Е.Ф. Шмурло
История России 862—1917

Эпоха пятая. 1725-1855
Россия — европейская держава

На главную

Произведения Е.Ф. Шмурло



СОДЕРЖАНИЕ


А. ВРЕМЯ ДВОРЦОВЫХ ПЕРЕВОРОТОВ
1725-1741

I. Екатерина I. Петр II

1. Воцарение Екатерины I. Петр В. умер 28 января 1725 г. За три года до смерти он издал закон, предоставлявший царствующему государю право назначать себе преемника по своему усмотрению (1722, 5 февр.); для самого императора закон этот остался мертвой буквой, так как заблаговременно своей воли выразить он не успел, а в предсмертные минуты уже не был в силах владеть языком, и на поднесенной доске мог написать только: «отдайте все...» Преемниками Петра могли быть: или внуки его, сын царевича Алексея (род. 12 окт. 1715 г.), или дочери от второго брака с Екатериной, или же сама Екатерина, которую незадолго перед тем (1724, 7 мая) государь короновал императорской короной, что позже дало екатерининской партии основание объяснять этот торжественный акт намерением Петра именно Екатерину назначить своей преемницей. За малолетнего Петра было нравственное право, кровные узы родства с царствующим домом; против Екатерины — говорило все ее темное, сомнительное прошлое. Зато на ее стороне была военная сила и умение пользоваться обстоятельствами. Ее сторонники, Меньшиков, Толстой и Бутурлин, перед самой кончиной императора ввели гвардейских офицеров во дворец, окружили его солдатами и, провозгласив Екатерину императрицей, заставили сенаторов и весь генералитет тоже присягнуть новой государыне.

Дворцовые перевороты, опиравшиеся на военную силу, бывали и раньше (1606, 1682, 1689), но теперь они станут явлением постоянным и красной нитью пройдут через всю историю России XVIII в., особенно за первую ее половину.

2. Верховный Тайный Совет. Появление у власти лица с сомнительными на нее правами и исключительное положение, какое занял Меньшиков, фактически заслонивший Екатерину и распоряжавшийся всем от ее имени, побудили тогдашних сановников, не только из среды недовольных восшествием на престол Екатерины, но и тех, кто сам поддерживал ее, изыскать средства оградить себя от произвола временщика. Это привело к учреждению Верховного Тайного Совета (1726, 8 февр.). В Совете сходились все нити государственного управления: внешняя политика, законодательство, надзор за действиями судебных и административных учреждений, назначение новых налогов, пожалование имениями и чинами и даже право помилования. Поставленный выше сената, Совет явился высшим государственным учреждением, состоящим при государе.

Формально В.Т. Совет не ограничивал власть императрицы: во всем он действовал ее именем, а не собственной властью; притом же Екатерина по-прежнему могла, и помимо Совета, жаловать имения, раздавать чины; но обещание не принимать никаких «партикулярных доношений» помимо его и повеление исполнять только указы, подписанные императрицей совместно с Советом, конечно, связывали свободу ее действий, заставляя считаться с мнением этого нового органа правительственной власти.

Так, сделан был первый шаг на пути ограничения самодержавной власти в России. Сложившаяся веками и оправдавшая себя созданием сильной монархии и введением страны в орбиту общеевропейской культурной жизни, нашедшая свое олицетворение в великом государе, который, при всех своих крайностях, пользовался ею всегда на благо народное — эта самодержавная власть досталась теперь слабым, ничтожным людям, готовым ради личных интересов забыть о великих заветах, оставленных им в наследие; в руках этих людей самодержавие сказывалось преимущественно отрицательными сторонами и потому неизбежно должно было вызвать противодействие.

Состав В.Т. Совета был малочисленный, первоначально всего из шести человек, что придало ему характер олигархии. В него вошли Меньшиков, адмирал Апраксин, канцлер Головкин, Петр Толстой, Остерман, оказавший большие услуги при заключении Ништадтского мира* — все ближайшие сотрудники Петра, и кн. Д.М. Голицын. Первые пятеро были люди новые, выдвинулись службой, один только Голицын вышел из родовитого боярства и корнями своими принадлежал старой Московской Руси. Его назначение было уступкой екатерининской партии, вынужденной считаться с оппозиционными кругами.

______________________

* Благодаря его настойчивости Выборг удалось выговорить у шведов и сохранить его за Россией.

______________________

3. Замыслы Меньшикова. Законом 5 февраля 1722 г. о престолонаследии Петр В. пошел вразрез с установившимися понятиями, так как еще со времен московских князей прямыми наследниками царствующего государя считались родные сыновья или ближайшие после них родственники в мужском колене, и потому обходить их было бы делом несправедливым. Хотя в защиту нового постановления Феофан Прокопович, по приказанию императора, тогда же составил особый трактат, «Правду воли монаршей», но в сознании общества правда была не на стороне законодательного акта. Многие крепко держались мнения, что молодой царевич Петр Алексеевич устранен незаконно, а Екатерина захватила власть не по праву. Меньшиков, самый умный из временщиков, первым сообразил это; он понял непрочность своего положения и всю опасность, какая ожидает его в случае смерти Екатерины; человек находчивый и решительный, он постарался заблаговременно принять меры, тем более что здоровье императрицы стало внушать серьезные опасения. Меньшиков уговорил Екатерину составить завещание, назначив Петра своим наследником и одновременно связав его словом жениться на старшей дочери временщика, Марии. Положение государева тестя действительно позволило бы Меньшикову спокойно смотреть на будущее, тем более что несовершеннолетие государя делало его фактически правителем государства.

Екатерина, всю жизнь привыкшая исполнять чужую волю, покорно поддалась настояниям Меньшикова, которому в прошлом столь многим была обязана. «Ливонская пленница принадлежала к числу тех людей, которые кажутся способными к правлению, пока не принимают правления. При Петре она светила не собственным светом, но заимствованным от великого человека, которого она была спутницей; у нее доставало умения держать себя на известной высоте, обнаруживать внимание и сочувствие к происходящему около нее движению; она была посвящена во все тайны, тайны личных отношений окружающих людей. Ее положение, страх за будущее держали ее умственные и нравственные силы в постоянном и сильном напряжении. Но вьющееся растение достигало высоты благодаря только тому великану лесов, около которого обвивалось; великан сражен — и слабое растение разостлалось по земле. Екатерина сохранила знание лиц и отношений между ними, сохранила привычку пробираться между этими отношениями; но у нее не было ни должного внимания к делам, особенно внутренним и их подробностям, ни способности начинания и направления. В этом отношении место Петра В. оставалось праздным» (Соловьев).

Интриги Меньшикова всполошили остальных членов екатерининской партии; они не без основания опасались, что предстоящее возвышение его отдаст их совсем в руки всесильного временщика. Против него составился заговор; Девиер, Толстой, Бутурлин, Скорняков-Писарев, Ушаков и герцог Голштинский, зять императрицы, старались убедить ее назначить после себя одну из своих дочерей, Анну или Елизавету, и взять обратно обещание сочетать браком Петра с дочерью Меньшикова; но последний сумел разбить их планы. Над Девиером наряжен был суд по обвинению в непристойных словах и оскорбительных для государыни действиях; следственная комиссия сумела привлечь к делу также других соперников Меньшикова, и в сам день своей кончины (1727, 6 мая) Екатерина подписала приговор, по которому Девиер, Скорняков и Толстой лишались чинов и имения, биты кнутом и сосланы первые два в Тобольск, а Толстой (с сыном) в Соловецкий монастырь; Бутурлина сослали в деревню, а Ушаков перемещен из гвардии в армию.

4. Временщики в царствование Петра II. Торжество Меньшикова продолжалось недолго, всего 4 месяца. За это время он успел получить звание генералиссимуса русских войск, удалить герцога Голштинского с женой из России в Голштинию, обручить свою дочь с императором и восстановить всех против себя самовластием, высокомерием и заносчивостью. Против него составился новый заговор, на этот раз вполне удавшийся. Душой заговора был хитрый Остерман и князья Долгорукие. 9 сентября 1727 г. Меньшиков, лишенный чинов и орденов, был сослан с семьей на жительство в город Раненбург (ныне Рязанской губ.), откуда вскоре его перевели на низовья р. Оби, в дальний и холодный Березов — там он и закончил свои дни (1729).

От падения Меньшикова страна выиграла, однако, немного, скорее даже проиграла. Меньшиков все же правил государством в духе предначертаний Великого Петра; а теперь, с возвышением Долгоруких, с возвращением из заточения бабки молодого государя, царицы Евдокии (первой жены Петра В.), с переездом Двора обратно из Петербурга в Москву, снова ожили старые симпатии к старине, и делу Петра В., без того уже попавшему в слабые, неумелые руки, грозила опасность претерпеть в самой основе своей большое искажение. Фаворитом императора-ребенка стал молодой, на 7 лет старше его, князь Иван Долгорукий (род. 1708 г.), а через него большое влияние на дела получил отец Ивана кн. Алексей Григорьевич. Фамилия Долгоруких была родовитая и многочисленная и, подобно Меньшикову, преследуя прежде всего свои личные интересы, также спешила удовлетворить своему честолюбию, обручив с императором княжну Екатерину, сестру любимца Ивана. Но преждевременная смерть Петра (1730, 19 янв.) разрушила все надежды и расчеты.

II. Анна. Иоанн VI

1. «Кондиции» верховников и проекты шляхетства

Закон 5 февраля 1722 г. о престолонаследии и по смерти Петра II остался без применения: наследник не был указан, и власть пока фактически перешла к высшим правительственным учреждениям: к Верховному Тайному Совету, Сенату и Синоду. В Совет из прежних членов в ту пору входили канцлер Головкин, вице-канцлер Остерман да кн. Д.М. Голицын; остальные пятеро, новые, были: другой Голицын и четверо Долгоруких, всего 8 человек. В особом заседании его, по предложению Д.М. Голицына, корона была предложена вдовствующей герцогине курляндской Анне Иоанновне, племяннице Петра В., но на известных условиях: «надобно нам себе полегчить» — пояснил Голицын. Анне были предложены т. наз. кондиции, обязывавшие ее, по 8 пунктам, всегда составлявшим исключительную прерогативу верховной власти, принимать свои решения не иначе, как с согласия В.Т. Совета, а именно:

1) объявление войны;

2) заключение мира;

3) обложение населения податями;

4) возведение в чины выше полковничьего, причем гвардия и вообще войско отдавалось под верховное начальство В.Т. Совета;

5) лишение шляхетства (дворян) жизни, имений и чести только по суду;

6) раздача вотчин и деревень в пожалование;

7) производство в придворные чины как русских, так и иностранцев;

8) употребление государственных доходов в расход.

Кроме того, Анне ставилось в обязанность не выходить замуж, не назначать ни при себе, ни по себе наследника и сохранить В.Т. Совет в составе его постоянных 8 человек. «А буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду российской короны».

По плану Голицына, кондиции должны были служить основой для выработки будущей конституции: рядом с В.Т. Советом, назначавшим на все должности, ведавшим финансы, важнейшие дела по иностранной политике (войну, мир, договоры), стоял сенат, как высшая судебная инстанция, и две палаты выборных представителей: одна от низшего шляхетства, другая от городского населения (торгового и ремесленного класса). Но план этот остался неразработан, не все даже знали о нем; кондиции же, в том виде, как вышли из Совета, носили, несомненно, олигархический характер, ограничивая самодержавную власть волей небольшой кучки лиц.

Общественное мнение отнеслось к замыслам верховников несочувственно: перспектива получить вместо одного государя целых восемь (по числу членов В.Т. Совета) никому не улыбалась. Кондиции были отправлены в Митаву, где проживала Анна Иоанновна; в Москву же как раз в ту пору наехало много провинциального дворянства на предполагавшуюся свадьбу неожиданно скончавшегося императора с княжной Екатериной Долгорукой; в городе началось оживленное обсуждение и критика посланных условий; люди разбились на группы, и каждая группа вырабатывала свой собственный проект взамен проекта советского.

Сразу определились два течения: одно в пользу сохранения прежнего самодержавия, другое, количественно более сильное, подобно В.Т. Совету, также желало «полегчить себе», и если в чем расходилось с ним, то главным образом в вопросе о соучастии в правлении: в широких слоях шляхетства преобладала мысль, что к управлению государством следует призвать все дворянское сословие, а не одних только верховников, случайных членов Совета.

Проекты, выработанные дворянством, в общих чертах, сводились к следующему: предоставление ему исключительного права на занятие высших, и притом выборных, должностей; участие в законодательстве, а главное, разные льготы по службе и землевладению: замена бессрочной военной службы 20-летней; право поступления на службу прямо в офицерском чине, отмена закона о майорате; уменьшение крестьянских податей, что было также в интересах дворянства, владевшего этими крестьянами.

Во всех этих проектах, однако, не доставало единодушия; все они, вместе взятые, подкапывались под кондиции верховников, но не создавали твердой почвы и для себя. Этим сумели воспользоваться сторонники самодержавия и прежде всего сама Анна Иоанновна: по приезде в Москву, она открыто нарушила данное слово; опираясь на гвардейских офицеров, категорически заявивших, что не допустят никаких ограничений, она разорвала подписанные ею в Митаве условия и стала царствовать самодержавно. Верховники жестоко поплатились за свои замыслы; желания же шляхетства в значительной степени были удовлетворены: оно добилось больших себе льгот, но уже не в силу права, а как милость, дарованную монархом.

Таким образом, и вторая, хотя на этот раз более серьезная, попытка ограничить самодержавную власть в России, оказалась неудачной; да в тогдашних условиях она и не могла иметь успеха: самодержавие всем своим недавним прошлым блестяще оправдывало свое существование, а противоречивые интересы в руководящих классах, разрозненность и отсутствие надлежащей организованности в действиях аристократических кругов и дворянского сословия наглядно говорили, что конституционная идея, занесенная в Россию из соседней Швеции, еще недостаточно выросла и окрепла, чтобы восторжествовать над старыми навыками и старым порядком.

2. Влияние шляхетских проектов на законодательную деятельность имп. Анны. Обязанная шляхетству своим самодержавием, Анна должна была пойти навстречу его пожеланиям. Последние нашли свое выражение в нижеследующих 4 указаниях:

1) В.Т. Совет был «устранен», сенату возвращено прежнее его положение первенствующего правительственного учреждения, и число его членов доведено до 21 (1730, 4 марта).

2) Отменен закон о майорате (1731, 17 марта). Шляхетство очень тяготилось этим законом: родительское чувство не мирилось с мыслью отдать все имение одному сыну, обделив остальных, и родители всячески изощрялись, как бы обойти его: продавали свои деревни в чужой род и полученные деньги делили поровну между детьми; писали «в духовном завещании на себе чей-нибудь долг, завещав наследнику под клятвою заплатить его меньшим детям. Некоторые исполняли волю отца и уплачивали долги, продавая для того свои деревни; другие же оспаривали завещания. А иногда между членами семьи случались кровавые драки: не только братья и ближние родственники друг друга, но и дети отцов своих побивали до смерти. Кроме того, «пункты» (так называли закон 1714 г., так как он был разделен на пункты) вызвали значительное хозяйственное расстройство имений: хлеб, лошадей и скот считали за движимое и отдавали кадетам. И таким образом наследник получал имение без инвентаря, а кадеты инвентарь без имения» (Романович-Славатинский). Теперь, согласно новому закону, дворянство получало полную свободу распоряжаться благоприобретенными имениями; несколько ограничены права его были только на имения родовые.

3) Основан сухопутный шляхетский корпус — первая военная, для молодых дворян, школа в России (1731, 29 июля). Окончившие в нем курс учения получали право поступать на действительную службу прямо в чине офицера, будучи таким образом избавлены от предварительного прохождения ее на положении простого солдата, как это было установлено Петром В.

4) Наконец, ограничена была 25-ю годами и сама военная служба, прежде бессрочная (1736, 31 декабря); в большой семье один из братьев совсем освобождался от службы. Дворянство не замедлило широко использовать дарованную льготу. Тотчас по окончании Турецкой войны (1739), более половины офицеров подало в отставку. Так как дворяне чаще всего записывались в полки еще в детском возрасте, мальчиками 10—12 лет, то теперь многие, еще бодрые и сильные, начали тоже хлопотать об отставке; иные, без гроша денег, предпочитали собственными руками пахать землю, лишь бы не служить. Бегство из армии приняло такие громадные размеры, что действие нового закона пришлось временно приостановить; он был восстановлен в полной силе несколько лет спустя в царствование Елизаветы Петровны.

Льгота дворянству по военной службе косвенно отразилась на положении помещичьих крестьян. Правительство, если не задерживало шляхетский класс под ружьем, то вынужденно: он нужен был ему также и в деревне. Война со Швецией и тяжелые налоги в царствование Петра В. сильно подорвали народные силы: в 1724 году недоимки в податях превышали 2 млн. (тогдашних) рублей, а к 1732 году возросли до 15. Теперь выход шляхетства из армии и возвращение его в деревню открывали новые пути. Комиссары, собиравшие подати, как несправившиеся со своей задачей, были заменены помещиками, которые стали теперь непосредственно отвечать за недоимки своих крестьян. Это неизбежно вело к расширению власти помещиков и дало им возможность свободнее распоряжаться крестьянским трудом. Так, параллельно освобождению дворянского класса росла зависимость и подчинение класса крестьянского.

3. Бироновщина. Императрица Анна вступила на престол, живя раньше в Митаве на положении вдовствующей герцогини курляндской. Не без сметки и не без энергии, что она доказала своим поведением в первые дни по воцарении, ловко проведя верховников и сумев до поры до времени скрыть свои карты, она была совсем не подготовлена к управлению большим государством, особенно в такую трудную минуту, какую переживала тогда Россия, еше не оправившаяся от страшного напряжения, в каком держал ее Петр В. в течение последних 25 лет своего царствования. Малообразованная и тщеславная, суеверная, набожная, с наклонностью к самодурству, она любила роскошь, находила удовольствие в грубых забавах (Ледяной дом; свадьба шута Педрилло на козе), щедро награждала своих «девок» (фрейлин) пощечинами и жила, вечно окруженная юродивыми, шутами и приживалками, которые промышляли ей то девочку-персианку, то диковинного скворца, умевшего петь особенным образом. Охотница пострелять из окон дворца по птицам и зверям, она совсем не интересовалась государственными делами и всецело предоставила их своему любимцу Бирону, которого вывезла с собой из Митавы.

Курляндец родом, Эрнст Иоган Бирон (род. в 1690 г., на 3 года раньше имп. Анны) обладал красивой наружностью, отличными манерами и приветливым обращением; большой делец, он хорошо знал канцелярскую часть. Крайне честолюбивый, он вопрос о карьере сделал вопросом жизни. Мстительный, «без понятия о чести, без сознания долга, он пробивал себе дорогу в жизни со своекорыстием мелкого эгоиста. Он был человек без сердца и с большим запасом энергии и настойчивости; впоследствии из бессердечия развилась в нем жестокость. Гордое курляндское рыцарство относилось к Бирону свысока, оскорбляя его самолюбие, и из этого с ним обращения он вынес к родовитой аристократии презрение, которое со временем еще более усилилось в отношении к русским родословным людям. Как немец, он вообще смотрел на русских с пренебрежением, что и выказал вполне, получив в руки ту обширную власть, которая была ему не под силу» (Корсаков).

Обстановка, при какой Анна Иоанновна вступила на престол, вызывала в ней недоверие к русским; с учреждением двух новых гвардейских полков, Измайловского и Конного, набранных наполовину из иноземцев (курляндцы и немцы прибалтийских областей, доставшихся России по Ништадтскому миру) и под командой иноземных же офицеров, она почувствовала себя спокойнее. За Бироном ко Двору потянулись другие немцы, столь же безучастные к судьбам России и думавшие лишь о собственной выгоде. Особенно дурную память о себе оставили два брата Левенвольде, один обер-штал-мейстер, другой — обер-гофмаршал. Сенат, вначале восстановленный было в прежних правах, вскоре снова потерял их с учреждением Кабинета министров, коллеги из трех лиц (канцлер Головкин, Остерман и кн. Черкасский), которыми негласно распоряжался тот же Бирон.

При Дворе царила несметная роскошь; правительство постоянно нуждалось в деньгах, а силы населения были совершенно истощены налогами; вдобавок пошли неурожаи, голод, повальные болезни, пожары; и как раз в это время Доимочная канцелярия, учрежденная для сбора недоимок, жестоко выколачивала последние средства из населения. Доставалось не одним крестьянам: за недоимку отвечали помещики и местные власти. «Устроена была доимочная облава на народ: снаряжались вымогательные экспедиции; неисправных областных правителей ковали в цепи, помещиков и старост в тюрьмах морили голодом до смерти, крестьян били на правеже и продавали у них все, что попадалось под руку. Повторялись татарские нашествия, только из отечественной столицы. Стон и вопль пошел по стране» (Ключевский).

Старые гвардейские полки, вообще весь класс дворянский, интеллигенция того времени с затаенным чувством обиды смотрели на предпочтение, оказываемое при Дворе и по службе людям немецкого происхождения, на заносчивость и высокомерие, с каким те держали себя. Внешней политикой заправляли люди, не понимавшие заветов Петра В. Поддерживая кандидатуру саксонского курфирста (Августа III) на польский престол, хотя и в соответствии с видами России (1733), мы руководились указаниями Австрии; победоносная война с Турцией, удавшийся поход на Крым — мечта стольких поколений! — завоевание Азова, Очакова, Хотина, Ясс, блестящая победа при Ставучанах дали результаты самые ничтожные. Близорукая и продажная дипломатия свела тяжелые жертвы, принесенные государством, на нет: по Белградскому миру (1739) за нами оставили один только Азов (потерянный в 1711 г.), да и то с обязательством снести его укрепления; гнездо крымских разбойников и низовья Днепра по-прежнему оставались за гранью русских владений: Россия по-прежнему не могла держать в Черном море даже торгового флота, не говоря про военный.

Анна никогда не могла простить верховникам их конституционной затеи: она видела в них личных врагов. Чувство мести говорило в ней сильнее голоса справедливости. «Я знаю, что буду жертвой неудачи этого дела», — сказал кн. Д.М. Голицын после того, как гвардия провозгласила Анну самодержицей, и он не ошибся: несколько лет его оставляли в покое, но в 1737 г. впутали в тяжебное дело его родственников, обвинили в кощунстве и оскорбительных отзывах о государыне и заточили 74-летнего старика в Шлиссельбургскую крепость, где он в следующем году и умер.

Еще горестнее была судьба Долгоруких: сперва их разослали по дальним местам, кого в Березов и Пустозерск, кого в Соловки и Оренбург, отняли у них все, нарочно держали в черном теле, чтобы резче дать почувствовать переход от недавней роскоши и довольства; заставляли, для вящшаго унижения, есть деревянными ложками, пить из оловянных стаканов и, недовольствуясь этим, позже, в 1738 г., воспользовались низким доносом людей, злобившихся на них из-за личных счетов, обвинили в «вредительных и злых словах к поношению чести ее императорского величества». После жестоких пыток и истязаний суд приговорил четырех Долгоруких, в том числе Ивана Алексеевича, бывшего фаворита Петра II, и верховника Василия Лукича, к смертной казни; остальных заслали в Камчатку, не дозволяя никуда выходить, кроме церкви.

Анна особенно злобилась на Василия Лукича Долгорукого. Заслуженный дипломат петровской школы, бывший неоднократно послом в Польше, Дании, Франции и Швеции, он возил в Митаву кондиции В.Т. Совета, вытолкал там из кабинета Бирона, не желая в присутствии «курляндского канальи» разговаривать с императрицей по делу, ради которого приехал; привез Анну в Москву и, поселившись во дворце подле ее покоев, стерег ее там, «как дракон», не допуская к ней никого до принесения войсками и народом присяги. Анна припомнила Долгорукому все это и заставила расплатиться головой.

На фоне «суетного и опасного века», как определяли современники годы царствования Анны, ярко светит благородный облик Натальи Борисовны Долгорукой, жены фаворита Ивана. Дочь Б.П. Шереметева, она была невестой в ту пору, когда ее жениха постигла опала. Как ни уговаривали ее родные, она самоотверженно решилась разделить участь своего суженого, обвенчалась с ним и отправилась вместе в ссылку, явив собой редкий образец нравственной чистоты и мужества в страданиях. Это пушкинская Татьяна XVIII века, прабабка будущих жен декабристов.

4. Переворот 1740 года. Вдумчивый и осторожный в своем суждении историк делает суровый приговор царствованию имп. Анны: «это царствование — одна из мрачных страниц нашей истории, и наиболее темное пятно на ней — сама императрица» (Ключевский). Со смертью Петра идея, которую великий император неустанно проводил в жизнь: государь в своих действиях должен руководиться мыслью о благе народном — вообще стала глохнуть, в десятилетнее же правление имп. Анны она совсем оказалась в загоне; над всем преобладали интересы семейные и личные. Бездетная Анна Иоанновна должна была подумать о преемнике; она желала передать власть ближайшим родственникам, но из таковых была одна только племянница Анна Леопольдовна (род. 1718 г.), дочь сестры Екатерины мекленбургской, умершей в 1733 г. Императрица выдала ее замуж за Антона-Ульриха, герцога брауншвейгского (1739, 3 июля), и сына их Иоанна (род. 12 августа 1740 г.) объявила (1740, 5 окт.) наследником престола. Это было перед самой смертью императрицы. Ввиду ее надо было подумать о регентстве. Безвольная, не будучи в силах отказать своему любимцу, Анна назначила Бирона регентом, отдав таким образом на много лет, до совершеннолетия Иоанна, судьбы империи в руки иноземца. Была минута, когда она заколебалась; но русские вельможи, из раболепства и ради личной безопасности, к стыду своему, поддержали домогательство честолюбивого временщика. Бумагу о регентстве Анна подписала накануне своей смерти (1740, 17 окт.).

Узнав об этом, общество заволновалось «под невыносимым гнетом стыда, оскорбленного народного чувства. Тяжел был Бирон как фаворит, как фаворит-иноземец; но все же он тогда не светил собственным светом, и хотя имел сильное влияние на дела, однако, довольствуясь знатным чином придворным, не имел правительственного значения. Но теперь этот самый ненавистный фаворит-иноземец, на которого привыкли складывать все бедствия прошлого тяжелого царствования, становится правителем самостоятельным; эта тень, наброшенная на царствование Анны, этот позор ее становится полноправным преемником ее власти; власть царей русских, власть Петра Великого в руках иноземца, ненавидимого за вред, им причиненный, презираемого за бездарность, за то средство, которым он поднялся на высоту! Бывали в России позорные времена; обманщики стремились к верховной власти и овладевали ею; но они, по крайней мере, обманывали, прикрывались священным именем законных наследников престола. Недавно противники преобразования называли Преобразователя иноземцем, подкидышем в семью русских царей; но другие, и лучшие люди, смеялись этим басням. А теперь вьявь, без прикрытия иноземец, иноверец самовольно управляет Россией и будет управлять семнадцать лет! По какому праву? потому только, что был фаворитом покойной императрицы! Какими глазами православный русский мог теперь смотреть на торжествующего раскольника? Россия была подарена безнравственному и бездарному иноземцу как цена позорной связи! Этого переносить было нельзя. Русские понимали, что герцог курляндский унизил их государыню в глазах целой Европы и покрыл ее вечным стыдом, который она унесла с собой в могилу. В негодовании и горе они жаловались и на несправедливость, оказанную цесаревне Елизавете; говорили, что если уже регентом непременно должен быть иноземец, то более прав на него имел отец императора принц брауншвейгский; другие говорили, что если уже надобно подвергаться неудобствам государева малолетства, то почему же не призван на престол молодой герцог голштинский, который по летам своим мог бы гораздо скорее освободить Россию от регентства, чем Иоанн Антонович. Толковали, что Бирон, неравнодушный к цесаревне Елизавете, женится на ней и таким образом приобретет право на престол русский. Роптали, слыша, как в церквах после императора, его матери и цесаревны Елизаветы, поминали иноверного герцога курляндского» (Соловьев).

Такое настроение умов не позволило Бирону долго держаться у власти. Падение регента было, кроме того, ускорено неладами его с отцом и матерью нового императора. Всего через 3 недели по смерти имп. Анны, в ночь с 8 на 9 ноября 1740 г. фельдмаршал Миних во главе отряда Преображенских солдат арестовал его и передал правление Анне Леопольдовне. В третий раз после Петра гвардия решала судьбу империи.

5. Переворот 1741 г. Устранение Бирона существенных перемен не внесло: один немец сменился другим; пожалуй, даже хуже стало: Бирон все же обладал известным опытом, мог разбираться в государственных вопросах, освоился с техникой дела; Анна же Леопольдовна, ленивая, бесхарактерная и необразованная, лишена была и этого. Она вечно ссорилась со своим мужем, проводила время за картами; саксонский министр Линар занял при дворе такое же место, как раньше Бирон при Анне Иоанновне. Недовольство русских росло; все чаще и чаще вспоминали время Петра В.; суровое, тяжелое, подчас непосильное, оно, по крайней мере, могло оправдать себя высокими, благородными целями, к каким вело страну. Младшая дочь великого императора, Елизавета, явилась тем знаменем, вокруг которого сгруппировались недовольные; оставалось только сделать решительный шаг, и в ночь с 24 на 25 ноября 1741 г. Елизавета во главе Преображенских гренадеров, самолично арестовала правительницу и малютку-императора и вступила на прародительский престол, при всеобщей радости и надеждах на лучшие времена. В четвертый раз русская гвардия решала вопросы первостепенной государственной важности; на протяжении всего каких-нибудь 16 лет три императрицы обязаны были ей своей короной, судьба четырех женщин зависела от ее расположения и поддержки.

III. Памятники духовной культуры. 1725—1741

1. Князь А.Д. Кантемир и его сатиры.

2. В.К. Тредьяковский. Его стихотворения и сочинения по русскому языку и словесности.

_________________________________

3. Лубочная картина «Как мыши кота погребают»: сатира на Петра В., получившая широкое распространение и выдержавшая бесчисленное количество изданий; «чисто русское, вполне оригинальное произведение народного буффа» (Ровинский). В наивной и грубой форме картина эта заклеймила все, что претило народному уму в реформах Петра: с беспощадной иронией набросилась она на брадобритие, курение табака, введение музыки в погребальный обряд; досталось и Всешутейшему собору, и богопротивной одноколке, на которой в свое время так любил разъезжать покойный «кот»; затронула народная сатира и насильственное плетение лаптей, клеймение рекрутов-новобранцев; больно задела она и котову вдову, «чухонку-адмиральшу Маланью». «Погребение» наглядно свидетельствует, что народная масса прекрасно понимала, насколько наплыв иноземцев, вторжение новых порядков коренным образом меняли весь старый уклад жизни, не только его формы, но и содержание, и что безобразные выходки Всешутейшего собора шли гораздо дальше простой забавы пьяной компании.

4. Открытие Академии Наук (1726, 29 дек.).

5. Капитан Беринг, датчанин, на русской службе с 1704 г., посланный Петром В. (инструкция, данная ему 23 дек. 1724 г.) выяснить вопрос о соединении Азии с Америкой, открыл в 1728 г. пролив, названный его именем. Беринг приплыл к проливу с юга, но не прошел его весь. В его время не знали, что первым из русских, действительно проехавшим через весь пролив (с С. на Ю.), был якутский казак Семен Дежнев: отправившись с товарищами из Нижнеколымска за сбором ясака в простых кочах, со стороны Ледовитого океана, он еще в 1648 г. обогнул Чукотский нос и пристал к берегу в устье р. Анадыри (со стороны Тихого океана).

Б. ВРЕМЯ ПРОСВЕЩЕННОГО АБСОЛЮТИЗМА
1741-1796

I. Характеристика елизаветинского царствования

На 20-летнем царствовании имп. Елизаветы лежит свой отпечаток, которым оно обязано в значительной степени самой императрице. По существу большой разницы с предыдущим царствованием не было: как при имп. Анне, то же отсутствие настоящих государственных людей, достойных стать преемником Петра В.; тот же фаворитизм при Дворе; те же интриги и борьба за власть и влияние; подобно своей двоюродной сестре, Елизавета тоже мало понимала в делах государственных, а занималась ими, пожалуй, еще менее. Ленивая и беспечная, она неделями и месяцами оставляла доложенные ей бумаги без подписи и решения; так же, как тогда, при Дворе царствовала дорогостоящая роскошь; балы чередовались с маскарадами, музыкальные вечера с итальянскими спектаклями и поездками за город. Легкомысленная и тщеславная, очень хорошенькая собою и ревнивая к другим женщинам в тех случаях, когда опасалась найти в них соперниц, Елизавета любила наряжаться и оставила после себя гардероб в 15 000 платьев и сундуки, полные шелковых чулок.

При всем том две особенности характеризуют время Елизаветы: русское содержание и окраска во французском духе, наложенная на это содержание.

1. Тринадцать лет, проведенных Анной в Митаве (1717—1730) в обстановке немецкой, сделали ее, чистокровную русскую, наполовину немкой; смотря на все глазами своего любимца Бирона, сама от природы грубоватая, Анна занесла и в Петербург вкусы и приемы, напоминавшие дворы мелких германских княжеств и герцогств. Про Анну Леопольдовну и говорить нечего: та была наполовину немкой по самому рождению, а саксонское общество графа Динара сделать ее русской, конечно, не могло.

Не то Елизавета. Ее балы и куртаги, маскарады и вечеринки носили более утонченный, более изящный характер. Сама изящная и с природным вкусом, она инстинктивно поняла, что может ей, женщине, дать французская мода, царившая при тогдашних европейских дворах. К тому же тут сказалось и некоторое чувство благодарности: восшествию ее на престол немало содействовали французский посол Шетарди и доктор Лесток, родом тоже француз. Елизавета всем существом своим ненавидела Фридриха II, короля прусского, за его «безбожие», за едкие эпиграммы и колкие насмешки, которые тот в изобилии расточал по ее адресу — и это тоже служило для нес основанием отдавать предпочтение не немецкому. Французским языком Елизавета владела в совершенстве, много лучше, чем немецким. В Европе преобладающий тон всему давала Франция: в литературе, в театре, в одежде; и даже в постройках, в разбивке садов и парков, в меблировке комнат господствовал т. наз. «стиль Louis XV».

Не ушла от влияния французской образованности и Россия. Архитектор Растрелли-сын украшает Петербург и Петергоф своими постройками в духе барокко: воздвигает легкий, радостный Петергофский дворец, строит на углу Невского и Мойки дом графов Строгановых с прихотливым рисунком и украшениями, и даже на величественный, грузный Зимний дворец умеет наложить печать свободы и движения. Сумароков в это время пишет свои трагедии, вдохновляемый Росином и Корнелем; Ив. Ив. Шувалов переписывается с Вольтером и заказывает себе во Франции посуду, комнатную обстановку и платье, выписывает оттуда все литературные новости. Вольтер, Руссо, Монтескье и энциклопедисты уже заложили на Западе прочный фундамент для просвещенного абсолютизма — отголоски его начинают сказываться и в русской жизни: в заботах правительства об образовании, просвещении, в смягчении нравов (Московский университет, гимназия, Академия Художеств; театр; Ломоносов; отмена смертной казни).

2. При всем том, сколько ни наряжалась Елизавета в платья французского покроя, с каким увлечением и мастерством ни отплясывала французский менуэт, она всегда оставалась, с головы до ног, чисто русской женщиной. От всей ее фигуры, несколько дородной и с плавными движениями, особенно в зрелые годы (на престол она вступила 32 лет), от всех ее вкусов, привычек, обычаев веет московской стариной, которая крепко жила в ней, несмотря на европейскую внешность.

