Е.Ф. Шмурло
История России 862—1917

Избранием Михаила Федоровича Романова Смута еще не закончилась, однако главное было достигнуто: явилась возможность положить ей предел, покончить с прежним «шатанием» умов и собрать под общим стягом тех, кто от него откололся или потерял к нему путь. Долгие годы Лихолетья утомили страну; громадное большинство жаждало покоя и порядка, и первой заботой нового правительства было — удовлетворить этой настоятельнейшей потребности. Казнью Заруцкого и Воренка, сына Марины (сама она была уморена голодом) страна освободилась от домашних претендентов на русский престол; затем постепенно были очищены области — от воровских шаек, русских и литовских; удалось уладить, хотя и дорогой ценой, распрю с соседями: со Швецией заключен был мир (1617), с поляками перемирие (1618). Хотя Владислав еще не отказался от притязаний на царскую корону, но действительных мер к захвату ее более не предпринимал. В 1619 г. вернулся из плена Филарет Никитич, отец царя Михаила, правление перешло в твердые, опытные руки, и нормальный ход государственной жизни был восстановлен окончательно — возможно стало приняться за лечение тяжелых ран, нанесенных Разрухой.

II. Последствия смуты. Главнейшие явления русской истории при первых трех Романовых

А) Главнейшие из этих «ран» сводились к следующим:

1. Страна была разорена, материально обнищала.

2. Платежные силы населения не в состоянии удовлетворить даже наиболее настоятельным потребностям государства.

3. Порядок общественный расшатан.

4. Авторитет правительства поколеблен.

5. Извне стране грозила опасность со стороны соседних государств.

Раны предстояло залечивать, и внимание первых Романовых (1613—1682) обращено на удовлетворение неотложных нужд.

1. Составлена опись населенных земель государства в целях выяснить наличные земельные богатства страны для обложения их налогом в пользу государственной казны.

2. Поземельная подать заменена податью подворной.

3. Крестьяне окончательно прикреплены к земле.

4. Издано Соборное Уложение 1649 г.

5. Наместники и земское самоуправление заменены правлением воеводским.

6. Приняты меры в целях развития иностранной торговли.

7. Заведены постоянное войско и наемные полки из иноземцев.

8. Уничтожено местничество.

Б) Но Смута оставила после себя не одни только «раны». Она произвела большую перемену и в самих умах тогдашнего общества, на многое заставила посмотреть иными глазами; вызвала переоценку старых понятий, раскрыла новые неотложные для государства задачи, с большей отчетливостью подчеркнула те из них, которые в свое время еще не успели выступить с надлежащей ясностью и убедительностью.

1. Представление о государстве, как общем национальном достоянии, окончательно вытеснило прежнее представление о государстве-вотчине (см. ниже).

2. Особенное значение получили земские соборы и их совместная работа с правительством, которому одному без посторонней поддержки разрешение сложных задач, выдвинутых жизнью, было бы не под силу (см. ниже).

3. Старые родовые боярские фамилии потерпели от Смуты не меньше, чем во времена Ивана IV; их затерли новые, худородные люди, вышедшие из средних слоев общества; эти последние продвинулись к власти и образовали новую аристократию, из которой первые цари новой династии стали выбирать своих ближайших слуг и помощников по управлению государством. Гибель старого боярства в XVII ст. явилась завершением борьбы Ивана Грозного с княжатами, вообще с родовитыми фамилиями.

4. Отчетливее выяснились три национальные задачи в области внешней политики — вопросы Балтийский, Польский и Черноморский.

В) Ответ на запросы жизни не всегда давался удовлетворительный. Коренную причину Смуты — социальный разлад на экономической почве (см. выше, Эпоха 3-я, VI, «Причины Смуты»), устранить не удалось; она скорее даже обострилась. Недовольство податных классов выражалось во вспышках и открытых бунтах, и хотя правительство подавляло их сравнительно быстро, однако один из них, бунт Стеньки Разина, охватил целые области, вызвал сильное потрясение государственного организма и своими размерами, тяжелыми последствиями сильно напомнил недавнюю Разруху 1605—1612 гг. К тому же народные движения получили новую поддержку в церковном расколе, в жгучем антагонизме между старообрядцами и государственной церковью, насильно вводившей реформу патр. Никона.

Г) Залечивание «ран», порожденных Смутой, изыскание соответственных средств для «лечения», сам диагноз» «болезни» — все это постепенно раскрыло бедность духовных средств, находившихся в распоряжении тогдашнего общества, что, в свою очередь, вызвало во второй половине XVII ст. сознание новой потребности — поднять страну в культурном отношении. Культурная работа шла в двух направлениях: в области духовного просвещения (школа, литература, общение с Западом) и церковной реформы (реформа патр. Никона; см. ниже).

Таковы, в общих чертах, последствия Смуты и обусловленное ими содержание русской истории за 1613— 1682 гг.

III. Государство — не вотчина

В XVII ст. окончательно и бесповоротно сложилась идея Русского государства. Мы знаем, что идея эта стала нарождаться еще со времен Ивана III; но, подобно тому, как цветок не сразу развертывается из почки, так и этой идее понадобилось известное время, чтобы вырасти, окрепнуть, овладеть умами людей и заглушить прежнюю идею о вотчине. Хотя государство в XVI ст. уже возникло, но оно еще не было сознано как таковое; старые вотчинные понятия еще не изжили вполне; даже Иван Грозный, при всей его вере в высокое происхождение своей царственной власти и убеждении, что Московское государство обладает несомненным правом на самостоятельное, независимое положение в международной жизни — даже он еще не отрешился окончательно от удельных воззрений старого времени. В соответствии с этим и само население еще не чувствовало противоречия и непримиримости таких двух понятий, как вотчина и государство, и смотрело на Русскую землю не как на свое природное достояние, а как на чужое хозяйское добро, принадлежащее государю-хозяину и его семье, — как на дом, куда его допустили жить и с которым оно коренным образом не было связано.

Такому взгляду на государство Смута положила конец. Прекращение династии лишило Русскую землю ее хозяина. Земля стала ничьей, иначе говоря, стала народным достоянием. Выбирая новых государей: Бориса Годунова, Василия Шуйского, королевича Владислава, Михаила Романова, выбирали уже не «хозяев», а правителей; искали людей, которые блюли бы интересы Земли, работали не на себя, а на Московское государство. Искать нового хозяина было не к чему: он уже объявился — сам народ русский. Понятия Русская земля (иначе — Московское государство) и народ Русский стали тождественны, неотделимы одно от другого. Роль земли, как нового хозяина, особенно ярко выступила при избрании Михаила на царство, когда всем слоям и классам русского общества пришлось обсуждать и решать вопрос такой первостепенной важности.

Таким образом, Смута в корне подкосила старый вотчинный взгляд на государя, как на хозяина, и создала почву, на которой позже, мало-помалу, сложится представление диаметрально противоположное — о государе, как о «первом слуге государства»*. Всего ярче и отчетливее воплотил в себе это представление первый император Петр Великий.

______________________

* Выражение прусского короля Фридриха II.

______________________

IV. Земские соборы

1. Состав земских соборов

Земский собор, по понятиям того времени, отражал собой, в миниатюре, всю Русскую землю, вследствие чего современники обыкновенно определяли его, как совет всей Земли. В состав такого «совета» обязательно входили три группы: 1) боярская дума — постоянный совет государя; 2) высшее духовенство с митрополитом (позже с патриархом) во главе — т. наз. освященный собор (или еще иначе — власти) — тоже постоянный правительственный орган по делам церковным, и 3) земские люди — группа служилых и общественных классов населения. Только участие этой последней группы делало собрание земским собором; одна боярская дума с освященным собором без земских людей собора образовать еще не могла, так как первые две группы, даже совместно, всей Земли собой еще не отражали.

В конституционных государствах современной Европы существуют две палаты, с которыми глава государства разделяет свою власть: верхняя (палата лордов в Англии, сенат в Италии и Франции, ландстинг в Дании и т.д.) и нижняя (английская палата общин, французская палата депутатов, датский фолкстинг и т.д.). Земский собор, если прибегнуть к аналогии, совмещал в себе одновременно и верхнюю и нижнюю палаты, причем боярская дума и освященный собор — верхняя палата, являлись учреждениями постоянными: они продолжали действовать и после роспуска земского собора в качестве постоянных советов при царе и митрополите (патриархе); кроме того, состав той и другого определялся независимо от их участия на соборе.

Не то «нижняя» палата — земские люди. Значение совещательного правительственного органа принадлежало им только на время созыва и действия земского собора: распускался собор, и они переходили опять на то положение, в каком их застало назначение в члены собора. Притом в самом составе этой земской группы замечается большая разница между тем, каким был он в XVI и каким стал потом в XVII в.

2. Соборы XVI в

В XVI в., т.е. с той поры, как земские соборы стали вообще созываться, состав земских людей на соборе определялся правительством: само же население в выборах не принимало никакого участия; правительство указывало, какие классы населения призвать, из каких городов и областей; в участии на соборе оно видело не право участвующих, а обязанность, возложенную на них государством, во имя общегосударственных нужд — такую же повинность, как и многие иные. Дело в том, что земские соборы народились по требованию и по инициативе правительства в ответ на сознанную им потребность расширить круг своих советников.

С половины XVI ст. у государства выросли новые сложные задачи: ряд очередных забот об улучшении областного управления, об изыскании новых доходов, о пересмотре судебных законов, об устройстве военного дела; осложнились заботы по ведению войн на восточной и западной границах. Знания и опыт одной боярской Думы и освященного собора оказывались не всегда достаточными; необходимость выслушать мнение всей Русской земли и опереться на него в своих решениях побуждало правительство в известных случаях привлекать к совместному обсуждению лиц, наиболее, по его мнению, к тому пригодных — оно искало их среди людей должностных: в служащем классе, в общественных группах (посадские люди, купечество), которые в ту пору являлись тоже органами правительственной власти (финансовой). Так возникли земские соборы.

Состав первого земского собора, 1550 г., нам совершенно неизвестен; на соборе Стоглавом, 1551 г., участвовали, кроме духовенства, «князья, бояре и воины», т.е. военнослужилый класс (городские дворяне, помещики); еще больше раздвинулся круг совещательного собрания на соборе 1566 г., созванном для обсуждения условий мира, предложенных поляками: кроме «воинов», мы видим там еще «дьяков и приказных людей» (по нынешнему — чиновников) и «гостей, купцов и всех торговых людей» (они ведали сбором податей и повинностей, разными монополиями, вообще были финансовыми органами правительства). Таков же состав собора и в 1598 г., когда «всей Землей» выбрали на царство Бориса Годунова.

Вообще земщина на соборах XVI ст. представлена была лицами официальными по своему положению, представителями местного управления, уездного или городского; они попадали туда не по общественному выбору, а по назначению правительства. Зато прекращение династии Рюриковичей сильно отозвалось на составе земской группы: назначение сменяется выбором; решение — кого послать на земский собор, от правительства переходит в руки непосредственно самого населения. Иначе и быть не могло в ту пору, когда правительство зачастую не оказывалось совсем налицо и приходилось выбирать его самого.

3. Соборы в Смутное время

Последнее обстоятельство положило известную грань между соборами XVI и XVII вв.; если раньше соборы были «советом всей Земли», то теперь, с тем большим правом и основанием, могли они присвоить себе это название. Изменился не только путь, каким попадали земские люди в члены собора — расширился также и сам круг выборных лиц; наиболее важный из соборов этого времени собор 1613 г., выбиравший на царство Михаила Фед. Романова по составу был поистине всероссийским: на нем заседали не только высшие и средние классы — духовенство, бояре, служилые люди, посадские — но также и тяглое крестьянство.

Обстановка, в какой приходилось действовать теперь земским соборам, в значительной степени содействовала укреплению нового взгляда на государство, окончательному превращению прежнего вотчинника в государя-представителя и выразителя народной жизни и народных интересов. Вообще за 10—15 лет Смутной поры идея государственности сделала в сознании русского общества весьма большие успехи. Среди тяжелых потрясений, переживаемых страной, среди всеобщего господства грубой силы и личных интересов земский собор становился надежным якорем спасения, точкой опоры в борьбе с произволом и кривотолками, единственным законным выражением народной воли и желаний, единственным органом, имевшим право авторитетно говорить и постановлять решения, обязательные для всех. Такая высокая роль земских соборов воспитывала население в духе гражданственности и национального сознания. Областной сепаратизм и без того уже начал глохнуть со времен Ивана III; теперь ему был нанесен новый удар; больше чем когда стало возможным выдвинуть идею Родины, общего всем Отечества.

Люди, вчера жившие на земле государя-вотчинника, почувствовали, что они стали жить у себя, сами стали хозяевами и господами положения. К ним то и дело обращаются за решением, спрашивают их мнения. В 1598 г. Русская земля соборно выбирает на царство Бориса Годунова; в 1605 г. ее согласия ждет и Федор Борисович, чтобы сесть на отцовский престол; в 1606 г. Лжедимитрий передает суд над кн. Василием Шуйским тому же земскому собору. Вступая на престол, Шуйский целует крест «всем людям Московского государства, всем православным христианам», дает обязательство перед «всей Землей» творить суд совместно с боярами, согласно данной им записи. Воля Русской земли признается единственным источником власти. Все тот же Шуйский, отправляя послов в Польшу и наказывая им объяснить убийство Лжедимитрия I, приказывает сказать: «хотя бы был и прямой прирожденный государь царевич Димитрий, но если его на государстве не похотели, то ему силой нельзя быть на государстве». Королевичу Владиславу ставится условием, чтобы он правил государством совместно с «думой бояр и всей Земли», т.е. с земским собором. Действия князя Пожарского пользовались авторитетом в силу того, что на земском соборе, который он созвал для совместного действия и решений, представительство Русской земли достигло большой полноты: кроме освященного собора и боярской думы, там сошлись в еще небывалом дотоле числе «изо всех городов всяких чинов выборные люди».

Однако Смута, спешность дела, препятствия чисто внешние не всегда позволяли собрать людей непременно со всех концов обширного государства Русского: действовали и решали нередко лишь те, кто находился в данную минуту в Москве. Все же даже и такое ограниченное по составу собрание обыкновенно мыслилось, как отражение всей Земли — ясное доказательство потребности во что бы то ни стало найти опору и оправдание своим действиям. Так, Василий Шуйский избран был в цари небольшой кучкой приверженцев; но ему ясна шаткость, неполнота такого избрания: право на престол дать ему может одна только Земля — и он торопится всенародно заявить, что «учинился на отчине прародителей своих царем за молением всего освященного собора и по челобитию и прошению всего православного христианства».

В таком заявлении нет никакого сознательного обмана: по понятиям того времени, не было надобности, чтобы данную группу населения представляли лица, собранные непременно со всех областей — достаточно, если она вообще имела на соборе своего представителя. Вот почему кн. В.В. Голицын, глава посольства к Сигизмунду III, искренне верил в то, что он уполномочен «всеми людьми», и открыто заявлял, что от имени одних бояр он и не поехал бы, хотя, в действительности, снаряжавшие посольство представляли собой далеко не всю Землю. Точно так же и первое ополчение, собравшееся под Москвой под начальством Ляпунова, кн. Трубецкого и Заруцкого, выбрав из своей среды совет для обсуждения ратного и земского порядка, считало этот совет «всей Землей», несмотря на то, что в состав его вошли представители только ратных частей, составлявших ополчение.

4. Соборы в царств. Михаила Фед.

С воцарением Михаила деятельность земских соборов не только не прекратилась, но, наоборот, усилилась. В течение первых 9 лет (1613—1622) соборы следуют один за другим почти без перерыва; не редкость они и во вторую половину царствования. Обыкновенно насчитывают за это время семь сессий (созывов):

1) 1613—1615 — тот самый собор, что выбирал Михаила.

2) 1616—1618.

3) 1619.

4) 1620—1622.

5) 1632—1634.

6) 1637.

7) 1642.

В чем состояла работа этих соборов?

1. Собор 1613—1615 гг. По выбору царя Михаила и до приезда его в Москву собор держал в своих руках все дело государственного управления:

а) к нему стекались донесения воевод;

б) он вел переговоры с Польшей;

в) рассылал предписания воеводам;

г) принимал меры к успокоению края, в частности, к прекращению разбоев;

д) распоряжался военными силами государства.

Позже, с приездом в Москву царя:

е) в виду пустоты государственной казны торопил именитых людей Строгановых скорейшей уплатой следуемых с них налогов и хлопотал перед ними о заимообразной ссуде деньгами;

ж) убеждал казаков не приставать к Заруцкому и Воренку (1614);

з) обложил все население тяжелым 20-процентным налогом на имущества, т. наз. «пятою деньгою» (1615).

2. Собор 1616—1618 гг. Главнейшие его постановления:

а) вторичный сбор «пятой деньги» (1616), на этот раз с одних только промышленников и торговых людей; земледельческий же класс обязан был уплатой по 120 рублей (1500 руб. нынешних) с сохи (соха содержала тяглой крестьянской пашни 800 «четвертей», т.е. полудесятин, в одном поле — значит, 1200 десятин в трех полях);

б) меры для отражения королевича Владислава и казацкого гетмана Сагайдачного, шедших войной на Москву.

3. Собор 1619 г. выбирал в патриархи Филарета Никитича Романова.

4. Собор 1620-1622 гг.

а) Меры по выяснению экономического положения страны (перепись платежных единиц; составление т. наз. «писцовых книг»);

б) меры в целях помешать тяглому классу (посадским и крестьянам) уклоняться от несения своего тягла;

в) кроме того, собор обсуждал: использовать ли или нет представившийся случай возобновить войну с поляками в союзе с турецким султаном, крымским ханом и шведским королем.

5. Собор 1632—1634 гг. Созванный по случаю войны с Польшей, собор этот всецело посвятил ей свои работы.

6. Собор 1637 г. — обсудил и принял меры для отражения крымского хана (после взятия казаками Азова ожидали, что хан нападет на саму Москву).

7. Собор 1642 г. — обсуждал вопрос, брать или не брать взятый казаками Азов, иными словами: решиться ли на войну с Турцией, неизбежную в случае признания Азова русским городом.

Чем объяснить такую напряженную деятельность соборов в царствование Михаила Федоровича?

Если в XVI ст. правительство Ивана Грозного нуждалось в земских соборах для совместной работы, то теперь, когда Разруха в конец расстроила государственный организм, извратила общественные отношения, разорила страну — новому царю, почти еще ребенку, совершенно неопытному, неавторитетному, возможно было справиться с возложенной на него тяжелой задачей единственно лишь при содействии тех самых людей, которые возвели его на престол; только они могли общим голосом всей Земли помочь ему разобраться в трудном деле успокоения страны, выяснить меры, необходимые для восстановления нарушенного порядка, придать нравственную силу и убедительность действиям нового правительства. Не принимая непосредственного участия в самом управлении, соборы, близким знакомством с положением дел в стране, своей осведомленностью о ее нуждах и наличных средствах, служили царю на первых порах его деятельности незаменимыми советниками и руководителями. Общая опасность и общая забота о Русской земле сближали царя и земские соборы и заставляли их дружно идти рука об руку по пути сохранения и совершенствования общего достояния. «Сознание общей пользы и взаимной зависимости приводило власть и ее земский совет к полнейшей солидарности, обращало государя и собор в одну политическую силу, борющуюся с враждебными ей течениями как внутри государства, так и вне его. Собор не стремился разделить с верховной властью ее прерогативы, потому что сама власть ими тогда не дорожила; напротив, государь желал разделить с собором тяжелое бремя управления и ответственность за возможные неудачи» (Платонов).

Степенью той потребности, какая чувствовалась в земских соборах, определилась и сама деятельность их. Первые годы были, конечно, самые тяжелые — и соборы работают почти без перерыва девять лет подряд (1613— 1622); но 9 лет спустя порядок более или менее наладился, нет более места прежнему шатанию умов, правительство (боярская дума, приказы) окрепло, действия его стали увереннее, голос авторитетнее; накопился известный опыт — реже стали созываться и соборы. Без них еще нельзя обойтись, но их собирают теперь уже в исключительных случаях, как война с Польшей (1632— 1634), оборона от крымских татар (1637), возможность турецкой войны (1642).

5. Соборы в царств. Алексея Мих.

В первые годы царствования Алексея Михайловича жизнь снова выдвинула на очередь ряд серьезных вопросов — в зависимости от них опять участились соборы:

1) 1645 — вступление на престол царя Алексея Мих. было подтверждено собором*.

______________________

* Следует помнить, что династия была еще новой, корней пустить еще не успела; что в самые последние годы жизни царя Михаила в Польше появился самозванец Луба, выдававший себя за сына Лжедимитрия и Марины; что он предъявлял притязания на московскую корону. Поэтому вполне естественно, что «боярин Морозов, которому поручен был царевич Алексей умирающим отцом его, желая придать несокрушимую опору царской власти 16-летнего питомца своего и будучи уверен в единодушной преданности всей Земли дому царя Михаила, пожелал вместе с патриархом и боярами придать восшествию Алексея на престол санкцию всенародной воли. Ввиду необходимости твердой внешней и внутренней политики юного царя, ввиду лежавшей на последнем обязанности твердой рукой завершить недоконченное отцом его дело государственного строения — подобная предосторожность должна была казаться вполне рациональной и даже необходимой» (Загоскин).

______________________

1) Следует помнить, что династия была еще новой, корней пустить еще не успела; что в самые последние годы жизни царя Михаила в Польше появился самозванец Луба, выдававший себя за сына Лжедимитрия и Марины; что он предъявлял притязания на московскую корону. Поэтому вполне естественно, что «боярин Морозов, которому поручен был царевич Алексей умирающим отцом его, желая придать несокрушимую опору царской власти 16-летнего питомца своего и будучи уверен в единодушной преданности всей Земли дому царя Михаила, пожелал вместе с патриархом и боярами придать восшествию Алексея на престол санкцию всенародной воли. Ввиду необходимости твердой внешней и внутренней политики юного царя, ввиду лежавшей на последнем обязанности твердой рукой завершить недоконченное отцом его дело государственного строения — подобная предосторожность должна была казаться вполне рациональной и даже необходимой» (Загоскин).

2) 1648—1649 — составление Уложения.

3) 1650 — меры к усмирению бунта в Пскове.

4) 1651 — выяснение отношений к Польше в связи с Малороссийским вопросом.

5) 1653 — решение вопроса, присоединять или нет Малороссию.

6. Отчего прекратились земские соборы

Собор 1653 г. был последним настоящим собором; последующие за ним скорее временные комиссии из сведущих людей, чем «советы всея Земли». Такие комиссии обыкновенно созывались время от времени для выяснения какого-нибудь отдельного вопроса и состояли при боярской думе под руководством одного из бояр. Таковы были:

а) комиссия 1660 г. — она выясняла причины дороговизны в Москве съестных припасов;

6) комиссия 1672 г. — высказалась о договоре, заключенном с армянскими купцами;

в) комиссия 1676 г. — о торговле с Персией;

г) комиссия 1681 г. из выборных от служилых людей для пересмотра военного устава (на этом собрании-соборе постановлено было уничтожить местничество);

д) комиссия 1682 г. — об уравнении службы и податей (комиссия эта позже приняла участие совместно с населением города Москвы в выборе на царство Петра Великого, придав этому избранию выражение воли «всей Земли»).

Наши историки еще не пришли к согласному объяснению причин, вызвавших упадок земских соборов. Одно можно сказать: к половине XVII ст. Русская земля уже успела справиться от бедствий Смутной поры, и правительство перестало нуждаться в соборах, как нуждалось раньше; государственная власть окончательно выработалась в форму неограниченного самодержавия; замена прежнего областного самоуправления управлением воеводским, параллельно с ростом приказов, сосредоточив власть в руках центральных органов, в свою очередь, позволила обходиться без содействия соборов. Немало повлияло и издание Уложения. Уложение было не только собранием законов — им определился весь строй государственной жизни, общественных отношений; стала ясна картина всего государственного организма; в руках правительства сошлись все нити управления, и оно теперь отчетливее видело, как наличность средств, какими могло располагать и требовать от страны, так и те пути, какие вели к осуществлению его требований.

Кроме того, советы земских соборов неизбежно являлись также и критикой существующего порядка, указанием на допущенные ошибки, и критика принималась теперь уже не с прежним благодушием; резче стал обозначаться антагонизм высших и низших классов. Между тем земский элемент на соборах, т.е. средние классы, постоянно рос и численно стал подавлять представителей духовенства и боярства, что облегчало ему проводить мероприятия, для тех не всегда выгодные и желательные. Так, на соборах 1648—1649 гг. духовенству запретили приобретать служилые вотчины (хотели даже отобрать у него и все, ранее полученные); прикрепление крестьян и запрет принимать закладчиков были выгодны средним служилым людям, но не крупным землевладельцам. Таким образом, в интересах правительственного класса было управлять государством исключительно посредством того бюрократического механизма (воеводы, приказы), который как раз к этому времени окончательно сложился и окреп.

Препятствий к превращению соборов в простые комиссии правительство со стороны земских людей не встретило; скорее наоборот: в созыве земских соборов население видело не право свое, а повинность, от которой, как и от многих других, оно предпочитало по возможности уклониться. После того как население стало крепко земле и своему двору, потеряло личную свободу, у него, естественно, ослаб интерес к общественным делам — там его роль могла быть только служебной и подневольной. Утрата прежнего права на выбор своих занятий, замена местного самоуправления бюрократическим не оставляли более места для народного представительства; соборы стали анахронизмом и погибли, как гибнет и сохнет всякое дерево, лишенное питания и здоровых соков.

7. Выводы

1. Время созыва земских соборов: 1550—1653 — 1682 гг.

2. В состав соборов всегда входили три группы: боярская дума, освященный собор и земские люди.

3. В XVI ст. земские люди (служилые и посадские) не выбирались, а назначались; состав их определялся не населением, а правительством, притом из представителей одной столицы и Московского уезда.

4. В соборах XVII ст. земский элемент, наоборот, был не назначенный, а выборный. Выбирались дворяне и дети боярские (служилые), стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы (тоже служилые люди, но столичные), посадские и (значительно реже) уездные люди (крестьяне). На избирательный собор 1613 г. посланы были в числе прочих «игумены, протопопы, посадские, уездные из дворцовых сел и из черных волостей».

5. Смутная пора и первые 9 лет царствования Мих. Фед. — расцвет деятельности земских соборов.

6. Деятельность земских соборов:

а) они избирали государя (1598, 1610, 1613), патриарха (1619);

б) подтверждали право наследника на занятие престола (1584, 1645);

в) постановляли решения совместно с правительством (1611, 1612, 1649, 1653);

г) подавали свое мнение (все остальные).

7. Значит: земские соборы в одних случаях были органом совещательным, в других — они законодательствовали; однако решение собора получало силу закона лишь в случае санкции (согласия) государя.

8. Совещательная и законодательная работа земских соборов и тем более необходимость выбирать нового государя или подтверждать права наследника на занятие престола политически воспитывали русский народ, укрепляли в нем взгляд на Русскую землю, как на национальное добро и общее достояние, а на государя, как на хранителя и выразителя нужд и чаяний народных.

9. Земские соборы заглохли, потому что: а) правительственная власть усилилась (централизация, бюрократическое управление), вырос авторитет государя, сложилась абсолютная монархия, в соборах перестали чувствовать прежнюю надобность — нашли возможным обходиться без них; б) деятельность соборов, будучи не всегда только «совещательной», не всегда сходилась со взглядами и желаниями правительства; вместо прежней работы, рука об руку, стали возникать трения — деятельность соборов стала нежелательной.

10. Соборы пережили две стадии развития: совещательную (XVI в.) и совещательно-законодательную (XVII в.). И в тот и другой период деятельности, одинаково, соборы не являлись противоположением царской власти и конституционно не ограничивали ее; наоборот, по самой идее царь и собор дополняли один другого, призванные действовать всегда сообща, в одном духе и направлении.

11. Конфликтов (столкновений) между царем и собором никогда не было; но в половине XVII ст. почувствовалась возможность таковых, что, наряду с другими обстоятельствами (см. выше, п. 9), сыграло известную роль в прекращении созыва соборов.

V. Служилые люди

1. Положение служилых людей. В старину служба была вольная; князю служила дружина, делившаяся на старшую и младшую. Позже, когда Москва стала прибирать к своим рукам Северо-Восточную Русь, служилые люди продолжали служить московскому князю на прежнем положении, как и раньше, с правом покинуть, по желанию, московскую службу и перейти к другому князю, сохраняя за собой право на те вотчины и земельные угодья, какими они успевали обзавестись в Московском княжестве.

Но уже вскоре право отъезда становится только формальным. Чем больше крепла Москва, чем уже становился круг княжеств, куда мог бы отъехать служилый человек, и чем дольше служил он на одном месте, тем прочнее складывалось убеждение, что он должен оставаться на этом месте, должен служить своему князю. Со времени Дмитрия Донского московские князья начинают наказывать служилых людей за их отъезд, отнимать у них их имения и, чтобы, вернее удержать их у себя, договариваются с другими князьями, чтобы те, если и примут покинувших московскую службу, то без вотчин. Иван III сделал большой шаг вперед на пути закрепления служилых людей: с лиц, заподозренных в намерении отъехать, стали брать крестоцеловальные записи в том, что они будут служить московскому князю до конца дней своих и ни к кому не отъедут. Внешние условия значительно содействовали проведению в жизнь этой меры: теперь и отъезжать стало не к кому, разве в Литву, но отъезд туда уже получил к тому времени характер измены общему русскому делу, не одному только князю. Так, пришел конец вольной службе. Формального уничтожения ее не последовало; никакого указа об ее отмене дано не было, но отказываться от службы стало уже невозможно. Прежние вольные слуги превратились в слуг подневольных.

К XV веку старое деление служилых людей на старшую и младшую дружину выходит из употребления. Высший слой по-прежнему называется боярством, но за младшей дружиной утвердилось новое название детей боярских, или вольных слуг.

Военные нужды породили поместную систему. Наряду с вотчиной, частной земельной собственностью, появились поместья — земли, раздаваемые во временное пользование, под условием службы. Не все служилые люди были вотчинниками, но все, кто нес военную повинность, становились помещиками — это еще более обязывало и связывало с тем лицом, которому служили. Параллельно с усилением княжеской власти растет и значение службы подле государя при его дворе. Само слово двор получило теперь, с Ивана III, иное, более высокое значение. Прежний дворянин во дворе князя принадлежал к категории низших слуг и работников; теперь он поднялся; его служба стала более почетной. Новый взгляд отразился и на служилом классе: если высший его слой, бояре, сохранили свое прежнее название, зато слой низший, дети боярские, в новом положении помещиков, зачастую стали называться дворянами. Сын боярский, по положению, сначала еще считался выше дворянина, но после того как оба слоя при Иване Грозном слились в один класс, «дворянин» (при составлении служилых списков) оказывается уже на первом месте, а «сын боярский» на втором. Это торжество одного термина над другим наглядно свидетельствует о торжестве новых московских порядков над старыми, отжившими.

2. Служилые чины Московского государства. Их можно свести в следующие группы:

А. Думные люди: бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки. Они были членами боярской думы, но, кроме обязанностей в думе, могли занимать еще и другие должности, обыкновенно высшие (но не думные дворяне и дьяки; на высшие должности они не попадали): их назначали воеводами в полки; они управляли областями, приказами, ездили в послах к иноземным государям; одетые в золотое платье, участвовали во всех церемониях царского двора, на приеме послов при выходах государя в церковь; сопровождали его в поездках по монастырям на богомолье, в загородные дворцы или на охоту. Применительно к современной терминологии это были генералы-военачальники, губернаторы, министры, посланники или их ближайшие сотрудники и помощники, канцлеры, статс-секретари, генерал- и флигель-адъютанты.

Бояре. Чин боярина был самый высший. Звание это не было наследственным; в бояре жаловал государь, но обыкновенно он считался с сложившимися представлениями о родовой чести той или иной фамилии. Некоторые боярские роды считали своим правом сразу получить чин боярина еще в молодые годы, другие, менее родовитые, дослуживались до него, предварительно пробыв несколько лет в чине окольничего, и даже стольника и думного дворянина. Назначение прямо в бояре в XVII ст. было привилегией всего лишь 19 фамилий. Кроме одной, все они княжеские, в том числе: князья Воротынские, Голицыны, Куракины, Морозовы (не князья), Одоевские, Репнины, Сицкие, Трубецкие, Урусовы, Хованские, Шаховские, Шуйские.

Фамилий менее родовитых, достигавших боярского звания лишь после предварительной выслуги в чине окольничего, числилось в XVII ст. 40:

а) Старые боярские роды: Захарьины-Романовы-Юрьевы, Бутурлины, Годуновы, Головины, Милославские, Нарышкины, Пушкины, Салтыковы, Стрешневы, Хитрово, Шеины, Шереметевы и др.

б) Второстепенные князья: Барятинские, Бельские, Волконские, Долгорукие, Лобановы-Ростовские, Масальские, Пожарские, Прозоровские, Ромодановские, Троекуровы, Хилковы, Черкасские и др.

Окольничие — второй думный чин. Знать, но второстепенная. Их служба была около государя. Сопровождая царя в его поездках, они ехали впереди для заготовки лошадей, ночлега; во дворце заведовали приемом иностранных послов, вводили в кабинет государя тех, кого тот принимал у себя. Самые приближенные к государю носили звание ближних и комнатных окольничих — эти стояли даже выше бояр.

Думные дворяне — третий думный чин. Знатью они не были. В этот чин возводили людей неродословных, обыкновенно из первостепенных дворян, из московских же дворян брали только слой второстепенный. Хотя думные дворяне, совместно с боярами и окольничими, считались советниками государя, но равной чести не только с ними, но даже с дворянами старинных знатных фамилий не имели. Вот почему из московских дворян в думные повышали лишь менее родовитые фамилии: для родословного московского дворянина никакой не было чести попасть в думные дворяне. Кроме участия в думе, думные дворяне несли разные обязанности по военной службе во дворце и в приказах.

Думные дьяки — из разряда приказных людей. Впервые появляются в начале XVII в. Люди мелкие, худородные, они занимали в боярской думе последнее место; в присутствии государя обыкновенно стояли и лишь в отдельных случаях удостоивались разрешения сесть. Опытные дельцы, они возвышались исключительно благодаря своим талантам и знаниям, принимали деятельное участие в прениях, брали на себя инициативу и, случалось, проводили свое мнение вразрез мнению остальных членов. В служебной иерархии они занимали место после стряпчего с ключом.

Б. Дворяне. Они делились на два класса: высший — московские дворяне; низший — городовые дворяне.

Московские дворяне — вместе с дворянами городовыми составляли собственно служилых людей, главную военную силу. Это были своего рода гвардейские полки, войска столичной службы. В 1550 г. при Иване Грозном свыше 1000 человек из «лучших людей» были наделены поместьями в Московском уезде и составили основной кадр служилого класса. Их близость к столице сохранилась и на будущее время. Быть записанным по «московскому списку» значило попасть в привилегированные полки.

Звание московского дворянина было наследственным, но оно приобреталось и выслугой. По служебной иерархии место московского дворянина было за придворными чинами и всегда впереди дворян городовых. Преимущество московских дворян перед городовыми в том, что они столичные, а те провинциальные. Их служба проходила поблизости московского двора и зачастую на глазах государя. Московские дворяне по преимуществу назначались в стольники, стряпчие и другие придворные чины; они состояли на службе при царицах, участвовали в посольствах, назначались в приказы и на воеводства, посылались с разными поручениями по городам, предводительствовали полками (Сергеевич).

Городовые дворяне (дети боярские). По сравнению с дворянами московскими, это армейские полки — самая обширная группа служилых людей. Их вотчины и поместья лежали в других уездах, не в Московском. Особенно много городовых было расположено в уездах пограничных, по тамошним городам-укреплениям, откуда произошло и само их название. Это были рядовые воины, и на должности командного состава их не назначали. Вся военная сила Московского государства зиждилась на них и на дворянах московских.

В. Стрельцы, казаки, пушкари, драгуны — низший разряд служилых людей.

Г. Иноземцы — иноземные войска, наемные и состоявшие на жалованьи.

Д. Придворные чины. Их можно разделить на старших и младших: а) крайчий, конюший, дворецкий, оружничий, постельничий, стряпчий с ключом, казначей — всего 7 чинов; в первые четыре возводились обыкновенно бояре, окольничие, люди родовитые, в остальные три брались люди неименитые. В каждую из этих должностей возводилось одно только лицо; других крайчих, конюших и проч. одновременно не бывало; б) стольники, спальники, стряпчие — их было одновременно по несколько человек, обыкновенно даже помногу.

1. Крайчий — самая почетная придворная должность: на церемониальных обедах стоял за стулом государя, руководил подачей ему яств и питья (по нынешнему — обер-шенк); заведовал стольниками. В крайчие назначались лица из лучших фамилий; обыкновенно через несколько лет службы они повышались в бояре.

2. Конюший — управлял обширным конюшенным ведомством, царскими выездами (по нынешнему — обер-шталмейстер); назначался из бояр. «Кто бывает конюшим, и тот первый боярин чином и честью» (Котошихин).

3. Дворецкий — заведовал царскими имениями и царским двором; тоже одна из высших придворных должностей (по нынешнему — министр императорского двора и уделов). По месту службы он шел непосредственно вслед за конюшим.

4. Оружничий — заведовал Оружейной палатой и Оружейным приказом. В это звание назначались люди родовитые.

5. Постельничий — заведовал царским гардеробом, спал в одной комнате с царем или около, ходил с ним в баню. Это ближайший к государю слуга. В его ведении состояли спальники, состоявшие на дежурстве, и стряпчие. В постельничие назначались из третьестепенных некняжеских родов; но по месту они шли вслед за оружничим.

6. Стряпчий с ключом — ведал обширным штатом придворных стряпчих.

7. Казначей — хранил государеву казну, т.е. платье, белье, меха, посуду, драгоценности, деньги. Занимали эту должность люди новые, неименитые, но доверенные. Должность казначея прокладывала дорогу к высшим почестям вплоть до боярства. Казначей присутствовал в боярской думе и писался выше думных дворян.

8. Стольники, спальника — придворные должности, на которые назначались обыкновенно дети знатных лиц, бояр, окольничих — кандидаты на отцовские звания. Стольники стояли при столе государя; на парадных обедах они подавали кушанья и питья; на приемах иностранных послов стояли, в качестве рынд, по сторонам царского трона. Спальники спали в комнате у царя, помогали ему одеваться, раздеваться. Близость таких стольников и спальников к государю делала их, подобно окольничим, ближними, или комнатными.

Стольники назначались в воеводы, послами, заведовали второстепенными приказами, стрелецкими полками. Уловить разницу между стольниками и спальниками не всегда возможно. Стольники — понятие более широкое: из них выбирались спальники; но стольник, став спальником, не переставал быть стольником; это потому что спальником он отправлял свою должность, стольничество оставалось в этом случае как звание, чин.

9. Стряпчие — заведовали царскими вещами. Их обязанностью было нести при выходе государя в церковь стул и платок, держать шапку государеву; во время военного похода на их руках находилось вооружение государя; зимой, во время выездов, стояли «на ухабе» (вроде выездного лакея). Комнатные, т.е. наиболее приближенные к государю, стряпчие заведовали царской постелью; как и стольники, стояли рындами у царского трона. Звание стряпчего в служебной иерархии считалось ниже звания стольника, дети бояр и окольничих в это звание не возводились; на должность стряпчего назначали обыкновенно из московского дворянства.

Штат придворных стряпчих был обширный. Стряпчие должны были устраивать, приготовлять, стряпать порученное им дело. Так, стряпчие конюха «стряпали» на конюшне: чистили, кормили, ходили за лошадьми, смотрели за экипажем, запрягали; стряпчие в Мастерской палате «стряпали»-шили; стряпчие на Кормовом и Хлебном дворе «стряпали»-готовили (кушанье), пекли (хлеб), варили (пиво или мед). Подобно этому, и у стряпчих при комнатах государя была своя «стряпня» — царские вещи, которые необходимы бывали ему в ежедневном обиходе. Старинное выражение стряпать сохранилось до нашего времени в значении кухарить, готовить пищу, вообще улаживать дело; «состряпать свадьбу», «судейский стряпчий» (судебный чиновник), «стряпчий» (ходатай по частным делам). Выражением «дело стряпается» хотят сказать: дело налаживается, о нем хлопочут.

Е. Дьяки, подьячие — группа приказных людей. Люди они не родословные, без «отечества», и местничаться не могли. Их служба была не военной, а гражданской.

Дьяки — служили в суде и администрации, в войсках, бывали в посольствах; ведали государевы доходы, объявляли царские указы; в важных случаях говорили именем государя. В приказах они заседали на положении равноправных членов, товарищами бояр и окольничих.

Подъячие — «они делились на старых и молодых. Молодые употреблялись для письма, а старые, как давно состоящие в должности подьячего и потому опытные, дело знающие, для более важных назначений. Они участвуют на смотру служилых людей, отвозят государеву казну, досматривают с дьяками больных служилых людей, а иногда назначаются и к исправлению должности дьяка» (Сергеевич).

Высшим слоем в этой группе были думные дьяки. См. о них выше.

3. Должности и чины. Из вышеизложенного видно, что большинство званий одновременно обозначало и должность, и чин, т.е. и службу, и почетное отличие или место в ряду других мест и отличий. Напр. окольничий заведовал поездками государя, заседал в боярской думе — эта должность и делала его окольничим; но если его назначали ведать приказом или отправляли в посольство, то звание окольничего обозначало просто чин. Или другой пример: оружничий и конюший были обыкновенно из бояр, и в этом случае «боярин» означал чин, а звание оружничего или конюшего — должность. То же самое и стольники: назначенный воеводой или начальником стрелецкого полка в провинцию, стольник, конечно, уже переставал исполнять должность «при столе» государя и, продолжая называться стольником, носил это звание как чин.

Такое смешение должностей и звание зачастую мешает точно выделить одну из другого тем более, что в XVII ст. и должность и чин одинаково назывались чином. Служилые люди, посадские и крестьяне, в свою очередь, назывались, каждая группа, «чином». Отсюда выражение: «люди всех чинов Московского государства», обозначавшее совокупность всего населения или представителей его групп.

