С.И. Солнцев
Введение в политическую экономию

Предмет и метод

На главную

Произведения С.И. Солнцева

СОДЕРЖАНИЕ

ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ
ПРЕДМЕТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ

ГЛАВА I
ПРОБЛЕМА ОБЪЕКТА, ЕЕ СУЩНОСТЬ И ПОСТАНОВКА

1. Два крайних полюса в направлении экономической мысли. Проблемы предмета и метода. Затруднения при изучении вопросов о предмете и методе в политической экономии. Необходимость логической связи в научных системах. Влияние школы Виндельбанда-Риккерта. Амонн и Поле о современной политической экономии. 2. Логический приоритет проблемы объекта. Единство объекта. Неразработанность в политической экономии вопроса об объекте. "Господство слова" в учении об объекте. Объект непосредственного исследования и объект познания. Науки исторические и теоретические. Выводы и итоги

1

Если Вундт прав в своем понимании, что сущность науки состоит в систематической связи частей, то, писал проф. Людвиг Поле в 1911 году, политическую экономию в настоящее время еще нельзя назвать наукой. Поле указывает на бессистемность многих из наиболее распространенных в Германии Lehrbuch'oв по политической экономии, на отсутствие в них внутренней связи между частями, ясности в построении, цельности и проч*. Такая нелестная характеристика современной политической экономии, имеющая у Поле в виду лишь немецкую теоретическую экономику, как она представлена в трудах главным образом сторонников исторической школы, вполне отвечает переживаемому всей экономической теоретической наукой моменту.

______________________

* Prof. Ludwig Pohle. Die gegenwartige Krisis in der deutschen Volkswirtschaftslehre. Betrachtungen uber das Verhaltnis zwischen Politik und nationalokonomischer Wirtschaft. Leipzig, 1911, стр. 99.

______________________

В истории развития любой науки всегда бывают моменты, когда среди представителей той или иной науки неожиданно вырастают сомнения в правильности ее построения и начинается энергичная ревизия всей данной научной системы. Обычно такие моменты сопровождаются ростом общего научно-теоретического познания и свидетельствуют не о слабости данной науки, а скорее о стремлении ее идти в уровень вырастающим философско-методологическим требованиям, т.е. о ее развитии, движении вперед. Период таких научных ревизий, обычно представляющихся в виде "кризисов" в науке, всегда полон кипучей научной работы, привлекает к данной отрасли знания повышенный интерес и отличается огромной научной плодотворностью, так как будит мысль и заставляет ее двигаться вперед.

В таком периоде оживленных ревизий политическая экономия находится в течение последних десятилетий, когда наблюдается всюду, особенно в Германии и Америке, повышенный интерес к разработке методологических проблем экономики, — наблюдается коренной пересмотр традиционно установившихся основных понятий экономической науки, их образования и их научного построения. "Кризис" находит свое выражение в столкновении двух крайних полюсов, на которые распалась к нашему времени научно-экономическая мысль. Один полюс — индивидуалистического толкования и построения политической экономии; другой — социального толкования и соответственного социального построения.

Это коренное расхождение научной экономической мысли составляет наиболее характерное явление в развитии политической экономии нашего времени. Корни расхождения лежат в диаметрально различных основах и диаметрально различных методах, из которых исходят в своих исследованиях и построениях тот и другой полюсы. Благодаря различию основ и методов, самые существенные и коренные проблемы политической экономии находят себе, естественно, радикально различное освещение. Политическая экономия, принявшая систему индивидуалистического обоснования, истолковывания и построения, резко отличается от политической экономии, построенной с точки зрения социального обоснования и социального понимания.

При таком расхождении экономической мысли, на известном расстоянии, приходится ожидать, что может начаться уже и взаимное непонимание между самими исследователями-антиподами, которое поведет к прекращению необходимого для развития науки взаимодействия между различными течениями и направлениями научной мысли и обесценит, обесплодит научную работу. Наука может развиваться лишь при условии свободного столкновения между различными течениями научной мысли, взаимного трения между ними, открытой; "честной" борьбы. Истина всегда является лишь в результате таких столкновений, борьбы, разносторонних исканий. Когда же нет взаимного понимания между исследователями-искателями истины, то нет и необходимых условий для борьбы. При взаимном непонимании не может быть ни необходимой для развития науки свободы мнений и исканий, ни необходимой для науки взаимной терпимости, ни необходимого взаимообмена и правильной плодотворной борьбы. При взаимном непонимании мыслимы либо взаимное игнорирование и полнейшая взаимная отчужденность, либо взаимное озлобление, — что, разумеется, не может способствовать развитию научного знания, научной истины. Течение научной мысли, предоставленное самому себе, оторванное от других течений, немедленно подвергается опасности застоя и превращения в состояние неподвижности, что может произойти даже и в том случае, если данное оторвавшееся и закупорившееся от всего, вошедшее в себя течение стоит на правильном пути, на научной основе.

Чтобы разобраться в большей или меньшей правильности того или иного из современных научно-экономических течений, необходимо, прежде всего, основательное знакомство с основными элементами, на которых зиждется, как на фундаменте, постройка экономического здания. Такими основными, фундаментальными элементами в политической экономии, требующими особенного внимания, являются вопросы предмета и метода. На этих двух важнейших вопросах экономической теории, в сущности, и сосредоточена была почти вся работа в области теоретическо-экономических изысканий последних десятилетий.

Точно и правильно уяснить себе сущность объекта, изучением которого занята современная экономическая мысль, само по себе уже являлось бы первым важным, хотя, быть может, и самым трудным шагом в деле вступления на путь научно-экономического изучения. И еще более серьезным вторым шагом в данном деле — было бы знакомство с методом, которым оперирует политическая экономия как при своем исследовании, так и при своем построении. Понять и уяснить себе объект экономики, с одной стороны, усвоить метод ее — с другой, значило бы стать уже на твердые ноги в деле изучении экономической жизни и экономической науки. Разобраться в этих коренных проблемах значило бы прочистить путь к разрешению основных трудностей в политической экономии. Изучение этих проблем могло бы помочь разобраться в той борьбе и разногласиях, существующих между двумя полюсами экономической мысли, между диаметрально противоположными ее направлениями, о которой мы только что говорили.

При изучении проблем объекта и метода политической экономии, однако, приходится встречаться с рядом затруднений. Эти затруднения лежат, главным образом, в том, что, например, экономическая проблема метода, в широком смысле слова, столько же проблема логики, сколько и политической экономии, и, само собою разумеется, не менее проблема политической экономии, чем логики: логик не может выносить методологических решений для области политической экономии; экономист же не может ориентироваться в методологических вопросах без логики*.

______________________

* См.: Alfred Amonn. Objekt und Grundberiffe der theoretischen Nationalokonomie. Wien-Leipzig, 1911, стр. 4.

______________________

То же самое можно сказать и по отношению к проблеме объекта политической экономии, где приходится иметь дело с вопросами о процессе образования научных понятий и сталкиваться с основными вопросами и логики, и теории познания, и экономики, и науки о социальной жизни вообще, частью которой является экономическая жизнь.

Всякая наука представляет собою не случайную совокупность разрозненного, беспорядочного знания, но систему обработанного, приведенного в строгий логический порядок знания. Чтобы быть научным, экономическое познание должно быть логически единым, стройным и замкнутым в себе целым. Всякая научная система знаний предполагает огромную предварительную работу по образованию понятий, по их логической обработке и переработке, по приведении их к единству, а также и по построению их на прочной основе и по строго выдержанному, определенному плану. Такой познавательной работе в области образования научных понятий особенно серьезную роль приписывает Макс Вебер, находивший, что в основе наук лежат не реальные связи "вещей", а мыслимые, познавательные связи "проблем"*. С понятием науки Готтль, в свою очередь, соединяет понятие об единой логической связи между всеми отдельными результатами, полученными путем познавательной обработки изучаемого материала**.

______________________

* См.: Max Weber. Die "Objektivitat" Sozialwissenschaftlicher und Sozialpolitische Erkenntnis. (Archiv f. Sozialwisstnschaft u. Sozialpolitik. XIX. Band 1904, 41 стр.).
** См.: Friedrich Gottl. Zur Sozialwissenschaftlichen Begriffsbildung. Archiv f. Sozialwissenschaft u. S. B. XXIII, стр. 438.

______________________

Без строго логической связи между отдельными экономическими проблемами, без единства построения образованных продуманно экономических понятий не может быть мыслимо научное экономическое знание, не может быть научной экономической системы, не может быть политической экономии как науки. И по мере того, как вырастающая и развивающаяся теория познания стала применять к существующим системам политической экономии свои строгие законы и принципы, сложившиеся "научные" системы экономической теории не выдерживали испытания и принуждены были приступать к ревизии как своих основных понятий и отдельных проблем, так и всего теоретического построения, всего теоретического здания в целом. Всякий раз, как совершенствовалась общая и в частности экономическая теория познания, всякий раз, как она достигала крупных успехов в своем научном развитии, наступала неизбежно ревизия экономической теории, теоретической экономики.

Особенно сильное влияние на теоретико-познавательные и методологические искания в области экономической теории оказали работы новейшей немецкой философии в лице Вундта, Виндельбанда (Гейдельберг), Риккерта (Фрейбург). Под влиянием этих работ выступил ряд экономистов, желая применить учение Виндельбанда — Риккерта к теоретической экономике. В этом направлении стали работать Макс Вебер, Готтль, Теннис, Шпанн, Штефингер, Эйленбург и многие другие.

Строгое применение к экономическим теоретическим системам научно-познавательных требований не замедлило вскрыть все логические слабости и методологические научные дефекты в политической экономии, особенно в построении и образовании ее основных понятий. Со всех сторон на политическую экономию как теоретическую научную систему посыпались удары. Стали раздаваться обвинения в ненаучности. Стали находить, что современная экономическая теория представляет собою какую-то сложную смесь, compositum mixtum, из самых различных наук с совершенно различными системами понятий. Стали находить, что в политическую науку входят и науки о природе, и науки о духовной культуре; что в ней поэтому содержится смесь чисто материальной техники с явлениями социальными*. Стали упрекать политическую экономию в бессодержательности. Как десять лет назад, когда писал Дитцель, так и в настоящее время еще встает вопрос — говорит А. Амонн — о том, что же собственно за наука политическая экономия, что она собой обнимает, что исключает, как она приходит к своему познанию, как расчленяется; как будто ничего не случилось за это время; как будто политическая экономия не развивалась. По представлению Амонна, политическая экономия находится в удивительном состоянии: с одной стороны, необычайно богатое и разнообразное развитие научноразработанных деталей и в то же время, с другой стороны, все более и более вырастающая в высокой степени потребность к систематическому упорядочению единой связи между всеми отдельными деталями и сведению их в единое целое; вместе с тем все более и более выявляющаяся непрочность в построении общего научного целого, противоречивость общей систематики, все меньшая и меньшая удовлетворенность общим положением. Все же сделанное до сих пор к выходу из создавшегося положения обнаруживает удивительную бессодержательность**. Амонн думает, что политическая экономия как целое охватывает в настоящее время чрезвычайно разнообразный научный материал, который находит себе внешнее выражение в весьма различных "системах"; но что эти "системы" построены с самых произвольных и разнообразных точек зрения; внешне они более или менее связаны еще, но внутренне совершенно непоследовательны и крайне противоречивы***.

______________________

* См.: Robert Liefmann. Grundsatze Volkschaftslehre. I. Band: Grundlagen der Wirtschaft. Stuttgart-Berlin, 1917, стр. 59.
** См.: Alfred Amonn. Objekt und Grundbegriffe der theoretischen Nationalokonomie. Wien-Leipzig, 1911, стр. 7. — Ср.: H. Dietzel. Theoretische Sozialokonomik. 1895, стр. 1; Schumpeter J. Das Wesen und der Hauptinhalt der theoretischen Nationalokonomie. 1908, стр. 583; R. Stolzmann. Der Zweck in der Volkswirtschaftslehre. Berlin, 1909, стр. 63 и др.
*** См.: А. Атопп, ibid., стр. 9.

