Е.Ф. Шмурло
Приложения к I тому Курса русской истории:
Спорные и невыясненные вопросы русской истории

Приложение № 35
Происхождение "Повести Временных Лет"

На главную

Произведения Е.Ф. Шмурло

СОДЕРЖАНИЕ

А. Смена взглядов на Повесть Временных Лет в русской историографии

1. Научное изучение русских летописей началось с Августа-Людвига Шлецера. Своим "Нестором" (1802-1809) он заложил первые основы этому изучению. В начальной летописи он видел подражание летописям византийским, раболепное повторение их форм и приемов писания. Однако взгляд этот не удержался; за летописью была признана самобытность ее происхождения и национальный характер (Бутков, 1840).

2. Последующие исследователи выдвинули вопрос: из каких элементов выросла летопись? По Сухомлинову (1857), она выросла из заметок, заносимых для памяти на пасхальных таблицах: предметом таких заметок служили: военные события, рождение и смерть князей, постройка храмов, солнечные затмения, мор, голодные годы, — вообще все, что могло интересовать и казаться важным для лица, ведавшего запись. Такие-то заметки, хронологически расположенные, и послужили основою будущей летописи, которая таким путем постепенно пополняла и расширяла свое содержание.

Зависимость летописи от пасхальных таблиц признал Иловайский (1876); принял ее и Забелин (1876): первым початком летописания, говорит он, были календарные заметки; они возникли в церковном кругу, вносились в церковные книги: в пасхальные таблицы, в святцы — безо всякой мысли, что это летопись. Мысль о литературном повествовании родилась лишь после того, как Русь сложилась в одно целое, т.е. не раньше времени Ярослава.

3. Наряду с этим взглядом было выдвинуто другое положение Еще Строев (1820) высказал предположение, что летописи наши суть своды. Его мысль нашла себе подтверждение и дальнейшее развитие в трудах Костомарова (1861), Срезневского (1862) и особенно Бестужева-Рюмина (1868). Отказываясь видеть начало летописания в заметках на пасхальных таблицах, эти историки указывали на существование, наряду с краткими погодными, более или менее случайными, записями, еще исторических сказаний, повестей, народных преданий; из совокупности таких составных частей, по их мнению, и возникли летописные своды — летописи-сборники.

"Прежде чем составилась летопись, ее части существовали отдельно, как особые сочинения" (Костомаров). Повесть временных лет не есть цельное сочинение, принадлежащее одному перу, но свод материалов, письменных и устных, уже готовых, уже существовавших Составителю свода оставалось лишь использовать их. Письменные источники такого свода даже возможно, до известной степени, восстановить, т.е. разложить свод на его составные части (Бестужев-Рюмин).

Представление о летописях, как механической сшивке разнородного материала, встретило в работах Шахматова (1897-1918) принципиального противника. Продолжая, вслед за Строевым и его последователями, видеть в летописи свод, он признает в ней, однако, не механическое сочетание разнородных по составу и содержанию данных, а "сложное тело, развившееся из других, более древних, но уже сложных тел". Не довольствуясь одним разложением памятника на его составные части (погодные списки, легенды, житийные сказания, повести с характером историческим), Шахматов выясняет состав Повести временных лет, следит за эволюцией ее составных частей, раскрывает ее первоначальную основу, ее зародыш, последовательность в нарастании ее содержания, определяет, какой переработке последовательно подвергались составные части Повести, прежде чем окончательно принять, тот вид, в каком дошли до нас. В конечном выводе его анализ показал, что каждый из сводов есть только переработка другого свода, зачастую результат многократной переписки, переделки, с сокращениями и дополнениями на основании новых сведений.

Шахматовский метод исследования получил всеобщее признание, зато выводы Шахматова встретили суровую критику в лице Истрина.

Таким образом, по вопросу о летописи, во всем его объеме, историческая наука, как видим, далеко еще не сказала последнего слова. По-прежнему: 1) разно толкуются мотивы, вызвавшие появление русской летописи; 2) еще спорят о том, кого считать составителем Повести временных лет; 3) особенно горячий спор ведется теперь по вопросу, как составилась эта Повесть, иными словами: какова была история ее возникновения и образования.

Б. Повесть Временных Лет. Вопрос об авторе

1. Что вызвало появление русской летописи?

Этот вопрос можно разбить на два отдельных: а) ответом на чьи интересы являлась летопись? и б) в какой среде зародилась она?

а) На первый вопрос. Большинство наших историков (Костомаров, Бестужев-Рюмин, Шахматов и др.) полагают, что летопись была произведением официальным, обслуживала интересы правящих лиц и, следовательно, не могла быть выражением объективного, бесстрастного наблюдения современных летописцу событий: летописец отнюдь не описывал их, "добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева" — "да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу". Шахматов дальше всего идет в этом направлении, допуская возможность, что достаточно было одной смены на великокняжеском престоле киевском, чтобы придать летописи совершенно иное направление и тенденцию.

Официальность летописи не отрицает и Забелин, но понятие "правящих лиц" он толкует несколько шире обычного, отчетливее определяя самое содержание этого понятия. "Летописание было официально в том смысле, что статьи писались и вносились во Временник с общего приговора и обсуждения княжеской дружины или независимой городской дружины, как, вероятно, было, например, в Новгороде и Пскове" (I, 498).

б) На второй вопрос. Летописание на Руси зародилось в монастырской среде — таково мнение почти всех наших историков. Одиноким стоит мнение Забелина. Так как летопись (говорит он) явилась в ответ на общественные потребности, то и произведением была она тоже общественным, а потому первые зародыши ее следует искать не в монастыре, а в городе. "Повесть временных лет возникла в городской среде; город, в лице княжеской, военной дружины и в лице дружины торговой, гостиной, первый должен был почувствовать и сознательно понять, что он есть первая историческая сила Русской земли, деяния которой поэтому достойны всякой памяти. Лучшим подтверждением, что летописные записи составлялись не церковниками или монахами, а светскими людьми, служит летописный язык, — язык простой, деловой, больше всего дьячий и меньше всего церковничий" (История р. жизни. I, 489, 498).

2. Кто составлял Повесть Временных Лет: Нестор или Сильвестр?

Со времен Татищева и Шлецера составителем Повести Временных Лет обыкновенно считался Нестор, черноризец Печерского монастыря: с половины же XIX столетия за составителя Повести стали принимать Сильвестра, игумена Выдубицкого монастыря (Костомаров, Срезневский, Голубинский). Однако в последнее время старый взгляд нашел себе упорного защитника в лице покойного Шахматова: хотя в его построении нашлось место и тому и другому, все же первая редакция Повести принадлежит, по мнению Шахматова, Нестору; Сильвестр лишь переработал ее на свой лад, изменив и дополнив писание своего предшественника. Истрин идет еще дальше: Нестор составлял, Сильвестр же только переписывал.

3. Что, по мнению сторонников авторства Сильвестра, мешает признать Нестора составителем Повести Временных Лет?

Разноречие показаний Повести с двумя несомненными произведениями пера Нестора, из них первое: "Житие прп. Феодосия", а второе: "Чтение о житии и о погублении блаженую страстотерпцю Бориса и Глеба".

1) Разноречия Повести с "Житием Феодосия"

1. Житие: Нестор говорит в нем про себя, что о Феодосии он собрал сведения от старшей братии монастырской, сам же пришел в Печерскую обитель и принят был в нее уже при игумене Стефане: "О блаженнем отци нашем Феодосии оспытовая слышал от древниих мене... прият же был в онь (т.е. в монастырь) игуменем Стефаньм и яко же от того острижен быв". — Это было, значит, уже после 1074 г., так как Феодосии скончался в этом году. — Повесть: Летописец говорит про себя под 1061 г.: "к нему же (т. е. к Феодосию) я аз придох худый и недостойный раб, и прият мя лет ми сущю 17 от роженья моего".

2. Житие: Монастырь над пещерой, вместо самой пещеры, построил Феодосии после того, как сменил на игуменстве своего предшественника Варлаама. — Повесть: построил монастырь Варлаам, еще до Феодосия.

3. Житие: за уставом Студийским Феодосии посылал в Константинополь одного из братии. — Повесть: Феодосии нашел этот устав в Киеве у одного монаха по имени Михаил.

