М.В. Шахматов
Государство правды

На главную

Произведения М.В. Шахматова

Опыт по истории государственных идеалов России

СОДЕРЖАНИЕ

1. Летопись как система политических учений

Одним из величайших литературных творений древнерусского прошлого являются русские летописи, дошедшие до нас в громадном количестве списков, несмотря на то, что великое множество книг погибло на Руси во время неоднократных опустошительных пожаров, истреблявших дотла строенные из дерева Владимир, Москву, Великий Новгород и другие города древней Руси. Не менее значительна и ценность их внутреннего содержания.

______________________

* Настоящая статья является второй из цикла задуманных автором статей и исследований по истории политических учений древней Руси, первой из которых была статья "Подвиг власти", помещенная в книге III "Евразийского временника". Во многих местах настоящая статья примыкает к названной, а в нескольких пунктах, где это нужно для ясности изложения, развивает в развернутом виде мысли, аналогичные высказанным в последней.

______________________

Значение этого великого литературного наследства до сих пор еще изучено недостаточно всесторонне, хотя ему посвящено уже немало научных исследований. До настоящего времени летописи использованы были преимущественно как источник изучения внешней русской истории (права, хозяйственного быта и пр.) или изучались как литературный и филологический памятник. Лишь сравнительно мимоходом обращалось внимание на летописи с точки зрения истории древнерусских политических идей, и во всяком случае мы до сих пор не имеем в русской науке систематического изложения летописных политических учений.

Поддерживая в течение веков одну и ту же традицию, "летословец" в описании событий не только заботится о достоверности своих летописных записей, "вся времена бытства земская необинуяся показует", пишет, не украшая, по примеру "онаго великого Сильвестра Выдубицкого". По поводу многих политических событий он размышляет также "о строи земленем", о том как "строитися царьству", чтобы это "строение" было "безо лжи" и "без греха вправду". Он ищет идеала государства и права и думает, вслед за Соломоном, найти их путями мудрости, ибо мудростью "Цареве царствуют, а сильнии пишют правду".

Ища непрестанно политического идеала, летописец однако ищет его не путями мудрости человеческой, свободного разума, а мудрости Божией. От отвергает способ мышления "онех древних философ Еллинских" и ищет ответа в более "достоверном" "разуме Божественного писания" и в "зерцале" исторических событий, являющих волю Божию в отношении к их переживавшим людям. Идеал, которого он ищет, не есть поэтому какое-либо новое рационалистическое построение, а истина неизменная, изначала уже данная Богом в Св. Писании и непрестанно раскрываемая для людей его изучением и действием промысла Божия в истории.

Раз истина уже дана изначала, вопрос лишь в том, чтобы ее уразуметь, сохранить "безнаветной и безмятежной" и найти пути ее применения к конкретной исторической действительности. Из богоданной истины не может быть отнято ни одной йоты: "И в веки пророческий глас повелевает хранити свидания Божия и жити в них, сиречь непоколебимо и неподвижимо пребывающе. Яко и боговидец пророк Моисей еще рече: в них несть приложити и от них несть уняти" (Ник. лет. 695-1443 со ссылкой на 1-е правило 7-го Вселенского Собора в Никее).

Поэтому подтверждений правильности своего политического идеала летописец всегда ищет в Св. Писании, всегда к своим политическим рассуждениям присоединяет ссылки на тексты Евангелия и др. Из Библии он выносит не только общую систему нравственных заповедей и отчасти политических принципов, но и общую научно-философскую теорию этического провиденциализма. Последняя в русской переработке господствует в летописях в течение всего периода летописания и служит той сетью причинных связей, которой летописец связывает события русской истории. Поэтому исследование исторических событий с этико-провиденциальной точки зрения служит для летописца способом раскрытия истинного политического идеала, выявляемого в исторических событиях волею Божией. Бог, по мнению летописей, неоднократно раскрывал Русской земле одобряемый Им политический идеал: казнью Святополка Окаянного за стремление к власти путем братоубийства "Бог показа на наказание князем Русьскым"; освобождением Всеслава Полоцкого из "поруба" и изгнанием Изяслава Ярославича из Киева "Бог показал силу крестную на показание земле Русьстей, да не преступают честного креста, целовавше его", победа Миколке и Всеволоду Юрьевичам над их противниками дарована "Богу наказавшю князь креста не переступасти и старейшаго брата чтити, а злых человек не слушати, иже не хотят добра межю братьею". Поэтому наравне с текстами Св. Писания подтверждением и источником познания идеала служат для них "образы", примеры прошлого. Ссылки на них рассыпаны обильно на страницах летописей. Наравне с отрицательными примерами, указывающими, чего не должно нарушать, мы видим восхваление примеров, достойных подражания "да се слчышаще, царие и князи научитеся тако творити". В этом философско-политическое значение похвальных слов князьям-правдолюбцам, "светильникам" земли Русской. Порой мы встречаем не только конкретные, но и общие ссылки: "Аще хощети распытовати, разогни книгу, летописец великий русьский, и прочти от великого Ярослава, а до сего князя нынешнего".

Так и установления русского исторического прошлого освящаются Божественным авторитетом и наравне с библейской историей служат для летописей источником познания одобряемого Богом политического идеала, изначала данной Богом истины.

Наряду со стариной, истиной по освященности ее Богом, источником познания политического идеала для летописей служит другая сторона - национальная - извечный, изначальный обычай, "устроенье дедне и отче". Многое противоречащее ему отметается, "яко отьци наши сего не приняли суть", так как "при наших прародителях и отцех... сего не бывало", те вещи творятся "не по обычаю Русьские земля". В различные эпохи летописи защищают разные формы государственного строя ссылкой на старину. В эпоху вечевого строя летописи отстаивают этот последний, так как все волости "изначала... якоже на думу на веча сходется". Новгородские летописи защищают новгородский порядок ссылкой на изстаринный обычай, пошлину и старину. Князья доказывают преимущества того или иного порядка наследования стола "летописцы и старыми списки", то есть записанными в летописях и в старых списках старинными прецедентами, как в споре Василия Темного с Юрием Дмитриевичем, или "Божьем изволением наших прародителей вел. князей, стариной нашей", как Иоанн III в отношении к своему внуку Димитрию. Ссылкой на "давные времена" думал тот же Иван III Васильевич доказать свою правоту в отношении к Великому Новгороду, когда шел на него и вез с собой в поход дьяка Степана Бородатого, изученного "говорить по летописцам русским".

В обоих случаях, и при ссылке на Св. Писание и освященное Богом прошлое, и при ссылке на извечный обычай мы видим в летописях стремление раскрыть изначала данную истину, а не рационалистически построенное нечто новое. Он ищет идеала, угодного Божьей воле и правде, а не людям, не "человеческому самочинию".

Но две изначала данных истины: правда Божия и правда изстаринного обычая могут быть несогласны между собой. Поэтому во всех летописях от начала их существования до конца мы видим стремление сочетать, примирить их, развить политический идеал, представляющий синтез конкретного национально-государственного строя и идеала с идеалами религиозными. Опыты эти в разные эпохи и в различных русских государствах приходят к неодинаковым результатам, достигают неодинаковой степени чисто логической завершенности, обладают далеко не одной и той же мерой исторического влияния; обстоятельства эти вносят в историю древнерусских политических учений значительное разнообразие.

Однако над всем этим разнообразием политических теорий государственных строев царит одно непреклонное стремление соблюсти изначальную истину, покорить человеческую волю, "человеческое самочиние" религиозно-государственной правде. С непреклонной, несокрушимой волей берегло древнерусское политическое самосознание вековую истину "безнаветной и безмятежной" - и в этом его наиболее характерная особенность, его величайшая заслуга перед сокровищницей человеческой мысли, связанная логически с заслугой православия вообще, сумевшего в большей неприкосновенности, чем другие церкви, сохранить чистоту первоначального христианского учения.

Особенность летописных политических учений, конечно, не в стремлении творить совершенно новые политические теории. Наоборот, многие их составные части восприняты уже готовыми из Библии и Византии. И в этом не недостаток, а обогащение их, подкрепление их авторитетностью культурного преемства. Тем не менее в способе их исполнения и сочетания с грозным и часто трагическим величием конкретной русской исторической жизни, неудержимой широтой пространственного размаха русской государственности вырабатывалось все больше и больше особенностей.

Отчасти из заимствованных, отчасти из самостоятельно развитых элементов было построено самостоятельное и - берем на себя смелость утверждать - великое теоретическое здание, внушительное как по блеску, грандиозности и гениальности исполнения, так и по мощи осуществленного в течение веков влияния на русский народ и его исторические судьбы...

Предваряя отчасти, на основе личного изучения и знакомства с соответствующими памятниками, результаты будущих исследований, предвосхищая, в частности, некоторые выводы последующего изложения, считаем необходимым наметить, какого рода вопросы могут ставиться в отношении древнерусской литературы и потому уже здесь высказываем следующее.