Чины-звания выросли из чинов-должностей; иная должность могла утратить свое первоначальное значение, и наименование, каким она раньше определялась, стало служить лишь для обозначения служебного места, подобно тому, как в наше время чин коллежского советника перестал обозначать советника, служащего в коллегии, а обозначает чиновника, который на чиновничьей лестнице стоит на 6-й ступени, ниже статского советника (5-я ступень) и выше надворного советника (7-я). Надо только помнить, что соотношение чинов в XVII ст. еще складывалось и окончательно еще не выработалось, так что не всегда ясно, кто в ту пору был выше, кто ниже другого. Точнее это будет выработано позже, с учреждением Табели о рангах (1722).

VI. Сельское население

1. Два класса. Крестьян, сидевших на земле, было две категории:

1) Черные или государевы люди — они жили на черной (государственной, иначе — волостной) земле.

2) Владельческие крестьяне — они жили на землях помещичьих, вотчинных, монастырских, дворцовых (по нынешнему — удельных).

И те и другие одинаково обложены были тяглом (податью). Первоначально, на положении совершенно свободных людей, они пользовались правом переходить с одной земли на другую, выбирать себе своего хозяина, причем право это ничем не было стеснено. Ограничения начинаются лишь с половины XV ст., когда установлен был т. наз. Юрьев день (26 ноября). Судебник 1497 г. узаконил это ограничение и применил ко всем категориям крестьян.

2. Задолженность крестьян. Обыкновенно, поселяясь на участке земли, крестьянин вступал в договор с землевладельцем, заключал с ним, по тогдашнему выражению, ряд. Нужда в хозяйственной поддержке вызывала необходимость ссуды, которую он и получал в виде денег, скота, хлеба, земледельческих орудий и зерна для посева; на первое время землевладелец освобождал крестьянина от государственного тягла, внося его из собственного кармана, не брал с него и оброка. Всю эту «подмогу» по истечении условленного срока крестьянин должен был оплатить, и притом с процентами, которые в ту пору составляли пятую часть капитала (20% годовых) — условия в общем крайне тяжелые. Денежная ссуда в 120—300 (нынешних) рублей фактически вынуждала крестьянина оставаться на земле бессрочно; неуплата долга в назначенный срок вела к потере личной свободы, и чаще всего должник вынужден был просить о новой отсрочке, «переписывал свой вексель», на новых, еще более тяжелых условиях, и совершенно запутывался в долгах.

3. Выход из этого положения. Выходов из такого положения представлялось два. Один — незаконный: покинуть землю, бежать, не расплатившись с землевладельцем, но с очевидным для себя риском. Кто покидал землю, не разделавшись с своими обязательствами, тот, как беглый, подлежал насильственному водворению на прежнее место. Кроме того, бежать — значило перейти на положение бездомного, вести бродячую жизнь, «казаковать», жить чуть не грабежом и насилием. На пахотной земле все же был свой уголь и хоть какой ни на есть кусок хлеба.

Естественнее, проще был выход законный — перейти на землю другого землевладельца по соглашению с этим последним. Рабочие руки в ту пору были дороги; их высоко ценили, их искали, за ними охотились. Для этого посылались особые люди, которые разъезжали по уезду, высматривали и уговаривали крестьянина бросить своего хозяина и переселиться к другому. Помещики, вотчинники, монастыри, сами крестьянские общины, все одинаково, переманивали крестьян друг у друга и охотно принимали на себя уплату их долгов, лишь бы перевести рабочего человека к себе на землю.

Такое переманивание закон первоначально не запрещал, но большой выгоды от перехода для самого крестьянина не было. Зато выгадывали те, кому удалось переманить, главным образом, крупные землевладельцы, особенно богатые монастыри, не платившие никаких налогов и потому имевшие возможность предложить более льготные условия.

4. Борьба за рабочие руки. Между тем завоевание царств Казанского и Астраханского открыло свободные земли для заселения по Волге, в бассейне Камы и Верхнего Дона. Население хлынуло туда как по собственному почину, так и по призыву тамошних помещиков, у которых в только что отведенных поместьях еще не было заведено никакого самостоятельного хозяйства и которые потому особенно нуждались в рабочих руках. В силу этого посады, села и деревни в центральных уездах начали сильно пустеть; иные совершенно обезлюдели. У землевладельцев и у тяглых общин то и дело возникали споры по поводу сманенных крестьян. Опричнина, массами переселяя вотчинников и помещиков из одних владений в другие, запутала отношения еще более. Споры породили иски: дела по искам тянулись годами; беглые скрывались; им легче было укрыться, чем властям поймать их, и, чтобы покончить с бесконечными тяжбами, в 1597 г. был обнародован указ, по которому ход искам давался только тем, которые возникли за последние 5 лет, другими словами, устанавливалась пятилетняя давность, и на беглых, бежавших раньше 1592 г. и все еще не пойманных, решено было «поставить крест», примириться с фактом и более не разыскивать, насильно на старые места не возвращать.

Эта мера была первым шагом на пути юридического прикрепления крестьян. Уже в 1620-х годах для некоторых видов крестьянства давность была продолжена на 10 лет. В 1641 г. этот срок сделан всеобщим, пока наконец Уложением 1645 г. она не была отменена совсем, т.е. постановлено, что как бы давно крестьянин ни покинул свою землю, землевладелец сохранял навсегда право требовать его возвращения. С этих пор можно стало говорить о полном прикреплении крестьян к земле.

VII. Городское (посадское) население

1. Отличие посада от города. Городом называлось огороженное, укрепленное деревянными или каменными стенами место, военный оборонительный пункт и, одновременно, правительственный центр данного уезда, вообще данной округи. Население города состояло из постоянного и временного. Постоянно жили здесь начальственные лица, местная администрация, военные силы; здесь же находились соборная церковь, «съезжая изба» (управление воеводы), тюрьма, склады военных снарядов, хлебные запасы и другое казенное имущество; временно — окрестное население: в случае войны оно находило там убежище и высиживало осаду; с этой целью в город ставились «осадные дворы», в мирное время обыкновенно пустовавшие.

Таким образом, «город» означал то, что теперь мы называем кремлем в таких старинных городах, как Москва, Смоленск или Нижний Новгород (Петропавловская крепость в Петербурге); что в Германии в старину называлось бургом (Burg), в Польше и Франции — замком (zamek — от слова замыкать; chateau — от латинского castellum).

Посад — это поселение, возникавшее у наружных стен города; он как бы лепился к этим стенам, окружал их своим кольцом; население посада занималось промыслами и торговлей; никакого военного отпечатка на нем не лежало. Город возникал по инициативе правительства, посад — по частной инициативе. Разрастаясь, с увеличением населения, посад, особенно если его «город» был важным правительственным и военным центром, в свою очередь обносился стеной; вокруг этой второй стены, с течением времени, возникал новый пояс домов; если его также не обводили стенами, то, в отличие от посада, этот пояс, лепившийся уже не к «городу», а к «посаду», назывался слободой — поселением на свободном, открытом месте.

В случае вражеского нападения слободы (и посады, если у них не было стен) обыкновенно сжигались, чтобы помешать неприятелю засесть в домах и с близкого расстояния вредить городу-кремлю. Так, при нашествии Тохтамыша (1381) посад под Москвой, тогда еще не обведенный стеной, был сожжен.

Посады существовали и в Зап. Европе; они тоже ютились около «города» (бурга, замка), что нашло свое выражение в языке. Сравн. французское faubourg, от forsbourg (лат. foris — вне, снаружи); немецкое Vorstadt (vor — перед). И в современном русском языке слово форштадт означает предместье, подгородную слободку.

По мере того как раздвигались границы государства, «города» стали терять свой военный характер, разница между городом и посадом постепенно сглаживалась и оба поселения превращались в город в нынешнем значении этого слова.

2. Последовательный рост города Москвы

1) Первая стадия: Кремль — «город»; старые стены заменены каменными в 1485—1495 гг.

2) Вторая стадия: Китай-город; обведен каменными же стенами и отделен от Кремля глубоким и широким рвом в 1535—1538 гг.

3) Третья стадия: Белый город; широким поясом он охватывает Кремль и Китай-город, упираясь концами в реку Москву, на противоположном берегу которой лежит Замоскворечье. В 1586—1593 гг. Белый город был обведен стенами из белого камня (откуда и само название его); на месте этих стен ныне пролегают бульвары (считая с 3. на В.) Пречистенский, Никитский, Тверской, Страстной, Петровский, Рождественский, Чистопрудный, Покровский.

4) Четвертая стадия: Деревянный, позже Земляной город; последнее название осталось за ним и доныне; новый пояс домов, тоже огороженный. В 1591 — 1592 гг. он был обведен деревянными стенами; стены эти сгорели в Смутные годы и были заменены в 1637—1640 гг. земляным валом. На месте этого вала ныне пролегают бульвары: Зубов, Смоленский, Новинский, Кудринский, Садовая, Земляной вал.

5) Пятая стадия: слободы и подгородные деревни: Пресня, Божедомка, Мещанская, Басманная, село Преображенское, Семеновское и др.

3. Крестьянский характер посадов. Промышленная торговая деятельность жителей посада еще не создавала ему облика непременно промышленного и торгового поселения. Жизнь посадских людей еще долгое время оставалась слитой с сельской жизнью. Многие посады составились из крестьян, которые, осевшись у городских стен и заведя на новом месте промыслы и торговлю, еще продолжали держаться за свою деревенскую землю, не бросали ее, делались полупосадскими и полукрестьянами. Поэтому в посадском населении, по крайней мере вначале, следует отличать торговых от пашенных. Для пашенных торговля была побочным делом, а торговый человек нередко кроме лавки имел еще свои пашни и покосы на городской земле. К тому же иные посады возникали не при городах, а при селах, на крестьянской земле — те еще более носили характер посада-деревни. Вот почему резкой грани между посадским и сельским населением провести вначале довольно трудно, тем более что и посадская и крестьянская общины, обе, были одинаково тяглыми. Уложение царя Алексея Михайловича прикрепило и ту и другую; одну к ее земле, к пашне и покосу; другую — к ее посаду, к лавкам и дворам.

4. Два класса торговых людей.

а) Гости — самые богатые среди купцов; по нынешнему, это купцы 1-й гильдии. За нанесенное им бесчестие виновный уплачивал 50 (тогдашних) рублей.

б) Остальные купцы; они делились на сотни: гостинную, суконную и черную; по нынешнему, это купцы 2-й и 3-й гильдий. За бесчестие им платилось от 5 до 20 рублей, смотря по сотне: гостинной всех больше, черной всех меньше.

NB. Особым положением пользовалась фамилия Строгановых. Это были крупные промышленники и землевладельцы, колонизаторы Пермского края. Почетный титул — именитые люди — и право именоваться в официальных сношениях и бумагах не только по имени, но и по отчеству (т. наз. право на вич) выделяли их среди других посадских людей. За нанесенное им бесчестие виновный уплачивал 100 (тогдашних) рублей.

5. Повинности. Подобно крестьянам, посадские люди уплачивали подати в государственную казну: т. наз. стрелецкую подать — на содержание стрельцов, постоянной пехоты, заведенной Иваном Грозным; они вносили полоняничные деньги — на выкуп пленных; подлежали экстренным денежным или хлебным сборам. Их лавки и промыслы тоже были обложены сбором в пользу казны.

Кроме того, на «гостей» было возложено заведование сбором таможенных и питейных пошлин, оценка сибирских мехов в царской казне — для них это было обязанностью, настоящей правительственной службой. Обыкновенно правительство определяло цифру дохода со сборов за данный год, и всякий недобор или недочет взыскивался с «гостей».

VIII. Сословия и их закрепощение

1. Сословия сложились в Московском государстве путем закрепощения. XVII век в русской истории характеризуется образованием сословий и их закрепощением. Борьба с внешними врагами потребовала от государства напряжения всех сил, и потому население страны было призвано на службу государству. Каждый разряд лиц выполнял ее соответственно своему характеру и положению. На служилых людей возложена была военная служба, на тяглых — тягло (подати), причем переход из одного разряда в другой был запрещен, иначе государству было бы не по силам определить и заранее знать, в какой мере оно может рассчитывать на выполнение населением возложенных на него повинностей; к тому же при свободе перехода сами повинности могли смешаться, легче было уклониться от их отбывания. Вследствие этого все три разряда населения были прикреплены к своему месту: служилый человек к своему поместью, посадский к своему посаду и лавке, крестьяне к своей земле. Служилый человек не мог отказаться от своего поместья, не мог купить посадской земли, обзавестись лавкой, заняться промыслами; точно также и посадскому человеку запрещалось владеть поместьями, покидать свое ремесло или торговлю и браться за другое занятие. Землевладелец, будь это помещик, вотчинник или монастырь, не мог держать у себя закладников, а тяглец закладываться. Вообще никто не имел права уклоняться от своего тягла и службы; все разряды населения стали подневольными работниками, слугами государства, и каждому был предназначен свой определенный круг обязанностей. Каждый такой разряд или класс людей образовал из себя замкнутый круг, и вход в него или выход был недоступен посторонним. Так возникли и сложились сословия.

Как видим, сословия эти характеризуются возложенными на них обязанностями, и хотя у каждого сословия были также и свои права, но не ими определялось сословное положение. Обязанности и прикрепление к своей службе — вот отличительная черта русского общества XVII в.

2. Сословия в Зап. Европе. Совсем иначе сложились сословия в Зап. Европе. Если крестьянство там тоже было несвободным, то посадские люди (городские коммуны) сравнительно скоро добились самоуправления и достигли значительной независимости, служилое же сословие изначала существовало как класс людей свободных и независимых. Государства в Зап. Европе выросли из завоевания, что породило феодализм. Феодалы владели своими землями не в силу пожалования или милости короля-сюзерена, а в силу завоевания, что давало им право пользоваться плодами своей победы. Поэтому позднейшее дворянство новой Европы, выросшее из средневековых феодалов, обладало известными правами, с которыми королевская власть должна была считаться. Этими правами, а не обязанностями и характеризуется дворянский класс в Зап. Европе в XVI—XVII ст.

3. Княжата и феодализм при Иване Грозном. Был момент, когда нечто подобное феодальному классу готово было сложиться и в Московском государстве — именно тогда, с уничтожением уделов, бывшие удельные князья, лишившись прав государя, сохранили в бывших своих владениях власть, очень близкую к власти феодалов: право суда и наказания, сбор подати, управление областью. Против этих-то прав, по духу очень близких к западноевропейским, и повел энергичную борьбу Иван Грозный. Насильственно переводя княжат с прадедовских уделов на новые, совершенно им чуждые земли, он старался этой мерой порвать ту духовную связь, какая у них сохранялась на старых местах с местным населением.

Цели своей Грозный достиг, и потому тем легче было для его преемников в XVII ст. превратить все слои служилого сословия в покорных слуг своего государя.

IX. Внешняя политика

При первых Романовых отношения России к иностранным государствам определялись тремя главными задачами, которые ей предстояло разрешить и выполнить. Задачи эти не были чем-либо ясно сознанным, не были целью, поставленной намеренно; пока никто еще их тогда даже не формулировал — они сложились исторически, без участия чьей-либо индивидуальной воли; их создала вся обстановка жизни, весь предыдущий ход событий. Выясняться начали они еще в XVI ст., а совсем обозначились в XVII, и с тех пор властно вели страну в указанном жизнью направлении.

Одна задача была — воссоединить Зарубежную Русь с Русью Московской во имя племенного и религиозного родства; другая — продвинуться к Балтийскому морю ради свободного общения с европейскими народами; третья — отодвинуть свои границы до берегов Черного и Азовского морей в целях лучшей обороны, а также, чтобы открыть свободный доступ народной волне, искавшей новых земель для приложения своего труда.

В Польше мы преследовали цели национальные; к берегам Балтийского моря нас влекли интересы культурные; на черноморском Юге, где мы искали естественных границ, предстояло решить вопрос территориальный.

1. Польский (национальный) вопрос

а) В XVI веке. Еще Иван III предъявил притязания на русско-литовские земли, как на свою «отчину», и тем наметил будущую политику воссоединения Юго-Западной Руси с Московским государством. Люблинская уния 1569 г., слив Литовскую Русь с Польшей, превратила вопрос литовский в польский и положила начало открытому соперничеству и борьбе двух славянских народов, польского и русского. На первых порах счастье стояло на стороне Польши. Военные таланты Стефана Батория и внутренняя разруха, созданная собственными руками — опричниной с ее казнями и гонениями — свели на нет первые успехи Ивана Грозного, вынудили его отказаться от своих завоеваний (Полоцк) и отойти за старую границу.

Успех окрылил Батория. Совместно с иезуитом Поссевином он уже вырабатывал грандиозный план завоевания всей Московии; смерть Грозного, ничтожная фигура худоумного Федора, жалкой куклы на московском престоле, неизбежное впереди прекращение династии создавали условия, чрезвычайно благоприятные для осуществления этого плана. Развивая его дальше, польский король уже мечтал соединенными усилиями поляков и русских нанести решительный удар Османской империи, разгромить турок и, навсегда изгнав их из Европы, исторгнуть христианские народы из-под пяты ненавистных мусульман. Смерть Батория (1586) расстроила его замыслы, при выполнении которых на долю России предназначалась одна служебная роль.

Недаром, однако, в выработке этого плана деятельное участие принимал Антоний Поссевин, один из умнейших и даровитейших членов Иезуитского ордена. Вторая половина XVI в. известна в истории под именем «католической реакции». Проповедь Лютера, Цвингли и Кальвина в первой половине этого века отторгла от Римской церкви целые области и народы; тяжелые потери заставили католиков очнуться и отдать себе отчет в недостатках и пороках, закравшихся в церковь; лучшие силы в католическом мире загорелись пламенным, благородным желанием посильно исправить зло, приложив все усилия к тому, чтобы вернуть в лоно Римской церкви уклонившихся от ее учения. При этом имелись в виду не только новые «еретики» (протестанты), но и старые «схизматики», как обыкновенно называли на Западе исповедующих православную веру. Тридентский собор (1545—1563) приложил старания к тому, чтобы очистить католическую церковь от искажений, озаботился восстановить среди духовенства чистоту нравов, строгую дисциплину, поднял авторитет папы, а Игнатий Лойла, сжигаемый пламенной верой, создал духовное братство с железной, чисто военной дисциплиной, с тем, чтобы духовным оружием, путем убеждения — воспитанием, школой, проповедью и в сочинениях — защищать церковь и папу, оспаривая все, что противно духу католической церкви.

И в то время, как Стефан Баторий, вооруженный мечом, мечтал превратить Московское государство в польскую провинцию, Поссевин мечтал с крестом в руках сделать из Русской земли покорную и верную дщерь Римской церкви. Мечтам ни того ни другого не суждено было сбыться; но чего не удалось католической церкви в Московской Руси, того она достигла в Русской Польше: Брестская уния 1596 г. ввела значительную часть западнорусского населения в духовное общение с Римом и открыла широкие двери католической пропаганде в ущерб православию. С тех пор неприязненные отношения между Польшей и Россией значительно осложнились: распря национальная неразрывно сплелась с распрей религиозной.

б) В Смутное время. Смутные годы открыли полякам новые возможности. Сигизмунд III завоевал Смоленск; часть русских признала в королевиче Владиславе царя московского; польские войска, с согласия самих же русских, заняли Москву, сидели господами в самом Кремле — казалось, планы Батория близки к осуществлению; но воодушевленный патриотизм Минина и Пожарского спас Россию и уберег ее от позорной опасности потерять свою политическую независимость.

в) При царе Михаиле Федоровиче. Новой династии Романовых выпала нелегкая задача ликвидировать тягостное наследие Смутной поры. Ликвидация эта стоила России двух войн, но удовлетворительных результатов все же не дала. Первая война (1613—1618) кончилась в Деулине временным перемирием на 14 1/2 лет. Спора она не решила: Северская и Смоленская области продолжали оставаться в руках поляков, королевич Владислав попрежнему величал себя царем московским, поляки по-прежнему отказывались признать законным новый государственный порядок, установившийся в стране — и все-таки перемирию приходилось искренне радоваться: России, истерзанной, израненной в Смутные годы, необходим был отдых; она была еще слишком слаба и не в силах долго сопротивляться. Ведь королевич Владислав с казацким гетманом Сагайдачным стоял под стенами самой Москвы! ведь они уже бились у Арбатских ворот и чуть не ворвались в сам город! Что сталось бы, если бы поляки вновь засели в Кремле, заставив молодого царя покинуть престол, а, может быть, даже и пленив его? Какая бы новая Смута охватила тогда Русскую землю?!.

Но обе стороны, подписывая договор в Деулине, хорошо понимали, что они подписывают, действительно, только перемирие, что это только временная передышка. Всего три года спустя Москве представится соблазнительный случай возобновить борьбу с поляками в союзе с султаном, крымским ханом и королем шведским, и она готова серьезно задуматься, не использовать ли в самом деле его, и только сознание собственного бессилия заставит на этот раз русское правительство благоразумно сдержаться и повременить.

Дожидаться было недолго. В 1632 г. умирает Сигизмунд III, польский престол становится вакантным, в Польше наступает междуцарствие. Правительство Михаила Федоровича спешит на этот раз не упустить случай — он кажется ему благоприятным: оно знает, что выборы нового короля всегда создают в Польше смутные дни и расшатывают государственный организм. Русская армия движется на Смоленск, осаждает его, крепость едва уже держится, но, увы! стойкий и умелый в обороне, когда надо выдержать осаду (защита Пскова, осажденного Стефаном Баторием, 1581 — 1582 гг.; защита Троицкой Лавры, осажденной поляками, 1608—1610 гг.), русский воин и военачальник, тот и другой, оба еще малоопытны в наступательной войне. Кампания, начатая успешно, завершается позорным концом. Вся артиллерия, весь военный обоз сданы неприятелю, и вдобавок русские войска длинной вереницей, отряд за отрядом проходят перед победоносными поляками и униженно склоняют перед торжествующим королем свои знамена.

Мир в Поляновке (1643) восстановил нормальные отношения с Польшей; ликвидация была закончена, но ценой полного отказа от Смоленской и Северской областей, признания их навсегда потерянными для себя. Смоленск, утраченный еще когда Северо-Восточная Русь не вполне объединилась (1495), возвращенный Василием III (1514) — этот исконно русский город, столь близко расположенный от границы московских владений; город, который умели удержать в своих руках и царь Грозный, и его слабоумный сын, и Борис Годунов, даже легкомысленный Лжедимитрий — теперь опять и навсегда в руках поляков! Там теперь не только будет властвовать польский мечь, но и латинский кржыж! Ликвидация Смутной поры снова отбросила нас от Зарубежной Руси, «отчина» Ивана III по-прежнему оставалась далеким, недосягаемым идеалом.

г) При царе Алексее Михайловиче. Могло ли долго продолжаться такое положение дел? Как ни болит еще все государственное тело, как ни осторожно московское правительство и как ни желает оно избежать новых столкновений, но ход событий сильнее отдельной воли. В 1642 г., обсуждая на земском соборе вопрос, брать или не брать Азов, захваченный донскими казаками, т.е. решаться или нет на войну с турками, постановили от Азова отказаться, в силу всеобщего убеждения, что война окажется не по силам; но через 11 лет на другом земском соборе вопрос, идти ли навстречу предложениям Богдана Хмельницкого и присоединять ли Малороссию, решен был утвердительно. Между тем Россия за эти 11 лет окрепла ненамного, и предстоящая война не представлялась менее тяжелой; но теперь дело шло о единоплеменных братьях, о единоверцах и отступать было нельзя. К счастью, на этот раз бог войны оказался на стороне русских, а не поляков.

Война из-за Малороссии велась с перерывами 13 лет (1654—1667) и закончилась Андрусовским перемирием. Перемирие обыкновенно заключают в тех случаях, когда не могут окончательно договориться, в надежде со временем или найти новую почву для соглашения, или получить возможность принудить противника силой принять свои условия. Андрусовский договор был вторым перемирием, которое Россия заключала с поляками после Смутной поры, но как мало походило оно на первое! В Деулине спорные земли остались в руках поляков, в Андрусове — удержавшие руки были русские; притом в спорном владении за нами остались не только области Смоленская и Северская, потерянные царем Михаилом, но и вся левобережная Малороссия, да на правом берегу Днепра город Киев, ценный стратегический ключ к обладанию всей западной правобережной Украиной, и вдвойне дорогой, как символ единения русской народности, как колыбель Русской земли. И, подобно тому, как Деулино служило для поляков лишь этапом к Поляновке и полному закреплению земель, добытых силой оружия, так и русских людей Андрусовское перемирие (заключенное на 13 1/2 лет и потом продолженное) привело через 19 лет к Московскому договору 1686 года, превратившему временный мир в вечный.

д) При царевне Софье. Договор 1686 г. знаменателен не только тем, что закрепил условия Андрусовского перемирия; статьи 1667 г. он дополнил еще новым, очень важным пунктом. Подписывая мир, царевна Софья и кн. В.В. Голицын добились от поляков обязательства не допускать со стороны католиков и униатов притеснений православного населения в Речи Посполитой и вообще предоставить ему полную свободу в исповедании своей веры, причем верховным главой православного духовенства в Польше признавался, как и раньше, киевский митрополит. Но теперь, с переходом Киева в русские руки, митрополит становился политическим орудием русского правительства, что открывало последнему возможность неоднократно вмешиваться во внутренние дела Польши.

Этот пункт договора наносил тяжкий удар политической самостоятельности Польши, открыв собой новый, последний период польской истории — период политического упадка. Недаром король Ян Собесский, принося клятву в соблюдении Московского договора, говорят, не мог удержаться от слез. Времена Стефана Батория прошли безвозвратно. Сто лет, отделявшие мир 1686 г. от перемирия в Запольском Яме (1582), прошли для России небесследно. Правда, завет Ивана III еще далек от выполнения: «отчина» московских государей полностью все еще не собрана, но на этом пути сделано уже много — следующему веку предоставлена будет честь и слава пройти его весь почти до конца.

2. Балтийский (культурный) вопрос

Продвигаясь к Балтийскому морю, Россия встретила на своем пути сопротивление, главным образом, со стороны Швеции; но, так как на этом море она искала одни только гавани, свободный выход, то отношения к этому противнику сложились у нее иначе, чем к Польше: спор шел только о территории, о политическом преобладании, на духовные же ценности соперника ни та ни другая сторона не посягали: ни Швеция не думала о завоевании России, ни России не нужна была Швеция. Поэтому в их столкновениях больше спокойствия и терпимости, нет едкого чувства злобы и обиды, какая выросла у поляков и русских на почве религиозной распри и отстаивания национальной самобытности, породив обидные клички: «лях» для одних, «москаль» для других.

а) При Иване Грозном. Начало шведско-русской распри за финское побережье относится еще ко временам Ивана Грозного. Первый свой удар царь удачно направил на Нарву (1558), после нее он взял Дерпт; русские войска доходили до Ревеля; поначалу можно было надеяться, что мечта царя Ивана вступить в непосредственные торговые сношения со Средней и Западной Европой, минуя посредников, близка к осуществлению; но, воюя со Швецией, Россия вела также войну и с Польшей; война на два фронта оказалась ей не по силам и дорого обошлась, не принеся желанных результатов. По перемирию, заключенному в Плюсе на три года (1583) и позже продолженному до 1589 года, пришлось не только отказаться от Нарвы с Дерптом, но отдать шведам еще часть своих собственных земель: города Иван-город (Ругодив), Ям и Копорье, лежавшие у побережья Финского залива (в полосе от устьев Нарвы до устьев Невы). Таким образом, жертвы, принесенные за 25 лет войны (1558—1583), оказались напрасны: Россия не только не укрепилась на знакомом ей еще со времен Рюрика море, но потеряла и то, чем владела там раньше.

б) При царе Федоре. Борис Годунов, однако, сумел исправить ошибки царя Грозного. По истечении перемирия в 1589 году он возобновил войну. Стефана Батария уже не было в живых, и можно было рассчитывать, что со стороны Польши опасаться пока нечего. Война продолжалась 4 года и велась удачно (1589—1593). Успеху помогло и то, что в 1592 году шведский король Иоанн III умер, и на престол вступил сын его Сигизмунд, бывший уже (с 1587 года) королем польским. В Швеции, еще со времен Густава Вазы (1527), прочно утвердилось учение Лютера, между тем Сигизмунд был предан почти до фанатизма, католической вере. Это родило в стране большой разлад, который пагубно отразился на ходе войны; шведы не могли осилить русских и заключили сперва (1593) двухлетнее перемирие, а потом (1595) вечный мир в Тявзине (около Нарвы). По этому миру Швеция не только возвращала России ее три города: Ям, Иван-город и Копорье, но и отдавала еще часть Финляндии: города Корелу (Кексгольм) и Колу в северной Лапландии.

в) В Смутное время. В смутные годы все это было снова потеряно. Шведы, приведенные Михаилом Скопиным-Шуйским на помощь царю Василию (1609), из союзников превратились во врагов, едва увидали, что королевич Владислав признан московским царем и русские обязались, по договору с Сигизмундом III, действовать совместно с Польшей против Швеции. Города на Финском побережьи были забраны снова; шведы утвердились в самом Новгороде и заставили там провозгласить царем Карла Филиппа, младшего Густава Адольфа, который вскоре после того наследовал на шведском престоле своему отцу Карлу IX (1611, ноябрь).

г) При царе Михаиле Федоровиче. Таково было наследие, доставшееся новой династии Романовых. Военные действия продолжались с перевесом на стороне шведов; лишь мужественная оборона Пскова, как и во времена Батория, задерживала неприятеля. Столбовский вечный мир положил конец распре (1617). Россия теряла свои приобретения, доставшиеся ей по Тявзинскому миру, и снова была отброшена от Балтийского моря. Какую огромную цену придавали шведы Столбовскому договору, можно судить по той радости, с какой Густав Адольф обратился к шведскому сейму: «Теперь без нашего позволения, на Балтийском море не появится ни одна русская лодка; озеро Ладога, озеро Пейпус, болота в 30 миль шириной, надежные крепости отделяют нас от русских. Не так-то легко будет им теперь перескочить через этот ручеек!»

д) При царе Алексее Михайловиче. И Россия в течение всего XVII столетия перескочить его действительно не могла. Однако потребность сделать скачок была настоятельна; отрезанность от Западной Европы и зависимость от ближайших соседей так пагубно отражались на всем ходе государственной жизни, что достаточно было случайному стечению обстоятельств, чтобы вызвать на новую попытку. Толчок был дан вмешательством шведов в войну России с поляками из-за Малороссии (1656). Начало военных действий было удачно: русские войска взяли Динабург, Кокенгаузен, Ниеншанц, подошли к самой Риге и осадили ее; но тут дала себя знать старая ошибка, допущенная еще сто лет назад при Иване Грозном: война велась одновременно на два фронта. Оправдалась поговорка: «погнаться за двумя зайцами, ни одного не поймать». Чтобы не обессиливать себя на польском фронте, царь Алексей увидал себя вынужденным заключить со шведами перемирие (в Валиссаре, близ Нарвы 1658 г.). Этим перемирием война фактически прекратилась; через три года в 1661 г. в Кардиссе (около Ревеля) заключен был вечный мир. Россия вошла в прежние свои границы.

Начать войну по своей инициативе и кончить ее ничем значило проявить свое бессилие. Война 1656—1661 гг. имеет значение не сама по себе, а как выражение насущной потребности перескочить знаменитый «ручеек». Одолеть его досталось на долю следующего поколения, в царствование Петра Великого.

3. Черноморский вопрос

а) Наследие киевского периода. Корни Черноморского вопроса следует искать в глубокой седой старине. Наше продвижение к Черному и Азовскому морям в XVI— XVII вв., в сущности, продолжение той же борьбы со Степью, какая велась еще в киевский период русской истории, когда князь Олег, утвердившись в Киеве, первым же делом начал ставить города, укреплять южную границу, а за ним такие же города-укрепления по Десне, Востре, по Трубежу, Суде и Стугне строил Владимир Св.; когда другой Владимир, Мономах, совершал свои знаменитые походы в половецкие степи, а неудачливый Игорь, князь Северский, томился в плену. Половцев сменили татары, а с падением монгольского ига южная степь нашла свое олицетворение в Крымском ханстве.

б) Крым и Турция. Крымское ханство возникло еще в 1446 г., отделившись от Золотой Орды. В 1475 г. оно признало над собой верховную власть турецкого султана и с тех пор отношения Москвы к Крыму, прямо или косвенно, всегда связаны с отношениями к Турции, которая смотрела на земли, выросшие из Золотой Орды, как на входящие в сферу ее влияния, и потому не оставалась безучастной к их судьбе. На завоевание Казани и Астрахани турки ответили (неудачным) походом под Астрахань (1569), и если не вмешивались в степную борьбу Крыма с Москвой, зато зорко следили и обороняли подступы к морю (Азов, Керчь, низовья Днепра).

в) Засечные линии. Собственно войн, таких как со Швецией или с Польшей, Россия с Крымом не вела: она держала себя с ним постоянно на военном положении. Раз только, в 1559 г., русский отряд под начальством Данилы Адашева совершил нападение на сам Крым; обыкновенно же Москва оборонялась и заботилась, главным образом, о том чтобы, предупредить внезапное нападение, возможно дольше задержать неприятеля на границе, чтобы дать время русским силам собраться и выступить против него. С этой целью на южной окраине усиленно воздвигаются т. наз. засечные линии: ряд засек и укреплений, которые постепенно выдвигаются все дальше и дальше в степь.

Долгое время охранной линией служила, как ее называли, береговая линия, шедшая по изломам течения р. Оки (города Серпухов, Рязань, Касимов, Муром, Нижний Новгород). «Береговой» стала она потому, что река Ока представлялась берегом, краем бесконечного степного моря: здесь кончалась заселенная полоса земли, а там дальше к югу начинался совершенно иной мир, открытая степная пустыня, божья земля, никому не принадлежавшая и где, следовательно, каждый мог считать себя хозяином и господином.

За этой береговой линией, позже, выдвинута была другая, Передовая (города Алатырь, Ряжск, Тула, Орел, Новгород-Северск). Планомерно и систематически укреплять южную границу и продвигать ее далее в степь начали с 1571 г. и через 100 лет, при царе Алексее Михайловиче, засечная линия с 55—54º продвинулась до 50º, т.е. верст на 600 в глубь, опоясанная цепью новых городов: Сумы, Ахтырка, Харьков, Изюм.

Засечные линии сделали свое дело: вторжения татар стали значительно реже. Еще Девлет-Гирей мог напасть на Москву и сжечь ее (1571); по его следам пошел Казы-Гирей, тоже дошедший до самой Москвы (1591), но он уже не смог причинить ей особенно большого вреда, а в XVII ст. русская столица и совсем освободилась от татарских незваных гостей.

г) Черноморский вопрос становится вопросом турецким. Чем дальше продвигались мы в степь, тем становилось яснее, что только пройдя всю ее и дойдя до морского берега, можно будет остановиться совсем и сделать окончательный привал. Однако до моря путь оставался еще далекий; к тому же море, несомненно, грозило вовлечь в войну с турками, так что когда донские казаки взяли было Азов (1637), зная, что одними своими силами там им не удержаться, предложили его московскому правительству, то как ни заманчива была мысль овладеть подходом к морю, осуществить ее не посмели — Турецкая империя в ту пору была еще очень сильной державой, и на то, чтобы удержать Азов, лежащий далеко от коренных областей (расстояние его от Москвы 1200 верст), было мало надежды.

Действительно, первое же серьезное столкновение с Османской империей кончилось не в нашу пользу: когда Малороссия и Дорошенко втянули Россию в войну с турками (осада и взятие ими Чигирина), пришлось отказаться в их пользу от Западной Украины и навязать себе непосредственное с ними соседство (20-летнее перемирие, заключенное в Бахчисарае в 1681 г.).

Таким образом, конец настоящего периода застал Россию в разрешении черноморской задачи на полдороге. Прочный успех ждал ее лишь во второй половине XVIII ст., в царствование Екатерины II.

4. Направление русской политики

а) Международный характер войн. Во внешней политике России в течение XVI и XVII вв. полезно отметить одну особенность (позже, в XVIII и XIX ст., она выступит еще ярче и нагляднее): ни одной войны не вела она со своим противником без того, чтобы в нее не вмешался третий, посторонний. Это, впрочем, судьба не ее одной: современная ей Европа находилась в таком же положении; и там поединок между двумя почти всегда превращался в состязание между несколькими — доказательство, что прежней изолированной жизни наступил конец, что настала пора тесных международных сношений и что, потому, всякая резкая перемена в судьбе одного государства не могла не затронуть интересов другого. Стоит двум государствам начать распрю, третье уже зорко следит за ним, и, пользуясь тем, что соседи заняты собой, старается устроить свои дела, захватывает, что ему надо, или же принимает непосредственное участие в борьбе, оказывая поддержку одному из соперников, если находит, что усиление другого грозит ему самому опасностью.

Действительно, итальянские походы французских королей в конце XV и в начале XVI в. не замедлили породить лигу заинтересованных держав, которые общими усилиями заставили французов отказаться от Италии; 30-летняя война из внутренней германской превратилась в общеевропейскую, а каждая война Людовика XIV с Испанией или Германией становилась борьбой против целой коалиции.

То же и на востоке Европы. Иван Грозный начал войну с Ливонией, и будь она локализована, цели своей — утвердиться на Балтийском море — он бы достигнул; но в войну вмешались Швеция и Польша, стали поперек дороги и расстроили его планы. Стоило Василию Шуйскому позвать на помощь себе шведов против «тушинского вора» и казацких шаек, как Польша, в ту пору открытый враг и соперник Швеции, увидела в этой помощи, вполне основательно, угрозу себе, и на появление отряда Делагарди поспешила ответить осадой Смоленска. В свою очередь соглашение русских бояр с Си-гизмундом и обязательство поддерживать его политические интересы понудили Швецию из союзника России превратиться в врага. Точно также и в царствование Алексея Мих., успехи, достигнутые в борьбе с поляками из-за Малороссии, встревожили шведов и привели к вооруженному столкновению с ними. И так как воевать сразу с двумя было не под силу, то московское правительство заключило Кардисский мир, чтобы иметь возможность сосредоточить все силы на польском фронте.

б) Ордын-Нащёкин и царь Алексей. Почему не наоборот? Может быть, выгоднее помириться не со Швецией, а с Польшей и добиваться прочного положения на Финском заливе? Так было и думал Ордын-Нащёкин, начальник Посольского приказа, ближайший советник и сотрудник в ту пору царя Алексея. Но сам царь не разделял его взглядов.

Горячий сторонник сближения с Западом, Ордын-Нащёкин особенно настойчиво добивался свободного доступа к морю; в этом отношении он непосредственный предшественник Петра В., и так же, как тот, «мечтал прорубить «окно в Европу». В этих видах он действительно готов был поступиться даже Малороссией и вернуть ее полякам, лишь бы заключить с ними тесный союз и тем обеспечить России решительную победу над Швецией.

Иначе смотрел на дело царь Алексей. Он находил, что Малороссия нам дороже, необходимее, и настоял на заключении Кардисского мира. И он был прав. Прежде всего для массы народной борьба за Малороссию была понятнее, ближе к сердцу: там жили свои родные братья, терпевшие за православную веру, и потому война с поляками пользовалась в обществе большой популярностью. Отнимая у Польши Малороссию, в известной степени ей как-бы отплачивали за зло, причиненное в Смутные годы, а зло это чувствовалось всеми еще живо и болезненно. Между тем, пользу и необходимость моря сознавали немногие, большинство готово было видеть в завоевании его скорее зло, чем благо: сближение с Западом многих пугало — как бы не пошатнулись устои и заветы родной старины!

Кроме того, причины русско-польского разлада были настолько жгучие, что надеяться на прочный мир с поляками, прежде чем им не будет нанесен решительный удар, было трудно. Наконец царем руководило еще одно соображение, чисто военного характера. Ни Киев, ни Смоленск, т.е. ни среднее, ни верхнее течение Днепра еще не были в наших руках; царь Алексей опасался начинать серьезное дело в такой обстановке: финское побережье лежало далеко, и рискованно было «рубить окно», имея в тылу соседа, который, наверное, не умедлил бы использовать первое же наше там затруднение и свести с нами счеты. Одно дело завоевать Нарву или занять устья Невы, другое — удержать их. Без опоры в тылу мы рисковали очутиться в таком же положении, от какого еще недавно предусмотрительно избавили себя, отказавшись (1642) от предложенного нам Азова. Иное дело после Андрусовского и особенно Московского договора 1768 г.: твердая позиция, занятая на Днепре, дозволила гораздо свободнее развернуть свои силы в шведском направлении и саму Польшу использовать в своих интересах — это и не замедлит сделать Петр В. через каких-нибудь 14 лет (1700).

X. Войско

1. Рост военных сил. Продолжительные войны, необходимость постоянно готовиться к ним, держать себя начеку и неустанная забота об охранении южных границ легли тяжелым бременем на страну, потребовав от нее громадного напряжения сил. За 50 лет (1631—1681) численность армии увеличилась в 5 раз, с 33 тыс. человек до 164 тыс., не считая 50 тыс. малорусских казаков.

2. Военные округа. В то же время существенно изменилась сама обстановка военных действий. Благодаря военным успехам границы государства значительно раздвинулись, и сосредоточивать военные силы по-прежнему на близком расстоянии от столицы, посылая их отсюда ежегодно на дальние расстояния, стало невыгодно; на окраинах пришлось держать постоянно значительное число служилых людей, и управлять всеми ими из Москвы было теперь тоже неудобно. Это побудило московское правительство создать вместо одного военного центра, московского, несколько. Так возникли новые военные округа, или, как их тогда называли, разряды. Каждый из разрядов ведал известным числом полков, которые формировались из жителей городов и уездов, приписанных к данному округу. Всего к 1681 году существовало 9 разрядов. Они развились постепенно из прежнего Московского, бывшего раньше единственным на все государство. Сперва выделились два округа при Михаиле Фед. — Рязанский и Украинский; потом пять при царе Алексее — Новгородский, Северский (для Путивля, Мценска и Курска), Белгородский, Тамбовский и Казанский; наконец, два при царе Федоре — Владимирский (для Ярославля и Костромы) и Смоленский. Московский же округ сохранился на старом основании, суженный до пределов одного Московского уезда. Он заведовал московскими дворянами.