По-старинному набожная, охотно ходившая на богомолье пешком из Москвы к Троице-Сергию — для нее это было и моленье, и развлеченье. Ревностная постница в дни поста, она была большой любительницей псовой охоты в отъезжем поле на зайцев; ее забавляла травля волков, соколиная охота; в молодые годы, еще простой цесаревной, она охотно водила хороводы с деревенскими девушками, просиживала с ними вечера на посиделках; любила не один менуэт, но также и русские пляски, русские песни; по-старинному веселилась на масляной, катаясь с ледяных гор, разъезжая в санях; одевалась в русский сарафан и крестила в Александровской слободе, где часто гостила, ребят у местных жителей. Правда, ставши императрицей, Елизавета посиделок больше не устраивала и хороводов не вела, но в душе осталась такой же, как и раньше.

Притом Елизавета всегда помнила, что она дочь Петра, и, подобно своему отцу, благо родины ставила выше личных интересов. Когда ей, в правление Анны Леопольдовны, предложили было содействие в достижении престола на условии территориальных уступок в пользу Швеции, она с негодованием отвергла предложение: «лучше никогда не царствовать, чем купить корону такой ценой», — было ее ответом. Дочь Петра, она не чуждалась иноземцев, но окружали ее и на первом месте были обыкновенно русские люди. Таковы ее фавориты: Шубин, Бутурлин, Ал. Разумовский, Ив. Ив. Шувалов; наиболее видные государственные деятели ее царствования: А.П. Бестужев-Рюмин, граф М.И. Воронцов, П.И. Шувалов, С.Ф. Апраксин. И если интриг от этого при Дворе не убавилось, все же в них не было ничего оскорбительного для национального самолюбия, как в эпоху бироновского самовластия, и русское дело велось, хоть не всегда умело, но чаще всего заботливо и с достоинством. Сановники не забывали себя, не брезговали денежными подачками («пенсией») от иностранных правительств — порок общий всей тогдашней Европы — но интересы России все же не стояли у них на заднем плане. Эти русские люди при Дворе, в правительстве, в военном командовании, в начинавшей возникать литературе явились школой, воспитавшей то поколение, с которым позже придется работать имп. Екатерине II и в котором она найдет себе дельных, разумных помощников и сотрудников.

II. Правительственная деятельность в царствование имп. Елизаветы

1. Смягчение нравов. При имп. Анне Иоанновне еще сажали на кол, теперь смертная казнь фактически упразднялась (1744, 7 мая): чтобы приговор суда привести в исполнение, требовался особый указ сената, который обыкновенно им не давался. Сама казнь заменена отсечением руки, а позже кнутом и рванием ноздрей (1753); женщины освобождались и от этого (1757). Раньше вместе с преступниками обязательно ссылались их жены и дети; теперь последним было предоставлено на выбор, следовать ли в ссылку за мужем и отцом или нет.

2. Меры экономические

а) Отмена внутренних таможен. Внутренние таможни сильно стесняли торговлю: будучи переложены на товар, пошлина, в действительности, уплачивалась покупателем, т.е. населением. Взамен этого посылали пошлину на товары привозные, из-за границы, и на те из товаров отечественного производства, которые вывозились из России: в первом случае пошлина оплачивалась казной и более состоятельным классом покупателей; во втором — иностранным покупателем, и, значит, в обоих случаях интересы громадного большинства русского населения от такого повышения не страдали.

б) Учреждение дворянского банка: он выдавал помещикам под залог их недвижимых имуществ ссуды на улучшение их хозяйства.

в) Упразднение Доимочной канцелярии.

3. Меры образовательного характера

а) Учреждение в Москве университета — первого в России (1755).

б) Положено основание Академии Художеств (1757).

в) Основание первого русского театра (1756).

г) Основание первой гимназии для дворян и разночинцев в Казани (1758).

4. Меры сословные. Привилегированное положение дворянского сословия, созданное мерами имп. Анны Иоанновны, определилось еще резче в царствование Елизаветы Петровны. Участники переворота, возведшие ее на престол 360 человек унтер-офицеров и солдат гренадерской роты Преображенского полка, образовали особую почетную «лейб-компанию», возведены были в потомственные дворяне, наделены поместьями и получили право внести в свои фамильные гербы надпись: «за верность и ревность». Приостановленный было указ 31 декабря 1736 г. снова вошел в силу. Не довольствуясь этим, дворянство явно добивалось полного освобождения от обязательной службы, и указ 13 мая 1754 г. пошел навстречу этим желаниям: недоросли из дворян, раньше за неявку на службу посылавшиеся в солдаты или в матросы, теперь освобождались от такого наказания, так как многие — поясняло правительство — живут далеко от столичных городов, по глухим углам, и по бедности явиться им было бы трудно.

Но параллельно тому, как освобождался дворянский класс, росла зависимость и подчинение класса крестьянского.

Подушная подать еще со времени Петра В. составляла главный источник государственных доходов; но, непосильная для населения, она собиралась с громадными недоимками; население старалось всеми силами уклониться от нее, десятки и сотни тысяч народов бежало на Дон, в приуральские степи, в Сибирь, скрывалось в башкирских лесах, переходило за границу, в соседнюю Польшу. С 1719 по 1727 г. в бегах числилось до 200 тыс.; с 1727 до 1736 г. эта цифра возросла вдвое.

Однако население страдало не от одной подати, но и от способа ее взимания: ее собирали земские комиссары, объезжая поместья и крестьянские волости в сопровождении военных команд. Своими насилиями и вымогательствами команды эти оказывались тягостнее самого налога, тем более что содержать их приходилось тому же населению. Тогда правительство отменило должность земских комиссаров и обязанность сбора, с ответственностью за него, возложило на помещиков (1731). Эта мера неизбежно поставила крепостных людей еще в большую зависимость от помещика. С этих пор крепостное право, в наиболее худшей его форме, начинает все более и более входить в жизнь.

Помещики становятся полными господами над своими крестьянами; различие между крепостным и холопом сглаживается совершенно; единственное еще оставшееся у крестьянина преимущество перед холопом сводилось к тому, что помещик не мог выставить его за себя на правеж, как это он имел право сделать с тем. Еще в царствование имп. Анны дворянин, негодный к службе, получил право выставить за себя рекрутом своего крестьянина и перенести следуемое ему наказание на своего слугу: так, за скорую езду в Петербурге «били нещадно кошками» не его, приказавшего быстро ехать, а кучера, исполнившего приказание своего барина. Помещики с этих пор выменивают крестьян на вещи, точно какой товар, продают их без земли и поштучно, отдельно от семьи; женят и выдают замуж по усмотрению; ссылают на поселение в Сибирь за простой проступок (1760), даже ссылают на каторжную работу (1765).

Крестьяне потеряли право выдавать векселя, выступать на суде поручителями: они не смели жаловаться на своих господ, т.е. все более и более становились бесправными и превращались в собственность, становились вещью другого человека. Насколько к концу царствования Елизаветы они действительно превратились в собственника и вещь, можно судить по сенатскому указу 29 января 1762 г.: дозволяя помещикам переводить своих крестьян с места на место без соблюдения, ранее необходимых, формальностей, сенат пояснил, что он это делает в целях «изобрести легчайший способ к удовольствию всех помещиков».

III. Петр III

20 лет спокойного и благодушного царствования Елизаветы не дали желанной устойчивости императорскому трону: после смерти императрицы (1761, 25 декабря) корона досталась ее племяннику Петру III, который не умел удержать за собой престола и всего через 6 месяцев был насильно низложен и вынужден передать власть своей жене имп. Екатерине II. Такой исход был неизбежен: имп. Петр III, по всему своему воспитанию и убеждениям, был неспособен управлять Русским государством.

1. До воцарения. «Проклятая страна» — так отзывался Петр о России, прежде чем еще начал править ею. Он родился в Голштинии голштинским принцем, в лютеранской вере. Его мать, Анна Петровна, старшая дочь Петра В., не прожила и двух месяцев после его рождения; отца он потерял 11-ти лет. Готовясь занять шведский престол (его бабка по отцу была родной сестрой Карла XII), Петр с ранних лет начал учиться шведскому языку, лютеранскому катехизису, словом, воспитывался в обстановке, не только чуждой всему русскому, но, в тогдашних политических условиях, прямо враждебной ему.

И вот на 15-м году в его жизни неожиданно совершается настоящий переворот — происходит событие, совершенно выбившее его из прежней колеи и определившее всю дальнейшую судьбу: он — наследник русского престола; чуждую ему Россию он должен считать теперь второй своей родиной, должен отречься от своей лютеранской веры и вместо шведского языка учиться русскому, в корне переделать свое политическое миросозерцание: признавать хорошее в том, на что раньше привык смотреть в черные очки, отказаться от прежних симпатий, заменить их новыми, диаметрально противоположными.

Разумеется, это было большим насилием над душой мальчика; при толковом воспитании и при достаточном запасе ума Петр, вероятно, сумел бы освоиться с новым положением и вникнуть в те обязанности, какие оно налагало на него; но, к сожалению, толкового воспитания ему не дали люди, а в уме отказала ему природа. Невежественный и невоспитанный, с умом, остановившимся в своем развитии, вечно «взрослый ребенок», Петр и в России остался тем же голштинцем, каким был у себя на родине. «От такого человека нельзя было требовать, чтобы он понял свое положение, понял, что наследник русского престола должен быть прежде всего русским человеком, приладиться к народу и стране, где ему суждено царствовать. Чтобы найтись в новой сфере, более широкой, определить свой образ действий согласно с новым положением, более высшим, дорасти до этого положения, требовалась большая способность к развитию, какой именно не было у Петра. Он сросся с узенькой обстановкой мелкого немецкого владельца, она пришлась ему по природе, и тяжело, тоскливо было ему в другой, более широкой сфере, куда перенесла его судьба. Здесь дело идет не о любви к родине, к своему, но о косности, мелкости природы, которые не позволяют отрешиться от известных привычек и взглядов. Та же косность и мелкость природы, которые не позволили сыну Петра Великого, царевичу Алексею, сделаться достойным наследником Российской империи, царевичем новой России, заставляли его упираться против новой деятельности и оставаться русским царевичем XVII века — та же косность и мелкость природы заставила внука Петра Великого остаться голштинским герцогом на императорском престоле, со всеми привычками и взглядами мелкого германского князька, со страстью экзерцировать свою маленькую гвардию и в ее кругу упитываться симпатиями и антипатиями, совершенно чуждыми настоящему его положению» (Соловьев).

Вот почему Россия навсегда осталась для Петра страной чужой. Он не скрывал своего огорчения тем, что, став наследником русского престола, навсегда потерял шведский. Какая-нибудь модель города Киля была ему милее всего Русского государства: она переносила в родную обстановку: он родился в этом городе, там сложились и окрепли первые его впечатления, там все было ему свое. Любя военное дело, он впоследствии (1755) выписал в Петербург целый отряд голштинцев и все время проводил с ними, хотя появление иноземных солдат на Русской земле и вызвало смущение в обществе, раздражение в войсках. Звание голштинского герцога Петр ценил выше звания наследника русского престола.

Он явно презирал все русское; вынужденный перейти в православие, не только остался в душе лютеранином, но выказывал явное пренебрежение к обрядам православной церкви, высмеивал и оскорблял своего духовника, приставленного к нему наставлять его в правилах православной веры. В Германии в ту пору гремело имя Фридриха II, прусского короля, и Петр благоговел перед ним. Фридрих стал его идолом. Успехи союзников в 7-летней войне приводили его в отчаяние. В то время, как Россия напрягала все свои силы, чтобы сломить опасного соседа, Петр праздновал победы прусского короля над русским войском и громогласно восхвалял их, поддерживал тайные сношения с Фридрихом. Он не думал изменять России — до этого он не спустился — но поступал так из слепого преклонения перед личностью короля, потому что был «взрослым ребенком», лишенным надлежащего такта и понимания своего положения. Удивительно ли, если еще до воцарения его, русские были убеждены, что Петр предаст русские интересы, окажись это нужным, интересам голштинским. Сама тетка, имп. Елизавета, призвавшая его в Россию, признавала полную непригодность Петра управлять Русским государством и в минуты раздражения называла его «уродом» и «проклятым».

2. По воцарении. Таков был Петр, когда умерла имп. Елизавета, очистив ему путь к престолу. Перемена в положении не изменила его; наоборот, став самодержавным государем, ни перед кем не ответственный, никем не сдерживаемый, далекий от понимания новых своих обязанностей, он дал волю дурным инстинктам и обнаружил полное свое ничтожество человека и государя.

1) Поведение Петра. В самый день смерти императрицы, в тот же вечер, он ужинал в шумной и веселой компании; на молебне по случаю восшествия своего на престол проявил неуместную радость, кривлялся, говорил вздорные речи. Тело Елизаветы стояло во дворце не погребенным целый месяц, и Петр, бывая у гроба, вместо благоговейного молчания и молитвы, позволял себе шутки с фрейлинами, занимался передразниванием священников; в день похорон, на пути из дворца в Петропавловскую крепость, идя вслед за траурной колесницей, забавлялся, точно невоспитанный ребенок: он был одет в длинную епанчу, концы которой за ним несли камергеры; и вот Петр нарочно отстанет шагов на 30 от колесницы, а потом побежит догонять ее; епанча выскользнет из рук, и ее раздует ветром. Эту забаву он проделывал во время печального шествия несколько раз.

Еще в Голштинии, мальчиком, Петр приучился к вину, и теперь устраивал почти ежедневно попойки в обстановке случайных людей, подчас разбалтывая им государственные тайны. «Случалось государю езжать обедать к кому-нибудь из любимцев и вельможей своих и куда должны были последовать все те, к которым оказывал он отменное свое благоволение. Не успеют, бывало, сесть за стол, как загремят рюмки и бокалы, и столь прилежно, что, вставши из-за стола, сделаются иногда все, как маленькие ребяточки, и начнут шуметь, кричать, хохотать, говорить нескладицы и несообразности сушие. А однажды, как теперь вижу (говорит непосредственный свидетель сцены), дошло до того, что вышед-ши с балкона прямо в сад, ну играть все тут на усыпанной песком площадке, как играют маленькие ребятки; ну все прыгать на одной ножке, а другие согнуты коленом толкать своих товарищей и кричать: «ну! ну! братцы, кто удалее, кто сшибет с ног кого первый!». А посему судите, каково же нам было тогда смотреть на зрелище сие из окон и видеть первейших в государстве людей, украшенных орденами и звездами, вдруг спрыгивающих, толкущихся и друг друга наземь валяющих?» (Записки Болотова).

С имп. Екатериной Петр давно жил не в ладах, и теперь перестал соблюдать по отношению ее даже внешнее приличие: за обедом, в присутствии всех, оскорблял ее самыми обидными словами, не понимая, что, оскорбляя жену, он унижал самого себя, и что, не оказывая должного внимания ее высокому званию, принижал в глазах подданных свое собственное, подавая им первый пример относиться к нему без должного уважения.

2) Отношение к православию. Отношение Петра к православному духовенству и к обрядам Русской церкви оскорбляло чувства религиозных людей. В церкви, во время богослужения, он громко смеялся; уходил при чтении коленопреклоненной молитвы и возвращался лишь по ее окончании; в великом посту не постился, не говел и не приобщался, не был на пасхальной заутрене, т.е. отказывался исполнять то, что русские люди привыкли вменять в священный долг своим государям. Сильный ропот вызвало его распоряжение о закрытии домовых церквей. В его предписании (не исполненном) сбрить священникам бороды, одеть их в пасторские сюртуки, вынести из церкви образа, оставить там одни иконы Спасителя и Богородицы видели действия не православно верующего, а протестанта. При таких условиях указ, объявлявший церковные земельные имущества государственной собственностью, с назначением на содержание причта, церквей и монастырей определенного жалованья по штатам, вызвал особенно сильное волнение и негодование среди духовенства.

3) Отношение к армии. При восшествии на престол Петр распустил елизаветинскую лейб-компанию, обозвал гвардейцев янычарами, окружил себя голштинцами, стал переделывать русское войско на немецкий лад, обучать его прусскому строю, а одноцветные зеленые мундиры, окуренные порохом славных побед русского оружия при Лесной, при Полтаве, Ставучанах и под Кунерсдорфом — этот драгоценный памятник забот Петра В. о русском воинстве, заменил узким и тесным мундиром по образцу вражеской прусской армии. Русская гвардия роптала, видя в этом унижение себе.

4) Отношение к Фридриху II. Возмутительно было поведение Петра по отношению к Фридриху II. Россия вела в ту пору с прусским королем войну и, благодаря своим недавним победам, имела все шансы окончить ее на выгодных условиях, обезопасив себя на будущее время от «скоропостижного» короля, как называла Фридриха имп. Елизавета. Между тем, едва вступив на престол, Петр отдал приказание приостановить военные действия, вернул прусскому королю без всякого вознаграждения все завоевания, отдал Кольберг, Померанию и даже Восточную Пруссию, уже принявшую русское подданство. Не довольствуясь сказанным, Петр заключил с прусским королем оборонительный союз, по существу направленный против тех, кто еще вчера был его союзником. С чувством глубокого оскорбления русские спрашивали себя: какой же тогда смысл был приносить все эти жертвы: 300 тысяч людей и 30 миллионов деньгами?

А между тем, заключение такого позорного мира было отпраздновано, точно радостное событие, трехдневными фейерверками, иллюминациями и пирами. На этих празднествах «государь, опорожнив, может быть, во время стола излишнюю рюмку вина и в энтузиазме своем к королю прусскому дошел до такого забытая самого себя, что публично, при всем великом множестве придворных и других знатных особ, и при всех иностранных министрах, стал перед портретом короля прусского на колени и, воздавая оному непомерное почтение, называл его своим государем — происшествие, покрывшее всех присутствовавших при том стыдом неизъяснимым и сделавшееся столь громким, что молва о том на другой же день разнеслась по всему Петербургу и произвела в сердцах всех россиян и во всем народе крайне неприятные впечатления» (Записки Болотова).

Раболепно преклоняясь перед Фридрихом, Петр гордился званием прусского генерала, не снимал с себя прусского мундира, всюду являлся в пожалованной ему королем ленте Черного Орла, носил при себе в перстне портрет Фридриха, а другой повесил у себя над кроватью и открыто заявлял, что для него «воля Фридриха — воля Божья». Прусский посланник Гольц явился главным его советчиком. Вдобавок Петр стал готовиться к войне с Данией, желая отнять у нее русскими силами немецкую провинцию Шлезвиг для своей Голштинии.

«Сделанное Петром III глубоко оскорбляло русских людей, потому что шло наперекор всеобщему убеждению, отзывалось насмешкой над кровью, пролитой в борьбе над тяжелыми жертвованиями народа для дела народного, правого и необходимого; мир, заключенный с Пруссией, никому не представлялся миром честным; но, что всего было оскорбительнее, видели ясно, что русские интересы приносятся в жертву интересам чуждым и враждебным; что Россия подпадала под чужое влияние, чужое иго, чего не было и в печальное время за 20 лет тому назад, ибо и тогда люди, стоявшие наверху, люди русского происхождения Остерман, Миних, Вирой были русские подданные и не позволяли послам чужих государей распоряжаться, как теперь распоряжался прусский камергер Гольц. Прожили 20 лет в утешительном сознании народной силы, в сознании самостоятельности и величия России, имевшей могущественное, решительное влияние на европейские дела, а теперь до какого позора дожили! Иностранный посланник заправляет русской политикой, чего не бывало со времен татарских баскаков, но и тогда было легче, ибо рабство невольное не так позорно, как добровольное. И хотя бы такой страшно дорогой ценой куплен был мир! Но одна война кончалась для того, чтобы начать другую — какую, зачем? затем, что русский государь не мог решиться быть только русским государем!» (Соловьев).

5) Неизбежность переворота. Злейший враг не мог бы посоветовать Петру натворить того, что наделал он за 6 месяцев своего царствования. Возмущение и негодование, охватившие все слои петербургского общества, не могли не вызвать активного протеста, не привести к открытому восстанию. Чувство оскорбленного патриотизма, боль при виде поруганного национального достоинства заговорили сильнее чувства долга и присяги, данной своему государю. Даже меры, встреченные всеобщим одобрением (см. ниже), не в состоянии были ослабить неудовольствия и потребности перемены. «Человеку в здравом уме и твердой памяти невозможно даже понять то самодурное ослепление, в котором жил голштинский герцог, став русским императором. Тупой, упрямый, невоздержанный, он, став самодержцем, искренне был убежден, что весь мир существует единственно для удовлетворения его желаний, капризов, прихотей; он потерял способность правильно мыслить, стал действовать как самодур, и до последней минуты был ослеплен своей властью, ей только доверял, на нее только опирался» (Бильбасов).

28 июня 1762 г. жена Петра III имп. Екатерина стала во главе войск и низложила неудобного императора.

В пятый раз после смерти Петра В. судьбу трона вершили гвардейские солдаты и офицеры; в третий раз верховная власть становилась игралищем в руках бунтовщиков — людей, нарушавших свою присягу. Но особенность переворота 1762 г. заключалась в том, что лицо, павшее его жертвой — сделало, со своей стороны, все возможное, чтобы оправдать такой переворот и вызвать своим падением всеобщую радость и облегчение. Причины были однородные с теми, что привели к переворотам 1740 и 1741 гг., но на этот раз они усугублялись тем, что свалить с престола предстояло не простого регента, а царствующего государя, которого обыкновенно величали государем «благочестивейшим». Никогда еще поведение государя так не оскорбляло национального чувства его подданных, как в этот раз. Даже Лжедимитрий I не восстановлял общественного мнения в такой степени, как Петр III: при всем потакании полякам и иезуитам, Лжедимитрий оставался русским человеком, Петр же всем своим существом являлся полной антитезой, яркой противоположностью всему, что напоминало и носило русское имя. Своим успехом Екатерина II обязана прежде всего своему мужу: Петр III собственными руками выкопал себе яму. Умная Екатерина лишь умело использовала благоприятно сложившиеся обстоятельства: негодование, вызванное во всех классах общества неразумным поведением Петра, — в армии, в дворянах, среди духовенства и в простом народе.

3. Правительственная деятельность. В короткое царствование Петра III приняты были следующие законодательные меры: 1) разрешение раскольникам, бежавшим за границу, вернуться обратно в Россию с правом свободного исповедания своего учения и обрядов (1762, 29 января); 2) отобраны у церкви ее земельные имущества и переданы государству (16 февраля); 3) издан манифест о вольности дворянской (18 февраля); 4) уничтожена Тайная канцелярия (21 февраля).

1) Манифест о вольности дворянской, совершенно освобождая дворян от обязанности служить и разрешая свободный выезд за границу, завершал мероприятия предыдущих царствований (Анны и Елизаветы). Вместе с тем это было полное отступление от программы Петра Великого. До сих пор оставалось по крайней мере формальное основание оправдывать прикрепление крестьян за помещиками — во имя общего служения государству; теперь же, в глазах крестьян, оно стало исключительно дворянской привилегией и потому превращалось в несправедливость. Последняя почувствовалась тем сильнее, чем более отяготительные формы приняло крепостное состояние за последние полвека. Крестьяне ждали, что свободу получат и они; но свободы они не получали, наоборот, петля рабства затягивалась все сильнее. Недовольство перешло в волнение, и последующее царствование имп. Екатерины ознаменовалось рядом крестьянских бунтов; народное движение приняло особенно опасный характер, когда во главе его стал Пугачев.

2) Секуляризация церковных имуществ назревала давно, еще со времен Ивана III, но каждый раз духовенство энергично восставало против передачи своих владений в светские руки; об его противодействие разбились попытки всех прежних государей: Ивана Грозного, царя Алексея Михайловича, его сына Петра Великого. Во всяком случае не Петру III, голштинцу и протестанту, было осуществить эту меру, как ни своевременна была она; своевременность же ее доказала через два года Екатерина II, сумевшая, хотя и не без затруднений (митр. Арсений Мацеевич), провести ее в жизнь (1764).

3) Тайная канцелярия, наследие бывшего Преображенского приказа, оставила тяжелую по себе память страшным «слово и дело»: достаточно было произнести эти три слова, чтобы человек был схвачен, подвергнут мучительной пытке и искалечен. Существование Тайной канцелярии открывало широкий простор разным кляузам, доносам, несправедливым оговорам, порождало шпионство, неуверенность в завтрашнем дне, нравственно порабощало. Просвещенный век, требовавший уважения к личности человека, сказался в отмене этого ненавистного учреждения.

4) Те же гуманные веяния эпохи просвещенного абсолютизма сказались и в мерах по отношению к раскольникам.

IV. Екатерина II

1. Екатерина и просвещенный абсолютизм. Имп. Екатерина II вступила на престол в полном расцвете физических и умственных сил: ей было 33 года (род. 21 апреля 1729 г.), природа одарила ее здоровым, деятельным организмом и недюжинным умом, а сама она старательно обогатила его разносторонним образованием. Она выросла в эпоху т. наз. «просвещенного абсолютизма» и служила в жизни и на троне ярким его отражением, подобно многим другим своим современникам*. Просвещенный абсолютизм главнейшей обязанностью государей провозглашал заботу о благе народном (выражение Фридриха II: «государь есть первый слуга своего государства») и справедливость в применении ко всем классам населения, не к одним только привилегированным. Просвещение, способное освободить человеческий ум от устарелых предрассудков и темного суеверия; широкая веротерпимость и уважение к чужому мнению; ограничение власти духовенства; правосудие, проникнутое чувством гуманности; забота о ближнем, как человеке; дух благотворительности; не одно только образование ума, но также и воспитание сердца — вот что проповедовал новый век и что в совершенстве усвоила Екатерина.

______________________

* Фридрих II прусский, ими. Иосиф II, брат его Леопольд (герцог тосканский, позже имп. Леопольд II), Густав III шведский, Станислав Понятовский, король польский; министры: Помбаль (Португалия), Аранда (Испания), Тануччи (Неаполь), Струанзе (Дания).

______________________

Она воспиталась на литературе, отражавшей эти взгляды. Особенно много дали ей сочинения Бэйля, Монтескье и Вольтера. Многотомный словарь Бэйля (Dictionnaire historique et critique, 1696) подверг пересмотру все основы современной жизни, разрушал старые верования, громил предрассудки, колебал ходячие воззрения на мораль, философию и политику, заменяя их плодотворным сомнением; проповедовал неверие, прикрывая его широкой терпимостью. «Дух Законов» Монтескье (L'esprit des lois, 1748) доказывал права человека на свободное развитие и восставал против рабства. Книга эта, по признанию самой Екатерины, стала ее «молитвенником». В вольтеровском «Опыте о нравах и духе народов» (Essai sur les moeurs et l'esprit des nations, 1756). Екатерина «с восторгом читала нападки на католическую церковь», а из старых книг, «Анналы» Тацита внушали ей «отвращение к деспотизму верным изображением практики деспотических правлений» (Бильбасов). Позже, уже императрицей, Екатерина познакомится с сочинением Беккарии «О преступлениях и наказаниях» (Dei delitti е delle репе, 1764) и, подобно книге Монтескье, использует его для своего «Наказа». Хорошо знакома была она и с книгой Блэкстона, признанного авторитета в вопросах юридических и государственных: «Commentaries on the Laws of England», 1765-1768*.

______________________

* По ее мысли книга переведена была на русский язык: «Истолкование английских законов г. Блакстона». 3 тома. М. 1780—1782.

______________________

Еще задолго до переворота Екатерина в мыслях представляла себя правительницей Русского государства. От этого времени сохранились ее «Заметки» по самым серьезным вопросам общественной и государственной жизни (законодательство, суд, права гражданские, война, звания и привилегии, смертность детей в деревнях, фабричная промышленность). Вот некоторые из ее мыслей.

1) «Желаю и хочу только блага стране, в которую привел меня Господь. Слава ее составляет мою собственную».

2) «Желаю, чтобы во мне были уверены, что я хочу только справедливого, и что когда вынуждена наказать кого-нибудь, то потому, что он нарушил закон, долг своему отечеству».

3) Кто не уважает чужих заслуг, значит, не имеет их сам; а кто не умеет открывать их в людях, тот не достоин и не способен царствовать.

4) «Свобода — душа всего на свете; без тебя все мертво. Хочу не рабов, а повиновения законам; хочу общей цели — сделать счастливыми».

5) Власть без доверия народного ничего не значит для того, кто хочет быть любимым и славным, а достичь этого нетрудно: надо только поставить в основу своих действий благо народное и справедливость, которые неотделимы одно от другого.

6) Рабство лишает человека самого необходимого в деятельности — побуждения к труду: оно убивает промышленность, художества, науки, честь и материальное благосостояние.

7) «Больше всего остерегайтесь издавать закон и потом отменять его: этим вы явите свою слабость и несправедливость и лишитесь доверия народного».

2. Екатерина в первое время по воцарении. В первое время по воцарении положение Екатерины было очень шаткое и затруднительное. В 1741 г. имп. Елизавета вступала на престол, как дочь Петра Великого, как русская — в этом заключалось ее право согнать немку Анну Леопольдовну с сыном; Екатерина же сама была чистокровной немкой, больше даже, чем низвергнутый ею Петр III, не говоря о том, что в глазах большинства их малолетний сын, цесаревич Павел, имел гораздо более прав на корону, чем его мать.

Эту последнюю мысль поддерживал Никита Ив. Панин еще при жизни имп. Елизаветы; теперь он проектировал учредить Государственный Совет с явной целью ограничить самодержавие императрицы. Некоторые из гвардейцев принимали участие в перевороте 28 июня в уверенности, что Петр III умер и что их ведут не низлагать его, а присягать новой императрице; узнав правду, они заволновались, в полках Преображенском и Семеновском дошло до открытого возмущения, для восстановления порядка пришлось прибегать к крутым мерам. Неудовольствие в военных кругах этим не прекратилось (дело офицеров Гурьева и Хрущёва). Вспомнили о несчастном императоре Иоанне Антоновиче: он всю жизнь провел в заточении и теперь томился в Шлиссельбургской крепости. Подпоручик Мирович задумал было освободить его; попытка не удалась и стоила жизни узнику и ему самому (1764).

3. Положение русского самодержавия при воцарении Екатерины. Екатерина пожинала плоды, посеянные не ею одной: в течение 37 лет верховная власть захватывалась и переходила незаконно из рук в руки; 37 лет русское общество приучалось подчиняться не закону, а силе и произволу, быть свидетелями полного неуважения к носителям верховной власти: кому вчера еще оказывались самые раболепные знаки почтения, того сегодня подвергали унижению, обращались с ним, как со злодеем и наихудшим врагом. Каждое новое царствование спешило прежде всего дискредитировать действия предыдущего. При Петре II преследуют тех, кто главенствовал в царствование Екатерины I; при Анне Иоанновне верховники, бывшие первыми лицами в государстве, заброшены в дальнюю ссылку, возведены на эшафот; будущий император Петр III при ней не имеет другого наименования, как «голштинский чертушка». Не успели Бирона сослать в Пелым, как возвращают назад, и Миних, причина его падения, занимает место своего соперника. Сосланные при Елизавете немедленно получают свободу при Петре III. Первым делом имп. Анны было распустить Верховный Тайный Совет, заменив его Кабинетом министров; но стоило Елизавете взойти на престол, и Кабинет распущен; позже она заменила его Конференцией министров, — и роспуск Конференции, в свою очередь, был одним из первых распоряжений ее преемника. Елизавета не только низложила Иоанна Антоновича, но старательно вытравливала все следы его царствования: приказано было отбирать монеты с его изображением, казенные печати, указы, манифесты, изданные от его имени; само имя Иоанна запрещено упоминать в официальной переписке.

Подобные меры, свидетельствовавшие, насколько непрочно чувствовали себя лица, достигшие трона, роняли саму идею власти. Прежние самодержцы благоговейно чтили память своих предшественников, старались вселить в народ убеждение, что они продолжают их дело; благодаря этому самодержавие крепло в сознании народном, и трон был действительно окружен верноподданными, служившими своему государю «не за страх, а за совесть». Имп. Екатерине предстояла нелегкая задача снова укрепить расшатавшееся самодержавие, отнять у него характер произвола, оправдать его существование и вернуть то обаяние нравственной силы, которым раньше оно пользовались в глазах русского народа.

4. Состояние России при воцарении Екатерины. Захватив власть, Екатерине предстояло оправдать свой захват, показать, что с ее воцарением дела пошли лучше и очередные нужды государства получили свое разрешение. А между тем положение России делало эту задачу особенно затруднительной. Вот в каком состоянии, по собственному свидетельству императрицы, застала она Россию при вступлении на престол:

Повсюду жалобы на лихоимство, взятки и вымогательство. Правосудие продавалось с торга; законом руководились лишь в тех случаях, когда это было выгодно сильному. Правительствующий сенат завален делами, без разбора, мелкими и важными, и потому много дел, по существу, неотложных, подолгу лежали без движения. Сенатские указы в губерниях исполнялись настолько плохо, что вошло в пословицу говорить: «ждут третьего указа». Никто хорошенько не знал, сколько надлежало поступать доходов в государственную казну: действительные доходы определялись в 16 миллионов, на самом же деле население выплачивало 28 млн. — остальные 12 не доходили по назначению, расходясь по чужим карманам. Монополии убили торговлю; денежный кредит за границей отсутствовал: имп. Елизавета тщетно пыталась заключить иностранный заем на скромную сумму в 2 млн. рублей — их никто не решился доверить ей. Вдобавок духовенство роптало на отобрание земель, а монастырские и заводские крестьяне бунтовали, так что пришлось высылать против них военные отряды и усмирять пушками.

5. «Наказ» Екатерины. Екатерина, однако, не потерялась. Она задумала грандиозный план — привести законодательство в лучший порядок, придав государственному строю надлежащую согласованность и органическую цельность. В этих видах она собрала в Москве (1767) депутатов со всех частей империи, представителей всех сословий и классов населения, поручив им выработку «Нового Уложения», а в руководство составила особый «Наказ».

Наказ Екатерины один из наиболее ярких памятников просвещенного деспотизма XVIII века.

1) Самодержавие положено в основу государственного строя — но самодержавие в духе Петра В., а не его преемников: «льстецы обыкновенно утверждают, будто народы для государей сотворены, мы же (говорила Екатерина) думаем и за славу себе вменяем сказать, что мы сотворены для нашего народа. Боже сохрани, чтобы после окончания сего законодательства был какой народ больше справедлив и, следовательно, больше процветающий на земле, чем народ русский».

2) Гражданская свобода — второй краеугольный камень государственного здания: ничего не следует запрещать законами кроме того, что может принести вред отдельной личности или всему обществу; исключительно только один закон должен определять наше поведение.

3) Веротерпимость в Русской империи необходима уже по одному тому, что русские подданные люди разных вероисповеданий. Гонения религиозные только раздражают, терпимость же смягчает сердца, устраняет опасные споры, «противные тишине государства и соединению граждан».

4) В духе просвещенного века определяет Наказ преступление: это болезнь, которую, как таковую, следует лечить мерами кроткими, а не вгонять ее внутрь организма. «Гораздо лучше предупредить преступление, нежели наказывать» — слова эти русский человек впервые услыхал с высоты престола.

5) Взгляд на наказание отразил на себе не только просвещенный век вообще, но, в частности, и елизаветинское царствование, отменившее смертную казнь. Не бойтесь не быть жестокими, говорит Екатерина: «испытайте со вниманием вину всех послаблений — увидите, что она происходит от ненаказания преступлений, а не от умеренности наказания. Последуем природе, давшей человеку стыд вместо бича, и пускай самая большая часть наказания будет бесчестие, в преступлении наказания заключающееся. И если где сыщется такая область, в которой бы стыд не был следствием казни, то сему причиною мучительское владение, которое налагало то же наказание на людей беззаконных и добродетельных. А ежели другая найдется страна, где люди инако не воздерживаются от пороков, как только суровыми казнями, опять ведайте, что сие проистекает от насильства правления, которое установило сие казни за малые погрешности».