Русские летописные политические теории не потеряли для России и шире - для человечества своего значения и ныне с прекращением физического существования древней Руси. После эпохи частичного ослабления мы видим их новое, блестящее возрождение в учениях славянофилов, Достоевского, Новгородцева и других. Многие философские положения последних можно в известной мере рассматривать именно как сознательное или бессознательное восстановление идейной и философской традиции, получившей начало в летописных теориях. Последнее время мы присутствуем при переносе этих идей в германскую философию. Русские летописи с примыкающей к ним Степенной Книгой составляют не второстепенное, провинциальное явление, а как политические трактаты имеют великое, мировое значение, являются произведениями гениальными по своему исполнению, соравными по своему значению лучшим созданиям политической мысли учителей церкви, творениям блаженного Августина, Фомы Аквината, "Политике" Аристотеля, "Духу законов" Монтескье. В настоящее время указанные древнерусские теории становятся по особому современными, ибо только от возрождения их в мышлении и применения их в жизни можно ждать разрешения кризиса современного правосознания.

Да не покажется, что все вышеизложенные обстоятельства мы считаем выясненными и утвержденными в полной мере или полагаем настоящую статью исчерпывающим доказательством выставленных положений. Нет, в настоящих строках мы предлагаем лишь общее впечатление, возникшее в пристальном изучении летописей, при сопоставлении летописных теорий с другими аналогичными достижениями человеческой мысли. Вся глубина летописных учений еще не раскрыта, и будущему предстоит показать все их великое, неоцененное значение. Но, как летописи и теории их создавались веками и не одним, но многими летописцами, так и задача раскрытия и переложения этих теорий на современный язык и на современные понятия не под силу единичному исследованию; это дело - для целого ряда их, задача многих лет, целой "школы". Настоящая же статья вместе с сопряженными с нею должна быть лишь одним из вкладов в это дело, только предварительной постановкой проблем...

2. Этический провиденциализм

Всякого, хотящего "свою правду поставити", древнерусский книжник обвинял в нежелании "сотворити Правды Божья", ибо всякую правду считал он подчиненной Божественной Правде и выводил из нее. Вся вселенная казалась ему особой системой правды, "строением Божиим", где каждое явление природы и каждое действие человеческое должны быть оправданы перед людьми и Божеством. Все в природе устроено Промыслом Божиим для пользы человека, земной или духовной. Как восклицает Мономах, обращаясь к Богу: "Кто не похвалит, не прославит силы Твоей и Твоих великих чудес, устроенных на сем свете: как небо устроено, и на нем солнце, и луна, и звезды, и тьма, и свет, и земля на водах положена, Господи, Твоим Промыслом! Звери различные, и птицы и рыбы украшены твоим Промыслом, Господи!" Движение стихийных сил природы не есть бессмысленная, хотя и закономерная смена частиц "естества". Всякое такое движение вызывается не тем, что мы на нынешнем нашем языке назвали бы самоначальными физическими законами, а Божественным Промыслом сообразно нравственным движениям человеческой воли. Если человек и целые народы "управятся перед Богом", то для них будет, по слову Мономаха, кончающего вышеприведенное восторженное обозрение вселенной словами: "Все же то дал Бог на угодье человеком, на снедь, на веселье". Но если люди покроют свою совесть черными грехами, нарушат Правду Божию, то "Бог бо казнить рабы своя напастьми различными, огнем и водою и ратью и иными различными казньми". И все это будет не слепое движение природных сил, а таинственное осуществление Правды Божией над людьми, "строение Божие".

В соответствии с таким мировоззрением древнерусский человек в своем религиозном творчестве стремился установить вечную связь с Правдой Божией. Во всех соборных церквах теплятся негасимые лампады и горят вечные свечи перед престолом Божиим, сам великий князь в своей духовной грамоте зарекает потомков блюсти, "чтобы свечи бы не погасли". Московские летописи, составленные при дворе митрополита "всея Руси", в этом стремлении к вечной связи с Правдой Божией понимают самую сущность православия. "Присносущное", вечное всюду противопоставляется временному, "мимотекущему", непостоянному. Понимание сущности православия в связи с Вечной Правдой древняя Русь переживала не только теоретически, она стремилась символами, обрядами изобразить свои стремления. Таково истинное значение особенно подчеркнутого древнерусского поклонения иконам, мощам угодников, чуду. Смотря на бесстрастный лик Спасителя, они сливались душой с далеким и одновременно близким надсознательным миром. В угодниках они видели тех, кто молитвами своими помогает им приблизиться к Богу; в чудесах и знамениях - проявление воли Божией во временном, руководящие указания Божьего Промысла.

3. Искание правды государственной

Свои религиозные и религиозно-нравственные стремления и чаяния древнерусские люди распространяли далеко за пределы области чистой веры. В частности, распространяли они их и на область государственных и правовых явлений. Они стремились строить государство и власть во имя и ради Вечной Правды, лишь ничтожной частью которой была для них правда человеческая, государственная. По представлениям летописей, русские люди уже с древнейших времен стремились к водворению "правды" в своей земле. Согласно сказанию о призвании варягов, княжеская власть была установлен на Руси, так как между изгнавшими варягов племенами "не бе правды" и восстал "град на град" и была между ними рать великая и усобица. Враждующие племена решают призвать князя, чтобы он владел ими и "рядил" их "по правде". ("По правде" сказано в списках Архангелогородском, Авраамки и др. Хотя в древнейших списках: Лаврентьевском, Ипатьевском и других сказано "по праву", но на языке древнейших летописей это последнее слово и слово "правда" были синонимами.) Стремление к государственной правде не прекращается и позднее. Русские люди неустанно ищут князя, любящего "суд и правду", и порой находят их. Князья, удовлетворяющие такому идеалу, поднимаются в глазах народа на недосягаемую высоту, их подвиги и деяния подробно описываются в летописях, им слагаются "похвалы" и "слава". Правление таких князей кажется летописцам приближением к торжеству осуществленного, хотя и на короткое время, политического идеала. О таких князьях говорилось, что правда жила в них, истина в них ходила. Не потому ли столь высоко для древней Руси стояло значение Ярослава Мудрого, что с его именем было для нее связано составление древнейшего русского юридического сборника "Русской Правды"? Не потому ли окружили они нежной любовью воспоминания о Владимире Мономахе, что он умел победоносно отстаивать правду русских земель против обид половецких хищников, что он давал правый суд против сильного обидимому и вдовице, уставом "о резах" защищал бедного должника от немилостивого заимодавца, уставом о закупах упорядочил состояние этих полубесправных людей? Не потому ли столь значительной предстоялась им роль Ивана Калиты как собирателя земли Русской, что, как сказано в похвале ему: вся Русская земля прославляла "велегласно" державу его за правосудие и стекалась со всех сторон для разрешения своих тяжб перед его праведным судом, и что после его вокняжения "бысть всей земли тишина".

Всюду в отношениях между людьми, в отношениях между- княжеских и международных - летописцы и другие писатели русской древности проповедуют правду. На правде должен основываться весь строй политических взаимоотношений. И высшим осуществлением этой правды является христианская любовь. Ярослав Мудрый завещает своим сыновьям, чтобы они имели между собой любовь, ибо они "братия единого отца и матери", чтобы они пребывали "мирно, послушающе брат брата". Летописец проповедует это и другим князьям, ибо "любовь есть выше всего". Как говорит Иоанн: "Бог любы есть"; пребывающий в любви в Боге пребывает и Бог в нем. Мы должны любить, дабы "достоянье" иметь в день судный. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, ибо в страхе есть мучение и боящийся несовершен в любви. Если кто скажет: "Бога люблю, а брата своего ненавижу", ложь есть, ибо Бог заповедал, чтобы любящий Бога любил и брата своего. Любовью все совершается: ради любви "греси рассыпаются", ради любви Господь сошел на землю и был распят за нас грешных. Любви ради мученики проливали кровь свою. Любви же ради и князь Изяслав пролил кровь свою за брата своего Всеволода, совершая заповедь Господню (Лавр. Ипат. летопись 6586/1078).

Осуществление правды в общественных отношениях необходимо не только ради исполнения нравственного и юридического долга, оно необходимо также и ради самого существования государства. Ибо все на земле совершается и стоит благоволением и милостию Божией, но все может быть разрушено гневом Божиим. Дабы заслужить благоволение Божие и сохранить землю, необходимо блюстительство правды. Ярослав Мудрый говорит своим сыновьям, что если они будут соблюдать его заветы, то Бог будет в них и покорит им их врагов; если же они будут жить "ненавидно" и "в роспьрях", то погибнут сами и погубят землю отцов и дедов своих, добытую ими великим ратным трудом. По поводу преступлений Святополка Окаянного в летописях мы читаем рассуждение на тему о том, что если земля управится перед Богом, то получает князя праведного, любящего суд и правду; если же она согрешит перед Богом, то получит князя злого и лукавого, любящего вино пить с гуслями и молодыми советниками*. Сюда же относится приведенное выше суждение, что согрешившую землю Бог казнит напастями различными, огнем и водой, и ратью и иными различными казнями.