______________________

Чтобы освободиться от подобного роды дефектов, политической экономии нужна еще огромная работа — и, прежде всего, в области научного образования экономических понятий. Отсюда вполне понятно, что в настоящее время политической экономии необходимо сосредоточивать наибольшее внимание, главным образом, на вопросах методологии и особенно — на проблеме объекта политической экономии, так как с этими проблемами связана как вся система экономических понятий, так и все построение экономической теории.

2

Ряд экономистов — и Вагнер, и Шпанн, и Амонн — особенно энергично подчеркивают логический приоритет в системе экономических проблем за проблемой установления объекта. Не может быть сомнений в том, что для политической экономии вопрос об объекте в науке имеет значение огромной важности. Установить с возможной ясностью и определенностью предмет своего изучения — первая, и основная задача всякой науки, как строго логической системы.

Пока исследователь точно не ограничит поля своего исследования от смежных областей, до тех пор трудно ожидать от его работы сколько-нибудь плодотворных научных результатов. Развитие всякой науки сводится в значительной степени к устранению всяких чужеродных элементов, засоряющих чистоту научного построения и нарушающих основное требование адекватности. Объект научного исследования должен быть однороден, кристаллически чист и ясен по своему составу; его природа, его родовые признаки, его видовые особенности должны быть точно определены. Всякая наука, говорит Инама-Штернегг, должна найти себе оправдание в единстве объекта, в самостоятельности и обособленности круга своих идей. И вопрос этот, по мнению Инама-Штернегга, далеко не праздный, так как настоящее положение так называемой общественной науки обнаруживает картину далеко не такого единого, в себе замкнутого круга идей*.

______________________

* См.: Karl Theodor von Inama-Sternegg. Staatswissenschaftliche Abhandlungen. Leipzig, 1903, стр. 1.

______________________

Без точного установления объекта науки немыслимо достижение единства научной системы: последнее возможно лишь при наличии логически единого, насквозь однородного для нашего мышления объекта*. "Всякое научное исследование, — говорит Дюркгейм, — обращается на определенную группу явлений, отвечающих одному и тому же определению. Первый шаг социолога должен, следовательно, заключаться в определении тех предметов, о которых он будет рассуждать для того, чтобы он сам и другие знали, о чем идет речь"**. В данном случае, то, что логически и методологически необходимо для социолога, необходимо и для экономиста.

______________________

* См.: A. Amonn. Objekt und Grundbegriffe и т.д., стр. 8.
** Эмиль Дюркгейм. Метод социологии. Перевод с фр. Киев, 1899, стр. 40.

______________________

Степень разработанности вопроса об объекте в политической экономии, к сожалению, далеко не соответствует высокой важности этой проблемы. То, что одни экономисты считают единственно научным предметом изучения политической экономией, то другие экономисты решительно выбрасывают за борт экономики. Особенное разногласие в этом случае существует, как и следовало ожидать, между представителями индивидуалистической школы и сторонниками социального направления в экономической мысли. Расхождение здесь доходит до того, что представители одного направления упрекают других в привнесении в политическую экономию такого предмета изучения, при котором сама политическая экономия как таковая устраняется. Так, например, смотрит Гильфердинг на предмет политической экономии в руках представителей индивидуально-психологической школы "Для индивидуалистических представителей, — говорит Гильфердинг, — есть два пути: или они могут игнорировать теорию, как это делает историческая школа, заменяя теорию историей; или делать то, что делает австрийская школа, которая подходит к теории экономических явлений, исключая экономику из своего рассмотрения; вместо экономического, общественного отношения, она берет исходным пунктом своей системы индивидуальное отношение между человеком и вещью; она рассматривает это отношение с психологической точки зрения, как следствие естественных, неизменных законов; она чужда идее собственных отношений в их общественном понимании, так же, как чужда и идее закономерного развития хозяйственной жизни; ее экономическая теория означает отрицание экономики"*.

______________________

* R. Hilferding. Bohm-Bawerks Markx Kritik. Wien, 1904 (из Marx-Studien).

______________________

Отсюда видно, как далеко может идти расхождение в вопросе о том, что считать предметом политической экономии. Профессор P.M. Орженцкий, посвятивший в 1903 году вопросу об экономическом явлении целую объемистую книгу, в конце концов, приходит к выводу, что вопрос о том, что же составляет предмет изучения в политической экономии, "можно считать просто неразрешимым до сих пор"*.

______________________

* P. Орженцкий. Учение об экономическом явлении. Введение в теорию ценности. Одесса, 1903, стр. 1.

______________________

Что нередко вводит в заблуждение в проблеме предмета экономического изучения, это царящее в экономическом мышлении господство традиционных слов и понятий, вошедших во всеобщее употребление в силу привычки в обыденной жизни и из обыденной жизни, из обиходного употребления перенесенных в науку. В силу царящего над исследователями такого "господства слова", экономисты (и далеко не одни только экономисты!) нередко берут из обиходного словоупотребления какое-нибудь слово, а из него уже затем извлекают отыскиваемые вещи*. Но забывают при этом, что вошедшие в обычное употребление, в обыденную речь, слова, взятые в основу отыскиваемого, определяемого объекта, далеко не соответствуют строго научному понятию, обозначаемому данным словом. Это не значит, конечно, говорит по этому поводу Дюркгейм, что обыденное понятие бесполезно для ученого; напротив, оно говорит нам, что существует какая-то группа явлений, соединенная под одним и тем же названием и, следовательно, по всему вероятно, имеющих известные общие свойства, так как оно всегда отвечает нескольким явлениям, то иной раз может даже указывать нам, хотя и в общих чертах, в каком направлении нужно их искать; но так как оно составлено грубо, то... приходится пользоваться им крайне осторожно. На практике всегда отправляются от обыденного понятия и обыденного слова. Но если окажется, что обыденное понятие смешивает в себе ряд различных понятий, то необходимо создание новых и специальных терминов**. "Если, — говорит в свою очередь Кейнс, — в политической экономии ложные суждения более обычны, чем в большинстве других наук, то не столько вследствие сложности и трудности ее предмета, сколько вследствие того, что явления, с которыми она имеет дело, представляют предмет повседневного наблюдения, и в ней мало таких технических выражений, которые не были бы в то же время и выражениями разговорной речи. Единственным последствием этих особенностей является то, что для суждения об экономических вопросах, как бы ни были они спорны, люди считают себя компетентными и без той предварительной научной подготовки, какая всеми признается необходимой в других отраслях знания. Искушение судить об экономических вопросах без соответствующей научной подготовки является тем более сильным, что экономические условия оказывают такое могущественное влияние на материальные интересы людей. Немногие, говорит Уокер (Walker), решатся спорить с химиком или механиком о предметах, соприкасающихся с постоянными их научными или практическими занятиями; но почти всякий умеющий читать и писать смело составляет и поддерживает свои собственные мнения о торговле и деньгах"***.

______________________

* См.: А. Атопп, ibid., стр. 9.
** См.: Эмиль Дюркгейм, ibid. Пер. с фр. Киев, 1899, стр. 42, 43.
*** Кейнс. Предмет и метод политической экономии. Перевод с английского. М., 1899, стр. 7.

______________________

Когда мы прибегаем к таким обыденным словам для обозначения отыскиваемых явлений как объекта нашей науки, то это еще не значит, что предмет сам собою точно определен или, по крайней мере, сделается доступным точному определению. Возьмем, пример. Наиболее обычным словом, распространенным в области явлений нашей экономической жизни, является "хозяйство", "хозяйственная" деятельность. Каждый представляет себе, что такое хозяйство, что такое хозяйственная деятельность. Но это представление далеко от того, чтобы быть научным понятием, относительно которого мы отдаем себе ясный отчет, сущность которого мы себе точно и определенно уясняем. И было бы плохо, если бы без всякого анализа мы взяли слово "хозяйство", "хозяйственная деятельность" в основу определения объекта изучения политической экономии и под это слово старались бы подогнать ряд определенных явлений, которые бы мы принимали за объект теоретической экономики. Скоро бы вскрылось, что "хозяйство" — слишком неопределенное и слишком широкое понятие, что под понятие "хозяйства" подойдет ряд явлений, которые ни в коем случае не могут стать объектом политической экономии. Мы скоро бы выяснили себе, что явления хозяйства мы найдем и у Робинзона, когда он без Пятницы, и у пчел, и у муравьев, и у обезьян. Но дальнейший анализ нас скоро привел бы к тому, что общественное хозяйство, хозяйство Робинзона и хозяйство обезьян — различные понятия.

В конце концов, мы пришли бы к заключению, что понятие "хозяйство" нам ничего не дает для выяснения объекта политической экономии, и мы отбросили бы это понятие, как негодное для познания экономического объекта. Но все это могло случиться только при условии внимательного и тщательного анализа, с одной стороны, и отсутствия веры в спасительность взятого нами слова, с другой стороны. Иной результат получился бы с нами, если бы мы безапелляционно настаивали на том, что раз слово "хозяйство" всеми принято для обозначения явлений экономической деятельности людей, то оно, безусловно, должно лежать в основе определения объекта политической экономии. Освободиться же от "господства слова" не так-то легко. В результате мы внесли бы в число явлений, изучаемых политической экономией, и такие явления, которые вовсе и не являются объектом ее изучения, т.е. построили бы такую систему экономических понятий, которая бы никогда не могла быть единой системой адекватных понятий*. Для экономической науки, говорит Лифман, совершенно особенно значение имеет то обстоятельство, что ее объект дан опытом и обыденной речью. Хозяйственные явления, хозяйственные факты как объект опыта и как мыслительный объект повседневной, обыденной жизни довольно определенно установлены. О чем думают, когда говорят о хозяйственных поступках, о хозяйственных явлениях, о хозяйственных учреждениях, об этом знает всякий. И именно потому, что хозяйствует, ведет хозяйство каждый; каждый погружен в хозяйственную жизнь; хозяйственные факты для большинства составляют преобладающее содержание всей жизни. При столь общем, широко охватывающем мыслительном объекте, без сомнения, приходится для широкого круга явлений создавать общее ходячее обыденное понятие, одинаковое для всех, путем общего соглашения. Но все это не исключает того, что, наряду с бесчисленными хозяйственными поступками, явлениями и пр. существуют и такие, относительно хозяйственного характера которых могут быть и сомнения. А это может всегда случиться потому, что в основе мыслительного объекта (хозяйственное поведение) не лежит никакого строго определенного принципа, по которому были бы сведены в одно строго единое и однородное целое все хозяйственные факты**.

______________________

* Против такой системы образования понятий особенно энергично боролся Готтль в своей "Die Untersuchungen zur Kritik d. nationalokonomischen Denkens Herrschaft des Wortes". 1901, а также у нас проф. Л. Петражицкий во "Введении в изучение права и нравственности. Основы эмоциональной психологии". Изд. 3-е. СПб., 1908, стр. 55, 56 и след.
** См.: Prof. RobertLiefmann. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre. B. I. Stuttgart-Berlin, 1917, стр. 113.

______________________

Очевидно, для определения объекта той или иной науки не могут быть взяты в готовом виде те или иные привычные понятия, находящие себе выражение в определенных застывших словах. Для образования научных понятий необходима предварительная познавательная работа, необходима обработка понятий. Особенно такой обработки требует определение объекта науки.

Новейшие логики различают в понятии объекта науки два различных понятия: объект исследования и объект познания. Особенно ясную разработку этого вопроса мы находим у Амонна*. Объект исследования или объект опыта непосредственно дан, говорит Амонн, уже до начала той или иной познавательной работы. Мир непосредственного опыта — это нечто постоянно изменяющееся, находящееся в постоянном течении, не повторяющееся, в высокой степени индивидуальное. В этом непосредственно данном и бесконечно многоразличном и своеобразном наше мышление старается установить порядок. Оно сравнивает, различает, связывает и разделяет различные комплексы опыта с субъективной своей собственной точки зрения. Мы проделываем это уже в своем обыденном мышлении, ориентируясь в результатах нашего опыта; мы классифицируем, например, данные опыта, но все это проделываем неточно, поверхностно, в связи с изменяющимися практическими целями, интересами данного дня, данного момента. На место объекта опыта выступает более или менее остающийся без изменения мыслительный объект (Denkobjekt); он представляет собою уже обозримый комплекс ограниченного числа признаков, которые извлечены из безграничного многообразия непосредственного опыта и соединены в одно общее идейное образование. Мыслительный объект и объект опыта принципиально различны, так как в мышлении никогда не может быть образовано бесконечного многообразия всего опыта.