6) Тот же гуманный взгляд сказывается и по поводу пытки. Екатерина горячо восстает против нее, доказывая всю жестокость, несправедливость и бесполезность, как средства для выяснения истины. Пытка противна здравому смыслу и притом бесчеловечна: если преступление еще не доказано, то несправедливо мучить невинного, так как закон признает невинными тех, чье преступление не доказано. Пытая, рискуешь осудить невинного со слабым телосложением и оправдать беззаконника с телосложением крепким.

7) Прежде чем опубликовать свой наказ, Екатерина отдала его на суд сперва близких ей людей, а потом и более широкого круга лиц, и они более половины написанного императрицей переделали или выбросили совсем. Наказ многих испугал; в нем видели резкое уклонение от старых порядков и вкоренившихся понятий. Одни не соглашались на отмену пытки, другие на освобождение крестьян. Вот почему параграфы Наказа «О рабстве», в противность остальным, выставляют не требования, а лишь пожелания и отличаются недоговоренностью. Императрица глухо говорит о необходимости избегать случаев обращать людей в неволю; осторожно предостерегает против жестокого с ними обращения. Желание же свое освободить крепостных от личной зависимости, учредить сельский суд для крестьян, поднять их материальное благосостояние настолько, чтобы дать возможность купить свою свободу, определить размер самого выкупа — все это Екатерина должна была замолчать в своем Наказе и взамен того признать, что «не должно вдруг и через узаконение делать великого числа освобожденных». Не могла она провести и другой своей мысли: необходимости выяснить причины крестьянских бунтов для предупреждения их на будущее время.

6. Влияние общественных взглядов на правительственную деятельность Екатерины. Подобного рода уступчивость в самодержавной государыне нас не должна удивлять. Трезвый и практический ум — Екатерина умела отказаться от своих наиболее задушевных мыслей, когда видела, что наткнется на серьезное противодействие. В этом и сила, и слабость всего ее царствования. Она старалась привить подданным свои мысли, но не вводила их насильно. «Думают, что я во всем самодержавно поступаю (объясняла она по одному случаю), между тем успех моего царствования в том, что, прежде чем осуществить какую-нибудь меру, я долго и внимательно прислушиваюсь к мнениям тех, кого коснется мое распоряжение, и уже применительно к этим мнениям — делаю решительный шаг». Действительно, главнейшие памятники ее законодательной деятельности: Учреждение о губерниях, Жалованные грамоты дворянству и городам, — далеко не во всем удовлетворяли ее, но они отвечали желаниям большинства и потому оказались наиболее жизненными и устойчивыми, почти без перемен дожив до реформ имп. Александра II.

7. Комиссия об Уложении. 1767. Много полезных указаний дала императрице собранная ею в Москве Комиссия о сочинении Нового Уложения. Главной задачи своей она не исполнила: Уложения не составила, но она «подала мне (говорила Екатерина) свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещися должно».

В Комиссии сошлись представители от дворян, горожан и государственных крестьян; депутаты от правительственных учреждений, казаки, пахотные солдаты, инородцы, всего 564 человека. Не представлены были только крепостные крестьяне и духовенство, как сословие (но были депутаты от синода). Все депутаты приехали с наказами от своих выборщиков; они-то и дали императрице возможность составить ясное представление о том, как живет Россия и чего она хочет.

Через все депутатские наказы основной чертой проходит эгоистическая забота о самих себе. В то время как Наказ императрицы проникнут мыслью об общем благе, сложился под влиянием просвещенных идей европейской философии, наказы депутатов исходят исключительно из узкосословных, классовых интересов. Каждое сословие хлопочет о том, чтобы выделить себя из другого, выговорить побольше привилегий в свою пользу. Интересов России, государства в его целом как бы не существовало.

Дворянство требовало себе исключительного права владеть крепостными; ведать самим свои местные дела; в этих целях сплотиться в корпорацию, в дворянское общество, с выборными предводителями, судьями и опекунами над малолетними, ведать, тоже на выборных началах, местным судом, местной полицией, безо всякого вмешательства областных правительственных органов. Наказы настаивают на предоставлении дворянам права свободной выкурки вина, на устранении конкуренции городского сословия в оптовой заграничной торговле, в фабричном деле, на учреждении сословных училищ для дворян. Кроме того, наказы полны жалобами на утеснения слабых сильными, бедных богатыми, на лицеприятие судей, на судебную волокиту, на постоянные побеги крестьян, против которых они предлагают принять суровые меры. Пытку дворянство желает отменить, но исключительно только для одного своего сословия; полную же отмену ее считает опасной для спокойствия государства, находя, что кроткое законодательство, смягчение наказаний, гуманные приемы судопроизводства неизбежно приведут к разложению общества, к порче нравов.

В свою очередь, купечество отстаивало свои сословные интересы, протестуя против участия дворян в фабричной промышленности и требуя себе исключительного права производить торговлю, не допуская к ней ни дворян, ни крестьян. Здесь та же забота расширить свои привилегии за счет других сословий: просьба отменить подушную подать, рекрутскую повинность, телесные наказания, освободить от службы при казенных сборах.

Крестьяне также хлопочут о себе: о праве заниматься не одним земледелием, но и торговлей, спорные дела на небольшие суммы решать своим сословным судом.

8. Губернская реформа 1775 г. «Учреждением об управлении губерний» Россия разделена была вместо прежних 20 на 50 губерний, а каждая из них на уезды, примерно по 10 на каждую. Согласно учению Монтескье, администрация, суд и финансы были выделены в особые ведомства и для каждого ведомства созданы особые органы, как в губернии, так и в уезде, поставленные под общий надзор генерал-губернатора, ведавшего всей губернией на положении государева наместника.

1) Администрация. В губернии: губернское правление — совещательный орган при генерал-губернаторе; в уезде: нижний земский суд (капитан-исправник и 2 заседателя, по выбору уездного дворянства). Исправнику подчинен уезд, город — городничему. При губернском правлении состоял прокурор, а при земском суде уездный стряпчий, оба, подобно прокурорам петровского времени, для наблюдения за неуклонным исполнением закона.

2) Суд.

а) Высшая инстанция — две палаты: гражданская и уголовных дел.

б) Средняя инстанция, сословная, в губернии: верхний земский суд для дворянства; губернский магистрат для купечества и мещан; верхняя расправа для крестьян.

в) Низшая инстанция, тоже сословная, в уезде и с таким же распределением: уездный суд, городовой магистрат и нижняя расправа.

При палатах и верхнем суде тоже состояли прокуроры и с тем же назначением, как в учреждениях административных.

3) Финансы. Казенная палата с губернским казначеем ведала сбором казенных доходов, производством расходов, казенными монополиями, оброчными статьями, казенным имуществом в губернии. В ее ведении находились уездные казначейства.

4) Приказ общественного призрения ведал народным просвещением, медицинской частью и заведениями общественного призрения (богадельни, дома умалишенных, приюты).

5) Совестный суд из выборных от дворянства, городского купечества и свободных сельских обывателей: для разбора мелких дел, преимущественно как третейский суд. Подобно приказу общественного призрения, он носил характер благотворительный. Его главной задачей было стараться приводить стороны к миролюбивому соглашению.

Таким образом, совокупность губернских учреждений представляет собой три слоя:

1) Верхний, бессословный, из коронных чиновников (по назначению от правительства):

Губернское правление;

Судебные палаты;

Казенная палата.

2) Средний, сословный, выборный, но с председателем по назначению от правительства — в губернии:

Суды сословные;

Приказ общественного призрения;

Совестный суд.

3) Нижний, сословный, выборный, не исключая и председателя, — в уездах:

Нижний земский суд;

Уездный суд (дворянский);

Городовой магистрат (купеческий);

Нижняя расправа (крестьянская).

9. Жалованная грамота дворянству 1785 г. Имп. Екатерина видела в дворянстве опору престола, сходясь в этом отношении с Монтескье, который придавал особенное значение аристократии в государстве монархическом. Она в широких размерах удовлетворила желания, заявленные дворянами в депутатских наказах 1767 г., тем более что чувствовала себя обязанной этому сословию за ту деятельную поддержку, какую нашла в нем в своей борьбе с Петром III. Грамотой 1785 г. постановлялось:

1) Дворянство составляет особую привилегированную корпорацию, с правом самому определять свой состав, допускать в свою среду или отказывать в приеме. С этой целью заводятся особые дворянские книги, и дворянином считается лишь тот, кто занесен в них.

2) Дворянство есть звание потомственное и наследственное.

3) Лишить этого звания можно лишь по суду, причем само постановление суда должно быть конфирмовано государем.

4) Дворянин не платит никаких податей; он избавлен от телесных наказаний; имеет право служить или не служить, смотря по желанию.

5) Ему предоставлено исключительное право владеть населенными землями.

6) Он пользуется правом заводить у себя в деревнях фабрики и заводы.

7) Родовое дворянство всегда было недовольно петровской Табелью о рангах, которая давала право на выслугу дворянства всякого звания людям. Родовитый дворянин обижался тем, что чины давались не по рождению, а по старшинству службы, и что вследствие того он мог очутиться на одинаковом уровне с «подлорож-денным». Екатерина и здесь пошла навстречу дворянским желаниям, затруднив недворянам приобретение дворянства, отдавая предпочтение при производстве в обер-офицерский чин дворянам. Впрочем, основное положение Петра Великого осталось нетронутым: служба по-прежнему открывала дверь к повышению всякому. Екатерина пошла даже дальше: 8-й класс давал только личное дворянство, она же постановила: личное дворянство в трех поколениях (отец, сын, внук) дает поколениям нисходящим права потомственного дворянина.

8) Дворянству как сословию предоставлено было важное право через особых депутатов обращаться к государю с представлениями о своих нуждах и приносить жалобы непосредственно на его имя.

9) Учреждена дворянская опека над дворянскими вдовами и сиротами.

10. Жалованная грамота городам 1785 г. — наименее удачная из законодательных мер имп. Екатерины. В противоположность организации дворянского сословия, в основу городского устройства положено начало бессословное, против чего так восставали все навыки тогдашнего общества. Прежний город был собранием тяглых посадских людей; теперь под горожанами понимались вообще все те, кто жил там: не одни купцы и ремесленники, но и дворяне, имевшие там свои дома, люди свободных профессий. Городское население делилось на 6 разрядов: 1) владельцы недвижимой городской собственности; 2) купцы; 3) ремесленники; 4) именитые граждане; 5) иностранные купцы; 6) все остальные. Они выбирали из своей среды Общую городскую думу, а та — Шестигласную думу, из 6 человек, по одному от каждого разряда. Однако дворяне считали ниже своего достоинства сидеть совместно с купцами и «мужиками»; чиновники тоже старались уклониться от участия в думе, и Общая дума фактически нигде не была введена, а Шестигласная вместо того, чтобы стать органом местного самоуправления, выродилась в послушное орудие местной правительственной власти.

Так как дворяне жили преимущественно в своих поместьях, а в города приезжали лишь на выборы или на службу, то собственно в городском населении образовались две группы: высшая, купцы, свободные от телесных наказаний, от рекрутчины и от податей; и низшая, мещане, сохранившие тяглый характер; по повинностям, какие они несли, это были те же крестьяне, только городские, не сельские.

11. Крепостное право при Екатерине II. Положение помещичьих крестьян в царствование Екатерины II значительно ухудшилось по сравнению с прежним. Женщина высоко образованная, поклонница просветительных идей своего времени, Екатерина считала несправедливым лишать крестьян свободы, но она опасалась, как бы с освобождением не пошатнулась ее власть. Вступив на престол при исключительных обстоятельствах, нуждаясь в поддержке дворянства, своей «опоры», как она называла его, императрица не решалась идти открыто против желаний дворянского сословия, а оно, между тем, в громадном большинстве, не допускало и мысли об изменении сложившихся отношений. Отсюда непоследовательность в действиях Екатерины. На словах, в Наказе, она сторонница освобождения, на практике же разрешает помещикам ссылать своих людей без суда, «по предерзостному состоянию заслуживающих справедливого наказания» (указ 1765 г.), и в разгар работ Комиссии Уложения требует от крестьян беспрекословного повиновения своим господам, грозя за всякую беззаконную жалобу на них кнутом и вечной каторгой (указ 1767 г.).

Это противоречие слова с делом свидетельствовало о бессилии императрицы бороться со злом — настолько зло успело пустить глубокие корни, войти в нравы и жизнь. Все же Екатерина недостаточно с ним боролась, а некоторыми мерами даже усилила его. Таков закон о малороссийских крестьянах и практиковавшаяся в широких размерах раздача населенных земель в частные руки.

В Малороссии крестьяне до времен Екатерины еще сохраняли право свободного перехода и выбирали землю по взаимному соглашению с помещиком; но законом 1783 г. право это было у них отнято, и они были прикреплены к земле там, где их застало новое распоряжение.

Лица, содействовавшие императрице низложить Петра III, были щедро награждены ею: за первые 10 лет, кроме чинов и орденов, им было роздано до 70 тыс. душ; таким образом, крестьяне из государственных, свободных и лишь крепких земель, превращались в крепостных рабов, в господскую собственность. Награды населенными землями фаворитам, государственным деятелям, оказавшим заслуги на военном поприще или в гражданской службе, приняли особенно сильные размеры в последние 20 лет. Насчитывают, что за все свое царствование Екатерина раздала государственных крестьян до 1 миллиона душ.

Навыки оказались сильнее закона, и отдельные меры для облегчения положения крестьян, сами по себе слабые и мало действительные, не достигали цели. Продажа людей стала практиковаться еще со времен Петра В.; он только не дозволял продавать людей иначе, как семьями, запретив продажу их в одиночку (1721); но закон этот на практике остался мертвой буквой. Указ 1760 г. даже узаконил продажу детей отдельно от родителей, не дозволив только разлучать мужа и жену.

С годами утвердилось неузаконенное право переводить крестьян из одного имения в другое; «на вывоз» продавались иногда целые деревни, особенно когда имелось в виду отправить их в местности малонаселенные (в Оренбургский край, на Уральские заводы). Помещики торговали своими людьми для поставки их в рекруты. Разорившийся помещик, вынужденный продавать с молотка свое имение, продавал с аукциона и крепостных. Крепостных людей выменивали на породистых собак, проигрывали в карты, продавали на ярмарках, точно какую скотину; объявления о их продаже печатались в газетах наряду с объявлениями о продаже домашней мебели, подержанной коляски, выезженной лошади.

Закон запрещал помещику злоупотреблять своей властью, но точно не указывал, каким наказаниям он должен подлежать за свои злоупотребления. При продажности судей это открывало широкий простор для помещичьего произвола. Нужно было особое скопление изуверств, неслыханные жестокости и десятки неповинных жертв, чтобы преступление дошло до суда и потерпело наказание (дело «людоедки» Салтычихи; от ее истязаний умерло свыше 50 человек в ее имении), громадное же число преступлений этого рода обыкновенно сходило безнаказанно с рук. Даже образованные помещики (Болотов, автор «Записок»; поэт Державин, «певец Фелицы») смотрели на сечение крепостных, сажание на цепь, как на меры вполне допустимые: «подобно тому, как Бог наказывает нас для нашего исправления, так и помещики имеют право налагать на непослушных рабов кандалы, морить их голодом — ради их собственного блага». Так говорили помещики, принадлежавшие к культурной среде; большинство же их были люди темные, без воспитания, и их обращение с крепостными выражалось в формах еще более грубых.

12. Пугачевщина

1) Кем она питалась. Два класса людей, дворяне-помещики и крестьяне-крепостные жили бок о бок, в постоянном соприкосновении и постоянном духовном отчуждении друг от друга. Одни привыкли смотреть на сложившиеся отношения, как на нормальные и нравственно допустимые; другие видели в них насилие и величайшую несправедливость. Недовольны были, одинаково, крестьяне помещичьи и крестьяне посессионные (приписанные к фабрикам и заводам), сидевшие на оброке и на положении хозяйской дворни. У всех была тайная мысль — избавиться от крепостной зависимости при первой возможности. Освобождение от службы дворян по манифесту Петра III дало крестьянству основание надеяться, что вслед за ними получат свободу и они; надежда их обманула, и недовольство усилилось. В разных местах начались волнения, и при воцарении Екатерины бунтовавших насчитывали десятками тысяч. Военные команды усмиряли бунты, но они вспыхивали снова. Притом недовольны были не одни крестьяне: волновались инородцы, особенно башкиры, притесняемые местными властями, насильственным введением среди них православия. Недовольны были раскольники, яицкие (уральские) казаки.

Как во времена Болотникова, Разина и Булавина, достаточно было появиться человеку, который сумел бы объединить эти разнородные элементы под одним знаменем, чтобы недовольство приняло характер бурного, разрушительного протеста. Такой человек явился в лице Емельяна Пугачева, донского казака. На его знамени было написано: свобода от податей, от помещиков, от воеводских притеснений, и всякого рода льготы, смотря по тому, кто о каких мечтал. В сущности это был призыв к анархии, такой же, как и во времена Болотникова и Разина, но потому-то он и привлек к себе народную массу, изуверившуюся в справедливость действующих порядков. Сверх того к Пугачеву примкнул элемент чисто преступный: ссыльные и каторжники, бежавшие с пути в Сибирь, — это придало движению характер еще более анархический.

2) Что обещал Пугачев. Манифесты Пугачева, обращенные к кочевым инородцам Оренбургского края, предоставляли им в полное и безраздельное их пользование «земли, воды, леса и луга»; обещали наделять порохом и свинцом, необходимым для охоты на дикого зверя; манили возвратом земель, взятых под рудники и заводы, прощением прежих преступлений. Уральских казаков Пугачев тоже наделил «рекою Яиком», рыбными ловлями, земельными угодьями, сенными покосами «безданно и беспошлинно»; обещал восстановить старую веру и старые вольности. В Приуральском крае числилось до 200 тыс. посессионных крестьян; заводчики сильно нуждались в рабочих руках и покупали крепостных; как ни запрещались такие покупки, прекратить их не было возможности. Те же причины, что вызвали в XVI и XVII вв. прикрепление крестьян к земле: редкое население, разбросанное на громадном пространстве, дешевизна земли и дороговизна рабочих рук, неразвитость экономическая — оказывали свое влияние и в XVIII в., только к ним прибавилась еще одна: фабричная промышленность, нуждавшаяся в крепостных работниках; и, подобно тому как раньше прикрепляли крестьян к земле, так теперь их прикрепляют к фабрикам и заводам. Фабрикант, хотя и недворянин, тоже пользовался правом подвергать своих рабочих телесному наказанию; волнения существовали здесь тоже с давних пор, и призыв Пугачева «уничтожить все ненавистные заводы» встретил среди посессионных крестьян полное сочувствие.

Как было не подняться помещичьим крестьянам, если они, готовые удовольствоваться самым малым, узнавали, что их жалуют «древним крестом и молитвою, головами и бородами, вольностию и свободою»; превращают в «вечных казаков», свободных от рекрутчины и податей; что земельные, лесные и сенокосные угодья, рыбные ловли, соленые озера предоставляются в их пользование без покупки и без оброку?

3) Бунт. Пугачев появился на Урале, назвавшись императором Петром III; сначала схваченный и приговоренный к телесному наказанию и ссылке в Пелым, он успел бежать (весной 1773 г.) и осенью, создав «императорский» двор, поднял все Зауралье, осадил Оренбург, захватил Самару (1773, декабрь). Оренбург удалось освободить (1774, март), но брожение перебросилось на правый берег Волги; мятежники взяли и сожгли Казань; выпустили из тюрем колодников; от Казани до Москвы всюду поднялись крестьяне, целыми деревнями приставали к мятежникам, избивая помещиков и их семьи. Неспокойно стало в самой Москве. Пугачев уже собирался идти на нее. Пожар принимал все большие и большие размеры и охватил чуть ли не всю восточную половину Европейской России, всюду ознаменовывая себя необычайными жестокостями. Долго накипавшая злоба крестьян нашла себе выход. Пугачев призывал к полному истреблению дворян: «Руби столбы, заборы повалятся». И столбы рубились без пощады. В одном городе Саранске было повешено сбежавшихся туда из уезда 300 дворян-помещиков.

«Новое общественное здание должно было покоиться на совершенно иных устоях; в нем все должны были быть равны, господам в нем не было места. Их следовало истребить, не только тех, которые дурно обращались со своими крестьянами, но всех без разбора: их не всегда даже и спрашивали, желают ли они признать новый порядок и присягнуть Пугачеву. Что при убийстве дворян имелось в виду именно истребление этого сословия, видно из значительного количества убитых детей, которые, разумеется, не могли еще ни провиниться в притеснении крестьян, ни отказаться от признания власти нового государя» (Семевский).

Положение правительства было очень затруднительно. Справиться с мятежом было нелегко еще и потому, что в ту пору Россия вела войну с Турцией и почти все войска находились на южном фронте. В эти критические минуты имп. Екатерина назначила для борьбы с Пугачевым Петра Ив. Панина, снабдив его самыми широкими полномочиями. Выбор оказался удачным. Под Царицыном мятежникам нанесен был решительный удар (1774, август), и мятеж стал утихать. 14 сентября Пугачева схватили, а 10 января 1775 г., в Москве, он сложил свою голову на плахе.

Пугачевщина была усмирена; и если жестоко было возмущение, то жестока была и расправа. Все, кто убивал чиновников и помещиков или кто выдавал их, были казнены; иных колесовали или вешали за ребро; сообщников жестоко секли плетьми; в селениях, где коноводы успевали скрыться, вешали по жребию третьего, а остальных взрослых пороли плетьми; кнутом секли даже шестидесятилетних стариков, и притом еще отрезали часть уха.

Это были меры правительственные; но «крепостных, виновных в восстании, наказывали и по желанию господ; помещики, не жившие в деревнях, писали даже доверенности, уполномочивая знакомых ходатайствовать, чтобы их провинившихся крестьян наказывали кнутом и плетьми, резали им уши, а наиболее преступных казнили смертью. У народа осталась в памяти барская расправа после пугачевщины, и он олицетворил ее в рассказе о том, как помещик вешал дворового: веревка три раза обрывалась, и барин все-таки не помиловал своего крепостного» (Семевский).

13. Внешняя политика России в XVIII в

1) Общие указания. Ништадтский мир благополучно разрешил одну из трех главнейших задач во внешней политике России — обеспечил ей господство на Балтийском море; на очереди оставались две остальные: польская и черноморская. Но, окончательно войдя в семью европейских народов, Россия вынуждена была решать эти задачи в обстановке уже иной: в прямой зависимости от общего положения политических дел в Европе, а положение это в XVIII в. определялось: а) соперничеством Франции: на суше — с Германией, на море — с Англией; и б) соперничеством Пруссии с Австрией за гегемонию в пределах Германской империи. Обойти эти два фактора в своей политической жизни Россия не могла, и от искусства ее государственных деятелей, от их понимания здравых национальных интересов зависело, будет ли указанная обстановка использована к выгоде страны или, наоборот, она затормозит, исказит русское дело.

2) Польская война 1733—1734 гг. Вечный мир с поляками (1686), а потом совместная борьба с Августом II против Карла XII открыли широкий доступ русскому влиянию в Польше (избрание Августа II королем польским, 1697; изгнание из Польши его соперника, короля Станислава Лещинского, после Полтавской победы); здесь Россия столкнулась с влиянием французским, что неизбежно привело ее к сближению с Австрией, тем более что и у Австрии, и у России был общий враг — турки, всегда находившие себе поддержку во французской дипломатии. Вот почему попытка Петра В. сблизиться с Францией (поездка его в Париж, 1717; проект выдачи дочери Елизаветы, будущей императрицы, за Людовика XV) кончилась ничем. После смерти Петра сближение с Австрией получило более осязательную форму: 6 августа 1726 г. с ней заключен был формальный союз. В 1733 г. Австрия и Россия совместно посадили на польский престол, по смерти Августа II, сына его, курфирста саксонского (Августа III), преодолев и на этот раз французские домогательства: старый претендент на польскую корону Лещинский явился было в Польшу, но был осажден в Данциге русскими войсками и вынужден бежать, после чего сдался и Данциг (Минину).

3) Курляндский вопрос. Вообще влияние России в Польше после смерти Петра В. не ослабевало; направление, данное им русской политике в Польском вопросе, было настолько воспринято и окрепло в сознании русских людей, что от него не уклонялись даже в тех случаях, когда руководящим стимулом являлись соображения не государственные, а чисто личные: Меньшиков, расстроивший брак Морица Саксонского с вдовствующей герцогиней курляндской Анной Иоанновной (1727), так как сам домогался стать герцогом, действовал согласно русским интересам, потому что для России было выгоднее не допускать в Курляндии постороннего влияния. Точно также и в 1737 г. России, посадившей силой штыков в Митаве курляндским герцогом Бирона, честолюбивого временщика, было выгоднее иметь там своего ставленника, к тому же русского подданного, чем кого иного. С этой поры русские войска постоянно находились в Курляндии, постепенно подготавливая ее присоединение к империи. Недаром Екатерина II, став императрицей, нашла полезнее, с помощью тоже русской военной силы, вторично передать власть над герцогством Бирону, чем допустить саксонского или голштинского принца.

4) Турецкая война 1736—1739 гг. Царствование Анны Иоанновны во внешней политике началось с неудач: с возвращения Персии (1732) провинций, завоеванных у нее Петром Великим в 1723 г. (Гилянь, Мазандеран и Астрабад, с городами Дербентом и Баку). «Как ни оправдывали эту отдачу тем, что эти области вместо пользы причиняют страшный вред, служа кладбищем для русского войска, однако все было очень неприятно начинать царствование уступками приобретений великого дяди; поэтому желалось вознаградить себя за эти уступки приобретениями, со стороны Турции», вернуть уступленное Петром по Прусскому договору и смыть нанесенное тогда бесчестие (Соловьев). Предлог найти было нетрудно: с Турцией давно неладили из-за Персии, из-за Крыма, кабардинцев и калмыков; со своей стороны, Турция недовольна была усилением русского влияния в Польше.

Война велась совместно с Австрией и ознаменовалась рядом блестящих успехов: русские войска проникли вглубь Крыма, сожгли Бахчисарай, столицу хана, взяли крепости Кинбурн, Азов, Очаков; победа при Ставучанах открыла ворота крепости Хотин и дорогу в Яссы. Но насколько доблестно действовали войска (или командовали Ласси и Миних, два генерала, прошедшие школу Петра В.; они отличились перед этим еще в Польскую войну), настолько дипломатия, шедшая в хвосте австрийской политики, не сумела использовать наши победы: Белградский мир дал России выгоды ничтожные, нисколько не окупившие понесенных ею жертв (в этой войне погибло 100 тыс. человек, и стоила она много денег). Нам достался один Азов, да и то со снесенными стенами, при обязательстве не возобновлять их, а от Черного моря мы по-прежнему оставались отрезанными и не обеспечены от татарских вторжений со стороны Крыма.

Повторилась та же история, что в 1698 г.: Австрия, наша союзница, заключила с турками сепаратный мир и, противно договору, оставила Россию одну доканчивать борьбу; и как тогда Петр В. вынужден был удовольствоваться одним Азовом, отказаться от Керчи, так и на этот раз Черное море оставалось закрытым для русских торговых судов, а опорные пункты Кинбурн и Очаков по-прежнему оставались в турецких руках. Россия и теперь еще была далека от решения Черноморского вопроса: южные степи с тучным черноземом по-прежнему служили раздольем всякого рода птиц и зверю, лихим наездникам, — казакам и татарам — растили один ковыль и тщетно ждали к себе пахаря с мирной сохой.

5) Шведская война 1741 — 1743 гг. В Швеции задумали воспользоваться смертью имп. Анны и дворцовыми переворотами, чтобы вернуть потерянное при Карле XII, но в начатой войне шведы показали только свою слабость, были вынуждены, по миру в Або, уступить России еще некоторую часть юго-восточной Финляндии до р. Кюмени.

6) Роль России в войне за австрийское наследство. 1740—1748 гг. Воцарение имп. Елизаветы совпало с воцарением в Германии императрицы Марии-Терезии и началом агрессивной политики Фридриха II, действовавшего при поддержке Франции. Прусский король захватил у Австрии Силезию и по миру в Бреславле (1742) удержал ее за собой. России предстояло решить, чьей стороны держаться ей. При Дворе были сторонники, одинаково влиятельные, и той, и другой партии. Перевесило мнение не Лестока, домашнего врача имп. Елизаветы, а канцлера графа Алексея Петр. Бестужева-Рюмина, который, подобно своему предшественнику Ос-терману, заведовавшему иностранными делами при Анне, стоял за союз с Австрией. Бестужев видел в этом продолжение «системы Петра Великого»: усиление Пруссии, державы соседней, опасно для России. Неожиданное вторжение Фридриха в Богемию (1744) и особенно нападение его на Саксонию (1745) положили конец колебаниям: Россия придвинула свои войска к прусской границе (в Курляндию) и тем понудила Фридриха поспешить заключением в Дрездене мира с Австрией и Саксонией (1745), удовольствовавшись подтверждением условий Бреславльского договора.

7) Семилетняя война 1756—1763 гг. Дрезденский мир, закончивший «войну за австрийское наследство», если не дал Фридриху всего, чего он домогался, все же явился несомненной победой Пруссии над Австрией. Франция, поддерживавшая прусского короля в расчете ослабить и расчленить Германию, увидела свою ошибку. «Как после Великой Северной войны европейские государства с удивлением увидали среди себя нового могущественного сочлена, внезапно выросшего, — Россию, так после войны за австрийское наследство они увидали среди себя другое новое могущество, Пруссию, перед которой должны были посторониться. Франция жестоко обманулась в своих надеждах: вместо окончательного размельчения и ослабления Германии здесь явилось государство, которое оказалось гораздо могущественнее Австрии, которое одно вышло с выгодой из войны и употребило Францию орудием для своих целей, для своего усиления» (Соловьев). При таких условиях Австрия переставала быть опасной для Франции, и вековой вражде естественно было смениться сближением ввиду общей опасности, которая могла грозить им. Австрии тяжело было примириться с потерей Силезии и она ухватилась за возможность в союзе с прежней соперницей вернуть утраченное.

Так, определилась группировка трех держав к половине XVIII в.: Австрия и Франция считали необходимым задержать развитие прусских сил и ослабить их. Это привело к Семилетней войне, которая втянула в себя и другие державы. Пруссию поддерживала Англия, соперница Франции на морях: естественной союзницей Австрии была Саксония; у России не было никаких оснований отказываться от прежней политики; наоборот, грозная сила, выраставшая у ее западных границ, побуждала Россию не только держать себя на стороне Австрии, но и принять самое деятельное участие в войне.

Война обошлась России недешево, но в общем велась благополучно: победы при Гросс-Егерсдорфе, Кунерсдорфе; занятие Берлина (временное), взятие важной крепости Кольберг и в особенности завоевание Восточной Пруссии, приведение ее в русское подданство с введением там русского управления, как области, вошедшей в состав империи — все это давало основание рассчитывать, что «скоропостижный» король будет действительно сдержан в своих замыслах. После кунерсдорфского поражения Фридрих в самом деле считал себя уже погибшим и единственный выход для себя видел в самоубийстве; но неожиданное чудо спасло его: смерть имп. Елизаветы. Новый русский император Петр III не только возвратил Фридриху все завоевания, но отозвал свои войска от союзников и даже собирался подать ему активную против них помощь. Одним взмахом пера русское дело было погублено. Низложение Петра его не поправило: Екатерине было не до возобновления военных действий: все ее заботы первое время по воцарении сосредоточились на том, как бы укрепиться на занятом престоле. Война кончилась для Фридриха благополучно: он удержал за собой Силезию, и Пруссия стала великой державой.

8) Отношения к Пруссии и Польше в 1762—1768 гг. Мир был нужен Екатерине не только вследствие ее неустойчивого положения: она желала заняться внутренними делами, улучшить положение народа и тем оправдать в глазах его захват престола; кроме того, она чувствовала, что наступает пора приняться за решение Польского вопроса: за длинный период русского влияния в Польше (1686—1762) плод успел созреть, наступила пора сорвать его, и потому Екатерина старалась развязать себе руки. Обстоятельства складывались особенно к тому благоприятно: диссиденты, польские некатолики (т.е. православные и протестанты) давно уже терпели притеснения в своей вере. Как раз в день переворота, 28 июня, из Белоруссии пришли от местного епископа Георгия Конисского слезные моления о защите. Вызванный в Москву на коронацию (1762, 22 сент.), Конисский в ярких красках нарисовал Екатерине бедственное положение польских православных, рассказал, как поляки вынуждают их принимать унию, не позволяют строить новых церквей, чинить старые. Императрица решила тогда же использовать эти жалобы. Польскому королю Августу III жить оставалось недолго (он ум. 25 сентября 1763 г.), и она уже через месяц по воцарении (2 августа) предупреждает Станислава Понятовского, прежнего своего любимца, что будет добиваться для него короны.

Разгромить Пруссию все равно было уже невозможно: Петр III своим поведением испортил дело; но Фридрих все же вышел из войны, хотя и с честью, но усталый и обессиленный; в настоящем его положении он казался Екатерине неопасным, а полезным ей он быть мог. К тому же прусский король сам искал дружбы и поддержки у русской императрицы. 31 марта 1764 г., год спустя после заключения Губертсбургского мира (1763, 15 февр.), Россия подписала союзный договор на 8 лет. Обе стороны обязались действовать в Польском вопросе совместно и проводить русского кандидата на польский престол.

Действительно, королем был избран Станислав-Август Понятовский (Август IV), племянник князей Чарторыжских, главарей русской партии в Польше (1764, 7 сент.). Обыкновенно до сих пор Россия действовала в польских делах рука об руку с Австрией; теперь она от нее отделилась. Екатерина не без основания разочла, что лучше иметь на польском престоле своего короля, чем кого-либо из саксонских курфирстов, руководившихся всегда более австрийскими, чем русскими интересами.

Россия не замедлила предъявить полякам требование — уравнять диссидентов в правах с католиками: требование это встретило упорное сопротивление, и даже Чарторыжские отказались поддерживать его. Но Екатерина двинула в Польшу войска и силой сломила сопротивление, навязав полякам договор (1768), по которому она обязывалась охранять новый порядок, а поляки обязывались не изменять его без ее согласия.

Договор не внес успокоения, но породил гражданскую войну (Барская конфедерация) и вызвал дальнейшее вмешательство России в польские дела.

9) Первая Турецкая война и первый раздел Польши. 1768—1774 гг. Вмешательство России в польские дела вызвало вмешательство Турции. Торжество русской политики в Польше грозило ей опасностью: Россия получала возможность с большим успехом добиваться своей заветной цели — открыть доступ к черноземным южным степям и продвинуться вплотную к Черному морю. Поддерживаемая в этих опасениях Францией, Турция объявила России войну (1768), но вела ее неудачно. Победы Румянцева (военные таланты свои Румянцев развил еще в Семилетней войне) при Ларге и Кагуе (1770, 7 и 21 июля), разгром турецкого флота Спиридовым и Грейгом в Архипелаге, куда была послана из Кронштадта русская флотилия под обшим командованием Алексея Орлова (битва у берегов о. Хиоса и сожжение турецких судов в Чесменской бухте, 1770, 24 и 26 июня); занятие Крыма кн. Долгоруким (1771) нанесли туркам непоправимый удар. Пугачевский бунт несколько задержал успехи русских войск, и Кучук-Кайнарджийский мир (1774, 10 июля) еще не привел Россию к конечной цели, но все же значительно приблизил:

а) Россия приобрела Керчь и Еникале, лежавшие на обоих берегах Керченского пролива, что открывало ей выход к Черному морю; б) торговые суда получали право свободного выхода из Черного моря в Средиземное; в) Турция признавала независимость Крымского ханства и земель, населенных буджакскими (юг Бессарабии) и кубанскими татарами, что давало имп. Екатерине юридическое право вступать с ними в непосредственные соглашения, помимо Турции, и постепенно подготовить присоединение их к Русской империи.