______________________

* Ср. "Подвиг власти".

______________________

В летописях земского периода (ХІ-ХІІ вв.) наряду с проповедью правды в политических отношениях мы видим неустанное стремление сочетать идеал правды с существовавшим тогда государственным строем, водворить правду на земле, по возможности не ломая существовавших тогда государственно-юридических рамок. В этом смысле можно понимать отмеченный в исследованиях М.Д. Приселкова проект устроения междукняжеских отношений, вышедший из стен Киево-Печерского монастыря*, а также стремление преп. Феодосия, Великого Никона, Нестора и других внушить князьям необходимость его исполнения. Многое, писанное в русских летописях, пишется "на показание русским князем", чтобы внушить им необходимость не садиться на стол, преступая заповедь "отьню", не изгонять братьев, желая большей власти, не преступать предела чужого, не преступать "заповедь отьню паче же Божию", вообще соблюдать "правду", приимать власть стола княжеского, "по братьи своей, с правдою, а не с насилием". Не менее интересны и опыты сочетания с идеалами правды и вечевого народовластия. Новгородцы и псковичи, в лице своих летописцев, полагали, что властью они обладают на основании правды и даже Божественного поручения, а внутреннего благополучия могут достигнуть верностью правде и крестному целованию, братолюбием и покорением друг другу.

______________________

* Приселков думает, что Киево-Печерский монастырь "выдвигал программу междукняжеских отношений"; отсюда вышел "тот идеал междукняжеских отношений, что так настойчиво проводится в летописи, - идеал братской любви и совместной дружбы под отеческим водительством старшего брата - Киевского князя" (Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХІІ вв. СПб., 1913. Его же. Нестор летописец. П.Б., 1923).

______________________

Несмотря на некоторые сравнительно краткие эпохи княжений Владимира Св., Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха и других, когда летописцам начинало казаться, что Русская земля приближалась к осуществлению политического идеала, суровая жизнь чаще неумолимо разрушала мечты наших древних книжников о сочетании существовавшего тогда государственного строя с идеалами "правды". Высокие примеры князей-правдолюбцев, князей-исповедников христианства не только по форме, но и на деле, не убеждали большинства русских князей. Кровавые дела Ярополка Святославича и Святополка Окаянного тяготели неустанно над русской землей, и никогда не замолкала черная угроза их повторения. Напрасно Ярослав Мудрый завещал своим сыновьям взаимную любовь, и его наставления вновь повторяли своим детям некоторые из его потомков; напрасно на Любечьском съезде говорили князья: "Почто губим Русскую землю, сами ан ся котору деюще? А половцы землю нашу несут розно, и ради суть, оже межю нами рати; да ноне отсель имемся в едино сердце и блюдем Рускые земли, каждо да держить отчину совю"; напрасно они целовали друг другу крест в том, что если князь встанет на князя, то на него будут "вси и крест черный и вся земля Русьская", напрасно виделось современникам, как крест сияет на небе над правым в крестном целовании князем Васильком и освобождает из "поруба" князя Всеслава. Княжеские споры, усобицы и прочие злые деяния продолжаются. Вскоре после смерти Ярослава его сыновья Святослав и Всеволод, изгоняют из Киева старшего брата своего Изяслава и тем, по выражению летописи, полагают начало "выгнанию братню". Вскоре после Любечьского съезда Киевский князь Святополк допускает ослепление невинного князя Василька. Трудно и бесполезно перечислять все усобицы, раздиравшие затем землю Русскую в течение десятилетий и даже веков, когда "брат вставал на брата, дети на отца, раб на господина", когда спорили за власть и преобладание русские князья и русские земли. Лишь наиболее знаменитыми из них были усобицы, вызванные поведением Олега Гориславича, спор за Киев Изяслава Мстиславича с Юрием Долгоруким, его младших детей Михалка и Всеволода с Мстиславом и Ярополком Ростиславичами, Ростова и Суздали с городом Владимиром, земли Новгородской с землей Ростовско-Суздальской и с Псковом, несогласия князей в битве при Калке перед лицом грозного врага, обращение князей к помощи половцев и татар для разрешения своих взаимных споров.

Не менее неудачны были опыты сочетания начал правды с вечевым народовластием. Они разбивались о непрекращающееся соперничанье городов между собой, указанное выше. Но и внутри городов не было мира и правды: люди меньшие, "мезиньнии", вставали на вящих, старейших и вызывали неустанную классовую борьбу. Стороны выходили друг против друга с оружием и в латах "аки на рать", "творя утеху бесом", по выражению летописей. Отголоски этой борьбы слышатся, например, в Киеве при вокняжении Владимира Мономаха, в Ростовско-Суздальской земле при вокняжении Михалки и Всеволода Юрьевичей. Но особенно ярко выразилась эта борьба в классических местах вечевого строя - в Новгороде и Пскове. Более поздние летописи именуют жителей их: "Вечницы, крамольници, суров человеци, сверепии людие". "Таков бо есть обычай новгородцев: часто правают ко князю к Великому... и не чудися тому; беши бо человеци сорови непокориви, упрямчиви, непоставни... Кого от князь не прогневаша? или кто от князь угоди им, аще и Великий Александр Ярославич не уноровил им?" Даже свободолюбивый автор сказания о Псковском взятии весьма нелестно отзывается о поведении псковичей: Бог "еще ждет нашего покаяния и обращения, а мы не покаяхомся, но на больший грех превратихомся, на злыя поклепы и лихия дела и вечьи кричанье, а не ведуще глава, что язык глаголет, не умеюще своего дому строити, а градом содержати хощем. Сего ради самоволия и непокорения друг друг бысть сия вся злая на ны".

Нежелание князей и общества сочетать начала правды с существовавшим тогда княжеским владением и вечевым строем и повело за собой, по мнению летописей, сначала сравнительно меньшие казни Божии, и затем и тягчайшую из них - нашествие татар и татарское иго. И неустранимо, в этом круге мышления, национальные испытания, которыми обозначились в судьбе русского народа XIII и XIV века (литовские успехи, появление на северо-западе ливонских рыцарей и шведов, татарское разорение) - встали в сознании русских книжников как знак существенной возможности и неудачи сопречь Правду Божию с формами государственного строя земского периода в обоих основных его поворотах, невозможности и неудачи сопречь Ее и с княжеским многодержавием, и с вечевым порядком...

4. Осуществленный идеал

Совершенно противоположную точку зрения в отношении к князю сравнительно с точкой зрения более древних летописей развивают летописи московские и иные московские произведения письменности. Бурная оппозиция против нарушения правды прекращается, наоборот, большинству авторов конца XV и XVI столетия кажется, будто начала правды почти что осуществлены в Московском государстве. Им казалось, что восстал уже "царь правде", водворилось на земле государство правды. Москва уже не маленькое княжество, а третий Рим, призванный довершить миссию, незаконченную первым и вторым Римом. "И возсия ныне стольный, преславный град Москъва, вторый Киев; не усрамлю же ся и не буду виновен нарещи того и третий новы велики Рим, провозсиявши в последняя лета, яко великое солнце в велицеи нашеи Рустеи земли во всех градех сих и во всех людех страны сея, красуяся и просвещаяся святыми многими церквами, деревяными же и камеными, яко видимое небо светится пестрыными звездами, и утверьжено православием, непозыблемо Христовою верою, и непоколебимо от злых еретик, возмущающих церковь Божию" (Казан, лет., Румян, сп., 204). Москва уже не маленькая грешная земля древнейшей Руси, никак не могущая управиться перед Богом, а признанный Богом Новый Израиль, сумевший единый в подсолнечной, после падения первого и второго Рима, сохранить истинное благочестие, истинное христианство "безнаветное и безмятежное". Царь русский является благочестивым и святым самодержцем, угодившим Богу, победопоборником истинного христианства. Архиепископ Ростовский Васиан в своем послании к великому князю Ивану III именует его "Богом венчаным и Богом утвержденным, в благочестии всея вселенные в концех воссиявшим, наипаче же во царех пресветлейшим и преславным государем". Он именует русский народ "Новым Израилем", а Ивана III - "Царем Правды". Уговаривая его смело выступить против татарского хана Ахмата, Васиан восклицает: "Тем же пророчески рещи Богом утвержденный царю: напрязи и спей и царствуй истинны ради и кротости и правды, и наствить тя чудне десница твоя; и престол твой правдою и кротостию и судом истиным совершен есть, и жезл силы послет ти Господь от Сиона, и одолеши посреди враг твоих. Тако глаголет Господь: Аз воздвигох тя царя правды, призвах тя правдою и приях тя за десную руку и укрепих тя, да послушают тебя языцы; и крепость царем разрушу, отворю ти двери и грады не затворятся; Аз перед тобою поиду и горы поравнаю и двери медныя сокрушу и затворы железные сломлю. И твердое, и честное, и крепкое царство да дасть Господь Бог в руце твои, Богом утверженный владыко, и сыном твоим в род и род и во веки". Говоря о законодательной деятельности царя Ивана (IV-го) Васильевича, лучшей ранней эпохи его царствования, "приговор царской о кормлениях и о службе", в изложении Никоновской летописи, старается выставить всю законодательную деятельность Ивана как строительство правды: "И все государь строяше, как бы строение воинству и службы царская безо лжи была и без греха вправду". У благочестивого царя был такой обычай: начало его премудрости страх Господень, потом же суд и правда, нелицемерная всем. Он тщится порученные ему от Бога государства соблюсти и устроить во всем "вправду" и оборонить ото всех иноверных бусурман и латын. Он "ничтоже ино сдевает, токмо о том печется, как утвердити закон и веру просветлую и благочестивую христианскую во всех подрученных ему государствах". Вся его деятельность полна христианской любви, любовь его равна ко всем подвластным его - к вельможам и к "средним" и к "младым"; по достоянию он всех любит, всех жалует и "удоволяет уроки", воздает им "мзду" вправду, по трудам их, по их отечеству и службе. Как добрый пастырь, он заботится о душах своих подданных и устрояет их "вправду" пищей и одежей. В своей законодательной деятельности он неустанно помнит о Боге, ибо хочет от Бога в день страшного второго пришествия Его слышать праведный глас Его к себе: "Ты ecu царь правде" и без стыда Ему отвечать: "Господи, се аз и люди, яже ми еси дал".

