены. —Да будет воля Аллаха! —Гуссейн бен-Абдалла, завтра тебя расстреляют... Ты слышишь? —Я слышу. —Почему ж ты молчишь? —Я сказал: да будет воля Аллаха... Допрос кончился, и Гуссейна бен-Абдаллу отвели обратно в сарай. Он лег на гнилую солому и сейчас же заснул. Проспал он до ночи. Ночью он осторожно, на ощупь, осмотрелся в сарае и тихо толкнул ворота. Они скрипнули и открылись. Он просунул голову в щель и увидел, что часовой, мальчик лет восемнадцати, дремлет, опершись на винтовку. Тогда он неслышно выскользнул из сарая и, отбежав шагов пять, лег в кусты. Было тихо. Только на западе погромыхивал гром: редко и глухо ворчали пушки. Гуссейн бен-Абдалла пополз на их звук. Полз он долго открытым полем. Ночь была беззвездная, влажная. Несколько раз он слышал голоса на дороге, и тогда он переставал ползти и лежал неподвижно, прижимаясь всем телом к земле. Перед рассветом он был у немецких траншей. Ветер дул с моря, и на дюнах кружился песок. В утренней серой мгле Гуссейн бен-Абдалла увидел прямо перед собой, внизу, в неглубокой траншее, несколько солдат в касках и два пулемета. Он поспешно отполз налево и скрылся в песке. На мутном небе разгоралась заря, когда он вернулся к своему эскадрону. Вернувшись, он прежде всего спросил, где находится его лошадь. В полдень полковой командир позвал Гуссейна бен-Абдаллу к себе. Как и немец, он говорил с ним в подвале, но у дверей не стоял часовой, и на стене не висело портрета. Полковой командир, сухой и крепкий старый кавалерист, проведший полжизни в Марокко, сказал ему по-французски: —Ты хороший солдат и получишь награду. Но скажи, почему же ты, мусульманин, отказался ехать в Стамбул? Гуссейн бен-Абдалла опустил свое бесстрастное, медное с черными глазами лицо: —Такова воля Аллаха, полковник. Опубликовано: Во Франции во время войны. Книга очерков. М. 1916.
Савинков, Борис Викторович (литературный псевдоним — В. Ропшин) (1879 — 1925) — русский революционер, террорист, один из лидеров партии эсеров, руководитель Боевой организации партии эсеров. Участник Белого движения, писатель, прозаик, поэт, публицист, мемуарист. | ||
|