| ||
|
Вопрос этот можно формулировать еще в такой форме: "Было ли население Киевской Руси таким же "великорусским", каким мы знаем его в Северо-Восточной Руси?" Вопрос о "великорусскости" населения Южной Руси был впервые поставлен Погодиным. Опираясь на шаткие филологические данные (якобы на отсутствие в летописях киевского периода признаков "малороссийского" языка), он создал гипотезу о массовом переселении "великорусского" населения с Юга на Север. "После татар они (жители Юга) отодвинулись на север, да и до тех пор они распространялись беспрестанно на север вместе с князьями"; малороссы же первоначально жили в Карпатах и на Волыни и заняли Киевский юг ("Киевскую губернию") уже после татар (Исследования, Замечания и Лекции о русской истории. Т. VII. М., 1856. С. 425, 426; и Известия Акад. Наук. ("Записка о древнем языке русском"). Кому недоступна книга Погодина, тот может ознакомиться с его гипотезой по изложению Пыпина, История русской этнографии. Т. III, гл. X ("Спор между южанами и северянами"). С. 319-324; тут же и литература вопроса: полемические статьи Максимовича (против) и Лавровского (в защиту погодинской теории). Исторические данные Погодина нашли поддержку в филологических толкованиях А.И. Соболевского: 1) "Как говорили в Киеве в XIV-XV в.?" (Чтения в Общ. Нестора-Летописца, т. II, 1883 г.), 2) "Очерки из истории русского языка" (Киев. Унив. Изв. 1883-1884 и отд. 1884); 3) Лекции по истории русского языка. Киев, 1888 и др. Противники Соболевского: Ягич, Антонович (Монографии), Мочульский, Ал. Колесса, Грушевский (Очерк истории Киевской земли. Киев, 1891. С. 427-443, и Исторiя Украiни — Руси. Т. III, изд. 2-е (1905). С. 143-154). С резкой критикой выступил проф. Крымский: "Филология и погодинская гипотеза. Дает ли филология малейшие основания поддерживать гипотезу г. Погодина и г. Соболевского о галицко-волынском происхождении малоруссов?" (Киевская Старина, 1898, №№ 6, 9; 1899, №№ 1, 6, 9; не закончено). Акад. Шахматов первоначально стоял на стороне Погодина и Соболевского, но позже, частично, уступил мнению их противников. См. еще Ир. Житецкий, Смена народностей в Южной России. Историко-этнографич. заметки. Киевская Старина, 1883, №№ 5, 6; 1884, №№ 8, 9, 11 (статья не закончена). Более подробные указания на литературу см. у Грушевского, Киевская Русь. СПб., 1911. С. 468-473; а также его же, Исторiя Украiни — Руси. Т. I, изд. 3-е (1913). С. 551-556, где обстоятельно изложена история самого спора (указана и вся относящаяся сюда литература); тут же и оценка мнений Ягича и Шахматова о принадлежности племени северян к великорусской группе: это, по мнению Грушевского, не более, как уступка старой погодинской теории. Ключевский. Курс русской истории (Т. 1, лекция 16-я, вторая ее половина) изложил свою гипотезу заселения Ростовской области из Приднепровья в духе Погодина. Спицын ставит себя в ряды "решительных противников" ее, находя положения Ключевского "или спорными или неприемлемыми" (Историко-археологические разыскания. Ж. М. Н. Пр., 1909, январь. С. 91). Самую теорию Ключевского он так формулирует (с. 91): "1) В X-XI в. русское население Приднепровья было значительным; 2) к середине XII в. Приднепровье сильно запустело; 3) переселение из Киевской области направилось главным образом на север, и лишь отчасти на запад". Спицын же полагает: 1. Ничем не доказано, что население Приднепровья было значительным (с. 91). 2. Ссылка на семь черниговских городов, в которых, по словам современника, жили "только псари да половцы", теряет свою убедительность, "если принять во внимание, что на Руси всегда бывало множество бедных городов, имевших лишь административное значение". Речь идет о неторговых городах: оттого они и "бедны" (с. 92). 3. "Ссылка на Русскую Правду для доказательства тяжелого экономического положения Киевской Руси, конечно, не имеет серьезного значения, так как закон обнимает лишь экономические и правовые нормы и не дает ни цифровой, ни исторической перспективы" (с. 94) 4. "Опасность от кочевников — это величина реальная. Несомненно, что близость Степи создавала весьма тревожное настроение Но где на Руси подобного настроения в ту пору не было? Нападения половцев имели, можно сказать, исключительно разбойничий характер, и серьезной угрозы для Руси они никогда не представляли. Про половцев мы можем прямо сказать, что это было сравнительно мирное население наших степей, никогда не угрожавшее нашей самобытности Половцы были несравненно опаснее для страны не самостоятельными набегами, а участием в междоусобиях князей, так как услуги их всегда оканчивались предоставлением на грабеж земель противников" (с. 94-95). 5. "Возможность передвижения приднепровского населения на далекий север совершенно недопустима. От благодатного чернозема к глине и песку, требующим удобрения! От степи к лесу, от тепла в холод, от хороших урожаев к малым! От поля к коню, от хаты к избе, от больших селений к починкам, от легкой работы к упорному труду! Борьба с лесом столь тяжела, что прочно садится в лесу на пашне только третья смена населения". Да, наконец, если бежать, то зачем непременно "за тридевять земель, когда под боком были черниговские и курские, и орловские (леса)? потеснить вятичей ничего не стоило. Но именно в лес население Приднепровья не могло пожелать идти, раз была полная возможность передвинуться в район того же родного, степного быта, — на запад, в Галич, к старой родине. Сюда то, в степь, к ближайшим родичам, и бросилось население Киевской области в татарский разгром" (с. 95 — 96). 6. Ключевский хочет опереться на "названия населенных мест Суздальской области, тождественные с киевскими и вообще южнорусскими; но ведь это названия правительственные, княжеские, а не народные. Князья были южнорусского происхождения, чем без всякого затруднения и объясняются южнорусские названия некоторых городов и урочищ Суздальского края" (с. 96). 7. Коли южнорусские былины сохранились на севере России, то они вообще распевались безразлично на юге, на севере, на западе и востоке, на севере же они "нашли для себя весьма благоприятную почву — длинные зимние вечера, а южное население быстро их растеряло, под впечатлением иных событий, иных героев" (с. 96-97). 8. Ссылка на то, что раньше, в X веке, св. Глеб идет из Киева в Муром окольным путем, через Смоленск, Владимир же Мономах, Юрий и Андрей ходили туда прямиком лесами вятичей и что, значит, "какое-то движение" расчистило им перед этим путь "сквозь непроходимые леса", теряет свое значение потому, что последние три князя проходили через враждебные земли вятичей "лишь потому, что это были военные походы, не признающие никаких препятствий на пути" (с. 97). 9. Вообще, "теория южно-русского происхождения основного ядра Суздальской Руси, столь рельефно изложенная в последнее время ее сильнейшим защитником, — красивое и призрачное здание. Секрет начала удивительного роста и усиления этой Руси еще не уловлен" (с. 98). Впервые опубликовано: Курс русской истории в 3 тт. Прага, 1931-1935. Т. 1.
Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества. | ||
|