Зато ей пришлось отказаться от мысли приобрести остров в Архипелаге и сделать Молдавию и Валахию такими же независимыми, как и Крым.

Не один Пугачевский бунт остановил Россию на полдороге. Ее успехи встревожили Австрию, и без того недовольную переходом России в прусский лагерь. Мария-Терезия заключила с турецким султаном оборонительный союз (1771, 6 июня) и грозила осложнениями; на Фридриха рассчитывать было нечего: срок 8-летнего договора с ним истекал, прусский король прекрасно использовал это время, оправился после тяжелых испытаний Семилетней войны и теперь мог подать свой решающий голос. Примиряя обе стороны, он предложил России вознаградить себя не за счет Турции, а за счет Польши, причем для равновесия Пруссия и Австрия брали себе тоже польские области. Так состоялся первый раздел Польши (1772, 25 июля; польский сейм утвердил договор трех держав 18 сентября 1773 г.).

По этому разделу России досталась Белоруссия (Лю-цин, Динабург, Полоцк, Витебск, Орша, Могилев, Мстиславль и Вятка, центр раскольников, бежавших в прежнее время из России); Пруссия приобретала Западную Пруссию (нижнее течение р. Вислы, но пока еще без Торна и Данцига); Австрия — течение верхней Вислы (Краков, Сандомир), Червонную Русь и часть Подолии.

Петр Великий решал Балтийский вопрос самостоятельно, без участия (обыкновенно равносильного помехе) других держав, но при прямом их содействии (Польша, Дания); Екатерина оказалась в ином положении: на пути к Черному морю она наткнулась на Австрию, а раздел Польши был ей навязан: с поляками она предпочла бы иметь дело независимо от участников в дележе. Екатерина пожинала горькие плоды неразумной политики Петра III и также собственных ошибок: разрыв с Австрией повредил ей на Черном море, а поддержка, оказанная Фридриху II, позволила ему оправиться и создать из Пруссии государство еще более мощное, чем каким оно вышло из войны за австрийское наследство. По разделу Польши наиболее ценные приобретения сделал именно Фридрих: нижнее течение Вислы, клином врезавшееся в его владения, соединило теперь Восточную Пруссию (Кенигсберг, Тильзит, Мемель) с коренными землями Бран-денбургского дома (Берлин, Франкфурт на О.); между тем Белоруссия составляла ничтожную часть Русской Польши, присоединение ее далеко еще не разрешало национального вопроса, в свое время поставленного Иваном III и Алексеем Мих., а необходимость считаться впредь с сильной Пруссией становилась еще неизбежнее.

Для русского дела состоявшийся раздел Польши был пагубен еще и потому, что значительная часть земель, отошедших к Австрии, была таким же, как и приобретенная Белоруссия, старым «наследием Владимира Св.», с русским населением; таким образом, возвращение русских областей от Польши с самого же начала было искажено: воссоединение с Россией единоплеменных и единоверных братьев превращалось в новое разделение и снова отодвигало на долгий срок окончательное решение вопроса. Одна рука разрушала то, что созидала другая.

10) Союз с Австрией. Греческий проект и присоединение Крыма. 1781 — 1787 гг. Остановленная Австрией в своем движении к Черному морю, Екатерина решила войти с ней в соглашение, что означало новую ориентацию во внешней политике: разрыв с Пруссией. В 1780 г. истек срок договора с Фридрихом II*; Екатерина его не возобновила, заменила договором с имп. Иосифом II, обязавшись взаимно помогать в борьбе с Турцией (1781). Русская императрица лелеяла грандиозные планы (т. наз. Греческий проект): занятие Константинополя, Архипелага, Мореи; она мечтала восстановить Греческую империю, посадив туда императором второго своего внука, вел. князя Константина. Иосиф, однако, не особенно сочувствовал этим планам, намереваясь при будущем разделе Турции сам наложить руки на Архипелаг и Морею.

______________________

* Заключенный в 1764 г. на 8 лет он был потом возобновлен снова.

______________________

Первым этапом в осуществлении Греческого проекта явилось присоединение Крыма (1783, 8 апр.). В ходе событий русской истории факт первостепенной важности: наконец-то после вековых усилий, начало которым терялось во временах Олега, Святослава и Владимира Святого, Россия становилась твердой ногой на море, еще в старину носившем название Русского. Летом 1787 г. императрица посетила завоеванный край, осмотрела в Севастопольской бухте новый флот, заведенный стараниями Потемкина, и посетила, властной государыней, Бахчисарай, то гнездо крымских разбойников, где раньше русских людей видели или униженно кланяющимися, или жалкими пленниками, томящимися в цепях. Визит Екатерины имел тот же смысл, что и торжественный въезд, 235 лет назад, царя Ивана в покоренную Казань. Постройка городов в отошедших степях Новой России (Екатеринославль, Херсон), призыв колонистов, русских и иностранцев, должны были заложить прочный фундамент русского господства в новых владениях.

11) Вторая Турецкая война. Война со Швецией. Падение Польши. 1787—1795 гг. Значение этих событий было слишком красноречиво, чтобы Турция могла спокойно отнестись к ним. Поездку императрицы в Крым и торопливость, с какой сооружался черноморский флот, в Константинополе поняли, как вызов, и султан не замедлил объявить России войну (1787, август). Русские войска и на этот раз одержали ряд блестящих успехов: Потемкин взял приступом крепость Очаков (1788, 6 дек.), Суворов разбил турок при Фокшанах (1789, 21 июля) и Рымнике (1789, 11 сент.), взял крепость Измаил (1790, 11 дек.); но, как и раньше, политические отношения к другим державам не позволили использовать этих побед в тех размерах, на какие можно было надеяться. Пока Россия и Австрия (по договору 1781 г. тоже принявшая участие в войне) были заняты на юге, Фридрих Вильгельм II, преемник Фридриха II, вел дипломатическую войну в Польше в расчете увеличить свои владения за ее счет.

Раздел 1772 г., показав, до какой степени политического падения дошла Польша, вызвал среди поляков патриотическое движение и благородный порыв в целях оздоровить больную нацию. Требовались коренные реформы, и сторонники их, под влиянием разыгравшейся в ту пору Французской революции (1789), провели в польском сейме новый закон, т. наз. Конституцию 3 мая 1791 г., совершенно изменявшую государственный строй Польши: престол переставал быть избирательным, но становился наследственным и переходил, по смерти Станислава Понятовского, к курфирсту саксонскому и к его нисходящим; liberum veto — старинное право каждого шляхтича срывать сейм, отменялось: сеймовые решения постановлялись большинством голосов; конфедерации объявлялись деянием незаконным; шляхта теряла прежние сословные привилегии, и доступ к шляхетскому званию становился открытым для среднего, торгового и промышленного класса. Эта важная реформа могла вдохнуть в государственный организм Польши новые силы, но возрождение Польши не входило в расчеты Екатерины. К тому же новый закон, противно договорам, состоялся без предварительного на то согласия России, а поддержка, хотя и не явная, оказанная польским патриотам прусским королем, побуждала императрицу отнестись к реформе тем более отрицательно.

В то же время шведский король Густав III, подобно Фридриху Вильгельму, задумал тоже, на свой лад, использовать затруднения Екатерины и объявил ей войну (1788). С большим напряжением удалось императрице закончить ее Верельским миром (1790, 3 авг.) с сохранением прежних границ.

Польские дела заставляли торопить окончанием Турецкой войны. Мир в Яссах (29 дек. 1791 г. ст. ст.; 9 января 1792 г. нов. ст.) больших территориальных приобретений России не дал: всего один Очаков с округой; но вместе с Крымом это создавало прочную базу на юге и окончательно утверждало нас на северных берегах Черного моря. Греческий проект остался проектом, но Черноморский вопрос благополучно доведен был до конца.

Развязавшись со Швецией и Турцией, Россия могла действовать свободнее в Польше. Русские войска заняли Варшаву и заставили перенести сейм в Гродно; Пруссия обманула ожидания поляков и вместо помощи сговорилась с Россией насчет нового дележа (1793, 23 янв.). Россия получила Волынь, Подолию и часть Литвы (Минскую область); Пруссия — Данциг и земли Великой Польши (провинцию Познань); Австрия выговорила себе вместо утраченной Бельгии Баварию (1793, 25 сент.). Польша и Россия обязывались взаимной помощью в случае нападения на них третьей державы, причем главное начальство над польской армией (число которой не могло превышать 15000 чел.), принадлежало тому, кто выставит большее количество войска; России предоставлялось право вводить по своему усмотрению войска в пределы польские; без ведома России Польша не могла ни заключать союзов, ни изменять ничего в своем государственном строе.

Это было начало конца. Сильное волнение охватило польских патриотов. В марте 1794 г. в Кракове вспыхнуло восстание; во главе его стал Костюшко; в Варшаве перерезали до 2000 человек русского войска, захватив их врасплох; но поражение, нанесенное полякам под Ма-цеевицами, и взятие штурмом Праги, предместья Варшавы, сломили сопротивление. Состоялся третий, последний раздел Польши. Россия получила остальную часть Литвы (области Виленскую и Гродненскую) и Курляндию; остальное разобрали Пруссия и Австрия (1795). Польша исчезла с карты Европы. Поляки просили Екатерину сохранить хотя бы имя страны и титул, какой носили их государи, но императрица отказалась удовлетворить эту просьбу, ответив: «Я не могу титуловаться польской королевой, так как не взяла ни одной пяди Польской земли — одно только свое, исконное русское».

Успехи России были громадны: завет, оставленный предками грядущим поколениям, был выполнен, однако не полностью: «Зарубежная Русь», «отчина Владимира Святого» еще не вся вошла в состав Русского государства: за пределами русской государственной границы оставалась в чужих руках обширная область — Галиция.

14. Просветительная деятельность в царствование Екатерины

Своей личностью, обращением с людьми и тем, как она понимала обязанности государя, императрица Екатерина придала своему царствованию особый отпечаток, который лучше всего определяется словами просветительный и гуманный. Воспитанная на идеях западноевропейской литературы, духовно одаренная, с умом, обогащенным разносторонними сведениями, настоящая представительница просвещенного абсолютизма, она навсегда покончила с той порой, когда возможны были грубые пирушки петровских ассамблей и, тем более, циничный разгул Всешутейшего собора — дубинка, гулявшая по чужим спинам, тривиальные выходки шутов в спальне императрицы Анны и царские пощечины, раздаваемые придворным. Уже двор имп. Елизаветы носит более благовоспитанный облик; Екатерина пошла еще дальше: полная духовных интересов, возвышенного образа мыслей, она, сообразно более утонченному вкусу, устраивала и свою обстановку, выбирала людей, с которыми хотела поддерживать сношение и вести свои беседы. Школа, литература, наука, искусство, общественные отношения сделали большие успехи в ее царствование как в силу личного ее воздействия, так и благодаря частной инициативе, впервые получившей при ней возможность проявить себя в жизни.

А. Школа

1. Сама женщина, Екатерина первая озаботилась об образовании русской женщины. Помощником ей в этом деле был И.И. Бецкий, воспитанный за границей, много путешествовавший и проникнутый стремлениями о благе ближнего. Бецкий, в духе времени, выходил из убеждения, что школа должна не только учить, но и воспитывать, насаждать в юных сердцах добродетель, создать «новую породу людей», свободную от старых предрассудков и суеверий, а для этого изолировать молодую душу от семьи и общества, где она может встретить больше дурных, чем хороших примеров. Соответственно этому взгляду было основано (1764, 28 июня) «Общество благородных девиц при Смольном монастыре» (с мещанским отделением для дочерей чиновников, купцов и мещан), известное в общежитии под именем Смольного института (раньше здесь была деревня Смольная, на месте дехтярного завода — отсюда и ее название, перенесенное на институт).

2. Указ 7 сентября 1782 г. основал особую «Комиссию о народных училищах». В короткое время она создала целую сеть народных училищ: нижних, средних и высших, с двух-, трех- и 4-летним курсом, и несколько учительских семинарий для подготовки преподавателей. Прежние учителя были простые самоучки-начетчики, ремесленники своего дела — учительские семинарии стали впервые готовить учителей педагогов.

3. В 25 губерниях были учреждены «Главные народные училища» (при Александре 1 превращенные в гимназии).

4. «Устав народным училищам» (1786, 5 авг.) положил основы всеобщего народного образования и явился одним из замечательных законодательных актов царствования Екатерины II.

5. Открыты специальные школы: Горное училище (в Екатеринбурге), медицинские школы, земледельческая; кроме того: училище для купеческих детей (в Москве), а для духовных 7 семинарий и до 25 низших духовных училищ.

6. Посылка молодых людей в заграничные университеты в Германию, Англию, Францию и Швецию велась в царствование Екатерины II в более значительных размерах, чем прежде.

Б. Наука

1. Учреждена Российская Академия, по примеру Французской, для ученой разработки русского языка и составления его словаря (позже, в 1841 г., вошла в состав Академии Наук, как ее Второе отделение).

2. Посылка ученых экспедиций для изучения Оренбургского и Астраханского края (труды Палласа, Лепехина, Георги, Рычкова, Гмелина и др.).

3. Ученая разработка русской истории (история России Щербатова, сделавшая возможным, в следующем поколении, труд Карамзина; исторические сочинения Болтина; сборники Голикова и Новикова).

4. Ученое Дружеское Общество и Общество любителей учености при Московском университете.

В. Литература

1. Имп. Екатерина сама принимала деятельное участие в русской литературе, как писательница: ее сочинения по вопросам воспитания; ее комедии, журнальные статьи; «Записки касательно Российской империи», доведенные до 1276 г.; занятия по составлению сравнительного словаря языков.

2. Подъем литературной деятельности создал таких выдающихся писателей, как Державин, Фонвизин, Княжнин, Богданович, Костров, Петров, Херасков, Хемницер. В последние годы царствования Екатерины выступил, как журналист, Крылов, будущий баснописец.

3. Литература обличительная: сатирические журналы («Трутень», «Живописец», «Всякая Всячина», «Адская Почта»); «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева; «Ябеда», комедия Капниста (1798).

4. Литература духовная была тоже представлена выдающимися писателями и проповедниками; таковы нижегородский архиепископ Дамаскин Семенов-Руднев, ученый богослов, учившийся в Геттингенском университете; проповедники: митр. Гавриил (петербургский), митр. Платон (московский), св. Тихон Задонский.

Г. Искусство

1. Академия Художеств, преобразованная в 1764 г.

2. Русские таланты в живописи (Левицкий, Лосенко, Боровиковский), в скульптуре (Шубин), гравюре (Чемесов). В архитектуре преобладают пока иностранцы (Кваренги, Ринальди); однако Потемкинский дворец (ныне Государственная Дума) построен русскими силами: Старое.

Д. Деятельность на пользу общественную

1. Воспитательные дома в Петербурге и Москве для беспризорных детей.

2. Прививка оспы, пример чему подала сама императрица — дело дотоле небывалое и пугавшее по своей необычайности: привить себе яд и не умереть!

3. Деятельность просветительного и филантропического характера: массонство (Новиков, Шварц, Елагин, Лопухин).

15. Национальный характер царствования Екатерины

Одна из особенностей царствования Екатерины — его национальный характер. Екатерина никогда не забывала, что именно помогло ей сделаться государыней: общественное недовольство немецкой политикой Петра III, его неуважением к России, ко всему русскому. И она, природная немка, отдает себя на служение этому русскому. Свидетельством тому не только ее управление, внешняя и внутренняя политика, войны и законодательная деятельность, проникнутые сознательной заботой о благе русского народа. Екатерина не упускает случая старательно подчеркнуть и в мелочах свой русский образ мыслей: щеголяет русской речью, знакомится с народным бытом и народной литературой, интересуется русскими сказками, былинами, песнями и пословицами; содействует их собиранию, заботится об их издании; читает церковно-славянские книги, пишет житие Сергия Радонежского, изучает летопись и составляет русскую историю, подчеркивая в ней светлые стороны и поучительные деяния.

Вот почему Екатерина имела основание сказать про себя, обращаясь к русскому народу:

Но всюду — дома ли, в Варшаве, в Византии —
Я помнила лишь выгоды России —
И знамя то держала высоко.
Хоть не у вас я свет увидела впервые, —
Вам громко за меня твердят мои дела:
Я больше русская была,
Чем многие цари, по крови вам родные!
(Апухтин)

V. Памятники духовной культуры. 1741—1796

1. Литература (ее представители): М.В. Ломоносов — А.П. Сумароков — Д.И. Фонвизин — Г.Р. Державин — Екатерина II — Н.И. Новиков — А.Н. Радищев.

2. Записки (мемуары) Н.Б. Долгорукой, майора Данилова, Болотова, кн. Дашковой, Порошина, Штелина, Державина, Храповицкого, имп. Екатерины II.

3. «Ежемесячные Сочинения, к пользе и увеселению служащие»; издавались академиком Г.Ф. Миллером в 1755—1761 гг. при Академии Наук; первый учено-литературный журнал в России.

4. «Трудолюбивая Пчела» — первый русский журнал, издававшийся по инициативе и на средства частного лица (А.П. Сумарокова); выходил в 1759 г.

5. В.Н. Татищев, «История России с древнейших времен». М. 1768-1774.

6. Кн. М. М. Щербатов, «История России»; Спб. 1770— 1792.

7. «Атлас Российской империи», Спб. 1745, начатый составлением еще при Петре В.: 20 карт большого формата. Ко времени появления этого атласа ни одно государство в Европе, за исключением одной Франции и Италии, не имело сколько-нибудь порядочного атласа; на старинных картах Германии само положение ее, вплоть до половины XVIII в., обозначалось ошибочно: на целый градус далее к Востоку, чем это было в действительности. «В русском же атласе 1745 г. нет почти ни одной карты, которая не была бы основана на нескольких астрономически определенных пунктах или, по крайней мере отчасти, на более или менее верных геодезических операциях» (Выставка «Ломоносов и елизаветинское время»).

8. «Елизаветинская» Библия. Спб. 1752, на славянском яз., задуманная еще по мысли Петра В. (указ 14 ноября 1712 г.); текст сверен и исправлен по греческому тексту 70 толковников.

9. Ф.Г. Волков. Им построен в Ярославле первый в России театр для драматических представлений.

10. Указ 30 августа 1756 г. об учреждении в Петербурге первого постоянного театра.

11. Основан Московский университет (1755, 12 января) — первый в России (основанный при Академии Наук был скорее номинальным: зачастую в нем совсем не было слушателей, а то и сами профессора ничего не читали).

12. Первая, на самостоятельном положении, гимназия в Казани (1758) (более ранние: при Академии Наук (1725—1805) и при Московском университете (1755— 1812)).

13. Указ 10 ноября 1757 г. об учреждении Академии Художеств (первые 6 лет она находилась в Москве, при университете: позже, как самостоятельное учреждение, переведена в Петербург).

14. Учреждение Российской Академии (1783).

_______________________________

15. В 1783 г. в Петербурге заведена первая книжная лавка (Глазунова); раньше книги (русские и иностранные) продавались исключительно в складе Академии Наук.

_______________________________

16. Д.Г. Левицкий (1735—1822), знаменитый русский портретист.

17. А.П. Лосенко (1737—1773); портретист; писал также на исторические сюжеты; многие научились живописи под его руководством.

18. Е.П. Чемесов (1737—1765), звезда первой величины среди русских граверов.

19. Ф.И. Шубин (1740—1805), скульптор; родился на родине Ломоносова, в Куростровской волости, Архангельской губ., отец его был тоже рыбак. «Поэт изящного реализма. Подобно тому, как Левицкий в живописи, Шубин в скульптуре достоин стать наряду с величайшими мастерами-иностранцами его эпохи» (бар. Н. Врангель). Один на полотне, другой в мраморе (бюсты) вонлотили почти всех главных деятелей эпохи Екатерины Великой, включая ее.

20. В.Л. Боровиковский (1757—1825), портретист.

__________________________________

21. Петр Великий на коне, памятник на площади Инженерного замка, в Петербурге, работа Растрелли-отца (1743).

22. Петр Великий, на коне, памятник на Сенатской площади, в Петербурге, работы Фальконета; голову лепила женская рука Марии Колло (1783). На цоколе: «Petro Primo Catharina Secunda MDCCLXXXII» — «Петру Первому Екатерина Вторая лета 1782».

Гигант на бронзовом коне...
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
(Пушкин, «Медный всадник».)

______________________________

Растрелли-сын. Пять построек в стиле барокко:

23. Андреевский собор в Киеве, 1747—1767, в один купол с 4 тонкими стрельчатыми башенками: воздушный и легкий.

24. Дворец в Петергофе — начат строением еще при Петре В. в 1709 г.; с 1716 г. постройкой руководил французский архитектор Леблон (Leblond, 1679—1719); при имп. Елизавете дворец совершенно перестроен Растрелли-сыном (1747), оставлена лишь центральная часть, работы Леблона, и с этих пор, со своим садом и фонтанами, дворец получил одинаковое назначение и принял тот же характер, что Версаль под Парижем, Потсдам под Берлином, Шенбрунн под Веной, Аранхуэс в окрестностях Мадрида или дворец Казерта около Неаполя: здесь жили земные боги, отгородившись от обыденной действительности — удела простых смертных. Посреди бассейнов «бьет высокой и полной серебряной струей неустанный Самсон — символ торжества России над северными державами» (А. Бенуа).

25. Собор Смольного монастыря в Петербурге, 1748— 1755. «Это не только лучшая жемчужина в творчестве Растрелли, это и наиболее русское из его произведений. Нельзя не почувствовать, что здесь «русским духом пахнет», что человек, в голове которого родилась эта архитектурная сказка, бывал и в Ростове, и у Троицы Сергия, и русские городки-лубки, монастыри-сказки произвели на него глубокое впечатление. Самой видной и главной части композиции — колокольни, ему построить не удалось, так как это колоссальное сооружение было признано слишком дорогостоящим» (Грабар).

26. Дом гр. Строгановых, на Невском проспекте, в Петербурге, 1750-1754.

27. Зимний дворец в Петербурге, 1754—1762.

_________________________________

Постройки в царствование Екатерины II, в стиле т. наз. «московского классицизма»:

28. Эрмитаж в Петербурге.

29. Академия Художеств в Петербурге.

30. Академия Наук в Петербурге.

31. Таврический дворец (Государственная Дума) в Петербурге.

32. Дом Пашкова в Москве (ныне Румянцевский Музей).

33. Голицынская больница в Москве.

34. Архангельское, подмосковное имение кн. Голицына (ныне кн. Юсуповых). Дворец и парк из числа немногих хорошо сохранившихся больших барских имений.

35. Ляличи, дворец екатерининского фаворита графа Завадовского (Суражский у., Черниговской губ.); постройки архитектора Кваренги; ныне в полном разрушении.

36. Дворец бывшего гетмана Кирилла Григор. Разумовского в Батурине; в большом запустении.

В. ВРЕМЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРЕОБЛАДАНИЯ В ЕВРОПЕ
1796-1855

I. Характеристика периода

1. Своим царствованием, обаянием самой личности, Екатерина заставила во многом забыть о бессистемном правлении, наступившем в России после Петра В. Государство значительно расширило свои пределы, осуществило давнюю заветную мечту пробиться к Черному морю, вернуло от поляков потерянные русские земли, населенные братьями-единоверцами; в законодательной деятельности чувствовалась известная планомерность, разумная согласованность; ясно было, что страной управляют не случайные люди, эгоистически думающие прежде всего о себе, а действительно «первые слуги государства», ревнивые к его пользе и славе. Все это подняло самодержавную власть в России на небывалую еще высоту и придало ей моральные силы и оправдание.

2. Зато вслед за смертью императрицы, в течение трех последующих царствований (1796—1855), государство снова стало управлять без определенного плана и руководящей программы, но в зависимости отличных взглядов и настроений, в иных случаях даже просто болезненного желания во что бы то ни стало уничтожить созданное предшественником. Самодержавная власть осталась по-прежнему сильной, но не будучи направляема исключительно на осуществление очередных потребностей, подсказанных жизнью, она превратилась в опасное орудие изменчивых желаний, а то и просто неспокойного чувства, злобы или неприязни.

3. Между тем эти царствования, Павла I, Александра I и Николая I, совпали со временем наибольшего политического могущества России. Отсутствие ясной программы, постоянные колебания в ней, противоречие привели к тому, что средства, накопленные веками и доставшиеся верховной власти, получили ложное направление, зачастую растрачивались без пользы, так что результаты далеко не оправдали понесенных жертв.

Особенно подвергалась колебаниям внешняя политика: Павел I вообще отступил от программы Екатерины II, но и сам в течение короткого периода управления Россией дважды менял свои отношения к западноевропейским державам; Александр I то противник, то союзник Наполеона, то снова во главе враждебной ему коалиции; Николай I начал свое царствование вооруженной помощью грекам, в чем его предшественник упорно отказывал им.

Та же неустойчивость и во внутренней политике: Павел коренным образом переделывает (вернее, искажает) созданное Екатериной; Александр при вступлении на престол обещается следовать по стопам своей бабки, другими словами, направить бег государственного корабля но иному пути, чем тот, по какому его вел, сейчас перед этим, отец; но «либеральный период» — первая половина царствования Александра — вскоре сменяется «реакцией», отказом от прежних взглядов. Больше устойчивости в правительственной деятельности Николая; но его 30-летнее царствование было продолжением той «реакции», что началась при Александре, и, как таковая, тоже сводило на нет созданное в первые годы XIX века.

4. Другая особенность этого шестидесятилетия (1796— 1855) — его ненациональный характер, в полном противоречии с екатерининским царствованием.

Все три государя искренне желали блага стране, которой они управляли, всего более, всех продуманнее — Николай I; но они не знали России, не соприкасались с ней непосредственно и знакомились с жизнью и положением русского народа через призму донесений бюрократических органов. Имп. Павел, будучи наследником, жил в удалении от дел; Александр I вступил на престол едва выйдя из юношеского возраста; воспитание Лагарпа ознакомило его не с Россией, а с «обязанностями человека» вообще, и позже Европа с ее интересами Александру была всегда ближе и понятнее своей родины. В свою очередь, Николай I вступил на престол совершенно неожиданно для себя, тоже неподготовленный, обстоятельства же, при каких досталась ему власть, — исключительные и случайные — пагубно отразились на всей его правительственной программе.

За эти 60 лет у России постепенно выросли и назрели новые национальные задачи: а) освобождение крестьян; б) просвещение народной массы; в) освобождение балканских славян; г) если не завоевание, то свободное пользование проливами, ведущими из Черного моря в Средиземное (Босфор и Дарданеллы). Но задачи эти решались в зависимости от соображений, имевших мало общего с интересом народным. Французская революция и наполеоновские войны, заново переделав политическую карту Европы, низвели с трона государей «божиею милостию» и заменили их государями «волею народа». Падение Наполеона послужило знаком ко всеобщей реакции, к борьбе за восстановление законных престолов и попранного права.

Павел I и оба его сына, Александр и Николай, выросли под впечатлениями этих событий и стали убежденными сторонниками легитимизма, т.е. государственного строя, освященного церковью, временем и традициями. В заботе о том, как бы «яд революции» не проник в Россию, они напрягали все усилия истребить его в Зап. Европе. Отношения России к европейским державам в период 1796—1855 гг. строились главным образом на принципе защиты старого порядка и борьбы с новым. Имп. Павел посылал Суворова в Италию «спасать царей» от гидры Французской революции; Александр I «спасал» Европу от Наполеона, Николай I тоже «спасал» турецкого султана от непокорного вассала, Мегемет-Али египетского, австрийского императора от взбунтовавшихся венгров.

Такая политика отразилась прежде всего на отношениях к грекам и балканским славянам: их попытки освободиться от турецкого ига были сочтены за «восстание против законной власти»; не только была покинута мысль Екатерины II о Греческом проекте, но и утеряно сознание важности иметь проливы в своих руках. Теми же соображениями руководилась и внутренняя политика этих государей: малейшее указание на несправедливость крепостного права и необходимость его уничтожения, если шло от липа общества, а не от правительства, признавалось «нарушением порядка и подкапыванием под основы государственного строя». В результате спасти европейские троны России не удалось, само же спасание привело ее к севастопольской катастрофе. Катастрофа эта положила конец «политическому преобладанию России в Европе» и открыла новый, последний перед нашим временем, период русской истории — «Разрушение старого порядка».

II. Имп. Павел I

А. До воцарения.

1. Павел I (род. 20 сент. 1754 г.) вырос под тяжелыми впечатлениями событий 1762 г., стоивших его отцу короны и жизни: ненормальные отношения к матери постоянно угнетали его сознание и превратились, под конец жизни имп. Екатерины, в открытую неприязнь и взаимное озлобление. Павел долгие годы прожил в убеждении, что ропшинская драма (1762, 6 июля) произошла с ведома матери, и только вступив на престол, разобрав бумаги покойной государыни, он нашел несомненные доказательства ее неповинности в этом злом деле. В матери он видел похитительницу престола, находя, что государем после смерти Петра III следовало быть ему, Павлу, а не ей. Разлад усиливался еще и тем, что Екатерина держала его вдали от дел. Воспитатель Павла, Никита Ив. Панин, не разделявший многих взглядов Екатерины, не вселил своему воспитаннику чувств уважения к Екатерине-государыне, скорее осуждал, чем защищал перед Павлом ее правительственные меры. Павел считал ненужным и бесцельным приобретение Крыма, не одобрял разделов Польши, и в то время как Екатерина состояла в союзе с Австрией, он вел тайную переписку с прусским королем. У Павла рано проявилась наклонность к военному делу, но, как и у отца, свелась к мелочам, к внешней показной стороне: он придавал излишнее значение внешнему виду солдат: насколько они хорошо вымуштрованы, ходят ровно в ногу, требуя, чтобы каждый солдат своим внешним видом и движениями во всем походил на другого солдата. Подобно отцу, он хотел подражать Фридриху II, и в своих гатчинских батальонах завел обмундировку на прусский образец: узкий, тесный мундир; высокие сапоги и треуголки; длинные перчатки, напудренные букли и такие же напудренные косы. Павел страдал парадоманией, выше всего ставил внешнюю дисциплину, неукоснительное исполнение приказаний, не замечая, как средство превращалось у него в цель.

2. Вместе с тем обстановка жизни развила в нем болезненную подозрительность; он сделался мнительным; повсюду чудились ему недоброжелатели, заговоры на его жизнь, отрава. С ранних лет Павел отличался странностями, свидетельствовавшими о его не вполне нормальных умственных способностях. Вспышки бурного гнева чередовались с подавленностью душевной. Павел бывал подвержен галлюцинациям; временами на него нападала беспричинная тоска. Мистик, рыцарь-романтик, грубый, жестокий солдат — все эти противоречивые черты странным образом уживались в одном человеке.

Правда, жизнь далеко не во всем была к нему справедлива: его родительское чувство было горько задето, когда имп. Екатерина, едва родился у него первенец Александр, перенесла ребенка в свои комнаты, сама следила за его воспитанием, отстранив отца и мать. Так же поступила императрица и со вторым своим внуком, Константином. Павел сильно оскорблен был в своей гордости и достоинстве тем, что его, наследника престола, держали в стороне от дел и советовались не с ним, а с Потемкиным, который долгие годы был правой рукой Екатерины, се ближайшим советником и помощником в управлении государством и, пользуясь своим влиянием, держал себя заносчиво. Павел возненавидел Потемкина, тем более что в иных случаях бывал вынужден к нему не обращаться за содействием или поддержкой, и перенес свою ненависть на все, сделанное и достигнутое матерью в сотрудничестве с этим «кривым» (Потемкин был крив на один глаз). Позже другой любимец Екатерины, Платон Зубов, надменно держал себя с Павлом, и наследник престола вынужден был молча сносить его оскорбления.

Разошелся Павел с Екатериной и в оценке французской революции. Он считал необходимым, рука об руку с Австрией и Пруссией, принять активное участие в борьбе с революционной Францией, пустить в ход «пушки»; Екатерина же не послала против французов ни одного солдата, доказывая Павлу, что «пушками нельзя бороться с идеями». Несдержанный, действующий обыкновенно под первым впечатлением, Павел, будучи за границей (в 1782—1783 гг.), открыто порицал действия матери в беседах с Леопольдом Тосканским и Марией-Антуанетой, с презрением отзывался о ее ближних сотрудниках и грозил, ставши государем, всех их «высечь, разжаловать и выгнать».

Постоянная зависимость озлобила Павла и лишила равновесия. Прежде чем он стал государем, его уже начали бояться. Люди, наиболее преданные ему, с ужасом и сожалением смотрели на его поступки: «Можно думать, великий князь нарочно изыскивает всевозможные способы, как бы внушить к себе ненависть. Он забрал себе в голову, что его презирают, стараются проявить свое неуважение, и он придирается ко всему, наказывает без разбора. Малейшее противоречие заставляет его горячиться. Ежедневно слышишь о его жестокости и мелочности, которые всякого иного заставляли бы покраснеть» (Ф.В. Ростопчин). У Екатерины возникла серьезная мысль лишить Павла престола, объявив своим преемником внука Александра, и, кажется, только неожиданная смерть помешала ей привести в исполнение это намерение.

Б. По воцарении

1. Гонение на порядки екатерининского царствования. С воцарением Павла (1796, 6 ноября) для России, по выражению современника (А.С. Шишкова), «настал иной век, иная жизнь, иное бытие». На престол вступил желчный, раздражительный до бешенства человек, воспитавшийся в убеждении, что его самовластие беспредельно, что подданными следует управлять железным прутом, при помощи суровой, а если понадобится, то и жестокой дисциплины, заранее готовый встретить неодобрение своим предписаниям и с мелочной подозрительностью придававший значение всякому ничтожному случаю. Павел был полон благих намерений, но осуществлял их без надлежащей системы и устойчивости; его законодательная деятельность чаще всего зависела от настроения духа и потому была не всегда строго обдумана. «Павел не питал ненависти к памяти матери, но он ненавидел порядки, установившиеся в ее царствование, и все, что напоминало ему о них. Этим объясняется порывистость в его распоряжениях: он ломал то, что попадалось ему на глаза, большое или малое, в пылу борьбы с остатками прошлого, не отдавая себе отчета в размерах зла, сопровождавшего эту ломку. Между тем, около государя не было развитых общественных элементов, на которые он мог бы опереться в своей деятельности; отсюда возникло стремление Павла Петровича в целом ряде его распоряжений создать новое орудие правительственной власти — чиновничество, которое должно было стоять вне круга сословных интересов и быть точным исполнителем воли монарха» (Шумигорский).