Такая противоположность отношения письменности к древнейшему русскому строю и к строю московскому невольно бросается в глаза и весьма понятно, что хочется найти этой противоположности объяснение. Таким объяснением могло бы быть то обстоятельство, что летописи стали княжескими, а власть московских государей усилилась и вызывала у многих желание подслужиться лестью и угодничеством. Но такое объяснение было бы слишком натянутым, ибо восторг перед реальными достижениями московских государей захватил столь широкие общественные круги, московские политические теории представляются настолько творчески яркими и сильными, что не может быть сомнения в искреннем общественном увлечении ими. Объяснения следует в гораздо большей степени искать в сильном национальнополитическом и религиозно-политическом подъеме общества, вызванном великими достижениями эпохи: освобождением от татарского ига, объединением Руси и громкими победами. Строй государства, победившего в борьбе, в субъективном настроении народа всегда ближе к осуществленному идеалу, чем строй государства, потерпевшего поражение.

Сущность достижений ярче всего вырисовывается, если сравним достигнутое с тем, что неуклонно проповедовалось на страницах летописей и иных древнерусских произведений, проповедовалось в течение веков. Древняя письменность проповедовала проведение начал правды в политическую жизнь - любовь и братство между князьями и народами, уничтожение междукняжеских и междуземельных усобиц, междупартийных раздоров, классовой борьбы, она проповедовала, что исполнение ее советов поведет за собой спасение и благодать Божию. И вот с утверждением власти Московских Государей, с уничтожением уделов прекратились княжеские и междуземельные усобицы, водворились мир и любовь между русскими землями; с подчинением вечевых городов Москве затихли партийные раздоры и кровавые побоища на великом мосту через Волхов; с усилением княжеской власти и твердым подчинением ей всего населения притихли проявления классовой борьбы. В Русской земле, казалось всем, водворился идеал правды и любви. Русская земля оказалась управившейся перед Богом, Бог даровал ей милость и благодать: освобождение от татарского ига, великое могущество, византийское наследство, роль единственного блюстителя истинного христианства. Бог покорил, наконец, Москве ее прежних властителей - татарские царства, покорил и иные земли. Осуществилась вековая проповедь наших древних книжников. Казалось, приблизились сроки, Русь святая победила Русь многогрешную, государство правды водворилось на земле. Власть царя Русского стала надземельной, наднациональной, надкняжеской, надпартийной, надклассовой. Она стала властью святого благочестивого самодержца, пастыря доброго, ведущего к вечному свои народы. Правление Русское стало правлением во имя вечного, христианского, правлением помазанника Божия, единого христианского царя в подсолнечной в противоположность властелинам басурманским и латинским и прежним грешным князьям.

Правда, позднее московские летописи стали изображать прошлое по образцу настоящего, но это не может изменить нашего толкования существа векового хода русских политических идеалов. Противоположность бессилия прежних стремлений сочетания правды с государственной действительностью и последующих великих достижений, удачи в этой области не могли не отразиться на содержании политических теорий.

Изображение этого развития идеалов поможет нам ниже понять в чем состоят сущность государства правды в его древнерусском понимании. Предварительно мы должны заметить следующее. Как было отмечено в статье о "Подвиге власти", государство правды в противоположность правовому государству не довольствуется правовыми целями государства и его правовым устроением. Государство правды невозможно организовать введением какой-либо идеальной конституции. Государство правды имеет, кроме правовых, также нравственные и религиозные цели и нравственную организацию. Оно никогда не теряет связи с Вечным и Абсолютным, действует во имя Вечного и, отказываясь от своей воли во имя воли Вечного, согласно с Его требованиями устрояет государственную жизнь. Реально это выражалось в первенстве блюстительства православия над остальными государственными целями, в священности звании царя, являющегося не только правителем, но и пастырем, и в стремлении подчинить правду государственную Правде Вечной. А Вечная Правда требовала объединения всех народов, партий и классов Российского Царствия в единый союз любви вокруг "превысочайшего престола" богоутвержденного царя. Таким образом, идеал христианской любви и правды привел русских книжников путем исторического общества к идеалу национального объединения, религиозно-национального единодержавия. Единодержавие казалось им государством правды, ибо вне его они не видели правды, любви и национальной свободы.

Но для библиократического мировоззрения того времени не могло быть истинным то, чего нет в Св. Писании. И в данном случае Св. Писание, казалось, подтверждало выводы их нравственно-исторического опыта: в дошедшей до нас из Византии христианской литературе политическим идеалом представлялось царство, единодержавная власть благочестивого и христолюбивого самодержца.

Если и в этом идеальном государстве правды и были в реальной жизни существенные недочеты, то это не уничтожало привлекательности идеала. Да и в самой реальной жизни, до рокового поворота в направлении деятельности Грозного, для мыслителей того времени положительные стороны нового государства перевешивали его недостатки.

Да и они не хотели критиковать: по мировоззрению той эпохи, с точки зрения этического провиденциализма, критика того строя, с помощью которого достигнуты национальное единение, свобода и могущество, была бы неблагодарным ропотом против Божия милосердия. Ведь идеал был достигнут не внезапным введением измышленной конституции. Это было бы невозможно и нежелательно с их точки зрения. Они помнили, что могущество и свобода были достигнуты путем вековых усилий русских правителей и народа. Да иначе и не могло быть и с точки зрения летописной исторической философии. Всякая власть дается от Бога за заслуги людей, за их правду. Чтобы получить доброго князя необходимы вековые нравственные усилия народа, вековое нравственное строительство и стремление научиться жить по заповедям Божиим. Только в результате этих долгих усилий, прохождения длинной нравственно-религиозной школы, народ может управиться перед Богом и получить идеального правителя и идеальный строй. Таким достигнутым долгими усилиями и страданиями строем казалось московской письменности ХV-ХVI вв. Московское единодержавие. Оно было для них даром Божиим. А всяк дар, полученный свыше, совершен есть. Да и сомнение в его совершенстве бесполезно, ибо несть мужества, "несть мудрости противу Богови". Что нам кажется несовершенным может быть совершенным перед Богом, ибо мудрость человеческая перед Богом безумие есть.

Такая уверенность в совершенстве достигнутого Московским государством политического идеала продолжалась около столетия. Это время можно считать эпохой высшего развития идеала "государства правды". Уверенность поддерживалась убеждением, что битва есть суд Божий и победа дается победителю за его правду. Значит правда на стороне Московского Государя; он в самом деле есть "царь правды", ибо победы, громкие победы, следуют одна за другой. То было, действительно, эпоха великих побед, великого торжества: русские княжества и земли одно за другими подводятся под высокую руку Московского великого князя, за мелкими княжествами следуют Великий Новгород, Тверь, Рязань, части Литовского государства...; падает власть Золотой Орды, сами татарские цари и царевичи начинают служить Московскому Государю, наконец следует взятие Казани и Астрахани. Великая Божия милость, величие и слава отечества, казалось, оправдывали идеал.

5. Затемнение идеала

Но за эпохой величия и славы вновь последовало время испытаний. Ужасы казней Грозного, Опричнина, Ливонское поражение поколебали уверенность в совершенстве достигнутого идеала. Стали раздаваться слышнее протестующие голоса; но в формах традиционного мировоззрения это был протест не против формы правления, а против грехов народных. Даже казни Грозного в Новгороде, выдающиеся по своей жестокости и среди поступков Иоанна, объясняются в летописи как кара Божия за грехи народа. Не сразу можно было всколебать такое твердое, монолитное мировоззрение, как Московское. Однако к началу XVII века и оно было поколеблено, и кризис его был одной из главных причин великой смуты.