2) Разноречия Повести с "Чтением" Нестора

1. Чтение: До Владимира Св. на Руси не было ни одного апостола. Летопись: апостол Андрей водрузил крест на горах Киевских и доходил до Новгорода.

2. Чтение: Владимир дал Борису город Владимир на Волыни. Летопись: он дал ему город Ростов.

3. Чтение: Святополк, по смерти Владимира, приехал в Киев. Летопись: При смерти отца он находился в Киеве.

4. Чтение: Убийцы сразу убили Бориса и привезли его к Святополку уже мертвым. Летопись: Борис, раненый, привезен был в Киев, и Святополк велел убийцам добить его.

5. Чтение: При появлении убийц Глеб не знал о намерении убить Бориса. Летопись: Глеб был уже предупрежден.

6. Чтение: Борис пошел неизвестно на каких врагов. Летопись: враги эти названы: то были печенеги. (Костомаров. Лекции по русской истории. СПб., 1861, с. 28).

3) Разноречие "Чтения" Нестора со "Сказанием" Иакова Мниха

Разноречие Несторова "Чтения" с Повестью приобретает тем больший вес и значение, что "Чтение", вдобавок, расходится еще и со "Сказанием" о тех же Борисе и Глебе Иакова Мниха; Иаков же Мних как раз служил образцом и источником автору Повести временных лет в рассказе о младших сыновьях-мучениках Владимира Святого.

Иаков: Глеб не присутствовал при смерти своего отца: он был в это время в своем уделе, в Муроме. Святополк Окаянный коварно вызвал его в Киев и по дороге туда велел его убить.

Нестор: Глеб был в эту пору (не в Муроме, а) в Киеве; узнав о грозившей ему опасности, он бежал из Киева, но посланные убийцы настигли его по дороге и предали смерти.

Сводку разногласий см. у Голубинского, I, 1, с. 751-754; 779-780.

Расхождение Нестора с Иаковом Мнихом, если даже не иметь в виду чисто фактическую сторону, является по существу неизбежным: Иаков писал повесть, Нестор же задался целью составить житие, прославить первых мучеников христианской веры.

4. Если не Нестор, то кто же был составителем Повести?

Срезневский, Костомаров, а вслед за ними Бестужев-Рюмин и Голубинский считают таковым Сильвестра, игумена Выдубицкого монастыря: первые два — безусловно, Голубинский же и Бестужев-Рюмин — предположительно; но все основываясь на послесловии, которым заканчивается Повесть: "Игумен Сильвестр святого Михаила написах книгы си летописец, надеяся от Бога милость прияти, при князи Володимере, княжащю ему Кыеве, а мне в то время игуменящю у святого Михаила, в 6624, индикта 9 лета, а иже чтет книгы сия, то буди ми в молитвах".

1) Но в таком случае, как объяснить заглавие на некоторых списках Повести: "Нестора черноризца Феодосиева монастыря Печерского"? — это, отвечают, списки позднейшие (Хлебниковский) или со мнительные, нам неизвестные (те, про которые говорит Татищев, что они были в его руках). Большая же часть дошедших до нас списков или с заглавием без имени Нестора (просто: "черноризца Феодосиева монастыря Печерского"), или вовсе без всякого такого заглавия.

2) А как объяснить показание Поликарпа, киево-печерского монаха, который в своем послании к Акиндину (см. Киево-Печерский Патерик: слово о Никите Затворнике) говорит: "Нестор, иже написа "Летописец"? — на это отвечают: Поликарп жил в XIII в.; он писал, основываясь на монастырском предании, не больше. Нестор был современником составителя Повести Временных Лет, тоже, как и он. жил в Печерском монастыре, тоже занимался писанием ("Житие Феодосия", "Чтения о Борисе и Глебе"), пользовался большим уважением — позднейшим поколениям не трудно было смешать его с настоящим составителем летописи.

"К великому сожалению, — говорит Голубинский, — игумен Сильвестр выражается не с совершенною определеностью, которая бы бесспорно давала видеть в нем или самого летописца, или только переписчика. Но во всяком случае его выражение написах, а не преписах, скорее в пользу того, что он летописец, чем — что он только переписчик". К тому же игумены редко занимались простым переписыванием; будь Сильвестр только переписчиком, он, вероятно, упомянул бы и составителя (I, 1, 781). Кто бы, однако, ни был таким составителем, он был, несомненно, монахом Печерского монастыря, так как сам показывает, что 17-ти лет пришел в монастырь к Феодосию (см. выше).

Не все, однако, даже из числа сторонников Сильвестра, так безусловно отрицают сопричастность Нестора в летописной работе. Нестор, говорит Костомаров, вероятно, писал особую Печерскую летопись, куда заносил события, касавшиеся специально Киево-Печерского монастыря, — вел своего рода хронику монастырской жизни, и эта монастырская летопись вошла потом в состав Повести Временных Лет. Вероятно, все, что в этой Повести относится к Печерскому монастырю, "взято из этой монастырской летописи, писанной, между прочим, и Нестором; но не все, заключающееся в ней, следует приписывать монаху или вообще Печерской обители, в особенности рассказы о древних событиях на Руси" (Лекции, 28).

Мнение Костомарова можно считать тем мостом, которому суждено было соединить два противоположных берега: дальнейшее развитие брошенной им мысли представил нам Шахматов.

5. Как сторонники Нестора доказывали его авторство?

Весьма различными доводами.

1. Шахматов. В заботе о своей литературной славе и вопреки господствовавшим в древности приемам, Нестор прямо указывал на свое авторство. Так поступил он в своем "Сказании о Борисе и Глебе" и в "Житии Феодосия". Несомненно, поставил он свое имя и в заглавии Повести временных лет: "Нестора черноризца Феодосьева манастыря Печерьского": "это так согласуется с авторским честолюбием Нестора". Но тут, на третьем труде, его постигла неудача: его труд подвергся переработке в другом монастыре ("редакция 1116 г."), и хотя потом Печерской обители и удалось восстановить его ("редакция 1118 г."), но сама Повесть претерпела изменения, и самое имя Нестора исчезло со страниц летописи. "И только позже усилиями просвещенных людей это имя спасено было для потомства". Поликарп, в послании к Акиндину (XIII в.) настойчиво указывает на Нестора, как на летописца. Прямые указания на это сохранились и в самой Повести, в некоторых ее списках: 1) может быть, тот, что попал к попу Василию (автору рассказа об ослеплении Василька); 2) и 3) списки Раскольничий и Голицынский, бывшие в руках Татищева (и, может быть, списанные с того, Галицкого), с заглавием: "Повесть времянних дей Нестора черноризца Феодосиева монастыря", и 4) Хлебниковский (Повесть Временных Лет. СПб., 1916, с. XVIII).

2) Истрин. В старину продолжатели вообще "не ставили своих имен, сознавая, что каждому из них принадлежит не вся летопись, но только часть ее". Так же поступил и Нестор, в данном случае следовавший примеру своего предшественника Никона. Однако его братье по монастырю хорошо известно было как его авторство двух Житий, так и работа его по продолжению летописного свода; "и эта память о нем, как об авторе, продолжала сохраняться по традиции". Поэтому-то впоследствии он выделился в ряду других продолжателей: имена остальных были позабыты, имя же Нестора сохранилось. "В начале XIII века Нестора уже твердо считали автором летописи, и Поликарп в своем послании к Акиндину прямо ссылается на Нестора, как на ее автора. По той же традиции и Хлебниковский список Повести был озаглавлен: Повесть временных лет Нестора черноризца Феодосиева монастыря Печерского" (Очерк, 148).

6. А мог ли вообще быть Нестор автором (составителем) Повести?

1. Раньше, как мы видели, противники Несторова авторства отвергали его, опираясь на противоречия между Повестью и "Житием Феодосия" и "Сказанием о Борисе и Глебе", двумя произведениями, несомненно, принадлежащими перу Нестора; защитники же его объясняли противоречия длинным промежутком времени, отделяющим эти Жития (восьмидесятые годы XI в.) от Повести (1111 г.). За последнее время Богуславский* стал доказывать, что Жития писаны много позже, приблизительно около 1108 г., и что уже по одному тому нельзя допустить, чтобы Нестор за какие-нибудь 3 — 4 года успел забыть и спутать события. Шахматов и Истрин, а за ними Абрамович** продолжают, однако, держаться старого взгляда.

