| ||
|
Спор о времени и месте крещения киевского князя Владимира Великого (Святого) — спор довольно давний; в восьмидесятых годах прошлого столетия, в связи с исполнившимся тогда 900-летием крещения Руси, он вызвал обширную литературу, а 20 лет спустя академик Шахматов, своей статьею "Корсунская легенда о крещении Владимира"* , вновь оживил его, поставив, так сказать, на новые рельсы. Оригинальный подход к вопросу, тонкий и глубокий анализ, оперировавший, за почти полным отсутствием новых данных, все над тем же старым материалом, какой был у прежних исследователей, вызвали не только общий интерес к самому вопросу, но и завоевали выводам "Корсунской легенды" многочисленных сторонников. Шахматов пришел к заключению, что летописный рассказ о крещении Владимира в Корсуне есть простая легенда, сложившаяся не без влияния былинного элемента, — легенда, окрасившая два действительных исторических факта: взятие Корсуня и женитьбу Владимира на царевне Анне. Такой вывод, во всем его целом, нельзя, однако, считать достаточно правильным: при всей заманчивости предложенного решения трудной проблемы, это все же только догадка, нуждающаяся в опоре данных более конкретных и более несомненных; и при всем внимании к заслуженному ученому авторитету покойного академика, позволительно думать, что тайна, окутывающая крещение Владимира, по-прежнему все еще не раскрыта. Нижеследующие строки берут на себя (заранее готов признать это) рискованную задачу показать спорность и неприемлемость Шахматовских тезисов. ______________________ * Сборник статей, посвященных В. И. Ламанскому по случаю 50-летия его ученой деятельности. Часть II. СПб., 1908. ______________________ I
В распоряжении исследователей долгое время находилась одна только т. наз. Несторова летопись (иначе: "Повесть временных лет"), относившая место крещения Владимира к Корсуню, а время — к 988 году, — году, когда взят был и самый Корсунь. Этим показанием руководились вплоть до половины прошлого столетия, и даже несколько позже, почти все историки: Карамзин, Погодин, Соловьев, Филарет, архиепископ Черниговский; митрополит Макарий, Иловайский, Бестужев-Рюмин, не говоря уже про dii minores [второстепенные лица (лат.)] русской историографии. Но вот, митр. Макарий, в ту пору скромный архимандрит и инспектор Петербургской Духовной Академии, открыл и обнародовал в 1849 году "Память и Похвалу князю Владимиру" Иакова Мниха. Эта "Память" внесла полную смуту в сложившиеся и, казалось, прочно окрепшие представления: прямо не определяя ни места крещения, ни его года, Иаков давал, однако, основание момент крещения относить на целый год раньше и 988-й заменить 987-м, а взятие Корсуня отделить от акта крещения на целых два года и относить его к 989-му*. ______________________ * "По святомъ же крещеньи поживе блаженый князь Володимеръ 28 лет... На третье лето (по крещении) Корсунь городъ взя". Согласно летописи, Владимир умер в 1015 г. 1015 — 28 = 987. ______________________ Тогда же стало известным и другое произведение древнерусской письменности: "Чтение о житии Бориса и Глеба", прямо указывавшее на год 6495-й — т.е. 987-й, как на год крещения Владимира. Таковы были первые удары, направленные против "Повести временных лет"; они пробили в ней чувствительную брешь и серьезно пошатнули ее устои. Этого мало. На летопись обрушился новый удар, притом направленный совсем из-за угла, откуда его, казалось, менее всего можно было ожидать: со стороны арабских писателей, — удар тем более веский и серьезный, что он нанесен был вполне объективной рукою: независимость арабских показаний от показаний русских, незаинтересованность их в ходе русских событий, стояла вне всякого сомнения. В 1876 году, по почину академика Куника (1874), известный наш византинист В. Г. Васильевский*, а в 1883 году не менее известный арабист, барон Розен** ввели в оборот исторической науки свидетельства арабских историков: первый — указал на ал-Макина, второй — на Яхъю: точные хронологические данные, вычитанные в их сочинениях, не оставляли никакого сомнения в том, что взятие Корсуня киевским князем во всяком случае произошло лишь после апреля 989 года, никак не раньше; и в то же время ход событий в том виде, как он был изложен названными арабскими писателями, вынуждал относить переговоры и заключение условий о крещении Владимира и о браке его с греческой царевною сравнительно задолго до этого взятия, примерно года за полтора, если не более. ______________________ * Русско-Византийские отрывки, II. К истории 976 — 986 годов (из ал-Мекина и Иоанна Геометра). "Журнал Министерства Народного Просвещения", 1876, март (Труды В.Г. Васильевского, том. II, вып. 1-й, СПб., 1909).
______________________ Такова была общая сумма данных, с которыми после 1883 года пришлось считаться историку. Предстояла трудная и сложная задача: произвести анализ накопленных данных, согласовать и примирить их, подтвердить справедливость одних, опровергнуть достоверность других. Открылось широкое поле для домыслов и догадок; появились гипотезы, одна смелей и субъективней другой. Иначе, впрочем, не могло и быть: в распоряжении исследователя находилась единственная* бесспорная, не заподозренная, не вызывающая сомнений дата: 7 — 13 апреля 989 года — дни, когда на небе показались и стояли огненные столбы: их видели одинаково и в Константинополе, и в Каире. Эта дата получила особо важное значение в силу заявления византийского историка Льва Диакона, современника этого небесного явления, а именно: что огненные столбы предвещали для греков два больших бедствия: захват Веррии мисянами (болгарами) и завоевание Корсуня тавроскифами (русскими). Показание, действительно, важное: теперь стало возможным, — более того: теперь надлежало утверждать, что Корсунь был взят Владимиром после 13 апреля 989 года, не раньше**. Такой вывод, конечно, давал историку прочный устой для его рассуждений; но на одном устое еще нельзя воздвигать прочного здания, и отсутствие других подпор не замедлило сказаться. ______________________ * В наше время едва ли необходимо доказывать противоречия и недостовердость многих хронологических дат "Повести временных лет".
______________________ Простор для субъективного толкования текста обусловливался не одною только бедностью или неточностью хронологических данных: самые познания наших историков в науке летоисчисления страдали в методологическом отношении. Например, в то время, как одни утверждали, что в старину, при определении числа лет, протекших от одного события до другого, в общую сумму зачислялись оба года, и начальный, и конечный (Соболевский), другие, наоборот, применяли к старинному счету приемы современные (Завитневич и др.). Вследствие этого 28 лет Иакова Мниха ("по святом же крещении поживе блаженый князь Володимер 28 лет") вычитали или из 1015 (год смерти Владимира), или из 1014, и в результате получали, конечно, разные цифры: сторонники первого приема считали себя вправе настаивать на годе 988-м, как годе крещения: 1015 — 28 = 987*; сторонники же второго — на 987-м: 1014 — 28 = 986**. ______________________ * "Древне-русские люди были мало знакомы с именованными числами и производили действия с ними не по арифметическим правилам, а как-нибудь проще, вероятно, по пальцам; при этом, высчитывая годы от события до события, они обыкновенно включали в их число оба года, в которые совершились события". Вот почему, для того, чтобы узнать год крещения Владимира по Иакову, надобно "вычесть из 1015 не 28, а 27, и признать искомым годом 988 год, т.е. тот год, под которым говорится о крещении в летописи" (Соболевский. В каком году крестился св. Владимир?" "Ж.М.Н.Пр.", 1888, июнь, с. 399. ** Завитневич. Владимир Святой как политический деятель. Киев, 1888, с. 212. ______________________ Помимо того, показания источников страдали неполнотой, краткостью, обидной недоговоренностью. "Ходи Владимир къ порогамъ" — зачем? С какой целью Да и к порогам ли? Не есть ли пороги испорченное чтение вместо порохи, т.е. по Роси? (Соболевский). — "Победи Владимир Болгары" — каких болгар? Волжских или Дунайских?.. Такого рода толкования давали возможность приходить к выводам, иногда прямо противоположным один другому: видеть в "Похвале Владимиру" Иакова Мниха то полное противоречие с "Повестью временных лет", "ниспровергать окончательно и в самом основании все построение русского летописного сказания" (Васильевский, см. выше, в примечании), то, наоборот, полную согласованность ее с летописью и, значит, вящее подтверждение ее достоверности (Соболевский). Отсутствие точных данных открывало широкое поле для догадок; возможные выводы опирались на возможность предположения. Падение Корсуня относили не только к "после" 7 — 13 апреля 989 года, но и к "до" 27 июля этого года*. В силу чего? В силу того, что Лев Диакон, связывая два небесных явления с падением Корсуня, захватом Веррии и землетрясением 25 октября, и приурочивая к каждому знамению особое событие, может быть, действительно, опирался на действительно имевшее место чередование явлений небесных с явлениями земными**. ______________________ * "И случились в Каире в ночь на субботу... (7 апреля 989 г.) гром и молния и буря сильная... И вышло с неба подобие огненного столба... И взошло солнце с измененным цветом и продолжало восходить... до вторника... (12 апреля 989 г.) ...И появилась звезда хвостатая на западе в ночь на воскресенье.... (27 июля 989 г.) и стояла двадцать с лишком дней и исчезла" (Яхъя, 28 — 29, у Розена). Огненные столбы, по словам Льва Диакона, предвещали взятие Корсуня, а комета — землетрясение 25 октября 989 г. (Васильевский. Ж. М. Н. Пр., 157; Труды, 101).