Политический кризис был увеличен внутренним противоречием в политическом мировоззрении Ивана Грозного и других современных ему и более поздних русских мыслителей. В логическом составе Московского идеала "господства правды" было два важных момента: во-первых, подчинение всего русского народа единодержавной воле Московского Государя, во-вторых, отказ последнего от своей собственной воли и подчинение ее Воле Божией, Правде Божией. И самым важным в логическом составе этого идеала является именно второй момент. Между тем, Иван Грозный недостаточно ясно это понимал и постоянно на первый план выдвигал свою личную самодостаточную волю. Он думал, что самой важной сущностью московского государственного строя было, чтобы он мог "хотение свое творити от Бога повинным рабом", чтобы ему люди не указывали, а он бы указывал людям. Этим царь Иван Васильевич положил начало разрушению идеала "государства правды" и постепенному вытеснению его идеалом чистой монархии в западноевропейском обмирщенном смысле этого слова.

Кризис был продолжительный и тяжелый и навсегда разрушил целостность и самоуверенность московского мировоззрения, создал неуверенность в себе и подготовил возможность стремления к иноземным заимствованиям. Однако идеал "государства правды", хоть и побледневший в своей лучезарности, все же восторжествовал в борьбе, помог народу преодолеть смуту и восстановить сильную государственную власть. Смуту оказалось возможным преодолеть, объяснив ее как наказание Божие за грехи народа. Царскую власть спасла уверенность в ее Богоустановленности, уверенность в невозможности иметь правителя только "многомятежного человечества хотением" без благословения Божия. Эта мысль ярко выражена в сказании о видении, бывшем человеку благочестивому именем Григорию в Нижнем Новгороде в 1611 году. Ему Господь говорил: "Аще ли поставят царя по своей воли, навеки не будет царь". И в литературных произведениях, и в актах того времени высказывается мнение, что земский избирательный Собор отказался при избирании царя от своей собственной воли во имя воли Божией, высказывается определенная уверенность, что царь Михаил Феодорович был избран "не по человеческому единомышлению, ниже по человеческому угодию", а Божией волей: "Бог его, государя, на такой великий царский престол избрал не по чьему-либо заводу - избрал его мимо всех людей по своей неизреченной милости; всем людям о его избрании Бог в сердце вложил одну мысль и утверждение".

Дальнейшая история идеала "государства правды" представляет историю постепенного его замирания и подмены другими идеалами: регулярного государства, просвещенного абсолютизма, правового государства. Но его осколки продолжали жить и позднее наряду с другими идеалами в некоторых идейных предпосылках нашего законодательства, в идеологии старообрядчества, в некоторых направлениях нашей литературы, в представлениях народной массы. Не умерли они и еще сейчас в глубине русской государственной мысли и в логическом составе нашей политической литературы.

6. Религиозно-идеологические предпосылки государства правды

Идеал "государства правды", выработанный в древней Руси, кроме ряда общечеловеческих черт, имеет много своих отдельных индивидуальных особенностей; для исторического его облика существенно, что он является политическим идеалом, выработанным в рамках православного мировоззрения и вытекающим из него.

Если мы его возьмем как индивидуальное историческое явление, мы увидим, что он составляет свою собственную, оригинальную систему идей, вомногом отличную от других аналогичных ей систем (восточной теократии, западноевропейского средневекового государства), особенно религиозно-политическое и философско-политическое мировоззрение, и потому заслуживает отдельного изучения, независимого от других аналогичных идеалов. Поэтому идеал "государства правды" как особенный строй идей может быть не только исследован исторически, что нами отчасти уже сделано, но и подвергнут логическому разбору как самодовлеющий идеал. Существенной особенностью его происхождения является то, что древняя Русь пришла к нему не путем рационалистической конструкции, а путем векового религиозного политического опыта. Интерес к идеалу не ослабляется тем, что Москва не сумела осуществить его до конца. Пусть так, но он в течение веков вел за собой древнерусских государственных мыслителей и Русский народ, помогал им строить Великое православное царство. Пусть так, но он не теряет в неполноте своего осуществления своего научного и философско-политического интереса и возможности послужить фундаментом, в своей лучшей части, для строительства идеалов в другие времена и при других обстоятельствах. Все пройдет, одна правда останется; так останется для веков и идеал "государства правды", идеал православного царства.

Чрезвычайно важно, что древнерусский идеал "государства правды" строился не в исключительной обособленности нашего прошлого, а в связи с практическим применением на исторической сцене человеческих евангельских идеалов в православном их толковании. И в этом отношении древнерусская политическая мысль достигла громадных результатов. Она сумела применить к построениям своих политических идеалов не только немногие изречения Евангелия и апостольских посланий специально политического содержания, как то: "Воздайте кесарево кесареви", "Несть власти аще не от Бога" и др., но сумела также сделать политические выводы и из других общих заповедей христианства, объемлющих всю жизнь человеческую, в том числе, конечно, и политическую. Одно из житий Александра Невского все принципы права выводит из "Божественных писаний". По словам этого жития, князь Александр больше всего любил "правосудие", "о нем же и боляр своих часто наказуа притчами от божественных писаний" (Ник. лет. 6748/1240). По словам Никоновской летописи, Иван Грозный в первую, доопричную половину своего царствования, все государство рядил на основании общих религиозно-нравственных принципов (Никол, лет. 7064/1556). Эта мысль об исхождении основных принципов государства и права из заветов Священного Писания проходила через все летописи и другие произведения древнерусской письменности.

Самым основным из этих заветов считался завет любви к Богу и к ближнему. К нему все сводилось. Вся древнерусская политическая мысль вращалась вокруг вопроса о теоретическом развитии и практическом осуществлении и применении христианской заповеди "Возлюби ближнего своего, как самого себя".

И в самом деле, почему эта заповедь должна иметь применение исключительно к частным отношениям между христианами, быть частным делом каждого добродетельного человека в его маленьких обывательских отношениях? Почему в публичных отношениях, выходящих за пределы доброй совести частного человека, заповедь христианской любви неприменима? Почему там, в отношениях между классами должна господствовать кровавая ненависть и неустанная кровопролитная вражда? Почему в отношениях между правительством и народом может действовать только формальное, обеспеченное силой право? Почему национальности имеют право самоопределяться и воевать до бесконечности? Почему отношения между государствами обеспечиваются лишь грубой силой вооруженных армий?

Последовательное логическое мышление требует, наоборот, применения начал христианской любви не только к частным отношениям людей, но и к публичным, не только добровольного применения любви, но и принудительного. Логические выводы из начала христианской любви в области государственных отношений весьма многочисленны. Борьба классов, сословий и других групп населения противоречит началу любви и потому древнерусская письменность требует уничтожения этой борьбы, она негодует по поводу того, что различные группы населения "забывшеся друг на друга враждуют и ненавидят, и грызут, и кусают, отстояще от заповедей Божиих, еже любите искреннего своего яко сам себе" (Ник. л. 6875/1367). Между всеми слоями населения должна господствовать любовь, ибо "вси суть един род и племя Адамово, цари и князи, и бояре и вельможи, и гости и купцы, и ремественицы и работнии людие, один род и племя Адамово"*. Проникаясь этой проповедью, Московское государство в практической жизни стремилось устранить рознь между различными слоями населения разделением его на множество мелких групп, так называемых "чинов", располагая их в иерархическом взаимоподчинении. При громадных своих размерах, Московское государство распыляло население на значительное количество мелких "чинов", представлявших собой, по выражению Петра Великого, "рассыпанную храмину". Рассыпанность этой "храмины", отсутствие крупных, сомкнутых сословий и классов создавало обстановку, затрудняющую нарушение социального мира. В этом отношении идея распыления населения на мелкие "чины" и их иерархического взаимоподчинения имеет важное значение и вне московской конкретной исторической действительности. Конечно, значение это важно лишь в условиях государства правды, ибо в условиях эгоистического государства оно превращалось бы в правило "divide et imperia".

______________________

* Эта замечательная цитата должна быть признана совершенно явственным выражением, в пределах древнерусской письменности, идеи социального мира. Примечательно также, что здесь, в форме перечисления, дано в существе понятие социального класса. Не представляет, например, никакой трудности перевести это перечисление в термины того "разделения общества на классы", которое дается экономистами "классической школы" (Адамом Смитом и его продолжателями). Но выражение идеи социального мира, которое мы здесь находим, пожалуй, ярче всего, что можно найти в этом роде в произведениях "классической школы"...