______________________

* К вопросу о характере и объеме литературной деятельности преп. Нестора. "Известия отд. р. яз. и сл. Акад. Наук". 1914, кн. I и III; а также в рец. на "Жития" Абрамовича в Ж. М. Н. Пр. 1917, октябрь.
** "Жития св. муч. Бориса и Глеба. СПб., 1916".

______________________

Смысл и значение спора определяется словами Шахматова: "нельзя не согласиться с С.А. Бугославским, что если Чтение о Борисе и Глебе и Житие Феодосия составлены Нестором около 1108 года, то он не может быть признан летописцем" (Повесть. С. LXIX).

2. Зато Барац, принимая положение Бугославского, дает самому вопросу совершенно иную постановку. По его мнению:

1) Автором первой, основной редакции Повести временных лет был не Нестор, а Никита Затворник, впоследствии епископ Новгородский, еврей по происхождению, широко знакомый с еврейской письменностью, чем и объясняется обилие в Начальной летописи еврейского (библейского) элемента (О составителях "Повести Временных Лет" и ее источниках. Берлин, 1924, с. 51-52).

2) Составителем или участником в составлении Начального свода, того, что предшествовал Никонову (Несторову) своду, был пресвитер-мних Григорий, современник Святослава, духовный наставник Ольги, сопровождавший ее в Царьград, знаток византийских и болгарских хроник (там же, с. 75).

В. Как возникла "Повесть Временных Лет"?

По этому вопросу высказано два противоположных мнения академиками Шахматовым и Истриным. Высокий научный авторитет того и другого требует большей подробности и, возможно, большей отчетливости в передаче их положений.

Схема Шахматова

Последовательные этапы образования Повести Временных Лет:

I. Новгородская владычная летопись 1017 года, с продолжением до 1036 года.

II. Древнейший Киевский Свод 1039 года.

III. Древнейший Новгородский Свод 1050 года.

IV. Первый Киево-Печерский Свод (Никоновский), 1073 г.

V. Второй Киево-Печерский Свод ("Начальный"), по мысли игумена Иоанна, 1095 года.

VI. Повесть Временных Лет: первая редакция, Несторова, 1112 года.

VII. Повесть Временных Лет: вторая редакция, Сильвестрова, 1116 года.

VIII. Повесть Временных Лет: третья редакция, может быть, духовника Мстислава, сына Владимира Мономаха, 1118 года.

Летописные своды за №№ I — VI до нас не дошли: они потонули в Повести временных лет II и III редакций; однако Свод 1039 года в редакции 1073 года, и Свод 1050 г. с продолжениями до 1079 года, могут быть восстановлены. Счастливее была судьба II и III редакций Повести: они дошли до нас, однако, не в подлиннике: самый ранний список редакции 1116 года — в так называемом Лаврентьевском списке 1377 года; самый ранний список редакции 1118 года — в так называемом Ипатьевском списке начала XV века.

Взаимные отношения этих памятников графически могут быть изображены в таком виде:

Северные Сказания. Сложились в Новгороде; ранее 1043 года; их содержание: древние судьбы Новгорода (сказания местного характера) в связи с общерусскими событиями, имевшими место на юге. Таковы:

1. Сказание о призвании варягов. — 2. Предание о смерти Олега в Ладоге и о могиле его там. — 3. Рассказ о походе Олега на юг и о возвращении его оттуда в Новгород и в Ладогу. — 4. Противопоставление Словен Ильменских Южной Руси.

Южные Сказания. Сложились в Киеве; тоже ранее 1043 г.; их содержание (предания и события) тоже местного характера в связи с событиями. Таковы:

1. Топографические данные, свидетельствующие о лице, хорошо знакомом с городом Киевом и его расположением: указание на мести погребения Аскольда и Дира, на места, где были погребены Игорь и его внук Олег Святославич; где находился терем Ольги. — 2. Предание о начале Киева. — 3. Предание о дани, взимавшейся с полян хазарами. — 4. Войны Аскольда и Дира, а потом Игоря с древлянами и угличами. — 5. Месть Ольги.

I. Новгородская Владычная Летопись 1017 года с продолжением до 1036 года. "В Новгороде весьма рано определяются стремления к политической самостоятельности и к ограждению ее договорами с правящим князем". Моментом, когда население города почувствсвало и сознало свою свободу, по-видимому, был 1017 год, "когда Ярослав даровал городу вольности, обеспеченные особою учредительною грамотой. Этот момент закреплен был в народном сознании не только передачей грамоты на хранение в местную святую Софию, но и внесением ее в летопись, где изложены были великие события, при ведшие Новгород к свободе" (Разыскания, 529).

"В 1017 году новгородские власти во главе с посадником и епископом решили написать Правду Новгородскую (как, по-видимому, называлась Ярославова грамота) в летопись; исполнение этого решения принял на себя епископ Иоаким. Так возникла первая Новгородская летопись: она в начале сообщала кратко о крещении Новгорода прибывшим туда Иоакимом, поставлении им церквей, посажении Вышеслава, приглашении на стол Ярослава и затем подробно говорила о событиях 1015 — 1016 годов; в конце была вписана Ярославова грамота" (508-509).

"Указаний на то, чтобы летопись велась в Новгороде погодно после 1017 года, мы не имеем; отсутствие погодных записей в Новгороде стоит в связи и однородно с отсутствием таких записей в современном Киеве. Но в 1036 году, когда Новгород получил вторую учредительную грамоту от Ярослава и когда и ее также внесли в летопись, путем припоминаний были воспроизведены главнейшие события между 1017 и 1036 годами. Так появилась Новгородская Владычная Летопись" (529).

II. Древнейший Киевский Свод 1039 года. Летопись, как таковая, т.е. погодная запись событий, есть явление, сравнительно позднее: ей предшествовало составление свода; существуют указания на записи 1068, 1073 гг. в Чернигове; что же до Киева, таковые появились, всего вероятнее, лишь в последнюю четверть XI века: после 1073 года (Разыскания, 528-529). Самым ранним произведением в Киеве был Свод, составленный в 1039 или 1040 году.

События 1039 года: учреждение Киевской митрополии; появление первого митрополита Феопемпта; освящение два года перед тем заложенного собора св. Софии — являлись весьма знаменательными событиями в политической и церковной жизни Киевской Руси и, по всей вероятности, послужили "побудительной причиной к составлению Русского летописца" при возникшей митрополии (Разыскания, 416). Недаром именно этими двумя событиями и восхвалением просветительной деятельности князя Ярослава заканчивает Свод свое повествование*.

______________________

* Рассказ о походе Владимира, сына Ярослава, на греков, 1043 года, и другой рассказ — о походе самого Ярослава на мазовшан, 1047 года — суть позднейшие добавления к Древнейшему Своду 1039 года одного из составителей Свода: или 1073, или 1095 года (412).

______________________

Откуда почерпал составитель Свода свой материал? Таковым ему служили:

1. Немногочисленные письменные источники: Болгарская летопись; Сказания: о княгине Ольге, о Варягах-мучениках; о князе Владимире, о святых Борисе и Глебе; грамота Владимира Святого, данная Десятинной церкви.

2. Местные киевские предания: песни, былины: о Кие, Щеке, Хориве и сестре их Лыбеди, об Олеге (захват Киева, поход на Царьград, смерть от укуса змеи), об Игоре (убийство его древлянами, месть Ольги), о Святославе (его войны, нападение печенегов на Киев в его отсутствие), о распрях между Святославичами, о войнах Владимира, о пирах его и некоторые другие

3. О событиях более близких по времени составитель записывал то, что знал сам или слышал от современников. "Начиная с Ярославова княжения, материалом для составителя Свода служили припоминания об истекших событиях; с этого времени Свод 1039 года становится вполне достоверным историческим источником, хотя и то, что сообщено им раньше об Ольге, Святославе, Владимире, Святополке, в значительной части своей не должно быть признано баснословным, ввиду сравнительно не очень большого промежутка между теми эпохами и моментом составления Свода".

Наконец, 4. Сочинительство самого составителя, понимая под этим словом "не одну выдумку, вымысел, но также комбинирование данных, восстановление по ним и по современной действительности событий и положений прошедшего времени" (Разыскания, 465 — 491, 530).