______________________ Подобное толкование текста, разумеется, не могло исключить появления и других домыслов: Корсунь держался еще долгое время спустя после 27 июля; не даром-де в октябре месяце император Василий вынужден был пойти на уступки и войти в соглашение с бунтовщиком Вар дою Склиром*. ______________________ * Не отказывая выводам Розена (о падении Корсуня раньше 27 июля) в правдоподобности, Завитневич все же считает их произвольными: по его мнению, в словах Льва Диакона можно вычитать скорее опровержение ему, чем подтверждение. Византийский историк подчеркивает в комете резкость и быстроту ее движений — аналогия с воспоследовавшим затем землетрясением; в огненных же столбах 7 — 13 апреля — их появление на северной части неба — "с той именно стороны, с которой потом нашла гроза на Корсунь". При падении Корсуня еще в июле непонятны станут большие милости, оказанные Варде Склиру еще в октябре месяце (О месте и времени крещения Св.Владимира и о годе крещения киевлян. Киев, 1888, с. 22; отт. из "Трудов Киевской Духовной Академии", 1888, январь). ______________________ Время прибытия в Константинополь русского вспомогательного отряда ставилось в связи с императорской новеллой 4 апреля 988 года, составленной, как известно, в очень минорных тонах: именно этот минорный тон, полный отчаяния, наводил на мысль, что столь нетерпеливо ожидавшаяся греками помощь еще не успела прибыть к этому дню*. Несомненно, в этом соображении много справедливого; однако, все же это лишь одно предположение, а не достоверный исторический факт. Вот почему ничто не мешало (особенно кому это было выгодно в интересах своего построения и в подтверждение своих домыслов) совершенно отрицать зависимость новеллы от неприбытия русского отряда и утверждать, что даже и при наличности его положение все еще вызывало тревогу, пока битва при Хрисополе, летом 988 года, не внесла некоторого успокоения и не придала большой уверенности в самих себе**. ______________________ * "Трудно допустить, чтобы после прибытия значительного русского союзного отряда император мог говорить таким безнадежным и полным отчаяния тоном о своих постоянных неудачах, каким проникнут этот Хрисовул" (Розен, 198).
______________________ Точно так же и домысел Голубинского о крещении Владимира в 987 году, и притом дома, не в Корсуне, ничего неправдоподобного в себе не заключает, но и он опирается не на реальный факт, а на другую такую те правдоподобность: на общее расположение Владимира к христианству, — расположение, основа которому, в свою очередь, не реальные данные, а субъективное толкование летописного текста и "Жития Владимира"* ______________________ * Голубинский. История русской церкви. Т. I. Пол. первая, 2-е изд., 151-152. ______________________ Могла ли наша историография воздвигнуть здание прочное и устойчивое во всех его частях, если, например, автором "Чтения о житии Бориса и Глеба" одни могли называть Нестора-Летописца (митр. Макарий, Срезневский, Шахматов, Абрамович и др.), а другие (Голубинский) — Нестора же, но просто Печерского, современника того, Летописца? Если "Память и Похвалу Владимиру", писанную Иаковом Мнихом, одни могли серьезно относить ко второй половине XI века (Голубинский и др.), другие же, не менее серьезно, "с наибольшею вероятностью", считали ее написанною "не раньше конца XII в., всего скорее, в XIII-в., до нашествия Батыя" (Соболевский) — и если, не довольствуясь Киевом и Корсунем, как местом крещения Владимира, искали его еще и в Константинополе?* ______________________ * Ф. И. Успенский в "Ж. М. Н. Пр.", 1884, апрель, 315. ______________________ Не обошлось и без неосторожных увлечений. Желание вычитать в тексте то, что могло бы послужить для подтверждения их домыслов, нередко делало наших исследователей пленниками этого желания, побуждая их (пускай даже бессознательно) идти в желательном направлении значительно дальше, чем это могла допустить спокойная, объективная критика. Иаков Мних говорит: "Крестишеся князь Володимер в десятое (10-е) лето по убиении брата своего Ярополка". Одни принимают свидетельство в данной редакции — оно совпадает с их толкованием других памятников и с их конструкцией хода событий; зато другие вместо "десятое" (10-е) читают: девятое (9-е) — иначе им пришлось бы отказаться от хронологических соображений, на которых они настаивают: "десять" (10) — говорят они — это ошибка; не даром-де в летописях Никоновской и Псковской, в соответственных местах, читается "девять" (9) (Голубинский, с. 120 — 131). Как будто не могли ошибиться именно Псковская и Никоновская, исказив правильную дату, показанную Иаковом! Оспаривать показание того же Иакова о взятии Корсуня Владимиром на третий год своего крещения у исследователей не имеется достаточных оснований — как же быть, если это показание расходится с их утверждением, что крещение и взятие Корсуня совершились в одном и том же году? Выход найден; но только каждый находит его на свой лад: одни говорят о вторичном взятии Корсуня — в первый раз Корсунь взят был в 988 году, в год крещения Владимира, в другой раз — на третий год*, другие разрешают ребус еще упрощеннее: Иаков смешал один Корсунь с другим, греческий с русским; ему следовало бы сказать: не "взя Корсунь", а "созда Корсунь", — говорить не о завоевании греческого города, а о построении русского на реке Роси: русский Корсунь упоминается в летописи в XII в., но основан, "без сомнения, Владимиром вскоре после взятия его греческого соименника"**. ______________________ * П.Г. Лебединцев. Когда и где совершилось крещение киевлян при св. Владимире? "Киевская Старина", 1887, сентябрь.
______________________ Точно так же и с датою Нестора-Летописца (иначе: Печерского), показавшего год крещения 987 (6495): "это случайная заметка, и перед другими датами, свидетельствующими о 988-м годе, не заслуживает-де предпочтения*. ______________________ * Там же, 400. ______________________ Ну, а как же быть с показанием Льва Диакона: огненные столбы предвещали падение Корсуня, явились на небе 7 апреля 989 года, значит, Корсунь пал после этого числа? — значит, не в 988 году? И на это готов ответ: Лев Диакон "мог смешать событие 988 года, взятие Корсуня, с событиями 989-го и увидеть в знамении последнего года предвестие события 988 года", — иными словами, Лев Диакон приурочил огненные столбы к взятию Корсуня, забыв, что тот был взят раньше, в 988 году; между тем, как эти столбы, в действительности, предвещали какое-нибудь другое бедствие, более позднее, действительно случившееся после их появления на небе*. ______________________ * Там же. ______________________ Чуть ли не еще более запутала вопрос т. наз. "Записка готского топарха". Известная в науке еще с 1818 года, она сравнительно поздно вошла, по-настоящему, в оборот русской историографии*, зато сразу стала предметом разнообразных истолкований. Васильевский категорически отказывался видеть в ней данные, имевшие отношение к полуострову Крыму, а следовательно, и к вопросу о крещении Владимира: он приурочивал "Записку" ко времени войны Святослава Игоревича с болгарами и греками, вообще местом описываемых действий считал не Крым, а нижний Дунай и прилегающие к нему области**. Так же отрицательно отнесся к Крыму и академик Успенский с тем, однако, существенным отличием, что события он относил к эпохе гораздо более ранней, к самому началу X века, и вместо Дуная переносил их на Дон (к постройке крепости Саркел на берегах этой реки)***. С другой стороны, Крым нашел себе защиту в лице Газе, ф. Кене, Гедеонова, Куника, Ламбина, Иловайского, Завитневича, Вестберга, причем некоторые из них приурочивали "Записку" не только к Крыму, но и к крещению Владимира в Корсуне, вообще к пребыванию киевского князя на Таврическом полуострове****. ______________________ * Куник. О записке готского топарха. СПб. 1874. ("Записки Акад. Наук", т. XXIV, ч. 1).