______________________

Также противоречит принципу христианской любви самоопределение национальностей и других групп, стремящихся к отдельному государственному существованию. Как бы ни были "священны" и культурно полезны права национального, территориального, династического самоопределения, но всякое дробление большого государства на множество мелких национальных республик, или экономически стремящихся к обособленности территорий, или княжеств, ведет неминуемо к вражде между этими мелкими государствами и к бесконечным кровопролитным войнам между ними. Поэтому христианская любовь требует во имя прекращения кровопролития и вражды стремления к слиянию разных диалектов в один великий язык, к слиянию близких народностей в один великий народ, к слиянию малых государств в великие империи, империи национальные и надгосударственные. Наши летописи непрестанно скорбят о "размирах", ибо их сопровождают глад велик по земле, и пленение, и кровопролитие непрестанно. В них земля оскудевает "пустотою", по слову Христову, сказанному в Евангелии: "Всяко царство разделшееся на ся запустеет, и всяк град или дом разделивыйся на ся не станет" (Ник. л., 1138). Древняя Русь мечтала о соединении в "едино стадо" не только всех русских племен, но и всех народов, населявших Русский материк. Даже присоединение татарских царств к Московскому государству изображалось в летописях как акт любовного объединения: взрыв подкопа под Казанские стены, решивший вопрос о присоединении Казани к Москве, волею Божией, произошел именно в то мгновение, когда на литургии в русском стане дьякон "въгласи последнюю строки в Евангелии: «и будет едино стадо и един пастырь»" (Ник. л., 7061/1553). В этом христианское оправдание законодательств, объявляющих в основных законах свое государство "единым и нераздельным" и утверждающих существование государственного языка, общего большинству существующих в стране диалектов, но не сходного ни с одним из них полностью. Еще шире древняя Русь стремилась, хотя и не успела в этом до конца, к объединению всех православных: "Да не погибнут без пастыря не точию едины Русские страны, но и вси православнии" (Ник. л., 7038/1530).

Принцип любви и правды требует, чтобы отношения между правительством и народом или между различными государствами не были построены только на силе или формальном праве, обеспеченном силой. Летописи определенно требуют построения на основах любви отношений правительства и народа, дабы "вси, и владущи, и послушнии, и господствующии, и рабствующий во смирении и в любви пребывают" (Ник. л., 1379)*, ибо весь "закон" заключается в смирении и в любви, любовь покрывает множество грехов и пребывающий в любви в Боге пребывает и Бог в нем пребывает, ибо Бог любовь есть. Из завета любви между властвующим и подвластными летописи, руководствуясь Св. Писанием логически выводят как его следствие необходимость покорения властям: "Друг друга любите, Бога бойтесь, царя чтите, раби повинуйтеся во всяком страсе владыкам, не только благим и кротким, но и строптивым". Правила любви, покорения власти влекут за собой запрет самопроизвольно стремиться к власти: "Глаголет убо апостол: никтоже о себе честь приемлет, но званный от Бога; и в неже кто зван бысть, в том и пребывает".

______________________

* Новое выражение идеи социального мира, на этот раз данное в терминах властвования и подчинения, по-видимому, одновременно и политического, и экономического (если соотношение "владущих" и "послушных" отнести к политической области, то сопоставление "господствующих" и "рабствующих" можно понять в смысле частноправовом и, следовательно, также экономическом).

______________________

Пример некоторых древнерусских государств в иные моменты их существования, а также иногда и Российской Империи, показывает, что могут быть государства, помогающие другим из чувства бескорыстной любви к людям, что могут существовать государства, где отношения между правительством и народом построены не только на праве, но еще в большей степени на отношениях христианской нравственности, по крайней мере в идеале. Древнерусский идеал "государства правды" есть одно из самых ярких выражений стремления построить отношения между царем и народом на христианских нравственных основаниях.

С точки зрения последовательного христианства, отнюдь нельзя считать поэтому успехом в интересах человечества установление принципа отделения права и нравственности и построения государства исключительно на правовых основаниях. Уже исторический опыт свидетельствует о том, что человеческое мышление не может удовлетворяться чисто правовым идеалом в общественной и государственной жизни. Когда древний мир жил и действовал по сравнительно идеальным началам римского права, то оказалось, что даже римское право не может удовлетворить его стремления к правде, и он почувствовал непреодолимое влечение к высшей сравнительно с римским правом правде и нашел ее в христианстве. Современное человечество, создавшее идеал правового государства, уже перестает им удовлетворяться. Оно разочаровалось в возможности найти правовую форму, обеспечивающую идеальное государство. Вся Европа переживает кризис правового самосознания. Поэтому не бесцелен вопрос: правы ли те, кто утверждает принцип отделения права и нравственности?

С точки зрения древнерусского идеала "государства правды", безусловно не правы. Неумолимое движение истории, руководимое волей Божией, требует от правителей и народов не только строительства правды, но и нравственных отношений. Отношения правления и народа должны быть построены на основах взаимной любви, взаимного служения и самопожертвования. Это признается в Москве и официально. И даже в петербургской России после замены идеала "государства правды" идеалом "регулярного государства", а позднее отчасти - "правового государства", не вполне замирает эта традиция.

В нашей литературе XIX века славянофилы поднимают вопрос о необходимости нравственных отношений в государстве и тем воскрешают теорию идеала "государства правды". Продолжают ее развитие Достоевский, Новгородцев и др. Но, к сожалению, в русской литературе до сих пор не было ясного сознания внутренней логической связи этого литературного течения XIX века с древнерусскими политическими учениями. Между тем, у названных авторов, представляющих наиболее оригинальное и национальное из современных русских философско-правовых течений, мы видим тоже направление мысли, которое было у книжников Древней Руси, и этим значение означенных новых теорий не умаляется, но увеличивается*. Древнерусские летописные теории до сих пор оставались в тени, и всей исследовательской литературе надо поставить в упрек, что она вовсе не отметила одноприродности по содержанию летописных теорий с новейшими достижениями русской философской и исторической мысли, хотя гениальные авторы некоторых летописных сказаний, Степенной книги и других развили и обосновали ряд стройных теорий, представляющихся наиболее оригинальными и творческими из всего, что появилось под пером русских авторов в этой области. Поэтому дальнейшее в русской литературе развитие идеала "государства правды" во всеоружии современной науки и философии возможно только после детального исследования политических учений древнерусских книжников.

______________________

* Описание особенностей русской философии права в статье П.И. Новгородцева "Ueber die eigentumlichen Elemente der russiachen Rechtsphilosophie", потому не до конца убеждает, что оно не поставлено в связь с историческими нормами русской философии права и с самым значительным, что в ней имеется - теориями летописей и Степенной Книги.

______________________

Но недостаточно сказать, что в "государстве правды" право и нравственность сливаются в одном высшем понятии "правды"*. Здесь, и только здесь правом должно быть право не только по форме, но и по содержанию. Законен, конечно, тогда вопрос: какой же критерий для определения права по содержанию? Если для определения того, что есть право по форме, достаточно установления нормативного факта, то для права по содержанию наука не может найти такого критерия. Тут мы останавливаемся перед совершенно непреложным фактом, что не все в праве может быть до конца исследовано наукой. Если право по форме вполне и до конца может быть изучено наукой, то право по содержанию только отчасти доступно для нее. Происходит это потому, что действительно не существует точного научного критерия для установления, что есть или не есть право по содержанию. Здесь мы переходим в область религии, ибо право по содержанию сверхсознательно и вытекает из религиозных предпосылок, из Правды Божией. Оно составляет предмет не науки, а религиозного созерцания и опыта, но тем не менее оно существует как несомненная реальность, непознаваемая научно лишь по слабости человеческой мысли. Но раз право по содержанию вытекает из религиозных предпосылок, то оно может сливаться с правом по форме только в государственном идеале, построенном на религиозных основах, то есть в "государстве правды". В безрелигиозном "правовом государстве" это невозможно, ибо там нет критерия для установления права по содержанию. Таким образом право по содержанию определимо только в "государстве правды". Если же мы примем во внимание, что истинным правом можно считать лишь то, где право по форме совпадает с правом по содержанию, то мы придем к заключению, что только в "государстве правды" существует истинное право. Также только оно является истинно христианским, ибо лишь оно построено логически на основах принципа христианской любви. Так мы устанавливаем неразрывную связь права и религии. Самый основной элемент права - право по содержанию - вытекает только из религиозных предпосылок, и падение их следовательно грозит падением самого права и построенного на праве государства. В этом совершенно объективный факт неразрывной связи религии и государства, необходимости государственной религии для существования государства. Отказ от нее ведет к постепенному угасанию государства и права в стране. Так мы приходим к заключению о наибольшей нормальности "государства правды", о его наибольшей прочности и о большей или меньшей упадочности всякой другой государственной формы.

______________________

* См. "Подвиг власти". Гл. II.

______________________

С внешней стороны союз религии и государства проявляется в органическом слиянии церкви и государства в одно неразрывное общественное образование, именуемое по древнерусской терминологии "царством". В нем две власти - царь и митрополит (патриарх), но стоят они в разных отношениях во главе одной и той же страны, одного населения. Царь поддерживает церковь, а церковь благословляет царя. Но "государство правды" имеет и свою собственную внутреннюю связь с религией, кроме поддержки церкви.