3. Войска иноземного строя. Одновременно приложено было много старания к тому, чтобы поднять качественный уровень войска. Вызванные из-за границы иноземные офицеры-инструкторы обучали войско новому иноземному строю; под их руководством возникли полки рейтарские (конница), солдатские (пехота) и драгунские (смешанные, конно-пешие). Эти полки так и стали называться — полками иноземного строя, в отличие от прежних, старой выучки (стрельцы, пушкари и др).

Отличаясь по строю, эти войска отличались от старых также и по способу их комплектования: в рейтарские полки брали одного рекрута с 100 дворов, набирая их не только с даточных помещичьих и монастырских, но и из охочих людей (добровольцев); в полки солдатские — одного рекрута ставили каждые 20 дворов, тоже из даточных и охочих. Новым полкам платили жалованье и выдавали оружие. Такой порядок явился переходом к будущей системе рекрутских наборов в том виде, как она позже (при Петре В.) возникла и продержалась в России вплоть до введения в ней всеобщей воинской повинности (1874).

4. Постоянные офицерские кадры. Новую армию пока еще нельзя было назвать регулярной: она еще не стала постоянной, какой сделается при Петре В.: кончалась война, и полки, старого и нового строя, безразлично распускались по-прежнему по домам. Однако все же и в мирное время, осенями, после уборки хлебов, их теперь собирали в определенные пункты и обучали военному делу. Командный же состав, офицеры числился на службе и без войны, и с этой целью устраивался на жительство в городах, поближе к расположению своих полков. Наличность постоянных офицерских кадров значительно облегчала, в случае похода, переход войска с мирного положения на военное.

5. Иноземцы на русской службе. Военные нужды не позволили ограничиться одними домашними силами. Со времени Второй польской войны (1632—1634) в России появились иноземные полки, отдельными отрядами или в полном составе нанятые за границей и, под начальством иноземных же офицеров, призванные на русскую службу. Московское правительство стало выписывать оттуда также огнестрельное оружие, артиллерийские снаряды, покупать в Швеции железо для отливки из него пушек; искать железную руду у себя дома, заводить собственные оружейные заводы (в Туле).

6. Расходы. На все это требовались деньги. Расходы по содержанию войска увеличились за 50 лет (1631— 1681) с 3 миллионов на наши деньги до 10 миллионов, а это составляло в ту пору половину государственного бюджета.

XI. Финансовые меры

1. Уклонение от тягла. Военные нужды требовали больших расходов — из каких же источников будет черпать правительство средства для их покрытия? Самый правильный и разумный путь был — поднять производительные силы страны, содействовать развитию земледелия и промышленности, найти рынок для сбыта товаров. Но это был путь долгий.

Разбежавшееся в Смутные годы крестьянство еще не везде и не сразу после Разрухи вернулось на свои места; множество дворов опустело; пахотные участки лежали заброшенными, их хозяева — кто перебит, кто томился в плену или пропадал без вести. В свою очередь крестьяне, вернувшиеся из бегов на свои земли, сумели эгоистически использовать это отсутствие хозяев в ущерб государству: собственные участки, записанные в сошное письмо и, следовательно, подлежавшие правительственному контролю, они стали обрабатывать далеко не полностью, лишь ничтожную часть их, а потому и тягла платили значительно меньше — только за эту распахиваемую часть; зато все силы клали на обработку соседних бесхозных участков, податями не обложенных. Ухитрялись они также распахивать земли при усадьбах и огородах, в тягло тоже не внесенные; наконец, забрасывали собственные земли и нанимались к монастырям и к крупным богатым землевладельцам.

2. Закладничество. Тяглые люди нашли еще один способ уклоняться от тягла — закладничество. Продавая или отдавая в залог свой двор служилому человеку или, еще чаще, монастырю, тяглец выходил из общины, сбрасывал с себя ту долю повинностей, какая лежала на нем, как на члене крестьянской общины, и тем самым вынуждал платить за себя тех, кто в общине оставался. Понятно, как страдала от этого община: чем меньше оставалось в ней тяглецов, тем больший оклад приходился на каждого оставшегося. При тяжелых налогах вообще, закладничество неизбежно усиливало бегство из общины, разоряло ее; недоимки, и без того всегда большие, увеличивались еще больше — в конечном результате страдало и само государство.

3. Положение торговли и промышленности. Смута тяжело отразилась и на этих отраслях деятельности. Торговлей и ремеслами занимались в ту пору мало и неохотно. Торговец и промышленник подвергались произволу воевод, вообще всяких сильных людей; правосудия им было трудно найти; принадлежа к наиболее зажиточному классу, они тяжелее других облагались налогами, обязательными взносами; дурные дороги затрудняли сообщение; вдобавок проезд по ним был далеко небезопасен: разбойники ходили открыто толпами по дорогам и грабили проезжающих, так что правительству приходилось высылать против них вооруженные отряды.

При царе Михаиле завели железоделательные заводы (Виниус и Марселис в Туле, на Ваге, Костроме и Шексне); во второй половине XVII ст. появились фабрики полотняные, шелковые, суконные; поташный, стеклянный завод, но главным образом для нужд одного царского двора; началась разработка природных богатств в недрах земли (добыча железной, медной руды); в Астраханском крае положено начало виноделию; однако, как неразумно все это было, подобные меры не могли удовлетворить и сотой доли потребностей государственной казны.

Даровали иностранцам право безпошлинной торговли, и на первое время результаты оказались довольно благоприятные: в стране появилось много серебряной монеты, зато вся польза от торговли шла в чужой карман: конкуренция иностранных купцов, поставленных в лучшие условия, загубила русскую торговлю, так что вскоре (1649) пришлось восстановить старый порядок: по-прежнему облагать ввозные товары пошлиной.

4. Источники доходов. Таким образом, чтобы удовлетворить неотложным нуждам, у правительства оставалось лишь одно средство: не дожидаясь улучшения народного благосостояния, черпать непосредственно из народного кармана, облагая население всякого рода налогами, податями, оброками и даже прибегая к принудительным займам. Но так как Россия была страной исключительно земледельческой, то и главная подать, на которой строилось все финансовое хозяйство государства, была земельной. Подать эта сперва носила название посошной, позже — подворной.

5. Посошная подать. Размер подати с тяглого населения (крестьян, сидевших на самой земле, и посадских, владевших пахотной землей) определялся т. наз. сошным письмом. Нормой оклада (т.е. податной единицей) еще со времен Ивана IV считалась соха, определенное количество обработанной и, значит, приносящей доход земли. Обыкновенно размер «сохи» был в 400 десятин (или 800 четвертей) «доброй» земли в одном поле, или в 1200 дес. (2400 четв.) в трех полях. Если земля была качеством ниже, то единицей служила «соха» в 500 дес. (1000 четв.) «средней» земли, а если она была «худая», то цифра десятин повышалась до 600 (1200 ч.) в одном поле.

Эти цифры относятся к помещичьим и вотчинным землям. Размер монастырской сохи был несколько выше: в 600, 700 и 800 дес. доброй, средней и худой земли; соха на черных (казенных) землях была в 500, 600 и 700 дес. Это значит, что помещичий и вотчинный крестьянин платил всех больше (так как оклад подати везде был одинаковый); легче всего приходилось тем, кто сидел на монастырских землях.

Главным предметом государственных расходов были нужды военные, и доход с земельной подати шел главным образом на удовлетворение их. Часть сбора, шедшая на военные надобности, носила название стрелецкой подати, со времен еще Ивана Грозного, когда впервые заведено было постоянное стрелецкое войско. Стрелецкая подать первоначально взималась натурой, хлебом, что сопряжено было с другой повинностью, тяжелой для населения — подводной (хлеб надлежало свозить с крестьянских пашен в центральные склады), а в неурожайные годы грозило чуть ли не голодом населению. Позже, переведенная на деньги, подать эта составила 80% всех податей. Насколько она была тяжела, можно судить потому, что недоимки числились главным образом на ней. Вот для примера несколько цифр, указывающих размер стрелецкой подати в разное время:

1615 г. — 150 рублей 1637 г. — 240 рублей
1620 г. — 90 « 1654-1660 гг. — 228 «
1635 г. — 120 « 1663-1671 гг. — 822 рубля

Цены показаны в рублях того времени; по курсу, стоявшему до войны 1914 г., приведенные цифры следует повысить в 12—15 раз.

Чтобы проверить платежные силы населения и выяснить размер дохода, на какой можно было рассчитывать от посошного налога, в 1620-х годах произведена была опись недвижимого имущества у городского и сельского населения, и на основании ее составлены т. наз. писцовые книги. Книги эти содержали описание жилья, хозяйства, всякого рода имущественного владения, что позволяло правительству составить довольно отчетливое представление о хозяйственном положении страны и материальных ее средствах, и не только тяглого, но и не тяглого населения.

В городах (т.е. в укрепленных местах) описывались укрепления, казенные постройки, военные запасы, дворы; в посадах (город в современном значении слова) — дворы, лавки, пожни, угодья — что в каком приходе, в какой улице или слободе; по волостям — описывались черные (государственные) земли, монастырские и церковные, вотчинные, помещичьи; села, деревни, починки, пустоши; в каждом поселении — дворы владельческие, крестьянские; указывался размер земли вспаханной, перелога, поросшей лесом; количество собираемого сена и леса.

6. Задворные люди. Постепенно в XVII ст. выросло явление, обратившее на себя серьезное внимание правительства, так как оно нарушало государственные интересы и грозило новыми недоимками, от которых и без того сильно терпела казна. «Смутное время пронеслось по стране ураганом, который вымел массы крестьянства из центральных областей государства. Почувствовалась острая нужда в рабочих земледельческих руках, которая заставила земледельцев обратиться к старинному испытанному средству, искать новых рук для сельской работы в холопстве. Они начали сажать своих дворовых людей на пашню, давать им ссуду, обзаводить их дворами, хозяйством и земельными наделами. Так, среди холопства возник сельский класс, получивший название задворных людей, потому что они селились особыми избами, «за двором» землевладельца. Численность этого несвободного сельского класса заметно растет в продолжение XVII ст.» (Ключевский). На положении холопов задворные люди не несли земельного тягла, и, значит, пахотная земля, с которой государство рассчитывало иметь доход, ускользала от него. Правительство, однако, не замедлило положить конец такому положению дела, когда убедилось, что размеры задворной пашни приняли угрожающие размеры. В 1678 г. задворные люди были записаны в тягло и уравнены в несении этой повинности с крестьянами.

7. Подворная подать. Возникновение класса задворных людей, в частности; разнообразные способы, к каким прибегало крестьянство, чтобы уклониться от земельного тягла, вообще — свидетельствовали, что система посошной подати уже перестала удовлетворять своему назначению, вследствие чего правительство заменило ее податью подворной, т.е. в уплате тягла стало руководиться не количеством запаханной земли, а числом крестьянских дворов, на какой бы земле эти дворы ни стояли, чем бы живший в них земледелец ни занимался, и, подобно тому, как раньше, для выяснения пахотных «сох», но составляло писцовые книги, так и теперь оно произвело подворную перепись и результаты ее внесло в переписные книги, обратив при составлении их главное внимание уже не на земли, угодья и промыслы, а на личный состав двора и семейное или возрастное положение лиц, там живущих*.

______________________

* Переписные книги составлялись в 1646 и 1676 гг.; подворная подать введена была только после 1676 г. Правительство постаралось избежать резкого скачка от одной системы обложения к другой, столь не похожей на прежнюю. Переходным звеном от земельной подати к подворной послужила т. наз. живущая четверть — податная единица, которая образовывалась из небольшого числа дворов, обычно из десяти. Значит, подвергалось обложению еще не каждое отдельное хозяйство, а пока только незначительная сумма таких хозяйств.

______________________

Разные цели, поставленные писцовым и переписным книгам, обусловили и разницу в их содержании. «В писцовых книгах перечисляется тяглое и нетяглое население; в переписных — одно тяглое. В писцовых книгах дворы не только перечислены, но и измерены; в переписных — они только сосчитаны. В писцовых книгах означено количество огородов, промышленных заведений, сенокосов и пожень, принадлежавших описываемому поселению, деревне, селу или посаду; в переписных таких сведений не встречается. Наконец, в писцовых книгах гораздо больше мелких подробностей, освещающих ту или другую сторону городской и сельской жизни, чем в переписных книгах» (Лаппо-Данилевский).

8. Другая категория доходов. Сюда можно отнести:

а) Таможенные налоги.

б) Полоняничные деньги — на выкуп пленных у турок и татар.

в) Ямские деньги — на содержание почтовой гоньбы.

г) Питейная монополия. Приготовление и продажа водки, пива и меда составляли привилегию государства; частные лица и общества (крестьянская община) могли варить для себя хмельное питье только в виде исключения: по случаю больших праздников или свадьбы. Точно также продажа хлеба за границу составляла другую привилегию казны.

д) Оброки. Принадлежащие казне торговые места, лавки, харчевни, бани, кузницы, мельницы, рыбные ловли, сенные покосы, соляные варницы, бортные ухожаи (пчеловодство), звериные и бобровые гоны правительство сдавало в наем за известную плату.

9. Временные чрезвычайные сборы.

а) Принудительные займы — особенно в первые годы по воцарении Михаила Федоровича, когда государственная казна была совершенно пуста, сборов еще никаких не поступало или очень неправильно, нужда же в деньгах была крайняя. Занимали у Троицкого монастыря, у именитых людей Строгановых, самых богатых людей того времени. Так, в 1614 г. Строгановы дали 3000 (тогдашних) рублей; в 1616 г. — 16000 руб. и вторично 40000 руб., в счет будущих с них податей и пошлин. В 1655 г. в начале войны с поляками заняли деньги у Тихвинского монастыря.

б) Пятая деньга, т.е. 20% с доходов. Этому крайне тяжелому, тоже принудительному, и притом безвозвратному налогу подвергались главным образом торговые и посадские люди; не исключались, однако, и другие классы населения. От налога свободны были лишь те, кто нес военную повинность. «Пятая деньга» собиралась в 1614, 1615, 1633, 1634, 1662, 1663 гг. На долю Строгановых в 1615 г. пришлось 13800 руб.

в) Десятая, пятнадцатая, двадцатая деньга — подобный же сбор в 1654, 1668, 1671, 1673, 1678, 1680 гг.

г) Рублевый сбор со двора. Им обложены были торговые люди в 1653 г.

д) Сборы, носившие характер добровольного вспоможения государству со стороны населения, — «кто что может». Таковы были сборы в начале и в конце Второй польской войны, в 1632 и 1634 гг.

е) Денежные сборы, налагавшиеся в отдельных случаях и в неодинаковых размерах на все классы населения, не на одни податные — в 1637, 1639, 1662, 1670, 1678, 1679 гг.

10—12. В поисках денег правительство, в царствование Алексея Мих., внесло три узаконения, оказавшиеся крайне неудачными: налог на соль, на табак и принудительный курс медных денег. Хотя они продержались недолго и скоро были отменены, все же зла причинить успели немало.

10. Повышение налога на соль. Рыночная цена соли в 1646 г. стоила 13 (тогдашних) коп. за пуд. В этом году прежнюю пошлину сразу повысили на 20 коп., т.е. в полтора раза выше стоимости самой соли, что повсеместно пагубно отразилось на количестве ее потребления населением. Особенно пострадал рыболовный промысел. «Тысячи пудов дешевой рыбы, которой питалось простонародье в постное время, сгнили на берегах Волги, потому что рыбопромышленники не были в состоянии посолить ее; дорогой соли продано было значительно меньше прежнего, и казна понесла большие убытки» (Ключевский). Вред нанесен был и населению, и государству. Пошлину отменили через два года, в 1648 г.

11. Пошлина на табак. «Та же финансовая нужда заставила набожное правительство поступиться церковно-народным предубеждением: объявлена была казенной монополией продажа табака, «богоненавистного и богомерзкого зелья», за употребление и торговлю которым указ 1634 г. грозил смертной казнью. Казна продавала табак чуть не на вес золота, по 50—60 коп. золотник на наши деньги. После мятежа 1648 г. отменили и табачную монополию, восстановив закон 1634 г. Не зная, что делать, правительство прямо дурило в своих распоряжениях» (Ключевский).

12. Принудительный курс медных денег. Недостаток наличной серебряной монеты, которая одна только до тех пор и была в обращении, побудил правительство начеканить в 1656 г. медной монеты, такой же формы и веса, как и серебряная. Первоначально она шла наравне с серебряной, так как казна сама принимала ее по той же цене. В наше время медная монета чеканится для удобства денежного расчета при уплате мелких сумм; значение ее исключительно разменное; но тогдашние медные деньги имели значение векселя, по которому государственная казна обязывалась платить по предъявлении. Тогдашние медные деньги можно сравнить с нынешними кредитными бумажными билетами, которые тоже, сами по себе, никакой ценностью не обладают — разница лишь в их назначении: кредитный билет служит не для размена, а для замены тяжеловесного серебра и золота, которое постоянно держать при себе или пересылать в крупных суммах было бы затруднительно и неудобно. Однако каждый вексель пользуется кредитом, пока существует доверие к платежным силам того, кто его выдал; поэтому не следует выпускать векселей свыше этой платежной способности, иначе вексель упадет в цене. Правило это не было соблюдено при выпуске медной монеты: ее стали чеканить в усиленном количестве; вдобавок появилось много фальшивой; лица, заведовавшие чеканкой, злоупотребили доверием, скупали медь и начеканивали много денег лично для себя (что им было выгодно, так как цена меди стоила значительно ниже цены серебра); к тому же правительство само стало оказывать предпочтение серебряной монете и некоторые подати требовало в серебре. Вследствие этого доверие к медным деньгам было подорвано, их не стали принимать, серебро стали припрятывать, и ценность медных знаков стала быстро падать, что не замедлило отразиться на дороговизне жизни. Цены на товар возросли в 6, даже 14 раз против прежнего. Недовольство народное вылилось в открытом бунте (1662), и медные деньги пришлось совершенно изъять из обращения. Зло было прекращено, но поздно: всем классам населения нанесен был громадный ущерб, тем более, что медная монета принималась обратно в казну не по прежней стоимости, а копейка за рубль.

13. Недоимки. Совокупность всех этих податей, налогов и сборов тяжело ложилась на население, задерживала рост его экономического благосостояния, можно сказать, прямо зорила его, создавая недовольство и питая в нем настойчивую мысль, как бы уклониться от непосильной тяготы. В результате получались недоимки: повышались подати — увеличивался и недобор. Мы видели (см. выше п. 5), как стрелецкая подать в три года (1660— 1663) с 228 руб. поднялась до 822 руб. В Устюжской чети это отразилось таким образом: в 1664 г. недобор с назначенного ей оклада составлял всего только 3%, а в 1670 г. он вырос уже в 30%. Правительство поспешило уменьшить сам оклад, но хозяйственные силы населения оказались уже настолько надорванными, что в следующем, 1671, году, даже по уменьшенному окладу, недобор не только не понизился, но поднялся еще более: в казну поступила одна только половина (47%) следуемых денег.

XII. Народные волнения в царствование Алексея Михайловича

1. Податное бремя. Рядом последовательных мер тяглое население, сельское и посадское, к половине XVII ст. оказалось окончательно прикрепленным к своей земле и посаду; вместе с тем значительно выросли размеры тягла и, становясь все отяготительнее, совершенно превысили во вторую половину века платежные силы тяглых людей. Между тем бедность государственной казны вынуждала правительство изощряться всеми мерами, чтобы наполнить ее. Особенно сильно стала чувствоваться нужда в деньгах с началом польской войны из-за Малороссии.

Подати налагались самые разнообразные. «Постоянно тяглые люди платили: дани и оброки; деньги на выкуп пленных; стрелецкие деньги; ямские деньги; деньги на корм воеводам; в подмогу подъячим, сторожам, палачам, тюремным и губным целовальникам; на строение воеводских дворов, губных изб и тюрем; в приказную избу на свечи, бумагу, чернила и дрова; прорубные деньги — за позволение зимой в прорубях воду черпать, платье мыть и скот поить» (Соловьев). Но кроме постоянных податей, были еще единовременные сборы, т. наз. пятые, десятые деньги, и прибегали к ним так часто, что они мало чем отличались от постоянных. Высчитано, что за 27 лет (1654—1681) к экстренным сборам прибегали 22 раза, другими словами, население сверх обычных податей облагалось чуть не ежегодно еще сверхсметными налогами.

Неизбежным последствием такого положения были большие недоимки, народное недовольство и постоянно возраставшее уклонение от несения непосильного бремени. Развилось бегство с земли и с посада. Бежали в Сибирь, в польские земли; развилось закладничество; посады пустели; повсюду возникали слободы, населенные людьми, покинувшими свои земли и посады. Заложившись за монастырских властей и бояр, слобожане занимались промыслами, вели торговлю, но податей не платили, являясь опасными конкурентами посадским людям. Недоимки от этого увеличивались еще более: платить оставшимся становилось еще тяжелее, так как размер тягла оставался прежний и раскладывать его приходилось на меньшее число душ.

Правительство принимало меры, объявило даже смертную казнь за переход из посада в посад, за укрывательство беглых (1658), но бега не прекращались; мирские общины в своих челобитных к царю продолжали жаловаться: «Бегут! дворы брошены, пусты, нам платить нельзя, помираем на правеже!» Беглецов приказывали ловить, но где же было поймать их? Лесов и степей было всюду довольно, чтобы укрыться. Сама строгость наказания, каким грозило правительство, свидетельствовало о его бессилии. К тому же монастырские и служилые землевладельцы, люди сильные и влиятельные, в личных интересах поддерживали закладничество, и только в царствование Алексея Мих. закон положил ему предел (1648); но и после того он еще долго оставался мертвой буквой: крупным землевладельцам было выгодно сохранить у себя цепную рабочую силу.

2. Неправосудие. Тягота податная увеличивалась еще другим злом — притеснениями со стороны сильных, несправедливостью приказных людей. Взяточничество, беззастенчивое выжимание денег у населения, судебная волокита, всегда дорогостоящая, и вдобавок «кривой» суд были страшным злом того времени.

В руках воевод и их подчиненных в ту пору сосредоточивалась вся жизнь подведомственного им уезда: управление, суд, финансы. Воеводы и чины его канцелярии («воеводской избы») наблюдали за порядком и благочинием; ведали денежными сборами и натурой; отвечали перед правительством за оборону города и за сосредоточенные в нем хлебные и военные запасы; преследовали и наказывали корчемство, игру в зернь, продажу табака; ловили преступников; подвергали пытке и казни воров и разбойников; принимали меры против пожаров — вообще находились в постоянном соприкосновении с населением подчиненного им города и уезда, и потому имели множество самых разнообразных случаев использовать во зло доверие правительства и дать волю своему корыстолюбию и произволу. Повсеместно раздавались жалобы на то, что людей наказывают безо всякой вины, держат по тюрьмам, мучат на правежах, окладывают произвольным налогом. Терпели не только отдельные лица, но и целые области: так, ногайские калмыки, по признанию самого правительства, отложились от России и целыми улусами откочевали в крымские степи из-за воеводского «насилия и гонения» (1634).

Воеводы смотрели на свою должность как на доход, и когда им приходилось отправлять суд, они открыто продавали свой приговор тому, кто больше давал. В отдаленных областях, откуда правде трудно было добраться до столицы, они нередко забирали себе чужое жалованье, заставляя расписываться в его получении, в случае же отказа подвергали побоям. Развилось ябедничество. Столкнувшись с воеводой, ябедник подавал ему на кого-нибудь жалобу, стращал ею ответчика и, получив с него отступного, прекращал дело, а деньгами делился с судьей.

3. Бунты в первые годы царствования. Недовольство такими порядками накапливалось, росло и в царствование Алексея Мих. проявилось, наконец, в целом ряде бунтов и открытых восстаний. Первые бунты носили местный характер и, как ни ярки были эти вспышки, далее одного города они не шли, быстро, неожиданно вспыхивая, так же быстро и угасали; не то было с последним бунтом, восстанием Стеньки Разина: он охватил широкую полосу на юго-востоке государства: Дон, нижнее и среднее Поволжье, и длился около двух лет. Последствия его были самые печальные: бунт Разина подорвал экономические силы страны еще больше, но по крайней мере заставил правительство серьезнее задуматься о мерах к поднятию производительных сил населения и к улучшению правосудия.

а) 1648. Бунт в Москве. Он был вызван злоупотреблениями высших правительственных лиц. Лица эти были: царский дядька-воспитатель боярин Б. И. Морозов, царский тесть боярин И.Д. Милославский, судья Земского приказа окольничий Л. Плещеев, начальник Пушкарского приказа окольничий П. Траханиотов и думный дьяк Чистой. С трудом удалось царю спасти Морозова, Милославский сумел остаться в тени, не заподозренный; зато с тем большей силой обрушился гнев народный на остальных трех: Траханиотова казнили всенародно, Плещеева толпа растерзала раньше, чем его довели до места казни, Чистого убили в его доме. Несколько дней Москва переживала дни настоящего террора: было над кем излить народу свою злобу; ненавистных людей разыскивали по городу, убивали, грабили их имущество, жгли их дома, — всех, кого считали виновными в народном бедствии. По выражению современника, в ту пору «зашатался весь мир». Правительство поспешило примириться с народом и задобрить его: стрельцов угощали вином и медом; Милославский несколько дней подряд кормил у себя обедами московские торговые сотни; обещано было понижение цены на соль, уничтожение монополий; места убитых немедленно заменили людьми, пользовавшимися в народе доброй славой.

б) 1648—1649. Московский бунт отразился в других городах: в Сольвычегодске, в Устюге, Козлове. «Гиль» (мятеж) завелся и здесь, вызванный тоже насилиями и взяточничеством местных приказных людей. Волнения, как и в Москве, выразились в убийстве и грабежах; для усмирения пришлось посылать стрельцов.

в) 1650. Народный мятеж в Пскове и Новгороде, вызванный злоупотреблениями и искусственным повышением цен на хлеб. Волнения продолжались несколько месяцев и усмирять их пришлось тоже силой.

4. «Денежный бунт» (1662). Он вызван был падением стоимости медных денег (см. выше, «Финансовые меры», VI, 12). Правительству и царской семье вторично пришлось переживать тяжелые минуты; но на этот раз поплатились и бунтовщики. Царь был у обедни, в Коломенском, когда толпа народа с шумом и криком прибежала из Москвы, ища боярина Милославского, главного, по ее мнению, «денежного вора», и окольничего Ф.М. Ртищева, обвиняя его в том, что он первый подал несчастную мысль выпустить медные деньги. Государь догадался в чем дело, велел тому и другому спрятаться в комнатах царицы и царевен, а сам остался в церкви дослушивать обедню; царица же, царевичи и царевны сидели, запершись в хоромах, ни живы ни мертвы от страха. Мятежники не дали, однако, царю дослушать обедню, заставили выйти на паперть, обступили его тут вплотную и не пускали, держа за платье и за пуговицы. Алексей поклялся расследовать дело и, для большей скрепы, бил по рукам с одним из толпы.

Толпа отхлынула, но вскоре явилась новая, как раз к тому времени, когда государь, по окончании обедни, садился на лошадь, чтобы ехать в Кремлевский дворец. На этот раз мятежники вели себя иначе: с угрозами, «сердито и невежливо» требовали нелюбимых бояр; но вызванные спешно стрельцы уже подошли и толпа была разогнана.

«И как их почали бить и сечь и ловить, а им было противиться не уметь, потому что в руках у них не было ничего, ни у кого, почали бегать и топитися в Москву реку, и потопилося их в реке больше 100 человек, а пересечено и переловлено болши 7000 человек, а иные разбежались. И того ж дни около того села (Коломенского) повесили со 150 чел., а достальным всем был указ, пытали и жгли, и по сыску за вину отсекали руки и ноги и у рук палцы, а иных бив кнутьем, и клали на лице на правой стороне признаки, розжегши железо накрасно, а поставлено на том железе «буки», т.е. бунтовщик, чтоб был до веку признатен; и чиня им наказания, разослали всех в дальние городы, в Казань, и в Астрахань, и на Терки, и в Сибирь, на вечное житье; а иным пущим вором того ж дни, в ночи, учинен указ, завязав руки назад, посадя в большие суды, потопили в Москве реке. А те все, которые казнены и потоплены и розосланы, не все были воры, а прямых воров болши не было что с 200 человек; и те невинные люди пошли за теми ворами смотреть, что они будучи у царя в своем деле учинят, а ворам на такое множество людей надежно было говорить и чинить что хотели, и от того все погинули, виноватой и правой. А были в том смятении люди торговые, и их дети, и рейтары, и хлебники, и мясники, и пирожники, и деревенские и гулящие и боярские люди. А гости и добрые торговые люди к тем вором не пристал ни один человек, еще на тех воров и помогали, и от царя им было похваление» (Котошихин).

5. Бунт Стеньки Разина (1670—1671). На юго-восточной окраине, главным образом на Дону, сошлось много беглых — крестьян, холопов, посадских. На Дону они чувствовали себя спокойно, так как Дон, по старым заветам, не выдавал никого, будь это даже преступник, и с такими порядками считалось само Московское правительство. После Андрусовского перемирия, когда Западная Украина снова отошла к полякам, оттуда тоже много выбежало народа. Все это были люди бездомовные, лишенные средств, настоящая казацкая голытьба, которой ничего не оставалось иного, как собираться в разбойничьи шайки и насилием добывать себе «зипунов», тем более что бежавшие привели с собой свои семьи, их надо было кормить, а хлеба на Дону не сеяли, и от скопления народа начался голод. Дон заволновался; не хватало только человека, который сумел бы сплотить нестройную массу и увлечь ее за собой заманчивой перспективой легкой добычи.

Такой человек нашелся в лице донского казака Стеньки (Степана Тимофеевича) Разина. Но куда было идти? Дорогу к Азовскому и Черному морям заслоняли татары и турки; легче было пробраться на Волгу, а оттуда — на Каспийское море. Подвергнув беспощадному опустошению персидское побережье (от Дербента до Решта), разинская ватага с богатой добычей вернулась на Волгу и щедрыми подарками астраханским властям проложила себе свободный путь к дому, обратно на Дон. В Астрахани разинцы очутились, скорее, на положении дорогих гостей, чем ослушников-грабителей. Сам Разин щедро сыпал золотом и серебром, одаривал неимущих и легко завоевал расположение астраханской черни; казаки, щеголяя в шелковых и бархатных кафтанах, в шапках, унизанных жемчугом и драгоценными каменьями, распродавали за бесценок дорогие персидские ткани, золотые узорочья и многим дали случай нажиться в несколько дней.

Слава о Разине, о его удачном набеге на Персию быстро разнеслась, и со всех сторон потянулась к нему голытьба; скоро он увидал себя во главе дружины почти в 3000 чел. «Он был для всех щедр и приветлив, разделял с пришельцами свою добычу, оделял бедных и голодных, которые, не зная куда деться, искали у него приюта и ласки. Его называли батюшкой, считали чудодеем, верили в его ум, в силу и счастье. Стенька не отличался от прочих братьев казаков ни пышностью, ни роскошью; жил он, как и все другие, в земляной избе; одевался, хотя богато, но не лучше других; все, что собрал в Персидской земле, раздавал неимущим» (Костомаров).

Вторично повел Разин свою вольницу уже не на Персию, а на русские земли, и не для одного только грабежа. Как некогда Болотников вел свои шайки с целью перевернуть существующий строй, так и Разин воодушевил свою голытьбу, призывая ее выводить «измену», истреблять воевод, дворян, приказных людей, вообще всех, кто только имел вид начальства и людей самостоятельных: манил захватом чужого имущества и свободой, заменой царских порядков казацким всеобщим равенством. Разин умел увлечь толпу, наэлектризовать ее и стал ее героем. «Это был человек чрезвычайно крепкого сложения, предприимчивой натуры, гигантской воли, порывчатой деятельности. Своенравный, столько же непостоянный в своих движениях, сколько упорный в предпринятом раз намерении, то мрачный, то разгульный до бешенства, то преданный пьянству и кутежу, то готовый с нечеловеческим терпением переносить всякие лишения; некогда ходивший на богомолье в отдаленный Соловецкий монастырь, впоследствии хуливший имя Христа и святых Его. В его речах было что-то обаятельное; дикое мужество отражалось в грубых чертах лица его, правильного и слегка рябоватого; в его взгляде было что-то повелительное; толпа чувствовала в нем присутствие какой-то сверхъестественной силы, против которой невозможно было устоять, и называла его колдуном. В его душе, действительно, была какая-то страшная, таинственная тьма. Жестокий и кровожадный, он, казалось, не имел сердца ни для других, ни даже для самого себя: чужие страдания забавляли его, свои собственные он презирал. Он был ненавистник всего, что стояло выше его. Закон, общество, церковь — все, что связывает личные побуждения человека, все попирала его неустрашимая воля. Для него не существовало сострадания. Честь и великодушие были ему незнакомы. Таков был этот борец вольницы, в полной мере изверг рода человеческого» (Костомаров).

Весной 1670 г. Разин двинулся на Волгу, захватил Царицын и Астрахань, ознаменовав там свое пребывание неслыханными жестокостями; потом поднялся вверх по реке, овладел Саратовом и Самарой. К нему пристали казаки с Яика; на его зов поднялись инородцы (мордва, чуваши, черемисы) и значительно пополнили его дружину. С Волги восстание перекинулось в глубь страны, в Пензенский, Тамбовский и Нижегородский край, вспыхнуло к северу от Волги, в Галицком уезде, везде поднимая крестьян и посадских. Повсюду разинцы ознаменовывали свой путь пожарами, убийствами, насилием.

Но ничего прочного в этом успехе не было и быть не могло. Первый же серьезный неуспех под Симбирском сразу подкосил все дело Разина; личность его потеряла прежнее обаяние; все пошло вразброд, и правительству удалось потом, хотя и с большими усилиями, подавить опасное движение. Разин сложил на плахе свою буйную голову (1671).

Но память о Разине не умерла; на Волге она жива и поныне: много холмов над рекой, урочищ, лесных ущелий связаны с его именем; то это «стол Стеньки Разина», то его «шапка», «тюрьма» или «бугор». Разин вырос в народного героя. Народ сложил про него песни; насилия казаков он забыл, но помнить как они, «добры-молодцы», «погуляли, поцарствовали, попили, поели». Народная песня вспоминает Разина не укором, а сочувствием, сожалением.

Как бывало мне добру-молодцу, да врсмячко:
Я ходил, гулял, добрый молодец, по синю морю,
Уж я бил, разбивал суда-корабли,
Я татарские, персидские, армянские,
Еще бил, разбивал легки лодочки.
Как бывало, легким лодочкам проходу нет,
А нонеча мне, добру-молодцу, время нет!
Сижу я, добрый-молодец, в поиманье,
Я во той ли во злодейке земляной тюрьме.
У добра-молодца ноженьки сокованы.
На ноженьках сковушки немецкие.
На рученьках у молодца замки затюремные,
А на шеюшке у молодца рогатки железные.

Та же народная мысль заставляет Стеньку в темнице, в ожидании последних страшных мучений, сложить песню, в которой он, как бы в знамение своей славы, завещает похоронить себя на распутьи трех дорог земли Русской:

Схороните меня, братцы, между трех дорог:
Меж московской, астраханской, славной киевской;
В головах моих поставьте животворный крест,
В ногах мне положите саблю вострую.
Кто пройдет или проедет — остановится,
Моему ли животворному кресту помолится,
Моей сабли, моей вострой испужается:
Что лежит тут вор удалый добрый молодец,
Стенька Разин, Тимофеев по прозванию.

В народной фантазии Разин не перестает жить; он не умер, а сидит в горе; но настанет день, и он снова выйдет на свет Божий. Сто лет спустя, он, действительно, вышел и появился под именем Пугачева.

___________________________________

Народный ореол, окруживший имя Стеньки Разина, свидетельствовал о тяжкой болезни, поразившей в XVII в. государственный организм России, о глубоком разладе между высшими и низшими классами общества, богатыми и бедными, сильными и слабыми. Насилия и жестокости разинских шаек были ответом на несправедливость и произвол правящих лиц, на отсутствие правосудия, на тяжелый материальный гнет; и чем светлее рисовался в памяти народной образ казацкого атамана, тем очевиднее выступала необходимость устранить, возможно скорее, причины, превратившие этого разбойника-анархиста в «удалого молодца», в «батюшку», в симпатичного защитника интересов народных.

XIII. Управление

1. Боярская Дума. В состав боярской Думы входили бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки. Иногда в заседаниях принимал участие и Освященный собор, т.е. духовные власти. Большинство членов Думы были люди родовитых фамилий; они назначались туда всегда по усмотрению государя, и потому их было там когда больше, когда меньше, и не всегда данная именитая семья имела своего представителя в Думе.

Б. Дума была высшим государственным учреждением, сотрудницей государя, как бы соучастницей верховной власти в управлении государством, что выражалось в обычной формуле: «царь указал и бояре приговорили». В одних случаях царь совещался с Думой, в других (особенно когда не присутствовал на заседаниях) предоставлял ей самой постановлять решение. Дума управляла, судила и законодательствовала. Она ведала внешнюю политику, военное дело; к ней. восходили дела из приказов и от воевод; она контролировала их действия, разъясняла смысл законов, служила высшей судебной инстанцией; ведала преступления по должности, творила суд по делам местническим и обсуждала иногда дела, касавшиеся церкви. Постановления ее получали силу закона и становились руководством на будущее время.

По отдельным вопросам Дума выделяла из своей среды комиссии, чаще всего для обсуждения ответов, какие надлежало дать иностранным послам на предстоящих с ними заседаниях; комиссия 1681 г. была собрана для обсуждения военной реформы и пришла к заключению о необходимости уничтожения местничества. В царствование Федора Алек, образовалось постоянное отделение Думы по делам судебным, под именем Расправной палаты.

2. Приказы. В 17-м ст. получили полное развитие приказы, как органы государственного управления. Приказы — это правительственные учреждения, ведавшие какое-нибудь дело; они напоминают наши современные министерства, но во многом и отличаются от них. Министерства обыкновенно ведают дела однородные по своему содержанию, и притом на пространстве всего государства (военное министерство, народного просвещения, путей сообщения и т.п.); отдельные отрасли этого дела распределяются в данном министерстве по его департаментам, отделениям (департамент водных сообщений, шоссейных дорог, железнодорожный; отделения, ведающие школы низшие, средние, высшие, технические и проч.), которые все работают и находятся под главным руководством и ответственностью лица, стоящего во главе министерства. К тому же в наше время дела административные, судебные и финансовые строго разграничены одно от другого и не ведаются совместно в одном и том же учреждении одним и тем же лицом.

Не то приказы. Они вырастали постепенно, по мере того, как чувствовалась в них надобность; при учреждении их не задавались никакой системой, а потому одни из них сложились в целые министерства, другие же напоминают простой департамент или даже еще более скромное административное подразделение. Поэтому и число приказов (свыше 40) значительно больше, чем обыкновенно бывает министерств. Существовали приказы большие, важные по своему значению: район их действия простирался на все государство; были и совсем мелкие, с очень тесным кругом действия — зачастую таковые подчинялись какому-нибудь другому приказу, более значительному; наконец, были и такие приказы, что совмещали в себе управление несколькими делами, мало или совсем несходными одно с другим. Кроме того, управление почти никогда не отделялось от суда, и по многим делам виновный судился в том же самом ведомстве, где служил. Все это не позволяет с надлежащей точностью распределить приказы по группам: признаки одной группы обыкновенно найдутся и в другой.

а) Приказы областные (1—9). Они заведовали отдельными областями, сосредоточивая в себе управление, суд и финансы (сбор податей), а приказы пограничных областей ведали кроме того еще и военное дело. Некоторые из приказов носили старинное название четей (четвертей). Таковы были:

Чети: Владимирская, Устюжская, Галицкая, Новгородская, Костромская; приказы Смоленского княжества, Казанского дворца, Сибирский и (со времени присоединения Малороссии) Малороссийский.

Б) Приказы финансовые (10—11). Они управляли финансами государства и ведали еще суд над теми лицами, с которых собирались доходы.

10. Приказ Большой Казны ведал торговых людей и денежный сбор (своего рода министерство финансов).

11. Большой Приход собирал доходы, торговые и таможенные пошлины (государственное казначейство).

В) Приказы военные (12—18).

12. Разрядный приказ, или просто Разряд, ведал служебные назначения, награды, наказания, местнические счеты, строение крепостей (военное министерство). Однако одна из важнейших отраслей военного дела, наделение поместьями, было выделено в особый приказ, Поместный.

13. Поместный приказ ведал поместья, раздачу их служилым людям; также вотчины и судебные дела, возникавшие в случае уклонения или неправильного исполнения своих обязанностей служилыми людьми.

14. Стрелецкий — ведал полки стрелецкие.

15. Рейтарский — конные полки иноземного строя.

16. Пушкарский — артиллерию.

17. Оружейный — склады оружия, военную амуницию.

18. Иноземский — иноземцев, находящихся на русской службе.

Г) Приказы дворцовые (19—22).

19. Приказ Большого Дворца — ведал приходы и расходы по содержанию царского двора. Ему подчинены были мелкие приказы хозяйственного характера: Житенный двор (заготовление хлебных запасов), Хлебный двор (выпечка хлеба), Кормовой двор (приготовление кушаний), Сытенный приказ (заготовление напитков).

«В Московском государстве частное хозяйство государя имело гораздо более общественного значения, чем оно имеет теперь. Всякого рода кушанья и напитки приготовлялись тогда не для потребностей только государя и его семьи, но и для служилых людей. Многие люди получали кушанье со стола государя, и это считалось большой честью, которой очень дорожили. Это называлось подачей. Такая «подача» посылалась и иностранным послам, и служилым большим людям, из которых одни получали стол от государя постоянно, другие — раз в месяц, а большинство — изредка, в большие праздники. Велись особые книги, в которых записывалось, что кому идет. Служилые люди обращали большое внимание на то, чтобы назначенное в «подачу» непременно было им доставлено. Недоставление подавало повод к жалобам, суду и следствию. Ежедневно из государева дворца шло в подачу сто ведер вина и до 500 ведер пива и меду; в праздники эта цифра увеличивалась раз в пять. Тот же приказ (Большого Дворца) должен был иметь наготове деньги для раздачи бедным. Московские государи любили путешествовать по монастырям и посещать тюрьмы; за ними носили мешки с медными деньгами, они сами раздавали милостыню» (Сергеевич).