______________________ II Конечный результат всех этих домыслов, гипотез, натянутых сближений не мог быть удовлетворительным, и не удивительно, если Шахматов не вступил на старый путь, а применил к решению задачи совсем иные приемы, стараясь, прежде всего, вскрыть первоначальное зерно летописного сказания, а затем проследить процесс дальнейшего его роста: позднейшие наслоения и те изменения, каким оно подверглось на протяжении этого процесса. О выводах Шахматова упоминалось выше. В них, к сожалению, чувствуется какая-то предвзятость, точно исследователь, принимаясь за свой анализ, выходил из уже заранее сложившегося убеждения в легендарности Корсунской "легенды", в ее исторической недостоверности. Вот ход его рассуждений: 1. Мы знаем, что Владимир крестился в Клеве за два года до похода на Корсунь. 2. Поэтому летописный рассказ о крещении Владимира в Корсуне есть рассказ баснословный. 3. Легенда появилась в Корсуне, но "письменную обработку она могла найти на Руси, в Киеве". 4. Посредником в переходе легенды из Корсуня на русскую почву могло быть корсунское духовенство. 5. Сочинить Корсунскую легенду мог: а) "прежде всего, кто-либо из потомков корсунских попов, вывезенных Владимиром"; или б) "позднее прибывший в Киев грек-корсунец". 6. Вывезенную из Корсуня легенду предстояло обставить историческими данными — русская летопись для такой цели была непригодна: во 1-х, едва ли она была доступна греку, а главное, для грека естественно было "умышленно ее игнорировать: ведь он собирался решительно отрицать то, о чем сообщала русская летопись, а именно факт крещения Владимира в Киеве". 7. "Весьма естественно, что этому греку пришлось обратиться к устным преданиям о Владимире, к историческим сказаниям и песням. В них он надеялся найти объяснения похода на Корсунь, а также подробности об осаде Корсуня и взятии его". 8. В результате получилось сплетение корсунских легенд о чудесном обращении в христианство с русскими легендами "о походе на Корсунь и военных подвигах Владимира вообще"* . ______________________ * Сборник... Ламанскому, II, 1087 — 1089. ______________________ К этим тезисам привела исследователя, логически, предвзятая предпосылка: якобы исторический факт крещения в Киеве. "Логику" видит он и в процессе образования самой легенды: "Приурочение крещения самого Владимира ко времени этого взятия (т.е. взятия Корсуня) было для корсунцев логически необходимым. Вокруг воспоминания об осаде и взятии Корсуня Владимиром должна (курсив Шахматова) была возникнуть христианская легенда"*. Другими словами, корсунский автор описывает не то, что было в действительности, а то, что ему хочется показать как действительно бывшее. Шахматов не называет корсунского "списателя" легенды сознательным выдумщиком; но все же перед нами, очевидно, не простой летописец, как мы привыкли понимать таковых, а своего рода баснописец, субъективная призма которого, преломляя исторические события, не пропускает нежелательных для него лучей. ______________________ * Там же, 1087. ______________________ При всем остроумии своего критического анализа, Шахматов, однако, был в силах доказать не легендарность факта, а лишь легендарность той обстановки, того литературного одеяния, в какое память народная одела корсунские события. В самом деле, откуда следует, что именно "легенда" о крещении вторглась в повествование об исторических фактах, а не наоборот: что к историческим фактам позднее примешалась легенда как плод народной фантазии? Летописец изложил нам три события: взятие Корсуня, крещение Владимира и женитьбу его на царевне Анне. Первое и последнее события — факты, несомненно, исторические; но ведь летопись и их окутала легендарною дымкой?!.. Не знай мы из других источников, что эти факты, действительно, имели место, пожалуй, и их можно было бы отнести в разряд легенд, признать и их за плод народной фантазии! Какое же нашлось основание выделить именно крещение из категории исторических, действительно происшедших фактов? Молчание греческих источников? То, что в своем рассказе они ограничиваются лишь сообщением о взятии Корсуня и о женитьбе? Но для отрицания факта крещения одного молчания еще не достаточно. Крещение варварского князя, в представлении тогдашнего византийского общества, было явлением не Бог весть каким; по малозначительности своей, оно не особенно и выделялось из ряда других текущих событий. Мало ли этих язычников накрестили в это время греки! Гораздо знаменательнее была потеря Корсуня, важного опорного пункта на северных границах империи: потеря эта тревожила и бередила, как рана. Да и вынужденная жертва: отдача варвару Анны царственной отрасли Византийского дома, больно задевала национальное самолюбие грека: эти две темы его сердцу были гораздо ближе; на них преимущественно и остановилось внимание византийского летописца. Если Шахматов считает возможным в своих умозаключениях искать себе опоры в том, что "могло", "должно" быть, что кажется "весьма вероятным"*, то с не меньшим правом и, думается, с гораздо большим основанием можно предложить, в противовес, совсем иное разъяснение происхождения "легенды": ______________________ * Сравн. в "Разысканиях о древнейших русских летописных сводах", с. 149, 153, 155, все в связи с тем же крещением Владимира, его: "трудно предположить", "гораздо вероятнее", "я не сомневаюсь". ______________________ Владимир крестился в Корсуне. Корсунцы, местные жители и современники события, были, конечно, хорошо осведомлены о нем. Помнили о событии и ближайшие поколения: дети и внуки, хотя бы по одному тому, что оно связалось с другим, для них особенно важным и памятным событием — долговременной осадой и падением их родного города, страхами и лишениями, пережитыми в ту пору. Сведение о факте крещения не могло не быть занесено в Киев; среди старого поколения были отдельные лица, непосредственные свидетели его. Крещение же, само по себе, явилось в глазах русского общества событием такой громадной важности, к тому же оно сопровождалось таким крупным военным успехом, что не удивительно, если память народная разукрасила его и облекла в легендарно-былинную одежду. Разве не так же. поступала она и в других подобных случаях? — разве, вспоминая об удачном походе Олега на Царьград, не заставила она его прибивать свой щит к его вратам? — поднимать ладьи на колеса и по суше гнать их под крепостные стены? — ставить паруса паволочиты и кропийные? — не заставила сердце византийского императора плениться чарами Ольги-христианки?.. Ценное подтверждение своему мнению о крещении Владимира не на родине, а в Корсуне, я нахожу в греческом апокрифическом "Видении Исайи о последнем времени", с которым нас знакомит, в выдержках, академик Истрин*. В этом "Видении" пророчески предвозвещается наступление поры, когда Евангелие будет проповедано "в человекоядцах и кровопийцах", и царица Анна будет отдана "безстудному змию". Это пророчество, составленное "задним числом"; этот "плод полукнижного-полународного творчества", выросший в "монашеской среде", В.М. Истрин сближает с Корсунской легендой: "Это — все то, что говорила впоследствии и эта последняя: "царевна отправилась еще к "безстудному змию"; Евангелие еще не было проповедано "человекоядцам и кровопийцам"; следовательно, "змий" еще не был просвещен христианством, не был еще крещен; следовательно, его крещение произошло позднее прибытия к нему царевны Анны". ______________________ * Замечания о начале русского летописания. "Известия Отделения русского языка и словесности Росс. Академии Наук". 