Б.В. Савинков
Одни и другие

Из книги очерков «Во Франции во время войны»

На главную

Произведения Б.В. Савинкова (Ропшина)



Сегодня ночью я уезжаю в Париж. Ко мне приходит прощаться мой приятель рыбак Дюпюи. У него сожженное солнцем лицо, иссохшая шея и большие, жесткие, рабочие руки. Он весь иссохший и жесткий, точно старый корабельный канат. Он рассматривает карту Европы и мозолистым пальцем неумело ищет Компьен.

—Они в Компьене? Вы говорите в Компьене? Это ничего... Они не войдут... Разве это возможно? Ведь это позор!.. О, разбойники... Мы не хотели войны... Но они пришли... Их много, так много, как анчоусов в море, весной... И теперь они грабят, жгут, насилуют женщин... Мы не позволим!.. Нет, они не будут в Париже!..

Что мне сказать? Я молчу. Он в волнении поворачивается ко мне.

—У меня единственный сын в войсках... Он ушел на четвертый день... Может быть, на восток... Я не знаю... Я ничего не знаю... Старуха плачет целые дни. Не надо плакать... Ведь лучше смерть, чем Вильгельм... Я — старик. Я очень несчастлив: я не могу взять ружье... Но каждый, кто может, должен идти. Слышите, каждый!.. Да, каждый!.. Мы боремся за свободу!..

Я жму ему руку. У него старуха жена, утлая лодка, утлая снасть и убогий гостеприимно-приветливый дом. Он отдал сына. Он с радостью отдаст и жену, и дом, и себя. Ведь — «мы боремся за свободу»!..

В Cannes[В Каннах (фр.)], звеня шпорами, входит в вагон драгун. Синяя куртка, красные панталоны и за плечами кавалерийский лебель. Черное, южное, заросшее волосами лицо. Черные, южные, пронзительные глаза. Таких солдат рисовал Мейссонье. Он — оттуда, с фиолетовых гор. У него, наверное, виноградник, и, я знаю, он от зари до зари, не разгибаясь, работает на полях.

—Вы русский?

—Да, русский.

—Да здравствует Франция! Да здравствует Россия! Да здравствует Англия! Мы боремся за свободу! Как в 93-м году! Не правда ли, товарищ?.. Нет, не-товарищ, не правда ли, брат?.. Разве мы не братья теперь?.. И вы знаете, не надо жалости... Мы будем жестоки!

—Жестоки?

—Да... А Лувен? Или это можно забыть?.. Мы не сдадимся!.. Нет... Пусть пруссаки войдут в Париж... Пусть наводнят уланами Францию... Что бы ни было, мы будем стоять до конца. Вы меня слышите: до конца. На этот раз борьба не на жизнь, а на смерть, до последней копейки, до последнего человека!.. Я оставил жену, оставил троих детей... Ну так что же? Лучше смерть, лучше голод, лучше голая нищета, чем Вильгельм!.. О, это не 70-й, это, я говорю вам, 93-й год... Да, если надо, мы будем жестоки... И знаете что? — он наклоняется низко ко мне и говорит почти шепотом, точно сообщает важный секрет: — Знаете что? Ведь это последняя война... Германия будет разбита, и никогда не будет больше войны... Не надо войска... Не надо вооружений! Люди, все люди будут как братья. Не так ли?.. Разве за это не стоит, не должно отдать свою жизнь? Народ встал как один человек... Понимаете ли — народ! Народ борется за свободу, за справедливость, за мир... Разбойники, они пришли к нам, в наш дом, в нашу семью... Они хотят разрушить, сжечь, раздавить... Но, вы знаете, в конце концов победят не они!..

Он сжимает свой короткий лебель и с любовью, долго рассматривает его.

—Вы видите, он бьет на две тысячи метров. Пусть я умру, но я дорого продам свою жизнь...

И я верю: да, он дорого продаст свою жизнь.

В Марселе, на раскаленной добела Cannabiere, идут войска. Всю улицу запрудили густые, синие, непроницаемые ряды. Это не немецкая тяжелая, точно каменная, пехота. Это стройные, легкие, веселые люди. На штыках и ранцах цветы. На пыльных лицах улыбки. И когда здесь, под полуденным солнцем, смотришь на них, то кажется, что вот так же, с детской улыбкой, с алыми розами на штыках, с трехцветным знаменем во главе, они пойдут на прусские пулеметы. Весь Марсель приветствует их. В стороне, на углу большая толпа. Молодой, светловолосый гусар показывает немецкую каску. Каска остроконечная, черная, с золотым германским орлом. Странно видеть германский орел в Марселе.