Началось систематическое преследование и искажение мероприятий предыдущего царствования. Внешняя политика приняла диаметрально противоположное направление; отменены были меры, принятые Екатериной в присоединенных к России провинциях; у дворянства и купечества отняты дарованные им права и преимущества; основанный Екатериной орден св. Владимира за гражданские заслуги (1782) был исключен из списков; Павел собирался непременно сделать то же и с военным орденом св. Георгия (основан в 1769 г.) — едва уговорили его не делать этого. Задавшись мыслью «вышибить потемкинский дух» в войсках и в управлении, Павел переименовал город Севастополь, с именем которого связывалась память о деятельности Потемкина, в Ахтиар, а построенный им Екатеринослав — в Новороссийск; велел уничтожить мраморный памятник, воздвигнутый Потемкину в соборной церкви города Херсона, а склеп, в котором временно стоял его гроб, зарыть в особую яму, засыпать и сровнять с землей. По примеру государя, его приближенные (Аракчеев) презрительно называли знамена екатеринославского полка «екатерининскими юбками» только потому, что полк был основан Потемкиным и считал в свое время его своим шефом.

2. Военное дело. В армии завелись новые порядки, вызвавшие всеобщий ропот: узкий, тесный мундир, короткие штаны и суконные штиблеты, стягивавшие ногу, сменили прежний простой и удобный кафтан, свободные шаровары; новое одеяние стесняло движение и было прямо мучительно, когда приходилось проделывать военные упражнения. Особенно тягостен был головной убор. Голову остригали под гребенку, обливали ее квасом или растопленным салом и прикрепляли: к вискам — букли, к затылку — туго закрученную косу, осыпав то и другое мукой. Самостоятельно одеться по форме ни солдат, ни офицер не имели возможности; понадобились особые полковые парикмахеры и напрасная затрата времени.

Притом Павел завел ежедневные разводы (вахтпарады) с ученьем — от них приходилось особенно тяжело: малейшая неисправность вызывала гнев и строгое наказание, несоразмерное с проступком. От маршировки и учения новым приемам не освобожден был никто, не исключая и самых высших чинов в армии.

«Увлекаясь этими военными упражнениями, император забывал свое достоинство самодержца и лично учил войска, превращаясь в самого заурядного экзерци-мейстера. Особенно важное значение в глазах императора имел вахт-парад, который превратился в какой-то торжественный обряд и был настоящим театром, на котором русский государь разыгрывал роль мелкого и деспотического педанта. По рассказам современников, при тогдашних военных приемах, странный церемониальный шаг, действия флигельманов, выскакивавших из рядов, чтобы телеграфировать ружьями самые вычурные знаки, балансирование офицеров с эспантонами, — все это казалось офицерам неуместным, устаревшим и смешным; но все это требовалось Павлом, как необходимое и священное условие военного ремесла. Особенное значение в глазах его имело действие эспантоном, и важная минута была для офицеров та, в которую, проходя мимо императора, они салютовали ему эспантоном, припрыгивая и покачиваясь на тихом шагу. Иные за ловкость тут же награждались или начинали блестящую карьеру; другие своей неловкостью и упущением раздражали императора, навлекали на себя с его стороны и грубые слова, и самые несоответственные наказания. Случалось, что Павел в раздражении бросался на офицеров, вырывал у них эспантоны, ругался, схватывал виновных за воротник, за лацканы. Подобные сцены доходили иногда до комизма: вырвав эспантон у офицера, Павел сам проходил вместо него, как бы испытывая хладнокровие присутствовавших, которые должны были сохранять серьезный вид, глядя на эту небольшую фигуру, действовавшую с каким-то убеждением и со всей силой ничем неукротимой воли» (Шумигорский).

3. Этикет. Гнев. Выходки Павла. При Дворе заведен был строгий этикет: перед императором все преклоняли колено, целовали ему руку; в его присутствии все стояли, не смея разговаривать. На улице все, ехавшие в экипажах, при встрече с государем должны были выходить, несмотря на погоду, хотя бы в грязь, и кланяться. Павел хотел регламентировать даже частную жизнь: запретил носить круглые шляпы, фраки и жилеты, короткие сапоги с отворотами, башмаки с лентами, не обвертывать шею в несколько оборотов платком.

Одной из главных забот Павла было воцарить законность; он жестоко карал малейшее отступление от нее; между тем сам он своим поведением заменял закон произволом: все зависело от настроения, хорошего или дурного, а последнее находило на него чаще всего: достаточно было ничтожного отступления от установленной формы, неловкого движения, неумышленного слова, чтобы вызвать гнев государя. «Не проходило дня, в который фельдъегеря не провозили бы кого-нибудь в ссылку в Сибирь, в заточение в крепость, в каторжную, в крепостную работу» (Записки А.М. Тургенева). Никто не был уверен в завтрашнем дне. Часто за ничтожные недосмотры и ошибки в команде офицеров прямо с парада отсылали в другие полки на большие расстояния, и это случалось до того часто, что, идя на караул офицеры обыкновенно старались запастись деньгами, чтоб не остаться без копейки на случай внезапной высылки. «Такое обращение держало офицеров в постоянном страхе и беспокойстве, и многие, вследствие этого, оставляли службу и удалялись в свои поместья, а другие переходили в гражданскую» (Записки Саблукова). При Екатерине дворянство, на привилегированном положении, было освобождено от телесного наказания — теперь нередки бывали случаи, когда дворянина засекали кнутом до смерти, рвали ему ноздри, отрезали язык и уши. Если во времена Петра В. подобного рода наказания считались явлением нормальным, то теперь для поколения, воспитанного на гуманных идеях екатерининского века, они приобрели особую жестокость и получили характер настоящего злоупотребления властью.

Царская милость потеряла свою ценность, так как сегодня человека осыпали наградами, а через короткое время его отрешали от должности, с позором ссылали в деревню. Аракчеев дважды испытал на себе гнев и благоволение Павла. Престарелый Суворов, победитель турок и поляков, гордость и слава русской армии, был в грубой форме уволен в отставку и обречен на бездействие в своем селе Кончанском. Не было меры и в наградах: Кутайсов, пленный турок, из простых камердинеров пожалован был в графы, орденом Андрея Первозванного с брильянтами и получил придворный чин егермейстера.

Гнев иногда доводил имп. Павла до умопомрачения. Он объявил строжайший выговор умершему генералу (Врангелю); запретил ввоз в Россию «всякого рода книг, на каком бы языке оные ни были, без изъятия, равномерно и музыку»; свое представление о самодержавной власти простер до того, что признал себя, и вообще русских государей, «главою церкви»; разгневанный известием (ложным), будто адмирал Чичагов хочет перейти на службу к англичанам, Павел, не проверив, как дело обстояло в действительности, приказывает, в своем присутствии, снять с Чичагова мундир, вывести в одном белье через залы, полные народа, и увезти под арест в Петропавловскую крепость — а между тем час перед тем он оказывал ему на вахт-параде самое милостивое внимание!

4. Отзывы современников. «Петербургские жители были в совершенном ужасе; все трепетало, и никто не знал, как окончится день. Имп. Павел наводил на всех панический страх; все подчинено было строгим произвольным формам и стеснению» (Записки Мирковича).

Вот что писал цесаревич Александр, будущий император, Лагарпу (1797, 27 сентября): «Вступив на престол, мой отец хотел все переделать. Его первые шаги были блестящи, но последующие не соответствовали им. Все было сразу перевернуто вверх дном, так что беспорядок, и без того очень сильный, увеличился еще более. У военных почти все время уходит на одни парады. В остальном всякое отсутствие какого- либо плана. Сегодня приказывают одно, а через месяц это уже отменяют. Никаких доводов и представлений не терпят, разве уж если когда зло совершилось и стало очевидным. Короче говоря, благо государства не играет никакой роли в управлении делами; налицо одна только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот. Невозможно перечислить все безрассудства, каких мы натворили; прибавьте к этому строгость, лишенную малейшей справедливости, большую долю пристрастия и полнейшую неопытность в делах. При выборе людей на должности руководятся фавором; достоинства здесь не причем. Вообще положение, в каком находится моя бедная родина, не поддается описанию».

Самодержавная власть, причинившая в руках Павла столько зла России, оказалась пагубной и для него самого: подобно отцу, имп. Павел поплатился жизнью за свои действия: при Дворе и в рядах гвардейских офицеров составился заговор с целью низложения Павла; но сопротивление, которое он при этом оказал, стоило ему жизни, и в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. императорскую корону наследовал старший сын Павла, 23-летний Александр I.

III. Правительственная деятельность имп. Павла I

Правительственная деятельность имп. Павла представляет собой смешение доброго с дурным. Павел вступил на престол, проникнутый искренним желанием исправить недостатки предыдущего царствования, которое далеко не во всем было идеальным. Груды неоконченных дел (свыше 11000) лежали в сенате; повсюду царило лихоимство; содержание Двора и награды, которые покойная императрица щедрой рукой раздавала своим приближенным, поглощали громадные суммы; усмирение Пугачевского бунта не успокоило крестьян: они продолжали волноваться; продолжительные войны тяжело легли на население; частые рекрутские наборы сопровождались всякого рода злоупотреблениями, а между тем в армии числилось много совершенно неспособных к службе (детей или дряхлых стариков), которые, однако, получали жалованье, чины и награды.

Павел энергично принялся за исцеление зла, но в свою правительственную деятельность он внес ту же мелочность, ту же несогласованность и противоречия, как и в своей частной жизни. Он искренне старался улучшить положение крестьянства, ограничить злоупотребления помещиков, и в то же время никогда еще раздача населенных земель не производилась в таких размерах, как в его царствование. Екатерина раздарила в течение 34 лет около миллиона государственных крестьян, а Павел только за 4 с небольшим года раздал их свыше полумиллиона; в присутственных местах чиновники должны были начинать свой служебный день спозаранку, еще при огне, и сам государь давал им пример напряженной работы: каждый час должен был быть использован в интересах службы; но сколько времени уходило в гвардейских полках на одевание и прическу! солдат поднимали еще с ночи, и они выходили на ученье, не выспавшись, заранее утомленные.

Хорошие стороны павловского правления сказывались преимущественно в провинции, дурные — в Петербурге, там, где государь мог все непосредственно наблюдать, во все вмешиваться, и где поэтому царил «ежедневный ужас».

1. В дворянах Павел видел «тунеядцев», уклоняющихся от священнейшей своей обязанности — служения государству. Тотчас по вступлении на престол он распорядился, чтобы гвардейские офицеры, находившиеся в отпуске, явились в свои части, а кто только числился и в действительности не служил, тех совсем исключил из службы. Саму службу в войсках дворяне теперь начинали, как бывало при Петре В., с рядового, впрочем, с производством в унтер-офицеры уже через 3 месяца (для недворян срок выслуги был значительно дольше — не менее 4 лет).

2. Права, дарованные дворянству Жалованной грамотой 1785 г., в существенной своей части были отменены: запрещена коллективная подача прошений губернаторам, сенату и на имя государя; выборы дворянства оставлены только уездные, но не губернские; выборные должности стали замещаться чиновниками по назначению от правительства; дворянин, лишенный своего звания за уголовное преступление, мог быть подвергнут телесному наказанию. Вообще Павел отказывался считать дворянство за корпорацию, обладающую правами — своим положением они пользовались лишь по милости государя. «В России, — любил повторять Павел выражение французских королей, — дворянин только тот, с кем я говорю, да и то лишь пока я оказываю ему эту честь»*.

______________________

* Il n'y a de grand chcz moi que celui a qui jc parle et pendant que je parle.

______________________

3. Та же судьба постигла и Жалованную грамоту городам: города лишались и того слабого самоуправления, какое им даровала Екатерина; управление городскими делами передано органам правительственным; городской класс населения опять стал подлежать телесным наказаниям.

4. Улучшено материальное положение белого духовенства. В целях поднять авторитет пастыря в глазах его паствы, духовенство было освобождено от телесных наказаний. Зато дети духовных лиц, не готовившиеся к духовному званию, как жившие «праздно», записывались в военную службу — распоряжение, вызвавшее большое неудовольствие в духовной среде.

5. Государственные крестьяне получили самоуправление и надел по 15 десятин земли на душу. Накопившиеся недоимки были сложены; хлебная подать, отяготительная для населения, заменена определенным денежным сбором.

6. Сделана серьезная попытка улучшить положение крепостных людей: ограничено число дней обязательной работы крестьян на помещика тремя в неделю: остальные дни крестьянин мог работать на себя. Помещики, жестоко обращавшиеся с крепостными, подвергались наказаниям. Запрещена продажа крестьян без земли с молотка. Хотя злоупотреблений распоряжения эти не уменьшили, все же они положили начало новым отношениям между «господами» и «барскими людьми»; идя по этому пути, Россия, 65 лет спустя (1861), пришла к полному освобождению личности крестьянина.

7. Еще при Екатерине началось сближение старообрядцев-раскольников с православной церковью. Священники старого пострижения у них давно уже перемерли, посвящать новых было некому; Белокриницкая епархия, с раскольничьим архиереем, находилась в пределах Австрии, сношения с ней были затруднительны, украдкой от правительства — многих это вынудило пойти на соглашение и образовать т. наз. единоверческую церковь: единоверцы сохраняли за собой право совершать богослужение и таинства по старым книгам, дониконовской печати, держаться своих обрядов, но иерархически они подчинялись православной церкви и приняли священников, поставленных православными епископами. Такое соглашение при Павле облечено было в форму закона, в «пункты о единоверии» (1800, 27 окт.).

8. Опыт показал всю непрактичность и неприменимость закона Петра В. о престолонаследии — назначение преемника по усмотрению царствующего государя. «Учреждение об императорской фамилии» (1797, 5 апреля) устанавливало порядок наследования от отца к старшему сыну, а в случае бездетности или наличности одних дочерей, к старшему его брату. Таким образом, особенности нового закона состояли: а) в устранении от престола лиц женского пола, чем положен был конец царству женщин, — по мнению Павла, одной из коренных причин недочетов государственного управления в XVIII в.; и б) в придании престолу большей устойчивости: законно оспаривать императорскую корону и обладание ею ставить в зависимость от воли случайных людей, как в иных случаях это бывало раньше (1727, 1730), теперь уже стало невозможным.

9. Улучшено содержание солдат; введена строгая отчетность в расходовании полковых сумм; отменен рекрутский набор, объявленный незадолго до смерти Екатерины.

10. Петровские коллегии имп. Екатерина стала мало-помалу закрывать, оставив только три: военную, морскую и иностранных дел — Павел восстановил почти все их.

11. Число губерний при Екатерине выросло до 51, и правительство в своих мерах выходило из общего плана постепенного увеличения их числа — Павел, наоборот, уменьшил их до 43.

12. Река Волга соединена с р. Невой и Балтийским морем (Водная Мариинская система).

13. Закрыты вольные (частные) типографии, имевшие по закону (екатерининскому) право существовать без разрешения правительства.

14. Введена цензура книг, печатаемых в России и за границей (позже вышло распоряжение о совершенном запрещении ввоза заграничных изданий. См. выше).

15. В присоединенных от Польши областях Екатерина видела русские земли и, естественно, желала дать русскому населению возможность пользоваться своим родным языком — Павел ввел в сношениях с присоединенными областями снова польский язык и, вместо общего всей империи губернского управления, восстановил Литовский статут.

16. Противник польских разделов, Павел отпустил на свободу польских пленных, обласкал Костюшку, вызвал из Гродно низложенного короля Станислава Понятовского, пожаловал ему в Петербурге для жительства Мраморный дворец, демонстративно подчеркивая этими мерами свое неодобрение политике матери.

17. Присоединив Курляндию, Екатерина поставила ее, равно и земли, завоеванные у Швеции Петром В., под действие общих законов империи, подготовляя таким путем постепенное слияние их с Россией — Павел же восстановил там старинные уставы с их местными особенностями, снова обособил эти области, подкосив в самом зародыше объединительную работу Екатерины II, «вследствие чего в законодательстве нашем установилось особое понятие об Остзейском крае, как о местности совершенно отличной от прочих частей империи» (Градовский).

18. Внешняя политика. Внешняя политика имп. Павла не имела никакой устойчивости и была лишена положительной программы. Современник Французской революции, он хотел восстановить «потрясенные троны и оскверненные алтари» и в основу своих отношений к европейским державам положил защиту не реальных интересов России, а отвлеченного принципа легитимности — законности обладания верховной властью. Приняв под свое покровительство Мальтийский орден (1797, 4 янв.), а позже, с занятием острова Мальты французами, и звание великого магистра ордена (1798, 2 ноября); приютив у себя в России многочисленных французских эмигрантов (принца Кондэ с его корпусом в 7000 человек; Людовика XVIII, претендента на французскую корону, которого принял, как короля, и содержал его и его двор в Митаве за счет русской казны), Павел, первоначально намеревавшийся жить со всеми в мире, объявил войну Франции и, в союзе с Австрией и Англией, отправил русские отряды в Италию и Голландию, флот — в Средиземное море.

Суворов, знаменитый прежними победами над турками и поляками, проявил свои военные таланты и на этот раз, разбив французские войска в верхней Италии, под Нови и Треббии; русский солдат покрыл себя новой славой в памятном переходе через Сен-Готардское ущелье (Чертов мост) и по обледенелым обрывам восточной Швейцарии; но война не принесла России ничего, кроме разочарований и ненужных жертв. Союзники своекорыстно использовали русскую помощь, а потом, перестав в ней нуждаться, оставили русскую армию на произвол судьбы. Одни, в чужой стране, русские солдаты голодали, зябли и терпели всякого рода лишения. Вдобавок австрийцы оскорбили русское знамя в Анконе, а англичане, отняв Мальту у французов, отказывались отдать ее Павлу, который, по званию гроссмейстера ордена, предъявлял на остров свои права. Тогда, в негодовании на союзников, Павел с той же стремительностью, с какой оказал помощь, повернулся к ним спиной и, забыв о «развратной» и «мятежной» Франции, пошел навстречу первому консулу республики, Наполеону Бонапарту, желавшему вступить в соглашение с Россией. Павел выпроводил из Митавы Людовика XVIII и всех французских эмигрантов, вступил в коалицию против Англии (1800, 4 янв.) и начал деятельно готовиться к войне с ней, — прежде всего к походу на Индию.

Об этом походе, совместно с русскими войсками, для окончательного поражения англичан, мечтал и Бонапарт, но Павел вознамерился решить трудную задачу самостоятельно, при посредстве одних донских казаков. Ослепленный безграничной властью и уверенный, что ему все доступно, он легкомысленно взялся за осуществление своей мысли; но «экспедиция была задумана сразу, без предварительных сношений с азиатскими владетелями, без собрания необходимых сведений о средствах тех стран, через которые должны были следовать казаки, без заготовления продовольствия, обоза, лазаретов и даже без маршрутов» (Шильдер). Казаки выступили в поход на явную гибель, но смерть Павла вовремя вернула их с дороги.

IV. Первые годы царствования имп. Атександра I

1. Первые распоряжения

Александр I начал свое царствование с отмены целого ряда законов и распоряжений своего отца. Иного нельзя было и ждать: вступая на престол с обещанием править «по законам и по сердцу» своей бабки, он тем самым молчаливо заявлял, что сойдет с пути, по которому вели Россию в последние четыре года. Действия имп. Павла тяжелее всего задели дворянство, вообще культурные слои русского общества; из их среды вышли заговорщики: гвардейские офицеры и государственные сановники, потому и Александру пришлось с первых же шагов своей деятельности отменять то, что было для них наиболее нетерпимо, как для сословия и образованного класса вообще. Предстояло успокоить общественное мнение, показав, что времена произвола и жестокостей прошли безвозвратно. Действительно, почти каждый из указов, изданных Александром в первые месяцы своего царствования, уничтожал какую-нибудь несправедливость, насилие или стеснение, свидетельствовал о желании исправить вред, нанесенный за эти 4 года.

Главнейшие из распоряжений:

1) В первый же день (12 марта) освобождены все, заключенные в Петропавловской крепости. Вообще же с 12 по 21 марта простили и вернули из заточения и ссылки разосланных в Сибирь, по разным крепостям и монастырям, 482 человека.

2) На другой день (13 марта) возвращены гражданские права всем, кто утратил их в прежнее царствование по суду или без суда. Число лиц, восстановленных в своих правах и возвратившихся на службу, простиралось до 12000 человек.

3) Предписано полицейским чиновникам не выходить из границ своей должности и никому не причинять «никаких обид и притеснений».

4) Разрешен свободный выезд из России за границу и приезд оттуда.

5) Разрешен привоз из-за границы книг и музыкальных нот.

6) Распечатаны частные типографии, закрытые указом 5 июня 1800 г.

7) Восстановлены в прежней силе Жалованные имп. Екатериной грамоты дворянству и городам, 1785 г.

8) Уничтожена Тайная экспедиция.

9) Уничтожена пытка и выражено пожелание, чтобы «самое название пытки, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной».

10) Сенату предложено представить особый доклад о своих правах и обязанностях.

11) Учреждена Комиссия о составлении законов для продолжения дела, предпринятого еще Екатериной II (Комиссия об Уложении 1767 г.). Указ (1801, 5 июня) особенно старательно подчеркивал мысль, что источник народного блага в одном только законе, что все должны руководиться в своих действиях только им одним и что произволу не должно быть более места. «На земле, — пояснял Александр, — нет справедливой власти, если она не вытекает из закона, и моя обязанность, больше чем кого другого, следить за тем, чтобы его не нарушали. Как скоро я себе дозволю нарушить законы, кто тогда почтет за обязанность наблюдать их?»

12) Наконец, в день своего рождения (1801, 12 дек.) Александр восстановил, «во всей их силе и пространстве», статуты орденов св. Георгия и св. Владимира.

2. Негласный Комитет

С 24 июня 1801 г. начал действовать Негласный комитет. Совместно с тремя наиболее интимными своими друзьями, молодым гр. Павлом Ал. Строгановым, Н.Н. Новосильцевым и князем Адамом Чарторыжским, — триумвиратом, как называли их в обществе, и еще с гр. В.П. Кочубеем, Александр, по инициативе Строганова, занялся обсуждением вопросов первостепенной государственной важности: о том, как преобразовать действующую систему управления, которую они признавали «безобразною». В интимном кружке, который за либеральные идеи, высказывавшиеся в нем, имп. Александр в шутку называл «Комитетом общественного спасения»*, особенно много и горячо толковали об освобождении крестьян, о народном просвещении и конституции в целях «обуздать деспотическое правительство».

______________________

* Намекая на существовавший во время Французской революции Comile de salut publique, управлявший страной на началах террора и беспощадной борьбы со своими политическими противниками.

______________________

Впервые еще в русской истории сам самодержавный монарх заговаривал о пользе для страны конституционного образа правления. «Конституция (по определению гр. Строганова) есть законное признание прав народа и тех форм, в которых он может осуществлять эти свои права. Для укрепления действительности этих прав необходимо иметь обеспечение, что посторонняя власть не воспрепятствует пользованию этими правами. Где нет такого обеспечения, которое воздерживало бы правительство от мер, противных интересам народа, там нет и конституции. Таким образом, в понятии о конституции три части: установление прав, пользование ими и обеспечение их».

Негласный комитет деятельно собирался в течение первого года; но с мая 1802 г. в его занятиях произошел перерыв в полтора года; потом он созывался еще несколько раз и фактически перестал существовать с конца 1803 г. (последнее заседание 9 ноября). Практические результаты его деятельности были ниже той программы, какую он ставил себе, все же целый ряд правительственных мер возник под непосредственным влиянием Негласного комитета. Таковы учреждение министерств, реформа сената, учреждение класса свободных хлебопашцев и меры просветительного характера.

3. Права сената

Указом 8 сентября 1802 г. расширены права сената. Он признан «верховным местом империи»; выше его, по власти, один только государь. Сенату даровано право входить к государю с представлениями об указах, если он находил их противоречащими с существующими узаконениями или почему-либо считал исполнение их неудобным и вредным. Министры обязаны были, каждый по своему ведомству, представлять сенату ежегодные отчеты о своей деятельности, а сенат пересылал их государю со своим заключением.

4. Министерства

Другим указом того же 8 сентября 1802 г. учреждено 8 министерств: 1) военное, 2) морское, 3) иностранных дел, 4) юстиции, 5) внутренних дел, 6) финансов, 7) коммерции, 8) народного просвещения; позже (1802, 15 окт.) добавлено еще девятое министерство: уделов. Министерства заменили петровские коллегии, которые и образовали самостоятельные (вышепоименованные) министерства, или же вошли в них, как их отделения и департаменты. Для лучшего объединения действий учрежден Комитет министров, в котором дела, выходящие за пределы ведения одного министерства, обсуждались там совместно всеми министрами. Большой новинкой было постановление, чтобы подпись государя на указах контросигнировалась соответственным министром, т.е. скреплялась его подписью. Это была первая попытка ввести ответственность власти за свои действия.

5. Меры касательно крепостных крестьян

Сознание необходимости покончить с тяжелым, бесправным положением крепостных людей стало достоянием лучшей части русского общества в начале 19-го столетия. Еще в конце прошлого века раздался в их пользу благородный голос Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву»); однако не только само освобождение крестьян от помещичьей зависимости, но одна мысль о нем пугала самые просвещенные умы. Крепостное право слишком въелось в жизнь; с его существованием тесно связано было материальное благосостояние влиятельного дворянского класса, так что робкие приступы к разрешению крестьянского вопроса (покупка земель недворянами; покупка крестьян на условиях, которые, делая их крепкими земле, не ставили бы, однако, в полную крепостную зависимость; запрещение продавать крестьян без земли; выкуп дворовых на счет казны и т.п.) всполошили помещиков. Даже разрешение государственным (значит, не крепостным) крестьянам приобретать во владение ненаселенные земли считалось опасным нововведением.

Лично имп. Александр прекратил раздачу крепостных в награду, что в таких громадных размерах практиковалось в два предыдущих царствования; это было хорошо, но положения тех, кто уже был крепостным, ни в чем не облегчало. Практически все свелось к указу о свободных хлебопашцах (1803, 20 февр.): помещикам предоставлялось право освобождать своих крепостных и наделять их землей, путем выкупа или вообще взаимного соглашения; а крестьянам, освободившимся от крепостной зависимости, обеспечивалось положение людей свободных и владение теми участками земли, которые они приобретали от помещика. Это была полумера, так как все зависело от согласия помещика, от его гуманности и, еще более, от денежных средств, какими мог располагать сам крепостной.

6. Заботы о народном просвещении

Министерство Завадовского (1802—1810) составило блестящую эпоху в истории народного просвещения в России; школа, литература и, что еще важнее, уважение к духовному просвещению сделали большие успехи за эти 8 лет; литература не только выросла количественно, но и перестала быть достоянием лишь избранного, небольшого круга лиц, как раньше.

1) Преобразованы существовавшие университеты: Московский и Виленский.

2) Основаны новые: Дерптский (1802), Харьковский (1804), Казанский (1804); учрежден Педагогический институт (1804), позже (1819) преобразованный в университет.

3) Россия разделена на 6 учебных округов.

4) Благодаря подбору хороших преподавателей, университеты стали не только обучать, но и служить воспитательной школой общественной. В студенческих кругах того времени «царствовало полное презрение ко всему низкому и подлому, и глубокое уважение ко всему честному и высокому» («Семейная хроника» С.Т. Аксакова).

5) Основано много гимназий, уездных училищ и специальных заведений.

6) Правительство покровительствовало открытию ученых и литературных обществ; улучшило материальное положение Академии Наук, Российской Академии, Академии Художеств. За литературные заслуги стали награждать чинами, орденами, пенсиями. Карамзин получил звание «историографа» и пенсию, давшую ему возможность спокойно работать над своей «Историей Государства Российского». Правительство оказывало денежные пособия для издания полезных трудов.

7) Русские моряки совершили первое свое кругосветное плавание (корабли «Надежда» и «Нева» под командой Крузенштерна и Лисянского).

8) Примеру правительства следовали частные лица; на их пожертвования возникли Демидовский лицей в Ярославле (1805), Гимназия высших наук кн. Безбородко в Нежине (ныне Нежинский институт, 1805 г.; впрочем, фактически открытие состоялось лишь в 1820 г.).

________________________________

Просветительная деятельность продолжалась и после Завадовского: открыт Александровский лицей (1811, 19 окт.) — в нем учился Пушкин; гр. Н.П. Румянцев явился русским меценатом, снаряжая за свой счет научные экспедиции, содействуя розысканию старины, издавая ученые труды по русской археологии, литературе и истории; его обширная библиотека легла в основание Румянцевского музея в Москве.

7. Личность имп. Александра I.

Правительственная деятельность Александра I в первые годы царствования носила освободительный, либеральный характер, пугая одних, как отражение революционных идей, занесенных из Франции, других, наоборот, по этой самой причине, радуя и окрыляя надеждами. Французская революция в ту пору уже начала входить в свое русло; кончилось царство террора и разрушения; Директорию сменило консульство Наполеона Бонапарта, — начинался ее творческий период, но сама созидательная работа была проникнута тем же отрицательным отношением к старому режиму и строилась на прежних революционных основаниях. Вот почему одни, преимущественно старшее поколение, деятели и современники екатерининского царствования, пугливо смотрели на реформаторскую деятельность Негласного комитета, другие — приветствовали ее.

Насколько эти реформы шли от самого имп. Александра? насколько убежденно и сознательно проводил он их в жизнь?

«Не подлежит никакому сомнению, что имп. Александр I, вслед за воцарением, многим был недоволен, многое желал изменить, даже исправить, как равным образом несомненно, что ни одна из произведенных в это время реформ не исходила от него лично, что все они были не без труда внушаемы ему, причем его согласие добывалось нередко с большими усилиями. Имп. Александр I никогда не был реформатором, и в первые годы своего царствования он был консерватором, более всех окружавших его советников» (Вел. князь Николай Михайлович).

Некоторые из распоряжений были вынуждены силой обстоятельств его вступления на престол. Так, например, Жалованную грамоту дворянству он восстановил, по его собственному признанию, против своей воли, разделяя в этом отношении взгляд отца, бывшего противником привилегированности дворянского сословия. Александр обещался царствовать «по законам и по сердцу» своей бабки, — между тем сам он, тоже как и отец, многое осуждал в ее деятельности и даже не любил, когда при нем вспоминали о царствовании Екатерины.

В Александре уживалось много противоречий; этому он обязан прежде всего неправильному воспитанию, той ненормальной обстановке, в какой провел свои молодые годы. Дети вообще очень чутки к жизненной правде, а Александру уже с самых ранних лет пришлось стоять между двух противоположных течений. Воспитание внука Екатерина взяла на себя; у нее была своя программа, которую, однако, не разделяли родители. Екатерина приставила к Александру воспитателем швейцара Лагарпа, честнейшую личность, идеалиста-проповедника гуманности и свободы. Республиканец по убеждениям, Лагарп прививал своему ученику взгляды мало совместные с его будущим положением императора самодержавной, сословной, крепостнической и бюрократически управляемой России. Александр узнал от него, что республика есть единственно справедливая форма правления, что все люди имеют одинаковые права на свободу, что деспотизм отвратителен.

Но рядом с Лагарпом при Александре состоял еще генерал Протасов, человек тоже безупречно честный, но крепостник по взглядам, напитанный сословными предрассудками. Прямая противоположность гражданину Швейцарской республики, Протасов сочувствовал гатчинским порядкам и подкапывался под работу Лагарпа и самой Екатерины. А кроме того, Павел передал сыну свою страсть к мелочам и технике военного дела; гатчинские парады, со всеми их странными, а подчас и шутовскими выходками, очень нравились мальчику; Александр принимал в них деятельное участие и позже, юношей, уже в царствование Павла, и на всю жизнь остался гатчинцем, страдая, как и отец, парадоманией, с таким же увлечением, как и он, отдаваясь вахт-парадам и муштровке солдат.

Природа наделила Александра нежным, впечатлительным сердцем, мягким характером. Это не была сильная натура, но одаренная чутким и тонким умом даром схватывать чужую мысль и легко разбираться в ней. Александр рано научился печальному искусству лавировать между двумя дворами, Большим и Малым, оказывать все знаки почтения бабке и трепетать перед упрямым деспотом-отцом, которого он, несмотря на все, любил и почитал, по-сыновнему чувству. В такой обстановке выработался ум гибкий, ловкий, но не искренний; покладистый, но без надлежащей энергии и определенных убеждений. В Гатчинском дворце Александр держал себя по-гатчински, а в Зимнем или Царскосельском тщательно обходил молчанием все, что там вызвало бы неудовольствие и упрек. Сама жизнь толкала Александра на скользкий путь притворства и двуличия. Отец не мог спокойно говорить о Французской революции, видел в ней одних только «якобинцев» и «тлетворную заразу», а бабка разъясняла своему внуку, как и почему эта революция возникла, комментировала ему новую французскую конституцию! В душе Екатерина сочувствовала многому из того, что происходило в то время во Франции — конечно, не ее ужасам и извращениям, а тем здоровым началам свободы и справедливости, которых не в состоянии были заглушить ни эти ужасы, ни извращения. Она только не считала удобным открыто в этом признаваться и поучала Александра, можно сказать, тайком, требуя, чтобы он молчал с другими о своих беседах с ней на эту тему. С какими, должно быть, удивленными глазами в первую минуту выслушивал бедный мальчик это требование! То, что называли ему хорошим, что он приучался ценить, как достойное, надо было скрывать от постороннего взора! Почему?..

Без сомнения, тяжелую душевную драму пережил Александр, узнав о намерении имп. Екатерины передать престол ему, лишив Павла короны. Вынужденный обещаться исполнить волю императрицы, он, однако, не скрыл от Павла замыслов его матери. Благородное чувство сыновнего долга не позволило ему совершить против отца преступление, которое в душе, может быть, он не иначе называл, как позорным и гнусным; но сколько душевной борьбы перенес он при этом, сколько едкой горечи осталось у него в глубине смятенной души!

Двойственность положения сделала и самого Александра двойственным: он на всю жизнь остался двуличным, с раннего возраста научившись говорить не то, что думал, и, когда нужно, хвалить то, что в душе порицал или презирал, улыбаться, когда хотелось плакать или негодовать. Наполеон по справедливости называл его «византийцем» (c'etait un grec du Bas-Empire). Люди, близко знавшие русского государя, утверждали, что он «умел покорять себе умы и проникать в души других, утаивая собственные ощущения и помыслы».

В Александре уживались одновременно и гатчинец в духе имп. Павла, и либерал-конституционалист в духе Лагарпа. Сочетание столь противоречивых черт оказывалось возможным, потому что гатчинство срослось с Александром, стало его второй натурой, либеральные же идеи только задели душу и, рисуя красивые образы, всегда оставались для него одними словами, воплотить которые в жизнь у него никогда не было серьезного желания. Александр любил свободу, «как забаву ума» (Записки Вигеля), в действительной же жизни он ревниво оберегал прерогативы своей власти, оставался таким же самодержцем, как его отец или бабка. «Говорить и толковать о либерализме Александр очень любил, но, когда дело доходило до конфликта, немедленно проявлялось желание настоять на своем, другими словами, подчеркнуть самодержавную власть» (Вел. князь Николай Михайлович).

Прекрасная фраза увлекала его, и чем туманнее была она, тем легче воспринимал он ее. Александр любил носиться с такими словами, как «гуманность», «свобода», «справедливость», но именно только носиться. Он увлекался наружными формами свободы, — для него это было своего рода красивое зрелище; ему нравились пылкие изъявления в либеральном духе, но он довольствовался одной только оболочкой, призраком свободного правительства, «домогался одних форм и наружного вида, не допуская, чтобы слова превратились в действительность, и охотно даровал бы свободу хоть целому миру, но при условии, чтобы мир добровольно подчинился и исполнял его волю» (Записки кн. Чарторыжского). Недаром во время доклада одного из министров (Державина), он способен был сказать ему: «Ты всегда хочешь меня учить; я самодержавный государь, и так хочу!»; недаром также, когда Сенат, по силе предоставленного ему права, вошел с докладом о пересмотре одного узаконения, находя его несправедливым, и не счел возможным отступиться от своего мнения, Александр вознегодовал и пригрозил: «Я им дам себя знать!» Что либеральные идеи действительно только скользнули по Александру, но не овладели им всецело, доказательством может служить также та роль и то значение, каким пользовался в течение почти всего царствования Александра знаменитый Аракчеев.