III. Древний Новгородский Свод составлен в 1050 году, в тот год, когда "трудами князя новгородского Владимира был окончен постройкой и освящен (14 сентября) каменный храм св. Софии" (514 523). "В ознаменование этого события строители храма, князь Владимир и епископ Лука решили озаботиться составлением летописного свода" (530). Можно думать, что "замысел создать свод возник под влиянием обстоятельств, сходных с теми, что вызвали создание Свода Киевского, т.е. под влиянием построения нового соборного храма" (515).

Источниками Новогородскому своду служили:

1. Древний Киевский 1039 года и 2. Новгородская летопись 1017 (1036) года. Киевский свод был исчерпан и более или менее переработан и дополнен вставками из Новгородской летописи. Впрочем, Киевский свод использован более или менее полно только в первой, большей половине: "конец его, где излагались события Ярославова княжения, передан в кратком извлечении" (530), потому что местная Новгородская летопись, раньше очень скудная содержанием, теперь стала богаче им. С 1017 года, года вокняжения Ярослава в Киеве, составитель Новгородского свода почти забросил Киевский свод, этот основной свой источник, и обратился к Новгородской летописи. Такое отношение к своим источникам дает нам основание видеть в составителе Новгородского Свода не простого компилятора, но комментатора и "исследователя исторических данных и собирателя народных преданий" (494).

Древний Новгородский Свод был продолжен до 1079 года (611). Затем последовал большой перерыв: 1079 — 1094 гт. (211), внесены записи 1097, 1108 гг.; с этого года они пошли более регулярно пока новый свод 1167 года не переработал весь материал заново (526).

IV. Первый Киево-Печерский Свод 1073 года. Почин митрополита Феопемита в великом деле летописания — Древнейший Киевский Свод 1039 г. — непосредственного продолжения не получил. Начатое дело заглохло и оборвалось. В наших отношениях с Византией, источником культурных влияний того времени, наступил крутой поворот: война с нею (1043 — 1046 гг.), по-видимому, вызвала реакцию, пробудив сознание собственных национальных сил духовных. Своего рода протестом против греческих начал явилось избрание в митрополиты Илариона (1051). Блестящий проповедник и богослов, автор знаменитого "Слова о законе и благодати", всецело обязанный Византии своим образованием, Иларион, русский по рождению, национально, видимо, не сделался духовным сыном своей almas matris. Одновременно с возведением Илариона в киевские митрополиты, возникает Киево-Печерская обитель, своею деятельностью особенно ярко выразившая нарождавшееся на Руси национальное самосознание. Здесь-то, в ее пещерах, и возродилось русское летописное дело, возник Первый Киево-Печерский (Никоновский) Свод, "под главным редакторством иеромонаха Никона" (631). Начатый не раньше 1069 года, вероятно, в 1072 г. (441), он был закончен в 1073 году (531 и 441).

В первой своей половине Свод 1073 года является простой копией Древнего Киевского Свода 1039 года; местами лишь эта копия дополнена незначительными вставками. Зато вторая часть, начиная с описания кончины Ярослава, есть "самостоятельный труд сводчика, руководившегося припоминаниями и рассказами современников. Припоминания эти принадлежат в значительной части самому Никону; некоторые из них — прочей монастырской братии". Свод с некоторым перерывом (437), продолжался и после 1073 года еще в течение 20 лет (до 1093 г.): в него внесена была потом обширная статья о кончине преподобного Феодосия и погодные взаимодействия (531).

Кто такой был Никон? Он был самый старший сподвижник преп. Антония: он первым пришел в его пещеру и поселился вместе с ним (1051 г.); он совершал обряд пострижения над преп. Феодосием (1058); несколько лет он пробыл в Тмутаракани (1061 — 1068 гг.), что дало ему потом возможность внести в летопись подробности тамошних событий за 1064 — 1066 гг.; обратно в Киев, по усиленной просьбе Феодосия, он вернулся в 1068 году. "Из Жития Феодосия известно, что Никон, как старейший, пользовался большим влиянием в монастыре; ему Феодосии поручал братию, когда отлучался из монастыря; Никон был человек книжный, тогда как Феодосии поучал братию "духовными словесы", великий Никон говорил поучения братии из книг; он занимался и переплетным делом, что также требовало известной книжности и грамотности" (424). Вставки в Свод, принадлежащие лично Никону, вероятно, именно те, в которых сказалось близкое знакомство с Тмутараканем, Козарами, Касогами и Корсунем: единоборство Мстислава Тмутараканского с касожским князем Редедею; похвала Мстиславу; указания на место его погребения в Чернигове; рассказ о дани, которую поляне платили хозарам и др. (424 — 431, 434, 435).

V. Второй Киево-Печерский Свод 1095 года. В литературе ему присвоено название Начального Свода. Так назвал его Шахматов в пору, когда начал его исследовать и когда ему еще не стало ясно существование других сводов, более "начальных", чем этот. В более позднем труде своем он сам говорит: "за Первым Киево-Печерским Сводом лет через двадцать составлен был Второй Киево-Печерский Свод, который называю только для того, чтобы не нарушать принятой в предшествующих исследованиях терминологии, Начальным сводом" (Разыскания, 527). Нам нет необходимости держаться старой случайной хронологии, тем более, что в наши представления о хронологических этапах развития летописного дела она может внести только путаницу.

Подобно Своду 1073 года, и Свод 1095 года зародился и вырос в недрах Киево-Печерской обители, но на этот раз заложен был он на основаниях значительно более широких. В его основу были положены, прежде всего, и притом в переработанном виде, два Свода: Древней ший Киевский 1039 года в редакции 1073 года, и Новгородский владычный 1017 — 1036 гг., в редакции 1050 года. Не довольствуясь ими, составитель внес некоторые записи Черниговского происхождения, дан ные Выдубицкого монастыря; пользовался устными источниками народными преданиями и устными легендами, греческими хронографами, Паримийником, не дошедшим до нас Житием преподобного Антония. Все это увеличило не только объем, но интерес к новому Своду, обеспечило ему "общерусское значение и общерусский характер". Второй Киево-Печерский Свод явился первым общерусским сводом и "лег в основание Повести временных лет, источника и основания всех позд нейших летописных сводов" (95, 170, 181, 532), 276.

В этом Своде есть, однако, одна особенность, не встречающаяся в других, более ранних: тенденциозность. На какой почве выросла она? Ответ мы найдем в анализе страниц, повествующих о появлении деятельности первых русских князей.

Что говорит Свод 1039 года: Новгородские Словене, Кривичи и Меря платили дань варягам по белой веверице; варяги насильничали. У них был князь Олег; он взял Смоленск, обманом захватил княживших в Киеве братьев Аскольда и Дира, убил их и стал сам княжить там вместо них; ходил на греков, взял с них обильную дань и, вернувшись в Новгород, а оттуда за море, умер, укушенный змеею. После Олега в Киеве стал княжить Игорь (см. текст Свода 1039 г. в редакции 1073 г. Разыскания, 541 — 543).

Что говорит Свод 1050 года: Новгородские Словене, Кривичи, Меря и Чудь платили варягам дань по белой веверице; потом они прогнали насильников за море и стали владеть сами собою, посадив в Новгороде старейшиною Гостомысла. Однако начавшиеся у них междоусобицы заставили их звать варягов, чтоб они княжили и володели ими. На зов откликнулись три брата: Рюрик сел править в Новгороде, Синеус на Белоозере, Трувор в Изборске. И был у них (у "Новгородских людей от рода Варяжска") князь Олег; он начал ставить города и наложил на Словен, Кривичей и Мерю дань, которую они должны были платить варягам. Потом он пошел на Царьград, взял с него большой окуп и вернулся в Новгород, а оттуда в Ладогу, где и умер. После него в Киеве стал княжить Игорь (см. текст Свода 1050 г., "Разыскания", 611 — 613).

Сравнивая тексты 1039 и 1050 гг. с соответствующими местами текста Второго Киево-Печерского Свода, замечаем:

1. Древнейший русский свод 1039 года не знает ни "Гостомысла", ни "призвания варягов".

2. Олег, Аскольд и Дир для него — князья: Олег не "воевода" Игорев, а те не "дружинники" Рюрика, как утверждает Свод 1095 г.

3. О княжении Рюрика, тем более его братьев, не знают ни Свод 1039, ни Свод 1050 гт. — один только Свод 1095 года.

4. Не знают они и того, что Игорь был сын Рюрика.