7. Сущность идеала государства правды

Наиболее ценной в идеале "государства правды" идеей, имеющей бессмертное значение для человечества, является идея подчинения государству началу вечности. Эта идея имеет самостоятельное значение независимо от оценки конкретных форм древнерусского государственного строя и вопроса об удачности их конкретного осуществления.

В древнерусской письменности идея подчиненности государства началу вечности высказывалась многократно и многообразно. Первая статья так называемого Судебника царя Константина в закругленной формуле провозвещает, что "прежде всякая правды подобно есть о Божией вере глаголати". Митрополит Киприан, по свидетельству Никоновской летописи, выражал ту же мысль в форме притчи, он советовал великому князю Дмитрию Донскому о государстве Русском исполнять мудрое слово евангельское: "Будьте мудры, как змеи, и целомудрены, как голуби". "Мудрость же змиева такова есть: если с нею случится какое-либо бедствие, если она будет кем-либо бита и уязвляема, тогда она все тело свое дает на язвы и биение, главу же свою бережет всею силою; так должен поступать и всякий христианин: когда для него наступит время притеснений и нужды, он будет гоним, уязвляем, бит, мучим, тогда пусть он отдаст все свое: злато и сребро и все стяжание, честь и славу, в крайнем случае и тело свое пусть даст на ранение, главу же свою, "еже есть Христос и яже в него вера христианская", он должен соблюдать всеми силами; так и ты господине, должен поступать в отношении к государству русскому: если стяжания, имения, злата, сребра требуют гонящие вас, дайте им; если они хотят чести и славы - дайте им; если же они хотят отнять у вас веру вашу, то стойте крепко за нее и «сохраняйте всяким опасением»" (Ник. лет., 1380).

Подчинение Вечному не только признается древнерусской мыслью - оно составляет главную сущность "государства правды", главное отличие его от других государственных форм. Если в классификации государственных форм наиболее удобным признаком является вопрос о том, какая воля является господствующей в данном государстве, то необходимо признать, что в данном отношении "государство правды" не подходит ни под одну из традиционных государственных форм. Ибо "государство правды", "царство правды", Царство Русское не есть монархия, так как в монархии правитель подчиняется лишь своей собственной воле и ею установленным законом; не республика, ибо в республике народ подчиняется только своей собственной воле и законам, ею установленным; не смешанная форма правления, где господствует компромисс между двумя волями; во всех этих формах, даже при строгом господстве законности, само содержание законов составляет изъявление указанных воль.

В концепции "государства правды" в ее идеальном аспекте не господствует ни одна земная воля, во имя чьих бы то ни было эгоистических интересов. Здесь и правитель, и народ отказываются от собственной воли, подчиняясь воле Божией, и властвуют в любовном единении во имя воли Божией, Правды Божией, во имя высокого, неизреченного идеала. "Государство правды" выше монархии и республики, как воля Божия выше воли человеческой. "Правда Божия" выше правды земной. Здесь суверенную, самодержавную верховную власть составляют не люди, а правда Божия, представляющая кристаллизованное выражение воли Божией. И если правитель или народ принимают какое-либо государственное дело, решение, то прежде всего чем решать дело, они обязаны установить, как его лучше разрешить согласно воле Божией, и тогда уже выносить свое постановление. Так, например, при избрании Бориса Феодоровича Годунова и Михаила Феодоровича Романова избиратели стремились, по крайней мере в теории, избрать не того, кто угоден их земной воле, а того, кто угоден Богу. Они полагали, как было сказано выше, что если они изберут царя согласно собственной воле, то он - "навеки не будет царь". И полагали совершенно справедливо, ибо правитель, избранный во имя земной воли народа был бы не "царем правды", а монархом в современном западноевропейском смысле*.

______________________

* Если же с внешней стороны во главе государства стоят все же люди - один или много, - то их власть является в "государстве правды" уже не суверенной, а подчиненной. Поэтому в последовательно осуществляемом "государстве правды" не власть князя, царя, веча, земского собора является самодержавной, а вверенная им часть системы Божественной правды. Например, самодержавным является не царь, как конкретное лицо, а его сам, его идеальный, сверхреальный облик как звено в системе Божественной правды.

______________________

Подчинение вечности, составляя главную сущность "государства правды", имело для него многочисленные последствия:

1. "Государство правды" не есть конечный идеал, могущий быть установленным внезапным переворотом и затем на многие века обеспечивающий для народа безмятежное счастье. Внезапно его невозможно установить, одного народного решения для этого недостаточно. Не только осуществления полного идеала, даже относительного благополучия Русская земля добивается в течение долгих веков, многими тяжкими усилиями, подвижнической ролью. Хорошего правителя недостаточно избрать - его надо заслужить. Тем более это относится к идеальному строю.

По древнерусской идеологии, это вековое строительство не может быть совершаемо вне связи с религиозным идеалом. И личное, и общественное благополучие невозможны одними человеческими усилиями, а только при помощи благодати Божией. Народ, не желающий подчинить своей воли воле Божией, несмотря ни на какие усилия, не может добиться счастья: "Да не хвалится сильный силою свой, несть бо мужества и силы противу Богови" (Ник. л., 1185). Бог злых и гордых смиряет, и низлагает, и "в потребление и в поругание, и в бесчестие" всем дает (Ник. л., 1177). Только той стране, которая "управится перед Богом", Бог поставляет властелина "праведна, любяща суд и правду" (Лавр, л., 1015). Митрополит Петр в своем пророчестве Ивану Калите обещал ему благоденствие его потомства и России под условием исполнения его религиозных заветов. Если последние будут исполнены, тогда, говорит митрополит: "И сам прославишися паче иных князей, и сынове и внуцы твои в роды, и град сей славен будет в всех градах Русских, и святители поживут в нем, и взыдут руки его на плеща враг его, и прославится Бог в нем" (Ник. л., 1326). И долго пришлось Москве добиваться этой славы и эпохи осуществленного идеала, добиваться, терпя кары Божии, направленные на наше исправление, кары нашествием иноплеменников, пожарами, гладами, мором и прочими казнями. Но и осуществленный идеал может продолжаться лишь до тех пор, пока страна угождает Богу чистотой своего православия "безнаветного и безмятежного".

Даже на самой высоте своего благоденствия цари и народы должны опасаться утерять свои достижения неугождением Богу. Ибо многие праведники и сильные, и храбрые, и святые цари от гордости пали. Кто был выше в добродетелях царя Давида? Но, забывшись, он пал от ярости и много пострадал за то, до последнего своего издыхания каждый день и ночь он проливал слезы. Кто был Соломона премудрого блаженнее? Но в старости к концу жизни своей возгордился и пал, и погиб. Что было Израиля Богу любезнее? Но и он пал. Если же гордость и падение погубили праведных и святых, и храбрых, и сильных, не только простых, но и царей и пророков "прехвальных", тем более нам слабым и во грехах пребывающим, необходимо от таковых удаляться и бегать, как от змия (Ник. л., 7060/1552, Послание митрополита Макария царю Ивану IV).

2. Для "государства правды" сравнительно второстепенное значение имеет вопрос о юридическом строении государства, но гораздо большее, первостепенное значение имеет вопрос о преемстве благодати от Бога. Поэтому такое внимание обращали московские книжники на схему преемства власти Московских Государей от "помазанника", "пророка" и царя Давида; Кесаря Августа, "единоначальствовавшего на земле" при жизни Христа; благочестивых христианских царей Византийских; на сказание о присылке Владимиру Мономаху креста животворящего древа, венца и диадемы. Поэтому у нас долго не было основных законов, конституции, определявшей строй верховной власти, но очень рано появились конституции, определявшие порядок получения царем и великим князем благодати, благословения; это так называемые "чиновники венчания на царство". Передача царю благодати основана на существовавшем тогда представлении, что епископы благодатию Св. Духа имеют власть как Апостольские ученики после многого испытания и по правилам, сошедшись на соборе, поставлять своему отечеству пастыря и учителя и царя "достойно, его же Бог избра". В "чиновниках" излагались порядок передачи благодати, возложения на помазанника креста животворящего древа, венца и диадемы, сопровождающие их церковные обряды, молитвы митрополита, возгласы и пр.

Внутренний смысл обряда передачи благодати лучше всего изложен в следующей молитве митрополита: "Господи Боже наш. Царь царствующим и Господь господствующим, иже Самуилом пророком избрав раба своего Давида и помазав того во цари над людьми своими Израиля, Ты и ныне услыши молитву нашу недостойных, и виждь от святого жилища Твоего благоверного раба своего (титул и имя), еже благоволил еси въздвигнути царя в языце Твоем, его же стяжал еси честною кровью Единородного Ти Сына, помазати сподоби елеом возрадования огради его силою животворящего Твоего креста, положи на главе его венец от камени честна, даруй, Господи, ему долготу дний, дай же в деснице его скипетр царствия, посади его на престол правды, огради его всеоружеством Св. Духа, утверди его мышцу, покори ему вся варварские языки, всей в сердце его страх Твой и еже к послушным милостивое око, съблюди того в непорочней вере, покажи его опасна хранителя святые Твоея соборные церкви веления его, да судить люди Твоя правдою и нищих Твоих судом спасет сыны убогих и наследник будет небесного Ти царствия".