8. Александр I и Аракчеев

Аракчеев выдвинулся еще при цесаревиче Павле Петровиче, когда тот устраивал свои гатчинские войска (1792). Строгий к самому себе и столь же требовательный к подчиненным, он явился желанным помощником Павлу и заслужил полное его доверие. В первые же дни по вступлении на престол, Павел свел Аракчеева с сыном и, соединив их руки, сказал: «Будьте навсегда друзьями и помогайте мне». При строгостях тогдашней службы, при вспыльчивости и изменчивом настроении имп. Павла, Аракчеев имел немало случаев оберегать Александра и выручать его из затруднений. Александр питал к нему чувство признательности, вскоре перешедшее в привязанность. В своих письмах он часто называл себя «верным другом» его. Но фанатическое тиранство, с каким Аракчеев требовал от подчиненных точного исполнения своих предписаний, его грубости и жестокое обхождение, ненависть к нему в военных кругах — не позволили Александру, при восшествии на престол, удержать его на службе. Аракчеев был уволен в отставку; однако ненадолго. Через два года Александр чувствовал себя много независимее и снова призвал Аракчеева, поставив его, как и раньше, во главе артиллерийского ведомства.

У Аракчеева были свои достоинства: «время главного командования Аракчеевым русскою артиллерию составляет одну из блестящих страниц ее истории. При нем совершились важные преобразования, благодаря которым наша артиллерия стяжала себе в последовавших войнах заслуженные похвалы всей Европы. Деятельность неутомимого инспектора почти не оставила пробелов и не упустила ничего, что могло бы в то время послужить на пользу артиллерии». В 1808 г., с назначением на должность военного министра, перед Аракчеевым открылось более широкое поприще деятельности; к сожалению, он придал ей ненавистный характер, который современники и потомство справедливо заклеймили знаменательным словом аракчеевщина.

V. Реформа государственных учреждений по плану Сперанского

Напряженная борьба с Наполеоном в 1805—1807 гг. отвлекла внимание имп. Александра от внутренних дел; но после Тильзитского мира он снова стал отдавать им больше времени и внимания. В лице М.М. Сперанского, известного ему еще с первых лет царствования, Александр нашел способного сотрудника, сумевшего воплотить в стройные формы его либеральные мысли и не всегда самому ему ясные идеи о новом государственном устройстве России. После года работы, к началу октября 1809 г., Сперанский приготовил и представил государю «План всеобщего государственного образования», замечательный по своей стройности и логической связи между отдельными частями.

На этом Плане отразились господствовавшие идеи времени, близкие к тому, что обыкновенно принято называть «принципами 1789 г.»:

1) Источник власти есть государство, страна.

2) Законным может быть лишь то правление, которое выражает собой волю народа.

3) Перестанет правительство исполнять условия, на каких оно призвано к власти — потеряют законность и его действия.

4) Чтоб оградить страну от произвола, положить границы абсолютной власти, необходимо, чтобы она и ее органы — правительственные учреждения — руководились в своих действиях основными законами, незыблемыми постановлениями, точно определяющими желания и нужды народные.

5) Как вывод из сказанного, Основные Законы должны быть делом и созданием самой нации.

6) Нельзя никого наказывать без суда.

Выходя из положения, высказанного еще Монтескье, что «три силы двигают и управляют государством: сила законодательная, сила исполнительная и сила судебная», Сперанский весь свой План строит на строгом обособлении органов законодательных, исполнительных и судебных; под этой обособленностью понимается: а) точное разграничение предметов ведомства и б) независимость действий каждого органа; причем законодательные органы работают не иначе, как совместно с державной властью: последняя охраняет суд и свободу его действий; исполнительная власть принадлежит правительству в лице министров, ответственных перед законодательной за свои действия.

Кто же будет привлечен к государственной работе и как будет она распределена между представителями разных классов населения? Сперанский насчитывает три свободных сословия в Русской империи: дворянство, среднее сословие и рабочий класс (духовенство он обходит совершенным молчанием); первые два пользуются гражданскими и политическими правами, а третье, рабочий класс (крестьяне), одними только гражданскими.

Наделяя дворянство и среднее сословие политическими правами, Сперанский не считал, однако, возможным предоставить им — в массе, целому сословию — заботу и честь блюсти законы империи: для этого требовалось обладать просвещением выше обычного уровня. С этой целью Сперанский создает высший класс — аристократию, наподобие английской. Ее даст поместное дворянство, потомки тех, кто некогда, по его мнению, владел народом «самодержавно» и зависел от великих князей больше на словах, чем на деле.

<...>

5. Государственный Совет — блюститель законов, по назначению правительства, из среды аристократии.

Волостная дума созывается каждые три года; выбрав членов волостного суда и правления и депутатов в окружную думу, она расходится и во главе волости становится волостное правление, до нового созыва думы. Аналогично устройство и дум окружной и губернской.

Характером деятельности Государственная Дума во многом напоминает палаты депутатов, существующие в наше время в конституционных монархиях:

1) Государственная Дума собирается ежегодно в известный срок без особого созыва, и заседания ее длятся в зависимости от количества текущих дел, подлежащих рассмотрению.

2) Закон, отвергнутый большинством Думы, не подлежит утверждению.

3) Закон, принятый Думой, представляется на утверждение императору.

4) Ни один закон нельзя обнародовать без участия Думы.

5) Установление новых налогов, какого бы рода они ни были, подлежат предварительному обсуждению в Думе.

6) Законодательная инициатива принадлежит исключительно верховной власти: проекты закона, по предварительном рассмотрении их в Государственном Совете, вносятся в Государственную Думу. В трех случаях сама Дума может входить с представлениями к государю, если дело идет: а) о нуждах государства; б) об уклонении от ответственности; в) о действиях, нарушающих Основные Законы империи.

7) Министры представляют свои отчеты Государственной Думе; Дума имеет право контролировать их действия, требовать отчета и входить по поводу их действий с представлениями к государю.

План Сперанского по своему построению отличался большими достоинствами, но он выходил из теоретических оснований и не считался с наличными условиями жизни и потому не получил применения, оставшись одним проектом. Осуществлены были только некоторые, и притом не самые важные части его Плана: открыт Государственный Совет (1810, 1 янв.); согласно указаниям восьмилетнего опыта (1802—1810), точнее определен порядок управления, степень и пределы власти министров, их отношения к другим государственным учреждениям и юридическая ответственность за свои действия (манифест 25 июня 1811 г. об «Общем учреждении министерств»); но и Совет, и Министерства были лишь малым обломком общей системы преобразований, то же, что составляло саму душу Плана и что выводило русскую самодержавную монархию на новый путь конституционного правления, то осталось не выполненным. Главнейшие причины этому:

1) Энергичное противодействие влиятельных сторонников старого порядка.

2) Реформа требовала известного времени для ее осуществления, между тем вскоре все внимание правительства было отвлечено начавшейся борьбой с Наполеоном.

3) Падение Сперанского, который был душой всего дела.

4) Симпатии Александра к конституционному образу правления несомненны; но они редко шли далее слов и пылких разговоров; он воспитался на либеральных идеях, но в жизни, на практике, руководился началами сам одержавными.

5) Конституционный образ правления не мог иметь места в стране, где еще существовало рабство (крепостные). Сперанский сознавал это и предлагал освободить крестьян в два приема: а) сперва вернуть крестьянам личную свободу, оставив их крепкими одной только земле и определив размер их повинностей в пользу землевладельца; б) а потом восстановить право перехода от одного помещика к другому. Таким образом, согласно Плана Сперанского, освобождение шло обратным путем, чем каким шло закрепощение: тогда крестьянин прикреплялся сперва к земле, а уже потом к лицу — теперь он освобождался сперва от лица, а потом и от земли, причем надел освобождавшихся крестьян землей в программу Сперанского не входил. Но и эта часть проекта осталась не выполненной: вообще, положение крестьян в царствование имп. Александра I ни в чем не изменилось после издания закона о свободных хлебопашцах.

VI. Внешняя политика имп. Александра I

1. Имп. Александр и первый консул. Внешняя политика имп. Александра I в первые годы, до Тильзита, лишена определенного плана: «все делалось ощупью, под минутными впечатлениями и без всякой системы» (Вел. князь Николай Михайлович). Сперва Александр решил было, насколько возможно, не вмешиваться в чужеземные дела, не заключать никаких договоров, которые могли бы связать свободу его действий; но в Европе дела осложнялись; воцарение Александра совпало с моментом, когда на политическом горизонте загорелась новая звезда; Французская революция, выйдя из первоначального русла, грозила разлиться опустошительным потоком по всей Европе. Наполеон стал пожизненным консулом (1802); его завоевательные планы грозили дальнейшим изменением политической карты; своей заносчивостью и властным обращением он постоянно напоминал Европе, что вышел из революции и пришел не поддерживать, а наоборот, разрушать старый порядок. Россия, весь государственный строй которой был основан на самодержавии, не могла не беспокоиться за себя. Недовольство действиями Наполеона особенно усилилось после казни герцога Ангиенского (1804, 21 марта): во всей монархической Европе она породила взрыв негодования: при Петербургском дворе по убитому демонстративно отслужена была панихида и отношения между Россией и Францией обострились еще сильнее, особенно когда, в ответ на протест русского правительства по поводу этой казни, ему едко заметили, что Франция не позволяла себе требовать отчета в смерти имп. Павла и наказания тех, кто был в ней виновен: замечание это Александр по справедливости понял, как обидный намек на потворство и соучастие в преступлении 11 марта, и никогда не мог простить Наполеону нанесенного ему оскорбления. Вдобавок, Наполеон провозгласил себя императором (1804, 2 дек.) — нанес новый удар принципу легитимизма. Идея «спасать троны», колеблемые рукой дерзкого корсиканца, увлекла Александра, как в свое время увлекался ею и Павел, и в 1805 г. Россия объявила Наполеону войну, вступив в коалицию с Австрией, Англией и Швецией.

Избежать столкновения с Наполеоном вообще было трудно: Наполеон напоминал собой бурный поток, вышедший из берегов; само благоразумие подсказывало необходимость заблаговременно задержать разлив, пока его воды еще не успели докатиться до Русской земли и произвести в ней такие же опустошения, какие он уже успел причинить в других государствах. Но одно дело воздвигать плотину против такого потока, руководясь определенными, реальными интересами своей родины, и другое — браться за оружие во имя отвлеченного принципа и благородного желания оказать помощь ближнему ради торжества справедливости и права.

2. Пулавы и клятва в Потсдаме. Война для России началась в ту пору, когда его союзник, император германский, уже потерял лучшую часть своей армии и отступал вглубь Австрии перед победоносными войсками Наполеона. По дороге к своей армии, Александр остановился на две недели в Пулавах (в австрийской Польше, на р. Висле; ныне Новая Александрия), в имении родителей своего друга юношеских лет, князя Адама Чарто-рыжского, заведовавшего в то время иностранными делами России. Пребывание на территории бывшего Польского королевства, чарующее обращение с окружающими, разговоры о польском искусстве, поэзии, истории, беседы на политические темы, о минувшем величии польского народа, об испытанных им несчастьях и правах на существование в будущем, — все это вскружило головы поляков и дало им кажущееся основание считать Александра готовым осуществить их заветную мечту — восстановить Польшу, провозгласив себя польским королем и силой заставив Пруссию отказаться от своих польских провинций (Австрию предполагалось вознаградить Силезией и Баварией). Вся Польша готова была подняться против Пруссии и увеличить ряды русской армии, которую ждали, как избавительницу. Варшава волновалась и готовилась к торжественной встрече императора, и рыночные торговки открыто говорили прусским полицейским чиновникам: «Ваше царство недолговечно: русские придут, и мы вас выгоним» (Шильдер).

Между тем Александр, вместо войны с Пруссией, поехал из Пулав прямо в Берлин и здесь (в Потсдаме), у гроба Фридриха II, прикоснувшись к нему губами, протянул королю Фридриху Вильгельму III и королеве руку, поклявшись им и королевскому дому в вечной дружбе. Что подвинуло его на эту клятву, навсегда его связавшую, никем и ничем не вызванную? Быть может, это было известного рода преклонение перед фридриховой Пруссией, передавшееся ему по наследству от отца и деда; может быть, влияние королевы Луизы, в присутствии которой ему нравилось разыгрывать роль платонического рыцаря: королева еще в 1802 г. произвела на него сильное впечатление в Мемеле, когда Александр впервые познакомился с королевской четой, сделав им визит.

Пользы для России клятва не принесла никакой; пользу извлек один Фридрих Вильгельм, который уже тогда вел двойную игру с Наполеоном и Александром, угождая то одному, то другому, смотря по обстоятельствам. Вред же был несомненный: резкий переход от радужных надежд к разочарованию отшатнул поляков от России; все свои упования они возложили теперь на Наполеона и позже открыто стали на его сторону, когда Александру пришлось сойтись с ним в решительной схватке (1812).

3. Аустерлиц. На полях Аустерлица русскую армию ждало небывалое поражение (1805, 2 дек.). Верховное командование принадлежало Кутузову, но фактически распоряжались другие, неопытная молодежь, окружавшая государя, с князем Долгоруким во главе; сам же Кутузов не имел власти и не пользовался уважением. Свыше 20000 русского войска пало на поле сражения; разгром был полный, а смятение так велико, что многие из свиты государя потеряли его из виду, разъехались в разные стороны и не сразу нашли его. Страшно потрясенный несчастьем, физически и морально разбитый, Александр оказался не в силах ехать далее, слез с лошади, беспомощно опустился на землю, закрыл платком лицо и залился слезами. Он начинал войну, полный светлых надежд, уверенный в несокрушимости своих войск — ведь это были полки, еще недавно бравшие с Суворовым Измаил, варшавскую Прагу, совершившие достославный переход через Альпы! — и вдруг... Позже, много лет спустя, вспоминая о несчастном аустерлицком дне, Александр говорил: «Я был тогда молод и неопытен; Кутузов указывал мне, что нам надо действовать иначе, но ему следовало проявить больше настойчивости в своих мнениях».

4. После Аустерлица. Австрия спешно заключила с Наполеоном мир в Пресбурге (1805, 26 декабря); Германская империя перестала существовать; Франц II заменил прежний свой титул германского императора новым, назвавшись императором австрийским; западная половина Германии образовала Рейнский союз, где Наполеон свободно распоряжался, как у себя дома. Политика Александра продолжала оставаться чуждой ясного понимания интересов России. Уступая настояниям своего министра иностранных дел, кн. Чарторыжского, который убеждал государя не доверять Пруссии и не подчиняться ее внушениям, чтобы не навлечь на себя беды, Александр вошел в переговоры с Наполеоном, но одновременно отдал в распоряжение прусского короля свои военные силы, на случай, если бы они понадобились ему, и обязался секретной конвенцией (1806, 24 июля ст. с.) бескорыстно поддерживать независимость и целость прусских владений, заранее отказываясь от возможных приобретений.

Сближение с Пруссией вызвало уход Чарторыжского, замену его бароном Будбергом (1806, 17 июня) и отказ ратификовать заключенный (1806, 8/20 июля) мир с Францией. Прусский же король, не отказываясь от русской помощи, тоже вел переговоры с Наполеоном и одновременно заключил договор с обеими сторонами. Создалось положение, «которому нет примера в истории дипломатических сношений государств: в одно и то же время Пруссия состояла в союзе с Францией против России и с Россией против Франции» (Шильдер). Эта двойная игра, однако, не спасла Фридриха Вильгельма: в однодневном сражении при Иене и Ауэрштедте (1806, 14 окт.). Пруссия была разгромлена; французские войска заняли почти всю территорию государства, и королевской семье осталось единственное убежище на восточной окраине, в пограничном городе Мемеле.

В эти критические для Пруссии дни и сказалось значение клятвы, данной Александром за год перед тем в Потсдаме. Александр торжественно подтвердил ее королю: «Связанный с вами, — писал он ему, — двойными узами союза и нежной дружбы, я готов доказать свою преданность и верность данному слову, каких бы жертв и усилий мне это ни стоило». Все еще не веря в военные таланты Наполеона и не сознавая неподготовленности русских войск, в особенности русских генералов, к неравной борьбе с гениальным полководцем на чужой территории, ослепленный Александр снова ринулся в борьбу с Наполеоном за чуждые интересы, но на этот раз в условиях еще менее благоприятных: один на один, так как Фридрих Вильгельм был совершенно обессилен недавними поражениями.

Кровопролитный бой при Прейсиш-Эйлау (1807, 27 января ст. с), стоивший нам 26000 убитых и по справедливости названный Наполеоном «не сражением, а резней», еще не решил исхода войны; зато поражение под Фридландом (1807, 2 июня) по результатам походило на Аустерлицкое: продолжать после него войну стало немыслимым. У самой русской границы стояли вражеские, победоносные войска, втрое более сильные; один шаг вперед — и они могли очутиться на польской земле, где уже тлел огонь возмущения. В случае продолжения войны, что могли мы противопоставить Наполеону? Остатки большой армии, упавшей духом; полное расстройство средств и источников для их пополнения, а главное, отсутствие всякой надежды на успех и совершенную бесполезность дальнейших жертв. Потеря в солдатах и офицерах была ужасающая; лучшие генералы были ранены или больны; на денежную помощь Англии рассчитывать было нечего. Александру не оставалось ничего иного, как подписать мир, что он и поспешил сделать.

5. Тильзитский мир. Условия мира, заключенного в Тильзите (1807, 25 июня ст. с):

1) Наполеон намеревался совершенно покончить с существованием Пруссии, как самостоятельного государства, но Александр, приступая к мирным переговорам, твердо решил отстаивать владения своего союзника, и Наполеон, «из внимания» к русскому государю, оставил Фридриху Вильгельму (сравнительно небольшую) часть их: Бранденбург, Померанию и Восточную Пруссию; земли же к западу от Эльбы вошли в состав Рейнского союза, а из областей, доставшихся Пруссии по польским разделам, Наполеон создал особое Варшавское герцогство.

2) Наполеон предлагал Александру поделить между собой эти польские земли, по течению р. Вислы, как пограничной линии; но Александр отказался, сочтя неделикатным увеличивать свои владения за счет своего союзника; однако последовательно этого взгляда он не выдержал: Белостокская область все же была отторгнута от Пруссии и присоединена к России.

3) Франция и Россия обязались иметь общих врагов.

4) Россия должна была примкнуть к Континентальной системе, смысл которой заключался в том, чтобы прекратить всякие торговые сношения с Англией и взять ее измором: Англия была сильна торговлей и своими колониями; страна преимущественно промышленная, она нуждалась в привозных продуктах потребления, и жизнь ее могла быть совершенно парализована, если бы прекратился их подвоз.

5) Наполеон обязывался не мешать России в завоевании Финляндии, если бы Александр начал с этой целью войну со Швецией.

6) При заключении Тильзитского мира Россия вела войну с Турцией (с 18/30 декабря 1806 г.). Спор шел, главным образом, из-за Молдавии и Валахии. Наполеон брал на себя посредничество, чтобы примирить воюющие стороны, в случае же отказа Турции принять таковое, России предоставлялось право завоевать и удержать за собой обе названные области. Наполеон вообще манил Александра возможностью раздвинуть свои границы за счет Турции за Дунай, до Балкан, — но не далее: Румелию и Константинополь он не отдавал, считая последним ключом к обладанию всем миром (Constantinople — c'est 1'empire du monde).

_________________________________

Мир с Наполеоном и свидание с ним в Тильзите нанесли тяжелый удар самолюбию Александра. Еще вчера он отказывал этому человеку в титуле «императора» и «величества», не признавал за государя; еще вчера он был для него «Бонапарт», самый простой смертный, к тому же похититель чужой власти, незаконно надевший на себя корону и дерзко осмеливавшийся требовать себе места в семье помазанников божьих; а сегодня с ним приходилось брататься, принимать его льстивые похвалы, самому отвечать такими же, пить за обедом за его здоровье, наряжаться в пожалованный им орден Почетного Легиона и в душе сознавать себя побежденным, уступить ему, при всем наружном равенстве, первое место... «Подумать только, что я провел эти дни с Бонапартом!», — писал Александр из Тильзита своей матери, имп. Марии Федоровне (Moi, passer mes journees avec Bonaparte!). «Никогда Александр Павлович, во всю свою жизнь, не мог переварить этого свидания; чувства его достоинства были чересчур уязвлены, и самолюбие державного повелителя России приходилось приносить в жертву обстоятельствам» (Вел. кн. Николай Михайлович).

6. После Тильзита. В России Тильзитский мир был непопулярен. Великое герцогство Варшавское в руках Наполеона грозило стать опасным орудием. Континентальная система разоряла страну: уронила торговлю, вызвала денежный кризис и удорожила стоимость жизни. Память о блестящих победах в предыдущие царствования была еще свежа, и патриотическое чувство никак не могло примириться с мыслью о том, что позор Аустерлица и Фридланда остался не смытым и не отмщенным, резкий же поворот в политике, дружба и союз с «дерзким корсиканцем» принимались, как унижение национального достоинства, тем более что унижение России коснулось и самого государя лично. Дипломатические представители Наполеона в Петербурге вели себя дерзко и грубо, а Александр из политических соображений считал необходимым делать вид, что не замечает их дерзостей. Посланник Коленкур постоянно совался вперед и позволял себе, при объезде войска, не только выделяться из свиты государя, но и ехать впереди него на полголовы лошади. На одном рауте, во время ужина, тот же Коленкур захватил себе прибор, предназначавшийся совсем не ему, и тем вынудил Александра остаться без места. И Александр снес эту дерзость, ответив на нее чарующей улыбкой, ни одним мускулом не дав понять, что он чувствует в эту минуту, оскорбляемый слугой того человека, который и сам в его глазах был не более, как счастливый проходимец.

Хуже всего то, что Тильзитский мир вырыл пропасть между государем и подданными. Еще во время военных действий армия открыто роптала: «Стоит ли сражаться из-за того, что наш император лично дружит с прусским королем?»; теперь, когда увидали, что мир не принес России ничего, кроме унижения, лишил ее самостоятельности во внешних делах, недовольство перешло в негодование.

Александр надеялся примирить с собой общественное мнение завоеванием Молдавии и Валахии, но Наполеон требовал теперь, взамен, уступок за счет Пруссии. Таковые не противоречили бы интересам России, но Александра связывала потсдамская клятва, тот несчастный «романтизм», которым он руководился во внешней своей политике. Можно было надеяться, что по крайней мере война со Швецией сблизит страну с ее государем: ведь завоеванием Финляндии увенчалось бы великое дело Петра I. Однако все громко осуждали эту войну, как беззаконное нападение на слабого соседа; успехи наших войск считались бесславием, в Александре видели исполнителя чужой воли, — воли ненавистного завоевателя и притеснителя народов. Еще неприязненнее принято было известие о поездке имп. Александра в Эрфурт и тех утонченных изъявлениях дружеских чувств к Наполеону, какие расточал там русский император.

Но Тильзитский мир имел и хорошую сторону: он дал Александру передышку и время приготовиться к новой борьбе. Еще подписывая мирные условия в Тильзите, он уже думал о ней. Горечь унижения была слишком чувствительна, чтобы Александр мог легко примириться с ней. Обмен учтивостями между вчерашними соперниками, временами переходивший в открытую лесть, позволял ему скрывать то, что было пока еще несвоевременно выставлять наружу. Александр еще с детства научился носить маску и теперь наглядно доказал это при личном свидании в Эрфурте (1808, 15 сент. — 2 окт.), где оба императора изощрялись в искусстве провести один другого, заявляя перед лицом света свои дружеские чувства.

7. Ближайшие поводы к разрыву с Наполеоном. 1) В Эрфурте заключен был договор, в силу которого Наполеон обязывался признать за Россией Молдавию и Валахию, а Россия — действовать с Францией заодно, если Австрия объявит последней войну. Между тем, когда Австрия действительно начала новую войну с Наполеоном (1809), то русские войска, хотя и вступили на территорию Австрии, но избегали встречаться с противником, действовали вяло и активную помощь Франции оказали самую ничтожную.

2) Отняв у Австрии, по Шенбрунскому миру (1802, 2/14 окт.) в числе других областей Галицию, Наполеон присоединил ее к Вел. Герцогству Варшавскому, т.е. сделал новый шаг на пути восстановления самостоятельной Польши. Небольшая часть Восточной Галиции с русским населением (город Тарнополь с округом), отошедшая по этому миру к России, не могла уравновесить опасности; к тому же ничтожность нового приобретения напоминала подачку. «Общее мнение России порицало Александра. Наполеон осрамил его, дав ему из земель, отнятых у Австрии, не именно какую-нибудь область, а четыреста тысяч душ, как бывало, у нас цари награждали своих клевретов» (Записки Греча).

3) Континентальная система наносила громадный урон русской торговле, и придерживаться ее стало непосильным для России. Сама Франция внесла в нее изменения, дозволив покупку английских товаров, при условии покупки на такую же сумму и товаров французских. В целях хотя бы несколько восстановить торговлю, русское правительство разрешило привоз английских товаров под нейтральным флагом, а чтобы задержать отлив денег за границу, обложило высокими пошлинами предметы роскоши (1810, 18 дек.), от чего пострадали, главным образом, интересы французской промышленности.

4) Для большей действительности Континентальной системы и борьбы с тайным провозом товаров морским путем, Наполеон присоединил к Франции немецкие земли, лежавшие по берегу Северного моря: Ганзеатические города и герцогство Ольденбургское. Герцог Ольденбургский был женат на сестре имп. Александра, Екатерине Павловне; Александр опротестовал захват земель своего шурина, но французское правительство не приняло протеста. Это обстоятельство в значительной степени обострило отношения Александра к Наполеону, не столько потому, что Александр чувствовал себя оскорбленным в своих родственных чувствах, сколько потому, что захват Ольденбурга, в глазах его, был явным насилием и служил новым доказательством ненасытного честолюбия Наполеона и необходимости вообще оградить «несчастное человечество» от угрожающего ему «варварства и тирании».

8. Отечественная война 1812 г. Отечественная война — самая выдающаяся и самая плодотворная пора царствования Александра I. В эту пору Александр впервые (но единственно только в этот раз!) почувствовал в себе духовное родство с русским народом, дышал с ним одним воздухом, сумел слиться с ним помыслами и найти в этом духовном единении необходимые силы и твердость характера для борьбы с гигантом-завоевателем. Не учеником Лагарпа, не во имя отвлеченных принципов и личных симпатий или антипатий, а как государь и вождь своего народа выступил он на борьбу. «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем, — говорил он, — я лучше отрошу себе бороду и буду питаться картофелем в Сибири, чем заключу с Наполеоном бесславный мир». Александр понял, что одной военной силой Наполеона не победить — необходимо, чтобы весь народ вложил в эту борьбу свою душу, чтобы все действовали заодно. В жертву этого единения Александр сумел принести и личные чувства. Он недолюбливал Кутузова, не мог простить ему аустерлицкого поражения; но голос народный назвал его — и Кутузов был поставлен во главе армии. Сперанского открыто обвиняли в измене — скрепя сердце, Александр лишил его власти и отправил в ссылку: ничто и никто не должен был стоять помехой на пути к единению государя с нацией! Неделя, проведенная Александром в Москве перед началом военных действий; воодушевление, с каким его там приняли все классы населения; готовность жертвовать своим достоянием на защиту родины напоминали незабвенные времена Минина и Пожарского и оставили глубокое впечатление в душе Александра. Восторженное настроение повышалось в нем с каждым днем. «В эту годину он сознал народную мощь и сплотился с ней». Он сам впоследствии говорил, что с его глаз как бы спала пелена и точно божье откровение снизошло на него, «и душа его всецело отдалась Провидению». В эти знаменательные для него московские дни были брошены первые семена мистицизма и «тех чувств, которые привели потом к Священному союзу» (Вел. кн. Николай Михайлович). Случайно попавшаяся в руки Библия стала с тех пор неразлучной его спутницей. «Пожар Москвы, — говорил император, — осветил мою душу; тогда я познал Бога».

Гроза пронеслась; борьба с Наполеоном кончилась победой русского оружия, но восторженно-религиозное настроение Александр сохранил до конца своей жизни, и чем больше укреплялся он в мысли, что Европа спасена чудесным вмешательством божьим, тем постояннее и убежденнее стал он искать в вере необходимой себе поддержки и руководства в своей государственной работе.

9. Как использовал Александр победу над Наполеоном. На высоте единения со своим народом Александр долго не удержался. История окончательно еще не решила, что было выгоднее для России после изгнания Наполеона из ее пределов: продолжать ли с ним войну и «освобождать» Европу, как это сделал Александр, или договориться с ним не добивать его, чтобы тем самым предупредить дальнейшее усиление Австрии и Пруссии? Бесспорно одно: «освобождение» Европы велось в интересах ее одной, без внимания к интересам России.

Восстановлено было Польское королевство и Александр принял титул польского короля; но восстановление имело бы смысл лишь в том случае, если бы все коренные польские земли вошли в состав его; между тем часть Прусской Польши (Познань) осталась за Пруссией (снова повлияла потсдамская клятва); Западная Галиция, тоже с польским населением, в свою очередь, осталась за Австрией. В действительности произошло не восстановление, а частичное присоединение Польши. Поляки не могли удовольствоваться таким решением их судьбы, продолжали волноваться и домогаться лучшего.

Кроме того, на Венском конгрессе Александр не вспомнил о завете московских царей: воссоединение русских земель под одним скипетром, и упустил прекрасный случай вернуть России Восточную Галицию, эту древнюю отчину Владимира Святого, последний обломок «Зарубежной Руси». Галицию отодвинула на задний план другая мысль — о Священном союзе.

VII. Последнее десятилетие царствования имп. Александра I

Деятельность имп. Александра в последние 10 лет его царствования полна противоречий, которые даже по настоящую пору еще остаются недостаточно объясненными. Как и раньше, он одновременно и гатчинец, и ученик Лагарпа: Польше дарует конституцию, готовит ее для России, а внутренние дела отдает под верховный надзор своего «друга» Аракчеева, неспособного внести в окружающую его жизнь ничего иного, кроме бездушного формализма, мертвящей дисциплины, бессердечного гнета и духовного насилия над людьми. Вдобавок, противоречия эти осложнились новыми чертами в характере Александра: мистицизмом, приподнятым чувством религиозности и душевным разладом с самим собой.

1. Священный союз и его применение к жизни. Александр желал упрочить спокойствие и благоденствие народов Европы и по возможности скрепить государства между собой прочными, незыблемыми узами «любви, правды и мира». Обыкновенные политические договоры казались ему для того недостаточными: он полагал, что общественная безопасность и счастье людей зависят от того, поскольку они сумеют подняться над временными, преходящими интересами и руководиться во взаимных отношениях евангельскими заповедями, опираясь в своих действиях не на силу оружия, а на божественный закон, на страх божий и веру в Провидение. Он полагал, что только этим путем будет положен предел грубому эгоизму и насилию в международной жизни. Ему «казалось, что потрясающие события последнего времени должны убедить европейское человечество, в лице его верховных руководителей, в полной несостоятельности старой политической системы и подготовить умы к восприятию и проведению новой системы, основанной на возвышенных, но в то же время простых и общепонятных правилах евангельской нравственности. Император полагал далее, что уже одно торжественное провозглашение с высоты престолов заповедей любви, правды и мира и обещание монархов руководиться отныне во всех своих правительственных и политических деяниях этими заповедями, установленными Христом Спасителем, должно произвести великий переворот в политическом мире и направить общественную жизнь Европы на новый путь» (Надлер).

Так возникла идея Священного союза. Имп. Александр, будучи во Франции, привлек к участию в нем прусского короля и австрийского императора (1815, 26 сент.). Три государя торжественно обязались смотреть на себя, как, на «единоземцев», а на своих подданных, как на братьев одной великой семьи, управлять ими, как добрые отцы семейства, заботливо и любовно, и во всем взаимно помогать друг другу. Впоследствии к союзу примкнули и другие христианские государи, но проводил его в жизнь один только имп. Александр.

Однако Священный союз не только не оправдал надежд, возлагавшихся на него русским государем, но привел к результатам, не имевшим ничего общего с поставленной ему задачей. Основные начала соглашения трех государей оказались в полном противоречии с духом времени. Союз смотрел на управляемые народы, как на детей и малолетних, между тем эти «дети» только что стряхнули с себя опеку и пытались совершенно освободиться от пеленок, в которых их держали до тех пор. Дело в том, что новые политические идеи, порожденные Французской революцией и разнесенные по всей Европе Наполеоном, с падением последнего отнюдь не заглохли: каждая нация переделывала по-своему свой гражданский правопорядок, домогаясь большей свободы.

Особенно тяжело переносилось иго иноземное: австрийцы хозяйничали в Северной Италии; на юге полуострова, в Неаполе, они поддерживали деспотическое правление Бурбонов; балканские славяне и греки страдали от произвола турецкого; бельгийцы лишь ждали благоприятной минуты, чтобы отделиться от Голландии и образовать независимое государство. Имп. Александр, либерально настроенный, сознавал невозможность вернуть Европу к прежним дореволюционным порядкам и охотно поддерживал мысль о конституционном образе правления (см. ниже), но не нашел сочувствия в остальных государях. Фридрих Вильгельм прусский, под влиянием поражений 1806 года, дал было своим подданным некоторые либеральные учреждения, но теперь не хотел и слышать о конституции, готовый вернуть обратно даже и то, что было дано раньше; уступки правительства, баварского и баденского, были настолько робки и ничтожны, что скорее поселили недовольство, чем примирили с собой партию реформ; король неаполитанский (Фердинанд IV) дал конституцию вынужденно и охотно отменил ее теперь, когда этого потребовала Австрия; отменена была конституция и в Испании, на этот раз по инициативе самого короля (Фердинанда VII).

Все это порождало недовольство; в Европе начались волнения, местами перешедшие в открытое возмущение (Испания, Неаполь, Северная Италия). Эти восстания шли совершенно вразрез с началами, положенными в основу Священного союза: «дети» восставали против «отцов», что было недопустимо. Александр предпочел бы, чтобы «отцы» добровольно пошли навстречу желаниям «детей», но они этого не делали, и Александр логически, неизбежно вступил на путь репрессий. Злой гений, австрийский министр Меттерних, сознательно толкал его на этот путь, сумев убедить русского государя, что всякая уступка либеральному движению не только противоречит принципам Священного союза, но и грозит новыми опасностями европейскому миру, и потому необходимо тушить пожар в самом его начале, пока он не разгорелся. Хотя сам акт Священного союза Меттерних и называл «пустым и трескучим» (се monument vide et sonore), но сам искусно использовал его в своих целях. На конгрессах в Троппау (1820, октябрь) и в Лайбах (1821, январь) решено было силой восстановлять порядок в Неаполе (в королевстве обеих Сицилии) и с этой целью послать туда австрийские войска; узнав о революции в Пиемонте, имп. Александр отдал приказ русской армии выступить на помощь австрийцам; на новом конгрессе в Вероне (1822) Россия приняла участие в подавлении испанского восстания.

2. Восстание греков. В совершенно ложном положении очутился Александр, когда вспыхнуло восстание греков против вековых поработителей-турок. Вся Россия горячо желала подать им вооруженную помощь: дело шло об единоверном народе, настрадавшемся под игом мусульман, — а русский народ не забыл, что значит это иго! Насколько глубоко было сочувствие народное к восставшим, можно судить по тому, что когда позже Петербург сильно потерпел от наводнения, действительно еще небывалого по размерам (1824, 7 ноября), то в этом несчастье готовы были видеть небесную кару за непода-ние помощи единоверцам.