______________________

* A. Amonn. Objekt und Grundbegriffe der theoretischen Nationalokonomie, стр. 16-30, в главе "Zur Problemstellung".

______________________

Но наряду с обыденным мышлением выступает затем в область нашего исследования логически продуманное и планомерно и целесообразно образованное научное мышление, в сущности сложившееся так же односторонне и произвольно, как и мышление обыденное. Но научное мышление освобождается от субъективно-практического произвола обыденного мышления и его совершенно поверхностной ориентировки. Оно глубже вдумывается в возможно более общие и существенные связи исследуемого, оно "объективирует" точно так же произвольно, но под определенными, установленными твердо, общезначимыми точками зрения. Научное мышление обращает внимание предпочтительно не на то, что имеет значение для меняющихся практических целей субъекта, но на то, что в объекте является вообще неизменным или повторяющимся, регулярным, закономерным. Вместе с этим непосредственно данному объекту опыта противопоставляется объект познания как созданный сознательно и целесообразно объект мышления. В нем непосредственно познаваемая действительность берется мышлением по необходимости односторонне, т.е. под определенным произвольным углом зрения, с целью теоретического познания. Из непосредственно исследуемого многообразия выявляется один элемент или ряд однородных элементов, извлекаясь из общей цепи данного опыта. Научное мышление занято теперь уже не непосредственно данным комплексом действительности, не объектом опыта, а целесообразно образованным объектом познания. Объект грубого, непосредственно познаваемого опыта представляет собою чисто психологический продукт, он еще не имеет логических качеств (См.: Атопп, ibid., стр. 17, 18). Одному и тому же объекту исследования, при различных точках зрения, мы можем приписать различные черты, отметить в одном и том же объекте совершенно различные в нем содержащиеся характерные признаки. Научное мышление получает поэтому из одного и того же объекта исследования совершенно различные объекты познания, которые образуют основу различным наукам. Железо, например, как объект исследования, как непосредственно данное опыту может быть предметом физики, химии, минералогии, политической экономии и т.д., смотря по тому, что научное мышление будет подвергать изолированному рассмотрению: качества ли твердости железа, тяжести ли, плотности, плавкости, или его элементарный атомистический характер, его химические реакции и т.д., или его производство, образование цен, значение и применение в народном бюджете и т.п. Объектом научного рассмотрения будет здесь не исследование в его полной эмпирической действительности, но абстрактное образование нашего разума, который абстрагирует для исследования те или другие свойства. Как объект познания понятие "железо" будет соверщенно различно в физике, в химии, минералогии, политической экономии. Но как объект исследования железо имеет бесконечно многообразные, сложные и изменяющиеся свойства, которые для науки не будут играть никакой роли, раз установлен определенный объект научного познания и рассмотрения (См.: Атопп, ibid., стр. 20).

Объект познания, таким образом, мыслится как абстрактное, не стоящее конкретно перед глазами, неосязаемое, идейное образование. Объект познания в опытной действительности, как последняя непосредственно переживается, не находится. Он не идентичен с объектом непосредственного исследования. Он действителен ("gilt") для объекта непосредственного опытного исследования, но не совпадает с ним (См.: Атопп, ibid.).

Между объектом познания и объектом непосредственно данного исследования большею частью стоит объект обыденного мышления. В этом смысле железо представляется, например, материей известного, определенного вида, окраски, твердости, тяжести, применимости и т.д. В таком обыденном мышлении железо представляется с его наиболее постоянными, неизменными, повторяющимися регулярно свойствами, но абстрагировано как от изменяющегося непосредственно данного в опыте, так и от более глубоко лежащего, лишь методологически познаваемого в той или иной науке. Результаты обыденного мышления низводятся к обыденным представлениям и понятиям. На последнее почти всегда наталкивается научное мышление, и требуется особенное внимание и методологическая выучка, чтобы из-за этих обыденных представлений и понятий не остановить собственно научную работу по выяснению объекта познания, требующую специального исследования под определенными точками зрения. Здесь именно и лежит преткновение, которое может быть исключительно опасно для научного мышления, которое является источником ошибок и предрассудков, проходящих через всю историю политико-экономической мысли. На эту опасность и указывал Готтль, когда говорил о "господстве слова" (См.: Атопп, ibid.).

Подход, точки зрения для научного образования понятий далеко не одни и те же, что для образования понятий обыденного мышления. Объект познания как продукт изолированной и абстрагированной мыслительной деятельности, в отличие от объекта непосредственно данного для исследования, есть чисто познавательное образование, значимость которого и свойства определяют и значимость и свойства науки. В объекте познания бесконечное, ни одной наукой не исчерпываемое многообразие непосредственного опыта преодолевается тем, что из необъятной полноты характерных признаков, составляющих объект опыта и, по большей части, не имеющих значения, выбирается известное конечное число таких признаков, которые имеют для наших изменяющихся целей познания исключительное значение и объединяются в одно понятие, в единое познавательное образование. Наиболее же значительными и потому наиболее могущими интересовать в научном отношении являются те черты в реальной действительности, которые остаются неизменными среди постоянного изменения бесконечной полноты или которые повторяются регулярно (См.: Атопп, стр. 21).

В то же время в научном отношении значительным и представляющим интерес может быть в действительности также и неповторяющееся, разовое, особенное и индивидуальное. Логическая структура объекта познания в первом случае и в последнем будет совершенно различная, принципиально противоположная. В первом случае мы имеем познание общего, во втором — познание индивидуального. Отсюда два принципиально различные вида познания и два вида с различной логической структурой наук. Менгер обозначает эти науки как теоретические (познание общего) и исторические (познание индивидуального). Виндельбанд их называет номотетическими и идиографическими. Риккерт — естественнонаучным и историческим трактованием действительности. (А.А. Чупров — номографическими и идиографическими). Теоретические науки, с каждым шагом по пути своего прогрессивного развития, удаляются от эмпирической действительности, в то время как исторические, наоборот, по мере своего прогрессирования, приближаются. Это различие познавательных целей отражается и на логической форме изложения: в то время как теоретические науки работают с понятиями всегда большего объема и всегда меньшего содержания и стремятся к образованию понятий всегда с более общею значимостью и общеобязательностью, специально логический прием изложения исторических наук — это образование понятий, с постоянно все меньшим и меньшим объемом и все большим и большим содержанием, с возможно более индивидуальной значимостью (См.: Атопп, ibid).

Ясно, что объекты познания для различных двух групп наук, по своей логической структуре, будут различны и взаимнопротивоположны. Объект теоретического познания свое научное выражение находит в родовых понятиях, исторических наук — в индивидуальных понятиях. Но так как теоретические объект познания имеет всегда также и исторический характер, то на практике различие между двумя группами наук невелико.

Нельзя не согласиться с Амонном, что в вопросе об образовании понятий и установлении объекта научно-экономического познания экономическая теория вступает в тесную связь и соприкосновение с логикой и что в укреплении и росте этой связи коренится уже и опасность для экономической методологии оторваться от непосредственной связи с специально-экономическими проблемами и потерять влияние на теоретическую экономику*. При таком увлечении логикой, может получиться, говорит Амонн, такое же неблагоприятное для развития экономической науки положение, какое было в прежнее время, когда политическая экономия игнорировала логику. Разумеется, плохо, если политическая экономия недостаточно логична. Но не менее плохо, если она будет, как выражается Амонн, недостаточно "экономична".

______________________

* См.: А. Атопп, ibid., стр. 12.

______________________

____________________________

В виде общего резюме, на основании всего изложенного, мы приходим к следующим выводам:

1. Экономическая методология, в вопросах об образовании понятий и построении системы науки, неизбежно следует в своем развитии за общей теорией познания и от времени до времени должна приспособляться к научным завоеваниям последней, устраивая логические и методологические ревизии по всему фронту экономической науки, начиная с фундамента и кончая всем зданием научной постройки в ее целом.

2. Под влиянием работ Вундта, Риккертаи Виндельбанда, в Германии, за последние десятилетия, в теоретической экономике совершается энергическая работа по основным и важнейшим проблемам экономической методологии, особенно в связи с проблемой о природе и образовании экономических понятий и логического построения научных систем.

3. Среди различных вопросов экономической методологии и теории экономического познания особенного внимания заслуживает вопрос об объекте политической экономии.

4. В установлении объекта экономической науки среди экономистов расхождение идет так далеко, что без разрешения этой проблемы невозможно развитие самой науки.

5. Современная политическая экономия до сих пор еще не может освободиться от "господства слова" и повседневных понятий обыденного мышления при разрешении тех или иных экономических проблем и особенно в проблеме объекта экономической науки.

6. В вопросе об объекте науки необходимо различать объект, непосредственно изучаемый конкретной действительности (объект исследования) и объект познания.

7. Объект познания представляет собою продукт логической обработки непосредственно получаемого из жизни материала, — обработки, произведенной с определенной точки зрения в научно-познавательных целях; такого рода объект научного познания не совпадает с объектом непосредственного наблюдения так же, как и с объектом обыденного, повседневного мышления, обычно неглубокого, грубого и поверхностного.

8. Разработка проблем экономики не должна, однако, уходить далеко от реальной экономической действительности; она должна "опираться не только на прочную основу логики, но в то же самое время и не терять связи с фактической наукой" (См.: Амонн, ibid).

9. В вопросе об объекте политической экономии приходится считаться с тем, что политическая экономия, поскольку она является теоретической наукой, есть наука номотетическая или номографическая, т.е. наука, имеющая дело с общими родовыми понятиями, повторяемостью, закономерностью, определенного рода правильностями.

10. Всем этим, разумеется, не разрешен еще вопрос о том, чем же занимается политическая экономия, каков ее объект изучения, но лишь очищен, до некоторой степени, путь для его научного разрешения, подготовлена более надежная почва для последнего.

ГЛАВА II
СОЦИАЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ

1. Общая группировка явлений окружающего. Политическая экономия — одна социальных наук. Признание последнего большинством экономистов. Две крайности: Гейман и Амонн. 2. Различные попытки определения социального. А. Органическое определение. В. Психологическое определение. Определение по признаку общежития. С. Односторонне-универсалистические определения (Штаммлер, Гумплович, Теннис, Дюркгейм). Объективация социальных явлений. Абрамовский. Недостаточность признака объективации. Инама-Штернегг. Шпанн. D. Историческо-материалистическое определение.

1

Мы говорили, что вопрос об объекте политической экономии, подобно и всем другим проблемам экономики, должен опираться не только на прочную основу логики, но равным образом не должен терять и самой связи с реальной жизнью. Если не объект познания, то объект экономического исследования лежит во вполне определенной конкретной области явлений действительности. Эта конкретная область, охватывающая ту или иную науку, в нашем случае — политическую экономию, всегда представляется чем-то данным. В какой же конкретной области явлений окружающего нам нужно искать предмета политической экономии?

Явления окружающего нас, непосредственно данного, представляют собой крайне пеструю картину, требующую обобщения, упрощения и классифицирования по наиболее основным типам явлений. По тем же основным типическим явлениям или "областям" явлений разделяется обычно и вся научная система, система наук.

Старейшее деление науки, не потерявшее значения и до сих пор, это деление на естественные науки и науки о духе. С точки зрения этого деления, мир окружающих явлений распадается на область явлений природы и область явлений морально-общественного порядка (явления "духа"). Но в этом двучленном делении явлений окружающего неясным остается вопрос о психической жизни человека как индивидуума, как личности: относить ли явления психических переживаний, мир индивидуальной психики, к области естественного или же к области социального? Явления психики представляют ли естественный продукт природы, или же это продукт социального порядка, или же это явления suigeneris, т.е. явления особого рода? И в свою очередь: явления индивидуальной психологии подлежат ли ведению наук естественного порядка или же ведению наук социальных? И с другой стороны: не поглощает ли собою мир психики и область социальных явлений? Не разлагается ли социальное в психическом? И если да, то не исчерпывается ли все научное познание двумя научными областями: наук естественных и наук психологических (науки о "духе"), а мир явлений окружающего — областью явлений природы и явлений психического порядка?

