| ||
|
Что мешало образоваться в Киевской Руси прочному ядру государственности — это в русской историографии обозначено и выделено достаточно ярко и определенно: 1) постоянные усобицы князей; 2) Киев — вечное яблоко раздора; 3) соседство со Степью и бессилие противостоять ее натиску; 4) обусловленный этим бессилием отлив населения в другие более спокойные области; 5) близкое соседство с Венгрией и Польшею: хотя и не в такой степени пагубное, как соседство со Степью, оно также мешало упрочить и выходить молодые ростки государственного порядка; наконец, 6) крестовые походы и Латинская империя, открывшие товарам с Востока и из Западной Европы новые транзитные пути и тем сильно подорвавшие торговое значение Киева и его экономическое благосостояние. Таковы явления отрицательные, такова помеха. Но значит ли это, что, не будь помехи, государственность выросла бы и окрепла в Киевской Руси? Ведь одного отсутствия отрицательных явлений еще недостаточно — для созидательной работы необходима наличность еще и положительных факторов. Имелись ли они налицо? На этот вопрос Забелин готов ответить отрицательно. Дружинный элемент (говорит он) был непригоден для развития единовластия, а между тем он-то на юге и давал тон всей жизни. Государственность окрепла на Северо-Востоке Русской земли, где основу жизни дала не бродячая дружина, а оседлый посад. "Господствующею силою древнерусской и собственно южнорусской политической жизни было боярство, называемое в то время дружиною. Для его целей единовластие, единодержавие было противно, ибо цели дружины и ее вождей, разновластных князей, заключались в добывании княжеских столов и боярских волостей". Вот почему "впоследствии, когда ход истории потребовал так или иначе создать государство, в Южной Руси не нашлось основания, в ней не оказалось народа, т.е. той промышленной по преимуществу городской простонародной среды, без которой, как дом без четырех углов, государство не ставится" (Взгляд на развитие московского единодержавия. Историч. Вестник, 1881, апрель. С. 763 — 764). Ту же мысль, но гораздо бледнее и не так заостренно, высказывает и Костомаров: "Развитие личного произвола, свобода, неопределенность форм — были отличительными чертами южнорусского общества в древние периоды, и так оно явилось впоследствии. С этим вместе соединялось непостоянство, недостаток ясной цели, порывчатость движения, стремление к созданию и какое-то разложение недосозданного, все, что неминуемо вытекало из перевеса личности над общинностью. В натуре южнорусской не было ничего насилующего, нивелирующего, не было политики, не было холодной расчетливости, твердости на пути к предназначенной цели" (Две народности. Историч. монографии. Т. I. С. 69-70). Впервые опубликовано: Курс русской истории в 3 тт. Прага, 1931-1935. Т. 1.
Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества. | ||
|