20. Казенный Двор ведал царскую казну: деньги, меха, закупку материй, изготовление золотой и всякой иной посулы как для царского обихода, так и для подарков.

21. Царская Мастерская Палата ведала заготовку платья.

22. Конюшенный приказ заведовал конюшнями, вообще выездом царским.

Д) Приказы Судебные (23—26)

23—24. Московский и Владимирский судный — ведали преимущественно дела гражданские.

25. Разбойный — дела уголовные, главным образом, разбой и кражу.

26. Холопий — дела о холопах.

Е) Самостоятельной группой являлся Посольский приказ, ведавший сношения с иноземными государствами. Ему подчинены были также приказ Полоняничный, Малороссийский и чети Новгородская, Владимирская и Галицкая.

3. Воеводы. В начале царствования Михаила Фед. воеводское управление введено было почти повсеместно, сменив прежних наместников и выборных управителей (губных старост). К половине 17-го ст. Русское государство образовало сеть уездов (по нынешнему губерний, счетом свыше полутораста); в каждом уезде управлял особый воевода; главные подчинялись непосредственно центральным органам, воеводы же мелких уездов зависели от главных. Таким образом, правительство централизовало (стянуло в свои руки) управление всем государством; воеводам подчинены стали все дела: полицейские (управление), военные, финансовые, судебные, причем их управление и контроль простирались на все классы общества (служилые, посадские, крестьянство).

Этот новый порядок управления, пришедший на смену земскому, автономному, созданному в царствование Грозного, непосредственно связал центральное правительство с областями; воевода являлся своего рода телеграфной проволокой, по которой из центра передавались приказания для исполнения на периферию, а из периферии, по этой же проволоке, стекались к центру все донесения, позволявшие ему быть постоянно в курсе дела и посылать соответственные распоряжения. Дела стали переходить в руки бюрократии, центральной (в столице) и областной; прежнее участие Земли перестало быть необходимым. Вот почему расцвет воеводского управления (в царствование Алексея Мих.) совпал с упадком земских соборов.

XIV. Церковная реформа патриарха Никона

1. Киевляне. Уже с конца царствования Михаила Фед. начинает проникать в Москву влияние киевской образованности; более оживленные сношения с Киевской Русью значительно ослабили прежнее подозрительное отношение к книгам южнорусской печати и облегчили им доступ в Московскую Русь; вслед за ними пробираются в Москву и сами киевские ученые.

2. Греки. Начинает меняться и прежний довольно распространенный взгляд на греков, якобы отступников от церковной старины. Старое мнение, будто первоначальная полнота и неповрежденность церковного чина и обряда сохранилась только в Русской церкви, перестает быть господствующим; если и не повсюду, то по крайней мере в передовом, высшем и более образованном кругу стало, наоборот, укореняться убеждение, что греки не только в вероучении, но и в обрядах, вообще во всем, держат православную веру ненарушимо, и что потому Русской церкви следует в делах церковных неуклонно держаться единения с церковью Греческой.

3. Московский кружок ревнителей благочестия. Этот новый взгляд на греков нашел себе выражение и практическое приложение в небольшом, но влиятельном кружке ревнителей благочестия, возникшем, с воцарением Алексея Мих., при московском дворе. Душой кружка был протопоп Стефан Вонифатьев, царский духовник, поклонник киевских ученых и убежденный грекофил, человек выдающийся по своему уму, высоким нравственным качествам, ревности к благочестию, и притом пользовавшийся большим влиянием на царя, своего духовного сына. Членами кружка были: один из образованнейших русских людей того времени, боярин Ф.М. Ртищев, сестра его Анна Михайловна, царский воспитатель боярин Морозов и архимандрит Новоспасского монастыря Никон, будущий патриарх. Единомышленным с ними был и молодой царь, вообще относившийся к делам, касающимся церкви, всегда: и в молодости, и в зрелые годы — с живым сочувствием и интересом.

Кружок наметил себе такую программу:

1) подвергнуть пересмотру текст церковно-богослужебных книг и исправить закравшиеся там ошибки;

2) исправить обряды и церковный чин богослужения согласно обрядам и чину, установленным в Греческой церкви;

3) создать новую школу, пригласив в нее учителей из Киевской Руси, с целью поднять образованность духовенства, среди которого было много хороших начетчиков, людей, основательно, часто даже наизусть, знающих содержание книги, то, что в ней написано, но мало людей, правильно понимающих смысл написанного и дух церковного учения.

4. Провинциальные ревнители. По указанию Вонифатьева в разных городах поставлены были протопопами священники, выдающиеся своей благочестивой жизнью, начитанностью и ревностью в исполнении своих пастырских обязанностей: в Нижнем Новгороде — Иоанн Неронов, вскоре, однако, переведенный в Москву; в Юрьевце-Повольском — Аввакум; в Костроме — Даниил; в Муроме — Логгин. Призванные воспитывать в благочестии свою паству, наставлять и обличать ее недостатки, бороться с народными пороками, они, действительно, проявили много ревности и заботы о подъеме нравственно-религиозной жизни духовенства и всего народа. Их энергичная борьба с общественной неправдой и пороками нередко накликала на них неудовольствие и преследование как со стороны подчиненного им низшего духовенства, так и со стороны паствы; протопоп Аввакум за резкие обличения свои подвергся даже побоям и должен был бежать; подобно Аввакуму, изгнан был и Даниил из Костромы.

Между этими провинциальными ревнителями благочестия и членами московского кружка было то общее, что и те, и другие одинаково признавали недочеты жизни, упадок нравственности в народе, зазорное поведение монашествующих, небрежное отправление духовенством церковных служб, недостаточное радение его о народе, который погряз в пороках, следовал обычаям, противным христианскому учению и крайне нуждался в добром примере и наставлении. Что же касается до богослужебных книг, церковного чина и обрядов, то названные выше провинциальные ревнители благочестия, подобно громадному большинству тогдашнего духовенства, придерживались старых взглядов: решительно не допускали мысли, чтобы русские церковные книги были настолько испорчены, что нуждались в исправлении и в новом переводе, особенно по новопечатным греческим книгам; мнение греков авторитетным не признавали; киевских ученых, как живших в католической Польше, в постоянном общении с униатами, считали несвободными от «латинской прелести», и вообще все обряды Русской церкви считали правильными, как установившиеся с давних времен и к тому же освещенные постановлениями Стоглавого собора.

Эти люди были представителями старой Руси, чуждые новых московских веяний, воспитанные на Псалтири, на житиях святых, на старых толстых московских сборниках, они совершенно не знали и даже не хотели знать и признавать никакой иной мудрости и науки, кроме той, что им завещали старые московские книжники. Люди традиций и обычаев, крайне неподатливые на всякую новизну, они держали себя враждебно ко всему, что стремится освободиться от уз векового отжившего обычая. Но при всей узости своих взглядов эти люди готовы были даже мученичеством запечатлеть свои верования и убеждения. Сильные характером, стойкие, готовые всем жертвовать и все претерпеть, они уже одним этим должны были производить, особенно на простую массу, сильное впечатление и придать своим верованиям характер истинности и святости.

На этой исключительно обрядовой почве Неронов, Аввакум, Логгин и Даниил уже в скором времени резко разошлись с кружком Стефана Вонифатьева и повели с ним борьбу, столь же пламенную и ожесточенную, какую только что перед этим вели со своей паствой.

5. Приступ к реформе. Начало церковным преобразованиям положено было еще до занятия Никоном патриаршей кафедры. В 1649 году из Клева были вызваны книжные переводчики Арсений Сатановский и Епифаний Славинецкий для перевода на славянский язык греческих и латинских книг; потом выписали из Греции учителей для предполагавшейся школы, послали на Восток старца Арсения Суханова для непосредственного ознакомления с порядком греческого богослужения и описания его; наконец, введением в церковную службу т. наз. единогласия и наречного пения (см. ниже, пар. 8) сделан был первый приступ к самой реформе. Однако пока жив был патриарх Иосиф, не сочувствовавший вводимым новшествам, кружку приходилось сдерживать себя, и только поставив Никона во главе Русской церкви (1652), возможно стало приступить к переменам на более широких началах.

6. Как произведена была церковная реформа (1653— 1667). Став патриархом, Никон предписал в начале 1653 г.:

1) при чтении великопостной молитвы Ефрема Сирина («Господи, Владыко живота моего»), земных поклонов класть всего только четыре, а в пояс — двенадцать, взамен прежних, исключительно земных;

2) совершать крестное знамение не двумя перстами, а тремя.

Получив это предписание, Иоанн Неронов, бывший в ту пору протопопом Казанского (в Москве) собора, призвал Аввакума и других обсудить дело. Впечатление получилось потрясающее. Ведь еще на Стоглавом соборе было постановлено: «Да будет проклят тот, кто крестится не двумя перстами!» «Видим, — писал впоследствии Аввакум, — что зима хочет быть: сердце озябло и ноги задрожали».

На резкую критику своих действий Никон ответил суровыми мерами: Неронова лишили скуфьи, Логгина и Даниила растригли, и всех троих сослали; сослан был и Аввакум, но от растрижения его спасло заступничество царя Алексея. Однако сильное противодействие, оказанное его новшествам, показало Никону, что в дальнейших своих мероприятиях ему необходимо опереться на высший авторитет церковного собора. Созванный в 1654 г., собор постановил, сообразуясь с видами Никона, заново пересмотреть церковные книги и исправить их, согласно древним характерным русским и греческим книгам. Щекотливый вопрос о двоеперстии не возбуждался; Никон ограничился рассмотрением второстепенных и менее жгучих: о том, когда на литургии держать царские двери открытыми, в котором часу начинать саму литургию; кто имеет право читать и петь на амвоне, т. п. Собор прошел бы совсем гладко, не настаивай епископ коломенский Павел на сохранении прежнего числа земных поклонов при чтении великопостной молитвы Ефрема Сирина. Ничто не могло поколебать Павла; он упорно стоял на своем и вызвал крайнее раздражение в Никоне, по натуре своей человеке властном и несдержанном. Патриарх лишил епископа его кафедры, «снял с него мантию, предал тяжкому телесному наказанию и сослал в заточение, вследствие чего Павел сошел с ума, и никто не видел, как погиб бедный, зверями ли похищен или в реку упал и утонул» (митр. Макарий).

Тогда же воздвиг Никон гонение на иконы франкского письма, т.е. писанные по западным, латинским образцам. В надругание над ними и в поучение народу он велел соскабливать с досок лики святых и в таком виде носить их по улицам, на показ. Наконец, в неделю православия (1655), в Успенском соборе при торжественной обстановке в присутствии патриархов антиохийского и сербского объявлено было запрещение, под страхом отлучения, писать и держать у себя такие иконы. Для вящшего вразумления Никон брал эти образы в руки, показывал их молящимся и с силой бросал один за другим на пол, разбивая их на куски о железные плиты, и только снисходя к просьбе царя, ограничился приказанием зарыть разломанные куски, а не сжечь, как первоначально хотел было. Грубое выступление Никона против икон возмутило благочестивых людей, дав новое орудие против него. Патриарха стали называть иконоборцем, даже хотели убить его. В бедствиях моровой язвы, которая в ту пору уносила много жертв в городе Москве и вызвала панику в народе, видели перст божий и наказание за никоновские новшества.

Тогда же патриарх антиохийский Макарий произнес анафему на двуперстие, а новый собор русских иерархов (1656) подтвердил ее.

Таким образом, реформы Никона свелись к простому обряду и букве. Само исправление книг, правильно задуманное и вполне необходимое, ничем не расширило религиозного сознания русского человека, оставив его на прежнем уровне духовного просвещения. Обряд заслонил перед Никоном гораздо более важное — нравственно-религиозную и церковную жизнь тогдашнего общества, в частности, духовенства: эта жизнь нуждалась в реформе больше, чем простой обряд. Для веры и благочестия было решительно все равно, крестятся ли люди двумя перстами или тремя, двоят или троят аллилуйю, отправляют ли церковную службу по новоисправленным или по старым дониконовским книгам: замена одного обряда другим еще не избавляла от нестроения в жизни церковной. И действительно, Русская церковь и после реформы осталась с прежними несовершенствами, а русское общество — с прежними пороками и недостатками, как и раньше, столь же далекое от истинного понимания духа и смысла христианского учения.

Впоследствии новый собор русских иерархов (1666) признал преобразования Никона правильными, однако никакого проклятия и прямого осуждения ни на старопечатные книги, ни на двуперстие или сугубую аллилуйю, ни на другие обряды, которых продолжали держаться противники нововведений, не наложил. Подвергшись опале, Никон потерял прежнее влияние на дела, и собор счел возможным игнорировать прежнее постановление о проклятии за двуперстие, так что стало возможным надеяться, что терпимость, проявленная к инакомыслящим, сгладит или сделает менее чувствительной пропасть, вырытую в период патриаршества Никона. К сожалению, последовавший затем собор 1667 г. углубил ее еще сильнее и довел дело до полного, окончательного разрыва.

На соборе 1667 г. видное участие принимали греческие иерархи с двумя восточными патриархами во главе. Им принадлежало там первое место и первый голос. Греки воспользовались благоприятным случаем восстановить авторитет своей церкви, поколебленный в глазах русских еще со времен Флорентийской унии, и показать, что подозрения и нарекания на нее неосновательны. Под их давлением собор разрешил от клятвы Стоглавого собора троеперстников и троивших аллилуйю — клятвы, якобы наложенной «нерассудно, простотой и невежеством», и в свою очередь, наложил анафему на двуперстие и сугубую аллилуйю. Таким образом, старообрядцы были поставлены на одну доску с еретиками и тем положено начало печальному явлению в русской жизни — расколу.

7. Личность патр. Никона. Никон лишен был правильного систематического образования и, как большинство его современников, не умел отделить в делах веры существенное от несущественного, веру и учение церкви от церковного обряда и установленного чина. В этом отношении он ничем не отличался от своих противников; как те, так и он был в сущности типичный старый московский начетчик, подчас очень односторонний и узкий в деле понимания веры и благочестия. Первоначально он сам держался старых обычаев, но позже, под влиянием кружка ревнителей и знакомства с киевскими учеными и наезжавшими в Москву греками, изменил прежний взгляд, сделался поклонником всего греческого и со свойственной ему энергией, страстностью и увлечением стал проводить в жизнь новые воззрения. Глубоко религиозный, с душой, жаждующей деятельности, он сливал в своем представлении обряд с верой и всякое изменение формы, в какую она отлилась, понимал как искажение веры, нечестивое и преступное.

Вот почему чем ближе друг к другу стояли Никон и сторонники старых обрядов в ложном понимании и смешении этих обрядов с сущностью православной веры, тем резче разошлись они, тем непримиримее стало их взаимное ожесточение. И Никон, и старообрядцы одинаково горели чистой, пламенной верой, но лишенные истинного просвещения, они не сумели подняться над формой и породили, при пагубном участии греков, тот разлад, который до сей поры разделяет нашу церковь, создав из одной две церкви: одну — господствующую, принявшую реформы Никона, другую — старообрядческую, отказавшуюся от них, а между тем и та, и другая одинаково православные, одинаково правильно исповедуют веру Христову, согласно учению и постановлению 7 вселенских соборов.

Помимо всего, духовная распря приняла особенно острый характер вследствие личных недостатков Никона. Это был человек крутого нрава, властный, деспот в душе, горячка, не умевший владеть собой. Облеченный громадной властью, он не сносил сопротивления и не знал меры в наказании. Его вера в свой авторитет была так велика, что ему казалось, достаточно одного его слова чтобы заставить всех повиноваться, а это самомнение мешало ему замечать, как сильно оскорблял он многих своими требованиями, как грубо задевал в человеке самые деликатные его чувства. Никона ненавидели, и в значительной степени эта ненависть причина того, что многие из его мер, сами по себе вполне справедливые и разумные, заранее встречали к себе враждебное отношение, единственно потому, что исходили от него. Вводя свою реформу насильственно, Никон забывал, что в делах веры победу одерживает не насилие, а убеждение, и что гонение лишь усиливает сопротивление, превращает гонимых в жертву, придает им ореол мученичества и лишь увеличивает число их сторонников.

8. Единогласие. Церковный устав, введенный в Русскую церковь, был позаимствован из восточных, самых строгих монастырей; там он применялся только в монастырях, у нас же его ввели, кроме того, в приходских церквах. Согласно этому уставу, необходимо было вычитать и пропеть без всяких пропусков все, что в нем полагалось. Церковная служба поэтому была очень длинная, утомительная, и, во внимание к немощи мирских людей, ради снисхождения к их житейским заботам, стали совершать ее разом, несколькими голосами: стали употреблять многогласие, т.е. единовременно петь положенное по уставу в несколько голосов сразу: «Один пел, другой в это время читал, третий говорил эктении или возгласы, или читали сразу в несколько голосов и каждый свое особое, не обращая внимания на других, и даже стараясь перекричать». Устав при этом, действительно, соблюдался полностью, в нем ничего не пропускалось, но такая служба вместо назидания приучала к механическому, бессмысленному отправлению. «Многие из народа стали смотреть на посещение церкви, как на одну формальность, и не только во время богослужения держали себя крайне непристойно, что чуть ли не сделалось общим правилом, но и старались ходить в те именно церкви, где служба, ради многогласия, совершалась с особой скоростью. Со своей стороны, духовенство, желая заманить в свои храмы побольше народу, доводило скорость церковных служб до крайности, дозволяя в храме читать единовременно голосов в шесть и больше» (Каптерев). Введенное Никоном единогласие удлинило церковную службу, зато сделало ее благопристойнее и осмысленнее.

Церковное пение было т. наз. хомовое, или раздельноречное: каждый слог намеренно растягивался и между слогами вставлялось, с той же целью, по два слога: хомо, что сильно искажало форму слова, затрудняя его понимание. Например, слово «благослови» пелось: бла-хомо-гохомо-слохомо-ви. Вместо раздельноречного пения Никон ввел наречное — то, что теперь в обиходе в наших церквах — более красивое и натуральное.

9. Двуперстие и троеперстие. Перстосложение, по учению православной господствующей церкви, должно быть двоякое:

1) Троеперстное — верующий осеняет себя крестным знамением во имя св. Троицы, слагая для этого три первых пальца правой руки и пригнув два последних к ладони.

2) Двуперстное, или именословное — священнослужитель благословляет верующих во имя Иисуса Христа, в знак признания в нем двух естеств, божественного и человеческого. Для этого пальцы правой руки складываются так, чтобы изобразить собою первые и последние буквы имени: IC.XC, т.е. Иисус Христос. Указательный палец простерт — внешним своим видом напоминает букву I; средний, подле указательного, наклонен — букву С; большой палец приложен к безымянному, пересекая его — букву X; мизинец, подле них, согнут — тоже изображает букву С.

Перстосложение, по учению православной старообрядческой церкви: в обоих случаях, и для наложения крестного знамени на самого себя, и для благословения верующих иереем, допускается одно только двуперстие.

Первоначально, вплоть до IX века, христиане знаменовались одним перстом. Это была пора, когда новой христианской вере приходилось отстаивать себя в борьбе с язычеством, т.е. с многобожием, и потому, налагая на себя единоперстие, христианин выражал этим внешним знаком свою веру в единого Бога-Творца, свою готовность исполнить первую и главную заповедь божию: «Да не будут тебе бози иные, разве Мене».

Между тем с веками на Востоке возникла и получила большое распространение ересь монофизитов. Она учила, что в Иисусе Христе оба естества, божественное и человеческое, слиты нераздельно, и человеческое поглощено началом божественным; иными словами , признавая Христа-Бога, монофизиты отрицали реальное существование Христа-Человека: последнего, по их мнению, можно различать от Христа-Бога только мысленно. Отсюда отрицание возможности для Иисуса Христа всех тех чисто человеческих, физических страданий, о которых нам повествует Евангелие.

Видоизменением монофизитской ереси была ересь монофелитов. Делая уступку православному воззрению о двух естествах, она утверждала, что в Христе, при двух естествах, одна только воля, а не две, божественная и человеческая.

Первая ересь была осуждена на 4-м вселенском соборе в Халкидоне (451), вторая — на шестом, в Константинополе (681). Собор 451 г. признал, что Иисус Христос, по воплощении Своем на земле, пребывал в двух природах, неслиянных и нераздельных; а собор 681 г. — что в Иисусе Христе следует исповедовать две воли, человеческую и божественную, причем воля человеческая находится в полном согласии с волей божественной, и хотя подчинена ей, но ею не уничтожается.

Обе ереси, однако, упорно держались на Востоке и, несмотря на упорную борьбу с ними, до сих пор еще насчитывают там своих последователей (монофизиты: яковиты в Сирии, армяно-грегориане, копты в Абиссинии; монофелиты: марониты в Сирии).

Для православных обе эти ереси, при всем их отличии, одинаково означали неправильное и недопустимое признание в Иисусе Христе одного только начала. При такой обстановке единоперстие могло дать повод к ложному толкованию, и потому в целях резче ограничиться и отделиться от еретиков православные стали знаменоваться не одним, а двумя перстами, заявляя этим: в Христе мы исповедуем не одно естество, а два, не одну волю, а две. Двуперстие держалось в Греческой церкви с 9-го по 12 ст., и так как Россия приняла христианство в конце X в., то и в ней принято было то же знаменование двумя перстами.

Но на Востоке возникла и держалась еще Несториева ересь (3-й вселенский собор в Ефесе, 431 г.). Несторий учил, что в Иисусе Христе два естества соединены лишь внешним образом, что Христос родился человеком и только носил в себе божество, и что потому он не равен первой и третьей Ипостаси св. Троицы, и Мать Его есть «Христородица», а не «Богородица». Несториане, как и православные, знаменовались тоже двуперстием; и вот, подобно тому, как раньше православная церковь, чтобы отделить себя от монофизитов и монофелитов, заменила единоперстие двуперстием, так и теперь, чтобы не смешивать себя с последователями Нестория, вместо двуперстия приняла троеперстное знаменование, заявляя этим, что она верит не в две Ипостаси (Бога-Отца и Бога-Духа), а в три, равных и единосущных (Бога-Отца, Бога-Сына, Бога-Духа). Троеперстие с течением времени окончательно утвердилось в Греции, вытеснив двуперстие, и в 17-м ст., ко времени патриарха Никона, было там во всеобщем употреблении.

Стоглавый собор и вслед за ним старообрядцы были неправы, полагая, что троеперстие есть знаменование еретическое, достойное анафематствования; но не прав был и Никон, вводя троеперстие насильственно и в двуперстии видя что-то преступное и неправильное. Зато Никон был прав, желая согласовать русский обряд с греческим, так как и Русская церковь, и Греческая только побеги одной церкви — православной; но не прав был собор 1667 г., предавая проклятию тех, кто не следовал троеперстию.

10. Сугубая и трегубая аллилуйя. В старину в Греческой церкви аллилуйю трегубили, но не исключалась и аллилуйя сугубая; последняя особенно была в употреблении в Малой Азии. Когда, с завоеванием Константинополя крестоносцами (1204), политический центр Византийской империи перенесен был туда, сугубая аллилуйя вошла в обиход и в среде высшего руководящего духовенства, что придало ей известный авторитет. Из Малой Азии она перешла к южным славянам, а от них (в половине XV в.) — в Московскую Русь. Однако в европейской части Византийской империи по-прежнему держалась трегубая аллилуйя; с течением времени она вытеснила сугубую и из малоазиатских провинций, так что старый порядок (троение) был восстановлен в Византии повсюду.

Между тем в России сугубая аллилуйя пустила корни настолько прочные, что Стоглавый собор (1551) признал троение формой совершенно недопустимой, «латинством и жидовством», и когда Никон вздумал ввести греческий порядок славословия божия, в этом увидели новшество и еретичество. Дело в том, что «аллилуйя» есть слово еврейское, означает: «слава Тебе, Боже», и потому — указывали старообрядцы — если троить («Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже»), то выйдет, что мы повторяем одну и ту же мысль четыре раза, что излишне, так как само славословие нами возглашается в честь и похвалу св. Троицы, трех Ипостасей ее.

11. Крест. В древности крест как эмблема мученической смерти Иисуса Христа изображался различно: 4-х, 6-ти, 8-ми и даже 3-конечным (в виде латинской буквы Т), смотря по тому, выступали или нет за края вертикального столба поперечные дощечки: верхняя, с инициалами: I. Н. Ц. I. (Иисус Назарянин, Царь Иудейский), и нижняя, служившая подпоркой для ног. В России к половине 17-го ст. установилась форма 8-конечная (не исключался крест и о 6 концах); на Западе, наоборот, — форма 4-конечного креста. Отсюда, под влиянием европейской иконографии, как дань духу времени, 4-конечный крест вошел в употребление и в Русской церкви, однако вскоре был признан опасным новшеством, подвергся гонению и анафеме; и когда Никон постановил вырезать, за литургией, на просфорах, 4-конечный крест, то старообрядцы увидели в этом лишнее доказательство уклонения патриарха от истинного православия.

12. Главнейшие обрядовые отличия старообрядческой церкви от преобразованной согласно постановлениям Собора 1667 г.

1. Крестное знамение при осенений самого себя крестом: двуперстное вм. троеперстия.

2. Аллилуйя. Сугубая вм. трегубой.

3. Крест. Исключительно 8-конечный; собор же 1667 г. допускает три формы безразлично: 4-х, 6-ти и 8-конечную.

4. Число просфор на проскомидии. Семь вм. пяти.

5. Крестный ход. Посолонь, вм. хождения против солнца. NB. Собор 1667 г. допустил, однако, и посолонь, но исключительно при бракосочетании (когда жениха и невесту обводят вокруг налоя).

6. Поклоны при чтении великопостной молитвы Ефрема Сирина. Исключительно земные вм. введенных Никоном 4-земных и 12-поясных.

7. Иконы. Допускаются исключительно старого образца, т.е. писанные до времен Никона, или же, если позднейшие, то по старым образцам.

8. Бритье бороды. Старообрядцы придерживаются постановления Стоглавого собора, который признал бритье бороды латинской ересью, запретил поэтому отпевать брадобрийцев по смерти, творить по ним сорокоуст, приносить по ним в церковь свечи и просфоры.

9. «И огнем». Еще задолго до патр. Никона книжный справщик, архимандрит Троицкого монастыря Дионисий поплатился за то, что (правильно) выкинул из водосвятной молитвы слова «и огнем»: «Освяти воду сию Духом Твоим и огнем». Ему поставили в вину желание «вывести огонь из мира» (1618). На этой вставке, вошедшей во все требники, держался обычай, при освящении воды, погружать в нее зажженные свечи. Указанная вставка была признана неправильной и вычеркнута, но сам обычай опускания зажженных свечей держался еще некоторое время, пока собор 1667 г. не отменил его окончательно.

Отличия в тексте богослужебных книг

10. Молитва Господня. «Отче наш... и остави нам долги наша, яко и мы оставляем... и невоведи нас во искушение».

Вместо: «якоже и мы... и не введи нас во искужение».

11. Символ веры. «Верую во единого Бога... И во единого Господа Исуса Христа, ...рожденна, а несотворен-на... и нашего ради спасения сошедшего с небес и воплотившегося от Духа Свята и Мария Девы... Распята же за ны... и воскресша во третий день по писаниих. Его же царствию несть конца... И в Духа Святого истинного и животворящего».

Вместо: «Иисуса Христа... рожденна, несотворенна... сшедшего с небес... Марии Девы... Распятого за ны... и воскресшего в... по писаниям... Его же царствию не будет конца... И в Духа Святого животворящего».

12. Молитва Деве Марии. «Богородица, Дево, радуйся обрадованная Мария... яко родила еси Христа Спаса».

Вместо: «Богородица, Дево, радуйся, благодатная Мария... яко Спаса родила еси».

13. Исус (по Стоглаву) — Иисус (собор 1667 г.).

14. Псалом «Да воскреснет Бог». «Да воскреснет Бог и разыдутся врази его» вм. «да расточатся врази его».

15. Пасхальная молитва. «Христос воскресе из мертвых смертию на смерть наступив и гробным живот даровав» вм. «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ».

16. На ектений: «день весь совершен, свят, мирен, безгрешен испросивше себе и друг другу и весь живот наш Христу Богу предадим»; и еще: «единение веры и причастие Св. Духа испросивше себе и друг другу и весь живот наш Христу Богу предадим», вместо: «сами себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим» (в обоих случаях).

________________________________

Можно указать на два нововведения патр. Никона, не удержавшиеся и собором 1667 г. отмененные:

1. Молитва Иисусова. Старую форму: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас» Никон заменил было другой: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас».

2. Освящение воды на празднике Крещения Господня (6 января) совершалось дважды: накануне, в навечерии, в церкви, и потом в самый день праздника, на реке; Никон же постановил освящать ее только один раз, накануне, и притом на реке.

XV. Что создало абсолютную власть московских государей в XVII в.

1. Идея власти (Иван Грозный). Ко второй половине XVI в. абсолютная власть, если еще не в действительности, то в идее уже вполне сложилась, и эта идея только ждала благоприятных условий, чтобы вылиться в реальные формы. Гордый сознанием своей независимости, Иван Грозный высокомерно указывал Стефану Баторию, что он царь «по божьему изволению, а не по многомятежному человечества хотению», т.е. что власть свою получил он от Бога, а не по воле или капризу людей, как это было с польским королем, и что, следовательно, сам Бог повелевает подданным царя повиноваться ему, своему ставленнику и наместнику. — Высокомерно смотрел Грозный и на Густава Вазу, положившего в Швеции начало новой династии: русский царь считал для себя унизительным непосредственные сношения с ним или, позже, с его преемником-сыном (Ериком): достаточно определить для этого своего слугу, новгородского наместника; человек, еще недавно «торговавший животиною», не имел права требовать большего: подобное требование равнялось бы безумству и отстояло бы от здравого смысла столь же далеко, как отстоит «небо от земли». — Тот же горделивый взгляд на свое высокое положение слышится и в словах Ивана, обращенных к Елизавете, королеве английской: мы думали, ты самостоятельно правишь своим государством, между тем, оказывается, правят им твои подданные, не ты; и благо бы, правили одни люди благородные, а то, вместе с ними, и простые купцы («мы чаяли того, что ты на своем государстве государыня и сама владеешь и своей государской чести смотришь. Ажио у тебя мимо тебя люди владеют, и не токмо люди, но мужики торговые»).

2. Идея временно поколеблена. Смутные годы грозили расшатать идею независимой власти русского государя: цари сразу очутились на положении «Стефана Батория»: их пришлось избирать как раз «по многомятежному человечества хотению» (1598, 1610, 1613); хуже того: царей насильственно низводили с престола, самым «многомятежным» образом (1605, 1606, 1610); при возведении на трон предъявляли им условия (1606, 1610, может быть, и в 1613 г.); их действия подвергались открытой критике, не останавливавшейся даже перед прямым оскорблением: брань, раздававшаяся по адресу Бориса Годунова («лукавый хитролис», «рабо-царь»), Лжедимитрия I («вор», «растрига»), Василия Шуйского («клятвопреступник», «пьяница»), конечно, не могли ужиться с мыслью о божественном происхождении царской власти.

И тем не менее, идея пережила острый кризис, не только не погибла, но пустила даже новые ростки и углубила прежние корни.

3. Потребность в сильной власти. Сильной власти требовала сама жизнь. Развал, созданный Лихолетьем, настолько расшатал государственный организм России, что только повинуясь единой, независимой воле, возможно было справиться с предстоящей задачей — восстановить нарушенный порядок и вернуть страну к прежним нормальным условиям жизни. Не так ли в бурю на море, — если корабль не тонет, то главным образом потому, что команда беспрекословно исполняет приказания своего командира?

Потребность в такой власти чувствовалась на протяжении всего 17-го ст., потому что едва успели в царствование Михаила Фед. наладить порядок, как он снова заколебался (бунты 1648, 1650, 1662 гг.), а восстание Стеньки Разина дало все основания опасаться, как бы не пришлось вторично переживать Смутные годы, едва не погубившие Русскую землю в начале этого века.

4. Поддержка, оказанная Земскими соборами. Ценную поддержку верховной власти оказали Земские соборы, собиравшиеся в XVII в.: действуя с ней рука об руку, они со своим авторитетом воспитывали русское общество в уважении и преклонении перед властью государя, делая это тем охотнее еще и потому, что интересы их и верховной власти в значительной мере были тождественны: по составу соборы являлись представителями преимущественно средних классов: служилых людей; от правительства они ждали себе вотчин и поместий, запрещения крестьянских переходов, что было на руку и самому правительству, желавшему, чтобы государственные земли по возможности не пустовали, но принимали активное участие в несении военной службы.

5. Внешние условия, благоприятствовавшие развитию абсолютной власти

а) Худородные люди. Ивану Грозному еще приходилось считаться с княжатами, теперь же место титулованных и родовитых бояр заняли преимущественно люди худородные, без прошлого, без традиций, освященных временем; прежние бояре могли ссылаться на традиции, как на своего рода неписанное право, новые же, худородные люди всем были обязаны милости государя и даже на самых высоких постах всегда чувствовали полную зависимость свою от него.

б) Рознь классов. С другой стороны, рознь классов, резко обозначившаяся в Смутное время, не заглохла и теперь. Население Московской Руси XVII в. делилось на две основные группы: служилых и тяглых; первая группа кормилась за счет другой; вторая кормила первую. Повинность кормления была тяжелая, и тяглец старался уклониться от нее (бега на окраины государства, закладничество), переложить, при случае, часть своего тягла на своего же собрата, а то и прямо поживиться за его счет: посадские люди закидывали правительство жалобами на то, что крестьяне устраивались на посадских землях слободами, конкурировали в промыслах и торговле, не участвуя, однако, в общем несении повинностей.

Была еще третья группа — духовенство. Оно стояло особняком и его интересы не совпадали ни с первой, ни со второй группами. Хотя и в более слабой степени оно тоже должно было кормить служилый класс; но льготные условия, на каких оно владело своими обширными землями, ставили духовенство в привилегированное положение: оно, в свою очередь, кормилось за счет тяглого класса. Недаром жалобы крестьянских общин на закладничество, а посадских людей — на усиленный рост слобод направлены были, главным образом, против монастырских земель, куда охотно стекались и закладчики, и слобожане благодаря выгодным условиям, какие те могли предложить им.

Рознь интересов мешала этим трем группам действовать совместно и солидарно, как действовали они, например, в Англии, где резкого антагонизма между сословиями никогда не существовало, и где потому сословия добились сравнительно легко участия в управлении государством.

в) Патриаршество. Учреждение патриаршества не сделало церковь самостоятельнее; она и теперь, как раньше, осталась орудием в руках светской власти. Владея обширными землями, церковь видела в царе источник своего богатства, а это ставило ее в зависимое положение, до известной степени связывало ее действия. Если титул «великого государя», присвоенный в царствование Михаила Фед. патр. Филарету, и усилил авторитет главы Русской церкви, то сам патриарх — отец молодого царя, новичка на престоле — использовал этот авторитет скорее в интересах фамильных, чем в интересах самой церкви.

Попытка Никона поставить власть патриарха независимо и даже выше власти царской не имела под собой почвы и скорее послужила ей на пользу, своим неуспехом она лишь подняла особу государя на новую высоту: с удалением Никона в Воскресенский монастырь наступил болезненный для церкви период междупатриаршества (1658—1667); управление церковью фактически перешло в руки царя Алексея, что приучало видеть в нем не только государя-самодержца, но и безапелляционного повелителя также и в церковной жизни, так что позже Петру Великому оставалось сделать всего один шаг, чтобы нанести решительный удар патриаршеству и окончательно поработить Русскую церковь.

6. Система управления. Централизация власти, возможность непосредственно из центра следить за жизнью страны и руководить ею, проникая во все классы населения, одним уже этим ставила волю государя источником и началом всякой деятельности. Государь правил страной посредством боярской Думы, приказов и воевод — все эти три органа были лишь послушными орудиями в его руках. Боярская Дума в XVII в. существенно отличалась от думы XVI в. Раньше там сидели люди, положением своим обязанные прошлому, которое сложилось для них независимо от воли государя — теперь в Думу попадали лишь те, на кого государю угодно было излить свою милость; сама Дума была по существу исключительно органом совещательным: законодательствовала она лишь по поручению в тех случаях, когда государь передавал ей это право. В приказах сидели приказные дельцы, дьяки, ведавшие канцелярией и ее делопроизводством; обязанные своей служебной карьерой той же милости государя, они еще более, чем члены боярской Думы, проводили в жизнь лишь то, что предписывалось им свыше. Такой же характер исполнителей чужой воли носили и воеводы. Таким образом, и строй управления, скрепляя создавшееся положение, в значительной мере содействовал развитию абсолютной власти.

7. Результаты. В результате создалось положение, которое современник (Котошихин) определял такими словами: «И с кем похочет (государь) учинити войну и покой, и по покою что кому по дружбе отдати, или какую помочь чинити, или и иные всякие великие и малые своего государства дела похочет по своей мысли учинити, з бояры и з думными людми спрашивается о том мало, в его воле, что хочет, то учинити может; однако кого из бояр и из думных и из простых людей любит и жалует, спрашивается и советует с ними о всяких делах».

XVI. Памятники духовной культуры. 1613—1682

Полемические сочинения, вызванные церковной унией в Русской Польше (продолжение. Прежние, за 1577— 1612 гг., см. в предыдущем отделе).

1. 1617. Лев Кревза. «Оборона церковной унии», против православного учения.

2. 1618. Кирилл Транквиллион. «Зерцало богословия», первый в югозападной литературе опыт систематического изложения догмы православного учения.

3. 1621. Захарий Копыстенский. «Палинодия, или оборона кафолической всходной церкви», в опровержение книги Кревзы «Оборона церковной унии».

4. 1621. Мелетий Смотрицкий. Верификация, или оправдание невинности и опровержение мнений, унижающих русский народ», в защиту православия.

5. 1621. Митр. Рутский (униат). «Сугубая вина», в опровержение «Верификации».

6. 1621. Мел. Смотрицкий. «Оборона Верификации».

7. 1627. Мел. Смотрицкий. «Замечания о шести (догматических) различиях между церковью Восточной и Западной». В этом сочинении Смотрицкий уже придерживается взглядов не Греческой, а Латинской церкви.

8. 1628. Мел. Смотрицкий. «Апология путешествия на Восток».

9. 1628. Мел. Смотрицкий. «Протестация против Кикевского собора 1628 г.», полемика с собором, осудившим его «Апологию».

10. 1629. Андрей Мужиловский. «Антидотум (противоядие) народу русскому против Апологии Смотрицкого».

11. 1629. Мел. Смотрицкий. «Экзегесис, или Росправа между Апологией и Антидотумом», полемика с Мужиловским.

12. 1629. Мел. Смотрицкий. «Паренесис (увещание) к Святодуховскому братству и всему русскому народу», совет принять унию.

13. 1642. Кассиан Сакович. «Перспектива, или изображение заблуждений, ересей и суеверий греко-русской дезунитской церкви».

14. 1644. Петр Могила. «Лифос, или камень, брошенный на сокрушение лживо-темной Перспективы». Полемизируя с Саковичем, автор вместе с тем дает полную апологетику православной Западнорусской церкви.

15. 1645. Петр Могила. «Православное исповедание веры», сокращенное издание (т. наз. «Малый Катехизис»), защита православной веры.

16. 1648. «Книга о вере», сборник западнорусских сочинений против латинян и униатов.

17. 1655. Лазарь Баранович. «Новая мера старой веры», полемика против учения Латинской церкви о главенстве папы и о сошествии Св. Духа (filioque).

______________________________

Сочинения полемического содержания по вопросам веры, написанные в Московской Руси (18—19: инослав-ные учения; 20—23: раскол старообрядчества).

18. 1642. Иван Наседка. «Изложение на лютеры», сборник статей, направленных против протестантского учения.

19. 1644. «Кириллова книга», против протестантов и католиков.

20. 1650. Арсений Суханов. «Прения с греками о вере». Автор, один из самых ревностных приверженцев тех обрядов, с которыми несколько лет спустя патр. Никон поведет энергичную борьбу (сугубая аллилуйя, двуперстие и др.).

21. 1666. Симеон Полоцкий. «Жезл правления», полемика со старообрядцами.

22. 1682. Патр. Иоаким. «Уветдуховный», то же.

23. «Житие протопопа Аввакума», написанное им самим (ум. 1681); одна из наиболее ярких страниц в истории русского раскола, тех болезненных отношений и взаимного ожесточенния, какое сложилось между старообрядцами и сторонниками церковной реформы патр. Никона.

________________________________

Сочинения духовного содержания.

24. 1660. Иоанникий Галятовский. «Ключ разумения», сборник поучений.

25. 1666. Лазарь Баранович. «Меч духовный», сборник поучений.

26. 1674. Л. Баранович. «Трубы словес проповедных», тоже сборник поучений.

27. Симеон Полоцкий. «Венец веры», первый опыт в московской литературе догматического изложения православной веры. Патр. Иоаким называл эту книгу «венцом из западного терния», находя в ней толкования применительно к учению Латинской церкви (о времени пресуществления Св. Даров). Учение христианское изложено в форме вопросов и ответов; среди них много самых странных и изощренных, в духе той схоластики, какой придерживались западные богословы того времени: зачем Христос родился именно в декабре? в какой час дня совершилось благовещение и рождение Христово? мог ли Христос говорить с самого появления Своего на свет? зачем Спасителя пригвоздили ко кресту четырьмя, а не тремя гвоздями? воскреснут ли мертвые, при втором пришествии Иисуса Христа, с волосами и ногтями, которых у людей могло накопиться много, так как при жизни они их обрезали? Страшный суд будет происходить в Иосафатовой долине, около Иерусалима, и так как там не хватит места на всех, то как разместятся остальные (ответ: остальные будут стоять на воздухе, ярусами, одни над другими)?

28. 1681. Сим. Полоцкий, «Обед душевный», сборник проповедей.

29. 1683. Сим. Полоцкий. «Вечеря душевная», другой сборник проповедей.

______________________________

Сочинения светского содержания (30—34: о Смутном времени; составлены в царствование Михаила Фед.).