Некоторые социологи разрешают эту неясность тем, что говорят не о двух группах явлений (естественной и психической), а о трех — и соответственно этому о трех группах наук. Так делает, например, профессор Л. Гумплович, выделяя из явлений "духа" социальные явления как явления sui generis. "Нам кажется, — говорит Гумплович, — всего правильнее разделить явления окружающего нас мира, подлежащие нашему восприятию и наблюдению, на три разряда: на физические, духовные и социальные. Эти последние мы выделяем в особый род явлений потому, что они образуют особую группу, отличающуюся многими принципиально характерными чертами; вследствие чего, с точки зрения научного исследования, нам и представляется целесообразным выделить их в особую группу"*. Напротив, другие социологи (например, Рюмелин) социальное отождествляют с психическим, и для них старое деление наук остается во всей своей силе (науки и природе и науки о духовной жизни человека) ("Reden und Aufsatze").

______________________

* Людвиг Гумплович. Основы социологии. Пер с немецкого. СПб., 1899, стр. 86.

______________________

Для установления области явлений, которой ведает политическая экономия, само по себе безразлично, правильно ли двухчленное деление или трехчленное. Для нас важно, однако, подчеркнуть, что мир индивидуальной психики и мир социальных явлений должны быть резко и определенно разграничены между собою. Мы увидим ниже, что для политической экономии вопрос об отношении к психике представляет особый интерес и имеет особенную остроту, так как наиболее распространенное в экономической науке индивидуалистическое направление (т.н. школа предельной полезности) сводит все содержание политической экономии именно к психологии, к психическим переживаниям. На этом вопросе мы будем иметь случай остановиться поэтому особо. Здесь лишь удовольствуемся пока простым утверждением, что область психического и область социального — это совершенно особые области, обнимающие различные круги явлений.

Если классифицировать явления окружающего всего лишь на две больших области явлений — мир природы и мир общества (вместе хотя бы с психикой), — то где же лежит область явлений, изучаемых политической экономией? В мире ли органических и неорганических явлений природы или в мире общественной жизни, в мире социальных явлений?

В ответе на этот вопрос нет особенно крупных сомнений и разногласий среди экономистов. Область, изучаемая политическою экономиею, разумеется, не мир органической или неорганической природы и не мир психических переживаний, для которых имеется своя особая наука — психология. Область политической экономии — мир социальный. Политическая экономия — социальная наука. Понятия, которые не содержат социального элемента, которые не носят на себе социальных черт, методологически не могут быть признаны экономическими понятиями. Область политической экономии — жизнь общества, мир общественных отношений.

Социальный характер политической экономии признается большинством представителей самых различных направлений экономической мысли: и Книс, и Вагнер, и Дитцель, и Шмоллер, и Менгер, и Визер, и Филиппович, и Закс, и Шеффле, и Штольцман, и Штаммлер, и Шпанн, и Амонн — все признают социальный характер политической экономии как науки, не говоря уже о школе Маркса, которая проводит социальную точку зрения в политической экономии наиболее определенно и наиболее последовательно.

Даже экономисты-индивидуалисты, стоящие на основе психологического толкования экономической жизни, признают подлежащие экономическому исследованию явления социальными. Так, например, Карл Менгер, один из основоположников психологической школы, предметом политической экономии считает "явления, совершенно на зависящие от воли человека, обусловливающие хозяйственную деятельность людей"*, иначе говоря — "социальную форму человеческого хозяйства"**. Точно так же и для Закса объектом политической экономии служат "своеобразные категории социальных явлений", или — "комплекс социальных явлений особого рода", "специфические социальные отношения"***. То же мы найдем и у профессора Шмоллера, и у Вагнера, и у Филипповича, и у Туган-Барановского и многих других.

______________________

* С. Menger. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre. 1871. Предисловие, стр. IX.
** С. Menger. Untersuchungen iiber Methode der Sozialwissenschaften.1883, стр. 232 и др.
*** Sax. Das Wesen und die Aufgabe der Nationalokonomie. 1884, стр. 6 и след.

______________________

Таким образом, для самых различных представителей экономической теории нет сомнений, что объект изучения, объект исследования в политической экономии — социальный, что если не по трактованию объекта, то, по крайней мере, по самому объекту как таковому политическая экономия — бесспорно социальная наука. "Не боясь впасть в противоречие, можно сказать, — говорит А. Амонн, — что политическая экономия — социальная наука; это общепринятый и общераспространенный взгляд"*. В таком признании, в общей форме, политической экономии социальной наукой мало разногласий.

______________________

* A. Amonn. Objekt und Grundbegriffe der theoretischen Nationalokonomie, стр. 154.

______________________

То, что индивидуалистическая школа в политической экономии, как мы указывали в предыдущей главе, изучает, в конце концов, такие явления, которые лежат совершенно вне социально-научной области, превращая политическую экономию в науку несоциального характера, относится лишь к объекту познания, не к области исследования. Область же изучаемых явлений для экономистов одна для всех, за немногими лишь исключениями; эта область — область социальных явлений. И лишь в познавательной обработке этих социальных явлений последние теряют в руках ученых-индивидуалистов свою социальную сущность. Индивидуалисты не скрывают от себя того, что в политической экономии они имеют дело со сложными отношениями общественной жизни, с сложными взаимодействиями и зависимостями, но думают раскрыть эти сложные комплексы социальных зависимостей, исходя от индивидуального, путем анализа субъективно-психологических переживаний индивидов, связанных сложными социальными узами. У них объект тот же — социальная жизнь, но иное трактование, иной, чисто индивидуалистический подход и анализ, и в результате — иной объект познавания. Различие индивидуалистического и социального исходного пункта, говорит, например, Р. Лифман, на самом деле не так велико и не так значительно, как оно нам представляется в наше время, когда в экономической теории все еще in Werden. Оно не столь велико и не столь значительно потому, что, во-первых, социальный исходный пункт выставляется соответственными представителями современной экономической методологии в виде лишь методологического требования, но в действительности никем еще он не клался в основу экономической системы; во-вторых, потому, что вопросу о том, что является собственно задачей политической экономии, что собственно она хочет объяснять, едва ли идет спор. Спорен лишь тот путь, по которому должно идти исследование хозяйственно-меновых явлений, спорен вид и способ, "метод", как объяснить данные явления, т.е. изложить систематически в наиболее простой форме. Фактически, ни один экономист последовательно и строго выдержано и не следует своему способу исследования. Даже крайние индивидуалисты, исходящие из понятия потребности, скоро приходят, однако, к типическим социальным явлениям, как обмен, цена, монополия, конкуренция и т.д*. Для Лифмана явление цены — "социальное" явление, даже "во много раз в более широком смысле, чем принимали это до сих пор бывшие теории"**. Лифман вполне соглашается с представителями социальной экономики (например, Амонном) — и в том, что задачей экономической теории является в первой линии — объяснение чрезвычайно сложного механизма современного обмена. Он прекрасно понимает, что явления обмена — явления социального порядка, что это продукт сложной социальной организации. Но когда Лифман начинает трактовать эти социальные явления и объяснять их, начинается уже расхождение. Его анализ направлен на "потребительные эмоции отдельных лиц" как на основную причину образовавшихся социально-меновых связей; исходным пунктом для теоретического рассмотрения меновых явлений он считает, поэтому, не что иное, как хозяйственное поведение отдельных лиц***. Таким образом, Лифман уходит в субъективно-индивидуалистический мир явлений, его анализ — в психологических переживаниях. Но непосредственный объект, его занимающий, его основная задача — социальный мир явлений меновой жизни, меновой механизм и его объяснение. Не объект исследования отделяет Лифмана от сторонников социального течения. Он согласен, что "правильно думает Амонн, что политическую экономию интересует как социальную науку, социальная сторона или социальная форма, а не техническая или психологическая сторона", но считает, что даже и в этом случае, "тем не менее, необходимо исходить из стремлений единичных хозяйств"****. Пункт расхождения между Лифманом и Амонном не в объекте исследования, а в объекте познания и отсюда в отправной точке исследования, в основах и методах изложения и теоретического построения, в подходе к изучению, в способах рассмотрения, в принципах исследования. Если Лифман отстаивает свою индивидуалистическую точку зрения, так потому лишь, что она, по его мнению, приводит к правильному пониманию менового хозяйства, где, по его мнению, принцип один и тот же, как и в отдельном единичном хозяйстве, именно — хозяйственное поведение отдельных лиц.

______________________

* См.: R. Liefmann. Das Wesen der Wirtschaft und der Ausgangspunkt der Nationalokonomie. Conrad's Jahrbucher, 46. Band, стр. 604.
** См.: ibid., стр. 617.
*** См.: ibid., 616 стр.
**** Ibid., стр. 651.

______________________

Нет никакого сомнения в том, что у Лифмана крайне своеобразное понимание социального. Лифман находит возможным считать социальным даже такое явление, как полезность: по его мнению, "всякое хозяйственное понятие в известном смысле социально, даже включая сюда из всех наиболее индивидуалистическое понятие — полезность; ведь то, на что направлены наши потребности, зависит от общего культурного состояния и обусловливается у каждого народа, стоящего на одной и той же ступени культуры, опять-таки его культурными и социальными особенностями"*. Лифман не прочь, как мы видим, принимать во внимание характер социальной обусловленности хозяйственности явлений; если он все же индивидуалист, то лишь потому, что считает методологической необходимостью для хозяйственной теории абстрагировать хозяйственные явления от всех внехозяйственных особенностей и влияний, и значит, и от социального момента; только при таком абстрагировании, по его мнению, политическая экономия может быть самостоятельной наукой. В общем, однако, и Лифман непосредственно данный объект исследования для политической экономии видит в области социального.

______________________

* Ibid., стр. 610.

______________________

Также признание социального характера политической экономии как науки, занятой изучение социальной области явлений, со стороны большинства представителей самых различных направлений не мешает, конечно, существованию экономистов, из которых одни совершенно отрицают социальный характер экономической науки, другие придают социальному моменту в экономике слишком преувеличенное значение, граничащее с крайностью. Сторонником первого является, например, Гейман, который полагает, что для субъективного направления теоретическая политическая экономия отнюдь не социальная наука в методологическом смысле, так как, вопреки суждению Амонна, она нуждается для своего построения в индивидуалистических понятиях*. По мнению Геймана, политическую экономию нельзя отнести к области социальной науки даже по соображениям просто формальной логики, так как понятие хозяйства не находится, как думает Гейман, ни в каком логическом соотношении с понятием общества: существуют бесчисленные социальные отношения вне круга хозяйства так же, как существуют и хозяйственные факты вне круга социального**.

______________________

* См.: Eduard Heimann. Methodologisches zu den Problemen des Wertes und des wirtschaftlichen Prinzips. (Archiv f. Sozialw. 37, III, стр. 767).
** См.: ibid., стр. 761.

______________________

Представителем второго крайнего взгляда на социальный характер теоретической экономики является до некоторой степени Амонн, который находит, что объектом политической экономии являются не характеризуемые "хозяйственно" явления, но возникающие при определенных условиях социальные отношения, которые часто выступают в связи с определенными хозяйственными явлениями, но не необходимо с ними связаны и могут существовать независимо от явлений, характеризуемых как хозяйственные*.

______________________

* См.: А. Атопп, ibid., стр. 104, 144 и др. Ср.: W. Sombart. Archiv f. Sozialw. В. 383, стр. 647-661.

______________________

Верно, говорит по этому поводу В. Зомбарт, что не все хозяйственные явления служат объектом теоретической политической экономики, так как они являются предметом экономических проблем, только будучи взятыми в определенной исторической связи; не во всяком хозяйстве существуют цены, предприятия, капитал и т.д. Все это верно. Но, продолжает Зомбарт, ложно другое мнение: что экономические проблемы не всегда являются хозяйственными по своей природе, но могут быть и нехозяйственной природы; неверно, что хозяйственные явления и экономические совпадают, но неверно и мнение Амонна, что это два различных круга явлений; скорее правильно то, что хозяйственные и экономические явления находятся друг к другу в отношении двух концентрических различных больших кругов: не все хозяйственные проблемы являются проблемами экономическими, но все экономические проблемы — хозяйственной природы*.