Таким образом, смерть Синеуса и Трувора два года спустя по прибытии из-за моря; наступившее затем единовластие Рюрика; рождение у последнего сына Игоря; обозначение Олега, как воеводы Игорева, и заявление его, обращенное к Аскольду и Диру, что они не князья и не княжеского рода, истинный же и законный князь — это Игорь; самый приход Аскольда и Дира в Киев (в Древнейшем своде просто сказано, что они там "княжиста". Раз., 323) — это все позднейшие вставки и результат переделок, лежащих на ответственности составителя Свода 1095 года.

Что же побудило его на такой шаг? Спаивая свои основные источники, составитель Свода 1095 года допустил "тенденциозное изложение и тенденциозное освещение извлеченных из источников и преданий фактов". Его историко-политическая концепция ставила "единство земли Русской в связь с единством княжеского рода. Этот единый княжеский род является эмблемой единой Русской земли. Но если княжеский род исконно один, то другие князья, т.е. князья не этого рода, должны быть признаны или самозванцами (Аскольд и Дир), или воеводами княжескими (Олег)" (Раз., 293).

Свод 1095 года "дошел до нас не в полном виде, а в обширных отрывках, сохранившихся в Новгородской 1-й летописи младшего извода" (списки Комиссионный и Академический), именно: Предисловие и годы 854-1015, 1052-1074 (Раз., 378).

Своду 1095 года остались неизвестными: Амартол (в руках у составителя был другой источник для хронологии); договоры с греками, сказания о расселении славян, статья 898 г. о преложении книг; легенды об апостоле Андрее; сказание о смерти Олега (Раз., 394).

VI. Повесть Временных Лет, Несторова: первая редакция. Составлена в Печерском монастыре. Составитель ее — черноризец Киево-Печерского монастыря Нестор, автор "Чтения о погублении свв. Бориса и Глеба" и "Жития Феодосия". Труд был закончен в 1112 г.; изложение событий доведено до 1111 г., а возможно, что и до 1112 г. (иными словами: может быть, описан был и поход князей на половцев в 1111 г.). В основу Повести положен Начальный Свод в древнейшей его редакции (Пов. XXII, XXXIV), дополненный и в отдельных частях измененный.

А. Дополнения, внесенные Нестором; и источники, служившие ему (то, чего нет в Начальном Своде).

1. Хроника Георгия Амартола под годами: 858, 868, 869, 887, 902, 911 -915, 920, 929, 934, 942, 943. — 2. Хронограф. — 3. Житие Василия Нового. — 4. Договоры с греками: 912, 945, 971 гг. и предварительный договор 907 года. — 5. Предание об обрах. — 6. Повествование об обычаях славянских племен, населявших Русскую землю. — 7. Легенда об Андрее Первозванном. — 8. Сказания о Кирилле и Мефодии. — 9. События 883 — 885 гг. (походы Олега на древлян, северян, радимичей). — 10. Сказание о смерти Олега. — 11. Легенда о том, как великая княгиня Ольга спалила у древлян город Искоростень ("четвертая" месть Ольги). — 12. Рассказ о поединке отрока с печенежским богатырем, 993 г. — 13. Рассказ о том, как жители города Белгорода обманули осаждавших печенегов, 997 г. (эпизод с киселем). — 14. Рассказ о начале Печерского монастыря. — 15. События 1094 — 1110 гг. (да?) Нестор рассказал "частью по непосредственным впечатлениям, частью по устным сообщениям"

Б. Изменения, допущенные Нестором в тексте Начального Свода

а) Что совсем не вошло в Повесть:

1. Поход Свинельда на угличей и тиверцев.

2. Продолжительная осада Пересечена.

б) Что переделано:

1. Игорь, оставшись после отца взрослым, наследовал ему непосредственно; Олег же был при нем воспитателем и воеводой. — Нестор, ознакомившись с новыми данными (договор с греками 912 г. говорит об Олеге, как о князе-государе), не мог оставить Олега простым воеводой: пришлось сочинить малолетство Игоря при смерти Рюрика".

2. Олег после похода на греков возвращается в Новгород и оттуда в Ладогу (Повесть: вернулся в Киев).

3. Могила Олега в Ладоге (Повесть: в Киеве, на Щековице).

В. Тенденциозность Повести

Печерская обитель, в стенах которой сложилась первая редакция Повести временных лет, .близко стояла к великому князю Святополку II, пользовалась его особым расположением и покровительством. Этим обусловилось: 1) особенно подробное изложение событий великокняжения Святополка; 2) благоприятное освещение его бранных подвигов и благочестия: благожелательная, даже пристрастная оценка вел. князя подсказывалась прямыми интересами монастырской братии (Повесть, XV-XVI).

VII. Повесть Временных Лет, Сильвестровская: вторая редакция. Составлена в Выдубицком монастыре. Составитель ее — игумен названного монастыря Сильвестр. Труд был закончен в 1116 г. Изложение событий доведено до 11 февраля 1111 г. Сильвестровская редакция представляет собой переработку Несторовой редакции, но в иных тонах, с иною тенденцией: подобно тому, как Святополк II нашел апологетов своему княжению в Печерской обители, такое же услужливое перо обрел в монастыре Выдубицком, в лице его игумена Сильвестра, и Владимир Мономах, политический противник и преемник (с 1113 г.) Святополка на великокняжеском престоле. Лицо, близкое к Мономаху, Сильвестр "устранил из Несторовой летописи все то, что могло быть неприятно новому князю, и вставил в свой свод несколько статей, благоприятных Мономаху". У Сильвестра "личность Святополка отодвинута в тень; напротив, личности и деятельности Владимира Мономаха отведено выдающееся место"*. При переделке Несторова редакция исчезла совсем: была утрачена или сокрыта под спудом. Впрочем, один список ее, кажется, сохранился в Галиции и попал в руки попа Василия, духовника галицкого князя Василька Владимировича и автора известного летописного рассказа об ослеплении этого князя.

______________________

* Наиболее яркий пример — переделка рассказа о съезде князей 1103 г. перед походом на половцев: в этом рассказе Нестор прославил Святополка, Сильвестр же выдвинул Мономаха. Для замены Несторова текста он использовал описание аналогичного съезда 1111 г., перенеся основные черты его на событие более раннее. Оттого оба описания почти тождественны. Мало того. Нестор и почин похода 1111 г., и всю его славу тоже приписывал Святополку; Сильвестр же, по-видимому, целиком опустил рассказ об этом походе. Этот рассказ был восстановлен лишь в 3-й редакции (NB. Напомню от себя, что все это лишь одна гипотеза Шахматова, а не удостоверенный реальный факт).

______________________

VIII. Повесть Временных Лет, Киево-Печерская. Третья редакция. Составлена в 1118 г.; рассказ кончается изложением событий 1117 года. Подобно первой, она вышла тоже из Печерской обители; о личности ее составителя можно только догадываться, а потому ей приличествует название редакции Киево-Печерской. Составителем был, по всей вероятности, духовник Мстислава, старшего сына Мономаха, подобно Сильвестру, тоже готовый прославлять деяния Мономаховы. Как объяснить такую резкую перемену в симпатиях Печерских монахов? Когда, с вокняжением Мономаха в Киеве, княжеское летописание было перенесено в другой монастырь, то это не могло "не взволновать Печерскую обитель: с летописью уходило ее влияние на политику великого князя, а также ее моральное значение в глазах всего русского православного мира. Монастырь охотно направил свои симпатии в новое русло: Святополк был забыт, все мысли и надежды перенеслись на Владимира Мономаха" (Повесть Временных Лет, XVII). За утратой основной редакции пришлось пользоваться редакцией Сильвестровской. Составитель "дополнил ее преимущественно известиями, имеющими то или иное отношение к Владимиру Мономаху" и в конце Свода вписал Поучение Мономаха к детям.

Помимо Сильвестровской редакции у составителя редакции Киево-Печерской были еще и другие источники: Таковы:

1. Никифор, Летописец вскоре. — 2. Хроника Иоанна Малалы. — 3. Хроника Георгия Монаха. — 4. Мефодий Патарский. — 5. Ипполит, папа Римский. — 6. Епифаний Кипрский*.

______________________

* Указания на хроники 1. Малалы и Георгия Монаха принадлежат акад. Истрину.

______________________

В каком виде дошла до нашего времени Повесть Временных Лет?

1. Первая редакция, Несторова, потонула во второй и третьей редакциях.