1921. Т. XXVI, 94-95 (СПб, 1923). ______________________ "Корсунская легенда", говорит Шахматов, "выросла, хотя и в греческой среде, но на русской почве и имела определенную тенденциозную задачу", Этого он, конечно, не сказал бы про "Видение Исайи": апокриф, разумеется, вырос не только в греческой среде, но и на греческой почве. Не предполагать же, что легенда из Киева перешла в Константинополь и там дала материал для "Видения"? — думать так было бы явной натяжкой. Поэтому отпадает и возможность допустить в нем какую-либо тенденциозность по отношению к явлениям, жизненным и злободневным исключительно для русской среды. Ради каких побуждений? Автор этой якобы "легенды" отчетливо представляет себе, в какой именно церкви крестился Владимир: это церковь Св. Василия*; она стоит в центре города Корсуня, на Торговой площади: подле ("въскраи") того дома, где жил сам князь, перед палатами царевны Анны ("цесаричина полата за олтарьмь"); церковь эта "стоит и до сего дьне". Конечно, можно говорить, будто все эти детали — принадлежность не истории, а легенды, которой естественно было нарисовать их, раз уж она пошла по пути фантазии, однако эти детали слишком реальны, чтоб позволительно было отказывать им в исторической достоверности. А кроме того, наше внимание останавливает на себе еще одно обстоятельство. Перед возвращением в Киев Владимир поставил в Корсуне церковь, и здесь нам снова даны точные указания топографические: "на горе, иже съсыпаша среде града, крадуще присъпу, яже цьркы стоить и до сего дьне". ______________________ * Можно спорить о наименовании церкви; "Обычное житие Владимира" называет ее церковью св. Иакова, и, допуская, как это делает Шахматов, что при том она называлась еще (по-гречески) василикою, можно вместе с ним и Голубинский ввести "чтение св.Василиска в Новгор<одской> 1-й летописи и св. Василья в Лавр<ентьевской> и Переясл<авской> Летописях" (Сборник... Ламанскому, 1122 — 1123) — дело не в названии, а в точности топографических указаний. "Мы не имеем достоверных указаний на существование в Корсуне церкви св. Иакова" (Шахматов, там же), и кто знает, может быть, объяснение летописной записи даст не "Иаков", не "василика", а христианское имя "Василий", полученное Владимиром при крещении? ______________________ Что могло побудить Владимира явиться храмоздателем в городе, который он, возвращая в чужие руки, покидал навсегда? Не в воспоминание же своей победы над греками: взятие Корсуня? — такого рода памятник едва ли бы долго сохранился в руках тех, кому он постоянно напоминал бы о их поражении. В воспоминание брака с греческой царевной? Но и в этом случае побудительные мотивы оставались бы спорными, неясными: построение церкви — акт благочестивой веры, и брак тут не при чем. К тому же для греков, выдававших царевну Анну вынужденно, такая церковь тоже была бы лишь тяжелым напоминанием о нанесенной им ране. Зато вполне естественно было поставить жертвенник Господу Богу в благодарность за ниспосланную милость. Корсунская церковь Владимира была именно тою бескровною жертвою, которую новый исповедник Христа возносил к престолу Всевышнего, и так естественно было вознести ее именно там, где свет истины впервые озарил вчерашнего язычника и указал ему истинный путь. Для греков же новопоставленная церковь была более чем приемлемою: она являлась горделивым памятником их просветительной деятельности. Вот почему в "Корсунской легенде" я предпочитаю видеть не миф, облеченный в историческую одежду, а наоборот, исторический факт, изукрашенный фантастическим убором. III Как известно, в сколько-нибудь значительном числе греки появились на Руси лишь с учреждением Киевской митрополии (1037). Гордые сознанием своей высокой культурной миссии, они шли в далекую страну насаждать там истинную веру и просвещение и свысока смотрели на свою духовную паству. Неудивительно, если в Киеве они не встретили, в широких слоях общества, особенно теплого приема. Их высокомерное обращение с "северными варварами" больно задевало чувство достоинства русских людей. Самолюбие задето было тем сильнее, чем убежденнее новые исповедники Христа считали себя вправе гордиться своими достижениями. Громадность и величие дел Владимира воочию предстали пред нами: в их глазах Великий Светильник Русский имел все права на причисление его к лику святых — греки же отказывали им в канонизации. Содействовать сближению такая позиция, конечно, не могла. Напрасно Иларион красноречиво отстаивал в своем знаменитом "Слове о законе и благодати" русскую точку зрения — его голос не был услышан. Византийская церковь непременным условием возведения в святые ставила наличность чудес — Владимир же, в своей загробной жизни, не проявлял их. А там подошла война с Византийской империей (1043 — 1046); русские воины двинулись по знакомой дороге на Царьград. Это подлило масла в огонь, или, выражаясь осторожнее, бросило первую искру в горючий материал, уже успевший к тому времени накопиться и ожидавший лишь случая, чтобы загореться. Политические нелады с Византией неизбежно становились и неладами с Византийской церковью; церковные же нелады не замедлили выразиться в очень резкой форме — в открытом разрыве с патриархом. На вакантную митрополию Киевскую был избран не грек, а русский, Иларион, автор вышеупомянутого "Слова", и притом выбран собором русских епископов, без санкции Константинопольской церкви, как надлежало бы по правилам. "Автокефальность" Русской церкви, однако, не могла быть продолжительной: авторитет Вселенского патриарха был очень скоро восстановлен, а Иларион принесен в жертву состоявшемуся соглашению. Пробудившееся национальное чувство, однако, с этим легко не примирилось. В течение всей второй половины XI века замечается глухая борьба русского и греческого начал. Между прочим, она нашла свое выражение в двух литературных памятниках: в Житии Феодосия и в Житии Антония. Первое всю заслугу в основании Киево-Печерского монастыря усвоивает Феодосию, русским людям вообще; второе пропагандирует Антония, как лицо, действующее по благословению Святой Горы (Афона), вообще под влиянием греков. Эта глухая борьба выступила наружу еще раз в двух литературных произведениях: в "Памяти и Похвале князю русскому Владимиру" Иакова Мниха и в том сказании, которому Шахматов усвоил название "Корсунской легенды". Мотивы, побудившие Владимира креститься, Иаков Мних объясняет "жаждою святого крещения", видит в этом акте, подобно Иларионовскому "Слову", личную инициативу князя, высоко ставит Владимира как Крестителя Руси, называет его апостолом во князьях, сравнивает с Константином Великим — "Корсунская легенда", как известно, объясняет поступок Владимира побуждениями материальными и всю заслугу в деле крещения приписывает одним грекам. Различно объясняя мотивы крещения, "Легенда" и "Похвала", однако, отнюдь не задавались целью определить, каждая по-своему, также и место этого крещения. Одна — просто указывала его, другая — просто молчала о нем; и "Похвала", не говоря ничего положительного о "Киеве", не думала отрицать и "Корсуня". Утверждать это имеются следующие основания. Анализ Шахматова прочно установил составные части "Памяти и Похвалы Владимира": 1) Похвала Ольге; 2) Краткая и 3) Пространная редакция Похвалы Владимиру. Но расчленение этого памятника, кажется, позволительно провести и дальше. Краткая редакция — а она первоначальная, самая древняя! — сама состоит из механического сочетания (простой склейки) двух самостоятельных частей: 1) собственно Похвалы и 2) свода календарно-хронологических записей. Особенность структуры той и другой части резко бросается в глаза. Первая половина — похвала в собственном и настоящем смысле слова: никакой истории, никакого исторического подхода к фактам и, вследствие этого, самое свободное, с точки зрения историка, обращение с ними: автор сообщает о фактах, совсем не справляясь с тем, на какое историческое место следует ставить их; он вспоминает о них в порядке собственного хода мыслей. Иаков охвачен чувством великой радости при виде того, что сделал киевский князь. И что характерно: говоря об обращении Владимира, автор совсем не отделяет личное крещение князя от крещения его семьи и народа, давая понять, что в том и другом случае для него это одно неразрывное действие: "крестися сам и чада своя и всю землю Рускую крести от конца и до конца, храмы идольскыя и требища зсюда раскопа и посече и идолы съкруши". Мы, однако, хорошо знаем, что крещение киевлян произошло лишь после возвращения Владимира из-под Корсуня, в сопровождении царевны Анны и попов, с иконами и св. мощами... Вывод из этого напрашивается сам собою. Сторонники Корсунской легенды ищут себе точки опоры в Молчании Иакова Мниха о крещении Владимира в Корсуне. Действительно, Иаков Мних ничего не говорит о нем; но не станем навязывать ему нашей психологии. Это мы