Гусар смеется и высоко поднимает каску над головой:

—Да, я взял его в плен... Я его не брал... Он был ранен, и я мог бы его убить... Но зачем убивать без нужды? Это немцы так делают... А разве мы немцы?..

Он бледен, и у него на перевязи рука. Он сам был ранен в Альзасе. Не тем, не уланом, которого он пощадил? Я смотрю на него: узкие плечи, впалая грудь и невинные голубые глаза. Он, наверное, рабочий. Сын Парижа и душных фабричных станков.

—Мы боремся за свободу! Мы победим! Мы не можем не победить! Я ранен? Вздор! Пустяки!.. Не стоит и говорить... Взгляните лучше на каску... О, мы еще много принесем вам таких... Да здравствует Франция! Да здравствует свобода и справедливость!..

Он, смеясь, исчезает в толпе. По Cannabiere все идут и идут войска, точно синее море вышло из берегов, точно синие волны затопили Марсель, синие волны синих шинелей, волны вставшего, как один человек, народа. И во мне крепнет твердая вера: разве можно победить восставший народ? Разве не жива его неумирающая душа?

Передо мною другие люди. Высокий, тощий, с острой бородкой старик, похожий на Деруледа. В петлице орден Почетного Легиона. Он не делает ничего. Он — rentier [рантье (фр.)], живет на свой капитал. Война разоряет его, нарушает покойную жизнь.

—Вы говорите, мы победим... Возможно... Но, во-первых, из-за чего, позвольте спросить, война? Из-за того, что Австрия угрожала Сербии? Но какое нам дело до сербов? Что такое эти несчастные сербы? И затем, вы знаете, мы не готовы... Сенатор Эмбер доказал... Когда придут индийские войска, когда казаки будут в Берлине, тогда посмотрим... А теперь. — Он неопределенно машет рукой.

—Теперь нет денег, мораторий, нужда...

—Так вы надеетесь на нас, русских?

—Да, конечно, на вас...

—А ваша армия?

—Ах, знаете... Вас миллионы... Вы без труда раздавите немцев... Вас слишком много. Вы должны победить... Ну, а затем, слушайте, если даже они войдут в Париж, — что же? Это все-таки лучше, чем, например, коммуна... Все-таки они защитят...

Я молчу. Он не спеша зажигает сигару.

—Наша армия? Вы слышали про случай с генералом X, с генералом У, с генералом NN? И чего правительство смотрит?.. Ведь немцы здесь, под Парижем... В Сенлисе и Шантильи... Ведь аэропланы бросают бомбы... Ах, ужас, ужас... А Пятнадцатый корпус? А сражение под Шарлеруа? А Мюлуз?.. Вы слышали? Нет?..

Он сыплет «последними» новостями. В них нет правды, но есть унизительный страх, страх богатого человека. Все кончено, все погибло. Погибло потому, что погиб его банк, его лавочка, его «коммерческий дом».

—Не надо войны... Не надо... О, немцы, они так сильны!..

И племянник его, безусый, молодой человек, embusque [окопавшийся в тылу (фр.)], во избежание военной службы поступивший в одну из бесчисленных канцелярий, вздыхает и шепчет:

—Президент Вильсон предлагает посредничество... Но мы, конечно, не примем... Как ты думаешь, oncle? [дядя (фр.)]

А я снова вижу Марсель. Синие волны синего моря, темно-синих запыленных шинелей. Я вижу загорелые лица, сверкающие на солнце штыки, алые розы и веселую, южную, смеющуюся толпу. Я слышу мужественные слова. И мне хочется крикнуть, крикнуть так, чтобы услышали люди в серых шинелях, люди севера, люди земли, чтобы услышала вся Россия: «Мы боремся за свободу... Да здравствует великий французский народ!..»


Опубликовано: Во Франции во время войны. Книга очерков. М. 1916.

Савинков, Борис Викторович (литературный псевдоним — В. Ропшин) (1879 — 1925) — русский революционер, террорист, один из лидеров партии эсеров, руководитель Боевой организации партии эсеров. Участник Белого движения, писатель, прозаик, поэт, публицист, мемуарист.


На главную

Произведения Б.В. Савинкова (Ропшина)

Монастыри и храмы Северо-запада