2. Вторая редакция, Сильвестровская, дошла в списках: Лаврентьевском (наиболее древнем, 1377 г.) и в родственных ему Радзивилловском, Московско-Академическом (оба 2-й половины XV в.), Никоновском (1-я половина XVI в.). Во всех этих списках она оканчивается 1111-м годом и записью игумена Сильвестра. Кроме этих списков, 2-я редакция Повести входила также и в Троицкий список, сгоревший в большой Московский пожар 1812 г., и судить о нем можно лишь по вариантам (до 907 г.) в издании (неоконченном из-за пожара), предпринятом Чеботаревым и Черепановым, и по выпискам Карамзина в его "Истории Государства Российского".

3. Третья редакиця, Киево-Печерская, дошла до нас в списках Ипатьевском (наиболее древнем, середина XV в.) и Хлебниковском (XVI в.). Текст в том и другом списке доведен до 1117 г. включительно.

Обе редакции, Сильвестровская и Киево-Печерская, если и дошли до нас, то не в своем первоначальном виде, а с теми посторонними наслоениями, какие успели нарасти на них; для Лаврентьевской за время 1116 — 1377 гг., а для Ипатьевской — за 1118 — середина XV в.

Чем обусловлены были изменения их первоначального текста?

1. Невольные ошибки переписчиков.

2. Намеренные вставки из других источников.

3. Сознательное допущение влияния одной редакции на другую: в Сильвестровской встречаются заимствования из Ипатьевской, и наоборот.

Существует лишь один список, где третья редакция свободна от заимствований из второй: это Синодальный список так называемой 1-й Новгородской летописи.

Начальный Киевский Свод тоже дошел до нас, но не полный и, так сказать, в скрытом виде. Списки, где его можно найти:

1. Синодальный список 1-й Новгородской летописи (ее первая редакция). Здесь Начальный Свод однако без начала: сохранились лишь годы 1016-1094 (или 1016-1074?).

2. Другие списки 1-й Новгородской летописи (ее вторая редакция): Археографический, Академический, Толстовский (Софийская 1-я летопись), Комиссионный и др. летописи: Новгородская 4-я, Тверская, Воскресенская.

Чтобы составить представление о содержании Начального свода, необходимо предварительно восстановить его. Это и делает Шахматов в своем труде: "Повесть Временных Лет. Том I. СПб., 1916".

Критика Истрина

Шахматов вскрывает Древнейший Свод 1039 года путем выделения из Повести Временных Лет тех строк и иногда целых страниц, которые он считает позднейшими вставками; Истрин же, анализируя эти "вставки", приходит к заключению, что они совсем не были вставками, но органически связаны с текстом, из которого выделены; что "во всех разобранных примерах исходным пунктом для признания той или другой вставки является исключительно субъективное понимание каждого отдельного летописного рассказа". Он отмечает "особенное стремление" Шахматова "видеть чуть ли не на всякой странице позднейшую вставку, между тем как в действительности построение речи в тех местах Повести Временных Лет, в которых Шахматов видит вставки, идет вполне правильно, логических скачков нет никаких, а последовательность текста нисколько не противоречит той последовательности самих событий, в какой представлены эти последние" ("Начала", 56 — 57).

Из тех же оснований выходит Истрин и в другой своей статье "Замечания о начале русского летописания" (См. ниже "Литературу". Приведем главнейшие из его возражений:

1. В тех строках "Повести Временных Лет", которые Шахматов считает позднейшими вставками в "Древнейший Свод 1039 г.", нет оснований видеть непременно вставки: эти якобы "вставки" могли находиться уже и в Древнейшем своде (Замечания, 51 — 61).

2. Точно так же ошибочно искать в Новгородской 1-й летописи остатки Свода 1039 года (61 — 62): отсутствие в ней ряда известий еще не есть признак ее древности, так как Новгородская 1-я летопись могла намеренно выпустить эти известия, как излишние и не подходящие к программе, которой держался ее составитель (65 — 66).

3. Новгородская-1 есть простое механическое сокращение Повести Временных Лет (79); уже в силу этого она не могла сохранить в себе "остатков" Древнейшего Свода, а потому нет оснований допускать будто Свод 1095 года вставил в Свод 1039 года ряд известий (75).

4. Происхождение Хроники Георгия Амартола, появившейся на Руси, не болгарское, а туземное: она "была переведена на Руси в конце первой половины XI века, когда у нас в связи с прибытием митрополита и греческого клира некоторое время продолжался переводческий период, за который летописец посвятил под 1037 годом похвалу князю Ярославу". "Хроника оказалась очень громоздкой, и тогда был составлен из разнообразных источников, но главным об разом по той же хронике Георгия Амартола, особый хронограф, который был назван "Хронограф по великому изложению". Некоторые события русской истории (нападение Руси на Царьград) перешли из этого Хронографа в Древнейший Свод, и Нестор, "настоящий автор" Повести Временных Лет, брал их отсюда (67 — 73).

5. Шахматов полагал, что Летопись идейно возникла под непосредственным воздействием греческого направления, а в смысле сложения и составления — "явилась совершенно самостоятельно, без всякого литературного влияния со стороны чужих образцов, т.е. византийских". Истрин — наоборот: литературная самостоятельность Летописи явилась бы делом необыкновенным, исключительным, единственным в ряду всех других произведений древнерусской литературы. Первоначально интерес русского читателя сосредоточивался на житиях и поучениях, так как на первом плане для него стояло назидательное чтение; "чисто же исторический интерес, интерес к своему прошлому, должен был проявиться позднее, когда уже до известной степени у русских книжных людей явилось чувство самосознания, вызванное своим славным прошлым, когда уже накопилось достаточно материала для исторического изображения". "И древнерусский книжник с течением времени пришел к мысли изобразить небольшое прошлое своей земли, пришел к этой мысли самостоятельно, хотя и под воздействием той же чужой, византийской литературы. Но это воздействие было, прежде всего, литературное; живого же побуждения, вроде непосредственной инициативы со стороны заезжих просветителей не было. Правда, было как бы воздействие и идейного характера, но оно было совсем иного рода. Среди побуждений к составлению летописи у русского книжника участвовал протест против известного отношения греков к новопросвещенной земле, но этот протест был скрытым, едва ли ясно сознаваемым самим автором" (78 — 79).

6. Шахматов готов допустить, что митрополит Феопемпт, став первым русским митрополитом, следуя "освященному на родине своей примеру", "побудил кого-либо из своих причетников составить первую русскую летопись". — Истрин на это: "С таким взглядом нельзя согласиться. Вся история греческого церковного у нас господства говорит за то, что грекам не было никакой нужды до русского просвещения и до русской истории. Они смотрели на свою новую епархию, лишь как на источник доходов, и при незнании русского языка не могли и заинтересоваться составлением русской летописи. Особенно на первых порах митрополиту и прибывшему с ним клиру было не до составления русской летописи; сами по себе они были чужды русской жизни. Поэтому признать непосредственное участие грека-митрополита в составлении первой русской летописи, да еще тотчас же по своем прибытии — является более, чем невероятным" (с. 98).

7. Совпадение некоторых выражений в Летописи и илларионовском "Слове о законе и благодати" еще не есть доказательство заимствования Илларионом того, что в данном случае источником служила Летопись; скорее, наоборот. "Такой начитанный и талантливый книжник, каков был Илларион, менее всего нуждался в заимствованиях у летописца. Приводимые сходные фразы были на устах у всех книжников, так как они говорили о всем известных вещах". Что же до "Речи философа", обращенной к Владимиру, то Илларион мог читать ее еще в Хронографе по великому изложению, который ко времени написания "Слова" мог быть уже составлен (с. 99).

8. Похвала Ярославу, помещенная в Летописи под 1037 годом, писана не в 1039 году, а позже, уже по смерти Ярослава (с. 99).

9. Что Никон продолжал Древнейший свод — это допустимо; но нет никаких оснований в статье о Лиственской битве 1024 г. видеть его вставки, приписывать ему всю похвалу Мстиславу под 1036 годом и рассказ об избиении дружины Болеслава, 1018 года (с. 207 — 210).

10. Неверно, будто вторая половина статьи 1074 года о Печерском монастыре составлена в 1072 — 1073 гг. Никоном еще при жизни Феодосия: она составлена уже после Никона (с. 209 — 210).

