| ||
|
1. Признавая справедливыми слова Плано Карпини о том, что, возвращаясь от хана Гаюка в Киев, он и его спутники получили от братьев Романовичей (Даниила и Василька) и духовенства заявление о готовности их "принять св. отца главою их церкви, подтверждая все сказанное ими о том прежде чрез особенного посла, бывшего у папы", Карамзин тем самым implicite инициативу сношений приписывает Даниилу. "Даниил с горестию видел слабость России, уныние князей и народа; не мог надеяться на их содействие и долженствовал искать способов вне отечества". Он "обратил глаза на Запад, где Рим был душою и средоточием всех государственных движений". Но сама уния была для него личиной. Убедившись в ее бесполезности, Даниил не затруднился сбросить ее с себя, смеясь "над злобою папы и строго наблюдая уставы греческой Церкви, доказал, что мнимое присоединение его к Латинской было одною государственною хитростью" (ИГР, IV, с. 51-54). 2. О побуждениях Даниила Соловьев, по существу, говорит то же, что и Карамзин: сломить могущество татар с одними силами Галича нечего было и думать: "отбросить их в степи можно было только с помощью новых крестовых походов, с помощью союза всей Европы, или, по крайней мере, всей восточной ее половины. Но о крестовом союзе католических государств нельзя было думать без главы римской Церкви, от которого должно было изойти первое, самое сильное побуждение; князь русский мог быть принят в этот союз только в качестве сына римской Церкви — и вот Даниил завязал сношения с папою Иннокентием IV о соединении Церквей" (История России. Т. III. С. 210). 3. Того же взгляда держится и Костомаров: чтобы обеспечить себе успех в борьбе с татарами, которую он замышлял, Даниилу необходимо было сойтись "с такою центральною силою, которая двигала всем западным миром. Такою центральною силою казался ему папа. Постоянные и долгие сношения с западными католическими государями неизбежно должны были внушить ему высокое мнение о могуществе духовного римского престола... Данило изъявил желание отдать себя под покровительство св. Петра, чтобы идти под благословением Римского престола, вместе с западным христианством, на монголов". Русская История в жизнеописаниях, вып. 1, с. 146 (СПб., 1873). 4. Иной оттенок у Иловайского: первый шаг к сближению сделан был не с русской стороны, однако папа, по существу, лишь предупредил Даниила. Так, думается, следует понимать слова автора: "Родство и тесное сближение с западными соседями, т.е. угорскими и польскими государями, частое их посещение с самого детства, большую часть которого Даниил провел при их дворах, — все это не могло остаться без влияния на его отношения к католической пропаганде". Унижение, испытанное в Орде; тяжелые дани, наложенные на его землю, должны были усилить симпатии Даниила к Западу. "Только отсюда стал он ожидать помощи своему намерению свергнуть постыдное иго. Особенно с той поры, когда попытка его зятя Андрея Всеволодовича Суздальского была подавлена, и восточная Русь еще глубже впала в татарское рабство, Даниил сделался еще более доступен мысли о церковном подчинении папе, который по отношениям и понятиям того времени только один мог подвигнуть европейских государей и рыцарство на новые крестовые походы против восточных варваров". И на папскую грамоту, посланную ему с Плано Карпини Даниил не замедлил откликнуться, отправив "послом в Рим (Лион?) одного из русских игуменов для переговоров о борьбе с татарами и единении Церквей". Впоследствии, не видя практической пользы от унии, Даниил порвал с нею. "Тщетно Александр IV посылал ему укорительные грамоты и отечески увещевал возвратиться под сень Апостольского престола. Очевидно, вся эта затея об унии со стороны Даниила была только делом ловкой политики, и едва ли он относился к ней серьезно" (История России, ч. I, М., 1880. С. 463, 466). 5. Дашкевич инициативу сношений определенно приписывает папе, не Даниилу. "Русские историки (говорит он) вслед за польскими повторяют, что почин переговоров принадлежал Даниилу, и одни готовы заподозрить Даниила в некотором легкомыслии и недальновидного (Соловьев, Ист. P. III, изд. 3-е. С. 216), а другие, признавая величие Даниилова замысла (Карамзин, т. IV, гл. I) восхваляют хитрость его политики. Эту хитрость выдвигает на вид в особенности статья К.Т. Мурковского: "Даниил Романович Галицкий в сношении с Римом", помещенная в "Киев. Епарх. Ведом.", 1873 г... Толки об инициативе Даниила в переговорах с папою повторяет А.С. Петрушевич, "готовый, подобно польским историкам, считать началом сношений русского князя с папой появление русского посла на Лионском соборе" Между тем "не Даниил был искателем унии: почин в переговорах о ней принадлежал папе и католическим монахам, поселившим в русском князе несбыточную мечту о всеобщем католическом ополчении против татар. Согласившись затем на признание вселенского значения римского епископа, Даниил никогда не думал о пожертвовании самостоятельностию русской Церкви и не прибегал к хитрости" (Первая уния Юго-Западной Руси с католичеством. Киев, 1884. С. 10-12). I. Архиепископ Петр на Лионском соборе не был посланцем Даниила; мы даже не знаем, где, собственно, находилась его епархия, и имел ли он вообще таковую. Всего скорее он был "за пределами господства дома Владимира" и не имел никакого отношения к переговорам Даниила с папою" (с. 16, 19). II. "Идея посылки миссии к татарам возникла независимо от переговоров с Даниилом — под влиянием постоянно доходивших до папы вестей о произведенных татарами опустошениях и о новых их замыслах. Иннокентий IV во все время своего правления заботился об отстранении опасности и тотчас же по вступлении на папский престол побуждал немцев к крестовому походу против татар в защиту Венгрии" (с. 19). III. "Послы (Плано Карпини) первые, по-видимому, завели речь об унии и от имени папы убеждали Василька и епископов присоединиться к римской Церкви" (с. 21). IV. "Где-то за Днепром, быть может, у Батыя, они встретились с Даниилом и предложили ему то же, что говорили Васильку. В то время Даниил находился под тяжелым впечатлением поездки в Орду... и он с радостью бросился навстречу сверкнувшему лучу надежды на освобождение из тягостного ига. Даниил начал лелеять обширный политический замысел. В то время он еще верил в силу папского слова и готов был думать, что оно двинет против татар закованные в железо полки Запада. Даниил порешил примкнуть к этому католическому союзу и немедленно по возвращении от татар позаботился довести до сведения папы о своей покорности Папскому престолу" (с. 23-24). Грушевский (История Украiни — Руси. Т. II, изд. 2-е, 1905. С. 68) разделяет взгляд Дашкевича; точка зрения Преснякова ("Анналы", кн. II, 1922. С. 191) неясна: "Нашествие Батыя было современниками воспринято как событие общеевропейского значения. О нем, как угрозе христианству, говорил папа Иннокентий IV на Лионском соборе 1245 г. Для выяснения положения дел в Восточной Европе и попытки влиянием проповеди среди неверных обеспечить мир, отправлено в Золотую Орду знаменитое посольство Плано Карпини. В такой обстановке возникла и попытка сплотить христианский мир церковным объединением — переговоры Даниила Галицкого с Римом об унии и военной помощи". Выражение "переговоры Даниила с Римом" является неожиданным: предыдущие строки давали основание ожидать иного оборота: "переговоры Рима с Даниилом". Впервые опубликовано: Курс русской истории в 3 тт. Прага, 1931-1935. Т. 1.
Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества. | ||
|