| ||
|
Соловьев ставит Куликовскую битву в один ряд с грандиозными столкновениями европейских и азиатских ополчений, от исхода которых зависела судьба целых народов, всей христианской культуры. Так, в эпоху Великого переселения народов римский полководец Аэций спас на Каталаунских полях Западную Европу и ее цивилизацию от диких гуннов (451); несколько позже (732) почти на тех же местах, под Туром, Карл Мартелл разгромил арабов и остановил ислам в его поступательном движении. Точно также и Куликовская победа "была знаком торжества Европы над Азиею; она имеет в истории Восточной Европы точно такое же значение, какое победы Каталаунская и Турская имеют в истории Европы Западной, и носит одинакий с ними характер, — характер страшного, кровавого побоища, отчаянного столкновения Европы с Азиею, долженствовавшего решить великий в истории человечества вопрос — которой из этих частей света восторжествовать над другою". Решила ли, однако, Куликовская битва этот вопрос? Устранила ли она опасность, тяготевшую над Русской землею? Побоище, действительно, было кровавое; но практического решения оно не принесло: реальные результаты поражения Мамая ничтожны. Значение ее, как уже было указано (см. выше, с. 193), лишь моральное, идейное: она воочию указала на возможность одолеть татар, в корень подточила прежнее убеждение в их непобедимости, зародила светлые надежды, укрепила веру в будущее, оправдала собирательную политику московских князей; но торжества над Азией еще не дала. Да и самая опасность для тогдашней Руси была не та, что в свое время грозила Западной Европе: в конце XIV в. татары совсем не представляли той силы, как некогда гунны или арабы; смести с лица земли русский народ, как это мог бы сделать Аттила в V в., или духовно поработить его, навязав свою культуру, чего можно было опасаться от арабов в VIII столетии, они все равно были бы не в состоянии. В случае неудачи Дмитрия Донского Россия поплатилась бы новым вторжением, новым разорением страны, но не больше. Зато, бессильные уничтожить Московскую Русь татары обладали еще достаточными средствами, чтобы держать ее под постоянной угрозой. После Каталаунского побоища и битвы под Туром гунны и арабы исчезли навсегда, татары же еще долго давали знать о своем существовании. От набегов и вторжений татарских Куликовская победа Русь не избавила, и даже сама Москва, столица, еще не раз будет дрожать от страха за свою судьбу. Вообще вплоть до вокняжения Ивана III, т.е. почти вплоть до фактического падения татарского ига, Москва продолжает жить в полной неуверенности за завтрашний день. Ср. нашествие Тохтамыша, испепелившее Москву (1381), нашествие Тамерлана (1395), появление Едигея под стенами Московского Кремля (1408), внезапный набег на Москву ордынского царя Махмета (1439), пленение, тем же Махметом, великого князя Василия Темного (1445), и, наконец, два набега на Москву в 1451 и 1459 гг. Впервые опубликовано: Курс русской истории в 3 тт. Прага, 1931-1935. Т. 1.
Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества. | ||
|