11. Противоречия между летописным "Сказанием о начале Пе-черского монастыря" и Нестеровым "Житием Феодосия", действительно существуют; "Сказание" действительно тенденциозно описывает роль Святой Горы (Афон) в основании Печерского монастыря, но отсюда еще нельзя выводить, будто летописное "Сказание" есть позднейшая переработка древнего под влиянием "Жития Антония" ("неизвестного в своем содержании"). Летописное "Сказание" и Нестор в своем "Житии Феодосия" пользовались устным преданием, а они могли в некоторых случаях противоречить одно другому. Причина их могла быть в разногласии монахов на свое недавнее прошлое. Кто восхвалял Антония и всю славу создания своей обители приписывал ему, а кто — Феодосию. Последующие книжники вносили эти противоречия, не заботясь об их согласовании (с. 212). — Как вывод из вышесказанного: "Сказание о начале Печерского монастыря", внесенное в Летопись под 1051 годом, принадлежит не двум авторам, а одному, и следов позднейшей переработки не носят (с. 214).

12. Мнение Истрина о Своде 1095 года: "Я готов признать составление в 1093 — 1095 гг. какого-то летописного свода, но на том лишь основании, что летопись, ведущая свое начало от "Древнейшего свода 50-х годов XI в. (по Шахматову 1037 — 1039 гг.), постоянно продолжалась и притом не погодно (хотя, может быть, бывали и ежегодные приписки), но через известные промежутки времени, и одним из таких продолжений и могло быть продолжение 90-х годов XI века". Но "если и был какой-либо свод 90-х годов XI в.", то отнюдь не как соединение двух сводов "Древнейшего" (Киевского) и Новгородского, а как "простое продолжение старой летописи, про шедшей, быть может, и через руки Никона. Сам "Древнейший свод", как был составлен в 50-х годах, так и продолжал переписываться без всяких вставок; все Новгородские сведения в нем уже были, и одним словом, он имел тот вид, который имеется теперь в списках Лаврентьевско-Ипатьевском. Следовательно, автору "Начального Свода" не из чего было и составлять свой свод". В конечном выводе: "Начального свода в том виде, в каком его изображает А.А. Шахматов, не существовало" (с. 216).

13. Доказательства Шахматова в пользу существования редакции 1118 года не могут быть приняты (с. 225 — 232).

14. Ошибочно утверждение, будто Поучение Владимира Мономаха составлено в 1110 — 1111 гг. и дополнено в 1117 году старшим сыном Мономаха Мстиславом: Поучение написано в год смерти Владимира, как его завещание (с. 227 — 228).

15. Сильвестрову Повесть ни в коем случае нельзя назвать "редакцией", т.е. переработкой прежнего свода: Сильвестр был простым переписчиком (с. 232).

16. "У нас нет никаких данных на то, что Несторова "Повесть" была особенно благоприятна к Святополку, а потому нет данных и для утверждения, что то или другое сведение в ней читалось, а Сильвестром — выпущено". Гораздо правильнее старое мнение Бестужева-Рюмина: в Сильвестровой "Повести" "не заметно ни особенного расположения к Святополку, ни особенного расположения к Мономаху". Да и вообще у авторов летописания, если когда и обнаруживались симпатии или антипатии, то это происходило "непроизвольно, не будучи ни в каком случае преднамеренным". "Если бы Сильвестр переделывал Несторову "Повесть" в благоприятном для Мономаха духе, то он, наверное, выпустил бы следующие слова Нестора о Всеволоде, отце Мономаха, под 1093 г.: "и нача любити смысл уных, свет творя с ними; си же начаша заводити и, негодовати дружины своея первыя и людем не доходити княже правды, начаша тиунии грабити, людий предавати". Точно так же он должен бы переделать рассказ под 1095 г. об убиении сыновей Игларя, где Мономах сыграл во всяком случае не вполне благовидную роль" (с. 234-235).

17. Ошибочно видеть в летописном рассказе о съезде князей в 1103 году, перед походом на половцев, тенденциозную переделку Сильвестра и перенесение событий 1111 года на событие более раннее: "Сильвестр, по утверждению Шахматова, писал для Владимира Мономаха и даже по его заказу. Но можно ли предполагать, что угодливость Сильвестра доходила до того, чтобы он решился придумать событие, которого не было, приписать Мономаху деяние, которого тот не совершал? Ведь Мономах мог потребовать себе для прочтения труд, который он сам заказал и которым, следовательно, интересовался. Сильвестр это мог предвидеть, и можно утверждать, что на такую фальсификацию он бы не решился" (с. 237). "Да и вообще можно, кажется, думать, что наши летописцы были правдивее, нежели можно вынести из предложенного Шахматовым рассуждения: придумать целую историю на глазах у всех, можно утверждать, они бы не решились" (с. 138).

18. Основания, по которым Шахматов полагал, будто летописный рассказ о походе Олега Святославича на Муром и о последующих событиях в Ростовской и Суздальской землях ("эти события едва ли могли интересовать киевского летописца и, наоборот, были близки автору 3-й редакции "Повести", духовнику князя Мстислава") не имеют за собой доказательств и не вызываются никакой необходимостью (с. 238).

19. Существенно расходится с Шахматовым Истрин и в суждениях о рассказе попа Василия об ослеплении Василька под 1097 годом. Шахматов полагал, что Василий уже имел под руками Повесть временных лет и, пользуясь ею, составил свой рассказ, дополнив его собственными данными, как очевидец события; Истрин же утверждает как раз обратное: сам поп Василий послужил источником Нестору, который удачно использовал его повествование, описав его целиком в свою Повесть временных лет (с. 242 — 243).

Схема Истрина

Последовательные этапы в развитии Повести временных лет, по его мнению, были следующие:

I. Время устной истории.

II. Первые (недошедшие) записи.

III. Влияние греческих образцов. Русская история еще не отделена от истории греческой.

IV. Зарождение национальной истории.

V. Продолжение Повести временных лет за время с (после) 1054-1112 г.

VI. Несторова Повесть временных лет.

VII. Сильвестровская копия.

VIII. Продолжение Несторова труда.

IX. Судьба сильвестровской копии.

_________________________

I. Время устной истории. Ян, сын Ярославова воеводы Вышаты, скончавшийся в глубокой старости (1016 — 1106) — носитель устных преданий и сказаний, живая хроника событий на протяжении всего XI века, а через отца и деда хорошо осведомленный и с событиями и рассказами, сложившимися еще в X веке. Устные рассказы неизбежно передавались неодинаково, варьировались — вот почему Олег умирает то в Ладоге, то в Киеве; Владимир крестится то в Киеве, то в Василеве, то, наконец, в Корсуне, и т.п. (Очерк, 141; Замечания, 80).

II. Первые (недошедшие) записи — любительские, в зависимости от личной наклонности их автора. Как были различны устные рассказы, так и записи отличались теми или иными подробностями. К этим записям присоединялись немногие сказания церковного характера: "Похвала благоверной княгине Ольге", "Сказание об убиении Бориса и Глеба". Однако "до связного изложения всей своей хотя и кратковременной истории мысль древнерусского книжника еще не доходила, а чужого образца, который дал бы толчок к составлению своей истории, и по которому последняя могла бы быть составлена, еще не было... Исторический интерес проявился позднее" (Очерк, 141; Замечания, 81-82). — Толчок этот, наконец, был дан учреждением в 1037 году Киевской митрополии, привозом греческих книг разнообразного содержания и усиленной переводческой деятельностью русских книжников (Замечания, 247).

III. Влияние греческих образцов. Русская история еще не отделена от истории греческой. Хроника Георгия Амартола в русском извлечении (в сокращенном изложении): "Хронограф по великому изложению", послужила образцом для связного изложения собственной истории. Этот Хронограф "скоро получил продолжение в изложении русских событий", которые, будучи внесены в Хронограф, рассказывались "частию по преданиям, частию по письменным записям, частию же комбинировались из тех и других" (нападение Руси на Царьград Аскольда и Дира, походы Олега и Игоря; крещение Ольги, Владимира, крещение болгар, речь философа, обращенная к Владимиру). "Так создавалось первоначальное русское летописание, первоначальная русская история", пока еще тесно примыкавшая к истории "всемирной", под которой разумелась история христианская, т.е. греческая с подготовительной к ней древней историей. "Мысли о создании своей самостоятельной истории, стоящей независимо от чужой, еще не было" (Очерк, 142-143; Зам., 84-86).