задаемся вопросом: где произошло крещение Владимира? Это для нас важно установить этот исторический факт — мысли же Иакова идут совсем в ином направлении. Мало ли о чем молчит он! Ведь он и об осаде Корсуня не проронил ни слова! Он и про женитьбу ограничился простым упоминанием факта посылки царевны! Да, царевна была послана в Корсунь, но состоялся ли самый брак — пожалуй, можно оспаривать и это, так как прямого свидетельства Иаков не дает. Такого рода "умолчания", "недоговоренности" вполне естественны в ходе мыслей Иакова; он не факты отрицает, он просто не ими занят: он взялся за перо, чтобы поделиться своим умилением и восторгом и доказать право Владимира на канонизацию. Новый Давид, новый Константин, Владимир озарил светом истины русскую землю — разве этого мало? Что ж из того, если он не творит чудес? Разве все святые непременно проявляли свою святость именно этим путем? А что Бог возвеличил Владимира — доказательством тому та помощь, которую Он оказал ему в борьбе с радимичами, вятичами, серебряными болгарами, хазарами. И разве не Бог помог ему взять Корсунь и вывезти оттуда наставников своему народу? Овладев Корсунем, Владимир выпросил у императоров, все в тех же религиозных целях ("да ся бы болма на крестьянский закон направил"), их сестру в жены и уехал с нею, вместе с "многими дарами" и св. мощами, обратно к себе. Как видим, истории нет и намека в "Похвале" Иакова. Бог помогает Владимиру в награду за его христианское благочестие еще в ту пору, когда тот совсем еще и не думал принимать крещение, а пребывал в язычестве (подчинение радимичей и др. племен). Таково содержание "Похвалы". В заключение автор добавляет лишь одну фразу: "По святом же крещении поживе блаженый князь Володимер 28 лет". Больше ему нечего сказать, и он ставит точку. Вторая половина — простой погодный перечень событий, притом далеко не в хронологической последовательности: факты более поздние поставлены там впереди, факты более ранние упоминаются в самом конце. Перечень этот легко мог быть работой чьих-нибудь иных рук, не непременно автора "Похвалы". "Легенда" и "Похвала" возникли спустя приблизительно сто лет после крещения Владимира, т.е. в такое время, когда живая память могла утерять некоторые подробности и толковать их неодинаково*. В глазах современников "Похвала", при всех ее достоинствах, страдала одним существенным недостатком: она была только похвалою; она ничего не сообщала о событиях, не излагала истории событий и, следовательно, не давала ответа на то, что всего более желал знать ее читатель: того, что было. Отметить это уместно уже потому, что, при разногласии и невыясненности вопроса о месте крещения, отсутствие прямого ответа могло служить, в глазах современников, одним из мерил в оценке произведения. ______________________ * В.М. Истрин полагает, что нет основания относить сложение "Корсунской легенды" к концу XI века, как это делает Шахматов; что она могла сложиться еще раньше, в период 1037 — 1054 гг. Однако трудно допустить, чтобы в Киеве, как раз в пору основания там митрополии, уже успели наложить на рассказ всю ту легендарную оболочку, с какою она дошла до нас, и из простого сказания, повести сделать настоящую легенду, без кавычек. Поэтому Шахматов, думается, ближе к истине, утверждая, что "Корсунская легенда" сложилась не ранее "второй половины или даже последней четверти XI столетия" (Разыскания о древн. русск. летописных сводах. СПб., 1908, с. 134). ______________________ Возможно, что самая приклейка к "Похвале" вышеупомянутого перечня явилась своеобразною попыткою восполнить такой пробел; но попытка удовлетворительных результатов не дала. "Похвала" не в состоянии была конкурировать с Корсунской легендой, богатой именно фактами. Не потому ли и в памяти потомства сохранилась именно "Легенда", а не "Похвала", хотя, в позднейших редакциях, и пытавшаяся восполнить этот пробел? Как бы ни было, но "Похвала" затерялась, и если б не случайная находка ее 80 лет тому назад, то, возможно, мы и до сей поры не имели бы о ней никакого представления. Почему в памяти потомства "Похвала" не сохранилась — красноречивое объяснение (хотя и не в пользу своей гипотезы) дает и сам Шахматов. "Тот факт (говорит он), что древнейшая версия сменилась другой; что она была окончательно вытеснена этой другой версией; что составитель Начального свода решительно возражал против тех, кто полагал крещение Владимира в Киеве или Василеве, следовательно, от греческого философа, этот факт — говорю я — свидетельствует самым красноречивым образом в пользу того, что древнейшая версия находила себе опору не в народных воспоминаниях, не в устных преданиях и церковных легендах, а в книжной, искусственной комбинации"*. ______________________ * Разыскания..., с. 154. ______________________ Действительно, помни народ о крещении Владимира дома, древнейшая версия отразилась бы и в "устных преданиях", и "в церковных легендах". Не помнил же ее народ потому, что нечего было помнить. То, что Голубинский, Шахматов и их последователи называют крещением 987 года, совсем не было крещением, а именно той непонятной народному уму "искусственной комбинацией", которой поэтому только и место могло найтись, что в книге. Дело не в том, что "крещение" 987 года состоялось втайне. Будь оно, действительно, крещением, без кавычек, то факт его, конечно, скоро всплыл бы наружу, закрепился не только в "книге", но и "в народных воспоминаниях". Каков же, в таком случае, был действительный ход событий: отправка греческими императорами послов к Владимиру с просьбою о помощи: переговоры, вызванные этою просьбою; участие русского отряда в действиях против Варды Фоки; разрыв греко-русского союза и последовавшие затем осада и взятие Корсуня? Этот ход событий представляется нам в следующем виде. IV а) Прибытие греческих послов в КиевЯхъя категорически свидетельствует (и никакой другой источник, ни русский, ни византийский в том ему не противоречит), что имп. Василий отправил послов после того, как Варда Фока, провозгласив себя 14 сентября 987 года императором, подошел к Хрисополю, а подойти туда из Каппадокии, где он поднял знамя восстания, он мог, по справедливому замечанию Розена, не раньше конца 987 года. Действительно, пройти из Каппадокии до берегов Босфора значило пройти по Малой Азии на всем ее пространстве, с верхнего бассейна Евфрата до Пропонтиды: путь лежал дальний, и даже допуская, что в общем он был повсюду победоносный, все же измерять его одними неделями едва ли было бы осторожно. Ведь не скатертью же лежала дорога войскам Варды! Хоть маленькие задержки на пути все же да были! Ведь не шли же войска изо дня в день, без передышки и дневок! Если даже положить самый короткий срок в полтора месяца, то и то бунтовщики не могли появиться на Босфоре ранее ноября. Затем надо же положить некоторое время на принятие окончательного решения, на выяснение созданного с приходом вражеской армии нового положения, на сборы послов. Правда, бывают положения, когда нельзя терять ни одной минуты, но положение Василия, будучи, бесспорно, весьма серьезным, не было, однако, еще безнадежным: со времени своего появления перед Константинополем Варда простоял еще целых полгода и ничего особенного сделать Василию не мог; и если Василий не мог собственными силами сломить силы Варды, все же задержать соперника до прихода русского вспомогательного отряда он оказался в состоянии. Вот почему следует принять толкование бар. Розена, а не Завитневича. Последний исходит из 987 года, как года крещения, и притом крещения в присутствии императорских послов, и потому ему ценно увидать этих послов в Киеве до наступления нового 988 года. Он хорошо понимает, что зимняя пора, замерзший Днепр, вообще вся обстановка зимнего переезда в X столетии по малолюдному краю, где безнаказанно рыскали печенеги и другие степные хищники — все это должно было сильно задержать путников в дороге. Поэтому ему хочется поторопить их с приездом, и он хватается за обманчивую возможность прислать послов в Киев еще до закрытия навигации, приблизительно в первой половине ноября того же 987 года и во всяком случае никак не позже этого года*. ______________________ * Поддержку себе Завитневич