30. «Иное сказание о самозванцах», неизвестного автора.

31. Дьяк Иван Тимофеев. «Временник».

32. Князь Катырев-Ростовский. «Повесть от прежних лет».

33. «Книга, глаголемая Новый Летописец», неизвестного автора.

34. Авраамий Палицын, «Сказание» об осаде Троицкого монастыря поляками и казаками.

35. Сочинения Юрия Крижанича.

36. 1667. Гр. Котошихин. «О России в царствование Алексея Мих.».

37. 1674. Иннокентий Гизель. «Киевский Синопсис», первый учебник по русской истории.

38. Сильвестр Медведев. «Оглавление книг и кто их сложил», первое библиографическое описание русской книжной литературы.

______________________________

Беллетристика (сказки, повести, драматические произведения, стихотворения).

39. «Сказка о Шемякином суде».

40. «Сказка о Еруслане Лазаревиче».

41. «Сказка о Бове-Королевиче».

42. «Повесть о Фоме и Ереме».

43. «История о российском дворянине Флоре Скобееве».

44. «Повесть о Горе-Злосчастии».

45. «Повесть о Савве Грудцыне».

46. Сим. Полоцкий. «Комедия о Навуходоносоре царе».

47. Сим. Полоцкий «Комедия притчи о Блудном сыне».

48. Сим. Полоцкий. «Вертоград Многоцветный», сборник стихотворений, («вирш»).

______________________________

Иллюстрированные издания светского содержания.

49. «Царский Титулярник»; известен еще под двумя другими названиями: «Корень Российских государей» и «Большая государственная книга 1672 г.»: раскрашенные портреты русских государей, начиная от Рюрика до Алексея Мих. включительно, русских патриархов (Иов-Питирим) и современных царю Алексею государей европейских; работа русских мастеров, 1672 г. (Спб. Эрмитаж); текст издан с портретами. Спб. 1903.

50. «Книга об избрании и венчании на престол царя Михаила Федоровича», с раскрашенными рисунками, 1672—1673 гг. (Москва. Гл. Арх. Мин. Ин. Дел). Напеч.: М. 1856.

51. Лицевое житие преп. Зосимы и Савватия, чудотв. соловецких, 1623 г.; миниатюры превосходной работы (Казань, Духовн. Академия).

52. Лицевое житие царевича Димитрия, второй половины XVII в. «Особенно любопытны костюмы, латы, шлем, роброны полек и т.д.» (Лихачев) (Москва. Собрание К.Т. Солдатенкова).

53. Евангелие Сийского Антониева монастыря, «редчайший образец иллюстрированного недельного (апракос) евангелия»; число миниатюр свыше 2130 — «цифра небывалая в истории византийско-русских лицевых кодексов. Трудно указать другой памятник, который бы давал столь полное и наглядное понятие о состоянии русской живописи того времени. В миниатюрах этого кодекса нашли свое гармоническое сочетание воспитанная в русских художниках западной школой идея красоты и уважение к иератическому характеру православной иконописи. Старинное рабское преклонение перед установленными схемами уже уступило место свободному к ним отношению: связь со стариной не была еще совсем порвана, но старина не мешала уже некоторому простору религиозно-художественной мысли. Миниатюристы не копировали свои картины с западных образцов, но сочиняли их сами» (Покровский); второй половины XVII в.; работа московская; в Сийский м-рь поступило в 1692 г.

54. Евангелие 1678 г., с 1200 миниатюрами. «По обилию миниатюр оно занимает первое место после Сийского евангелия. Стиль миниатюр западный, живописный» (Покровский); работа, по всей вероятности, мастера И. Максимова, ученика Симона Ушакова; по заказу государя (Спб. Петропавловский собор).

NB. Симон Федоров Ушаков (1626—1686), один из лучших иконописцев времени Алексея Мих. Он первый сделал попытку сблизить нашу иконопись с живописью. Воспитавшись на образцах старой иконописной школы царских мастеров, он не ушел от влияния западных художников: его рисунок отличается правильностью; в фигурах его святых много жизни (выразительные лица; широко раскрытые глаза); свой материал он черпал из гравюр, иллюстрированных изданий или прямо брал его в природе. Лучшие произведения Ушакова — его иконы в Грузинской церкви, в Москве.

___________________________

Церкви. Со второй половины 17-го ст. существенно меняется тип церковных построек: народная шатровая форма изгоняется, ей место только в колокольнях и крыльцах, взамен стали строиться ярусные церкви, как в старину, пятиглавые; фасадные стены пестро изукрашены цветными кирпичами и израсцами; окна обводятся витыми колонками; вообще внешняя декорация сменила прежнюю простоту и суровое величие гладких стен; общее впечатление чего-то игрушечного и несерьезного.

55. Троицкий монастырь в Муроме, 1648 г., очень декоративный и нарядный.

56. Церковь Рождества Богородицы в Путинках, в Москве, 1649—1652 гг.; тоже очень декоративная; но шатровая форма еще не тронута.

57. Церковь Воскресения Господня на Дебре, в Костроме, 1652 г.; яркий образец расцвета новой церковной архитектуры: 5-главая; галерея с трех сторон; наружные стены разрисованы в шашку, вазами, кувшинами, квадратиками, треугольниками, светлыми вперемежку с темными; окна обведены тонкими колонками наподобие жгутов; общее впечатление праздничное, нарядное, пестрое.

58. Церковь Грузинской Б. М., в Москве, 1653 г.; типичный образец московского барокко.

59. «Новый Иерусалим», собор в с. Воскресенском, в 45 верстах от Москвы, построен патр. Никоном, по образцу храма Воскресения Христова в Иерусалиме, 1658— 1666; 1676-1685 гг.

60. Троицкая церковь в Останкине, под Москвой, 1668 г., того же типа.

61. Ц. Иоанна Предтечи в Толчкове (предместье Ярославля), 1671 — 1687 гг. На ярославских церквах вообще лежит облик благородного, радостного, задушевного; Толчковская церковь одна из самых красивых и выдержанных в художественном отношении.

62. Ц. Спаса на Сенях в Ростове, 1675 г., «жемчужина Ростовского кремля», одна из лучших русских церквей второй половины XVII в.; внутри храма стены покрыты фресками; гармония красок достигла художественного совершенства. «Картина общего не может быть передана словами, и нужно видеть храм, чтобы оценить его красоты, меняющиеся в зависимости от освещения, придающего особые оттенки мистическому обаянию» этой церкви (Горностаев).

63. Воскресенский собор в Романове-Борисоглебске, второй половины 17-го ст.; своеобразные галереи, росписные крыльца и переходы; замечателен по утонченному пониманию красоты и пропорциональности частей. «Один из самых блестящих памятников русской архитектуры» этого времени (А. Бенуа).

___________________________

64. Религиозная живопись ярославских церквей: фрески в Ильинской церкви, 1680—1681 гг. (сама церковь построена в 1647—1650 гг.) и Толчковской (см. выше), 1694— 1695 гг. — сказочное богатство фигур, разнообразие ярких, сильных красок, колоссальные размеры самих фресок, щедрость, с какой художник хотел росписать все: стены, паперти, крыльца, их своды, двери, столбы, скамьи. Фрески эти — первоклассный памятник русского искусства XVII в. «Русская стенная живопись поднялась на такую высоту, до которой она уже никогда позже не доходила. По огромности декоративных замыслов и их блестящему решению роспись этих храмов можно сравнивать с совершеннейшими итальянскими фресками раннего возрождения» (Грабарь).

___________________________

65. Коломенский дворец царский, в с. Коломенском, под Москвой, 1667—1681 гг. Это целый деревянный городок: отдельные хоромы, соединенные сенями и переходами; апофеоз русского деревянного зодчества. Симеон Полоцкий воспел его в своих виршах и величал «восьмым дивом мира», а современные нам писатели — «сказкой былой Руси», «дивным сном былого». За ветхостью дворец был разобран в 1768 г. Существует гравюра Гильфердинга, исполненная раньше 1768 г., и панорама дворца, рисованная Кваренги, уже после его разрушения по снятым перед разборкой планам (Спб. Эрмитаж). Модель дворца, по сохранившимся рисункам и описаниям, более сажени в длину, в Оружейной Палате (Москва).

Б. ЭПОХА РЕФОРМ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
1682-1725

I. Общий обзор царствования Петра Великого

Петр Великий вступил на престол 10-ти лет, а умер сравнительно рано, на 53-м году. Это придало особый отпечаток началу его царствования: первые годы он царствует лишь по имени: страной управляют другие. С другой стороны, преждевременная смерть помешала Петру завершить свою работу: она захватила его если не в полном расцвете сил, то все же в самом разгаре кипучей деятельности, как раз в ту пору, когда мероприятия царя начали наконец приобретать желательную устойчивость и взаимосогласованность, когда жизненный опыт открывал возможность заметить и устранить допущенные ошибки и завершить надлежащим образом постройку начатого здания — иными словами, преобразовательная деятельность Петра пресеклась, не будучи доведена до конца.

В царствование Петра (1682—1725) можно проследить следующие шесть периодов:

1) 1682—1689. Правление царевны Софьи. Период детских лет, когда Петр не только в силу своего возраста, но и в силу сложившейся при царском дворе политической обстановки (соперничество Милославских с Нарышкиными и устранение последних от власти) стоял совершенно в стороне от управления. В эти годы слагался характер Петра, закладывались основы его будущего миросозерцания. Обстановка воспитательная — самая нездоровая (майские дни 1682 г.; отношения к правительнице; события 1689 г., завершившиеся низложением царевны Софьи); обстановка образовательная — лишена системы и сведена к случайному, наглядному обучению (военные потехи; уроки Тиммермана). Зато в политическом отношении семилетнее правление царевны Вечным миром с Польшей оставило Петру ценное наследие: обеспеченный тыл в предстоящей войне с Карлом XII и влиятельный голос в делах польских по вопросам, касавшимся положения православного населения Речи Посполитой.

2) 1689—1695. Юношеские годы, когда Петр весь жил в мире своих «потех», сознательно не желая вмешиваться в дела управления, предоставив их родне и близким своей матери. Перед Петром в ту пору открывается новый мир — Европа, которую он пока еще видит через узенькое окошко Немецкой слободы. Детское увлечение военным и морским делом находит себе широкое удовлетворение. Семеновские и Кожуховский походы, заведение Преображенского и Семеновского полков, постройка флотилии на Переяславском озере, две поездки в Архангельск и на Белое море становятся для Петра здоровой школой, пройдя которую, он станет уже не «потешным», а настоящим заправским солдатом и моряком.

3) 1695—1700. Подготовительный период к будущей серьезной деятельности. Подобно молодому орлу, Петр расправляет крылья и пробует свои силы, хорошо еще не зная, куда именно направит он свой путь. Во всяком случае, «потехам» настал конец; незаметно для самого себя Петр подходит к настоящей государственной работе: Азовские походы, сооружение Воронежского флота вскрывают перед ним все значение Черноморского вопроса, завешанного предками. Неудачная попытка разрешить этот вопрос в союзе с европейскими державами (Великое посольство в Европу) выводит Петра на новый путь: предки завещали еще другое великое дело: борьбу с западными соседями за восточное побережье Балтийского моря — к этой борьбе он и готовится, вернувшись из-за границы.

4) 1700—1709. Великая Северная война в первой ее половине до Полтавской битвы включительно. Период тяжелых неудач и громадного напряжения сил. Гений Петра развертывается здесь во всем его блеске. Он с честью выдержал испытания войны и на полях Полтавы оправдал себя перед современниками и потомством. Но девять лет упорной борьбы ясно показали Петру тесную зависимость успехов на поле брани от нормальных условий жизни государственного организма, от того, насколько правильно функционируют органы правительственного управления. Весь ушедший в борьбу с врагом, Петр успевает за это время только приступить к своим «реформам», лишь положить им начало (учреждение губерний, 1708 г.)

5) 1709—1721. Великая Северная война во второй ее половине. Главная опасность — быть раздавленным и пасть под ударами Карла XII — устранена; но сама работа от этого не стала менее напряженной: надо обеспечить за собой плоды полтавской победы — приобретения 1710 года (Выборг, Рига, Кексгольм, Пернов, Аренсбург, Ревель), из-за которых собственно война и велась; а для этого предстояло не допустить соседей до вмешательства в русско-шведские дела (или посильно парализовать их вмешательство), добить окончательно шведов на суше и на море и одновременно вызвать к жизни силы страны, надлежаще организовать их, без чего и саму войну нельзя было бы довести до благополучного конца.

6) 1721 — 1725. Создание и организация этих сил, начавшиеся в предыдущий период в широких размерах (сенат, коллегии, подушная подать, синод и проч.), продолжаются и по заключении Ништадтского мира, но смерть прерывает работу Петра на полдороге.

II. Как вырос Петр Великий Этапы его духовного развития. 1672—1700

А. Накопление знаний

1. Комнатные забавы военного характера (игрушечные ружья, лучки, знамена, барабаны; робятки-сверстники).

2. Обучение грамоте: первая книжка; «потешные» листы-куншты (1679. Зотов).

3. Занятия ручными ремеслами (с 1683 г.).

4. Военные потехи на открытом воздухе. Стрельба из пушек на Воробьевых горах (1683, 30 мая. Зоммер).

5. Потешные конюхи. Сергей Бухвостов, «первый русский солдат» (1683).

6. Зоммер тешит Петра в селе Преображенском стрельбой из пушек (1684, июнь).

7. Постройка потешной крепости Пресбург (с конца 1684 г.).

8. Петр начинает готовить и пускать фейерверки (с 1687 г.).

9. Астролябия, привезенная кн. Яков. Фед. Долгоруким. Уроки Тиммермана по арифметике, геометрии и фортификации (1688).

10. Находка английского ботика («дедушка русского флота»); катание по р. Яузе (1688. Брант).

11. Перенос ботика на Просяной пруд.

12. Первые поездки на Переяславское озеро (1688, 1689).

13. Военные потехи под Александровской слободой, по низложении царевны Софьи (1689, сентябрь).

14. Знакомство с Немецкой слободой (Лефорт, Гордон).

15. Семеновские походы (1690, 1691).

16. Постройка яхты и прогулка в ней по р. Москве. Постройка кораблей на Переяславском озере.

17. Образование Преображенского и Семеновского полков.

18. Спуск первого корабля на Переяславском оз. и большие маневры озерной флотилии (1692).

19. Поездки в Архангельск и на Белое море (1693, 1694).

20. Кожуховские маневры (1694).

21. Первый Азовский поход (1695).

22. Постройка судов в селе Преображенском и в Воронеже (1695-1696).

23. Второй поход; взятие Азова (1696).

24. Поездка за границу. Обучение теории огнестрельного искусства, в Кенигсберге; Петр в Саардаме и на Остиндской верфи в Амстердаме; работы в Дептфорте; на маневрах английского флота (1697—1698).

25. Поездка за границу. Петр посещает арсеналы, заводы, бумажные мельницы; осматривает естественно-исторические коллекции, собрания древностей, анатомический музей (Рюйша); занимается изготовлением компасов; делает наблюдения в обсерватории; знакомится с микроскопом, с китоловным промыслом; учится гравированию и часовому мастерству; ведет с английскими богословами беседы на религиозные темы.

26. Петр в Воронеже на работах по сооружению флота (1699, весной).

27. Поездка на Азовское море: укрепление Азова; постройка Таганрогской гавани; со своим флотом под стенами турецкой крепости Керч (1699, август).

28. Заведение регулярной армии.

Б. Политическое воспитание

1. «Трех лет остался Петр по смерти отца и, с восшествием на престол старшего брата, подвергся удалению, гонению вместе с матерью и ее родственниками» (Соловьев). (1676-1682).

2. Указ царя Федора, повелевавший лицам, имеющим приезд ко Двору, а также всем дворянам и приказным людям, носить вместо длинных охабней и однорядок кафтаны с короткими полами, в прежнем же одеянии не сметь появляться не только во дворце, но и в Кремле (1681).

3. Майские дни стрелецкого бунта. Петр на Красном крыльце; из его рук бунтовщики вырывают и бросают на копья боярина Матвеева; на его глазах стрельцы, ворвавшись в церковь, хватают дядю Ивана Нарышкина и тащат на смерть, а обезумевшая от горя мать — сестра Ивана — тщетно старается спасти брата (1682).

4. Семилетнее правление царевны Софьи (1682—1689). «Опять удаление и гонение, опять перед глазами вечно печальная мать и вечные жалобы, вечные толки о том, что власть похищена и делается Бог знает что в государстве» (Соловьев).

5. Волнения в Москве, вызванные раскольниками (1682).

6. Вынужденный отъезд в Троицкий монастырь (Хованский и волнения стрельцов) (1682).

7. Вечный мир с Польшей (1686, 26 апреля).

8. Царевна Софья претендует на равное положение с братьями-царями: принимает титул «самодержицы», начинает участвовать во всех царских выходах (1686); дает публичные аудиенции иностранным послам; жалует к руке; день ее именин справляется, как официальный праздник; ее изображение выгравировывается на медалях (1687-1689).

9. Намерение Софьи венчаться царским венцом (1687, август).

10. Петру начинают делать доклады по делам государственным (1687).

11. Петр начинает принимать участие в заседаниях боярской Думы (с 1688 г.).

12. Опасения возможности стрелецкого бунта (1688, 7 сентября). С этого дня, по требованию Петра, ему посылают в его потешные полки солдат из иноземного полка Гордона.

13. Полный разрыв с Софьей. Столкновение по случаю участия ее в крестном ходе в день празднования Казанской Б. М. (1689, 8 июля).

14. Отказ Петра пожаловать к руке кн. В.В. Голицына, вернувшегося из Крымского похода (1689, 27 июля).

15. Переполох, вызванный известием о намерении стрельцов убить Петра. Испуг и бегство, ночью, в Троицкий монастырь (1689, на 8 августа). Прискакав туда, физически измученный, нравственно потрясенный пережитыми волнениями, царь бросается на кровать настоятеля и, разразившись рыданиями, умоляет игумена оказать ему помощь и защиту.

16. Суд над Шакловитым и кн. Голицыным; низложение царевны Софьи (1689, сентябрь).

17. Патриарх Иоаким грозит отлучением от церкви тем, кто бреет бороду и кто имеет общение с брадобрийцами.

18. По требованию патр. Иоакима иноземные офицеры не были допущены во дворец к парадному обеду по случаю рождения царевича Алексея (1690, 28 февраля).

19. Патр. Иоаким (ум. 17 марта 1690 г.) в завещании своем проявил большую нетерпимость к иноверцам и увещевал государей не допускать православных христиан дружить с ними, не назначать еретиков на высшие (командные) места в войске и не разрешать постройку иноверных храмов, а те, что уже построены, закрыть и разнести.

20. Неудачная попытка Петра, по смерти Иоакима, посадить на его место своего кандидата, псковского митрополита Маркелла (1690).

21. Кроме платья старомосковского покроя, Петр стал носить также платье иноземного образца (с 1690 г.).

22. Дружба с Лефортом.

23. Жалобы зарубежной православной Руси на притеснения поляков (1690).

24. Во втором Семеновском походе Петр участвует в звании ротмистра (1691).

25. Сношения с амстердамским бургомистром Николаем Витсеном. Советы Витсена касательно торговли России с Китаем и с Персией (1691).

26. Посылка Избранда Идеса в Китай с торговыми целями (1692).

27. Петр носит звание сержанта в Преображенском полку (1693).

28. Общение с Немецкой слободой, население которой составляли преимущественно протестанты, а среди них голландцы, до известной степени определило политические симпатии Петра (в ущерб католической Франции).

29. Поездки в Архангельск укрепили голландские симпатии Петра.

30. Во вторую поездку в Архангельск (1694) Петр носил звание шкипера.

31. Всепьянейшая компания (Всешутейший собор).

32. Послание патр. Адриана против брадобрития.

33. Кожуховскими маневрами кончаются потехи; походом под Азов начинается государственная деятельность Петра.

34. Неуспех первого Азовского похода (1695). «Неудача страшная: первое дело молодого царя не было благословено успехом! Это, видно, не кораблики строить, не под Кожуховом потешаться, не с немцами пировать! Но тут-то, благодаря этой неудаче, и произошло явление великого человека: Петр не упал духом, но вдруг вырос от беды и обнаружил изумительную деятельность, чтоб загладить неудачу, упрочить успех второго похода. С неудачи азовской начинается царствование Петра Великого» (Соловьев).

35. Смерть брата Ивана; Петр — единодержавный государь (1696, 29 янв.).

36. В первом Азовском походе Петр носил звание бомбардира (1695), во втором походе — капитана (1696).

37. Скрытое недовольство поляков успехами России под Азовом (Азов сдался Петру 19 июля 1696 г.).

38. Недовольство в народе поведением царя. «Тетради», поданные ему монахом Аврамием, с обличением: «В народе тужат многие и болезнуют о том: на кого было надеялися и ждали, как великий государь возмужает и сочетается законным браком, тогда, оставя младых лет дела, все исправить на лучшее; но возмужав и женясь, уклонился в потехи, оставя лучшее, начал творити всем печальное и плачевное» (1696—1697).

39. Несовершенство военно-технических знаний, давшее себя знать во время Азовских походов, указало на настоятельную необходимость восполнить эти знания при помощи Зап. Европы.

40. Азов без Керчи — лишь половина исполненного дела; чтобы довести начатую работу до конца, необходимо продолжать войну с турками, а чтобы обеспечить ее успех, надо оживить антитурецкую коалицию и увеличить ее новыми союзниками — так сложились политические задачи, возложенные на Великое посольство, отправленное Петром к европейским дворам.

41. Заговор Соковнина, Пушкина и Цыклера. Расправа с заговорщиками. Чувство мести; надругание над трупом И.М. Милославского (1697).

42. Петр вошел в состав Великого посольства под именем «десятника Петра Михайлова».

43. Печать для писем, взятая Петром с собой в заграничную поездку, имела надпись: «Азъ бо есмь въ чину учимыхъ и учащихъ мя требую».

44. Неприязненное чувство к шведам, вынесенное из посещения Риги (1697).

45. Соглашение с курфирстом Бранденбургским, направленное против Швеции.

46. Борьба с французским влиянием в Польше. Поддержка кандидатуры саксонского курфирста Августа на польский престол (Август II выбран 17/27 июня 1697 г.).

47. В Амстердаме Петр вырезает гравюру, эмблематически изображающую торжество христианской религии над мусульманской: ангел с крестом и пальмой в руках попирает полумесяц и турецкие бунчуки.

48. Неуспех Вел. посольства и разочарование Петра. Голландия и Англия отказывают в своем содействии; торговые интересы этих двух стран требуют скорее добрых, чем враждебных отношений к Турции; к тому же вся Зап. Европа готовится к предстоящей войне за Испанское наследство, и ей не до того, чтобы «попирать полумесяц и турецкие бунчуки». Австрия торопится заключить мир с турками; Польша следует ее примеру, что окончательно вынуждает Россию сводить свои счеты с султаном один на один. Таким образом, первое выступление Петра на дипломатическом поприще кончилось полной неудачей и провалом его политических комбинаций.

49. Решение Черноморского вопроса приходится отложить в долгий ящик; свидание в Раве с Августом II и дружба с ним открывают новые перспективы: Балтийское море. Так подошел Петр к великому своему делу — к борьбе со шведами за Финское побережье.

50. Гонение на бороду и платье московского покроя (1698).

51. Розыск и казни стрельцов (1698—1699). Террор в Москве. Бесчеловечные казни и участие в них самого Петра; месть стрельцам за прошлое (1682, 1689, 1697).

52. Дипломатическая подготовка к войне со шведами (переговоры с Данией и с королем польским; посылка Украинцева в Константинополь для заключения мира с турками).

53. Волнения среди стрельцов, расквартированных в Азове (1699, март).

54. Заключение договора с Данией о наступательном союзе против Швеции (1699, 24 августа).

55. Заключение договора с Августом II о наступательном союзе против Швеции (1699, 11 ноября).

56. Петр подтвердил вечный мир со Швецией, заключенный Россией в Кардиссе в 1661 г., и обязался соблюдать его (1699, 20 ноября).

57. Петр подтвердил своей подписью договор, заключенный с Данией 24 августа 1699 г. (1699, 23 ноября).

58. Книгописец Григорий Талицкий стал распространять свои «тетради», доказывая в них, что настало последнее время и пришел антихрист в лице Петра (1700, июнь).

Примеч. Должности звания, которые Петр носил за это время (1691 — 1698): ротмистр, сержант, шкипер, бомбардир, капитан, десятник. См. выше № 24, 27, 30, 36, 42.

III. Общий характер преобразовательной деятельности Петра Великого

Реформы Петра В. не результат предварительного, строго обдуманного плана; они обязаны не кабинетной теории, которая обыкновенно заботится согласовывать между собой отдельные части такого плана, — петровские реформы выросли из самой жизни, постепенно, чаще всего из неотложных потребностей данной минуты; не все в них оказывалось устойчивым, а потому одно изменялось, другое пополнялось, по мере того как жизнь и опыт указывали неполноту или несовершенство принятого решения. Поэтому в преобразованиях Петра есть и недоделанное, и противоречивое.

Иначе и быть не могло. Реформы выросли прежде и более всего из потребностей военных; воевал же Петр в течение почти всего своего царствования*, а потому не имел времени спокойно обсуждать и вводить свои преобразования; многое, особенно вначале, делалось наспех. Северная война тянулась 21 год (1700—1721), а считая подготовительный период (1698—1700), то и все 23; саму войну осложнили крайне тягостные для государства бунты: Астраханский (1705), Башкирский (1707—1709), Булавинский на Дону (1708), измена Мазепы (1708). Едва закончилась война со шведами, предпринят был Персидский поход (1722—1723).

______________________

* Если считать (еще до начала преобразований) войну с Турцией, которая досталась Петру по наследству, то «с осени 1689 г., когда кончилось правление царевны Софьи, из 35 лет его царствования только один 1724-й год прошел вполне мирно, да из других лет можно набрать не более 13 мирных месяцев» (Ключевский).

______________________

Северная война настолько поглощала внимание Петра, что в первые, наиболее напряженные годы ее собственно о реформах, т.е. о коренных изменениях существовавших порядков, трудно было и думать, хотя потребность в них ощущалась уже и тогда. В первый период войны предпринята была всего одна реформа: учреждение губерний, переделка заново областного управления (1708, 18 декабря) — одна, потому что учреждение Бурмистрской палаты, создавшее новые условия жизни и деятельности городского, промышленно-торгового класса (1699, 30 янв.), относится еще к довоенному периоду. Все остальные распоряжения Петра за это время (1698—1709) ограничивались мерами частного характера, каковы, например: указ об орленой (гербовой) бумаге (1699), назначение на вакантный патриарший престол (после смерти патр. Адриана) Стефана Яворского в звании его «блюстителя и администратора», с восстановлением Монастырского приказа (1700) — мера временная; запрещение подавать государю прошения помимо государственных учреждений (1700), указ о составлении нового Уложения, оставшийся мертвой буквой (1700), отмена должности губных старост с заменой их местным дворянством в качестве советников местного воеводы (1702), вызов иностранцев из-за границы (1702) и т.д.

И только после полтавской победы, когда силы врага были надломлены и государству более уже не грозила опасность в той степени, в какой оно испытывало ее с первых же дней войны, преобразовательная деятельность Петра становится более интенсивной и приобретает в последние 8—10 лет его царствования некоторую систематичность и подобие общего плана.

Логический путь, пройденный реформами Петра, поскольку о таковом может идти речь, был следующий:

1) Война требует войска — это породило первую заботу правительства: об армии; ее надо создать, одеть и прокормить, пополнять ее постоянную и притом значительную убыль; надо обзавестись артиллерией, военным снаряжением (порохом, бомбами и т.п.), возвести, там где это необходимо, крепости, провести дороги — реформа военная.

2) Содержание войска требует денег; их надо найти, и притом сейчас, не медля; займов делать не у кого, приходится еще самим денежно помогать союзникам; денег можно достать только в самом государстве, у населения, облагая его налогами, податями, экстренными сборами, продавая монополии — реформа финансовая.

3) Чтобы обеспечить армии постоянный прилив свежих сил, гарантировать правительству возможность располагать необходимыми военными кадрами, приходится внести существенные изменения в старой системе несения военной повинности и распределить тяготы этой повинности между общественными классами населения на иных началах — реформа сословная.

4) В свою очередь, чтобы обеспечить постоянное и правильное поступление в государственную казну возлагаемых на население податей и налогов, необходимо создать соответственные органы — реформа управления. Отвечая на нужды финансовые, реформа управления должна в то же время удовлетворить и нуждам специально военным; поэтому преобразования административные стояли в тесной связи с преобразованиями сословными.

5) Допустимо ли, однако, ограничиваться в заботах о пополнении государственной казны одним только взиманием податей и налогов, только черпать из народного капитала, не пополняя, в свою очередь, также и его? Убыль необходимо возместить новыми поступлениями, а они возможны лишь при условии производительной деятельности; в результате — меры экономического и коммерческого характера (земледелие, скотоводство, промышленность добывающая и обрабатывающая; торговля).

6) Военное дело, управление, экономическое благосостояние страны требовали знания, опытных людей, соответствующей обстановки для их развития — все это вызвало меры просветительного характера.

7) Привлекая все классы населения к общей работе на пользу государства, Петр не мог оставить в стороне духовенства и церкви, что привело к реформе церковной.

IV. Военные преобразования Петра Великого

А. Военное устройство до Петра Великого

1. Поместная система. Отличительные черты ее сравнительно с порядками, позже заведенными Петром. В основу устройства войск в Московском государстве была положена т. наз. поместная система; основной ее принцип заключался в том, что государству служит земля, обязанная поставлять людей и покрывать расходы на военные потребности. В этом ее коренное отличие от системы, усвоенной Петром В., при котором служба отправлялась не землей, а человеком, лицом.

В старое время помещик или вотчинник (т.е. владевший поместьем или вотчиной) поставлял государству то или иное количество ратных людей совершенно независимо от того, сколько народу (крестьян-земледельцев) жило на его земле, но применительно к размеру обрабатываемых пашен и к величине угодий, бывших в его пользовании; несколько позже «земля» была заменена двором (отдельным хозяйством), причем и в этом случае ратные люди набирались по расчету с известного числа таких «дворов», но тоже независимо от того, как велика была семья (или семьи), владевшая этим двором, и из кого она состояла. Петр же установил иной расчет: служит лицо, независимо от размера принадлежащей ему земли или двора, и даже безразлично вообще, владеет ли он или нет землей или двором, и сам кто он такой: свободный или холоп, тяглый или не тяглый. Выше указывалось, как постоянное уклонение от военной повинности побудило правительство еще в половине XVII в. прежнее мерило раскладки — соху — заменить двором; практика, однако, убедила в несовершенстве и этой системы: значительное число военнообязанных по-прежнему ускользало от правительственного контроля. Тогда Петр сделал новый, еще более решительные шаг — обложил не соху и не двор, а живую душу, лицо.

При поместной системе земля, отдававшаяся помещику (поместье), рассматривалась как предварительная уплата государством за его службу и, в особенности, как источник для получения средств, необходимых для отправления военной службы (чтобы иметь возможность выйти в поле «конно, людно и оружно»). Таким образом, расходы на военные нужды главной тяжестью ложились на землю; участие в них самого государства первоначально было незначительно. Впрочем, долго такой порядок удержаться не мог, и правительство вынуждено было взять на себя часть издержек в виде жалованья, которое оно выплачивало ратным людям за время военных действий. При Петре В., когда призвано на службу было «лицо», государству тем более пришлось принять на себя заботы по его обмундированию, размещению, содержанию, и не только на время войны, но и после нее, так как армия теперь превратилась в постоянную и не распускалась даже и в мирное время.

2. Даточные люди. Некоторым видоизменением поместной системы явилась служба даточных людей. Поместная система создала особый класс служилых людей — это были помещики и вотчинники; но в Московском государстве земля была не исключительно только помещичья или вотчинная: были еще земли церковные и монастырские, черные (т.е. казенные, государственные), дворцовые. Крестьяне, жившие на этих землях, тоже поставляли ратных людей — даточных. Даточных же поставляли посадские люди и приказные: последние, состоя на гражданской службе и не имея возможности непосредственно участвовать в несении военной повинности, обязаны были выставлять заместителей.

3. Русская военная сила. Состав ее

АА. Поместные войска

1) Дворянская конница:

а) московские дворяне (гвардия);

б) жильцы (служили частью при царском Дворе, частью — в полках, расположенных вне Москвы);

в) городовые дворяне (областные войска).

Бояре, окольничие, стольники, стряпчие служили в дворянской коннице, обыкновенно занимая командные места (класс офицеров). Вся конница: и высшие, и низшие чины (т.е. также и простой ратный человек), получала денежное жалованье.

Вооружение было разнообразное: стальной шлем, кольчужный железный доспех разных видов; стальные наколенники; сабля, копье; пистоли и пищали (раньше, в 17-м ст., вместо огнестрельного оружия: саадак с луком и колчан со стрелами). Иные совсем не имели доспеха, были вооружены плохо.

2) Татарская конница: новокрещенные мурзы, татарские князья с поместным окладом и жалованьем в меньшем размере, чем дворянская конница.

3) Городовое войско. Его назначение — охрана городов, вообще укрепленных мест. В состав его входили стрельцы, городовые казаки (пешие и конные), пушкари и разные другие служилые люди. Преимущественно это было пехотное войско; большая часть его набиралась из охочих людей и наделялась землей. Стрельцы были расположены: одни полки по областным городам, другие — в Москве. Городовые казаки несли охранную службу на западной (польской) границе. Призванные к жизни по мысли правительства и действуя по его предписаниям, они каким-либо самостоятельным положением не пользовались и в этом отношении не имели ничего общего с другими казаками (донскими, яицкими, малороссийскими). Правительство наделяло их дворами, пахатной землей, освобождало от оброков и податей, а во время службы выдавало жалованье.

Служба городовых войск была трех родов:

а) гарнизонная — охрана крепостей, острожков. Гарнизон должен был выдерживать осаду, а потому этот род службы носил также название осадной;

б) сторожевая — на южных окраинах государства: охрана сторожевых застав и засечных линий;

в) полевая — преимущественно разведочная, московского правительства, военные отряды и подлежали, в своих действиях, его контролю.

3) Яицкие казаки (также калмыки). Возникновение Яицкого казачества (конец XVI в.) обязано инициативе правительственной: они несли пограничную службу, защищая окраины государства от татар и башкир. Они принимали участие в осаде и взятии Азова (1696). ВВ. Войска иноземного строя.

Так назывались войска, обученные иноземными инструкторами по иноземному образцу и руководимые иноземными же офицерами. Впервые они появились в России в царствование Бориса Годунова, а в царствование Михаила Федоровича, во время Второй польской войны, при осаде Смоленска, таких войск было 5 полков (4 пехотных, 1 конный), в составе 9500 чел. (русских солдат 6500, иноземных — 3000). К концу XVII в. их насчитывалось уже 63 полка (89000 чел.). Система набора этих войск не имела ничего общего с поместной: состав их был случайный, неподдающийся определенному учету. Сюда входили: а) охочие люди, преимущественно «гулящие»; б) дворяне и дети боярские, большей частью из беспоместных; в) служилые люди, назначаемые туда в виде наказания. Войска иноземного строя получали от правительства жалованье, казенное оружие и единовременное пособие.

4. Недостатки военной организации.

1) Подготовка боевая неудовлетворительная.

2) Дисциплина плохая.

3) Вооружение разнородное.

4) Мобилизация медленная.

5) Сильное в оборонительной войне, русское войско было мало пригодно для наступательных действий.

6) Устройство тыла (запасы провианта и амуниций; подвоз их и распределение) допускали большие злоупотребления и делали шаткими предварительные расчеты.

Современник, русский человек (Посошков), такими словами характеризует русское войско XVII века: «У пехоты ружье было плохо и владеть им не умели, только боронились ручным боем, копьями и бердышами, и то тупыми, и на боях меняли своих голов по три, по четыре и больше на одну неприятельскую голову. На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодежны, ружьем владеть не умеют; иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только что выстрелить в цель; убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили — ничего! Нет попечения о том, чтоб неприятеля убить, одна забота — как бы домой поскорее. Молятся: дай Боже рану нажить легкую, чтоб немного от нее поболеть и от великого государя получить за нее пожалование. Во время боя того и смотрят, где бы за кустом спрятаться; иные целыми ротами прячутся в лесу или в долине, выжидают, как пойдут ратные люди с боя, и они с ними, будто также с боя едут в стан. Многие говорили: дай Бог великому государю служить, а саблю из ножен не вынимать!»

Б. Войско при Петре Великом

1. Основные начала его устройства. При Петре армия стала регулярной и постоянной. Основу ее составляла пехота (в московский же период главное значение принадлежало коннице). Все три рода оружия — пехота, кавалерия, артиллерия — проходили предварительно военную школу по иноземному образцу, что совершенно сгладило прежнюю разницу между частями московского строя, выступавшими на войну без надлежащей подготовки, и строя иноземного. Продолжительность Великой Северной войны привела к тому, что такая регулярная и по-новому обученная армия превратилась в постоянную. Для управления ею возникли особые должности и ведомства, специально по каждой отрасли дела: 1) генералитет — по-нынешнему генеральный штаб: в нем сосредоточивалось общее руководство военными делами; 2) генерал-провиантмейстер — ведал провиантское дело (заготовительные склады, обозная часть, тыл армии); 3) генерал-комиссар — высший военный суд; 4) генерал-фельдцейхмейстер — инженерную и саперную часть, артиллерию. Впоследствии во главе всего военного дела поставлена была военная коллегия.

2. Рост армии. Петр застал армию в большом расстройстве: из 89 тысяч солдат, обученных по-иноземному строю (1681), к 1695 году, ко времени первого Азовского похода, оставалось всего лишь 14 тыс., остальные же 75 тыс. мало-помалу растаяли. Дело в том, что дворянство очень тяготилось иноземным строем: учение, частые сборы, строгая дисциплина делали ее действительно тяжелой, а потому, оказав деятельную поддержку матери Петра в борьбе с царевной Софьей и ее стрельцами, дворянство стало добиваться возвращения к старому русскому более легкому строю, чего и добилось, так как «с падением царевны всплыли на верх все эти Нарышкины, Стрешневы, Лопухины, цеплявшиеся за неумную царицу, которым было не до благоустройства государственной обороны» (Ключевский).

Готовясь к войне со шведами, Петр начал с комплектования новоприборных полков (1698). К полкам Преображенскому и Семеновскому, уже обученным на новый лад, прибавлены были новые, набранные главным образом из охочих людей. Сюда шел всякий сброд, «вольница», вольноотпущенные крестьяне и холопы: из холопов царь разрешил принимать даже и таких, которые явились без согласия своих господ, против их воли. Таким образом, к началу Северной войны составилось три генеральства (Автамона Головина, Адама Вейде и кн. Аникиты Репнина), десять полков в каждом генеральстве, по 1000 чел. на полк. Качество этих новоприборных полков было очень невысокое, что и обнаружилось при первом же серьезном столкновении с неприятелем (Нарвское поражение 19 ноября 1700 г.).

С 1705 г. армия начинает пополняться периодическими, обыкновенно из года в год, рекрутскими наборами; сначала брали по одному рекруту с 20 тяглых дворов, в последующие годы — со значительно большего числа. Война уносила много жертв убитыми, пленными, умершими от ран и особенно от болезней; убыль приходилось постоянно возмещать новыми наборами; как ни таяла армия, все же она постоянно росла: с 52 т. в 1703 до 113 т. в 1708 г., а в конце царствования Петра В. достигла цифры 200 тысяч (всех родов оружия), не считая 100 т. нерегулярного войска (казаков, татарской и башкирской конницы и др.).

3. Пехота. Основной единицей был полк. Он состоял из 2 батальонов*; в каждом батальоне — 4 роты; в каждой роте 4 плутонга (взвода). Полком командовал полковник, имея помощником подполковника; батальоном — майор; ротой — капитан; плутонгом — капрал. Помощники капитана: капитан-поручик (штабс-капитан), поручик и прапорщик; последний нес обязанности знаменосца. В основных чертах организация петровских полков сохранилась неизменной вплоть до настоящего времени, что уже одно свидетельствует о положительных ее сторонах. В каждом полку было по одной гренадерской роте. Гренадеры вооружены были ручными бомбами для бросания в неприятеля.

______________________

* В полках Преображенском и Семеновском, как исключение, было по 4 батальона.

______________________

4. Обмундирование пехоты: поколенный кафтан из зеленого сукна, с медными пуговицами и красными обшлагами; обувь: чулки и башмаки с медной пряжкой, в походе заменявшиеся высокими сапогами; на голове — низкая треуголка (у гренадеров: кожаная каска); волосы носили длинные, в парадные дни их пудрили мукой.

5. Вооружение: ружье с кремневым замком; на ружье насажен был багинет (трехгранный штык). Ружье называлось фузеей, а вооруженные им — фузелерами.

6. Дисциплина суровая: наказания мучительные; шпицрутены (гнали сквозь строй и били); отрезание ушей, носа; каторга. Под страхом наказания требовалось безусловное исполнение отданного приказания. В армии, ставшей постоянной, и служба стала постоянной, пожизненной; отставка давалась одним только больным и увечным. Петр личным примером старался воспитать своих солдат и офицеров в необходимости отдать себя всецело на служение государству; однако пример и угрозы наказания действовали плохо. Военная служба легла тяжелым бременем на население, и уклонения от нее были обычным явлением. Можно считать, что десятая часть набранного войска всегда была в бегах. Был случай, когда от 23 000 драгун через несколько месяцев осталось всего лишь 8000 чел. Служба, права и обязанности военных определялись воинским уставом (1716).

7. Флот. Утверждение на берегах Балтийского моря потребовало создания также и морских сил. К концу царствования Петра В. (1724) флот состоял из 48 линейных кораблей, 787 галер и других более мелких судов.