______________________

* См.: W. Sombart, ibid., стр. 654-655.

______________________

Все приведенное выше заставляет нас прийти к выводу, что область исследований в политической экономии — одна и та же для всех школ и направлений; что признание политической экономии наукой, относящейся к семье социальных наук — общее признание почти всех экономистов; но что выведение из конкретных фактов научно-познавательного объекта политической экономии различно у разных экономистов. Различие этого выведения стоит в связи, главным образом, с различным пониманием социального.

Отсюда первой, чрезвычайно важной задачей при установлении научного объекта политической экономии является, прежде всего, анализ понятия социального явления.

2

"Может случиться, — говорит Гумплович в "Основах социологии", — что при встрече с каким-либо новым явлением мы не представляем себе ясно, к какому роду известных до сих пор явлений оно принадлежит и к какой из установленных категорий его следует отнести. В таких случаях наши приемы могут быть очень различны. Или мы попытаемся, по возможности, втиснуть эти новые явления в одну из существующих категорий, или установим для них особое подразделение, или, наконец, найдя для них общую характерную черту, которая свойственна исключительно им, мы создадим для них самостоятельную категорию, новый вид. Такой случай возникновения нового рода явлений имел место в новейшее время: именно, наш познающий дух натолкнулся на "социальные" явления, которые по многим причинам пришлось признать за особый класс, так как невозможно было решить, к какому из существующих классов следует их отнести. Причины, говорившие за образование из этих явлений особого класса, были следующие: их нельзя было отнести ни к органическим, ни к неорганическим телам; они не обладали характерными чертами неодушевленных или одушевленных предметов; они не были чисто психологическим явлением, т.е. не возникали из индивидуальной психики; а так как они все-таки существовали, господствуя над массами людей, против их сознания и воли, то перед систематиками и предстала задача, решить которую они и пытались тем или иным способом"*.

______________________

* Людвиг Гумплович. Основы социологии, стр. 84.

______________________

Что же такое социальное явление? Что такое социальное? В чем печать социальности или общественности?

Без точного уяснения понятия "социального" мы никоим образом не выясним себе объекта, подлежащего изучению политической экономии. Не выясним потому, что этот объект лежит в социальной области явления, и, следовательно, нам, прежде всего, нужно знать, что такое социальное явление и тогда уже искать, что в социальной области явлений берет на себя политическая экономия, если окажется, что социальная область явлений — крайне сложная область. Выяснению понятия социального мы должны поэтому уделить особое внимание.

Посмотрим, как разрешалась проблема выяснения понятия социального самими представителями социальной науки.

Можно отметить четыре наиболее заметно выявившихся в социальной науке попытки, направленные к разрешению задачи определения сущности социального, — попытки весьма различного научного значения и достоинства. Первое решение (А) — органическое, защищаемое представителями органической школы в социологии; второе (В) — психологическое, выставляемое последователями австрийско-психологической школы и социологами-психологистами (Тард, Гиддингс, Рюмелин и др.); третье (С) — односторонне-универсалистическое и четвертое (Д) — историческо-материалистическое (школа Маркса).

A. Отождествление социального с органическим основано на отождествлении общества с организмом. Согласно последнему, социальное явление — такого же порядка, такой же природы, как и явление органическое. Как в животном организме каждый акт, каждое действие организма неразрывно связано с функциональными отправлениями тех или иных органов, так и в обществе любое общественное (социальное) явление есть органическая функция социального тела.

Такое отождествление социального с органическим ничуть, однако, не выясняет природы социального, не говоря уже о том, что органическая теория общества сама по себе в настоящее время в глазах науки совершенно дискредитирована. Если представители органической теории, уподобляя социальное органическому, хотят этим низвести социальное явление до того, чтобы отождествить его с явлением естественно-научного порядка, то последнее неверно. Если же, несмотря на аналогию, социальное все-таки отлично от естественного явления природы, то органисты этого различия не выясняют. Сказать, что социальное — это то же самое, что и органическое, значит ничуть не подвинуть вперед объединение того, что такое социальное. Можно, поэтому, сказать, что первое разрешение понятия социального — органическое — совершенно неудачное разрешение: оно ничего не выясняет.

B. Наиболее распространено, хотя и не менее бессодержательно, определение социального как психического воздействия и взаимодействия. Согласно этому определению, социальное явление рассматривается как психическое в лучшем случае — как особая разновидность психического. Для Рюмелина социальные законы — лишь особый вид психических*. Всюду, где имеются на лицо два и более человеческих индивидов и психическое взаимодействие между ними, там, по представлению психологистов, имеется и социальное явление. Но так как для того, чтобы могло иметь место взаимодействие между двумя и более индивидами, необходимо предполагается имеющееся между ними соприкосновение, общение, то некоторые из психологистов считают необходимым признаком социального явления, помимо указываемого взаимодействия и воздействия, наличность "сожительства". "Как социальные отношения мы можем рассматривать, — говорит Роберт Лифман, — такие, которые создаются из сожительства людей. Принадлежащие сюда явления можно расчленять по различным точкам зрения. Самой существенной мне кажется следующая: социальные образования являются отчасти бессознательным результатом человеческого сожительства, в известной степени поэтому — естественным продуктом этого сожительства; частью же они результат сознательного взаимодействия. О степени сознательности и бессознательности в данном случае всегда возможны споры. Возможно, что, в конце концов, в последнем счете социальные образования необходимо объяснять из индивидуальных целей"**.

______________________

* См.: Rumelin. Uber sociale Gesetze в "Zeitschrift f. d. g. Staatsw." 1868, стр. 134. См. также: Reden u. Aufsatze. Neue Folge, стр. 108.
** R. Lieflnann. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre, стр. 164.

______________________

Само по себе, однако, как взаимодействие, так и сожительство или общение дают нам слишком мало для познания социального. Социальная жизнь людей, разумеется, продукт взаимодействия человеческих индивидов, находящихся друг с другом в общении. Но далеко не всякое психическое взаимодействие и воздействие друг на друга двух и более индивидов будет социальным. Равным образом далеко не всякая форма сожительства взаимодействующих индивидов будет социальна. Сожительствуют и взаимодействуют и муравьи, и собаки (например, на улицах Константинополя), но ни те, ни другие не дают нам примеров социального общежительства. И не потому мы не можем говорить о социальной жизни собак, живущих группами в некоторых городах, или о социальной жизни муравьев и пчел, что это собаки, пчелы, муравьи, а не люди. Если мы этого не делаем, то потому лишь, что в собачьей или пчелиной жизни совершенно нет тех признаков, которые составляют социальность. Достаточно указать хотя бы на то, что муравьиная жизнь — область вечных, естественных, неизменных категорий, в то время как социальная жизнь человека — это историческая категория; величина, постоянно изменяющаяся, развивающаяся. Жизнь муравьев — нечто застывшее. Жизнь людей — постоянно развивающееся, прогрессирующее, меняющееся.

Но и среди человеческого общения двух и более индивидов далеко не всякое общение и взаимодействие социальны. Если индивиды А и В связаны соседством и живут в одном доме, причем стены их квартир так тесно соприкасаются, что игра на рояле А раздражает В и не дает последнему заниматься или отдыхать после работы, то мы имеем в данном случае и факт сожительства, даже соседство, и взаимодействие, хотя бы и одностороннее; но положительно никакого социального факта мы еще перед собой не имеем: то, что А играет на рояле, а В раздражается и не может сосредоточивать на работе своих мыслей или отдыхать, ни один социолог с самой безудержной смелостью и неограниченной фантазией не назовет социальным явлением. Если грязная одежда В заставила А, сидевшего с ним рядом в трамвае, пересесть на противоположную скамью, в силу чего В поморщился и испытал чувство неприязни к А, то пред нами взаимодействие*. Но никто не станет утверждать, что перед нами социальный факт. Если на улице дерутся мальчики, вцепившись друг другу в волосенки, с глазами, полными злобы и взаимной ненависти, то в этом явлении столько же социального, сколько в том, как если бы перед нами дрались не мальчики, а грызлись собаки или дрались петухи. Между петухами, вступившими в драку, грызущимися собаками и дерущимися мальчиками ни один, самый изобретательный, социолог не найдет никакой разницы в отношении характера совершающегося перед нами явления. Ни в первом, ни во втором, ни в третьем случае социального явления мы не найдем, даже если бы были перед нами, кроме факта взаимодействия, и "объективные" его проявления (клочья, перья, волосы и т.п.).

______________________

* Ср.: проф. П.А. Сорокин. Система социологии, т. I. Петроград, 1920, стр. 45.

______________________

Человеческое сожительство дает нам в нашей будничной, особенно частной, интимной жизни множество примеров психических взаимодействий, не содержащих в себе и атома социальности. В игре в карты мы находим напряженное психическое взаимодействие, проявляющееся в ряде внешних фактов; но если А под психическим воздействием своего партнера В ходит двойкой треф, выбрасывая ее на стол, а контрпартнер С бьет двойку своей тройкой, то, тем не менее, во всех этих действиях А, В и С ничего социального никто не найдет. Игра в карты — не социальное явление так же, как и игра в прятки или чехарду. Никто еще не додумался до того, чтобы писать о социальных законах игры в карты или социальных законах чехарды.

Самый акт общения и психического взаимодействия сам по себе еще не в силах порождать социальное явление: беседа за чайным столом; обмен рукопожатиями; объяснение в любви, сопровождаемое поцелуями; игра в четыре руки на рояле — все это примеры, в которых ничего нет социального. Если во всем этом находить и видеть социальное, то тогда несоциальных фактов нет; тогда каждый наипростейший факт общений будет социальным.

Даже среди самых психологистов замечается недовольство отождествлением психических явлений с социальными. Тард готов признать, что обычная психология неспособна распутать клубок социальных фактов*. Он находит, что далеко не все психические отношения суть общественные явления. Последними он считает лишь интерпсихологические явления, находящиеся во взаимодействии. Но для Тарда интерпсихологические явления лишь разновидность обычных психических. Особенности этой разновидности у него, однако, не ясны.

______________________

* См.: Тард. Новые идеи в социологии. "Психология и социология". Сборн. 2, 1914, стр. 70.

______________________

Социальная жизнь — продукт исторического развития, Социальные факты, социальные отношения могли возникнуть лишь при определенного рода исторической обусловленности. Факты общения, общежительности и психического взаимодействия сами по себе еще ничего не могут нам говорить о сущности социального. И общение, и психическое взаимодействие — не исторические, а естественно-психические предпосылки возникновения социального явления. Вне общения между двумя и более индивидами и без психического взаимодействия между ними, конечно, немыслимы социальные факты. Но социальные факты, как правильно замечает уже и психологист Тард, не покрываются психическим взаимодействием.

Мы должны прийти к выводу, что психологическое определение социального явления посредством понятия психического взаимодействия ц воздействия (последнее ничего по существу нового не прибавляет к понятию взаимодействия) не может быть признано сколько-нибудь удовлетворительным: оно слишком расплывчато, слишком широко, неясно, неточно и совершенно не раскрывает перед нами характера социального явления в отличие от несоциального; согласно этому определению, все явления, возникающие на почве психически взаимодействующих индивидов, социальны, что, однако, неверно.