готов видеть в словах Пселла: когда Барда Фока дошел до Пропонтиды и расположился в виду Константинополя, тогда "император Василий убедился в нерасположении к нему греков, и так как незадолго пред тем к нему пришел тавро-скифский значительный военный отряд, то он, соединив их вместе", вышел против бунтовщиков. Однако и Завитневич, по-видимому, не отказывается признать некоторую неясность такого показания, потому что, при буквальном понимании слов Пселла, неизбежно возникает вопрос: если русский (тавро-скифский) вспомогательный отряд ко времени появления Варды на берегах Босфора уже находился в распоряжении Василия, то зачем было ему отправлять своих послов к киевскому князю? ______________________ Впрочем, довольно безразлично, будет ли принято толкование бар. Розена или Завитневича. Вопрос о годе, в отношении приезда послов и заключения договора, большого значения не представляет, и напрасно в нашей литературе он поставлен был с такой остротой. Отчего, в самом деле, не допустить, что в Константинополе тотчас же, как дошла туда весть о бунте Варды Фоки, еще не дожидаясь подхода его войск, значит, еще в начале октября, поторопились обратиться за помощью к русскому князю? В этом случае послы могли, дйствительно, прибыть в Киев еще до закрытия навигации*. Но если послы и прибыли позже, в конце январского 987 года или даже в начале следующего, все же они успели бы выполнить свою миссию до окончания мартовского 987 года и тем самым оправдать домыслы тех историков, которые ищут себе — в вопросе о годе крещения Владимира — точку опоры не в летописи, а в Иакове Мнихе и Несторе-Летописце ("Чтение о житии Бориса и Глеба"). Действительно, мы можем сказать, что, применительно к старому русскому счету, договор был заключен, в том и другом случае, в 987 году**. ______________________ * Не думаю, чтобы текст Яхъи противоречил этому: "И взбунтовался открыто Варда Фока и провозгласил себя царем в середу, день праздника Креста, 14 сентября 1298 (987)... и овладел страною греков до Дорилеи и до берега моря, и дошли войска его до Хрисополя. И стало опасным дело его и был им озабочен царь Василий по причине силы его войск и победы его над ним. И истощились его богатства, и побудила его нужда послать к царю русов — а они его враги, — чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении". Затруднительность своего положения Василий мог осознать, конечно, еще до прихода Варды под Хрисополь.
______________________ б) Не был ли Владимир уже христианином в ту пору, когда в Киев прибыли греческие послы просить его о военной помощи?Расположение к христианству Владимир питал, несомненно, еще до прибытия послов; оно не было противно ему; по существу довольно индифферентный к Христовой вере, как к учению религиозному, он — прежде всего по политическим соображениям — готов был оценить это учение, видя в нем залог своих государственных успехов и понимая, что для Руси уже настало время сбросить с себя языческую одежду и вступить в среду народов христианских. Таким образом, предположение, что послы застали его уже христианином, само по себе, не представляет ничего неправдоподобного. Голубинский идет далее и предположение превращает в реальный факт, в убеждение, что Владимир, действительно, крестился еще до прихода послов. Однако его толкование не подтверждается никакими фактическими данными и, к тому же, "правдоподобности" факта можно и следует противопоставить логическую неприемлемость его. Большой политический ум, Владимир, хорошо понимал политические и культурные выгоды обращения Руси в православную веру; но именно как политик едва ли он мог сделать такой ответственный шаг втихомолку от своего народа и не заодно с ним. Владимир совсем не был Савлом, превратившимся в Павла: он отнюдь не горел жаждою познать истинное учение и отдать себя на служение ему. Личного удовлетворения он не искал. Какой смысл могло иметь для него принятие христианства одному, без народа, да вдобавок еще потихоньку от него? В нашей литературе не без основания указывалось на то, что положение Владимира по отношению христианства было довольно щекотливым: на киевский престол его возвела партия, враждебная Ярополку, враждебная именно за христианские симпатии последнего. Правда, защитники тайного обращения Владимира именно в этом факте и находят объяснение самой таинственности; но последняя имела бы смысл лишь в случае, если, действительно, признать у Владимира ревность к новой вере, особое к ней горение. А кто докажет существование таковой? В действиях Владимира гораздо ярче выступает политик, чем верующий. Вот почему предположение, будто он был уже христианином к приезду греческих послов, должно быть отвергнуто. в) Не принял ли Владимир крещения в приезд греческих послов?Но, быть может, Владимир крестился, когда послы приехали в Киев и дали согласие на брак с царевною Анною? Отрицательный ответ приходится дать и на этот вопрос. Предположение, будто Владимир крестился тогда же, как заключал договор (Завитневич), противоречит самому характеру события, идет вразрез с той линией, какую приняли тогда эти события. Просящею, заискивающею стороною была Греция, а не Русь; Владимир находился в чрезвычайно выгодном положении — к чему было ему торопиться и связывать себя лишним обязательством? Если бы послы еще привезли с собою царевну Анну — тогда иное дело; но ведь ее не было с ними; "византийская" же политика византийских императоров Владимиру, конечно, была хорошо известна; к тому же он мог быть хорошо осведомлен о недавнем грубом обмане, на какой пустились греческие цари, послав в жены болгарскому царю Самуилу, вместо обещанной сестры своей, другую, похожую на нее, женщину, выдав ее за царевну. Готовность принять христианство у Владимира, правда, была (и в этом плане приемлемы домыслы Голубинского); но ему, по чисто политическим соображениям, выгодно было не выпускать из рук такого крупного козыря, как принятие христианства, и попридержать его у себя до поры до времени. г) Оглашение?В таком случае, что же означают показания Нестора о крещении Владимира в 987 году и Иакова Мниха — о крещении за два года до взятия Корсуня? Греческие послы явились в Киев к Владимиру не только с просьбою о помощи, но и с заманчивым предложением выдать за него царевну Анну. Благоприятный случай открывал киевскому князю лестную перспективу породниться с императорским домом, и хотя сам он, пользуясь удачно сложившимися обстоятельствами, счел возможным требовать не одних обещаний, но чего-либо более положительного и реального, то, конечно, и ему, в свою очередь, предстояло пойти навстречу более или менее в той мере, в какой делали это греки: в области специально военной сторона более сильная может повышать свои требования ad infinitum [до бесконечности (лат.)] , но тут приходилось решать вопрос, не допускающий действий односторонних. Обручение, как первая ступень к браку — таков был шаг со стороны греков; оглашение, как первая ступень к крещению — таков был первый шаг со стороны Владимира. Обручение можно было произвести заочно, без невесты; но оглашение требовало непосредственного присутствия и участия киевского князя. В чем состояло это оглашение, состоялось ли оно в форме предполагаемой проф. Малышевским (принятие христианского имени; чтение молитвы; нательный крест)* и даже вообще допустимо ли оно было в такой форме — предоставляем судить об этом канонистам, знатокам византийского церковного права; но даже если оглашение в канонически допустимой форме и в придаваемом канонами смысле и не имело места, и по-видимому, все же что-то такое совершилось, делавшее впоследствии поворот назад недопустимым и налагающее такие обязательства, которые, по понятиям того времени, приобретали характер более прочный и более торжественный, чем всякая иная юридическая сделка. На сцену впервые выступала Церковь с своим особым кодексом требований, особою моралью и оценкою человеческих поступков. ______________________ * Отчет о 24-м присуждении наград графа Уварова. — СПб., 1882. ______________________ Вот это-то оглашение; это, так сказать, полукрещение, совершенное, разумеется, негласно, что подало впоследствии повод к толкам: "Се же не сведуще право глаголють, яко крестил ся есть в Киеве, и ини же реша: в Василеве, другие же инако скажють", — оно и было понято, принято и отмечено Иаковом Мнихом и Нестором, автором "Чтения о житии Бориса и Глеба", как действительное и полное крещение. Это "крещение" произошло одновременно с подписанием договора, в один из последних месяцев мартовского 987 года, а потому и отмечено у Иакова и Нестора, как событие именно этого года. Что при подписании договора вопрос о предстоящем браке Владимира с греческой царевной не только серьезно обсуждался, но и вылился в формы тоже серьезные, — об этом можно заключить еще и на основании того, что и византийские, и арабские источники, в полном согласии между собой, именно к этому договору приурочивают действия, определяемые ими как женитьба. 