V. Управление

А. Губернии

Областное деление в Московской Руси сложилось исторически: присоединялась область — создавался новый «уезд»; общих правил и выработанной системы управления не существовало; отношения между органами областными и центральными с надлежащей точностью определены не были; власть отдельных воевод была неодинаковая, смотря по тому, в какой город посылали их править: в большой, значительный, или в маленький, захудалый, и в зависимости также от того, лично сами посылаемые пользовались ли при Дворе и в правительственных кругах весом и влиянием, или нет. Наказы воеводам давались в общих чертах, без точного указания пределов их власти и обязанностей; почти все они оканчивались словами: «Делать по ему наказу и смотря по тамошнему делу и по своему высмотру, как будет пригоже и как Бог вразумит». Вот почему в действиях воевод зачастую выступало личное усмотрение, мало согласованное с распоряжениями высших правительственных органов.

Шведская война, с ее небывалым еще напряжением и неотложными нуждами, делала особенно чувствительными такие недостатки областного управления, и Петр нашел выход в создании губерний. Форма для них была уже готова: в тех девяти военных округах или «разрядах», которые существовали со времени царя Федора Алексеевича (см. «Образование абсолютной монархии», пар. X: Войско), ведая расположенные в них полки и производя расходы по содержанию военных сил. В 1708 г. Россия была разделена на 8 губерний: Ингерманландскую (позже Петербургскую), Смоленскую, Московскую, Архангелогородскую, Казанскую, Сибирскую, Киевскую и Азовскую (в 1711 г. из Азовской выделена девятая губерния, Воронежская). Во главе их поставлены губернаторы, сосредоточившие в своих руках все управление губернией, суд, военное дело (поставку рекрутов), финансы (сбор податей) и руководствовавшиеся в своих действиях наказами, общими для всех. Значительная часть дел московских приказов перешла к губернаторам, что поставило их в возможность вести дела с большей быстротой, т.е. удовлетворить одной из наиболее настоятельных потребностей тогдашнего военного времени.

Реформа губернская, однако, на этом не остановилась: можно сказать, изменения следовали за изменениями на протяжении всего остального царствования Петра В. Через несколько лет, в помощь губернаторам учреждены были две должности: ландрата и ландрихтера, которые выбирались из местного дворянства самими же дворянами (1713). Ландраты образовали ландратские советы при губернаторе; последний должен был на заседаниях держать себя, по выражению указа, «не яко властитель, а яко президент». К сожалению, в качестве независимых советников ландраты удержались недолго: будучи назначены заведовать долями (на доли, в целях рекрутских и финансовых, разделена была каждая губерния), они через это оказались в непосредственном подчинении губернатору. Ландрихтеры ведали судом на местах, и кроме того, руководили межеванием, замещали губернатора в его отсутствие и исполняли разные другие поручения.

Размеры губерний оказались слишком велики, а потому число их было увеличено (Нижегородская, Астраханская, Ревельская, Рижская; в последнюю вошла прежняя Смоленская); сами губернии поделены на провинции, а провинции — на уезды (1719). Но самое главное в реформе областной последних лет — это робкая попытка отделить суд и финансы от управления. Сбор подушной подати возложен был на выборных земских комиссаров, а судебные дела переданы вновь образованным надворным (один на всю губернию) и нижним судам. Но во всем этом было мало системы и последовательности; хотели отделить суд от администрации, а между тем председателем надворного суда поставили губернатора, в провинциальный суд — воеводу. Вообще, Петру удалось лишь наметить механизм областного управления; дать ему стройное целое выпало на долю имп. Екатерины II.

Б. Центральные учреждения

1. Сенат. Боярская дума XVII в. никогда не отличалась самостоятельным положением; лишенная инициативы, она была учреждением, состоящим при царе, действующим по его указаниям и при его непосредственном участии. Слабые стороны такой системы тогда же (1681) заставили выделить из состава Думы особую комиссию, т. наз. Расправную или Золотую Палату, нечто вроде отделения думы боярской, для заведования текущими делами и в отсутствии государя. Это стало особенно необходимым при постоянных разъездах Петра. С первых же лет Северной войны появляется Ближняя канцелярия; она ведала преимущественно дела финансовые, но круг ее ведомства не был определен точно, притом же и состав ее был непостоянный. Отправляясь в Прутский поход, Петр превратил эту канцелярию в сенат (1711), расширив его компетенцию, придав ему характер высшего административного и судебного органа. Сенат учреждался только на время отсутствия царя, но в действительности стал учреждением постоянным. За 1714—1722 гг., период наиболее разбросанной внешней деятельности Петра, сенату предоставлены были даже законодательные права: государь делился с ним самой высшей своей прерогативой — указы сената, заключавшие общие для всего государства постановления, печатались и продавались наравне с указами именными. С окончанием войны, когда Петр мог больше уделять времени на внутренние дела, такой порядок был отменен.

2. Фискалы. Медленность в отправлении служебных обязанностей, а главное, нарушение своего служебного долга (казнокрадство, взяточничество, неправосудие) навели Петра на мысль бороться с этим злом не только явным путем, но и тайным. При сенате была учреждена должность обер-фискала (1711), в помощь ему были назначены фискалы в коллегиях и по городам (1718), в целях надзора за управлением. Указ 5 марта 1711 г. так определял обязанности обер-фискала: «должен он над всеми делами тайно надсматривать и проповедывать про неправый суд, також в сборе казны и прочего, и кто неправду учинит, то должен фискал позвать его пред сенат (какой высокой степени ни есть) и тамо его уличать».

По закону, фискал за свои действия не подлежал никакой ответственности: никто не мог жаловаться на него, даже в случае явной его ошибки или доноса. Петр руководился при этом самым прекрасным побуждением: создать фискалу уверенность, что он может без боязни раскрывать правду и изобличать зло; но царь упустил из внимания одно — фискалы набирались из того же самого общества, пороки которого они должны были обличать! Насколько мало оправдали они оказанное им доверие, можно судить по тому, что сам обер-фискал Нестеров был казнен за злоупотребления. Неудивительно, если новая должность встретила всеобщее неудовольствие, и само слово «фискал» получило значение доносчика, презренного человека.

3. Генерал-прокурор. Гораздо удачнее оказалась другая мера: создание должности генерал-прокурора (1722). В то время как обер-фискал по своему положению оставался в сущности простым зрителем и сам ни предупредить, ни остановить нарушение закона не мог, — генерал-прокурору, наоборот, предоставлена была активная роль: он стоял во главе сенатской канцелярии; через его руки проходили все бумаги, входящие и выходящие; он созывал сенат на заседания, следил за внешним их порядком, руководил деятельностью сенаторов и контролировал ее, направляя ее в духе предначертаний государя. Ни в чем не зависимый от сената, генерал-прокурор являлся посредником между ним и государем, настоящим «оком государевым и стряпчим о делах государственных», как определил его Петр в своем указе. В его распоряжении находился целый штат помощников: обер-прокурор — ближайший сотрудник; прокуроры — при коллегиях и в надворных судах.

4. Коллегии. Передача значительного числа дел из ведения приказов, центральных органов управления, в губернии, органы областные, неизбежно повела к захирению приказов; многие из них совершенно перестали существовать. Но такой порядок создал новые неудобства: дела, которые нельзя было разрешить на месте, стали теперь стекаться в сенате; последний оказался завален ими и не поспевал рассмотреть всего своевременно. Необходимо было снова найти посредствующее звено между областью и центром (губернией и сенатом) — это было достигнуто созданием коллегий (1718). От прежних приказов коллегии отличались большей определенностью и большей однородностью подведомственных им дел: каждая коллегия ведала какую-нибудь одну, особую отрасль, всегда общегосударственного, не местного значения; поэтому и само число их было значительно меньше числа приказов.

Коллегии были следующие: 1) Чужестранных дел (заменила прежний Посольский приказ); 2) Военная; 3) Адмиралтейская (морское ведомство); 4) Юстиц-Коллегия; 5) Камер-Коллегия (ведала доходы государственные); 6) Штатс-Контора (расходы); 7) Берг-Коллегия (горнозаводское дело); 8) Мануфактур-Коллегия (фабричная промышленность); 9) Коммерц-Коллегия (торговля); 10) Вотчинная (бывший Поместный приказ); 11) Ревизион-Коллегия (финансовый контроль). Впрочем, последняя коллегия вскоре была слита с сенатом, так как (откровенно сознавался Петр) «сие не рассмотря тогда учинено было».

В состав каждой коллегии входили 1 президент, 1 вице-президент, 4 советника, 5 асессоров, 2 секретаря. Дела решались большинством голосов. Коллегии были устроены по шведскому образцу, при содействии барона Любераса, знатока шведских учреждений. Лейбниц, с которым Петр тоже советовался, прежде чем завести их, сравнивал коллегии с часовым механизмом, где все колесики работают совместно и согласованно, помогая одно другому. Однако обращаться как следует с механизмом коллегий для русских людей было делом еще новым, и без участия иностранцев, опытных в этом деле, обойтись было невозможно. Все же, привлекая чужие силы, Петр передал им одну только технику дела, само же руководство сохранил за русскими: президентами везде были назначены природные русские*, зато вице-президентами — дельцы-иностранцы. Кораблем управляет всегда капитан; он указывает, куда идти, но дело лоцмана изыскать пути и способ достичь поставленной цели. Характерно, что в коллегии Чужестранных дел — в ведомстве, где ложное понимание интересов государственных особенно могло сказаться печальными последствиями, даже и вице-президентом был русский (Шафиров).

______________________

* За исключением Берг-Коллегии, где президентом был Яков Брюс, да и теп родился и прожил всю жизнь в России.

______________________

VI. Сословные реформы

Положение общественных классов: служилых людей, посадских и крестьянского населения изменилось при Петре В. не столько вследствие преобразований, сколько от перемены тех условий, в каких стала протекать их деятельность. Способ комплектования армии и требования, предъявлявшиеся к поступившим в нее, сделали ее бессословной: в рядах армии на одинаковом положении очутились и дворяне московские, и их крепостные крестьяне, зачастую даже холопы — те и другие делались рядовыми солдатами, что совершенно сглаживало между ними общественную разницу. Зато вне армии разница, уже существовавшая между помещиком и его крестьянином, стала благодаря введению подушной подати еще чувствительнее: прежний владелец землей превратился в господина и владельца человеческой душой.

А. Дворянство

1. Пожизненность службы. Военная служба при Петре, как и раньше, осталась для служилого класса обязательной и пожизненной; но раньше, с окончанием войны, служилый человек обыкновенно возвращался в свое поместье или вотчину, теперь же Северная война затянулась на 21 год и все время держала его под ружьем; не освободил и Ништадтский мир, так как армия превратилась в постоянную. Право на отставку давала лишь полная непригодность к службе: дряхлость, тяжелые раны, увечье, да и то государство не оставляло инвалида совершенно в покое, стараясь и теперь, насколько возможно, использовать его (служба в гарнизоне, хранение казенных складов, на должности ландрата).

2. Дворянский класс (шляхетство). Высшие слои служилых людей — московские дворяне и те из городовых, которые пользовались правом на «отечество» (их писали в списках не только по имени, но и по отчеству) — сохранили и при Петре свое привилегированное положение: ими пополнялись гвардейские полки; из них набирались офицеры, вообще командный и правительственный класс (как в военной, так и в гражданской службе).

До 15-ти лет дворяне жили на положении недорослей, с обязательством пройти (начиная с 10-ти лет) подготовительную школу (чтение и письмо; цифирь, т.е. первые правила арифметики, начала геометрии); недорослям велись списки и время от времени делались смотры для проверки. К 15-ти годам недоросль обязан был закончить свое учение и явиться на действительную службу; недоучка лишался права вступить в брак. Все начинали службу с рядового солдата, никому не допускалось исключения: например, в драгунском полку князя Меньшикова было 300 солдат — все из княжеских фамилий.

С 1712 г. термин «служилые люди» заменяется новым: «шляхетство»; впрочем, уже в 1722 г. встречается и другое выражение: дворянство, для обозначения высшего сословия в государстве, но общеупотребительным в современном нашем смысле оно стало лишь с 1762 г., со времени Жалованной грамоты имп. Петра III.

3. Гражданская служба. Раньше гражданская служба слита была с военной: служилый человек никогда не был чиновником, а только воином, занимаясь «гражданскими» делами лишь между прочим. Теперь гражданская служба выделилась в самостоятельную; но еще долгое время, и при Петре, и после него, на нее смотрели с пренебрежением, считая, что только военная служба делает человека «благородным», эта же — удел «приказного» люда, «крапивного семени». Многие, однако, охотно поступали на гражданскую службу, лишь бы избавиться от военной, более тяжелой, и правительство, ввиду неотложных военных нужд, предупреждая уклонения, строго следило за тем, чтобы на гражданские должности из дворянства шло не более третьей части наличного состава. О сравнительной ценности той и другой службы можно судить по тому, что первый офицерский чин (14-й класс) уже давал право на потомственное дворянство; в гражданской же службе для этого надо было дослужиться до чина коллежского асессора, что по рангу соответствовало чину капитана (8-й класс).

4. Табель о рангах. Еще с отменой местничества (1682) личной заслуге и служебной годности дано было предпочтение перед породой и знатностью происхождения. Местничество, однако, еые жило в понятиях общества, и на практике с ним продолжали считаться. Но если прежде оно противоречило интересам государства, то теперь, сверх всего, оно резко разошлось с новым взглядом, который Петр усиленно прививал своим поданным, а именно: право на первое место и почет принадлежит тем, кто исполняет первейшую свою обязанность — ревностно служит государству. Решительный удар местничеству нанесен был Табелью о рангах (1722, 24 января). Она создала 14 классов — 14 различных чинов в восино-морской, гражданской и придворной службе, новую лестницу восхождения по заслугам. С этих пор грань между служащим и неслужащим определилась еще резче: знатность стала добываться выслугой, а не породой. Недворянин, дослужившись до офицерского чина и, следовательно, ставший потомственным дворянином, становился выше служилого человека, не получившего звания офицера. Новый порядок имел ту хорошую сторону, что, сделав выслугу доступной каждому, обновлял дворянский класс постоянно свежими силами и не допускал его замкнуться в обособленную касту.

5. Закон о майорате. Дворянство претерпело при Петре изменения не только как сословие служилое, но также и как класс землевладельческий. При нем окончательно сгладилась прежняя разница между вотчиной и поместьем: и та, и это одинаково стали собственностью землевладельца, стали одинаково нести государственную повинность. Еще в 1684 г. вышло постановление: сын обязательно наследует поместье своего отца; по другому закону помещик получил право передавать землю даже в чужие руки. Правительству стало безразлично, кто владеет землей, лишь бы продолжала справляться по ней государственная служба; так что, даже умирая без сыновей, помещик мог передать все или часть поместья: жене в виде наследства, дочери в виде приданого. Указ 23 марта 1714 г. о единонаследии, обыкновенно известный под неправильным названием закона о майорате, еще более придал поместью характер личной собственности, а владение вотчиной связал с обязательствами по отношению к государству. В силу этого указа земля не могла дробиться, а целиком переходила по наследству к одному из сыновей (хотя бы и младшему, не обязательно старшему): этим путем Петр надеялся предохранить крестьян от разорения (у мелкопоместных им жилось труднее), создать крупный землевладельческий класс и косвенно привлечь к общей работе членов семьи, оставшихся безземельными, побудив их искать заработки и не оставаться «праздными».

Указ о единонаследии, однако, оказался в полном противоречии с традициями и понятиями тогдашнего общества; дворянство встретило его враждебно; в жизнь он не вошел и через 17 лет, в царствование имп. Анны Иоанновны, был отменен.

6. Дворянство — землевладельческий класс. Целым рядом мер — созданием выборных должностей — Петр старался создать из дворянства местный землевладельческий класс и придать ему сословно-корпоративный характер. При воеводах появились выборные советы из местных дворян (1702); позже, с учреждением губерний, ландраты, тоже на положении советников, при губернаторах (1713); ландрихтеры — местные судьи (1719); земские комиссары — для сбора подушной подати и заведования переписью крестьян, своего рода земская полиция (1719).

Однако поставленная русскому дворянству цель не была достигнута: корпорацией оно не стало; у дворянства не хватало на то надлежащей сплоченности и, главное, независимости. Дух корпоративности питается сознанием общности классовых интересов; он должен опираться на право, а не на милость. То и другое отсутствовало в русской жизни. В Зап. Европе дворянство, церковь, ремесленные цехи были действительно корпоративно сплочены; у каждого сословия имелись свои общие интересы, которые они отвоевали себе путем долгой борьбы, и потому западно-европейские дворяне, проживая в своих замках, действительно были местными людьми, которым отнюдь не безразличными являлись местные нужды их сословия. В России, наоборот, местничество с его боязнью, как бы один не «заехал» другого, подрывало в корне возможность действовать сплоченно. Служилый человек в Московском государстве служил; его положение определялось обязанностями, отнюдь не правами. Постоянная указка свыше мешала ему выработать чувство самостоятельности и независимости, и он был проникнут не столько сознанием своего гражданского долга, сколько желанием, по возможности, избежать его. Уклониться от повинности — это общая мысль людей XVII в., одинаково и служилых, и тяглецов, так что когда явился запрос на общественных деятелей, он не нашел себе отклика: помещики старались послать на выборы вместо себя своих приказчиков.

В Англии дворянство вело упорную борьбу с королями, чтобы вырвать у них право на самоуправление, у нас роли совершенно переменились, и самоуправление насильно навязывалось обществу. Там оно было привилегией — здесь чуть не наказанием.

7. Герольдмейстер. Военная повинность, осложненная школой, смотрами, тяжело легла на дворянский класс; уклонения от нее были постоянные. Русского человека тянуло из казармы и лагеря на деревенский простор, к родным полям, и он делал все возможное, лишь бы увильнуть от ненавистной службы: бежал в монастыри, постригаясь там в монахи; записывался в купцы, поступал даже в дворовые к своему же брату-помещику. Но царь не остановится и перед иноческим клобуком: гневной рукой сорвет его с головы беглеца и насильно потащит на общую земскую работу. Штрафы, кнут, батоги не разбирали ни офицера, ни простого рядового. По указу 1714 г., того, кто оказывался в «нетех» (т.е. не явился на призыв), лишали имения в пользу доносчика, хотя бы последний был его собственный холоп; а по другому указу (1722), наказание было еще суровее: шельмование с лишением гражданских прав: имя преступника на листе бумаги вешалось на виселицу, при барабанном бое, во всеобщее сведение, и сам виновный объявлялся вне закона.

Для общего надзора за правильным отправлением дворянством своих обязанностей была учреждена должность герольдмейстера (1722). На его обязанности лежало составление дворянских списков, проверка наличного состава недорослей (т. наз. «смотры»), распределение их по школам, надзор за обучением и распределение по полкам.

8. Положение дворянства среди других сословий. Московские дворяне и дворяне городские с «отечеством», пользуясь преимуществом возведения в офицерские чины, вообще занятия высших должностей, тем самым стали в привилегированное положение по отношению к другим классам; но источник их привилегий был совершенно иной, чем прежний: при выборе людей на должности, Петр отдавал предпочтение дворянству лишь потому, что в его среде, более культурной, легче находил людей, отвечавших его требованиям; но он охотно брал их отовсюду, никогда не обращая внимания па происхождение (Меньшиков, Шафиров, Ягужинский). Привилегия вытекала не из сословия, а из чина, так как только через чин дворянин становился особой и выдвигался вперед. Недаром неслужащий дворянин уступал первое место офицеру: разница между дворянином и недворянином определялась степенью заслуг того и другого. Через всю реформу Петра красной нитью проходит одна мысль — права пропорциональны службе и заслугам. К сожалению, мысль эта была вскоре забыта, и уже в ближайшие после Петра царствования обязанности с дворянства будут сняты, но связанные с ними права сохранены.

Б. Крестьяне

1. Крестьяне и холопы. По Уложению 1649 г., крестьянин лишен был права сходить с земли, но во всем остальном он оставался совершенно свободным: закон признавал за ним право на собственность, право заниматься торговлей, заключать займы, распоряжаться своим имуществом по завещанию и т.п. Как и раньше, Уложение сохранило резкую грань между крестьянином и холопом, который на положении раба был собственностью своего хозяина. Крестьянин сидел на земле и не мог быть переведен во двор, где жили холопы на положении слуг, и продать крестьянина можно было только с землей, вернее говоря, не продать, а лишь передать право на его земельный труд.

Однако действительная жизнь сложилась совсем не так, как ее устанавливал закон. Постепенно и незаметно, без каких-либо специальных указов, зависимость крестьянина по земле превратилась в личную. Правительство, озабоченное главным образом тем, чтобы крестьянин не выходил из крестьянства, оставался плательщиком, сквозь пальцы смотрело на то, как помещик, противно закону, дробил крестьянские земли, отрывал самих крестьян от земли, продавал их в чужие руки или переводил к себе во двор на положение прислуги («дворни»). Будучи одновременно и хозяином, и судьей, помещик приговаривал крестьянина к наказанию и сам же являлся исполнителем своих постановлений: сажал, по своему усмотрению, в тюрьму, в кандалы. Его право наказания не было ничем ограничено, и бывали случаи, когда даже убийство сходило помещику с рук. Вообще, к концу XVII в. зависимость крестьянина от помещика достигла таких размеров, что мало чем отличала его от холопа. Разница была скорее номинальная (de jure), чем реальная (de facto).

Между тем, одновременно с тем как крестьянин опускался до положения холопа, холоп поднимался до положения крестьянина: не платя за холопа государственных податей, помещик старался перевести его со двора на землю, превратить в земледельца-крестьянина; казна от этого терпела, и правительство приняло свои меры: в 1695 г. оно обложило таких холопов податями. Таким образом, холоп, продолжая оставаться рабом, частной собственностью, поднимался до положения личности и гражданина, участвуя совместно с другими в общем служении государству. 10 лет спустя был сделан новый шаг в этом направлении: холопы были призваны к отбыванию рекрутской повинности (1705). С той поры разница между холопом и крестьянином свелась к одному названию.

2. Подушная подать. Полное слияние крестьян с холопами и, одновременно, окончательное закрепощение тех и других за помещиком было достигнуто введением подушной подати (1718—1722). За время Шведской войны армия количественно выросла; кормить ее на счет завоевываемых областей (или вообще тех, где временно она находилась), как это в значительной мере практиковалось раньше, становилось невозможным, и чем ближе война подходила к концу, тем настоятельнее выступала необходимость озаботиться расквартированием и содержанием войск, а так как средств на это в казне не имелось, то вся тяжесть расходов была возложена на тяглое население, непосредственно натурой (постойная повинность) и деньгами.

Произведена была перепись податного населения («первая ревизия»), составлены «сказки», вычислен расход по содержанию армии и разложен по душам. Переписи подлежали крестьяне всех категорий (помещичьи, вотчинные, черносошные на государственных землях, дворцовые, монастырские), холопы и т. наз. «гулящие» люди, до сих пор не платившие никаких податей и повинностей, жившие за чужим «хребтом» («захребетники», «подсуседники») или просто бродившие с места на место. Под страхом наказания (ссылка на галеры) «гулящие» обязаны были записаться в ревизские сказки и превратиться в солдат и в крепостных.

Содержание каждого пехотинца высчитано было в 28 руб. с копейками (255 руб. нынешних), конного солдата — в 40 руб. (тоже с копейками: 360 руб. нынеш.); перепись же населения, вследствие несовершенства способов исчисления, а главное, утайки числа душ*, выяснила наличный состав податных не сразу и дала цифры, колебавшиеся от 5 до 6 миллионов, вследствие чего и размер подушной подати подвергался колебаниям: сперва 95 коп. с души (1721), потом 80 (1722) и 74 коп. (1724). Тотчас по смерти Петра В. он был понижен до 70 коп.

______________________

* Так, в 6 губерниях, значит только в известной части государства, утайка определилась в 450 тыс. человек, что составляло шестую часть всего населения.

______________________

Ответственность за исправный взнос податей возложен был на помещика: правительство требовало денег с него, а не с крестьян. Эта мера оказала громадное влияние на дальнейшую судьбу крестьянства: она поставила плательщика в полную зависимость от помещика и привела к тому, что последний сделался бесконтрольным хозяином и настоящим владыкой над своими крестьянами.

3. Государственный характер прикрепления крестьян

Прикрепление крестьян при Петре, как сурово оно ни проводилось в жизнь, каким тяжелым гнетом ни легло на население, не имело ничего общего с тем положением, какое сложилось для них со второй половины XVIII в. и продолжалось вплоть до уничтожения крепостного права (1861). Прикрепляя крестьян, Петр совсем не имел в виду превращать их в помещичьих крепостных, в рабов: в податном классе он видел такой же служилый класс, каким были и другие сословия: дворянское, городское; прикрепление совершалось во имя соображений государственных, отнюдь не частных, не классовых: крепостное состояние было лишь формой служения государству. Крепостной человек служил своему помещику с тем, чтобы дать ему самому возможность отправлять свою службу, так что перестанет служить помещик, должны быть освобождены от обязанностей к нему и крестьяне. Этот взгляд глубоко вкоренился в сознание народное, и когда впоследствии помещики-дворяне стали действительно освобождаться от военной повинности, то крестьяне с полным основанием требовали, чтобы освободили и их — не от рекрутчины, а от крепостничества.

В. Городское сословие

1. Реформа 1699 г. Посадские люди издавна жаловались на притеснения воевод и приказных людей и, как следствие таких притеснений, на свое разорение. Так как это сказывалось недоборами в государственной казне, то в 1699 г. посадские люди были изъяты из ведения воевод, а для раскладки и сбора доходов, для суда над преступниками, вообще для заведования делами торгово-промышленного класса, учреждены были Бурмистрская Палата в Москве (позже она называлась Ратушей) и Земские избы в других городах.

2. Реформа 1721 г. Особенно положительных результатов реформа 1699 г. не дала: одного самоуправления было еще недостаточно, чтобы вызвать посадских людей к самостоятельной деятельности и — что особенно было важно в глазах Петра — поднять промышленность, развить торговые обороты. Петр «понял, что необходимо расширить и углубить самые источники государственного дохода, а не просто изловчаться только в усилиях их исчерпать; но для этого надобно было посредством заимствованных зондов добраться до более глубоких и обильных жил, которыми эти источники могли бы питаться. Такие зонды для своих городов он нашел, или ему указали в магистратах, которые так хорошо управляли городами на Западе. Проникшись мыслью, что только благоустроенный народ может давать казне верный и хороший доход, Петр возложил на магистраты сверх прежних обязанностей по казенным сборам еще важные экономические и образовательные заботы о размножении мануфактур, о распространении грамотности, об общественном призрении» (Ключевский).

По регламенту 1721 г., города в России были разделены по количеству населения на 5 разрядов, население городов — на три класса: первой гильдии (банкиры, крупные торговцы, доктора, шкиперы), второй гильдии (мелкие торговцы, харчевники, ремесленники) и на т. наз. подлых (т.е. низших) людей. В городах учреждались магистраты с выборными бургомистрами, в Петербурге — Главный магистрат. Магистрат ведал суд, гражданские и уголовные дела, городскую полицию, городское хозяйство, принимал на себя заботу о развитии «купечества и мануфактуры» (фабрики, заводы, разного рода ремесла). Развитие промышленности и торговли — главная задача, возложенная на магистрат. Последний есть орудие, орган правительства; выборные члены магистрата — его чиновники. Мы видим, что и в реформе городской красной нитью проходит та же мысль, какая легла в основу реформ дворянства и крестьянского класса — служение государству.

Расчет Петра, однако, не оправдался; «рассеянную храмину паки собрать» ему не удалось: магистратские бургомистры поднять промышленность и развить торговлю в той степени, как это возлагалось на них, не сумели.

VII. Финансы

1. Подати и налоги. Шведская война вызвала необычайное напряжение экономических сил страны. Правительству требовались большие деньги, и ему приходилось постоянно изощряться в добывании средств на покрытие расходов. Меры, принятые с этой целью, были:

а) Выпуск низкопробной монеты (перечеканка из монеты полноценной с сохранением прежней ее номинальной стоимости), — мера обоюдоострая и опасная: казенная касса, конечно, выигрывала, зато сама ценность денег падала, а с их падением поднимались цены на товары, т.е. жизнь вообще становилась дороже.

б) Налоги разного рода, главным образом, промысловый: на мельницы, рыбные ловли, постоялые дворы, торговые бани; также за право носить бороду, выделывать дубовые гробы. Некоторые из этих налогов были очень высоки. Право носить бороду обходилось простым людям в 30 (тогдашних) руб., служилым и посадским — в 60, а купеческому сословию — в 100 руб. с человека.

в) Монополии на табак, на соль, сало, деготь, лен, пеньку, рыбий жир, смолу, поташ.

г) Пошлины за гербовую («орленую») бумагу.

д) Подушная подать. Она принесла государству всего более доходу (в 1724 г. более половины государственного бюджета), зато и легла на население всего тяжелее. С землевладельческих крестьян она бралась в размере 74 (80) коп. с души (см. выше); крестьяне же черносошные и дворцовые, как не платящие оброка, обложены были добавочным налогом в 40 коп., посадский человек вносил 1 руб. 20 коп., раскольники платили вдвое.

2. Доходы. Военный расход. Государственные доходы (в круглых цифрах) составляли за годы 1701, 1710, 1723 и 1725 — 1 1/2, 3, 8 и 10 миллионов (тогдашних) рублей. Значительная часть их, четыре пятых (почти 80%), шла на военные надобности.

3. Монета. Московское государство почти не знало монет собственной чеканки. Чеканились одни серебряные копейки, очень неумело, неправильной формы; обыкновенно же в обращении была монета иностранная — талеры, ефимки, червонцы. Пуская их в оборот, правительство ограничивалось простым наложением на них штемпеля с изображением: на ефимках — царствующего государя (на лицевой стороне) и двуглавого орла и года выпуска (на обороте), а на талере — Георгия Победоносца и года выпуска. В первом случае получался «ефимок рублевый», ценой в 100 коп., во втором — «ефимок с признаком», ценой в 64 коп. Для получения более мелкой единицы, талер рубился на 4 части с наложением на них тоже изображения Георгия Победоносца, что давало «полуполтинники» или «четвертины» стоимостью в 25 коп. Вообще же, монеты в обращении было так мало, и особенно монеты разменной, что зачастую серебряные копейки разрубались на части, а в иных городах в оборот пускались даже кожаные деньги, — пережиток очень дальней поры. Попытка чеканить собственную медную монету оказалась неудачной и привела к Денежному бунту (см. выше). Все расчеты велись на алтыны и деньги: в алтыне было 3 копейки, а в копейке две деньги. За монетную единицу принимался рубль, равный 33 алтынам и 2 деньгам; но сам рубль не чеканился, а служил только для счета.

Петр начал чеканить свою, русскую монету — золотую, серебряную и медную. Монета из благородных металлов шла на уплату жалованья войску и на платежи заграничные, медная же — исключительно для обращения внутри государства.

Монета золотая. Червонцы: простой, в 2 рубля, и двойной, в 4 рубля.

Монета серебряная. Двухрублевик, рубль, полтина, полуполтинник, гривенник, пятак, алтын, копейка.

Монета медная. Пятак, грош (2 коп.), копейка, деньга (полкопейки), полушка (четверть копейки), подполушка.

VIII. Меры экономические

1. Меркантильная система. Тягость налогов и сопряженные с ними недоимки ставили на очередь вопрос о поднятии экономического благосостояния страны. Россия кормилась до тех пор почти исключительно одним земледелием — теперь следовало создать промышленность: добывающую — использовать природные богатства, и обрабатывающую — устроить фабрики и заводы. В ту пору в Европе господствовала т. наз. меркантильная система: возможно больше вывозить из страны своих товаров, возможно меньше ввозить их из-за границы; стараться удовлетворить свои потребности продуктами домашнего производства, чтобы задержать отлив денег за границу; больше продавать и меньше покупать — вот главные основания этой системы. Естественным следствием ее были высокие пошлины на привозные товары и покровительство отечественной промышленности. Руководство всем делом сосредоточивалось в руках правительства: оно поощряло, помогало, контролировало, а если оказывалось нужным, то и наказывало.

Петра в его заграничную поездку 1697—1698 гг., поразило материальное благосостояние Зап. Европы, богатство ее промышленных городов, обилие всякого рода фабрик и заводов, оживленные торговые сношения, гавани, полные приходящих и уходящих судов. Картина эта сильно запала в душу молодого царя; он тогда же проникся сознанием той пользы, какую могла бы Россия извлечь из развития промышленности и правильно поставленной торговли, а Шведская война, наглядно выяснив пустоту государственной казны и бедность платежных сил населения, еще более укрепила его в этой мысли.

2. Промышленность обрабатывающая. Много энергии приложил Петр, чтобы поднять русскую промышленность. Как в других областях жизни, он видел в этой работе государственную повинность, и потому считал себя вправе возложить ее на население и требовать неуклонного ее выполнения, как бы сама работа ни была тяжела, как бы ни старались избавиться от нее. «Народ наш яко дети», — говорил он по этому поводу: лишь бы не учиться, за азбуку не примутся, если их не заставить к тому силой; сперва досадуют, а потом, как выучатся, сами же благодарят.

Мерами для создания промышленности служили беспроцентные ссуды, рассрочка платежей, беспошлинный или по пониженному тарифу ввоз необходимого материала из-за границы, привилегии, а первое время даже дарование монополий, высокая пошлина на ввозные товары для устранения конкуренции, строгое преследование контрабанды, учреждение консульств в чужих странах для защиты торговых интересов русских купцов.

В области добывающей промышленности большое развитие получило горное дело: разведки производились на Урале, в Олонецком крае, в Сибири. Добыча руды на частных землях дозволена была каждому и помимо владельца, «дабы Божие благословение под землею втуне не осталось».

Под конец царствования Петра в России существовало до 240 фабрик и заводов; фабрики суконные, полотняные, бумажные, шелковые, ковровые, волосяные; заводы пушечные, оружейные, пороховые, медные, железные, чугунно-плавильные.

3. Лесоводство. Петра называют «первым лесоводом в России», так как он положил начало правильному ведению лесного хозяйства. Леса были признаны государственной собственностью, даже и те, что росли на частновладельческой земле; сорта леса, ценные по качеству (дуб, клен, сосна крупных размеров), росшие у сплавных рек, образовали заповедные рощи — их никто не мог рубить, кроме государства. Особенно охранялся лес корабельный: порубка его наказывалась смертной казнью, и для большего назидания и устрашения, на гранях таких заповедных участков расставлены были виселицы.

4. Земледелие было передано в ведение Камер-коллегии. В местностях, лишенных водяных путей и где, следовательно, вывоз хлебного зерна был более или менее затруднителен, вводилось обязательно винокурение; там же, где, наоборот, имелись сплавные реки, выкурка вина была строго запрещена.

5. Пути сообщения. Обратил Петр внимание также на пути сообщения. Франция и Голландия служили ему в том примером. Проводя дороги, улучшая почтовые сообщения, он особенно заботился о соединении бассейна реки Волги с Финским заливом (каналы Ладожский, Вышневолоцкий).

6. Регламентация. Все промышленное дело было строго регламентировано. Петр не ограничивался общими указаниями: правительственная опека вторгалась зачастую в самые мелочные подробности. Полотно, шедшее за границу, предписано было выделывать обязательно шириной в 1 1/2 аршина, ни шире, ни уже; пеньку продавать, предварительно оборвав у нее концы или коренья; торговля скобами и гвоздями вовсе была запрещена. Петр требовал, чтобы юфть выделывали не на дегте, а на ворвани, чтобы хлеб жали малыми косами с граблями, отнюдь не серпами, запретил делать на речных товарных судах окошечки, которые обыкновенно устраивались низко, у борта, в предупреждение, как бы в непогоду суда не залило водой; предписывал держать и разводить овец согласно выработанной им инструкции.

7. Торговля. Такой же регламентации подверглась и торговля. Товары за границу запрещено было возить через Архангельск — велено направлять их на Петербург. Петр настойчиво добивался, чтобы русские купцы составляли торговые компании, предоставлял им разные льготы, но цели своей не достиг.

8. Посессионные крестьяне. В целях привлечь к промышленности возможно больший круг лиц, Петр распространил на заводчиков и фабрикантов из купеческого сословия привилегию, дотоле бывшую исключительно дворянской: право владеть населенными землями, т.е. иметь своих крепостных, с тем впрочем ограничением, чтобы «те деревни всегда были при тех заводах неотлучно», иначе говоря, чтобы без земли и без завода крестьян продать было нельзя. Эта мера совершенно аналогична поместной системе в Московском государстве: как там давалось поместье во имя военной службы, так и здесь положение заводчика-душевладельца определялось службой промышленной; и как там было признано, что службу свою помещик может отправлять, лишь обладая рабочими руками, — такой же рабочей силой законодатель обеспечивал и заводчика. Такой порядок оказался особенно необходимым на Урале, в краю малонаселенном, к тому же инородческом, где недостаток в русских рабочих руках чувствовался особенно сильно. Так возникли посессионные крестьяне (1721).

IX. Школа

1. Навигацкая школа. Война со шведами с самого же начала ее вызвала потребность в новой школе, дала почувствовать недостаток в опытных, знающих людях со специальной подготовкой. Хотя в Москве и существовала с 1681 г. Славяно-греко-латинская школа, но она основана была в целях духовно-религиозного просвещения, в частности, для борьбы с расколом и ересями, в защиту учения господствующей православной церкви, и потому новым требованиям удовлетворить не могла, что и побудило Петра в первый же год войны, основать (1701, 14 апреля) чисто техническую «Школу математических и навигацких наук», или, как ее обыкновенно называли, навигацкую школу. В этой школе преподавались арифметика, геометрия, тригонометрия, навигация, морская астрономия, геодезия, корабельная архитектура, начала фортификации и сообщались краткие сведения о географии, преимущественно математической. Навигационная школа явилась первым высшим специальным учебным заведением в России.

Для подготовки к проходимому там курсу, при школе были открыты два начальных класса: «русская» и «цифирная» школы, первая для обучения чтению и письму, вторая — счету и началам арифметики. Во главе всего дела стоял профессор Эбердинского (в Шотландии) университета, Фарварсон; из русских Леонтий Магницкий преподавал арифметику по учебнику, составленному им самим. Его «Арифметика, сиречь наука числительная», изданная в 1703 г. еще славянским шрифтом, «по своему не всегда ясному изложению, чудовищной технике и большому объему, должна была для большинства учеников представлять весьма тяжелый труд», однако «арифметика Магницкого должна быть дорога для каждого русского потому, что она находилась в числе немногих книг, возбудивших любознательность Ломоносова, и еще потому, что это было первое русское математическое сочинение, в котором, по словам самого автора, «разум весь собрал и чин, природно русской, а не немчин» (Веселовский).

Навигацкая школа — одно из наиболее удачных творений Петра в области школьного образования. Из нее вышли первые русские моряки, гидрографы, геодезисты, инженеры, артиллеристы. В 1715 г. высшие классы были переведены в Петербург, образовав там Морскую Академию, низшие же остались по-прежнему в Москве.

2. Другие школы.

а) Хирургическая школа при военном госпитале в Москве (1707). Будучи, как и навигацкая школа, специальной, она давала медицинское образование и состояла в ведении доктора Бидлоо.

б) Делает Петр попытку создать также и низшую школу с начальным образованием. Таковы цифирные школы (1714, 28 февраля), с обучением арифметике и началам геометрии. К концу царствования число таких школ достигало 50, но многие из них существовали только на бумаге и позже постепенно совсем закрылись: дворянство их избегало, а торговый класс прямо исходатайствовал дозволение вовсе не посылать туда своих детей, ссылаясь на ущерб торговым делам (чтоб не отвлекать детей от их прямого дела). Процент уклоняющихся от посещения цифирных школ был всегда значительный. Жизненнее оказались начальные школы при архиерейских домах, находившиеся в ведении духовенства (1721). Они удержались и после смерти Петра.

в) Особо стоит школа, заведенная в Москве немецким пастором Глюком (1705). В ней преподавали географию, риторику, математику, естественные науки, языки; знакомили с началами юриспруденции; обучали танцам, верховой езде, фехтованию, игре в мяч. Таким образом, это была школа с общеобразовательным курсом; но Глюк вскоре умер, и школа его заглохла.

3. Значение петровской школы. Вообще петровская школа прочных результатов не дала, и школьное образование сделало серьезные успехи не раньше, как в царствование имп. Екатерины II, но и то, что она принесла с собой, было немаловажно: она впервые перестала быть исключительно церковно-духовной; при всей утилитарности поставленной ей цели, она впервые стала выпускать людей, приучавшихся самостоятельно разбираться в своих сведениях, самостоятельно мыслить; вырабатывала в них сметку, привычку к умственной работе, и притом к работе напряженной, ответственной. Знание, выносимое из петровской школы, по качеству было пока еще невысокой пробы; зато ценно было то, что вместо прежнего, более или менее раболепного, усвоения знаний, она внесла известный дух критики и самодеятельности.

Наконец школа петровская немало содействовала выработке характера в русском человеке, оборотливости в житейских делах: суровые требования побуждали держать себя постоянно начеку, «шевелить мозгами», питали чувство ответственности и прежнего слепого исполнителя чужих приказаний превращали в сознательного работника. Старой косности положен был предел; дана возможность широкому культурному общению с Зап. Европой; и хотя русский человек надолго еще останется на положении ее ученика, но первый сдвиг уже был сделан, так что ближайшее поколение могло выдвинуть Ломоносова, этого, по духу, истинного ученика Петра В. и после него величайшего человека в России XVIII века.

X. Церковные преобразования Петра Великого

1. Факторы, влиявшие на проведение реформы. На преобразовательную деятельность Петра В. в области церковной влияли главным образом три фактора: 1) то положение, в каком застал Петр Русскую церковь и какое сложилось еще до него; 2) те требования, какие он как государь предъявлял вообще к Русской церкви, и 3) тот личный элемент, какой внес в это дело Петр как человек (его характер и вкусы). Первое подготовило ту почву и обстановку, в какой проводились в жизнь мероприятия царя; второе стояло в тесной связи с общим направлением всей государственной политики Петра; последним обусловилась окраска, тот своеобразный отпечаток, какой был наложен на церковную реформу, принявшую характер грубого насилия и неуважения к старине.