Довольно близок к психологическому определению социального явления П.А. Сорокин в своей "Системе социологии", хотя он сам и восстает всячески против отождествления социального с психологическим и заявляет себя решительным противником психологизма. Последнее, однако, ничуть не мешает ему пользоваться при определении социального излюбленным психологистами термином психического взаимодействия, к которому он, правда, прибавляет еще новый признак "междучеловеческого", думая, что этим уже даны "вполне ясные и точные внешние границы" для социальных явлений из бесконечного числа явлений*. Всякое общественное явление, по мнению П.А. Сорокина, представляет "комплекс явлений взаимодействия" (стр. 193); "вся общественная жизнь и все социальные процессы могут быть разложены на явления и процессы взаимодействия двух или большего числа индивидов"; "взаимодействие двух или большего числа индивидов есть родовое понятие социальных явлений; оно может служить моделью последних. Изучая строение этой модели, мы можем познать и строение всех общественных явлений. Разложив взаимодействие на составные части, мы разложим тем самым на части самые сложные социальные явления" (стр. 81); а "взаимодействие людей дано там, где поведение одного индивида, в одних случаях сопровождаемое сознанием, в других — нет, является функцией поведения другого или других людей" (стр. 50); индивиды взаимодействуют, "когда изменение психических переживаний или внешних актов одного индивида вызывается переживаниями и внешними актами другого (других), когда между теми и другими существует функциональная связь" (стр. 44); "взаимодействие всегда... проявляется во внешних актах людей, т.е. во внешних явлениях, доступных наблюдению и констатированию" (стр. 50). Таким образом, согласно П.А. Сорокину, социальная жизнь — это совокупность поведения взаимодействующих людей и результатов такого поведения. В отличие от чистых психологистов, П.А. Сорокин требует для социального явления наличия объективных проявлений взаимодействия между человеческими индивидами. Но уже одни примеры "социальных фактов", приводимые автором, показывают, что он недалеко ушел от определения социального психологистами. Появление улыбки у матери А при появлении ее ребенка В; раздражение и злоба в настроении А, вышедшего из трамвая, управляемого вагоновожатым В (чтобы взять извозчика, так как трамвай двигался слишком медленно, а А слишком торопился); бешеное аплодирование гражданки А, доведенной "до неистовства" игрой артиста В; уныние военнообязанного А, благодаря опубликованному комиссаром В декрету о мобилизации, и необходимость для А идти в комиссариат**; — все это примеры взаимодействия с определенно "объективированными" результатами. Но ни в одном из вышеприведенных примеров мы не можем усмотреть социального явления. Мы уже говорили, что далеко не всякое явление взаимодействия, хотя бы оно сопровождалось и объективными результатами, может претендовать на социальность. Если гражданка А в трамвае, управляемом вагоновожатым В, пересела на противоположную скамью, так как ее раздражал длинный нос ее соседа С, то неужели и в этом надо видеть социальный факт? Неужели во всяком чиханьи лица А и объективных воздействиях его на лице В нужно видеть социальный факт, социальное явление! Перед нами слишком широкое, бессодержательное понимание социального, не раскрывающее ни на волос характерных особенностей и природы социального и не дающее ничего для разграничения социального от несоциального.

______________________

* См.: проф. П.А. Сорокин. Система социологии, стр. 3.
** Ibid, стр. 45.

______________________

Мы еще будет иметь случай подробнее остановиться на вопросе об отношении психического к социальному. Но уже теперь, по отношению к психологическому выяснению понятия социального, мы можем прийти к следующим выводам:

1) далеко не всякие акты взаимодействия двух или более индивидов приводят к социальному явлению; есть ряд актов, являющихся в результате взаимодействия между людьми, не содержащих в себе ни атома социальности;

2) определение социального по признаку психического взаимодействия, хотя бы и сопровождающегося объективированием, т.е. выражением во внешних действиях, бессодержательно;

3) психическое взаимодействие между индивидуумами составляет необходимую предпосылку для возникновения социального явления, но не больше.

Мы говорили, что взаимодействие предполагает общение или, по меньшей мере, некоторое соприкосновение друг с другом, безразлично — посредственное или непосредственное. Ввиду этого некоторые психологисты к своему признаку психического воздействия и взаимодействия считают необходимым вводить новый признак социального — общение. Мы говорили, что общение само собой разумеется при социальных отношениях, при социальных явлениях, так как последние формально всегда суть отношения человека к человеку, таким образом, всегда предполагают общение как необходимое условие для своего возникновения. Но характерным признаком "социального" общение никоим образом быть не может.

Есть, однако, попытки придавать признаку общения в данном случае решающую роль. Такова, например, попытка объяснения "социального" К.М. Тахтарева, автора "Науки об общественной жизни", — попытка, которая далека, разумеется, от психологической основы, но которая может быть рассмотрена нами попутно, в связи с психологическим разрешением затронутого вопроса.

Сущность общественной жизни Тахтарев видит в сожитии, а сожитие он определяет как "жизнь сообща", как "совокупное удовлетворение жизненных потребностей, какой бы стороны жизни они ни касались"; "в сожитии, — говорит он, — в жизни сообща, в общении с целью удовлетворения потребностей, заключается самая сущность общественной жизни"*. Общественная жизнь поэтому для него есть жизнь сообща, есть "совокупная жизнь личностей, составляющих человеческое общежитие". А в основе общественной деятельности лежит труд, выражающийся в различных формах трудового общения. Отсюда "трудовое общение лежит в основе общественной жизни людей и сознания ими чувства их общности, как участников самодостаточного общественного сотрудничества". Но все-таки, по мнению Тахтарева, сущность общественной жизни заключается в сожитии. Последнему понятию автор придает особо важное значение. "Сожитие есть, — по его мнению, — естественное явление, есть реальный факт, есть начальное и основное, неразложимое социологическое понятие"**.

______________________

* К.М. Тахтарев. Наука об общественной жизни, ее явлениях, их соотношениях и закономерности. Опыт изучения общественной жизни и построения социологии. Петроград, 1919, стр. 42.
** Ibid., стр. 45.

______________________

С точки зрения такого понимания сущности социального, приближающей автора, по его собственному признанию, к био-социальной точке зрения французского социолога Жана Изулэ*, логически необходимо социальное видеть и у животных, и вообще всюду, где есть какое бы то ни было сожитие как естественно-биологический факт. Но в таком случае непонятно, как естественный (т.е. несоциальный) факт может быть в основе социологического понятия. Правда, Тахтарев для определения общества (и таким образом косвенно для понимания социального) вводит в понятие "сожития" некоторые ограничения: общество он определяет, как "самодостаточное сожитие и общение людей, сознающих свое общественное единство"**, причем под "самодостаточным сожитием" он разумеет такое общение сообща живущих людей, которое обладает достаточными силами и средствами для совместного обеспечения всех своих потребностей, потребностей всех членов данного общества. Из этого определения видно, что автор не ограничивается признаком "сожития", но для сожития ставит условие самодостаточности — естественно-технический признак — с одной стороны, с другой стороны, прибавляет третий признак — сознание членами сообщества своего единства, т.е. психологический признак. И общение ("сожитие"), и самодостаточность — все это мы находим и в общежитии животных. Следовательно, если проводить различие между жизнью живущих стадно животных (например, обезьян) и социальной жизнью людей, то единственный признак социальности остается лишь один: сознание единства, т.е. психологический признак. Но и этот признак может быть спорным, так как в отношении сознания своего единства между человеком и обезьянами может быть речь лишь о степени сознания единства и о формах этого сознания, но не о самом факте сознания, которое может быть одинаково и у животных, хотя бы и в форме инстинкта самосохранения. Но автор не согласится же считать зоологию или биологию социальными науками! Но даже если бы мы и согласились считать общение людей отличным от общения среди животных, ввиду отсутствия у последних сознания единства, то все-таки остался бы неразрешенным вопрос: все ли явления общения среди людей социальны, и если не все, то какие социальны и какие нет. На этот вопрос у К.М. Тахтарева мы ответа не находим.

______________________

* См.: ibid., стр. 42.
** Ibid., стр. 142.

______________________

Мы должны, в конце концов, признать данное определение К.М. Тахтаревым понятие социального неудачным. Из его определения социального, из его попытки выяснить явление общественной жизни мы о природе этих явлений отчетливого представления не выносим. К.М. Тахтарев как-то забывает про указанный им вскользь признак трудового общения, сотрудничества: Но даже если бы он к своему определению социального приобщил и этот новый, дополнительный к общению признак сотрудничества, разделения труда и т.п., то и в таком случае природу социального ему также не удалось бы выяснить: у муравьев, пчел и пр. мы встречаем и трудовое общение, и разделение труда и проч., но это еще не дает нам возможности говорить о социальной жизни пчел, о муравьином обществе, о социальных законах его в том же смысле, как это делаем мы по отношению к обществу людей. Надо думать, что сущность социального не в сожитии, не в самодостаточности сожития, не в общении, не в сознании единства общения, а в чем-то ином. Сожитие, сознание, общение, сотрудничество — это лишь условия для наступления социального явления, его необходимые предпосылки, но не больше.

С. Рассмотрим третий ряд попыток объяснения понятия "социального", которые мы характеризуем как попытки односторонне-универсалистические. Универсалистическими мы их называем потому, что они исходят из понятия общества как целого или как действительного единства, имеющего свою самобытную природу, как чего-то цельного и взаимосвязанного; но в то же время попытки рассматриваемой группы определяют социальное явление не во всей его целостности, а по одному или нескольким отдельным элементам, составляющим общество, по отдельным частям целого; поэтому они односторонни, несмотря на свою универсалистичность.

Сюда относится, прежде всего, попытка Штаммлера, который согласен с тем, что, действительно, для возникновения социального недостаточно еще одного психологического взаимодействия; для того, чтобы из психического взаимодействия возникло социальное отношение, необходим, по его мнению, еще один элемент, именно, момент внешнего регулирования, иначе говоря — необходима наличность нормирующего (главным образом, следовательно, правового) отношения. Для Штаммлера "социальная жизнь есть внешним образом упорядоченная совместная жизнь людей; внешний распорядок, правовой порядок — единственный признак социальной жизни; внешнее регулирование, внешнее нормирование — вот специфический признак социального"*.

______________________

* R. Stammler. Wirtschaft und Recht nach der materialistischen Geschichtsauffassung. Eine sozialphil. Untersuchung. Leipzig, 1896, стр. 90 и др.

______________________

Штаммлеровская попытка определения социального грешит тем недостатком, что в противоположность расплывчатой попытке психологистов она слишком узка. Можно допустить, что социальные явления, может быть, даже и в большинстве случаев, включают в себе момент внешнего регулирования. Но откуда же следует заключить, что явления становятся социальными именно потому, что они сопровождаются моментом регулирования? И — главное — как быть в таких случаях, хотя бы и редких, когда явления будут оставаться социальными и без признака регулированности? А такие явления имеются: например, гражданские войны не знают регулирования извне, а между тем гражданская война — социальный факт весьма осязательного значения для жизни всего общества, и в том, что это социальный факт, едва ли будет кто-либо сомневаться. Как увидим ниже, внешнее регулирование явлений человеческой совместной жизни составляет лишь одну сторону социального, лишь один составной элемент сложного социального целого, лишь одну из форм проявления социального, лишь один момент социального, который в социальном может иногда и отсутствовать, но, тем не менее, социальное не перестанет оставаться социальным.

Даже если бы нельзя было найти ни одного социального факта, который не имел бы на себе печати регулированности извне, то и в этом случае аргументация Штаммлера в пользу своего определения была бы далеко недостаточно убедительна.

Так, например, P.M. Орженцкий находит, что норма (специально юридическая норма) составляет общее явление всякой известной нам социальной жизни, и, следовательно, какое бы явление мы ни взяли, оно всегда будет происходить в среде, в которой действуют правовые нормы. Это обстоятельство, по мнению Орженцкого, весьма затрудняет доказательство неправильности штаммлеровского определения. "Затруднение усугубляется, — говорит Орженцкий, — еще и тем обстоятельством, что для тех случаев, когда социальное явление, происходя в правовой среде, не имеет никакого отношения к правовым нормам, Штаммлер устанавливает понятие условий нормы, регулирующей это явление, и оба вида норм объединяет в понятие внешнего регулирования. Благодаря такому логическому построению, действительно нельзя найти ни одного социального явления, которое происходило бы вне сферы "внешнего" регулирования, и таким образом возникает сама собой презумпция в пользу того, что социальное неразрывно связано с внешним регулированием. Однако совместное, хотя бы и постоянное, существование социальных явлений с внешними нормами нисколько само по себе не доказывает ни их причинной, ни их логической связи... Если даже поведение и регулируется нормой, то создает ли оно социальные отношения именно вследствие того, что оно регулируется, еще вопрос"*.

______________________

* Р. Орженцкий. Учение об экономическом явлении явления. Введение в теорию ценности. Одесса, 1903 г., 112-113 стр.