Цель этого обряда передача благодати та же, что и введения всякого чаемого идеального строя - благоденствие народа духовное и материальное: "Да в тихости его (царя) тихо и безмолвно житие поживем во всяком благочестии и чистоте" (Ник. л., 1498, 1547).

3. Целью "государства правды" является спасение прежде всего религиозное и уже через него земное. Эту религиозную цель "государство правды" должно преследовать не только через церковь, но и самостоятельно. В "Житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича царя русского" имеется классическое перечисление целей государства. Дмитрий выставляется в нем как "отец миру, столп и страж и мерило известо", он, управляя своими подвластными, исправлял человеческому роду "всякое смятение мирское"; он - "огнь, попаляющий нечестие, баня моющимся "от скверны", гумно чистоте, ветр, развевающий плевелы, одр потрудившимся "по Бозе", око слепым, нога хромым, труба спящим, воевода мирный, венец победе, плавающим пристанище, корабль богатству, оружие на врагов, меч ярости, стена нерушимая, сеть зломыслящим, степень непоколебимая, зерцало жития". Все это он делает "с Богом творя, по Бозе поборая". Как видно, и в начале, и в конце перечисления выставляются религиозные цели. Такая деятельность выставляется как образец для подражания другим князьям: "Царие и князи научитеся тако творити" (Ник. л., 1389).

Такое же преобладание религиозной цели в деятельности государства мы видим и в официальных актах: в дипломатической переписке, избирательных грамотах и других актах. Например, в грамоте об избрании Михаила Феодоровича говорится, что его избрали как "хрестианского поборника и святым Божиим церквам теплого заступника, истинного пастыря". До избрания всяких чинов люди Российского царствия собираются на "богосоюзный совет" и решают "всем за нашу истинную православную христианскую веру и за святые Божии церкви и за Московское Государство стояти всем единомышленно, стати крепко и неподвижно, и битися до смерти".

Следование религиозным целям имеет чрезвычайно важное значение в вопросе о реальном осуществлении идеала "государства правды". Отречение правителя и народа от собственной воли во имя воли Божией могло бы представлять затруднения вследствие трудности нахождения воли Божией. Но трудность разрешается признанием Правды Божией кристаллизованным выражением Божией воли и главной религиозной целью государства. Следуя Правде Божией как своей религиозной цели, подчиняясь ей, отрекаясь для нее от своей воли, государство тем становится "государством правды". Нельзя думать, чтобы такое решение навсегда избавляло государство от трагических моментов, от поисков идеала, от мучительных размышлений. Наоборот, идеал государства правды имманентно и существенно заключает в себе трагическую проблему: Пути Божии неисповедимы и полного познания правды Божией человек достигнуть не может, как бы он ни стремился к такому познанию. И в конкретной истории идеала "государства правды" на Руси с начала до конца мы видим мучительные поиски: ибо подчинение правде Божией не давало еще определенного понятия, в чем она заключается. Священное Писание может быть истолковываемо в разных направлениях, и мы видим, действительно, что летописи пробовали применять его к самым различным политическим строям и в течение веков искали истины, как уже изложено нами выше в исторической части статьи. Другое затруднение заключалось в слабости человеческих сил: князья порой и знали, где правда, да не было сил ее исполнить. Однако все эти затруднения не лишали идеала "государства правды" ценности в глазах летописца: пускай он не всегда был уяснен до конца, не всегда был исполним, но государственности он ставил высокие задачи и некоторые рамки деятельности властелина и народа, заставлял двигаться идеалы и жизнь в определенном направлении, и тем "крепил" землю Русскую.

4. Власть в "государстве правды" происходит от Бога. Богом установлена не только власть вообще, но и форма правления и власть каждого отдельного властелина. Поэтому установление формы правления не зависит от человеческого многомятежного хотения, а от "Строения Божия", и всякая хорошая или плохая форма правления дается тому или иному народу в зависимости от их индивидуальных свойств и нравственно-религиозных заслуг. Форму правления нельзя создать - ее надо заслужить. Так по более ранним летописям Божественного происхождения признавалось многодержавие, пока оно существовало в древней Руси, Новгородцы сами владели своей областью, "яко же им Бог поручил"*. Весьма же подробно развита в древнерусской письменности теория Божественного происхождения власти Московских государей. Власть их признавалась происходящей от Бога, как бы она ни досталась им. Если она перешла по закону, то про него говорилось, что рожение его было "не просто, не якоже инех прилучается": когда еще "отроча" росло во чреве матери, уже печаль отступила от сердца у всех людей, когда еще отроча двигалось во чреве матери, уже низлагалось стремление ратное варваров, иноплеменников и супостатов на царство Русское**. Даже избранный царь считался богоизбранным, ибо "глас народа - глас Божий" и через народ действовала в данном случае воля Божья.

______________________

* Определенно формулируют это Псковская вторая и Тверская летописи (1170 года), но символически говорят об этом и многие другие летописи. Однако, сравнительно с теорией Божественного происхождения власти Московских государей теории богоустановленности многодержавия и народоправства остались мало развитыми. По вопросу о том, какая власть от Бога, а какая нет, в летописях мы не найдем единогласия, но принцип, что власть может существовать лишь поскольку она богоустановлена, признается всеми.
** (Ник. л., 7038/1530). Ожесточенного летописного спора о преимуществах княжеской и вечевой власти мы не излагаем, так как это не входит в нашу тему.

______________________

5. "Государство правды", если оно осуществлено в жизни, не есть только внешнее учреждение, но одновременно также учреждение, которое "внутрь нас есть". Для благополучия "государства правды" недостаточно, чтобы бессмертны были внешние государственные учреждения, несмотря на смену лиц. Еще важнее, чтобы бессмертны были "учреждения", которые "внутрь нас есть":

1) беззаветная и неуклонная преданность народа определенному государственно-религиозному идеалу "государства правды"; 2) непременная повторяемость в душе правителя известного, определенного типа мировоззрения, нравственного уклада, направления деятельности, правительственного навыка, преданности определенному, в общих чертах неизменному идеалу; важно, чтобы, несмотря на смену лиц, оставался бессмертным один схематический тип личности, с одинаковым "лицом", тот же духовный "образ", "лик", чтобы в душах всех правителей живо было то же "внутри - душевное учреждение", как это было с Московскими государями от Ивана Калиты до Василия Ивановича включительно.

И это было не только в жизненной государственной практике Москвы, но и в летописных идеалах и в идеалах религиозномыслящих людей. Древняя Русь искала и стремилась подражать не учреждениям, а житиям святых, бывших любимым чтением того времени и вызывавших подражание отчасти в широких массах, но еще более среди многочисленных черноризцев, уходивших для подвигов в дремучие леса, в непроходимые добри - "русскую Фиваиду". Летописи, говоря о политических вопросах гораздо больше, чем об учреждениях, говорят о благоверных и святых началодержцах, о их житиях, восхваляют их внутренние качества. После смерти каждого из лучших князей в летописи вписывается похвала покойному князю. Большинство их довольно сходно по своему содержанию, и по их сличению мы можем вывести заключение о содержании идеальной по древнерусским понятиям "внутридушевной конституции" русского князя. В них обыкновенно говорилось о преданности князя Богу, о его милосердии, мудрости, храбрости и правде. Похвалы имели целью вызвать подражание в других князьях и замечательно, что всегда хвалились внутренние качества князя, а не существовавшие при нем учреждения внешние.

Современная Европа отошла от "государства правды". Некоторые его элементы сохранились разве лишь в Англии, где не совсем еще отделены религия и право, право и нравственность. Остальная Европа в государственной жизни отказалась от Правды Божией и Божьего благословения и возложила все свои надежды на голое право, поддержанное силой и полусознательной народной волей. Крайность излишней юридизации общественной и государственной жизни и идеалов и породили кризис современного правосознания.

Выход из него в отказе от веры в спасительность чисто юридического идеала, в возвращении к идеалу "государства правды", действующего во имя связи с Вечным и Абсолютным, во имя высоких религиозных идеалов. Только там, где даже в делах государственных религиозные цели, цели вечной правды получат преобладание над целями временного, мимотекущего существования, человек и человечество найдут духовное удовлетворение.

Впервые опубликовано: Евразийский временник, 1925.

Шахматов Мстислав Вячеславович (1888-1943) - русский юрист и историк, работавший в эмиграции.

На главную

Произведения М.В. Шахматова
Монастыри и храмы Северо-запада