К тому же война с турками могла привести к решению давнишней заветной мечты — к обладанию проливами: никогда еще политическое положение не было столь благоприятным для России, как в ту пору. Но Александр, хотя в душе и сочувствовал грекам, не решился однако помочь «бунтовщикам», опасаясь подорвать в основе свое любимое детище — Священный союз. Он признавался, что «из всех русских он один противится войне с турками»: Меттерниху удалось убедить имп. Александра, что греческое восстание есть порождение революции и что потому поддержка его будет пагубна Союзу и началам, которые он охраняет.

Действительно, «страх перед революцией и тайными обществами затмил в Александре все благие намерения и чувство справедливости», и в жертву принципам Священного союза он принес самые жизненные и дорогие интересы России. Он расстался со своим министром Ка-подистриа, отстаивавшим полную независимость русской политики в Восточном вопросе, и согласился обсудить турецкие дела совместно с Австрией (1822). Со времени Екатерины II они ведались без вмешательства иностранных держав; русские государи сносились со Стамбулом непосредственно; теперь же турецкие дела перешли на обсуждение Европы. «Этим совершена роковая ошибка, чреватая последствиями, и она всецело лежит на ответственности Александра Павловича, поддавшегося влиянию князя Меттерниха. Для России потеря Каподистриа была важнее проигранного сражения. Сам Меттерних сознавал всю важность ухода греческого патриота и писал императору Францу: «Русский кабинет одним ударом ниспроверг великое творение Петра Великого и всех его преемников» (Вел. князь Николай Михайлович).

Печальные результаты такой политики не замедлили сказаться: «бунтовщики» обратились за содействием к Англии; та охотно оказала его и в результате легко, без всякой борьбы вырвала из рук России влияние и авторитет, какими та раньше пользовалась среди греков.

3. Национальные интересы. Поведение Александра коренилось в его воспитании, беспочвенном, основанном на отвлеченных требованиях «права и справедливости». Понятие о национальных интересах Александру вообще было чуждо: Россию заслоняла перед ним Европа, Вселенная. «Теперь, — утверждал он на Веронском конгрессе, — когда образованный мир находится в опасности, не может быть и речи о частных выгодах; политике русской, английской, французской, прусской или австрийской не должно быть более места: теперь должна быть одна только политика, общая для всех народов и государей, и я первый обязан показать пример верности началам, на которых основывал свой Священный союз».

Это отсутствие чуткости к национальным интересам своей страны породило в Александре намерение восстановить Польшу в пределах 1772 г., т.е. какой она была до разделов. Это значило добровольно отказаться от всех приобретений, сделанных Россией за счет поляков в царствование Екатерины II, свести на смарку многовековую работу русского народа, начатую еще со времен Ивана III.

4. Либеральные идеи. 1) Еще до войны с Наполеоном, присоединяя Финляндию, Александр дал ей почти независимое существование, признав завоеванную область «государством, а не губернией»; особой грамотой (1809, 15 марта) Финляндии дарована была своя конституция: народное представительство (сейм), особое, отличное от империи, законодательство, суд, управление, и обещано сохранение коренных законов, прав и преимуществ, какими пользовалось каждое сословие Финляндии при шведском правлении.

2) В Париже, в 1814 г., Александр «говорил языком, напоминавшим прекраснейшие излияния первых времен революции» (Записки Фарнгагена ф. Эйзен).

3) Он согласился на восстановление Бурбонов во Франции лишь под условием установления там конституционного образа правления.

4) Тогда же он презрительно отозвался об испанском короле Фердинанде VII за то, что тот, вернувшись в Испанию, уничтожил конституцию 1812 г.

5) В Париже, в салоне мадам де Сталь, Александр заявил, что уничтожит в России крепостничество.

6) В Лондоне, ознакомившись с парламентскими порядками Англии, между прочим, с существованием т. наз. «оппозиции его величества», Александр заявил о своем намерении и в России завести такую же.

7) Наперекор союзным державам и ближайшим своим советникам на Венском конгрессе, он даровал Польше конституционное устройство; бывая в Польше, носил там всегда польский мундир, польский орден Белого Орла и вообще держал себя там не «императором всероссийским», а настоящим конституционным королем польским.

8) На Аахенском конгрессе (1818) Александр говорил: «Правительства должны стать во главе общественного движения и проводить либеральные идеи в жизнь».

9) В 1816—1819 гг., по инициативе имп. Александра, крестьяне Остзейских губерний были освобождены от крепостной зависимости. Правда, не получив при этом никакого земельного надела, они из одной беды попали в другую: личная зависимость сменилась зависимостью экономической; все же юридически они стали равноправными со своими прежними господами и такими же свободными гражданами, как те. «Радуюсь, — говорил государь эстляндским дворянам, — что вы оправдали мои ожидания. Ваш пример достоин подражаний. Вы действовали в духе времени и поняли, что либеральные начала одни могут служить основой счастья народов». Эти слова в коренной России были поняты, как указание на предстоящее освобождение крестьян и там. Действительно, Александр одно время думал освободить и русских крестьян, но не иначе, как с согласия помещиков и на таких условиях, чтобы в этом освобождении те нашли свою собственную выгоду.

10) По поручению Александра, Н.Н. Новосильцев составил (1819) проект русской конституции («Государственная Уставная Грамота Российской Империи»), в силу которой русский государь делил свои законодательные прерогативы с государственным сеймом, который состоял из двух палат: высшей — сената и низшей — палаты земских послов. Члены этой последней, подобно сенату, назначались самим государем, но из выборных областными палатами, обсуждавшими законодательные проекты, касающиеся данной области, прежде их представления на усмотрение государя и государственного совета.

5. Мистицизм и реакция. Начиная с Отечественной войны, имп. Александр усвоил обыкновение ежедневно читать Св. Писание, ища в нем непосредственные ответы на свои сомнения: духовное напряжение, испытанное за трехлетний период борьбы с Наполеоном (1812—1815), само торжество над ним, укрепили государя в убеждении, что успехом своим он обязан Божественному Провидению. Знакомство с экзальтированной баронессой Криднер, уверявшей себя и других, что ей свыше поручена святая миссия обращать неверующих на путь истины; беседы с квакерами, сперва в Лондоне (1814), потом в Петербурге (1818), куда они приезжали по вызову самого императора; беседы с моравскими братьями, проездом через Силезию; учреждение Библейского Общества и оказанная ему поддержка — все это развило в Александре своеобразный мистический пиетизм, незаметно приведший его к реакции.

Любимым детищем Александра стали военные поселения, в руках Аракчеева превратившиеся в настоящую пытку для поселенцев; закрыты были масонские общества; введена строгая цензура; всюду видели и преследовали «вредное направление». Попечитель Казанского округа Магницкий, желая основать все преподавание на благочестии, вместо образования и науки насаждал низкопоклонство и неуважение к серьезному значению. «На все, что люди считают неприкосновенным и священным для себя: на истину, мысль, чувство долга, на убеждение, на все он наложил оковы инструкций и предписаний, требовавших одного: беспрекословного повиновения формам, обрядам, дисциплине. Он хотел создать официальную науку, официальную добродетель, официальное благочестие, не замечая, что этим истязанием внутренних человеческих сил он устанавливает целую страшную систему лжи и лицемерия» (Никитенко). В духе Магницкого в Петербурге действовал другой попечитель — Рунич. Он уничтожил саму свободу мысли и слова: стал преследовать профессоров, доказывая, что они преподают философские и исторические науки в духе, противном христианству и поселяют в университете в умах студентов «идеи, разрушительные для общественного порядка и благосостояния».

6. Тайные общества. Резкая перемена в направлении правительства тяжело отозвалась на настроении общественном. Отечественная война вызвала в русском обществе необыкновенный подъем духа и сознание своего достоинства; русская армия понимала, что сражается на этот раз за родину, за веру, отнюдь не ради «личной дружбы» императора к прусскому королю, как это было в 1807 году. Война с Наполеоном, по низложении его, привела к военной оккупации французской территории; русские войска в течение нескольких лет находились в непосредственном соприкосновении с поколением людей, выросших под влиянием идей Французской революции. Во Франции они имели случай следить за борьбой политических страстей, читали журналы и газеты, горячо обсуждавшие политические вопросы, лично наблюдали за тем, как люди жили в обстановке новых общественных и государственных учреждений, выросших из революционных принципов «свободы, равенства и братства». Вернувшись в Россию, русские офицеры, особенно младшее поколение, не забыли виденного; среди них пробудился интерес к политической жизни, к писаниям французских публицистов. Сравнение домашних порядков с западноевропейскими напрашивалось само собой, и выводы были далеко не в пользу первых. Отечественная война, патриотическое воодушевление, благодаря которому родина была спасена от нашествия «двадесяти язык»; низложение Наполеона и первенствующее значение России в международных делах наполняли сердца русских людей чувством законной гордости. Освободив Европу от гнета и тирании Наполеона, передовая часть русского общества полагала, что русский народ завоевал право на свободу и для самого себя; между тем действительность говорила совсем иное: подозрительная опека и произвол отнюдь не ослабли, скорее усилились, и потому вызывали еще более острое чувство горечи и недовольства.

У себя дома русские победители нашли «полное неуважение к правам личности, насильственное введение чудовищных военных поселений, подвиги Магницкого, полный расцвет крепостного права. Сверх этого, утонченные требования, господствовавшие тогда по фронтовой службе, довершали среди военных развитие общего неудовольствия» (Шильдер). Впоследствии один из декабристов, Александр Бестужев, показывал на допросе: «Мы были сыны 12-го года; порывом нашего сердца было жертвовать всем, даже жизнью, во имя любви к отечеству. В наших чувствах не было эгоизма. Мы проливали кровь, а нас заставляют опять потеть от барщины! Мы избавили родину от тирана, а нас вновь тиранят господа! Войска, от генералов до солдат, пришедши назад, только и толковали: «Как хорошо в чужих землях!» Сравнение со своим естественно породило вопрос: почему же не так у нас?»

Настоящая действительность была так безотрадна, что люди, патриотически настроенные, чуткие к общественному интересу, отворачивались от нее, не находя в ней никакой опоры своим благородным и великодушным порывам. «В таких положениях в особенности развивается та мечтательная любовь к отечеству, проникнутая поэтическим энтузиазмом, которая создает самые фантастические планы преобразований и новых устройств, и отдается им с увлечением, совершенно забывая об их очевидной неисполнимости. Отсутствие свободной литературы отнимало последний исход у этого энтузиазма, и он поневоле весь обращался в тайные общества. Это была в те времена любимая обычная форма для собрания людей одного настроения и образа мыслей. Форма эта отчасти давалась возобновившимися при Александре массонскими ложами, отчасти заимствована была вновь из немецкого Тугенбунда, и, собственно говоря, вовсе не была так страшна, как ее представляли впоследствии. Тайна была настолько невелика, что в общество попадал всякий, кто этого хотел, и существование обществ было небезызвестно правительству: о многих из их членов имп. Александр знал положительно. Это были кружки людей либерального образа мыслей, для которых собрания были единственным возможным средством сближения и откровенной беседы; они не открывались для людей совсем посторонних, прежде всего из простого опасения перетолкований и сплетничества. Первоначальные цели общества были самого мирного свойства» (Пыпин): хотели поднять образование народное, облегчить положение солдата, ввести большую законность и справедливость в суде и в управлении, вызвать в обществе больший интерес к общественным делам. Однако позже, в самые последние годы царствования Александра, с усилением правительственной реакции, эти кружки превратились в настоящие тайные общества с направлением, явно враждебным существующему строю.

В 1817 г. возник «Союз спасения», в 1818 г. он видоизменил свою организацию и принял название «Союза благоденствия». Расхождение во взглядах вызвало его распадение на два самостоятельных: «Северный союз» и «Южный союз». Первый стоял за конституционную монархию и всю Россию делил на отдельные области («державы»), вроде федеративных штатов, с широким самоуправлением, предоставляя каждой области участие в законодательной власти и надзор за правильностью судопроизводства («Катехизис» и «Конституция» Никиты Муравьева); второй — за республику, единую и неделимую («Русская Правда» Пестеля). Несколько позже возник еще третий союз — «Соединенных славян», поставивших себе целью образование федерации славянских племенных территорий (Россия, Польша, Чехия, Моравия, Сербия с Молдавией и Валахией, Далмация, Кроация, Венгрия с Трансильванией — всего восемь групп). Отдельное существование «Славян» было непродолжительно: вскоре они слились с «Южным союзом».

Кроме коренного преобразования государственной формы правления эти тайные общества намерены были домогаться освобождения крестьян, уничтожения существующих привилегий и равенства граждан перед лицом закона; публичного и нелицеприятного суда; уничтожения военных поселений; облегчения военной службы для солдат и улучшения их положения. Наиболее горячие головы не останавливались для осуществления намеченного плана, даже перед цареубийством. Эти тайные общества состояли преимущественно из гвардейских офицеров, но немало было в них служивших в армии и лиц невоенных.

Имена наиболее видных членов тайных обществ, впоследствии замешанных в бунте 14 декабря 1825 г. (с указанием года их рождения):

1. Барятинский А.П., князь, штаб-ротмистр, адъютант командующего 2-й армией.

2. Басаргин Н.В., поручик, адъютант при генерале Киселеве, 1799.

3. Батенков Г.С., подполковник, 1799.

4. Бестужев Александр Александр, (литературный псевдоним Марлинский), штабс-капитан гвардии, 1797.

5. Бестужев Михаил Александр., штабс-капитан, 1800.

6. Бестужев Николай, брат Михаила, капитан-лейтенант, 1791.

7. Бестужев-Рюмин Михаил Павлович, подпоручик (казнен).

8. Бурцов И.Г., полковник, 1794.

9. Вадковский Ф.Ф., прапорщик, 1799.

10. Волконский Сергей Григ., князь, генерал-майор, бригадный командир, 1788.

11. Глинка Ф.Н., писатель, полковник. 1786 (вышел из Общества в 1821 г.).

12. Давыдов В.Л., отставной полковник.

13. Долгорукий И.А., князь, полковник, адъютант вел. князя Михаила Павловича (вышел из Общества в 1821 г.).

14. Каховский Петр Андр., поручик (казнен).

15. Кюхельбекер Вильгельм, коллежский асессор, поэт, товарищ Пушкина по лицею, 1797.

16. Лунин Михаил, подполковник.

17. Муравьев Александр Михаил., корнет, 1802.

18. Муравьев Никита Михаил., брат Александра, капитан, 1796.

19. Муравьев Александр Никол., полковник гвардии, 1792.

20. Муравьев Артамон Захар., полковник, 1794.

21. Муравьев-Апостол Ипполит Иван., прапорщик. 1805.

22. Муравьев-Апостол Сергей Иван., брат Ипполита, подполковник, 1796 (казнен).

23. Муравьев-Апостол Матвей Иван., отставной подполковник, 1783.

24. Оболенский Е.П., князь, поручик, писатель, 1796.

25. Одоевский Александр Иван., поэт, корнет, 1802.

26. Орлов Михаил Фед., свиты Е.В., генерал-майор, приятель Пушкина, 1788 (после закрытия в 1821 г. «Союза благоденствия» участия в тайных обществах более не принимал).

27. Пестель Павел Иван., полковник, 1793 (казнен).

28. Поджио А.В., отставной подполковник гвардии, 1798.

29. Пущин Иван Иван., коллежский асессор, бывший лицеист, товарищ Пушкина, 1789.

30. Розен А.Е., барон, поручик Финляндского полка, 1799.

31. Рылеев Кондратий Федор., подпоручик, поэт, 1795 (казнен).

32. Трубецкой Сергей Петр., полковник гвардии, 1790.

33. Тургенев Николай Иван., действ, статский советник, автор книг «Опыт теории налогов» (Спб, 1818), 1789.

34. Фонвизин М.А., отставной генерал-майор, 1788.

35. Юшневский А.П., генерал-интендант 2-й армии.

36. Якубович А.И., драгунский капитан, 1792.

37. Якушкин И.Д., отставной капитан Семеновского полка, 1793.

Существование политического заговора стало известно имп. Александру в сентябре 1821 г. Выслушав донесение, государь задумался, долго молчал, точно размышлял с самим собою, и потом сказал: «Ведь я сам разделял эти иллюзии и заблуждения с самого начала своего царствования, даже ободрял к тому! Нет, не мне карать за них!» Государь знал имена многих заговорщиков; их всех легко было бы своевременно арестовать и предупредить возмущение, вспыхнувшее 14 декабря 1825 г. при воцарении имп. Николая I, но Александр молчал и бездействовал. «Как будет угодно Богу» — вот мерило, каким он руководился в своих действиях за последние годы. Это особенно ярко сказалось в вопросе о престолонаследии.

7. Престолонаследие. У имп. Александра не было детей (две дочери умерли в самом раннем возрасте), и престол, согласно закону 5 апреля 1797 г., должен был перейти к старшему брату, цесаревичу Константину; но тот, под тяжелым впечатлением событий 11 марта 1801 г., решительно отказался от короны, которая вследствие этого переходила к следующему брату, Николаю. Имп. Александр ознакомил последнего с намерением Константина еще в 1819 г. В следующем году, разведясь со своей женой, вел. княгиней Анной Федоровной, Константин вступил в морганатический брак с полькой Иоанной Грудзинской (1820, 12 мая), получившей перед браком от государя титул княгини Лович, и в 1822 г. официально заявил о своем отказе от престола, на что и получил согласие от царствующего брата. Тогда имп. Александр особым манифестом (1823, 16 августа) заявил об отказе Константина и о передаче его прав Николаю; но и отказ цесаревича, и манифест государя держались в строжайшей тайне и в запечатанном пакете переданы Александром на хранение в Московский Успенский собор с надписью на конверте: «хранить до востребования моего, а в случае моей кончины открыть прежде всякого другого действия». Кроме подлинного распоряжения две копии с него с такой же надписью были положены в сенат и в Государственный Совет. Об акте знали только мать государя, императрица Мария Федоровна, московский митрополит Филарет, Аракчеев, кн. А.Н. Голицын да принц прусский Вильгельм (будущий император германский Вильгельм I).

Тайна была соблюдена даже от самих братьев, т.е. от тех, кто ближе всех был заинтересован в этом деле и более чем кто иной имел право быть осведомленным хотя бы для того, чтобы предстоящая смена на престоле не застала их врасплох: Константин не знал, облечен ли в форму закона его отказ от своих прав и передача их младшему брату, а Николаю если что и было известно о его назначении наследником, то лишь по глухим намекам матери. Посвященный в тайну князь Голицын указывал Александру на опасность оставлять общество в неведении о принятом решении, убеждал государя в предупреждении печальных недоразумений обнародовать отречение Константина, но тот отвечал ему: «Положимся в этом деле на господа Бога; он устроит все лучше нас, слабых смертных». Тайна, действительно, была соблюдена до самой смерти императора, но дорого обошлась России: будь она вовремя раскрыта, едва ли стал возможен бунт 14 декабря.

8. Разлад с самим собой. Отдавшись религиозно-мистическим утопиям, имп. Александр не мог заниматься государственными делами с прежним увлечением; он устал царствовать; бремя правления его тяготило, и мало-помалу он «окончательно отстранился от забот по внутреннему управлению, доверившись одному только человеку — Аракчееву»; а тот, пользуясь нравственным упадком сил и энергии государя ставил министрами своих креатур и, можно сказать, самодержавно управлял всем государством. Как бы чувствуя свое бессилие, Александр беспомощно опускал руки. А, между тем, он не мог не сознавать, что живет в разладе с обществом, — это бередило еще сильнее его душевную рану. Он сделался меланхоличен,недоверчив, уединялся и все больше и больше углублялся в чтение Библии. Неутешная грусть владела его душой. К тому же всю жизнь его мучили угрызения совести: мысль, что он косвенный участник в трагическом событии 11 марта 1801 г., не давала ему покоя. С разбитым сердцем принял он корону после смерти отца и за все свое царствование никогда не забывал, как она досталась ему. Жизнь не дала Александру удовлетворения; власть, слава, блеск не увеличили его личного счастья, не заглушили трагедии его души. Русский Гамлет, он пал, израненный, в непосильной борьбе с самим собой; задача управления оказалась ему не по силам, и он сошел со сцены, уступив место новым, свежим силам, обладавшим более твердой волей и более ясной, хотя и более односторонней и жестокой программой.

VIII. Имп. Николай I. Обзор его царствования

1. Самодержавие. Имп. Николай получил воспитание, во многом отличное от воспитания старшего брата Александра. Были у них и общие черты: любовь к военному делу, особенно к внешней показной стороне ее; они оба пленялись военным искусством как искусством, в особенности Николай. Исключительно военное воспитание выработало из него хорошего фронтовика, а служебная дисциплина наложила отпечаток и на все миросозерцание: он требовал безусловного, безотчетного повиновения приказаниям во всех областях человеческой жизни и не выносил людей, несходных с ним в убеждениях, симпатиях или наклонностях. В этом отношении имп. Александр был гораздо терпимее или разностороннее младшего брата: и в молодости, и в зрелые годы ему всегда были близки запросы духовной жизни, и в то время, как Николай всегда оставался государем и только государем, строгим, требовательным, неуклонно шедшим по раз избранному направлению, Александр, казалось, хотел оправдать пожелания, какими поэт Державин встретил его появление на свете, сказав:

Будь на троне человек!

Так же одинаково ценили оба императора самодержавную власть, цепко держались ее, но либеральные идеи, привитые ему Лагарпом, побуждали Александра действовать нередко вразрез с принципами самодержавия, Николай же по самому воспитанию своему более ограниченный, никогда не знал никаких колебаний душевных, не допускал компромиссов и слепо служил одной идее — сохранению существующей формы правления, установленной господом Богом, освященной веками и всем историческим прошлым. Этот принцип самодержавия Николай «проводил неумолимо во все области и отрасли материальной и духовной жизни; он мнил себя высшим опекуном мыслей, настроений и образа действий своих подданных» (Котляревский). В таком взгляде особенно укрепила его трагическая обстановка вступления на престол. В день 14 декабря 1825 г. смертельная опасность грозила его жизни, его трону и самодержавной власти; хотя опасность и была устранена, но на всю жизнь оставила у Николая горький осадок на дне души; Николай никогда не мог забыть этого дня и все 30 лет своего царствования неустанно и неумолимо боролся со своим врагом: с новыми веяниями, порожденными Великой Французской революцией и властно господствовавшими в ту пору над умами Западной Европы.

2. Дворянское сословие. Четырнадцатое декабря определило еще в другом отношении поведение имп. Николая: заговор составили представители высших слоев дворянского сословия, «сливки» тогдашнего общества, люди, принадлежавшие к среде, которой была доступна непосредственная близость и общение с самим государем; заговорщики были люди его крута, — и тем с большей горечью и обидой почувствовал Николай нанесенную ему рану. Настоящий жрец самодержавия, он cделал себе из него культ, и удары, наносимые самодержавной власти, принимал за личную обиду и оскорбление. Вот почему к дворянству-сословию он на всю жизнь сохранил подозрение и недоброжелательство, хотя при случае и не отказывался называть себя «первым дворянином в России», а самих дворян — «главной опорой престола».

Отношения верховной власти к дворянству стали складываться шероховато еще задолго до имп. Николая. Началось с попытки верховников и шляхетства ограничить самодержавие имп. Анны Иоанновны (1730); попытка не удалась, но давно желанной льготы — сокращения срока военной службы — дворянство все же добилось. Влиятельная и решающая роль гвардии в дворцовых переворотах 1740, 1741 и 1762 гг. должна была неизбежно оказать известного рода моральное давление на верховную власть, и Жалованные грамоты дворянству 1762 и 1785 гг.: первая — совершенно освободив от военной службы, другая — создав самостоятельную и автономную корпорацию с широкими привилегиями, были в значительной степени выражением этого давления. Русские государи не могли не сознавать, что при всем их самодержавии они были нравственно зависимы. Екатерина II, со своим тонким умом, умела скрывать эту зависимость под очаровательной улыбкой, вовремя идя навстречу требованиям дворянского и, в частности, придворного класса, умея придать своим действиям характер не вынужденного, а добровольного решения; к тому же ей это облегчал склад ее мыслей, так как сама она была истою дворянкой и в душе сочувствовала сословным привилегиям; зато капризному и деспотическому Павлу I такие корпоративные права были совсем не по нраву; вдобавок, сюда примешались оскорбительные воспоминания о роли дворянства в делах низложения и смерти его отца, — и он, не задумавшись, уничтожил Жалованную грамоту своей матери.

Те же самые мотивы создали стену отчуждения между дворянством и Александром I. Помимо того, что как воспитанник Лагарпа Александр был вообще против сословных привилегий, он был в последние годы царствования Екатерины II свидетелем моральной распущенности, царившей в придворных кругах, и еще с того времени вынес невысокое мнение о них. «Каждый день (говорил он в те годы) я страдаю, когда мне приходится являться ко Двору, и кровь портится во мне при виде совершаемых на каждом шагу низостей, ради получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах и медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе людей, которых не желал бы иметь у себя и лакеями, а между тем они занимают здесь самое высокое положение». Помимо того, после памятной ночи 11 марта Александра постоянно бередило сознание, что престол русских самодержцев стал игрушкой в чужих руках. Вообще, в своих отношениях к дворянству имп. Александр близко подходил к отцу: он восстановил действие Жалованной грамоты 1785 г. против своего убеждения, исключительно под внешним давлением. Не питая к дворянству как к классу никаких симпатий, он охотно провел вместе с семинаристом Сперанским две меры, направленные к тому, чтобы поставить дворянство на уровень общих требований, предъявляемых к остальным классам общества. Эти меры были: указ о придворных званиях (1809, 3 апр.) и указ о чинах гражданских (1809, 6 апр.).

Со времен Екатерины II придворные звания камер-юнкера и камергера, хотя бы полученные еще в колыбели, давали право на чин пятого и шестого класса (по Табели о рангах). «При таком простом способе достигать высших чинов без труда и в праздности молодые люди знатнейших фамилий часто проводили жизнь в одной светской суете, без всяких серьезных знаний, а если и решались иногда вступать в действительную службу, то без опытности, без деловой подготовки, с одним поверхностным в тогдашнее время большей частью французским воспитанием, нередко занимали по придворным своим чинам сразу высшие места, к огорчению заслуженных подчиненных» и в прямой ущерб самому делу (барон Корф). Указ 3 апреля положил этому конец, предписав неслужащим камергерам и камер-юнкерам обязательно избрать какой-либо род действительной службы, военной или гражданской, а на будущее время считать эти звания простыми отличиями, не дающими права ни на какой чин. Согласно же второму указу, производство в чин коллежского асессора (8-й класс) обусловливалось предъявлением университетского диплома, а для получения чина статского советника (5-й кл.), помимо того, требовалось еще предварительное нахождение на службе в течение 10 лет, не менее.

3. Бюрократия. Не доверяя дворянскому сословию, опасаясь с его стороны повторения попыток в духе 14 декабря, Николай, не уничтожая дворянского самоуправления и в иных случаях даже расширяя его (право выбора председателей уголовных и гражданских палат), старался, однако, использовать его как орудие правительственных предначертаний. Приравняв службу по выборам к службе государственной, вознаграждая ее такими же чинами и орденами, как и ту, имп. Николай поставил ее в прямую от себя зависимость и низвел служащего дворянина на степень простого чиновника. Уже в царствование Александра I стала приобретать вес чиновная бюрократия, — с воцарением Николая I она окончательно выдвинулась на первое место. Ставленники правительства, чиновники были послушными, слепыми исполнителями его предписаний и никакой самостоятельностью в делах не пользовались. Что же до Жалованной грамоты 1785 г., то, формально не уничтожая ее, имп. Николай, когда это было надо, не останавливался и перед прямым ее нарушением. Так, он запретил юношам моложе 18 лет ездить за границу для усовершенствования в науках (1831); ограничил срок пребывания там вообще всех дворян (1834), а по отношению неправославных дворян западных губерний пошел особенно далеко, восстановив обязательную для них службу и смотры, т.е. вернув их на положение до 1762 года.

4. Разрыв с обществом. Таким образом, прежнее дворянство было оттеснено новым классом — бюрократией. Но дворянство представляло собой в ту пору духовные силы страны, культурные верхи общества. Его устранение от дела имело поэтому чрезвычайно пагубные последствия. В чиновничестве правительство не нашло надлежащих сил, чтобы справиться с текущими нуждами государства; одного послушания и исполнительности было еще недостаточно. К тому же недоверие к свободно высказанному мнению, отсутствие всякой гласности привели к тому, что и чиновничество на деле не было ни послушным, ни исполнительным. В судах, в управлении царил бездушный формализм, грубый эгоизм, гнет сильного над слабым, явное нарушение закона и справедливости. Правительство проводило всюду строгую дисциплину, требовало во всем безусловного повиновения, не допуская и мысли, чтобы кто иной, помимо его, имел право и способность «рассуждать» и «сметь свое суждение иметь».

Лучшая часть русского общества не могла примириться с таким положением: эпоха Александра I уже приучила ее к известной самостоятельности суждения, к критике; пробудился интерес к делам общественным и государственным; принимать живое участие в судьбах своей родины, следить за ростом духовной жизни Зап. Европы в области политики, философии, искусства, литературы и социальных отношений — стало насущной потребностью наиболее развитых кругов. Не находя ей выхода, общество отшатнулось от правительства, а правительство платило ему тем же, видя в нем своих тайных недоброжелателей. Брожение умов, сказавшееся в Зап. Европе Июльской и Февральской революциями 1830 и 1848 гг., восстания бельгийцев, поляков и венгров, революционные движения в Италии и Германии вырыли еще более глубокую пропасть, которая особенно ощутительно дала знать о себе в последние годы царствования имп. Николая, когда борьба с внешним врагом (Крымская война 1853—1856 гг.) потребовала от страны необычного напряжения и когда в решительный момент пришлось воочию убедиться, что одного бюрократического аппарата далеко недостаточно, чтобы справиться с бедой.

5. Умственные силы страны. Намерения имп. Николая в общем были весьма благие: он сознавал необходимость коренным образом изменить положение крепостных крестьян, улучшить суд, законы, управление, поднять финансы, народное образование; но орудие, которым он мог пользоваться — чиновничество — не стояло и не могло стоять на высоте своего положения, и потому чего-либо существенного императору не удалось сделать за все 30 лет своего управления государством. Между тем умственные силы страны («интеллигенция», как их принято называть в последнее время), лишенные активной деятельности, ушли в себя и, оторванные от жизни, породили тот тип людей, который получил в нашей литературе название «лишних людей», «гамлетов Щигровского уезда», «рудиных», «обломовых». Единственно свободным поприщем для сил, искавших выхода, оставалась область художественного творчества и кабинетной работы, и царствование Николая I действительно связано с целым рядом блестящих имен, составивших гордость и славу нашей литературы, искусства и науки.

Жуковский, Пушкин и Боратынский, уже сложившиеся в предыдущее царствование, дали при Николае I наиболее сильные и вынужденные образцы своего поэтического таланта; продолжал работать еще и старик Крылов; исключительно этому 30-летию принадлежат Лермонтов, Гоголь, Полежаев, Александр Одоевский, Кольцов, Шевченко, Сергей Аксаков. В ту же пору впервые выступили со своими произведениями и уже успели развить и проявить свои дарования Тургенев, Достоевский, Аполлон Майков, Фет, Полонский, Некрасов, Островский, Гончаров, Григорович, Лев Толстой. В живописи особенно выделились Венецианов, Брюллов, Федотов, Иванов; в музыке — Глинка. В научной области большие успехи сделала отечественная историография: труды Погодина, Каченовского, Полевого, Соловьева и Кавелина значительно двинули вперед изучение нашего прошлого. Тогда же определились исторические интересы и Костомарова (главная деятельность которого относится к царствованию Александра II). Преимущественно к Николаевской же эпохе относится и деятельность замечательного русского ученого, профессора Казанского университета Лобачевского (1793—1856): он создал свою особую геометрию («геометрия Лобачевского»), которая заняла в науке место наряду с геометрией Эвклида, наглядно доказав, что Ломоносов не ошибался, говоря:

Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Нсвтонов
Российская земля рождать.

Политическая мысль не могла, однако, заглохнуть совершенно, но она ютилась в кружковых собраниях, избегавших гласности, или робко, иносказательно проявляла себя в письменной речи — в рассуждениях на философские темы, в критике литературных произведений. Сюда принадлежат братья Киреевские, Хомяков, Валуев (славянофилы), Чаадаев, Станкевич, Герцен, Огарев, Бакунин, Белинский, Грановский, Валериан Майков (западники), кн. Б.Ф. Одоевский, Петрашевский. Их отношение к современной действительности было отрицательное, и их умственная работа в значительной степени подготовила будущую эпоху реформ в царствование имп. Александра II.

6. Крестьянский вопрос. Имп. Николай сочувствовал идее освобождения крестьян, старался улучшить их положение, но приступить к коренной реформе не решался. Для обсуждения положения крестьян один за другим учреждались секретные комитеты (числом до девяти: в 1826, 1835, 1839, 1840, 1844, 1846, 1848, 1849 гг.), в эти комитеты подавались и в них обсуждались различные проекты, авторы которых каждый предлагал свои меры (Сперанский, гр. Кочубей, Киселев, гр. Перовский, кн. Друцкой-Соколинский и др.), но практических результатов комитеты и проекты не дали никаких. Институт крепостного права крепко сросся с бытом и понятиями помещичьего класса, и тронуть его еще опасались. Сперанский предложил было даровать личную свободу, сохранив крепость лишь по земле, т.е. вернуться к положению, созданному Соборным Уложением 1649 г., но и такой умеренный возврат к старому казался чрезвычайно опасным, как расшатывающий устои общественного строя. Хотели во что бы то ни стало избежать двух зол (как их понимали в то время): не освобождать крестьян без земли и не повторять того, что было сделано при Александре I в Остзейском крае, справедливо полагая, что это поставит лично свободного, но безземельного крестьянина в положение батрака-пролетария; и — в то же время — не наделять крестьян землей, чтобы не лишить земель дворянства и не создавать опасной «демократии». Выход нашли в создании т. наз. обязанных крестьян (указ 2 апреля 1842 г.). Согласно этому указу, крестьянин получал личную свободу, земля продолжала оставаться вотчинной собственностью помещика, но он уступал известный участок в пользование крестьянину за плату, размер которой зависел от качества и доходности самого участка. Леса, оброчные статьи и богатства в недрах земли оставались при этом собственностью помещика.

Практического значения закон 2 апреля не имел никакого. Проведение его в жизнь обусловливалось исключительно добровольным согласием помещика. Хотя имп. Николай открыто называл крепостное право злом, признавал, что «ныне мысли уже не те, какие бывали прежде, и всякому благоразумному наблюдателю ясно, что теперешнее положение не может продолжаться навсегда»; однако, по его мнению, «прикасаться к этому злу было бы злом еще более гибельным», и всякая мысль о том явилась бы «преступным посягательством на общественное спокойствие и благо государства». Он не решался приказывать, предоставляя времени и опыту показать, когда и поскольку возможен будет переход от добровольных соглашений к обязательным. Землевладельческий класс широко использовал такое заявление: громадное большинство не желало никаких изменений в своих отношениях к крестьянам и легко свело закон 2 апреля к мертвой букве.