______________________

Если бы Штаммлер попытался исторически проследить развитие и образование социальных форм и отношений, например, в области отношений брака, собственности и т.п., то он мог бы убедиться, что социальные факты сначала возникают помимо тех или иных норм, которые бы их регулировали, регулирование же — это вторичное образование, приходящее обычно уже post factum.

Если же регулирование или нормирование не является неизменным спутником социального, если правовой момент есть лишь одна сторона социального отношения, один вид сложного социального целого, то нельзя определять социальное внешним регулированием, как нельзя целое определять частью.

Попытку, аналогичную Штаммлеру, делает Гумплович, определяя социальное по признаку длительной организованности, присущей, по его мнению, любому социальному факту. Согласно Гумпловичу, для появления социального еще недостаточно общения и психического взаимодействия; необходимо, чтобы общение было организованным. С этой точки зрения, неорганизованная толпа, например, толпа зрителей в театре, будет простым сборищем, просто слуг чайно собравшейся массой, простой совокупностью отдельных индивидов. Но объединенная, организованная толпа — уже социальная масса. И если такое организованное объединение индивидов будет иметь характер организации не ad hoc, не на тот или иной данный случай, а организации длительной, то такое объединение будет обществом*. Таким образом, Гумплович видит социальное только там, где имеется налицо элемент организованности.

______________________

* См.: Гумплович. Социология и политика. 1895.

______________________

Неудовлетворительность вышеприведенного определения социального в том же, в чем и неудовлетворительность определения Штаммлера: оно слишком узко, так как организованность, как и нормирование, лишь одна сторона, лишь одна из социальных форм, один из элементов социального, не покрывающий целиком последнего; по одной же стороне целого нельзя судить о всем целом.

Весьма своеобразную попытку выяснения социального находим мы у Тенниса, — правда, не доведенную до конца, недостаточно определившуюся, но частично содержащую в себе правильную идею*. В жизни людей Теннис находит два рода связи, которые до сих пор в науке обычно смешиваются, отождествляясь: 1) связь между людьми типа общины (Gemeinschaft) и 2) связь между людьми типа общества (Gesellschaft). Общинное объединение, по мысли Тенниса, т.е. объединение по связи общинного типа, предполагает тесную, интимную, органическую связь между сочленами — связь действительную, реальную; в этом единении — общие горести, общие радости, общее благо, общие друзья и враги, это органическое целое, живой организм; здесь все органически связаны, несмотря на различия (возраст, пол, физическая сила и пр.), несмотря даже на различия в положении (глава семьи, слуги, домочадцы); здесь длительная и настоящая связанность; каждый делает для всех. Типическая форма такого единения, такой связи — семья. Общественное единение — иного рода: здесь также мирно живут один рядом с другим, но здесь индивиды не связаны органически, а существенно разделены, несмотря на связанность; здесь связь преходящая, случайная; связанность механическая, искусственная; это уже не живой организм, а механический агрегат, здесь каждый живет для себя. Типическая форма общественной связи — Grossstadt или Fabrikstadt. Здесь область деятельности каждого ограничена областью деятельности другого индивидуума. Общинная организация, тип общинной связи — старое образование. Общество, общественный союз — новое образование, где типическим является меновое, товарное общение, где возникают классы, противоположные интересы**.

______________________

* См.: Ferdinand Tonnies. Gemeinschaft und Gesellschaft. Abhandlung des Communismus und des Socialismus als empirischer Culturformen. Leipzig, 1887. Второе издание: Berlin, 1912.
** См.: ibid., стр. 3, 5, 46 и др. (первое изд.).

______________________

В анализе общественных связей ("социальности") у Тенниса речь не идет о простом психическом взаимодействии сталкивающихся индивидуальных воль, а проскальзывает идея гетерогенности как характерная черта общественности — идея гетерогенности, возникшей притом, как продукт исторического развития; таким образом, здесь есть указание на новый признак социальности — историчность социальной жизни, историческую изменяемость социальных явлений. У Тенниса эти признаки, однако, остаются без развития.

Ценные указания на признаки социальности мы находим и у Дюркгейма.

Главнейшим признаком социального Дюркгейм считает существование социальных фактов вне индивидуальных сознаний. Социальные факты, говорит он, обладают тем замечательным свойством, что существуют вне индивидуальных сознаний. И этого еще мало для социальности, думает Дюркгейм, что социальные факты находятся вне индивидуума; они, кроме того, обладают еще принудительной силой для индивидуума. Этим социальные факты резко отличаются как от органических явлений, так и от психических, существующих лишь в индивидуальном сознании и благодаря индивидуальному сознанию. Такого рода факты, по Дюркгейму, составляют новый вид явлений, безусловно, неоднородных с психическими и органическими, и им-то и должно быть присвоено название социальных*.

______________________

* См.: Эмиль Дюркгейм. Метод социологии, стр. 8, 9, 10 и др.

______________________

Для Дюркгейма, таким образом, социальный факт непременно ведет, прежде всего, свое собственное существование и, кроме того, способен оказывать на индивидов внешнее принуждение. Социальные факты создаются, разумеется, людьми. Они не что иное, как "отношения людей между собою". Но в то же самое время "первое и основное правило состоит в том, что социальные факты нужно рассматривать, как предметы (des choses)" (стр. 23). На этом основании Дюркгейм требует, чтобы наука, имеющая дело с социальными явлениями — социология, из стадии субъективизма, из которого она еще не вышла, перешла к объективизму (стр. 35). Социальное явление объективно. Право существует в кодексах, порядок повседневной жизни записывается в статистические таблицы, в исторические памятники, моды воплощаются в костюмы, вкусы, в произведения искусства (стр. 36).

Признак, на который указывает Дюркгейм, — объективирование вовне как характерная черта социального заслуживает внимания. По Дюркгейму, всякое социальное отношение между индивидуумами необходимо должно находить себе проявление вовне, выражаться объективно, внешним образом "объективироваться". Иначе говоря, в результате социального отношения всегда имеется налицо какой-либо объект, который как бы воплощает в себе состоявшееся отношение, придавая последнему характер социальной законченности, т.е. характер того, что данное отношение действительно нашло свое выражение как социальное отношение. Без объективирования вовне социального факта налицо еще не было бы, отношение между индивидуумами не превратилось бы в социальное.

Для социальных отношений и для понимания природы социальных явлений такая черта социального — объективирование вовне — имеет огромное значение. В области экономических явлений, где вся деятельность, все взаимоотношения между людьми выражаются в товарах (в развитом капиталистическом обществе), где вещи ("товары", "деньги") приобретают черты социального явления, скрывая в себе "объективированное" социальное отношение, — в области таких экономических явлений указываемая Дюркгеймом черта "социального" имеет особенно серьезное методологическое значение.

Как происходит такая объективация в мире идеологии, прекрасный пример дает нам Абрамовский в "Психологических основах социологии". "Объективный характер социализованных психических явлений явственно обнаруживается, — говорит он, — если сравнить различные фазы в развитии одного и того же явления. Пока какая-нибудь идея остается собственностью индивидуального человеческого сознания, обыкновенным психическим состоянием, она подчинена всем действиям нашей воли, она изменчива, легко гибнет, так как она черпает свои жизненные соки в наших чувствах и мыслях, принужденная постоянно к ним приноравливаться, заботиться о нашем согласии, о нашем одобрении, как единственной основе ее бытия: малейшее отклонение в нашем образе мыслей может ее уничтожить и лишить ее всякой силы. Она имеет тогда существенно субъективную природу, непрерывно завися в своем существовании от нашей внутренней воли. По мере же того, как она социализуется, получая себе словесную формулировку и переходя в большее количество умов, она приобретает все более и более объективный характер, все более и более освобождается от психических уз, опутывающих ее в индивидуальных сознаниях, переходит от непрерывной изменчивости к постоянной форме: пуповина индивидуальной воли, через которую она до сих пор только и получала возможность существования, прерывается, и идея начинает независимую жизнь социального явления, очищенная от разнообразия своих частных существований, утвержденная, упроченная, кристаллизованная в известном пароле социальной борьбы, в законе, обычае, политической партии или учреждении"*. "Социализировать психическое явление — это значит объективировать его... Социализация явления равносильна как бы воплощению в объекте мысли "самого мыслящего субъекта"" (ibid., стр. 60, 61).

______________________

* Эдуард Абрамовский. Психологические основы социологии и исторический материализм. Перев. с франц. М., 1900, стр. 32.

______________________

Подчеркивая признак объективности в социальном явлении, Абрамовский, однако, находит, что Дюркгейм слишком односторонен, выбрасывая с объективностью психическую сторону социального. Абрамовский думает, что в данном случае от социального явления нельзя отнять объективную его сторону, отмечая лишь его психический характер и психическую его природу, как это делает Тард; но вместе с тем нельзя и так решительно и категорически выбрасывать психический признак социального, оставляя лишь объективный, как это делает Дюркгейм. По мнению Абрамовского, всякое явление есть объект нашей мысли. Под объектом же нашей мысли скрываются, говорит Абрамовский, лишь или физические вещи, или же психические состояния: мы ничего не найдем такого, чего нельзя было бы отнести к той или другой из этих категорий*. Между этими двумя областями распределено все содержание мира, с которым мы имеем дело. И социальные явления, как думает Абрамовский, необходимо подчинены этим двум основным формам нашей интуиции. Всякое социальное явление есть или материальное, или духовное явление. Товар, явление по преимуществу социальное, есть в то же время обыкновенный материальный предмет, который вполне можно рассматривать с точки зрения физики, механики или химии. В то же самое время социальные идеи, как явления социального порядка, не обладают иной формой существования, кроме психической (стр. 27). Тем не менее все социальные явления, распределяясь без остатка между физическими и психическими, обладают, по мнению Абрамовского, специфическим признаком, который отличает их от тех и других. Этот специфический признак социальности для физических, материальных предметов Абрамовский видит в их одухотворяемости; физические явления становятся социальными лишь тогда, когда мы их одухотворяем, когда они, не переставая быть вещью, т.е. чем-то внешним и пространственным, противополагающимся нашему сознанию, приобретают в то же время психический характер. Наоборот, специфический характер социальности для психических явлений он видит в их объективном характере: в том, что психическое явление, не переставая быть внутренним состоянием нашего сознания, высвобождается из-под непосредственного действия нашей воли, оказывая на нас давление, навязываясь нам с грубостью вещи, помимо нашей воли, как вне нас существующая сила, не нуждающаяся для своего существования в нашем одобрении или неодобрении. Таким образом, по Абрамовскому, физические явления, становясь социальными, одухотворяются (золото — деньги, продукт — товар), а психические, становясь социальными, объективируются; те и другие становятся психическими (стр. 34). В социальном, по Абрамовскому, происходит как бы синтез физического и психического. В этом синтезе Абрамовский и видит специфический признак социальных явлений, причем в этом синтезе он сохраняет самостоятельную роль как за психической стороной социального, так и за физической, материальной. Та и другая обоюдно пополняют друг друга. Односторонен Тард, игнорируя объективную сторону явлений, но односторонен не менее и Дюркгейм, как думает Абрамовский, игнорируя психическую сторону.

______________________

* Ibid., стр. 25.

______________________

Абрамовский настаивает на том, что социальное явление, будучи психическим состоянием, несмотря на свою объективную природу, несмотря на принудительный характер, на существование независимо от субъективного одобрения или неодобрения вызывающей его причины, есть в то же время такое явление, в котором каждый индивид находит свое собственное психическое состояние (стр. 54); социальное явление — это синтез индивидуальных психических состояний; в нем каждое мыслящее "я" находит само себя. Отсюда должен быть не прав Дюркгейм, находя, что социальное явление существует вне индивидуальных сознаний, что оно отлично от своих индивидуальных воплощений.

Но, как мы видели, центральная мысль Дюркгейма не в этом; его основная мысль — в непременной объективации всякого социального явления, в самостоятельном его существовании вне индивидуальных сознаний. А в этом как раз пункте никаких расхождений у Абрамовского с Дюркгеймом нет: "социальная природа известного концепта заключается, — говорит и Абрамовский, — как раз в его объективном, навязывающемся извне характере, его существовании независимо от субъективного одобрения вызывающей его причины, от приноровления к нашим чувствам, потребностям и мыслям"*. Спрашивается, однако, достаточно ли для выяснения природы социального указания на существование социального вовне, на его объективацию. Является ли этот признак социального действительно настолько характерным, чтобы по нему легко можно было распознавать социальные явления?