IV. Зарождение национальной истории. а) Повесть временных лет. Сознание своей национальности вызвало потребность самостоятельной истории, независимо от истории чужой. Княжение Владимира и Ярослава дало возможность осмыслить новую эпоху народной жизни: христианскую. Русский книжник оторвал русские события от греческих и придал им самостоятельность, что и выразил в заглавии к своему труду: "Се повести временных лет, отъкуду есть пошла Русская земля, кто в Кыеве нача пьрвее къняжити, и отъкуду Русская земля стала есть".

Примечание. Однако совершенно порвать связь с прошлым оказалось еще не по силам: начиная свою, родную историю, русский летописец все же выходит из греческой и, приступая к хронологическому обзору событий, так начинает его: "В лето 6360, индикта 15, начьнъшю Михаилу цесарьствовати, нача ся прозывати Русьская земля".

б) Первый летописный свод составлен вскоре после смерти Ярослава, при его сыне Изяславе. В рукописи он был озаглавлен: "Повесть временных лет". Это — первая редакция "Повести". В отдельном виде она не сохранилась.

в) Что в Повести на этой первой ее ступени нового сравнительно с "Хронографом по великому изложению"?

1. Лирические излияния; богословско-нравоучительные рассуждения.

2. Договоры с греками.

3. Сказание об убиении Бориса и Глеба.

4. Сказания о Тмутараканских событиях (единоборство Мстислава с Редедею) (Очерк, 143-145; Зам., 86-87, 249-250).

V. Продолжение Повести временных лет за время с (после) 1054-1112 гг.

1. Продолжения велись в Киево-Печерском монастыре.

2. Они велись с перерывами, не регулярно из года в год.

3. Новый книжник, продолжая летопись и переписывая уже готовый текст, обыкновенно не изменял его (разве какое слово вставлял или непроизвольную ошибку делал).

4. Единственная вставка (она сделана после смерти Феодосия, 1073 г.) — рассказ, внесенный под 1051 годом, о начале Печерского монастыря.

5. Допустимо предположение, что первым продолжателем первой редакции Повести временных лет был игумен Печерского монастыря Никон, сподвижник Феодосия (Очерк, 146; Зам., 250).

VI. Несторова Повесть временных лет. Нестор, автор "Жития Бориса и Глеба" и "Жития Феодосия", был одним из продолжателей Он довел рассказ до смерти Святополка II (он упоминает про смерть Давида Игоревича, а она пришлась на 25 мая 1112 г.). Труд Нестора, составленный "тотчас после вступления на киевский великокняжеский стол Владимира Мономаха", является второю редакциею Повести временных лет. Самостоятельные дополнения, внесенные Нестором в Повесть:

1. Из Амартола (но не по Хронографу, а по полному списку) а) о расселении потомков Ноя; б) об Аполлонии Тианском; в) о нравах различных народов. — 2. Из Откровения Мефодия Патарского (под 1096 г.). — 3. Повесть об ослеплении князя Василька. — 4. Статья о расселении славян. — 5. Легенда о посещении Руси апостолом Андреем. — 6. О расселении русских племен.

Примечание. Трудно определить, что именно добавил Нестор о русских событиях от себя (Очерк, 146-147; Зам., 244-245).

VII. Сильвестровская копия. Несторова Повесть, по ее составлении, "тотчас же была взята в соседний Выдубицкий монастырь для снятия копии. Копию снял сам игумен монастыря Сильвестр, который и сделал запись, что он написал "книгы си летописец" в лето 6624, т.е. в 1116 г. Он переписал летопись без изменений" (Очерк, 147; Зам., 251).

VIII. Продолжение Несторова труда. От Сильвестра труд Нестора вернулся обратно в Печерский монастырь; новый продолжатель, лицо близкое к Мономаху, "вставил от себя краткие указания на события из семейной его жизни, на постройку им церквей и др. В результате Несторова Повесть с ее продолжением образовала то, что известно в литературе под именем "Киевской летописи" и дошло до нас в двух списках: Ипатьевском и Хлебниковском (Очерк, 147; Зам., 251).

IX. Судьба Сильвестровской копии. Копия Сильвестра "с течением времени потеряла свою последнюю тетрадь, которая начиналась благочестивыми размышлениями по поводу появления огненного столпа над Печерским монастырем в 1110 г. Но самая запись Сильвестра была сделана на отдельном листе, следовавшем за последней тетрадью, и потому сохранилась. Этот вид Повести сохранился в списке Лаврентьевском и сходным с ним" (Очерк, 148; Зам., 251).

Главнейшая литература

1. Татищев. История России. СПб., 1768, кн. I, ч. I, главы 5-7.

2. Schlozer. Nestor. Russische Annalen. 5 Bnde. Gottingen, 1802-1809. Русский перевод Языкова. M., 1809 — 1819.

3. Строев. Предисловие к "Софийскому временнику". М., 1820.

4. Бутков. Оборона Несторовой летописи. СПб., 1840.

5. Погодин. Исследования, Лекции и Заметки. Тт. I и IV.

6. Сухомлинов. О древней русской летописи как памятнике литературном, а) Ученые Записки 2 отд. Акад. Наук, кн. III (1856); б) Сборник отд. р. яз. и сл. Рос. Акад. Наук. Т. 85 (1908). перепечатка.

7. Костомаров. Лекции по русской истории. Вступительная лекция и летописи. СПб., 1862 (на титульном листе: "Ч. I. Источники русской истории. СПб., 1861").

8. Срезневский. Чтения о древнерусской летописи, СПб., 1862 (Записки Акад. Наук. Т. II).

9. Бестужев-Рюмин. О составе русских летописей до конца XIV века. СПб., 1868 (Летопись зан. Археогр. Комиссии, вып. IV).

10. Маркевич: а) О летописях. Одесса, 1883 (вып. 1-й); б) О русских летописях. Одесса, 1885 (вып. 2-й).

11. Шахматов. Хронология древнейших русских летописных сводов Ж. М. Н. Пр., 1897, апрель.

12. Шахматов. О Начальном (Киевском) летописном своде. М., 1897 (из "Чтений Общ. Ист. и др. Рос.").

13. Шахматов. Житие Антония и Печерская летопись Ж М Н Пр., 1898, март.

14. Шахматов. Корсунская легенда о крещении Владимира. Сборник статей в честь В. И. Ламанского, ч. II. СПб., 1908.

15. Шахматов. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908 (Летопись зан. Археогр. Комиссии, вып. 20-й).

16. Шахматов. Русское летописание. Нов. Энцикл. словарь Брок и Ефр. Т. 25-й (1915). С. 155-166.

17. Шахматов. Повесть временных лет. Том I. Вводная часть. Текст. Примечания. СПб., 1916 (Летопись зан. Арх. Ком., вып. 29-й).

18. Сперанский. История др. р. литературы. Пособие к лекциям в университете. Введение. Киевский период. Изд. 3-е, М 1920 С. 323-345.

19. Истрин. Очерк истории древнерусской литературы. СПб., 1922. С. 135-152.

20. Истрин. Начало русского летописания. По поводу исследования А.А. Шахматова о древнерусской летописи. "Начала. Журнал истории, литературы и истории общественности", № 2. СПб., 1922. С. 43 — 63. Продолжение было обещано; в нем Истрин намеревался дать оценку мнения Шахматова о трех редакциях Повести временных лет: 1112, 1116 и 1118 гг.

21. Истрин. Замечания о начале русского летописания. По поводу исследования А. А. Шахматова в области древнерусской летописи. "Известия от. р. яз. и сл. Рос. Акад. Наук", 1921 г. Т. XXVII СПб., 1924. С. 207-251 (V-VII).

22. Грушевский. Исторiя Украiни — Руси. Т. I. Изд. 3-е; Киiв, 1913

Подробности см. у Бестужева-Рюмина (в его книге и в Энц-словаре), Маркевича, Пыпина. История русской литературы. Т. I, Иконникова. Опыт русской историографии. Т. II (о старой литературе); у Шахматова. Нов. Энц. словарь (о более новой) и Грушевского Исторiя. С. 598-601.

Впервые опубликовано: Курс русской истории в 3 тт. Прага, 1931-1935. Т. 1.

Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества.

На главную

Произведения Е.Ф. Шмурло
Монастыри и храмы Северо-запада