2. Положение Русской церкви ко времени Петра. Русские цари давно уже стали полными хозяевами в Русской церкви. После того как московским князьям удалось перенести митрополию в свой стольный город Москву и особенно когда митрополиты, ранее обыкновенно из греков, стали выбираться из природных русских, положение Русской церкви подверглось большим изменениям. Прежде подчиненная одному только духовному главе, константинопольскому патриарху, теперь она стала зависеть от светского владыки: митрополиты избирались по указанию великого князя, ставились в Москве, не испрашивая на то предварительного согласия константинопольского патриарха. Избранные из подданных великого князя, и притом из лиц ему желательных, им же указанных, митрополиты и в этом сане по-прежнему оставались теми же подданными и в действительности превращались в покорных его слуг и исполнителей его велений. Недовольный митрополитом, князь имел полную возможность без особых затруднений заменить его другим, более угодным: стоило только созвать собор иерархов; тоже подданные князя и тоже поставленные под его воздействием, члены собора не могли прекословить ему и всегда готовы были исполнить его волю и желание.

Насколько зависимо было положение русских митрополитов в XVI в., можно судить по следующему:

а) Митр. Варлаам, неугодный вел. князю Василию III (не соглашался на развод с Соломонией), низложен и заменен Даниилом (1522), который раболепно выполнил возложенную на него задачу: насильственно постриг Соломонию и потом сам обвенчал Василия III с Еленой Глинской (1526).

б) Митр. Даниил низложен боярами Шуйскими (1539).

в) Ими же низложен и митр. Иоасаф (1542).

г) Гермоген казанский, преемник митр. Макария, еще только нареченный в митрополита, был изгнан из митрополичьего дома, едва Иван Грозный узнал, что он настаивает на уничтожении опричнины (1565).

д) Митр. Филипп низложен и задушен Малютой Скуратовым (1569).

е) Преемники Филиппа, Кирилл и Антоний, — «потаковщики», как их презрительно обзывал кн. Курбский — оставались безгласными свидетелями злодеяний царя Ивана, не выполняли одной из главнейших обязанностей своего сана — печаловаться за обиженных и осужденных, разрешили ему вступить в четвертый брак и смолчали, когда царь не исполнил наложенной на него эпитимьи, бывшей условием разрешения. Грозный после того вступал в брак еще три раза, совершенно игнорируя предписания церкви.

ж) Митр. Дионисий низложен Борисом Годуновым (1587).

Не изменилось положение духовной власти и после учреждения патриаршества. Патриаршество повысило Русскую церковь в сане, поставило ее наравне с автокефальными церквами на православном Востоке, но самого положения ее по отношению светской власти не изменило ни в чем: патриаршество было делом исключительно светской власти, которая видела в нем средство придать более блеска самой себе, усилить значение недавно принятого царского титула и подчеркнуть еще раз политическую независимость и высокое положение Русского государства.

Патриархи оставались такими же зависимыми, как их предшественники митрополиты. Авторитет патр. Филарета вытекал из условий исключительных и временных: царь Михаил по собственной воле разделил с ним свои государственные права и в силу лишь сыновнего чувства послушно следовал его указаниям. И если позже царь Алексей поставил высоко патр. Никона, титуловал его «великим государем», то и это было результатом личной дружбы и доверия. Остыли дружеские чувства, пропало доверие, — и тот же Алексей не замедлил предать своего «собинного» друга церковному суду и лишить его сана.

За этими двумя исключениями, все остальные патриархи оставались простыми орудиями в руках царской власти. Первый из патриархов, Иов, ставленник Бориса Годунова, был, по смерти последнего, с бесчестием низложен и подвергся публичному позору; никто из архиереев не вступился за Иова, но все беспрекословно исполнили приказ Лжедимитрия: избрать на его место грека Игнатия, на которого новый царь имел свои виды.

В Греческой церкви в ту пору от католиков, при переходе их в православие, требовалось одно миропомазание, без перекрещивания, каковое считала безусловно необходимым церковь Русская. Игнатий был поэтому нужен Лжедимитрию, чтобы дать ему возможность осуществить свое намерение — вступить в брак с Мариной Мнишек, которая перекрещиваться наотрез отказалась. И действительно, она была только миропомазана. Но если Игнатий допустил это по убеждению в правильности такого поступка и душой не кривил, то русские иерархи, участвовавшие в совершении брачного обряда, действовали против совести, в угоду светской власти.

Вообще патриархи избирались на протяжении всего XVII в. по указанию царей, и церковный собор только исполнял данное ему предписание. То же можно сказать и о выборе любого епархиального архиерея.

Сами соборы церковные обыкновенно собирались в 16-м и 17-м ст. по особому повелению государя и без его согласия состояться не могли. Обыкновенно царь сам открывал их, сам определял состав и количество участвующих лиц, лично присутствовал на заседаниях и принимал в них деятельное участие. Сами постановления соборов получали силу закона лишь после того, как одобрены были царем и скреплены его подписью.

Бывали случаи, когда члены собора из угождения царю делали постановления против совести и убеждений. На Стоглавом соборе (1551), заседавшем под председательством молодого царя Ивана IV, было торжественно постановлено не допускать четвертого брака, «понеже свинское есть житие», но 20 лет спустя (1572), на новом соборе иерархи, страха ради нарушили прежнее постановление и разрешили тому же Ивану вступление в четвертый брак. На введении в церковное пение единогласия царь Алексей настоял вопреки мнению собора, заставив его изменить прежнее свое постановление о сохранении многогласия.

Вообще церковные соборы XVI и XVII вв. являлись простым совещательным учреждением при царе, органом его власти по делам церковным — не более. Обогащая церковь щедрыми вкладами, наделив ее крупными земельными угодьями*, государственная власть взамен требовала от нее полного послушания и ревностного служения. При таких условиях русские иерархи превратились в простое орудие светской власти и, лишенные какой-либо инициативы, проводили в жизнь только то, что им предписывала государственная власть.

______________________

* К началу 18-го ст. в руках духовенства насчитывалось 118000 крестьянских дворов.

______________________

Однако такое поведение светской власти отнюдь не было с ее стороны узурпацией, вторжением в «чужую» область: оно опиралось на убеждении, что царям сам Господь поручил заботиться и иметь попечение кроме государственных дел также и о церковных, и что потому охранение восточной православной веры составляет их «первую и величайшую должность». Царь Алексей Мих. шел еще дальше и готов был видеть в себе наместника Божия: от Царя Небесного он отличал себя лишь тем, что в противоположность Небесному Царю, был человеком смертным*. Отсюда вытекало право, даже обязанность царя «контролировать всю церковно-религиозную жизнь народа, иметь над нею свой постоянный верховный надзор, руководить и заправлять всеми действиями высших церковных властей, строго наблюдая, чтобы церковная деятельность последних всегда была согласована с божественным законом» (Каптерев).

______________________

* Он пишет боярину Шереметеву: «Ведомо тебе самому, как великий Царь и вечный изводил быть у нас, великою государя и тленного царя, тебе Василыо Борисовичу, в бояре не туне».

______________________

Глубоко религиозные московские цари всей душой были преданы интересам церкви, искренно желали ей блага, ревниво охраняли церковный устав, наблюдая за строгим его соблюдением. Начитанные в церковно-богослужебных книгах, близко знакомые с литературой поучительной, неукоснительно посещая церковные службы, они принимали близко к сердцу все вопросы, волновавшие церковь, и деятельно содействовали их благополучному разрешению. Знатоки и горячие любители всего церковного, они интересовались малейшими подробностями церковной жизни и обязательно вмешивались в ее ход и события.

«Вопросы о хождении посолонь, о сугубой и трегубой аллилуйи, о церковных звонах, о единогласии или многогласии в церковном пении, о сложении тех или других перстов для крестного знамения — все это для московских государей были настолько живые, близко затрагивающие их вопросы, что они интересовались ими никак не менее вопросов чисто государственных, и потому принимали в их решении самое горячее и деятельное участие, так что иногда очень трудно бывает провести точную грань: где был царь и где был архиерей; где было дело государственное, и где церковное» (Каптерев).

Вот почему остро и болезненно несамостоятельность церкви пока еще не чувствовалась. Иначе пошло дело, когда государством стал править Петр Великий.

3. Взгляд Петра на церковь. Церковь, по взгляду Петра, должна была, подобно всякому учреждению, служить на пользу государства, и потому стать органом правительственной власти. Утилитарные соображения, лежавшие в основе всех мероприятий Петра, сказались и на понимании им самой религии. Петр был, несомненно, верующий человек, но его вера была делом скорее рассудка, чем потребностью душевной; сам соблюдая все предписания православной церкви, он требовал того же и от других, но по соображениям чисто практическим: религия необходима, ибо она есть основа народной нравственности; без нее государство становится слабым и не может выполнить своего назначения. Верить необходимо, так как вера есть порука в личной добропорядочности и в неуклонном исполнении своих гражданских обязанностей. А вот какому Богу поклоняется человек, как он верует — это вопрос второстепенный: лишь бы только веровал, лишь бы самого Бога имел в своем сердце. Исповедуй какую хочешь веру, но только исповедуй. Отсюда терпимость Петра к иноверцам, дозволение протестантам и католикам строить свои кирки и костелы. Раскольников при нем преследовали не за веру, как раньше, а за их преступления против государства, за упорное сопротивление мерам правительственным, как преследовали за то же и православных, принявших реформу Никона.

В силу такого взгляда на религию, Петр требовал от духовенства, чтобы оно прививало народу нравственное чувство, поучало его, подавало добрый пример собственным поведением. В духовенстве он видел особый класс таких же государственных чиновников, какими были и остальные классы населения: дворянство служило в военной и гражданской службе; крестьяне поставляли боевой материал на войну и питали государственную казну; ту же обязанность несли и посадские; в свою очередь, духовенство должно было воспитывать добрых граждан, проникнутых сознанием своих гражданских обязанностей.

4. Разрыв с духовенством. Но найдет ли Петр в духовенстве покорных исполнителей своей воли? Станет ли оно воспитывать русский народ в духе его требований? В понятие о гражданских обязанностях Петр вкладывал содержание, во многом несходное с формулировкой прежнего времени. Еще отец и старший брат Петра некоторыми своими мерами создавали почву для расхождения с духовенством (Монастырский приказ; короткополые кафтаны при дворе; недостаточно энергичные меры против курения табака); но там это были отдельные, случайные явления; теперь же чуть не все «новшества», вводимые Петром, были такого рода, что вызывали глухое брожение, вскоре перешедшее в открытое неодобрение.

Было еще одно обстоятельство, особенно отдалившее Петра от духовенства и сильно содействовавшее тому, чтобы видеть в нем непокорных слуг и явных врагов государства. С самого раннего возраста привык Петр бояться и ненавидеть стрельцов. Десятилетним ребенком он вступает на престол, обагренный в дни стрелецкого бунта кровью его дядьки Матвеева и дяди Ивана Нарышкина; несколько месяцев спустя он вынужден со всем царским домом укрываться от тех же стрельцов, поднятых кн. Хованским; стрельцы угрожают ему жизнью и в памятную августовскую ночь, когда, полуобезумев от страха, он скачет из Преображенского под защиту крепостных стен Троицкого монастыря (1689); стрельцы же составляют заговор на его жизнь накануне поездки за границу, а потом, пользуясь его отсутствием, поднимают открытый бунт, грозивший ему свержением с престола (1698).

И почти каждый раз в замыслах стрелецких чувствуется рука и участие духовенства: в деле Шакловитого замешанным оказался Сильвестр Медведев; в бунте 1698 г. стрелецкие попы «служили молебны, несли перед собою иконы и чаши святой воды, как будто отправляясь на дело угодное Богу. Низшее духовенство, особенно черное, втайне сносилось со стрельцами. Из монастырей рассылались подметные возмутительные письма. Не было такого заговора, которого тайные сокровенные нити не сходились бы в каком-нибудь монастыре. Рассчитывая на народное суеверие, подделывали мнимо-чудотворные образа, распускали слухи о видениях и чудесах, будто бы предрекавших бедствия, и этим волновали народ. Понятна после этого недоверчивость Петра В. к чудотворным образам, мощам и пр., и его ожесточение против суеверий» (Самарин). Монахи стали кричать про Петра, что он «антихрист», «жидовин из колена Данова», приписывали ему все несчастья, и неприязненное чувство к ним окрепло у Петра еще более. Вообще, восстания и заговоры против него носили характер религиозный; заговорщики постоянно указывали, что они действуют во имя интересов церкви, и Петр постепенно привык видеть в церкви не помощницу, не сотрудницу, а силу, враждебную для него и опасную для государства.

После этого Петру не оставалось ничего иного, как обезвредить такого врага и поставить его в условия, которые превратили бы его в покорное орудие его государевой воли и предначертаний. И он принялся за дело с той энергией и решимостью, какие были ему присущи.

5. Меры Петра (1700—1721). 16 октября 1700 г. умер патр. Адриан. Преемника ему Петр не назначил, а, не уничтожая пока самого сана, поставил (1700, 16 декабря) рязанского митрополита Стефана Яворского «экзархом, администратором и наместником патриаршего престола». Всего полгода назад скромный настоятель одного из киевских монастырей, случайно попавший в Москву и выдвинувшийся благодаря талантливой речи на похоронах боярина Шеина, Яворский в глазах московского духовенства был выскочкой, человеком чужим, к тому же сомнительного православия: учебные годы он провел в польской иезуитской школе, принял там латинскую веру и лишь вернувшись в Малороссию, снова стал православным. Доверием в духовном мире Яворский поэтому не пользовался, зато с тем большим доверием отнесся к нему царь: он мог рассчитывать на него, как на покорного исполнителя его предписаний.

Назначение Яворского служило первым шагом к отмене патриаршества. Уже теперь перемена шла далее одного простого названия: дела наиболее важные митрополит должен был обсуждать совместно с другими епископами, с т. наз. освященным собором — это был прообраз будущего Синода; у него отнят был суд и оставлены исключительно духовные дела (раскол, ереси).

Месяц спустя, 24 января 1701 г. последовала новая, столь же решительная мера: восстановлен прежний Монастырский приказ (он существовал с 1649 по 1677 г.), и во главе его поставлено светское лицо, боярин Мусин-Пушкин. Все церковные имущества: вотчины с населением в 118000 крестьянских дворов, оброчные статьи, церковные вклады, управление ими и доходы с них — все, чем до сих пор бесконтрольно распоряжался патриарх, было передано названному приказу; духовенству же определены оклады, притом очень скромные. Скоро началось и прямое отчуждение церковных земель в виде продажи или пожалования отдельным лицам.

6. Монашество. Ряд суровых мер был принят в отношении монашествующих. Совершенно уничтожить монашество Петр не мог и терпел его нехотя, ограничивая и тесня, как только мог. Убедившись, что подметные письма возмутительного содержания распространялись главным образом из монастырей, он запретил держать по кельям чернила и бумагу, назначив для них место в общей трапезе, чтобы ничего не писалось тайком. Тогда же у монастырей отобраны были их вотчины и угодья, и монахи посажены на определенный оклад: «Не ради разорения монастырей, но лучшего ради исполнения монашеского обещания, — пояснял царь, — понеже древние монахи сами себе трудолюбивыми своими руками пишу промышляли и общежительно живяше, и многих нищих от своих рук питали; нынешние же монахи, не токмо нищих не питаше от трудов своих, но сами чуждые труды поядаша, и начальные монахи во многие роскоши впадоша, а подначальных монахов в нужную пищу введоша, и вотчин же ради, свары, и смертныя убивства, и неправый обиды многи твориша» (указ 30 декабря 1701 г.).

В последние годы царствования, в связи с учреждением Синода, меры касательно монашества приведены в известную систему и согласованность. Новые монастыри дозволялось строить только с особого разрешения; малые — сводились вместе; многие упразднились сами собою по недостатку средств. Пострижение дозволялось: мужчинам не раньше 30 лет, а женщинам не раньше 40, да и то после трехлетнего предварительного испытания. Переход из одного монастыря в другой запрещен. Непостриженные выселены за пределы монастырских стен. Запрещено жить скитами. Сообщение с внешним миром было затруднено, особенно для монахинь: монастырские ворота держались на запоре; у ворот стоял караул; мирянам дозволялось входить в монастырь только во время богослужения, в другое же время — лишь с особого разрешения игуменьи.

Видя в монахах преимущественно тунеядцев (многие своим поведением давали достаточно к тому оснований), Петр старался занять их полезными ремеслами, размещал по монастырям отставных солдат и нищих, заставлял воспитывать сирот. Одно время запретил было совсем постригать кого бы ни было. Вниманием и заботой царя пользовался единственно один Александровский монастырь, основанный им самим в Петербурге, но и это по соображениям политическим: перенесенные сюда мощи Александра Невского должны были дать освящение новой столице и оправдать ее возникновение на болотистых берегах р. Невы, на отдаленной окраине государства.

7. Роль сената. Окончательное решение совсем отменить патриаршество сложилось у Петра, вероятно, под влиянием дела несчастного царевича Алексея, где замешано было много духовных лиц (1718); но и раньше еще влиятельная роль светской власти в делах церковных стала обозначаться вполне определенно. С учреждением сената (1711) последнему был передан верховный надзор и руководство церковью; от него стало зависеть назначение архиереев, игуменов; сенат принимал меры против раскола, судил духовных лиц. Участие блюстителя патриаршего престола в этих делах не исключалось; но насколько в действительности ничтожно было влияние Яворского, можно судить по тому, что однажды сенаторы не постеснялись, невзирая ни на сан, ни на положение, выгнать его из залы заседаний. Хотя сенат действовал обыкновенно именем государя, но в действительности положение церкви и ее служителей зависело исключительно от усмотрения простых светских лиц.

Вскоре Стефан Яворский совсем отошел на задний план: его заслонил новый любимец Петра, Феофан Прокопович, обративший на себя внимание государя хвалебной речью, которой он приветствовал царя в проезд его через Киев после полтавской победы. Человек умный и талантливый, с большим образованием, ловкий и дальновидный, с покладистой совестью и не особенно разборчивый в средствах, когда надо было расчистить себе дорогу, Феофан скоро был возведен в сан псковского архиепископа и по поручению царя изготовил Духовный Регламент, в силу которого патриаршество совсем отменялось, а взамен его учреждался Святейший Правительствующий синод (1721, 25 января).

8. Синод. Синод был коллегиальным учреждением — первоначально он так и назывался: Духовная коллегия; в состав его входили представители всех классов духовенства: архиереи, настоятели монастырей, протопопы от епархий, всего девять человек: 1 президент, 1 вице-президент, 3 советника и 4 асессора, совсем как в коллегиях, ведавших светские дела. Таким образом, по самому построению своему (по внешнему облику) синод напоминал чисто мирское учреждение, — особенность, еще сильнее подчеркнутая учреждением при синоде должности обер-прокурора (1722, 11 мая), который подобно обер-прокурору сенатскому пользовался тоже правом останавливать незаконные решения и доносить о них государю.

Мирским учреждением стал синод не только по внешности, но и по существу. Учреждая Духовную коллегию, Петр видел в ней постоянный поместный собор, который заменит временные, сделает их ненужными и упразднит совершенно. Между тем заменить прежние соборы, созывавшиеся в XVI или XVII вв., Духовной коллегии было не под силу, так как соборного в ней ничего не было. На соборах, канонически собранных, принимают участие все епископы; это их право по сану и в то же время обязанность; их никто не выбирает — тогда как синод состоял из небольшого числа лиц разного состава, назначаемых и сменяемых мирской властью по своему усмотрению, как и в любом другом правительственном учреждении, например, в Мануфактур- или в Адмиралтейств-коллегий.

Несовершенства Русской церкви, какими застал их Петр, бросались сами в глаза: духовенство в большей своей части отличалось невежеством и примером доброго поведения своей пастве служить не могло. Обряд зачастую смешивался с догматом; даже сам патриарх в бритье бороды видел искажение образа божьего. Достаточно было бегло читать, чтобы стать священником; а если кто умел еще и писать, то от того уже и не требовали ничего большего. Священники нередко давали молитву «в шапку», для доставления на дом тем, кто почему-либо не мог или не хотел быть сам в церкви; они участвовали в кулачных боях, шлялись по кабакам и, напившись, шумели не только на улице, но и в церкви. Бывали случаи, когда пьяные священники били своих духовных отцов, давали ложные показания. Духовенство дралось в церкви во время богослужения; даже в придворном Архангельском соборе дьяконы кидали воском в священников, мало стесняясь присутствием царской фамилии. Монастыри служили приютом для всякого сброда; не послушание и не воздержание царили там, а пьянство, полное безначалие и отвратительный разгул. Жажда наживы освобождала от всяких правил и уставов; иные не гнушались даже воровством, принимали участие в разбоях; венчали без «памятей», брали взятки. Дисциплина отсутствовала: монахи не слушались настоятелей, священники — своих протопопов. Церковное достояние растрачивалось без пользы для церкви; оно или уплывало от беспорядочного управления, или шло на многочисленную родню монастырских начальников, на роскошный стол, напитки и парадные выезды настоятелей.

В то же время сама церковь, как учреждение, подвергалась ожесточенным нападкам и оскорблениям: раскольники сеяли в народе смуту, с презрением отзывались об иконах нового письма; православных священников, принявших реформу патр. Никона, называли «предтечами антихриста», отрицали действительность таинств, совершаемых на просфорах не старинного образца, и громко кричали, что «никоновская» церковь служит не Богу, а дьяволу.

Таким образом, смута и неурядица в Русской церкви были громадные, и понятно желание Петра положить им конец. Но он упустил из виду, что в области религии нельзя действовать приказанием, что область веры имеет свои границы, перешагнуть которые не дано никакой власти. Желая поднять церковь из состояния того упадка, в каком она находилась, он ронял ее еще более. На положении полновластного хозяина, Петр требовал от членов синода, при их назначении, торжественной клятвы признавать его, государя, за «крайнего судию», т.е. за главу церкви; предавал анафеме (церковному проклятию) неугодных ему лиц; требовал от священников, чтобы они доносили Тайной канцелярии и Преображенскому приказу, если что узнают на духу у исповедывающихся о деяниях, противных государственному порядку, другим словами, заставлял их нарушать закон, установленный самой церковью, которая предписывает духовнику строго хранить тайну, доверенную ему на исповеди, и никому о ней не сообщать.

Таким образом, прежнего «пастыря» Петр превращал в орган полицейской власти. Епископы при объезде епархий должны были шпионить, тайно выпытывать у причетников и пономарей о жизни священников и дьяконов и доносить о том Духовной коллегии, выспрашивать о поведении монастырском у священников и мирян. По правилам православной церкви епископы подлежали единственно одному суду — соборному; но Регламент, пренебрегая этим, делал их подсудными синоду.

В конечном выводе синод полновластно распоряжался судьбой духовенства, а сам был послушным орудием в руках мирской власти.

Петр В. достиг своей цели: Духовная коллегия стала органом правительства, а члены синода превратились в чиновников; но сам синод уже не пользовался тем обаянием, какое еще окружало прежних патриархов; его решения не имели авторитета, лишены были той нравственной силы, которая есть удел независимого, свободного выраженного мнения. Прежние патриархи имели еще возможность взывать к голосу совести, могли убеждать — теперь голос синода звучал приказанием, имел силу одного внешнего воздействия; и если влияние Русской церкви на общественную жизнь было сильно подорвано религиозными распрями еще раньше, в XVII в., то теперь своими мерами Петр окончательно добил и парализовал его.

9. Кощунственные потехи Петра В. Сравнивая время царя Алексея Мих. с временем Петра В., видим, что и тогда, и теперь голос русского самодержца одинаково властно раздавался в делах Русской церкви; но в 17-м ст. царь и церковь жили согласной жизнью, шли по одному пути, взаимно уважая и поддерживая друг друга; если когда и возникал между ними раздор, то как явление временное, не нарушавшее взаимного сознания пользы и необходимости совместной работы, — теперь же взаимное доверие, это первое условие совместной плодотворной работы, отсутствовало совершенно. Петр видел в церкви враждебную силу и принимал все меры, чтобы обезвредить ее, но приемы, к которым он прибегал, носили зачастую характер прямого оскорбления и для многих сделали ненавистной саму реформу.

Общение с иноверцами Немецкой слободы, дружба с кальвинистом Лефортом, яростные нападки на церковь, раздававшиеся в русской среде, сказались на Петре еще в ранние годы легкомысленным глумлением над тем, что особенно было дорого и свято для каждого верующего русского человека — над обрядами православной церкви. Глумление это временами доходило до прямого кощунства.

Начало кощунственным потехам положено было учреждением «Всепьянейшей компании», или «Всешутей-шего собора». Во главе компании стоял потешный патриарх; его сотоварищи носили звание митрополитов, архиереев, дьяконов; Петр тоже возведен был в «сан» дьякона. Придумано было и соответствующее одеяние: патриарх носил на голове жестяную митру с изображением Бахуса верхом на бочке; его платье было обшито игральными картами; глиняная фляга с колокольчиками изображала панагию, а евангелием служил ящик в форме книги, внутри которой умещалось несколько склянок с водкой. Пародия на патриарха не ограничивалась одним этим. В вербное воскресенье в потешном городе Пресбурге после обеда отправлялась церемония «шествия на осляти». Патриарха садили на верблюда и вели в сад, что разбит был у реки Москвы, к погребу, где хранились фряжские вина. Следовало обильное возлияние, и только окончив попойку, разъезжались по домам. Поставление в патриарший и архиерейский сан совершалось в том же Пресбурге в форме крайнего глумления и неприличия.

Так вел себя Петр в молодые годы, едва выйдя из юношеского возраста; таким же остался он и в зрелую пору жизни. На потешной свадьбе шута Шанского бывший учитель Петра Зотов, носивший тогда звание потешного патриарха, участвует в свадебном поезде, одетый в костюм патриарха (1702).

Позже царь женил самого Зотова, в возрасте 70 лет, и торжественно справлял его свадьбу. «Молодых» венчал 90-летний старец-священник; свадебная процессия ехала в шутовских нарядах, под дикий грохот медных тарелок, свистков и трещоток, при звоне церковных колоколов, на потеху толпы, которую царь приказал поить пивом и вином, и которая приветствовала новобрачных пьяными криками: «Патриарх женился! да здравствует патриах с патриаршею!» (1715).

Еще большим глумлением явились выборы после смерти Зотова приеемника ему (Бутурлина) — это была сплошная пародия на церковный чип избрания патриарха — Бахус, несомый монахами, напоминал образ, предшествуемый патриарху на выходе; речь князя-кесаря напоминала речь, которую московские цари обыкновенно произносили при избрании патриархов; возгласы своей формой ясно показывали, но что они намекают*, и т.п. (1718).

______________________

* «Пьянство Бахусово да будсч с тобой» — намек на слова: «Благодать Св. Духа да будет с тобой».

______________________

«В этих святотатственных оргиях выражается недальновидная односторонность Петра. Он думал, что можно безнаказанно отрывать от церкви ее внешнюю сторону и выставлять ее на позор и поругание, не подрывая нисколько религиозного начала, которое он сам признавал за основу всякого благоденствия. Опыт показал противное. Народное чувство не мирилось с реформой, оскорблявшей православие» (Самарин).

Сатира Петра была о двух концах; он допустил ту же ошибку, как позже Вольтер. Последний, бичуя пороки церковных людей, наряду с законным и благородным негодованием против существующего зла, в котором повинны были лишь одни люди, внес большую дозу тлетворного яда, причинив сам много зла ни в чем не повинной церкви, приучив легкомысленно относиться к ней, воспитывая в неуважении к самой идее религии. Точно также и Петр, глумясь над патриаршим саном, не замечал, какой непоправимый удар наносит он Русской церкви, как оскорбляет саму религию своего народа и какие затруднения создает своей собственной деятельности.

XI. Дело Петра Великого

1. Что предстояло сделать.

а) Тяжелые, упорные войны с Польшей и Швецией в XVII в., неудачные попытки пробиться к Балтийскому морю; неполнота успехов, достигнутых в борьбе с поляками; полная необеспеченность южной границы от крымских татар, осложненная новой бедой — непосредственным столкновением с турками (Чигиринские походы), явившимся как следствие неудачного решения Малороссийского вопроса, — давно уже указывали на необходимость военной реформы. Северная война окончательно уяснила, что Россия не может существовать без постоянной регулярной армии, устроенной по западноевропейскому образцу.

б) Финансовые затруднения, Денежный бунт 1662 г.; налоги, ложившиеся тяжелым бременем на население; постоянные недоборы, свидетельствовавшие об истощении платежных сил населения и о его обнищании; непригодность системы подворного обложения, сменившего прежнюю посошную подать — указывали на необходимость искать новые способы обложения и особенно озаботиться о поднятии экономического благосостояния страны. Таким образом, еще в 17-м ст. жизнь предрешила подушную подать и усиленное заведение фабрик и заводов, к чему Петр В. прилагал столько заботы и старания.

в) Нестроения внутренней жизни, бунты и народные восстания, разбои, притеснения, каким подвергался народ со стороны приказного, чиновничьего люда, медленность в ведении дел указывали на недостатки управления.

г) Движение, вызванное реформой патр. Никона, свидетельствовало о болезненном состоянии Русской церкви, о недостатках просвещения и призыв ученых людей из Киева, исправление богослужебных книг, культурные заимствования с Запада, в свою очередь, свидетельствовали, что русское общество еще в 17-м ст. почувствовало необходимость духовного оздоровления.

Таким образом, дело, которое исполнил Петр, не было создано им; программу он получил уже готовой; сами пути ее исполнения были тоже указаны предшествующим поколением; но люди XVII в. еще не прониклись сознанием, что реформа настоятельно необходима, что откладывать ее невозможно; да и самую программу они скорее только чувствовали, чем ясно сознавали; притом никто до Петра не думал проводить ее с той энергией, с какой взялся за это дело Царь-Преобразователь. Люди еще стояли на распутье, в нерешительности; большинство еще сомневалось, действительно ли нужна реформа, и если да, то каким способом разрешить ее. Но явился Петр и взмахом меча разрубил гордиев узел.

2. Необходимость и неотложность реформы. Еще в 16-м ст.. т.е. с той поры, как для России и для Зап. Европы одновременно кончились средние века отчуждения и началась пора взаимного общения, Россия волей-неволей стала втягиваться в круговорот международной жизни. Она не могла допустить, чтобы Зап. Европа эксплуатировала ее природные богатства, устанавливала по произволу цены на товары, чтобы ближайшие соседи окончательно оттерли ее от моря и держали в политической зависимости миллионы ее единоплеменников. Грозный, Борис Годунов, первые Романовы старались поднять Россию на надлежащую высоту; но недочеты оставались большими, и все яснее становилось, что если Россия не хочет на будущее время остаться в подчинении, превратиться в азиатскую державу, то ей во что бы то ни стало необходимо пробить дорогу к свободному общению с более ее культурным Западом. Горький опыт 16-го и 17-го ст. должен был особенно укрепить в таком убеждении. Оттиснутая от Балтийского моря, Россия не в состоянии была бы впоследствии, при имп. Елизавете, задержать опасные для нее успехи Фридриха II, а при Екатерине II привести к благополучному окончанию Черноморский вопрос.

3. Знание. Его светский характер. Основной недочет был в знании — но в каком? До сих пор оно сводилось главным образом к начитанности в церковных книгах, к усвоению богословских тонкостей; школа XVII в. держала ученика в области религиозных вопросов, поучая его обязанностям к Богу; но чтобы создать хорошее войско, научить пользоваться богатствами, сокрытыми в недрах земных, чтобы поднять экономическое благосостояние населения, создать хорошее управление, уяснить пути, какими практичнее и вернее достигнуть всего этого, необходимо было знание иного рода: прежде всего следовало запастись техническими сведениями, более близким знакомством с природой и ее законами; не забывая об обязанностях к Богу, следовало также выяснить свои обязанности к обществу, к государству (юридические знания, Пуффендорф; «Правда воли монаршей»). Потребность в таком новом знании Россия смутно сознавала еще в 17-м ст., но она боялась признаться себе в том открыто; косность духа, неповоротливость ума, привычка держаться старины пугали ее, и, не решаясь сама на решительный шаг, она робко ждала появления смельчака, который бы громогласно, на всю Русь признал необходимость нового знания и неизбежных с ним перемен. Такой смельчак и явился в лице Петра В.

Таким образом, знание, внесенное Петром, можно определить как светское, в отличие от прежнего, духовного. Это светское знание и было тем «окном в Европу», которое прорубил русский царь. «Окно» раздвинуло прежние горизонты, дало русским людям возможность почувствовать себя частью Европы, гражданами всего мира и принять активное участие в общей духовной жизни народов.

4. Идея личности. Родовой быт, определявший общественные отношения в Древней Руси, неюридический склад мышления — одна из характерных особенностей русского человека (и вообще славянина). Наклонность «жить по старине», «как Бог на душу положит», привычка руководиться больше обычаем и традицией, чем точными юридическими постановлениями (законами), и кроме того, иноземное иго татарское с его бесправием и произволом — все это было причиной того, что в допетровский период русской истории начало личности в жизни совсем не проявлялось, и сама личность как бы вовсе не существовала. Были люди, но не было человека; были отдельные группы, но каждая группа мыслилась чем-то вроде монолита, а не тем составным целым, каким была она в действительности. Личность еще не доросла до самосознания, и мерилом своих действий, прав и обязанностей служило ей не собственное Я, не собственный разум и воля, а та среда (род, община, государство), в которой она жила и действовала, затерянная и несознанная.

Русская личность стала выделяться из общей массы лишь с Петра Великого; лишь при нем она была поставлена в надлежащие условия для своего развития и самоопределения. Призывая всех на общую службу, выдвигая наверх людей исключительно по их личным заслугам, Петр нанес решительный удар местничеству и через это освободил личность из духовного плена, в каком она находилась. Введение подушной подати создавало отдельную, самостоятельную душу отдельного, самостоятельного человека. «Петр признал права личности, предписывая, чтобы браки совершались с согласия детей, без произвола родителей; право личности было признано и в крепостном, ибо помещик должен был присягать, что не принуждает своих крестьян к невольному браку. Наконец, получила признание личность женщины, вследствие освобождения ее из терема» (Соловьев).

Последствия этого были громадны. Хор, составленный из многих голосов, может петь очень согласно; но каждый отдельный голос теряется в хоре, теряет там свой облик, и только солисту дано проявить свои индивидуальные силы и особенности, внести свое в музыку. Реформы Петра дали возможность зарождаться таким солистам, вносить свое новое в музыку народной жизни, обогащать и разнообразить ее содержание. Уже ближайшее поколение дало России величайшего после Петра человека XVIII в. — Ломоносова. Первый русский ученый, он создал новый русский язык, указал народной мысли для своего выражения новые литературные формы, более простые и гибкие, а потому и более сильные, выразительные, и тем подготовил появление в следующем, XIX, веке другой гордости и славы Русской земли — великого Пушкина.

5. Идея государства. При Петре В. служба государю впервые была отделена от службы государству, впервые была поставлена грань между интересами государя-человека и государства-коллективной единицы. В эпоху московских «князей-собирателей» государства, как мы знаем, еще не было: существовала большая вотчина, которая на положении частной собственности принадлежала князьям и, как таковая, передавалась по наследству из поколения в поколение, причем каждый член семьи имел свою долю в общем владении. Идея вотчины не заглохла и позже: народившееся в XVI в. новое государство еще не в силах подавить ее, и царь Грозный, даже он еще считает необходимым наделить особым уделом (Угличем) младшего сына Димитрия. Надо было прекратиться династии Рюриковичей, пережить Смутные годы, чтобы вотчина, дробимая на части и раздаваемая по рукам, окончательно исчезла в области государственной жизни. Однако особенностью, хотя бы и не частной, а государственной, Русская земля не перестала быть при новой династии, в XVII в. И царь Алексей, и Федор Алексеевич, самодержавные правители Земли, в то же время и ее полновластные хозяева. Этот взгляд потерпел коренные изменения лишь с Петра В.

Ни на пядь не поступаясь своей властью, зачастую даже проявляя ее в формах самого крайнего деспотизма, Петр впервые, всем характером и всей совокупностью своих действий, ярко подчеркнул мысль, что он не владеет, а правит государством на его благо. Право управлять Россией вручено ему Богом и потому неоспоримо, и он, Петр, сполна использует его, но всегда во имя интересов государства, хотя бы они шли вразрез с его личными интересами. Не государь, а государство есть высшая цель наших действий, благо не отдельного человека, а общества. Во имя этого блага должны служить все: и дворяне, и горожане, и крестьяне — все классы и сословия без исключения. Царь первый подает тому пример: на полях полтавских он напомнит, что «жизнь ему не дорога, жила бы Россия в блаженстве и славе»; позже он отступится даже перед тем, чтобы принести в жертву государству родного сына, лишь только убедится, что дальнейшее существование его будет во вред России — в этом он видел свой гражданский долг государя. Высокой идеей — служением государству — оправдывались громадные жертвы, к каким призывал царь свой народ; суровые меры, перед которыми он не останавливался в достижении намеченных целей.

Высокая идея далеко не всем была по плечу; многие открыто противодействовали ей, как и вообще многим начинаниям Петра: «как монарх на гору аще сам-десять тянет, а под гору миллион тянет; то как дело его споро будет?» (Посошков). Даже среди ближайших сотрудников царя мало кто усвоил и разделял его мысль, что перед интересами государства должны отступить личные соображения и выгоды; после же смерти Петра старый взгляд, притом в наихудшем его выражении, стал снова брать верх; однако сама идея не заглохла и принесла свои плоды: русская мысль, в лице лучших своих представителей XVIII и XIX вв., постоянно работала в направлении, которое было указано великим императором.

6. Правительственная регламентация. На реформу Петра сильный отпечаток наложила эпоха, в которую жил Царь-Преобразователь: господствовавшие в ту пору взгляды на государственную власть, на отношения между подданными и государем. Согласно этим понятиям, государь был все: в его руках сосредоточивалась вся полнота власти, от его воли и усмотрения зависела жизнь и судьба его подданных. Такие понятия были всегда всеобщими. Век Петра Великого был также веком Людовика XIV, Великого Курфирста бранденбургского, Карла XI шведского, испанских Карлов и Филиппов, и если в России абсолютная власть, сильная уже при царе Алексее Михайловиче, вылилась при его младшем сыне в особенно яркие и выпуклые формы, граничившие подчас с деспотизмом, то и в Зап. Европе повсюду, за исключением разве Англии, Голландии и Польши, вырастала и крепла абсолютная монархия. Опираясь на сочувствие широких слоев общества и находя себе поддержку в наиболее авторитетных его представителях, — в духовенстве и в ученых юристах — государи Зап. Европы тоже предъявляли права на бесконтрольное распоряжение судьбой подвластных им народов и отводили населению лишь скромное место простых исполнителей их самодержавной воли.

«Государство — это я», — сказал Людовик XIV, и Боссюэт, знаменитый проповедник при его дворе (1627— 1704), вторил королю, заявляя, что королевская власть не ограничена в силу божественного своего происхождения; что «государь есть наместник Бога на земле, Его подобие», что «все государство содержится в нем» и «в его воле отпечатлена воля народа». Еще раньше Боссюэта голландский юрист и философ Гуго Гроций (1583— 1645) доказывал: верховная власть не подлежит контролю; она выше закона; у подданных нет права на свободу: их различие от рабов состоит лишь в том, что те подчинены частному лицу, эти же — государю и его воле; судить о том, что хорошо, что дурно для подданных — исключительное право государя. Подобные же мысли высказывал и Пуффендорф, немецкий юрист (1631 — 1694): по его учению, государь безответствен в своих действиях, стоит выше человеческих законов и не подчинен никакой другой власти; ему принадлежит безраздельное право руководить духовной жизнью людей, бороться с отступниками от истинной веры и заботиться о ее чистоте.

Сознанием своего божественного права повелевать и быть безответственным вождем своего народа проникнуты и все распоряжения Петра. «Его величество есть самодержавный монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен; но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять» (Устав воинский 1716 г.). Хотя во власти отец Петра или старший брат его Федор были такими же абсолютными, неограниченными государями, но сама идея власти не была ими сознана в такой степени, как Петром. Недаром Петр ценил сочинения Пуффендорфа, называл его «славным историком» и озаботился переводом его книг па русский язык*: Пуффендорф давал разумное оправдание его власти, служил для нее убедительной точкой опоры. И подобно тому как Людовик XIV имел в окружавшей среде истолкователей и защитников абсолютизма, так и у Петра нашелся свой Боссюэт в лице талантливого Феофана Прокоповича, архиепископа псковского («Правда воли монаршей»).

______________________

* «Введение в историю европейскую». Два издания, 1718 и 1724 гг. Другое сочинение Пуффендорфа «De officus hominis el civis», kmc переведенное, было издано уже по смерти Петра.

______________________

Полный веры в свое право, Петр властно ведет Россию по пути, который он избрал, считая его наиболее пригодным, не спрашивая ничьего согласия, не допуская противоречий: это его право. Государь — это отец, неусыпно пекущийся о своих детях, ментор, наставляющий своих учеников уму-разуму, командир, требующий безусловного себе повиновения; полицейский, следящий за порядком, судья, решающий, кто прав, кто виноват. «Я вам от Бога приставник», — говорил Петр про себя. Жизнь подданных должна протекать согласно предписаниям свыше. Их отношения к государству, к обществу, даже к Богу, личные вкусы и желания, малейший шаг их — все подлежит строгой регламентации. Государство такого типа носит в науке название полицейского (Polizeistaat); таким полицейским государством была Россия при Петре В., и в этом ее отличие от России московского периода: раньше русские люди жили, руководясь обычаем, теперь место обычая заступил указ: Петр отнял у русского народа прежний посох, опираясь на который веками, старая Москва, хотя и медленно, все же подвигалась вперед, и заменил его помочами, на которых сам повел ее теперь (Богословский). Это водительство проходит красною нитью через всю деятельность Петра. Народ, по его убеждению, те же дети: их надо принуждать; собственной пользы они не видят и поймут ее не раньше, как данная мера принесет свои видимые плоды.