1. "И заключили они между собою договор о свойстве и женился царь Русов на сестре царя Василия... и послал к нему царь Василий впоследствии митрополитов и епископов, и они окрестили царя... и отправил к нему свою сестру" (Яхъя). 2. "И послали они тогда послов к царю русов и просили у него помощи и женили его на одной из сестер" (Ибн-эл-Атир). 3. "Этот князь попросил руку их сестры для брака, но она отказалась быть отданной жениху иной веры, переговоры по этому делу имели результатом принятие русским князем христианства. Тогда соглашение состоялось и принцесса была выдана за руса. Он прислал множество своих слуг на помощь императорам, людей твердых и мужественных" (Мискавейхи). 4. Имп. Василий поставил во главе флота князя Владимира sibi cognatione conjunctu ob sororem suam Annam ["С которым породнился через его брак со своей сестрой Анной" (лат.)] (Скилица). 5. Перед битвой под Хрисополем имп. Василий "приготовил ночью корабли и посадил на них русь": он мог это сделать, потому что перед тем призвал их к себе на помощь "и сделал зятем князя их Владимира по своей сестре Анне" (Кедрин). 6. Император, "устроив родственный союз свой с князем их Владимиром чрез сестру свою Анну, получил оттуда вспомогательный военный отряд, который и пустил в дело под Хрисополем" (Зонара). Характерно, что все шестеро говорят о "женитьбе" как о факте, предшествовавшем посылке военной помощи. Мы знаем, что церковного брака в действительности не было, но, очевидно, нечто, выходящее за пределы простого письменного акта или юридической сделки, все же состоялось. История знает примеры заочных браков, когда один из брачующихся заменялся подставным лицом: Джанбаттиста делла Вольпе фигурировал в Риме на брачной церемонии с Софиею Палеолог как заместитель Ивана III — по русским воззрениям, это было именно обручение, причем "жениху" не мешало оставаться тем, кем он был — католиком. Точно так же Афанасий Власьев заменял в Кракове Лжедимитрия I при его обручении с Мариною Мнишек. Характерно и то, что Яхъя, женив Владимира на Анне при заключении договора, потом крестит его и, посылая к нему Анну, отнюдь не говорит, что с ее приездом в Киев состоялась церемония брака: последний, для него, состоялся раньше. И разве не было примеров, что христианки выходили замуж за язычников? История Западной Европы знает Хлодовея французского, Мешка польского. В свою очередь, значение "Киевского" брака сильно подчеркнуто у остальных пяти историков: ни о каком другом браке они не упоминают. Отправляя послов к киевскому князю, императоры не должны были обольщать себя большими надеждами и заранее предвидели, что условия договора будут для них не легки, и не только потому, что использовать затруднительное положение греков было на руку киевскому князю, как всякому "доброму соседу", но и потому, что русы, по свидетельству Яхъи, в ту пору "были их врагами", и, следовательно, превратить их в друзей, купить их содействие нельзя было особенно дешево. В предвидении этого, дабы не задерживать посылку вспомогательного отряда, они должны были дать своим послам широкие полномочия и заранее подготовиться скрепить политический союз союзом брачным. Едва ли, впрочем, в этих видах они посылали с послами кого-нибудь из своих придворных девиц: надо думать, в Киеве и без этого нашлись бы лица женского пола для замены царевны Анны. д) Личное участие Владимира в войне с Вардою ФокоюПрава утверждать личное предводительство Владимира вспомогательным отрядом, действовавшим против Варды Фоки, источники нам не дают. У Яхъи об этом нет никакого намека; в словах Ибн-эл-Атира ("и женился он на ней и пошел навстречу Вардису, и они сражались и воевали") мы не найдем отрицания личного участия Владимира, но и только; еще у аль-Макина, при желании, можно вычитать положительные указания, но и в его выражениях: "они оба сговорились", "отправились на него", "обратили его" — с одинаковым правом можно видеть простую метонимию. То же следует сказать и про Пселла*; и только один Скилица дает ясное, категорическое указание на личное участие Владимира. Но Скилицу мы знаем, к сожалению, лишь в латинском переводе; а что, если переводчик допустил от себя вставку, в которой подлинный греческий текст неповинен? Недаром же Кедрин, раболепно копировавший Скилицу, совершенно молчит о присутствии киевского князя среди своих войск. ______________________ * Самый текст Пселла еще остается не вполне выясненным и допускает разночтения. См. Васильевский, "Ж. М. Н. Пр.", 151 (Труды, т. II, вып. 1-й, с. 94-95). ______________________ При таком наличии данных, естественно, благоразумнее всего считать самый вопрос "нерешенным" (Васильевский). Некоторые готовы слова Иакова Мниха: "к порогам ходи" связать с (неосуществившимся) намерением, действительно, явиться самому на театр военных действий, но и они не идут далее возможности такого намерения (Завитневич). Всех далее в этом направлении пошел академик Успенский: он "глубоко уверен в справедливости" того, что Владимир лично водил свои войска против Фоки, но и он считает показания Пселла и Скилицы недостаточно убедительными, чтобы дать право утверждать это категорически. Нетрудно видеть, что по данному вопросу в распоряжении исследователя, за отсутствием твердой почвы под ногами, ничего не остается, кроме возможностей самого широкого и субъективного толкования памятников. е) Когда началась осада Корсуня?При содействии посланного Владимиром вспомогательного отряда греки нанесли Варде Фоке, летом 988 года, тяжелое поражение при Хрисополе; затем, 13 апреля 989 года, русский отряд, действуя совместно с греками, наносит Варде Фоке новое, на этот раз решительное поражение под Абидосом: здесь Варда сложил свою голову (Яхъя, 24 — 25). Бунт усмирен; Владимир выполнил условия Киевского договора, теперь наступила для греков очередь выполнить свое обязательство. Однако неожиданно мы видим Владимира под стенами Корсуня, на положении уже не союзника, а врага Византийской империи. О причинах такой резкой перемены нам предоставлено лишь догадываться. О разрыве — в данном случае об отказе греков выдать царевну Анну за киевского князя — узнал, прежде всех, вероятно, начальник вспомогательного отряда и, кроме него, может быть, и особое (если таковое было) лицо, уполномоченное киевским князем оставаться в Константинополе для предстоящего сопровождения царевны в Киев. Тот и другой должны были известить Владимира о нарушении договора, на что требовалось, конечно, известное время. Потом требовалось время Владимиру снарядить войско для похода на Корсунь, вызвать вспомогательный отряд из пределов Греции, пройти расстояние, отделяющее Киев от Корсуня, чтобы появиться под стенами последнего. Поэтому едва ли осада могла начаться раньше разгара лета, т.е. июля — августа 989 года. Завитневич относит начальный момент к "первым числам июня". Согласиться с этим, пожалуй, возможно, если допустить, что вспомогательный отряд покинул Дарданеллы и Босфор и самостоятельно направился к берегам Крыма, не дожидаясь распоряжений Владимира. А такое предположение допустимо; политика "льстивых греков" была в Киеве достаточно известна; допуская возможность обмана, там могли принять свои меры и снабдить надлежащими инструкциями отряд, посылавшийся против Варды Фоки*. ______________________ * Завитневич. О месте и времени крещения, 19. ______________________ Во всяком случае, на ход дальнейших рассуждений и на приурочение событий к той или иной хронологической дате, более ранее или более позднее начало осады Корсуня, как сейчас увидим ниже, повлиять не может. ж) Когда был взят Корсунь?