Озаботиться о положении крестьян побуждали не только чувство справедливости и гуманности, но и соображения материальные: подневольный труд обходился значительно дороже свободного, тормозил экономическое развитие страны, обусловил ее бедность и экономическую отсталость. Именно по этим соображениям министр внутренних дел, граф Перовский, сам в душе крепостник, признавал необходимость полного освобождения крестьян (1845). Но среди высшей бюрократии перевесило другое мнение: в помещике, владеющем крестьянами, видели орудие и опору самодержавия и потому признали невозможным стать на точку зрения Перовского (1846). 8 ноября 1847 г. крепостным дозволили в случае продажи имений с публичного торга выкупать себе свободу вместе с землей, но революционные движения 1848 г. в Зап. Европе дали основание даже и эту робкую попытку улучшения крестьянского быта признать опасной: указ вскоре был отменен (1849, 19 июля). В таком положении обстояло дело, когда на престол вступил Александр II, Царь-Освободитель.

IX. Правительственная деятельность имп. Николая I

1. Негласный Комитет 6 декабря 1826 г. Основанный с целью пересмотра всех частей государственного управления и для лучшего их устройства, он выработал (гр. Кочубей и Сперанский) проект преобразования центральных и областных учреждений, отделение судебной власти от административной и занялся судьбой крепостного населения; но июльская революция (1830) и восстание поляков (1831) помешали осуществлению намеченного плана и лишили работы Комитета практического значения.

2. Свод Законов Российской Империи (1833), составленный (специально с этою целью основанным) Вторым Отделением Собственной Е.И. Величества Канцелярии, по плану и при деятельном участии Сперанского. В таком своде давно уже чувствовалась настоятельная потребность. Со времени издания Соборного Уложения 1649 г. накопилось множество законов и указов, совокупность которых представляла массу постановлений уже отживших, не соответствовавших новым условиям жизни, нередко противоречивых; даже простое ознакомление с ними представляло часто неодолимые затруднения, не говоря о простой публике, но даже для специалистов: указы были рассеяны во множестве отдельных изданий, не всегда имевшихся под рукой даже в правительственных учреждениях и, тем более, мало доступных частному лицу. Теперь, с появлением 15-томного «Свода Законов», каждый мог получить ясное представление о том, на каких основаниях построено и зиждется Русское государство, какими правами обладает и какие обязанности несет на себе население, где ему искать суда и расправы, вообще, чем руководиться, устраивая свою жизнь, личную, семейную и общественную.

Все действующие законы сведены в две основные группы: законы государственные и законы гражданские. Первые определяли положение верховной власти (основные законы), государственных установлений (правительственные учреждения, центральные и областные), действия государственной власти и ее органов; отношение к ним населения. К этой же группе принадлежали законы о состояниях (сословия), о благочинии (полиция), об уголовных преступлениях (нарушения установленного порядка). Другая группа определяла гражданские права русских подданных и охранение этих прав: семейное право (отношения между членами семьи; завещания, наследование), права имущественные, частный кредит (вексельное право, долговые обязательства), торговлю, промышленность, взыскания по нарушению принятых на себя обязательств и проч.

3. Свод Военных Постановлений (1839) — аналогичный предыдущему.

4. Полное Собрание Законов Российской Империи (1830). Одновременно с составлением Свода Законов, Второе отделение, под наблюдением и по мысли того же Сперанского, собрало (однако далеко не все, несмотря на название полного) законы и указы, изданные со времен Уложения царя Алексея Михайловича до воцарения имп. Николая I. Сорок пять (45) объемистых томов в большую четверку содержат 30920 актов и представляют громадной ценности материал не только по истории нашего законодательства с 1649 по 1825 г., но и вообще по истории России: внешняя политика, управление, суд, финансы, промышленность, торговля, церковь, сословные отношения, военное и морское дело, народное образование, народный быт, колонизация, отношения к инородцам и многое еще другое — обо всем этом за указанный период без Полного Собрания Законов нельзя получить отчетливого и правильного представления. Продолжение «Собрания» составили: Второе Полное Собрание Законов (Спб. 1830—1884; 55 томов и два тома приложений) — узаконения с 12 декабря 1825 г.; и Третье Полное Собрание Законов — акты со времени вступления на престол имп. Александра III.

5. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (1845). Здесь приведены в систематический порядок действующие уголовные законы — работа, аналогичная со Сводом Законов; на ней до последнего времени было построено все действующее уголовное право империи.

6. Отделения Собственной Е.И. Величества Канцелярии. Канцелярия состояла из шести (самостоятельных в своем управлении) отделений (три первых учреждены в 1826, а четвертая — в 1828 г.). Первое Отделение ведало непосредственные распоряжения государя и рассматривало прошения, подаваемые на его имя. Второе — заменило прежнюю Комиссию составления законов и занималось приведением в порядок действующих законов. Этим отделением приготовлены были Полное Собрание Законов, Свод Законов и Уложение 1845 года. Третье отделение представляло высшую полицию; круг его ведомства: секты и расколы; фальшивые монетчики; лица, подозрительные в политическом отношении; периодическая печать; кроме того, оно ведало театральную цензуру, дела о жестоком обращении помещиков с крестьянами. Четвертое отделение ведало учреждения, находившиеся под управлением императрицы (ныне Ведомство императрицы Марии): женские учебные заведения, воспитательные дома, дома трудолюбия, опекунский совет. Пятое и шестое отделения (управление казенными крестьянами и Закавказским краем) учреждены были одновременно и вскоре закрыты.

7. Министерство государственных имуществ. Оно было учреждено (1837) для попечительства о государственных крестьянах.

8. Потомственное и личное дворянство. Служба со времен Петра Великого давала право не только на чин, но и на дворянство. Первый обер-офицерский чин в военной службе (XIV класс по Табели о рангах) и коллежского асессора по гражданской (VIII кл.) давали потомственное (столбовое) дворянство. Лиц, имеющих чины ниже VIII класса, Екатерина II причислила к личному дворянству (это значило, что дети личного дворянина не становились дворянами, если сами не выслуживали себе дворянство), с тем, однако, что если дед, отец и сын имели чины, приносящие личное дворянство, то потомству предоставлялось право просить себе дворянства потомственного. Раньше такие льготы вызывались желанием привлечь людей на государственную службу; но ко времени имп. Николая I она перестала отпугивать, от нее не только не отказывались, но сами добивались ее, и в целях задержать быстрое нарастание класса выслуживавшихся дворян, требования для получения дворянского звания были значительно повышены. Требовалось:

для потомственного дворянства:

а) первый штаб-офицерский чин (VII кл., майор),

б) гражданский чин V класса; (статский советник), для личного дворянства:

а) первый обер-офицерский чин (XIV кл., прапорщик),

б) гражд. чин IX кл. (титулованный советник).

9. Финансовая реформа. Ассигнация и кредитные рубли. С 1769 г. в России введены были ассигнации: разменные билеты или ассигновки на променный банк взамен медных денег, обороты с которыми на значительные суммы представляли большое неудобство. Ценность ассигнаций обеспечивалась особым капиталом (сперва в медной, потом в серебряной монете), положенным на хранение в банке. Вскоре, однако, ассигнации получили характер бумажных денег; выпуск их в количестве, значительно превышающем наличное обеспечение, а также обилие появившихся в обращении фальшивых, понизили их рыночную ценность: в 1815 г. ассигнационный рубль упал до 20 коп. серебром. Позже, изъятием некоторого числа ассигнаций из обращения (их сожгли), а также путем займов, удалось поднять его стоимость до 28 коп., но не больше. Постоянные колебания ассигнаций в цене создали большие затруднения при расчетах, при уплате повинностей, удорожили жизнь — понадобилась коренная реформа денежного обращения, которую и провел министр финансов граф Канкрин.

За монетную единицу был принят серебряный рубль, курс ассигнаций установлен постоянным, по расчету 3 рубля 50 коп. ассигнационных за серебряный рубль (что почти совпадало с тогдашней стоимостью ассигнаций: 28 + 28 + 28 + 14 = 98). Несколько позже (1843) ассигнации были изъяты совсем из обращения, вместо них выпущены кредитные билеты, причем кредитный рубль приравнивался 3 рублям 50 коп. ассигнационным, иначе говоря, ему была придана та же ценность, что и серебряному или золотому. Этой реформой достигнута надлежащая устойчивость монетной единицы. До Крымской войны кредитный рубль везде: и в России, и за границей, ходил наравне с металлическим рублем; но последовавший затем быстрый рост государственных расходов и несоответствие количества находившихся в обращении билетов с металлическим запасом (который обеспечивал свободный обмен кредиток на золото или серебро) снова уронил их ценность, так что курс кредитных билетов со второй половины 19-го ст. приобрел ту же опасную неустойчивость, как некогда и ассигнации.

10. Школа и просвещение

А. Правительственные меры о народном образовании складывались в царствование имп. Николая I под сильным воздействием политических событий, переживаемых в ту пору Европой. Напуганный революционным движением на Западе, имп. Николай опасался, как бы вместе с просвещением не проникли в Россию идеи свободы и равноправия, способные расшатать существующий государственный строй. Государь, несомненно, заботился о народном образовании, завел немало новых учебных заведений, средних и высших; но само образование он допускал лишь при условии усвоения его «в меру» («чтоб ум за разум не зашел»); в образовании видел не столько цель, сколько полезное и необходимое подспорье к лучшему исполнению служебных обязанностей, вследствие чего характер и сам объем его считал нужным сообразовать с той службой, какая в будущем могла предстоять учащемуся. Каждому состоянию (сословию) был предназначен свой круг знания. Хотя законом прямо это и не устанавливалось, но в действительности гимназии служили школой преимущественно для дворян, уездные училища — для купечества и обер-офицерских детей (детей личных, непотомственных дворян); приходские школы — преимущественно для крестьян, мещан и мелких промышленников. Желание оградить юношество от революционных идей побудило правительство взять на себя, кроме образования, также и его воспитание, особенно дворянской молодежи. Учреждены были особые «дворянские институты», а при гимназиях «благородные пансионы» (числом до 50), где ученики жили изолированно от общества и семьи.

Б. Особенно в тяжелом положении очутилась русская школа после Февральской революции 1848 г. во Франции и вызванного ею брожения умов в остальной Европе. Был принят ряд суровых мер в целях заградить доступ в Россию, и в частности в русские гимназии и университеты, либеральных идей. Обучение и поведение учащихся подверглось подозрительному надзору, увеличена плата за учение, ограничен прием учащихся (в университеты); прекращена посылка за границу молодых ученых для усовершенствования в науках. Университеты лишь терпели, как «неизбежное зло», старались направить молодежь преимущественно в военно-учебные заведения, доказывая, что «университетское образование не есть необходимость». Философия была совсем изгнана из программы преподавания («польза философии не доказана, а вред от нее возможен»); на уроках географии предписывалось упоминание об образе правления в чужих государствах «как можно короче»; в истории Древнего Рима останавливаться преимущественно на временах императоров, выставлять величие этой эпохи и, наоборот, затушевывать доблести исторических деятелей республиканского периода.

Сообщать о текущих событиях за границей дозволено было одной только правительственной газете («Северная пчела»). В области истории нельзя было писать о временах междуцарствия (1610—1613), народных волнений (Болотников, Стенька Разин, Пугачев), о древних нравах и обычаях русского народа. После смерти Гоголя (1852), нарисовавшего в своем «Ревизоре» и в «Мертвых душах» яркую картину отрицательных сторон русской жизни, о нем нельзя было упоминать в печати, восхваляя как писателя.

В. Учебные заведения, основанные в царствование имп. Николая I.

1) Киевский университет (1835).

2) Римско-католическая Духовная Академия в Вильне, позже в Петербурге (1833).

NB. Академия и Киевский университет должны были заменить Виленский университет, закрытый (1832) после Польского восстания.

3) Главный педагогический институт в Петербурге (1828).

4) Училище Правоведения в Петербурге (1835).

5) Технологический институт в Петербурге (1828).

6) Строительное Училище (ныне Институт Гражданских Инженеров) в Петербурге (1842).

7) Межевой Институт в Москве (1844).

8) Николаевская Морская Академия в Петербурге (1827).

9) Николаевская Военная Академия в Петербурге (1830).

10) Одиннадцать кадетских корпусов (в разное время).

11) Дворянские институты (Москва, Вильна, Пенза, Нижний Новгород; в разное время).

X. Внешняя политика

А. Запад

В своих отношениях к западноевропейским державам имп. Николай всецело опирался на начала, положенные его предшественником в основу Священного Союза: законное происхождение власти («легитимизм») и охрану существующего порядка. По всему своему душевному складу, еще более, чем его брат, убежденный сторонник «законной власти», Николай считал нравственным долгом самодержавного государя стоять на страже охранительных начал, всегда готовый вступить в открытую борьбу со всем, что носило на себе ненавистный ему отпечаток противодействия и расхождения со старым порядком, и не только у себя дома, в России, но и повсюду в Европе. Между тем николаевское царствование как раз совпало, в Западной Европе, с борьбой нового поколения, воспитанного на Французской революции и наполеоновских войнах, против того самого порядка, который взят был Николаем под защиту. Общественная и политическая жизнь на Западе стала складываться сообразно требованиям демократически настроенных средних классов, т. наз. буржуазии, и потому охранительная политика русского царя, явно враждебная им, встречала в либеральных кругах Европы открытое порицание. Это отчуждало Запад от России; в последней видели оплот деспотизма, тем более ненавистный, что военная мощь ее являлась постоянной угрозой для нового порядка

Когда в Бельгии вспыхнуло восстание, и население, нарушая постановления Венского конгресса, отторглось от Голландии, провозгласив свою политическую независимость (1830), Николай решился немедленно послать туда войска, чтобы силой подавить восстание, и только домашние затруднения (польское восстание) помешали ему исполнить свое намерение. Николай никогда не мог примириться с мыслью, что по свержении французского короля Карла X (июльская революция 1830 г.) Людовик-Филипп Орлеанский согласился принять корону «из рук бунтовщиков»; он видел в этом оскорбление, нанесенное всем вообще государям, священной идее божественного происхождения верховной власти, и долгое время в течение нескольких лет отказывался назвать Людовика-Филиппа «королем». Точно также и Наполеону Бонапарту, когда тот совершил государственный переворот и провозгласил себя императором (1852, 2 дек.), он отказал в названии «брата», в обычной форме обращения одной коронованной особы к другой. Когда венгры, в 1849 г., поднялись против австрийского императора и грозили его престолу, Николай двинул против них войска и подавил восстание: во имя легитимизма он принес народные силы и средства в жертву интересам, России совершенно чуждым, и спас державу, в сущности бывшую всегда нашей соперницей в восточных делах.

Чем неуклоннее отстаивал Николай I легитимные начала там, где жизненные интересы России нисколько не были затронуты, тем конечно, с большей энергией взялся он за подавление польского восстания (1830— 1831), и в данном случае правда была, безусловно, на его стороне: затронуты были честь и самые жизненные интересы России. Николай расходился с имп. Александром во взгляде на польские дела и не сочувствовал конституции, которую тот даровал полякам; но вступив на престол, он не только носил титул «польского короля», но и торжественно короновался в Варшаве польской короной (1829, май). Но поляки все время мечтали о том, чтобы разорвать личную унию с Россией. Нация с богатым историческим прошлым не могла примириться с той слабой формой зависимости, какая связывала ее теперь с русскими; их разделяла давнишняя вековая вражда и память о прежних взаимных обидах, тем более что поведение русских властей в Польше нередко давало справедливое основание к жалобам. Июльская революция во Франции послужила сигналом к восстанию, но оно было подавлено, самостоятельность Польши уничтожена и поляки снова, как и после Третьего раздела 1795 г., стали простыми подданными русского государя.

Лояльным и неуклонным выполнением принятых на себя обязательств и договоров, рыцарским поведением, полным благородства и бескорыстия в отношении союзных и дружественных монархов, имп. Николай в значительной степени напоминает своего отца, имп. Павла; к сожалению, обязательства, добровольно им принятые, вытекали большей частью не из здравого понимания реальных интересов России, а из ложно понятого легитимизма боязни революционного призрака, который он готов был видеть в любом проявлении независимой мысли и взгляде, не сходном с его собственным. Отношение Николая к Бельгии и Франции создало ему всеобщее нерасположение; венгерской кампанией он навлек на себя ненависть венгров, не обеспечив, однако, себе и со стороны Австрии никакой благодарности; а подавление польского восстания, необходимое и неизбежное, надолго связало с именем русского государя представление, как о «мучителе и притеснителе народных вольностей». В Европе Россию не любили и в то же время боялись; Англия и Франция, стоявшие во главе либерального движения, держали себя явно враждебно и при первой же возможности поспешили нанести ей тяжелый удар (Крымская война 1853—1856 гг.). Имп. Николай доверчиво опирался на Австрию, и казалось, с полным основанием: ею управлял Меттерних, такой же, как и он, сторонник легитимизма и не менее его убежденный враг либеральных новшеств; однако Австрия действовала по отношению к России двоедушно и своим поведением во время Крымской войны наглядно показала, как сильно ошибался в ней Николай I.

Б. Восток

Присоединение Крыма и договоры, заключенные имп. Екатериной II с Турцией (Кучук-Кайнарджийский, 1774 г., и Ясский, 1791 г.), придвинув южную границу к самому морю, завершили собой Черноморский вопрос; вековая борьба с азиатским Востоком продолжалась, как и в старое время, но наряду с ней вырастает другая — с Востоком европейским, так же, как и тот, мусульманским, так же, как и тот враждебным христианскому миру. Черноморский вопрос с конца XVIII в., можно сказать, сменился двумя самостоятельными, хотя и тесно между собой связанными: это отношения специально к азиатским народам и отношения к Турецкой империи, к т. наз. «Ближнему Востоку». Отношения к Ближнему Востоку сводятся к т. наз. Восточному вопросу.

а) азиатский Восток

1) Персия. Еще при Екатерине II Россия приняла под свое покровительство Грузию (1783); позже, при имп. Павле, грузины по собственному желанию приняли русское подданство, и вся территория Грузинского царства вошла в состав Российской империи на том же положении, как и остальные области (1801). Этим заложен был прочный фундамент русской власти за Кавказом, зато присоединение Грузии неизбежно вело к столкновению с Персией: раньше все Закавказье находилось в сфере ее влияния. Уже имп. Екатерина вела с персами войну (походы Гудовича и Зубова, 1795 г.); война приостановилась с воцарением Павла, но возобновилась при Александре и велась целых 9 лет (1804—1813). Договор в Гюлистане (1813, 12 окт.) принудил Персию уступить нам, кроме Грузии, еще Имеретию, Гурию, Мингрелию, Абхазию, Дагестан, Карабах и признать за Россией право держать на Каспийском море военный флот. Однако 12 лет спустя, пользуясь переменой на русском престоле, персы возобновили борьбу; новая война, уже при имп. Николае, ознаменовалась рядом блестящих успехов. Главнокомандующий русскими войсками генерал Паскевич разбил персов под Елизаветполем (1826), занял Нахичевань, Эривань, Тавриз, подошел к самой столице Персии, к Тегерану (1827), и принудил шаха к миру. По Туркманчайскому договору (1828, 10 февр.) Россия приобрела ханства Нахичеванское и Эриванское и с тех пор стала твердой ногой в Закавказье.

2. Северный Кавказ. Утверждение в Закавказском крае поставило на очередь другую задачу: обеспечить правильное общение с ним сушей, не одним морем, и так как на пути стояли полудикие народцы Северного Кавказа, то военные действия были направлены в эту сторону. Война на Кавказе велась упорная и кровопролитная, совсем особенная, не похожая на другие русские войны: собственно сражений, когда противники сходятся большими массами, не велось почти вовсе; зато постоянно происходили мелкие схватки и стычки, устраивались засады или нападали в одиночку; боролись не армиями, а отдельными отрядами. На Кавказе постоянно приходилось пробиваться то через высокие горные перевалы, то через лесистые ущелья, вести борьбу с природой не меньше, чем с самим человеком. Набеги сопровождались разорением горных аулов и казацких станиц, угоном скота, захватом атаманов (заложников) с той и другой стороны. Подобно тому, как в старину в Московском государстве устраивались против татар засечные линии, так и теперь вдоль берегов степных рек воздвигались станицы, валились леса, ставились дозорные вышки, посылались наблюдательные разъезды, предпринимались карательные экспедиции. Всякое продвижение вперед добывалось с бою. Кавказские горцы, будучи ревностными мусульманами, фанатически отстаивали свои сакли и родные горы; их мюриды и имамы неустанно проповедовали священную войну против ненавистных «гяуров». Война велась почти 40 лет (1825—1864) и доведена до конца лишь в следующее царствование. Характерные особенности этой войны и обстановка, в какой она велась, нашли яркое отражение в нашей художественной литературе («Герой нашего времени» Лермонтова; «Набег», «Казаки» и «Рубка леса» Толстого).

3. Киргизская Степь и Средняя Азия. Долгое время река Яик (Урал) служила в нижнем своем течении крайней границей русских поселений к востоку от нижней Волги (яицкие казаки) несколько выше к северу, проникновение русского влияния встречало меньше затруднений: там жили башкирские племена, более податливые, более слабые силами и, вследствие гористости своей территории, более разрозненные, менее сплоченные; здесь же, за нижним Яиком, начинались воинственные племена киргизские, к тому же они жили в открытых степях, где бороться с ними было значительно труднее. Хотя в царствование имп. Анны Иоанновны русская граница была продвинута несколько вперед, и выше по течению Урала построена крепость (нынешний город Орск), но после того всякое новое продвижение надолго приостановилось. Лишь сто лет спустя имп. Николай сделал серьезную попытку пройти всю степь и утвердиться на низовьях р. Аму-Дарьи в хивинском оазисе; но Хивинский поход графа Перовского стоил больших жертв и кончился полной неудачей (1839). Однако он послужил хорошей школой, научив, что надо делать во избежание, на следующий раз допущенных ошибок. В царствование имп. Александра II предприятие было возобновлено, в больших размерах и с лучшими результатами (завоеваны Бухара (1862), Хива (1873) и Коканд (1876). Новые владения обеспечили России господствующее положение в Средней Азии, и с этой поры борьба с азиатским Востоком в том значении, с каким она велась еще со времен Владимира Святого, Мстислава Удалого, Дмитрия Донского, отошла навсегда в область истории.

б) Ближний Восток

На Ближнем, Европейском Востоке (Турция и балканские славяне) политика имп. Николая богата печальными противоречиями — неизбежный результат несогласованности национальных интересов с принципами Священного союза, которые преемник Александра I, подобно тому, тоже положил в основу своих международных отношений. Кучук-Кайнарджийский договор 1774 г., поставивший всех подданных христианского исповедания, славян и неславян одинаково, под исключительное покровительство России и тем самым узаконивший ее право вмешиваться во внутренние дела Турецкого государства, ясно указывал путь, по какому следовало идти русской политике: помогать балканским славянам в освобождении от мусульманского ига и обеспечить им самостоятельное политическое существование. С другой стороны, материальные интересы России требовали свободного прохода торговых судов через Босфор и Дарданеллы и, главное, возможности, в случае войны, запереть вражеским военным судам доступ через эти проливы в Черное море.

Но имп. Николай, желая покровительствовать своим единоверцам, решительно отказывался признать за ними право подняться против своих вековых притеснителей, видя в этом действие революционное, противное столь дорогим его требованиям легитимизма, и вместо того, чтобы содействовать распадению Турции, этого больного, как он сам выражался, человека, он предпочел поддерживать его существование. Христианская «райя», угнетенная и беззащитная, видела в могущественном православном царе естественного своего защитника, единственного покровителя и заступника. Николай же не сделал ни малейшей попытки использовать такое отношение, что было бы в интересах одинаково и балканских христиан, и самой России. Наоборот, из опасения как бы заговоры, направленные против Оттоманской Порты, не вызвали всеобщего революционного пожара на Востоке, он открыто осуждал их и предлагал султану в случае надобности помочь ему усмирить возмутившихся подданных и вернуть их к покорности, а сербов и болгар заранее предупредил, чтобы они отнюдь не надеялись на поддержку России. Когда те прислали в Петербург своих доверенных с секретными предложениями, их не только не выслушали, но даже выслали из столицы. Такое отношение к движению и заветным надеждам балканских славян было на руку европейским державам: ввиду отказа русского царя помочь своим единоверцам освободиться от ненавистного турецкого ига, они (Англия и Франция) не упустили благоприятного случая занять на Востоке то положение, которое Россия уступала им добровольно.

Славянская политика имп. Николая объясняется не одним только отвращением, какое вызывала в нем революция и все, что носило ее отпечаток, но также непониманием, в чем состояли настоящие национальные интересы России, забвением тех обязанностей, какие налагало на нас все наше прошлое. Сознание крепкой духовной связи с православным, славянским миром, столь живое и сильное во времена московские, стало заметно глохнуть начиная с XVIII в. Привилегированное положение дворянства со времени императриц Анны, Елизаветы и Екатерины; европеизация высших слоев русского общества (в сущности тех же дворян) разобщили эти слои от остальных слоев, средних и низших, и заглушили национальную идею. Хотя правительство и либеральная часть общества жили в разладе между собой, они одинаково отрицательно относились к нашей московской старине. Исключения были редки. Бюрократизм и консерватизм одних и европейский либерализм других в данном случае мало чем различались один от другого. На русском престоле национальная идея еще достаточно сильно чувствуется в мероприятиях Екатерины II, несмотря на ее чисто немецкое происхождение; зато преемники императрицы значительно уступают в чуткости к историческим заветам; они настолько отошли от них, что имп. Николай, без всякого внешнего принуждения, добровольно предлагал Австрии занять западную половину Балканского полуострова, спокойно отдавал ей земли, населенные сербами и болгарами, даже Константинополь с проливами, говоря, что они ему совершенно «не нужны».

В начале царствования имп. Николая с самой Турцией у России произошло столкновение. Уже Александр I готовился вооруженной рукой вступиться за греков: жестокости и насилия турок, равно и религиозная связь налагали на Россию моральный долг придти на помощь единоверцам; сознание этого долга побороло соображения, опиравшиеся на постановления Священного Союза, и Александр I уступил ему. С другой стороны, турки постоянно нарушали постановления Бухарестского мира 1812 г. То и другое привело к войне (1826—1828). Победы Дибича («Забалканского»): битва при Кулевчи, под Шумлой, переход за Балканы и взятие Адрианополя; а также одновременно успехи Паскевича в Малой Азии: взятие крепостей Карса, Баязета и Эрзерума заставили турок просить мира. По договору в Адрианополе (1829, 2/14 сент.) Россия увеличила свои владения северным (Георгиевским) гирлом Дуная, кавказским берегом Черного моря, продвинула на юго-западе свои границы в Закавказском крае (Ахалцых, Ахалкалаки) и обеспечила за Сербией, Валахией и Молдавией автономное управление. Тогда же Россия добилась совместно с Англией и Францией признания за греками политической самостоятельности (провозглашение Греции независимым государством 3 февраля 1830 г.).

Но нанося Турции эти удары, Николай I не отказывал ей и в деятельной поддержке. Когда вассал султана египетский паша Мехмет-Али возмутился против своего сюзерена и своими победами поставил его в критическое положение, имп. Николай подал туркам вооруженную помощь и тем спас Турецкую империю от полного разгрома. Правда, спасая султана, он заключил с ним в Ункиар-Искелесси чрезвычайно выгодный договор (1833, 26 июня): в обмен на гарантию неприкосновенности его владений султан обязывался закрыть Дарданеллы для иностранных военных судов и не открывать их «ни под каким предлогом», самой же России предоставлял право проводить свои военные корабли беспрепятственно через оба пролива. При всей, однако, выгодности такого соглашения, оно было одной простой бумагой и реальной возможности закрыть в случае надобности тот или другой пролив еще не давало: все зависело, насколько турки сочтут для себя возможным и необходимым сдержать данное слово. А Николай, до щепетильности честный в неуклонном исполнении принятых на себя обязательств, слишком доверчиво относился к обязательствам, данным другими. Он спокойно оставлял проливы в турецких руках, готов был даже, как мы видели выше, передать их в аварийские, лишь бы эти руки были дружественные — такой гарантии, по его мнению, было достаточно.

Излишняя доверчивость и ослепление, будто правилами Священного Союза другие руководятся в такой же степени, как и он сам, привели к тому, что когда великие державы (естественно и понятно, в своих интересах) постарались превратить Ункиар-Искелессийский договор — обязательство Турции исключительно перед одной только Россией — в обязательство международное, то имп. Николай не сумел и не счел необходимым оказать этим попыткам должного противодействия. Сперва Меттерниху удалось убедить русского императора действовать в турецких делах совместно с Австрией и в этом смысле обязаться перед ней (Мюнхенгрецкая конвенция 1833 г.), а позже, когда Мехмет-Али вторично восстал против султана (1839), Турция окончательно ушла от исключительного контроля России, была поставлена под опеку уже всех великих держав Европы, ее существование явилось с той поры вопросом общеевропейским, Ункиар-Искелессийский договор 1833 г. потерял свою силу, проливы стали закрыты не для одних английских или французских судов, но также и для русских, и таким образом привилегированному положению России на Востоке наступил конец, и русское побережье Черного моря по-прежнему оставалось в сфере досягаемости неприятельского флота и пушек (Лондонская конвенция 1841 г.). Невыгоды такого положения не замедлили сказаться через 13 лет, когда над Россией стряслось тяжелое бедствие — неудачная Крымская война.

XI. Памятники духовной культуры. 1796—1855

Художники-писатели (1—28):

И. И. Дмитриев, 1760-1837.

Н. М. Карамзин, 1766—1826.

И. А. Крылов, 1768-1844.

В. А. Озеров, 1770-1816.

И. И . Козлов, 1779-1840.

B. А. Жуковский, 1783-1852.

Н. И. Гнедич, 1784-1833.

К. Н. Батюшков, 1787-1855.

М. Н. Загоскин, 1789-1852.

C. Т.Аксаков, 1791-1859.

П. А. Вяземский, князь, 1792—1878.

К. Ф. Рылеев, 1795-1826.

А. С. Грибоедов, 1795-1829.

А. А. Бестужев (псевдоним: Марлинский), 1797—1837.

А. А. Дельвиг, барон, 1798-1831.

А. С. Пушкин, 1799-1837.

Е. А. Боратынский, 1800—1844.

А. И. Одоевский, князь 1803—1839.

Н. М. Языков, 1803-1849.

Ф. И. Тютчев, 1803—1873.

Д. В. Веневитинов, 1805-1827.

А. И. Полежаев, 1807-1838.

А. В. Кольцов, 1808-1842.

Н. В. Гоголь, 1809-1852.

М. Ю. Лермонтов, 1814—1841.

Т. Г. Шевченко, 1814-1861.

Д. В. Григорович, 1822—1899.

И. С. Никитин, 1824-1861.

_________________________

NB. Хотя Тургенев, Достоевский, Гончаров, Лев Толстой, Островский, Ап. Майков, Фет, Полонский, Некрасов главными своими произведениями и принадлежат следующей эпохе, но их художественный талант сложился и заявил себя уже в эту пору, еще до 1855 года.

Художники-живописцы (29—35):

A.Г. Венецианов, 1780—1847. Простонародный быт: «Приобщение умирающего»; «Этюд крестьянина».

B.А. Тропинин, 1780—1857. Портретист (портреты Пушкина, Гоголя, Карамзина).

О.А. Кипренский, 1783—1836. Портретист (портрет Пушкина).

К.П. Брюллов, 1799—1852. «Последний день Помпеи». Ф.А. Бруни, 1800—1875. «Моление о чаше»; «Медный змий».

А.А. Иванов, 1806—1858. «Явление Христа народу».

П.А. Федотов, 1815—1852. Сатирический жанр: «Чиновник по получении первого ордена»; «Разборчивая невеста» и (особенно) «Сватовство майора».

Художники-архитекторы (36—38):

А.Н. Воронихин, 1759—1814: Горный Институт (1806) и Казанский собор (1811) в Петербурге.

А.Д. Захаров, 1761 — 1811: здание Адмиралтейства в Петербурге (1810).

К.А. Тон, 1794—1881: Николаевский дворец в московском Кремле; Храм Христа Спасителя в Москве.

Художники-скульпторы (39):

Н.С. Пименов, 1812—1864: статуя «Мальчик, играющий в бабки» (1836); две колоссальных группы в Исаакиевском соборе: «Воскресение Христово» (1853) и «Преображение» (1854).

Художники-композиторы (40—44):

А.А. Алябьев, 1787—1851. Романсы («Соловей»). А.Н. Верстовский, 1799—1862. Опера «Аскольдова Могила» (1835).

А.Е. Варламов, 1801 — 1848. Романсы: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», «Что отуманилась, зоренька ясная, пала на землю росой», «Пловцы» (Нелюдимо наше море, день и ночь шумит оно), «Не бил барабан перед смутным полком».

М.И. Глинка, 1804—1857. Две оперы: «Жизнь за царя» (1836) и «Руслан и Людмила» (1842), «Аррагонская хота» (1845), «Камаринская» (1848).

A.С. Даргомыжский, 1813—1869. Две оперы: «Русалка» (1855) и «Каменный гость» (остался недоконченным).

Художники театральной сцены (43—50):

М. С. Щепкин, 1788-1863, комик.

П. С. Мочалов, 1800-1848, трагик.

B. А. Каратыгин, 1802—1853, трагик.

П. А. Каратыгин, брат его, 1805—1879, комик.

А. Е. Мартынов, 1816—1860, комик.

П. М. Садовский, 1818—1872, комик.

________________________________

51. Русские суда совершали первое кругосветное путешествие (под начальством капитана Крузенштерна и его помощника Лисянского: Кронштадт, мыс Горн, Япония, мыс Доброй Надежды, Шотландия, Кронштадт); путешествие это обогатило географию и естествознание новыми сведениями о странах малоизвестных (берега Северной Японии; Сахалин; о-в Ситха у западных берегов Северной Америки). 1803—1806.

52. Открытие Имп. Публичной библиотеки в Петербурге (1814, 2 янв.).

53. Начат постройкой (но потом приостановлен), по плану А. Л. Витберга, храм Христа Спасителя на Воробьевых горах в Москве в память Отечественной войны (1816). Проект вырос из религиозного воодушевления и общей тогдашнему русскому обществу мысли, что спасением своим от «двадесяти язык» Россия обязана божественному Провидению, избравшему русский народ орудием наказания и ниспровержения человеческой гордыни в лице Наполеона. Наружные формы здания должны были отразить Воплощение Христа, Его Преображение и Воскресение, — отсюда три храма, один над другим: храм тела (нижний), храм души (средний) и храм духа (верхний). Размеры храма намечались грандиозными: высота его в 95 сажень, т.е. почти в две трети Эйфелевой башни.

54. Открытие Румянцевского музея в Петербурге (1831). Позже (1861) Музей был переведен в Москву.

___________________________________

55. Просветительная деятельность канцлера графа Н.П. Румянцева по изданию и исследованию исторических документов и памятников древней старины (1813— 1826). Вслед за этой частной инициативой в последующее царствование имп. Николая I возник, в тех же целях, ряд правительственных учреждений. Таковы были:

56. Археографическая Комиссия для издания памятников русской старины в Петербурге. 1834.

57. Одесское Общество истории и древностей. 1839. 58—59. Археографические комиссии для разбора и издания древних актов в Вильне (1842) и в Киеве (1843).

60. Археографическое Общество (Спб.). 1845.

61. Географическое Общество (Спб.). 1845.

Е.Ф. Шмурло. История России 862—1917. Эпоха четвертая. 1613-1725. Превращение в европейскую державу Е.Ф. Шмурло. История России 862—1917. Эпоха шестая. 1855-1917. Разрушение старого порядка


Впервые опубликовано отдельным изданием: Мюнхен. 1922.

Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества.


На главную

Произведения Е.Ф. Шмурло

Монастыри и храмы Северо-запада