И Петр всю жизнь свою был учителем и командиром. Армия, флот, промышленность, торговля, высшее управление, школа, наука, внешний порядок и благочиние — всего коснулась его энергичная рука. Вполне в духе полицейского государства, он вмешивался во вес и, как настоящая нянька, руководил каждым шагом своих подданных; предписывал в домах печи ставить на фундаменте, а не прямо на пол; дымовые трубы воздвигать такой ширины, чтобы в них можно было пролезть человеку; потолки делать с глиной, а не бревенчатые; не ездить на лошадях, не взнуздав их; надгробные памятники ставить без деревянных будок. Он запрещал носить и продавать остроконечные ножи, снимать зимой шапки перед дворцом; заборов перед домами не делать, а ставить тыны, чтобы ворам несвободно было перелезать; свечи перед иконами ставить в фонарях, во избежание пожара. Регламентации подверглись борода, платье, пиры, свадьбы, погребения. На обеды и вечера предписывалось приглашать не одних мужчин, но и женщин. Указ об устройстве ассамблей в частных домах определял не только в какое время они должны созываться, но и в каком порядке рассылаться приглашения на них, что должен делать на ассамблее хозяин, как вести себя гостям. Правительство брало на себя даже заботу о спасении души, предписывая подданным посещение церквей, хождение к исповеди и причастию и строго карая за неисполнение.

Такая регламентация и вмешательство государства в частную жизнь не представляли для того времени ничего удивительного; этих понятий держались тогда повсюду в Европе. Немецкий философ Вольф (1679—1754), принимавший близкое участие в создании задуманной Петром Академии Наук, проповедовал в сущности то же самое, что на практике старался насадить Петр В.: заработная ли плата, цена ли товаров, архитектура зданий, развлечения театральные, школьное образование — все подлежит, утверждал он, велению государства; государство следит за добрыми нравами граждан, за неукоснительным посещением церкви, преследует атеистов и деистов — это не только его право, но и прямая обязанность.

7. Как проведена была реформа. На проведение ее значительное влияние оказала личность Преобразователя. Если регламентация народной жизни, доходившая до мелочей, была тяжела уже сама по себе, то еще тяжелее становилась она вследствие приемов, какими сопровождалась. Энергия Петра, не останавливавшаяся ни перед чем, оправдывалась необходимостью и неотложностью реформы. «Петр действовал, как воспитатель, врач, хирург, которых не обвиняют за крутые и насильственные меры. Нельзя было иначе действовать; невозможное теперь было тогда, по несчастию, необходимо, неизбежно» (Кавелин). Однако все же насилие зачастую принимало самые грубые и отталкивающие формы, которых и можно было, и следовало избежать. С железной волей, сильным характером и светлым умом Петр совмещал недостатки современного ему общества, — грубого, жестокого, невоспитанного. Пылкий, далеко не всегда осмотрительный, зачастую действовавший необдуманно, под первым впечатлением, он бывал бесчеловечен и без нужды жесток, и потому не в малой степени ответствен за то, что его работа, хотя и всецело направленная на одно только благо народное, вызывала упорное противодействие и навлекла на него столько проклятий. Из современников далеко не все умели за этой ненужной жестокостью разглядеть горячую любовь царя к России и простить ему его зло за тот гигантский, самоотверженный труд, какой он вложил в свое дело, руководясь желанием, одной мыслью — благом и пользой своей страны.

XII. Петр Великий как человек и государь

1. Жажда знания. Одной из особенностей ума и характера Петра В. была его ненасытная жажда знания. Он все хочет схватить, все обнять. На свете существует немало людей любознательных, живо всем интересующихся, отзывчивых; но редко кто из них, по тогдашнему выражению, «в версту» Петру. Масштаб его желаний такой же гигантский, как и рост его самого: без двух вершков сажень. Энциклопедизм царя прямо поразителен, и если в иных областях знания он остался простым дилетантом, зато другие он усвоил основательно и всесторонне.

До тонкости изучив технику военного дела, Петр не хуже записного богослова толкует послания апостола Павла и может приводить их на память; не довольствуясь посланиями, он усвоил в подробностях Евангелие и Деяния апостолов. В Кенигсберге он с успехом держит экзамен по курсу артиллерии, а в Польше удивляет своими познаниями по географии, рисованию и черчению. Специалист по постройке кораблей, он и на поле брани, по отзыву военных историков, оказался далеко недюжинным стратегом и полководцем.

Дело, однако, не в том, всегда ли оказывался Петр специалистом в той области, где работал и искал ответа на запросы своего неспокойного, вечно тревожного ума, а в том, что не было, кажется, области, куда не заглянул бы он, которую прошел бы мимо. Полководец и корабельный мастер, богослов и артиллерист, он самостоятельно вырабатывает многие законодательные меры по управлению, торговле, промышленности; намечает, какие книги из области правоведения и общественных наук перевести с иностранных языков на русский; редактирует первую русскую газету, принимает непосредственное участие в составлении «Гистории Свейской войны»; знает 14 ремесел и то прокатывает полосу железа, то вытачивает деревянное паникадило, то вырезывает гравюру, то берется за топор. Он и обедню поет на клиросе, и зубы вырывает, с увлечением сидит за приготовлением фейерверков, слушает лекции по анатомии.

Дело не в том, основательно или поверхностно знал он каждое дело, за которое брался, а в той отзывчивости душевной, в том непотухающем огне, который, продолжая гореть 52 года в его груди, даже и в последние минуты жизни, казалось, не хотел покинуть его. И если что увлекало, покоряло сердца, вызывало восхищение и преклонение перед Петром, то именно этот священный огонь, эта благородная жажда знания, которая так резко выделяла царя из окружающей его среды.

2. Пытливость ума. «Духовной жаждою томим», Петр однако не довольствовался тем, что всей грудью припал к источнику живой воды и жадно вбирал в себя его живительную влагу — он хотел допытаться, что это за источник? что это за вода? Он не только брал знание, но и хотел понять его, сделать себе ясным. Ничего на веру, но все переработав или, по крайней мере, ко всему отнесясь самостоятельно, продуманно. Этот дух пытливого ума, эта вечно работающая мысль кладет на личность Петра новый отпечаток замечательной жизненности, от нее веет поистине чем-то бодрым, свежим и заразительным.

3. Неустанный труженик. Подобный энциклопедизм и умственная пытливость немыслимы без известной затраты труда. Вот почему через всю жизнь Петра красной нитью проходит труд — упорный, постоянный, не знавший ни устали, ни расчета, — труд до самозабвения, до излишества, ставший в некотором роде основой всего его духовного существования. Петр работал, что называется, не покладая рук, всю жизнь. «Сынишка твой в работе пребывающий» — так назовет он себя в одном из самых ранних своих писем — в письме к матери с Переяславского озера, где у него кипит работа над постройкой кораблей (1689), и эта фраза, точно камертон, раз навсегда определит ту ноту, которая будет звучать на всем пространстве его жизненного поприща, господствуя и заглушая все остальные. «На троне вечный был работник», — картинно и метко определил его великий Пушкин. Русский царь с гордостью показывал на свои грубые мозолистые руки: «Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли; а все от того: показать вам пример и хотя бы под старость видеть мне достойных помощников и слуг отечеству», — говорил он Неплюеву. Записные книжки Петра, испещренные заметками; корректуры правленных им изданий; наброски и планы, где в первоначальной форме отражалась блеснувшая мысль; проекты уставов и законодательных актов; его чертежи, схемы, выкладки — вообще та работа, которую мы применительно к современным терминам зовем работой в комиссиях в заседаниях или в тиши кабинета, — все это длинной вереницей проходит в жизни Петра и составляет ее содержание.

4. Работоспособность. Работоспособность Петра прямо небывалая; напряжение умственной энергии — одно из самых редкостных. Поглощенный приготовлениями к Прутскому походу, он в один день составил и написал 32 собственноручных указа в сенат по разнообразным предметам государственного управления. Работая, он весь уходил в свое дело. По словам современника, он в один час делал то, что другой не сделал бы и в четыре. Наше время не знает ничего подобного, и уж если с кем сравнивать Петра, то с Наполеоном I, который, по собственному свидетельству, работал и за обедом, и в театре, и даже ночью, пробуждаясь от сна, — короче говоря: всегда и повсюду.

5. Энергия. Это был человек громадной воли, необычной энергии; его не могли сломить никакие препятствия: ни поражение под Нарвой, ни измена Мазепы, ни открытый бунт в Астрахани или на Дону. Казалось, неудачи или затруднения лишь придавали ему новые силы. Петра не смутили ни глухая борьба, какую вели с ним «бородачи», ни проклятия, сыпавшиеся со стороны противников реформы, ни заговоры на жизнь. Петр никогда не падал духом, и вырвать у него веру в правоту своего дела не могли ни казак Булавин, ни изувер Левин с его исступленным выкриком: «Антихрист, антихрист сидит на престоле!», ни даже тяжелая драма, какую ему пришлось пережить, найдя в родном сыне противоборника и врага самым заветным его мыслям и чаяниям.

6. Общественные навыки. Эта ненасытная жажда знания, дух пытливого ума, постоянное пребывание в труде при редкой работоспособности и неиссякаемой энергии, готовой ломать все препятствия, питались главным образом сознанием духовного родства с тем обществом, в котором жил и действовал Петр. Русский царь мыслил себя неотьемлемой частью русского народа, плотью от его плоти. В Петре ярко выделяется та особенность, которую некогда Аристотель определил словами — существо с общественными инстинктами: заботливая мысль о благе России и грядущих поколений подсказана ему не только его положением государя, ответственного за судьбы своего народа, но и сознанием тех общественных уз, какие связывают его с окружающим миром.

7. Царь-гражданин. Из его чувства общественности выросло в Петре и другое чувство — сознание своих гражданских обязанностей. В этом отношении Петр был первым русским царем-гражданином. Оттенок гражданственности наложил на Петра, в его положении самодержавного владыки необъятной империи, отпечаток возвышенного и благородного, действовал воспитательно, служил образцом как для современников, так и для потомства. Петр собственным примером поучал, в чем состоят обязанности гражданина. И если теперь мы сознаем себя гражданами, призванными к совместному труду, если видим в себе известное целое, такую коллективную единицу, у которой и могут, и должны быть общие интересы, общие заботы и работа — то этим в значительной степени мы обязаны Петру.

8. Обязанности государя. Одним из наиболее ярких свойств и особенностей Петра В. было его сознание своих обязанностей как государя перед страной, править которой он был призван. Государство, благо народное — вот его культ, тот алтарь, на который без малейшего колебания приносит он в жертву свои энергию и ум, свои силы, помыслы и мечты. Идея служения государству не была чужда и Московской Руси, но только Петр впервые ярко подчеркнул ее, отделил государя от государства, резко обособил интересы государственные от частных, «партикулярных», и провозгласил неотъемлемое первенство первых над вторыми. С первых же шагов своей государственной деятельности целью ее он ставит благо государства и работает под этим знаменем в течение всей своей жизни. «Все то, что вред и убыток государству приключить может — суть преступления», — говорит он в одном из своих указов. В манифесте 1702 г. о вызове иностранцев он исходит из «попечения о всеобщем благе» своих подданных; по взятии Нарвы, он обращается с такими словами к 14-летнему сыну Алексею: «Ты должен любить все, что служит к благу и чести отечества, должен любить верных советников и слуг, будут ли они чужие или свои, и не щадить трудов для общего блага»; празднуя Ништадтский мир, пользуется случаем заявить, что целью его было «трудиться о пользе и прибытке общем». Ведется ли война со шведами, заводится ли флот, приступают ли к преобразованиям административным, посылают ли русских учиться за границу, вводят ли подушную подать, составляется ли проект учреждения Академии Наук — весь этот труд, вся эта подчас непосильная тягота, возлагаемая на плечи русского народа — все это во имя государства, блага народного.

На общую пользу должны работать все, и государь во главе всех. Предвосхищая выражение прусского короля Фридриха II («государь есть первый слуга своего государства»), Петр все свои силы посвятил на служение России. Не личный интерес, не себялюбивое Я стоит у него на первом плане: вся его сознательная жизнь, начиная с первого Азовского похода и вплоть до спасения погибающих на Лахте, отдана государству; и ему невольно веришь, когда, готовясь к полтавскому бою, он говорит своим солдатам: «А о Петре ведайте, что жизнь ему недорога, жила бы Россия в блаженстве и славе».

В этом отношении Петр далеко опередил своего современника Людовика XIV. Культ монархической власти привел во Франции к идолопоклонству: личность короля заслонила собою государство. «Не было более речи о благе государства, об интересе государства, о чести государства — речь шла о благе короля, об интересе короля, о чести короля». (Записки Сен-Симона); забыто было завещание кардинала Ришелье, хотя и сторонника абсолютной власти, но видевшего в ней лишь средство, отнюдь не цель саму по себе («tout pour le peuple, rien par le peuple»).

Русский царь избег этой ошибки. Перед нами выступает Петр как слуга государства, как усерднейший выразитель интересов общественных. Мысль, что не только личность отдельных граждан, но и личность самого государя должны стушеваться перед идеей общественной пользы, проходит красною нитью через все его действия и распоряжения.

9. Идея законности. Петр не только призывал служить государству, благу общественному. — он указывал также и пути, какими, по его мнению, следует достигать этого блага. Особенно выдвинул он идею законности. Всю жизнь неустанно борется он с произволом; во всех своих поступках стоит на почве закона, им одним руководится, его один исполняет. К закону он старается вселить уважение, равносильное религиозному чувству, воспитать своих подданных в духе беспрекословного повиновения ему и только ему одному. Учреждая сенат, он хотел создать из него хранилище закона, высший правительственный орган законной власти. «Всяк будет послушен ему, как мне самому», — говорит он в одном из своих указов.

Если в Пруссии Фридрих Великий подчинился решению суда и уступил своему подданному в споре из-за пресловутой мельницы в Сан-Суси, то и у нас в России Петр не затормозил той челобитной, где один посадский человек жаловался на государя: царь сделал все, чтобы обеспечить обиженному возможность получить по суду то, чего тот искал на ответчике-государе. Сам будучи открытой душой, не выносившей лжи, Петр и от окружающих требовал той же справедливости и искренности. Он охотно выслушивает жестокую правду князя Долгорукого и такими словами характеризует последнего: «Князь Яков в сенате прямой помощник: он судит дельно и мне не потакает, без краснобайства режет прямо правду, не смотря на лицо».

10. Человеческое в Петре-государе. Вот почему в Петре так много человеческого. Он не только государь, но и человек, самый обыкновенный смертный, что Петр особенно любил подчеркнуть и поставить на вид: как у человека, его силы имеют пределы; как человек, он может легко ошибаться. «Возможно ль одному человеку, — говорит он, — за так многими делами усмотреть?» «Сие не осмотря учинено», — откровенно сознается он по поводу одного неудачного своего распоряжения. «Аз бо есмь в чину учимых и учащих мя требую» — таков девиз выбирает он себе, едучи в первый раз за границу. Как человек, никогда не возомнит он о себе высоко; никогда, в противоположность своему современнику на французском престоле, не провозгласит себя единственным источником всего живущего, «королем-солнцем»; никогда не скажет, как тот: «Il n у a de grand chez moi que celui a qui je parle, et pendant que je parle»*.

______________________

* «Петр обладал необыкновенным нравственным величием: это величие выражалось в том, что он не побоялся сойти с трона и стать в ряды солдат, учеников и работников, когда сознал, что необходимо ввести в свой народ силу, до тех пор малоизвестную и в почете не находившуюся — силу умственного развития, искусства и личной заслуги. Необыкновенно нравственное величие Петра выражалось в способности уважать нравственное величие в других и сдерживаться им; как бы ни был он раздражен, он умел всегда преклониться перед подвигом гражданского мужества, перед резким, но правдивым словом подданною, которое противоречило его собственному взгляду» (Соловьев).

______________________

11. Широта взгляда. Просвещение. Человек громадного ума, Петр проявил в государственных вопросах ту широту взгляда, благодаря которой работа данного царствования обыкновенно переживает ее творца, оставляя по себе глубокий след в потомстве. «Благо России» Петр видел не в одном внешнем могуществе ее, по и в развитии ее духовных сил. Исторические условия сложились для России крайне неблагоприятно: в дальнем углу Европы, в вечной близости от азиатского Востока, надолго отторгнутая двухсполовинойвековым гнетом монгольским от культурного мира, Россия неизбежно «отстала» от своих западных соседей и политически, и экономически, и духовно. Петру это ясно, и он сознает, что для того, чтобы не стать жалкой колонией Европы, бессильным объектом предприимчивых эксплуататоров-промышленников и торговцев, России необходимо возможно скорее подняться до того же уровня, на каком стоит Запад, усвоить его технические и образовательные средства.

Вот почему в его программе стояла не только школа, но и просвещение. Учреждая школы: навигационную, цифирные и при архиерейских домах; широко практикуя посылку недорослей из дворян и приказных за границу и вызывая из Европы техников разного рода, Петр одновременно заводит и газету (1703), хлопочет об устройстве театра, сносится с Лейбницем, беседует с английскими богословами, с французскими учеными, основывает Академию Наук (1724, 28 января), поручает составить карты Азовского и Каспийского морей, посылает немца Мессершмидта в Сибирь для изучения ее географии, природы и населения (1720); тяжко больной, за три недели до смерти, он составляет инструкцию капитану Берингу, отправляет его в далекое плавание с целью выяснения вопроса о соединении Азии с Америкой — вообще, кладет начало тем научным экспедициям, которые в течение XVIII в. внесли богатый запас новых факторов из области естествознания и этнографии Сибири. Петр знает, что колыбелью всех наук была Древняя Греция, что знания перешли потом в Италию, а из Италии во Францию, в Англию и Германию, и полон светлой надежды, что настанет время, когда наука утвердится и в России, «и мы пристыдим другие образованные страны и вознесем русское имя на высшую степень славы».

Никогда еще в России до Петра В. задачи государственной деятельности не ставились так широко, с таким размахом и настойчивостью. Правда, это не была выработанная программа, но она стала ею для последующих поколений, и в этом отношении Петр В. настоящий учитель своего народа. Недаром современники под впечатлением благодарного чувства отзывались о нем: «На что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут» (Неплюев).

12. Excelsior! В старой Московской Руси колесо жизни поворачивалось крайне медленно, даже чересчур тихо; там более смотрели назад, тревожно относясь к мысли хоть чуточку быстрее пустить паровоз, тащивший по дороге громоздкий поезд-Россию. Девизом Московской Руси были слова: «Будьте осторожны; заботьтесь, как бы не потерять из вчерашнего то хорошее, что в нем есть». На знамени Петра начертано было совсем иное: «Вперед! не бойтесь перемен, старайтесь о том, чтобы завтрашний день был лучшим, чем день настоящий». Правда, в реформах своих он пользовался старым материалом: его сенат, губернии, коллегии не так уж далеки от прежних приказов и боярских дум; но в них есть, несомненно, одно существенное отличие: в них веет духом нового, слышится влияние бодрой, свежей мысли.

Смелость, с какой русский царь посмотрел отжившему прямо в глаза, — его призыв к новой жизни, — неутомимая подвижность и деятельность, — постоянная готовность совершенствоваться, идти вперед, — этот огонь, горевший в его глазах, — убеждение и вера в то, что там, в этом еще неизведанном будущем, мы найдем небывалый источник счастья, — все это явилось могучей воспитательной струей, которая освежила умы русских людей, встряхнула их от прежней неподвижности, вдохнула им бодрость, веру в себя и жажду новой жизни.

Петр весь был жизнь: про него нельзя сказать, чтобы он когда-нибудь остановился в своем развитии. Он всегда совершенствовался, и его горизонты, понимание государственных нужд всегда росли, умственно мужали. Это совершенствование, эту жажду духовного роста он хотел вдохнуть и в ту Россию, которой так беззаветно отдал свои силы.

XIII. Оценка Петра Великого. Суд истории

1. Противоречие в отзывах. Деятельность Петра В. и ее результаты долгое время оценивались на разный лад: одни видели в них громадное благо, другие, наоборот, громадное зло для России; но и для тех, и для других это был резкий разрыв с прошлым, настоящий революционный переворот. Поклонники Петра уподобляли его божеству (Ломоносов), а противники видели в нем антихриста (раскольники); по мнению одних, русский народ «принял от Петра свой ум, свою нравственную силу и свои руки» (Никитенко), другие же обвиняли Петра в том, что он создал раздвоение между высшими и низшими слоями народонаселения, «переломил» весь строй русской жизни, и утверждали, что «у него не было предшественников в древней Руси» (К. Аксаков). Те и другие сходились в одном: фигура Петра «застила собою всю древнюю русскую историю» (Погодин).

В наше время, благодаря более обстоятельному изучению XVII века, установился иной взгляд на Петра: как ни громаден был вызванный им сдвиг русской жизни, как ни ярок, индивидуален отпечаток, наложенный па русскую жизнь личностью Петра, все же пути, которыми шел Преобразователь, и сами цели были, в главных линиях, намечены еще в прежние царствования. Слов Погодина теперь мы не повторим: Петр более не «застит» старую Московскую Русь; он сам весь вышел из нее; но он оставил Московскую Русь позади и нас увел от нее далеко-далеко. С Петра В. возврат к ней стал уже невозможен.

2. Соловьев. «Великий человек есть всегда и везде представитель своего народа», деятельность Петра была приготовлена всей предшествовавшей историей, необходимо вытекала из нее. «Во второй половине XVII века русский народ явственно тронулся на новый путь; после многовекового движения на Восток он начал поворачивать на Запад», что неизбежно вызвало страшный переворот, болезненный перелом в жизни народной: сближение с народами цивилизованными означало поступление к ним в школу и подражание. Само сближение было делом народным, и Петр явился вождем в этом деле. Свой гений он выразил в том, что ясно сознал свое положение и свою обязанность: вывести посредством цивилизации слабую, бедную, почти неизвестную миру Россию из той отчужденности и невежества, в каком она находилась до сей поры. Приходится изумляться перед нравственными и физическими силами Преобразователя. «Родившись с умом необыкновенно возбужденным, чутким ко всему, Петр изощрил эту чуткость до высшей степени, с малолетства прислушиваясь и приглядываясь сам ко всему». Его никто не направлял, никто не ограничивал; возбуждение ему давало общество, уже стоявшее на повороте и колебавшееся между двумя направлениями.

Реформы проведены были круто. Хотя «бури очищают воздух, но опустошения, которые они по себе оставляют, показывают, что это очищение куплено дорогою ценою». Сильные болезни требуют и сильных лекарств, допетровская же Россия болезней накопила в себе много; но «сильные средства обыкновенно оставляют по себе и неблагоприятные для организма последствия. Эпоха преобразования не представляет в этом случае исключения».

3. Кавелин. «Петр Великий, с головы до ног, великорусская натура, великорусская душа. Удивительная живость, подвижность, сметливость; склад ума практический, без всякой тени мечтательности, резонерства, отвлеченности и фразы; находчивость в беде; рядом с тем — неразборчивость в средствах, для достижения практических целей; безграничный разгул, отсутствие во всем меры, — и в труде, и в страстях, и в печали. Кто не узнает в этих чертах близкую и родную нам природу великорусса? Но в каких громадных, ужасающих размерах она в нем высказалась! Несмотря ни на какие свидетельства, все как-то не верится и до сих пор, чтоб в самом деле мог жить на свете такой человек! Раз почуявши свое дело, свое призвание, — а до этого он дошел не через книгу или раздумье, а практикой, опытом — Петр отдался ему всей душой, всем помыслом, без колебаний и оглядки, на всю жизнь. Труженик, в благороднейшем смысле слова, он не знал устали и только перед смертью догадался, «коль слабое творение есть человек». Невозможного для него не было; все казалось ему возможным, чего он хотел, а хотел он, ни больше ни меньше, как пересоздать московское царство в европейскую монархию, с европейским государственным устройством, администрацией, науками, искусствами, промышленностью, ремеслами, торговлей, сухопутными и морскими силами, даже с европейской общественностью, нравами и формами, — и рассчитывал выполнение плана не на сотни лет, а на свой век, желал сам насладиться плодами своего «насаждения».

С этой стороны Петр В. есть полнейший представитель своей эпохи и ее преобразовательных стремлений. Формы, в которых они осуществились, принадлежат безраздельно времени, в котором он жил; Петру принадлежит необычайная сила, энергия, с которой велось дело, страстность, если можно так выразиться, темперамент реформы».

4. Ключевский. «Реформа, совершенная Петром Великим, не имела своей прямой целью перестраивать ни политического, ни общественного, ни нравственного порядка, установившегося в этом государстве, не направлялась задачей поставить русскую жизнь на непривычные ей западно-европейские основы, ввести в нее новые заимствованные начала, ограничивалась стремлением вооружить Русское государство и народ готовыми западноевропейскими средствами, умственными и материальными, и тем поставить государство в уровень с завоеванным им положением в Европе, поднять труд народа до уровня проявленных им сил. Но все это приходилось делать среди упорной и опасной внешней войны, спешно и принудительно, и при этом бороться с народной апатией и косностью, воспитанной хищным приказным чиновничеством и грубым землевладельческим дворянством, бороться с предрассудками и страхами, внушенными невежественным духовенством. Поэтому реформа, скромная и ограниченная по своему первоначальному замыслу, направленная к перестройке военных сил и к расширению финансовых средств государства, постепенно превратилась в упорную внутреннюю борьбу, взбаламутила всю застоявшуюся плесень русской жизни, взволновала все классы общества. Начатая и веденная верховной властью, привычной руководительницей народа, она усвоила характер и приемы насильственного переворота, своего рода революции».

«Противоречия, в какие Петр поставил свое дело, ошибки и колебания, подчас сменявшиеся малообдуманной решимостью, слабость гражданского чувства, бесчеловечные жестокости, от которых он не умел воздержаться, и рядом с этим беззаветная любовь к отечеству, непоколебимая преданность своему делу, широкий и светлый взгляд на свои задачи, смелые планы, задуманные с творческой чуткостью и проведенные с беспримерной энергией, наконец, успехи, достигнутые неимоверными жертвами народа и великими усилиями Преобразователя — столь разнородные черты трудно укладываются в цельный образ. Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозой власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение, как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Вера в чудодейственную силу образования, которой проникнут был Петр, его благоговейный культ науки насильственно зажег в рабьих умах искру просвещения, постепенно разгоравшуюся в осмысленное стремление к правде, т.е. к свободе. Самовластие само по себе противно, как политический принцип. Его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с самопожертвованием, когда самовластец, не жалея себя, идет напролом во имя общего блага, рискуя разбиться о неодолимые препятствия и даже о собственное дело. Так мирятся с бурной весенней грозой, которая, ломая вековые деревья, освежает воздух и своим ливнем помогает всходам нового посева».

XIV. Памятники духовной культуры. 1682—1725

А. Литература, вызванная Хлебопоклоиной ересью (№№ 1-8)

По католическому учению, таинство пресуществления, т.е. превращение во время литургии хлеба и вина в тело и кровь Христову, совершается при произнесении священником слов Спасителя: «Приимите, ядите... пийте от нея вси»; православная же церковь относит пресуществление к тому моменту, когда священник призывает на хлеб и вино Духа Святого словами: «И сотвори убо хлеб сей честное тело Христа Твоего, а еже в чаши сей честную кровь Христа Твоего, преложив духом Твоим святым», — а так как при литургии это есть момент позднейший, то, по учению православному, хлеб при произнесении слов «приимите, ядите» остается еще простым хлебом, отсюда и название самой ереси Хлебопоклоиной.

1. Сильвестр Медведев, «Хлеб животный»: латинское толкование о пресуществлении св. Даров.

2. Инок Евфимий, «Послание на подверг латинского мудрования»: полемическое, против «Хлеба животного».

3. Сил. Медведев, «Манна хлеба животного», 1687 г.: возражение на предыдущее сочинение.

4. Братья Лихуды, «Акос, или врачевание», 1688 г.: против «Манны».

5. Сил. Медведев, «Известие истинное», 1688 г.: ответ на «Акос».

6. Инок Евфимий, «Показание истины»: продолжение полемики.

7. Инок Евфимий, «Остсн», 1690 г.: рассказана история спора.

8. Братья Лихуды, «Мечец духовный»: всестороннее опровержение католичества вообще; в защиту Восточной церкви.

Б. Другие литературные произведения (№№ 9—24)

9. «Арифметика, сиречь наука числительная», Леонтия Магницкого. Москва. 1703: первый печатный учебник на русском языке (еще славянским шрифтом).

10. «Ведомости о военных и иных делах»: первая русская печатная газета. Первый номер вышел 2 января 1703 г.

11. «Геометрия славенски землемерие». М. 1708: первенец книг гражданской печати в России (перевод с немецкого). Текст исправлялся Петром В.; экземпляр с этими собственноручными поправками в Московской синодальной типографии.

12. «Приклады како пишутся комплементы разные на немецком языке». М. 1708: вторая книга в России, напечатанная гражданским шрифтом (пер. с немецкого).

13. «География, или краткое земного круга описание». М. 1710: первая печатная география в России (пер. с голландского).

14. Труды св. Димитрия Ростовского.

15. «Юности честное зерцало, или показание к житейскому обхождению». Спб, 1717: своего рода школа светских приличий: наставления молодым людям, как вести себя в обществе и дома.

16. «Рассуждение какие законные причины его ц. в. Петр Первый к начатию войны против короля Карла 12 Шведского 1700 году имел». Спб. 1717. Написано П. Шафировым при деятельном сотрудничестве самого Петра В.

17. «Введение в гисторию европейскую», Самуила Пуффендорфа. Спб. 1718: первое, изданное в России руководство по всеобщей истории.

18. «Правда воли монаршей», Феофана Прокоповича. Спб. 1722.

19. «О скудости и богатстве народном», Посошкова. 20—24. Первые русские записки (мемуары): Желябужского, Матвеева, Толстого, Шереметева, Неплюева.

Примеч. Всех книг гражданской печати, притом на разных языках, вышло:

342 изд. за 1708—1724 гг.: сред. чис. по 20 кн. в год.

175 « « 1725—1740 гг.: « « « 11 « « «

612 « « 1741—1761 гг.: « « « 30 « « «

В России в 1911 г. напечатано было свыше 30000 книг.

В. Церкви (№№ 25-33)

25. Собор в Введенском монастыре, в Сольвычегодске, строгановской постройки, в стиле барокко; очень декоративный, 1689—1693 гг.

26. Церковь Знамения пресв. Богородицы, в с. Дубровицах, Подольского у.; барокко, под влиянием украинской архитектуры; замечательна по пышности и богатству своих декораций. Снаружи храм украшен скульптурными фигурами святых и скульптурными же изображениями сцен из евангельских сказаний (с пояснительными при них надписями на латинском яз.), — явление, дотоле небывалое в русском православном храме. «Не знаешь, чему больше удивляться — фантазии ли строителей или той изумительной технической выработанности, которая делает храм похожим на ювелирное изделие, вырезанное из слоновой кости в бронзовой оправе». Это новшество, шедшее в разрезе с традициями православной церкви и русского православного искусства, духовно сродни таким затеям Петра В., как Всешутейший собор с его «князь-папою» и «патриархом всего Кокуя» во главе: и Дубровицкий храм, и Всешутейший собор одинаково свидетельствуют, насколько пошатнулся в России авторитет русских патриархов, вынужденных молчаливо сносить такие забавы и новшества (Горностаев).

27. Церковь Покрова Богородицы в Филях, под Москвой; построена Львом Кир. Нарышкиным в 1693 г.; лучший образец московского барокко, — «легкая кружевная сказка, задуманная и выполненная с таким несравненным совершенством, что соперничать с ней может только Покров на Нерли, да церкви и звонницы Новгорода и Пскова. Здесь все бесподобно, сверху до низу: и план ее, и эта увлекательная затея с размашистыми лестницами, ведущими на широкие площадки, из которых вырастает сам храм, и весь его тонко прочувствованный изящный, стройный силуэт, и кружевные пояса, венчающие стены — во всем чувствуется рука великого поэта и зодчего-чародея» (Грабарь).

27. Фрески в ярославской церкви Иоанна Богослова в Толчкове, 1694—1695 гг. (о самой церкви см. выше «Памятники Дух. культуры» 1613—1682 гг.), под сильным влиянием западноевропейского искусства: сюжеты из Ветхого и Нового Завета; события из церковной истории; поучительные сцены из Патериков и Цветников. «В целом мире едва ли возможно найти другую, столь обширную по объему и замыслу стенопись, как это произведение русских иконописцев. Требовалась большая опытность и доля таланта для того, чтобы перевести отвлеченные темы на образный язык искусства и сообщить им достойные формы» (Покровский).

29. Церковь Успения на Покровке, в Москве, 1696— 1699 гг.; московский барокко, того же типа, что и церковь в Путинках: та же пышность и яркая красота, то же обилие пестроты и скульптурных украшений, но уже под влиянием западных образцов, какого в Путинковской церкви еще незаметно.

30. Церковь Рождества Богородицы в Нижнем Новгороде, в общежитии: «Строгановская церковь» (построена на средства Строганова), работа иностранного мастера, 1719 г.; сочетание исконных московских форм с западным барокко. «Особенно богато украшены окна, наличники которых усыпаны чудесною каменной резью, подобную которой с трудом можно встретить и на московских церквах. Капители, карнизы — все заполнено этой удивительной резьбой. Стены украшены разводами, дополняющими вычурный облик церкви». Мастера не оставили без внимания ни одного уголка в ней (Белов).

См. еще:

31. Петропавловская церковь в Ярославле, 1691 г.

32. Собор Пресвятой Богородицы в с. Гордеевке, Балахнинского у., под Нижним Новгородом, 1694— 1697 гг.

33. Церковь Живоначальной Троицы в с. Троицком-Лыкове, под Москвой, ок. 1708 г.

Все эти три церкви в стиле барокко.

Г. Здания, построенные Петром Великим (№№ 34—35)

34. «Домик Петра В.», 2 комнаты, сени и кухня, 9 саж. длиной, 3 саж. шириной; поставлен одновременно с основанием Петербурга (1703), у р. Невы (на Петербургской стороне, близ Троицкого моста): одна комната служила столовой и спальней, другая — рабочим кабинетом. При Екатерине II домик покрыт, для сохранности, каменным футляром; ныне в одной из комнат устроена часовня.

35. Летний дворец в Летнем саду, на углу Фонтанки и Невы, 1711-1714 гг.

Д. Вещи, связанные с именем Петра Великого (№№ 36—57)

36. Знак роста Петра В. (2 арш. 14 верш.) (хранится в «Кабинете Петра В.»).

37. Два детских возка Петра В., т. наз. потешные, летний и зимний; служили для катания в комнатах (Москва. Оружейная палата).

38. Ботик — «Дедушка русского флота» (Спб. Петропавловская крепость).

39. Учебные тетради Петра В. по арифметике, астрономии и артиллерии, 1688 г. (Спб. Государств, архив).

40. Двойной трон для братьев-царей, Иоанна и Петра; деревянный, обложен серебром и позолочен, с завесой сзади. За этой завесой, с левой стороны стенки, есть отверстие, вроде слухового окна, за которым, вероятно, сидел дядька Петра, чтобы подсказывать ему, что надо делать во время церемонии (Оруж. палата).

41. Золотая медаль, жалованная царевной Софьей кн. В.В. Голицыну в 1689 г., за Крымский поход (Оруж. палата).

42. Погребец деревянный в виде книги, с корешком и золотым обрезом, с изображением Бахуса верхом на бочке; на внутренней стороне крыши рисунок, изображающий компанию кутил; внутренность погребца с перегородками для фляг под вино. Одна из принадлежностей Петровского Всешутейшего собора (Оруж. палата).

43. Полковничий мундир Преображенского полка, темно-зеленого сукна; Петр одет был в нем в день полтавского боя (Кабинет Петра В.).

44. Пуховая шляпа, покрытая зеленым сукном, простреленная в день полтавского боя, когда она была на Петре (Кабинет).

45. Шпага, которую Петр носил в день полтавского боя (Кабинет).

46. Модели военных кораблей времени Петра В. (Спб. Морской Музей).

47. Хрустальный кубок в виде стакана, сделанный на заводе в Мекленбурге, в присутствии Петра В. Царь «бросил в кубок, еще не остывший, на память червонец, который там закрепился на дне. В настоящее время монета эта отлипла и лежит просто в кубке, слегка уже разбитом» (Трутовский) (Оруж. палата).

48. Паникадило из слоновой кости, в 27 свеч, выточенное самим Петром (Кабинет).

49. Дубинка Петра В. (Оруж. палата).

50. Кровать Петра В. (Оруж. палата).

51. Сапоги Петра В., собственноручно им сделанные (Оруж. палата).

52. Маска, снятая с Петра В. в 1719 г. (Эрмитаж).

53. Восковой окрашенный бюст Петра В. с настоящими волосами царя; работа Растрелли-старшего; сделан по маске 1719 г. (см. предыдущий №) (Эрмитаж).

54. Гипсовая голова, снятая с живого Петра. Лицо очень своеобразно, имеет мало общего с известными нам портретами Петра; ближе всего подходит к портретам Каравака и Таннауера; есть также отдаленное сходство с портретом Неллера, рисованным в Англии в 1698 г. Но между Таннауером и Неллером около 20 лет разницы; лицо Петра за это время обрюзгло, сделалось мрачным и прямо ужасающим своей грозностью. Можно себе вообразить, какое впечатление должна была производить эта страшная голова, поставленная на гигантском теле. При этом еще вечнобегающие глаза и страшные конвульсии, превращавшие это лицо в чудовищно-фантастический образ» (А. Бенуа) (Эрмитаж).

55. Бронзовый бюст Петра В., 1724 г., работа Растрелли-старшего. Полон духовной мощи, непреклонной воли; повелительный взор, напряженная мысль роднят этот бюст с Моисеем Микель-Анджело. Это поистине грозный царь, могущий вызвать трепет, и в то же время величавый, благородный (Зимний дворец).

56. Восковая фигура Петра В. в полном одеянии: камзол из голубого гродетура, вышитый серебром, — то самое платье, которое было на Петре в день коронования императрицы Екатерины (1724); черный парик из собственных волос Петра В.; работа Растрелли-старшего. При нажиме на восковую фигуру, она вставала; уже в 1732 г., когда фигура поступила в Кунсткамеру Академии Наук, пружина больше не действовала (Кабинет).

____________________________

57. Реймское Евангелие, апракос; писано в Чехии, частью кириллицей, частью глаголицей; XIV века (не полное). Из Чехии, через Константинополь (где пролежало около века), привезено на Тридентский собор (1546), оттуда попало в Реймс. Оправленное в богатый переплет с вложенными в него частицами св. мощей и обложенное драгоценными камнями, Евангелие с тех пор служило для присяги на нем французских королей при их короновании. Никто во Франции не мог прочесть текста, ни объяснить его происхождения, пока Петр В., в 1717 г., увидев его, не определил, на каком языке и какими буквами оно писано.

← Е.Ф. Шмурло. История России 862—1917. Эпоха третья. 1462-1613. Московское государство

Е.Ф. Шмурло. История России 862—1917. Эпоха пятая. 1725-1855. Россия — европейская держава →

Впервые опубликовано отдельным изданием: Мюнхен. 1922.

Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества.

Е.Ф. Шмурло История России 862—1917

Эпоха четвертая. 1613-1725Превращение в европейскую державу

На главную

Произведения Е.Ф. Шмурло

СОДЕРЖАНИЕ

А. Образование абсолютной монархии. 1613—1682

I. Что принесло с собой избрание Михаила Федоровича Романова

II. Последствия Смуты. Главнейшие явления русской истории при первых трех Романовых

III. Государство — не вотчина

IV. Земские соборы

V. Служилые люди

VI. Сельское население

VII. Городское (посадское) население

VIII. Сословия и их закрепощение

IX. Внешняя политика

X. Войско

XI. Финансовые меры

XII. Народные волнения в царствование Алексея Михайловича

XIII. Управление

XIV. Церковная реформа патриарха Никона

XV. Что создало абсолютную власть московских государей в XVII в

XVI. Памятники духовной культуры. 1613—1682

Б. Эпоха реформ Петра Великого. 1682—1725

I. Общий обзор царствования Петра Великого

II. Как вырос Петр Великий. Этапы его духовного развития. 1672-1700

III. Общий характер преобразовательной деятельности Петра Великого

IV. Военные преобразования Петра Великого

V. Управление

VI. Сословные реформы

VII. Финансы

VIII. Меры экономические

IX. Школа

X. Церковные преобразования Петра Великого

XI. Дело Петра Великого

XII. Петр Великий как человек и государь

XIII. Оценка Петра Великого. Суд истории

XIV. Памятники духовной культуры. 1682—1725

А. ОБРАЗОВАНИЕ АБСОЛЮТНОЙ МОНАРХИИ 1613-1682

I. Что принесло с собой избрание Михаила Федоровича Романова

II. Последствия смуты. Главнейшие явления русской истории при первых трех Романовых

III. Государство — не вотчина

IV. Земские соборы

1. Состав земских соборов

2. Соборы XVI в

3. Соборы в Смутное время

4. Соборы в царств. Михаила Фед.

5. Соборы в царств. Алексея Мих.

6. Отчего прекратились земские соборы

7. Выводы

V. Служилые люди

VI. Сельское население

VII. Городское (посадское) население

2. Последовательный рост города Москвы

VIII. Сословия и их закрепощение

IX. Внешняя политика

1. Польский (национальный) вопрос

2. Балтийский (культурный) вопрос

3. Черноморский вопрос

4. Направление русской политики

X. Войско

XI. Финансовые меры

XII. Народные волнения в царствование Алексея Михайловича

XIII. Управление

XIV. Церковная реформа патриарха Никона

Отличия в тексте богослужебных книг

XV. Что создало абсолютную власть московских государей в XVII в.

5. Внешние условия, благоприятствовавшие развитию абсолютной власти

XVI. Памятники духовной культуры. 1613—1682

Б. ЭПОХА РЕФОРМ ПЕТРА ВЕЛИКОГО 1682-1725

I. Общий обзор царствования Петра Великого

II. Как вырос Петр Великий Этапы его духовного развития. 1672—1700

А. Накопление знаний

Б. Политическое воспитание

III. Общий характер преобразовательной деятельности Петра Великого

IV. Военные преобразования Петра Великого

А. Военное устройство до Петра Великого

3. Русская военная сила. Состав ее

АА. Поместные войска

Б. Войско при Петре Великом

V. Управление

Е.Ф. Шмурло
История России 862—1917

Эпоха четвертая. 1613-1725
Превращение в европейскую державу

А. ОБРАЗОВАНИЕ АБСОЛЮТНОЙ МОНАРХИИ
1613-1682

Б. ЭПОХА РЕФОРМ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
1682-1725