Нет никаких оснований отрицать показание "Жития блаженного Володимера" (Голубинский, I, 1, 225) о том, что осада продолжалась шесть месяцев, и если она началась только в июле — августе 989 года, то следует признать, что Владимир вошел в покоренный город не позже конца февраля 990 года, т.е. в конце все еще мартовского 989 г., а это и будет, согласно Иакову Мниху, как раз "в третье лето" по крещении. з) Крещение и брак Владимира. Крещение киевлянЕсли допускать длительную, полугодовую осаду и считаться с необходимостью дать некоторое время на переговоры Владимира из Корсуня с Константинополем, то брак и крещение состоялись ранней весной 990 года, а крещение киевлян летом этого года. Допускаем, что одновременно с крещением киевлян заложена была и церковь св. Богородицы ("Десятинная"): летние месяцы 990 года как раз придутся, говоря словами Иакова Мниха, на "четвертое лето" после того, что он называл "крещением" Владимира. V а) Схема событийВсе вышеизложенное можно уложить, приблизительно, в такую схему: 1. В самом конце январского 987-го или в самом начале 988 года (что равносильно концу мартовского 987 года) в Киев прибыли императорские послы. 2. Вскоре по своем прибытии, еще до марта январского 988 года (т.е., как сейчас было отмечено, в самом конце мартовского 987 года) они заключили договор: Владимир обязывался подать военную помощь, а императоры — выдать за него свою сестру. Для большей скрепы взаимных обязательств Владимир тогда же был обручен с Анною и тогда же сделал знаменательный шаг на пути предстоящего ему обращения в христианство (т. наз. оглашение). 3. Отправление русского военного отряда могло состояться лишь по вскрытии Днепра, месяца полтора по заключении договора. Сам Владимир проводил его до порогов во главе особого охранного отряда. 4. Летом 988 года русский военный отряд, вместе с императорским войском, нанес поражение войскам Варды Фоки под Хрисополем. 5. Вплоть до 13 апреля 989 года (а, может быть, и еще некоторое короткое время после того) отряд этот продолжал оказывать грекам деятельную помощь, пока не нанес Фоке решительного поражения под Абидосом. 6. Отказ императоров выполнить условия Киевского договора обусловил поход Владимира под Корсунь. Длилась ли осада шесть месяцев или город взят был раньше: т.е. — в последних ли месяцах январского 989 года или в последних месяцах мартовского 989 года (т.е. в январе-феврале январского 990 года), — в том и в другом случае, применительно к тогдашнему русскому летоисчислению, это взятие произошло согласно с показанием Иакова Мниха: действительно, "на третье лето по крещении". 7. Крещение и брак Владимира состоялись в Корсуне, два-три месяца спустя после взятия Корсуня. 8. Крещение киевлян, вероятнее всего, состоялось летом 990 года, когда одновременно заложена была и Десятинная церковь. 9. Владимир не только вернул грекам Корсунь в уплату за вено, но еще вторично послал им вспомогательный отряд, в котором те продолжали нуждаться. Об участии этого отряда в походе императора Василия в Сирию в 999 году мы знаем от Яхъи; и еще в 1000 году этот отряд, силою в 6000 человек, действовал на родине армянского писателя Асохика, который тоже оставил нам о нем свое свидетельство. б) Преимущества нашей схемы перед другими, ранее предложеннымиПредлагаемая схема обладает двумя существенными преимуществами по сравнению с прежними: во-первых, она берет дошедшие до нас данные такими, какими они дошли до нас: читает в них то, что в них написано, не прибегая к предположениям, будто такой-то источник дошел до нас в искаженном виде, а такое-то выражение или отдельное слово следует читать иначе, что такая-то мысль имеет иное, а не то значение, с каким она является в тексте, и т.п. Другое преимущество нашей схемы в том, что то, что до сих пор понималось, как противоречие и несогласованность, нами от этих "противоречий" освобождено: единственное, что мы отказываемся признать — это летописную хронологию и, в частности, правильность показания (кажется, ныне и без того никем не защищаемую) "Повести временных лет", собравшей под 988 годом ряд событий, которые никоим образом не умещаются на пространстве 12 месяцев, — во всем остальном мы считаем возможным принять показания как ее, так и свидетельства всех остальных источников. В самом деле: 1. Иаков Мних и Нестор, автор "Сказания", подтверждают друг друга: если Владимир крестился в 987 году (Нестор), то "второе лето ходи к порогомъ" (Иаков), действительно, должно было прийтись на 988-й год. 2. Крещение Владимира, действительно, пришлось в десятое (10-е) лето по убиении Ярополка (987), и нет надобности прибегать к предположению, будто "десятое" (10-е) есть ошибка вместо "девятое" (9-е). 3. Владимир, действительно, "ходи к порогам", и нет надобности видеть в этом выражении искажение текста, вместо "ходи к Роси", и видеть смешение двух Корсуней. 4. Нет надобности в предположении о вторичном завоевании Корсуня. 5. Нет надобности допускать искусственную симметрию в показаниях Льва Диакона и приурочивать взятие Корсуня непременно до 27 июля 989 года. 6. Нет надобности заставлять Льва Диакона смешивать события 988 года с событиями 989 года. 7. Вопрос о "Записке Готского топарха", как бы его ни решать, повлиять на решение основного нашего вопроса не может. 8. Точно так же и связь новеллы 4 апреля 988 года с появлением русского вспомогательного отряда остается частным вопросом скорее византийской, чем русской истории: успело ли русское войско прибыть в Константинополь в марте 988 года или оно появилось месяцем, несколькими неделями позже — общего хода наших событий это не меняет. 9. Нет надобности отвергать и показание Володимерова Жития о шестимесячной осаде Корсуня. 10. Нет надобности отрицать историческую достоверность летописного повествования и видеть в рассказе о крещении Владимира в Корсуне одну простую легенду. 11. Становится понятным, почему крещение Владимира стало возможным приурочивать к двум разным моментам: Иаков Мних закрепил версию, сложившуюся, конечно, в пределах самой Руси; рассказ Летописи образовался под влиянием данных преимущественно греческих. 12. Едва ли нужно доказывать, что слова "Повести о латынехъ" о приходе Владимира с враждебными целями на Царь-град, о чудесном превращении его из волка в агнца и принятии Христовой веры в греческой столице — не следует понимать буквально: "Повесть" есть перевод с недошедшего до нас греческого подлинника, произведение сравнительно позднее: на первом плане у автора не факты, а общая картина, в которой, на большом расстоянии, детали успели исчезнуть и разница между Царьградом и Корсунем стушеваться. Географический термин "Царьград" получил более распространенное обозначение: не столица государства, а само государство. в) Слабые стороны предложенной схемыДостоинства схемы не должны, однако, закрывать и ахиллесовой пяты наших рассуждений. 1. Наравне с другими, более ранними, она также страдает общим всем им и неустранимым недостатком: она не опирается исключительно на одни только фактические данные, опору себе она вынуждена искать также и в материале из категории возможного, правдоподобного. 2. Самый факт оглашения — насколько он был допустим в те времена? Компетентные судьи еще не высказали о нем с надлежащей обстоятельностью своего заключения. Правда, проф. Малышевский, впервые пустивший в оборот мысль об оглашении Владимира, хотя и не канонист по специальности, все же ученый, которому вопросы из этой области не могли быть чужды; однако его довод остался в науке одиноким и, кажется, никем до сих пор не принят. Вообще, последнее слово о крещении Владимира еще не произнесено, и необходимо признать, что, при наличии имеющегося в нашем распоряжении исторического материала, любая попытка решить вопрос, как бы остроумна она ни была, не смеет претендовать на право стать решающей и окончательною. Впервые опубликовано: Записки Русского Исторического общества в Праге. Кн. 1. Прага, 1927.
Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества. | ||
|