______________________

* Ibid., стр. 34.

______________________

Признавая всю важность этого признака и огромные заслуги Дюркгейма в установлении объективного характера социальных явлений, мы думаем, однако, что объективность социальных фактов еще не составляет такой черты социального, обладание которой нам с полной ясностью раскрыло бы действительную природу социального. Несомненно, социальное явление объективно, т.е. социальные факты, несомненно, не только не являются продуктами нашей воли, а сами извне определяют ее и даже оказывают давление на наше индивидуальное сознание. Но знать это для нас еще мало. В самом деле, представим себе, что нам предстоит решить вопрос, социальное ли явление изготовление коллективно-семейным трудом из купленного на рынке мяса котлеты на обед для данной семьи; или даже — социальное ли явление сама эта семейная котлета, изготовленная семейно-коллективным трудом (один член семьи ходил на рынок за мясом, другой приготовлял дрова для плиты, третий Пропускал мясо через мясорубку и т.д.); об "объективности" явления котлеты и изготовления ее к обеду спорить не приходится; о переживаниях при изготовлении котлеты, о потребности всех членов семьи в котлете и пр. спорить точно так же не приходится. Спрашивается: что же, является ли изготовление вышеотмеченным путем котлеты или сама котлета социальным фактом? Или этого рода явления отнюдь не социальной природы? По признаку нашей объективации мы здесь ничего определенного сказать не можем. Другой пример: является ли социальным фактом верование среди членов религиозной общины в загробную жизнь? Как бы ни сложилось это верование, на какой бы основе оно ни выросло, но, несомненно, оно существует независимо от индивидуальной воли, вне индивидуального сознания, действуя на последнее принудительно; в данном случае оно бесспорно объективировано. Спрашивается, социальный ли это факт. Не требуется ли для установления социальности религиозных верований, религиозных идей еще какой-то дополнительный анализ, помимо констатирования в данных идеях или данных явлениях момента объективности. Если религиозные верования суть социальные факты, то вероятно далеко не потому только, что они объективированы. Одна объективированность их мало еще вскрывает нам природу социального. Это, можно думать, один из элементов социального, но не все социальное как единое целое. Правда, установление признака объективности социальных фактов отсекает от социального обширную область индивидуальных психических переживаний, которые непосредственно связаны с волей или сознанием индивида и вне последней не ведут самостоятельного существования. Если сосед через стену мешает читать книгу игрой на скрипке и раздражает, или если А, недовольный соседством В, пересаживается в вагоне на другую лавку, то все подобного рода переживания имеют характер индивидуальных психических переживаний, все они связаны с данным лицом или волей данного индивида, не имеют никакого влияния на других индивидов и их воли, ничем не связаны с обществом как целым — словом, не содержат в себе никаких признаков объективации. Самые звуки скрипки или пересаживание с места на место никто, разумеется, не станет считать в данном случае объективированием наблюдаемого явления.

Несколько другое разрешение затронутого вопроса мы находим у Инама-Штернегга. Последний понимает под общественною связью людей все те моменты, которые объединяют, связывают индивидов в единое целое. Общественные явления — это массовые явления, возникающие на почве непосредственно взаимообусловленного общения (Gemeinschaft), а не на основе несвязанной суммы индивидуальных жизненных проявлений. Особенность социальных явлений Инама-Штернегг видит в том, что развитие их представляет собою процесс, складывающийся с внутренней необходимостью, неизбежно, как естественный процесс. И понять социальные явления можно только в их внутренней общей связанности, в какой они находятся в их общественной обусловленности*. По Инама-Штернеггу, таким образом, важнейший признак социального — в характере развития социальных явлений, которые складываются и возникают не только закономерно, но и с внутренней необходимостью.

______________________

* См.: К. Т. von Inama-Stemegg. Staatswssenschaftliche Abhandlungen. Von Wesen und den Wegen der Sozialwissenschaft. Leipzig, 1903, стр. 2, 3, 5, 9 и др.

______________________

Своеобразно трактует вопрос о социальном и о природе социального Шпанн. Он находит, что понятия социального в общезначимом смысле до сих пор еще не сложилось, не образовалось в науке и что его можно характеризовать лишь в самых общих чертах. Исходным пунктом для такой общей характеристики Шпанн считает положение, что социальное есть целое, составленное из частей*. "Социальное как целое из частей, — говорит он, — есть система соприкасающихся друг с другом слагаемых, функционирующих в общей взаимной тесной связанности". Какое значение вкладывает Шпанн в понятие целого, состоящего из совместно функционирующих частей, показывает его пример с системой машины, которую он до известной степени уподобляет "общественному организму"**. Машина, говорит Шпанн, может быть рассматриваема, прежде всего, просто как множество действующих рычагов, винтов и т.п., таким образом — с точки зрения механики, общефизически. Понятия, которые здесь образовываются от составных частей, т.е. понятия рычагов, понятия винтов и т.п., суть понятия механических образований и их общих действий; от конкретных действий и существующих связей с другими частями машины они совершенно абстрагируются. Но машина мржет рассматриваться и с другой стороны, с другой точки зрения, а именно — как система соприкасающихся органов, выполняющих определенную цель; она может рассматриваться как каузальная система средств ради определенной цели. В последнем случае рычаги и винты описываются по их значению для производимого эффекта (цели), т.е. по их участию в системе сил, по их действию (Leistung) в целом системы, по их функции. В данном случае мы имеем дело с понятиями функций составных частей машины. Такие понятия функций — совершенно иные понятия, чем физико-механические понятия о тех же составных частях машины. Большое маховое колесо паровой машины в системе взаимодействующих в ней сил имеет, например, функцию равномерного распределения скорости движения, и это дает основу для образования понятия функции маховика.

______________________

* См.: Dr. Othmar Spann. Zur Logik der Sozialwissenschaftlichen Begriffsbildung. Tubingen, 1905, стр. 165, 166.
** См.: Dr. Othmar Spann. Wirtschaft und Gesellschaft. Eine dogmenkritische Untersuchung. Dresden, 1907, стр. 223.

______________________

То же самое Шпанн находит и в обществе с общественными (социальными) явлениями как частями общественного целого. Общество, подобно машине, есть целое, состоящее из частей. Социальные явления — это система поступков, связанных в целях конкретного взаимодействия; это функциональная система, составные части которой поэтому могут рассматриваться так же двояко, как и части у машины: с одной стороны, как функциональные слагаемые системы, т.е. по их действиям, по их функциям вообще; с другой стороны — как общие сущности, т.е. без всякого отношения к их конкретной связи с данной системой взаимодействующих средств, именно — как физико-химические, психологические или биологические явления. Когда говорят о социальном значении (функции) того или иного поступка, то имеется ввиду функциональная система, речь идет о понятиях функций: например, кормление грудных детей материнским молоком может рассматриваться в смысле значения его для увеличения населения*. Но если имеется в виду сущность поступка, то приходится описывать его в его психологических или физиологических свойствах. Например, в явлении питания грудных младенцев можно интересоваться не значением его для увеличения населения, а независимо от того или иного значения для общества, можно интересоваться свойствами самого питания как такового, его природой, его физиологическими (медицинскими) качествами (например, свойствами естественного питания и искусственного питания и проч.). Таким образом, во всякой сложной системе отношений, в том числе и в обществе, Шпанн находит две различные системы научных понятий: понятия функций и понятия сущности. Специфическими чисто социально-научными понятиями он считает при этом только понятия функций, в то время как понятия сущности суть понятия физиологической, биологической или физической природы и, таким образом, подлежат ведению психологии, биологии и т.д., но не социальной науки. Из этого Шпанн делает вывод и далее, — вывод, нужно сказать, совершенно логически вытекающий из хода его мысли, — что ни политическая экономия, ни социально-экономические дисциплины не могут базироваться на психологии (или биологии, механике или какой-нибудь другой подобной науке)**. "Социальная наука, — говорит Шпанн, — система только понятий функций; понятия сущности — лишь вспомогательные понятия для социально-научного мышления"***. Все ли понятия сущности суть непременно психологической природы, Шпанн этого специально не исследует; но в то же время он указывает, что понятия сущности должны иметь психологический характер постольку, поскольку дело идет о человеческих поступках как о посредствующих условиях существования социальных явлений. Но социально-научная дисциплина никогда не может иметь характера "прикладной психологии" Психология в основе своей представляет лишь понятия сущности социальных явлений, но отнюдь не понятия функций, отнюдь не самые социально-научные понятия. "Социальное" по отношению к психологическому — в основе своей новый вид явления. Область понятий социальных совершенно поэтому чужда области понятий психологических, и каждая из этих областей по отношению к другой может иметь лишь значение вспомогательное****.

______________________

* См.: ibid., стр. 223-224.
** См.: ibid., стр. 225.
*** Dr. Othmar Spann. Zur Logik der Sozialwissenschaftlichen Begriffsbildung. Tubingen, 1905, стр. 175.
**** См.: ibid., стр. 176.

______________________

Шпанн думает, таким образом, что наука должна рассматривать каждое социальное явление (например, политическая экономия должна рассматривать любое явление обмена, любое явление производства и пр.) двояко: как часть fiirsich, как отдельное явление и только, как явление само по себе, взятое вне всякой связи с другими и с целым — обществом; и как часть целого, как явление, имеющее определенную функцию и выполняющее ее в системе всего целого. Отсюда — понятия в социальной науке двоякой природы: они и понятия сущности, и понятия функции. Специфический признак социального Шпанн видит, однако, только в понятиях функций, так как в социальной науке, в сущности, речь идет об исследовании связи частей, составляющих целое*.

______________________

* См.: Dr. Othmar Spann. Der logische Aufbau der Nationalokonomie und ihr Verhaltniss zur Psychologie und zu den Naturwissenschaften (Zeitschr. f. d. ges. Staatsw. 64 Jahrg., Heft 1. стр. 14, 1908 г.).

______________________

Но различие между теми и другими понятиями Шпанн считает лишь различием не в смысле теоретико-познавательном: логическая структура их, по его мнению, одна и та же. Рассматриваемое в теоретико-познавательном отношении понятие функции однородно с понятием сущности. Каждое понятие сущности или вещи с ее свойствами содержит в себе в то же время и понятие функции или отношений*. Ведь понятие вещи всегда есть лишь сумма свойств. Но свойства вещи — это не нечто сущее само по себе, но всегда суть лишь свойства вещи, т.е. они мыслятся лишь в общей своей связи, или, иначе говоря, функционально. Например, величина поверхности шара есть функция величины радиусов; но точно так же поверхность шара имеет свойство обусловливаться величиной радиуса.

______________________

* См.: ibid., стр. 47.

______________________

Но если различие между понятиями сущности и функций (отношений) не логическое, не теоретико-познавательное, то, по мнению Шпанна, оно важно в методологическом отношении: различие здесь практическо-методологическое, т.е. лишь всего-навсего вспомогательное.

Что же нам дает шпанновское толкование социальных явлений?

То, что социальное есть целое, состоящее из частей, тесно связанных функциональной зависимостью, еще ничего не говорит нам о природе социального, так как и машина — точно так же есть целое из частей, и точно так же части машины несут определенные функции, но это не делает еще машину социальным фактом. Хозяйство Робинзона — также есть целое, состоящее из частей, не менее тесно связанных и функционально зависимых взаимно, но, тем не менее, робинзоновское хозяйство не может быть названо социальным. У Шпанна на этот счет как раз имеется весьма неопределенного характера заявление: "Если, — говорит он, — понятие общества должно требовать, чтобы жизненные явления изолированного индивида (Робинзона) рассматривались так же, как социальные, то и в этом случае, для таких явлений будет иметь силу определение социального, что оно есть целое, состоящее из частей. Всякий внешний поступок индивида может мыслиться разложенным на ряд слагаемых, представляя в действительности систему частных поступков... и, таким образом, даже в хозяйстве изолированного индивида лежит система взаимно соприкасающихся поступков"*. Для Шпанна, таким образом, остается неопределенным условным решение вопроса о том, может ли индивидуальное хозяйство Робинзона быть социальным. Но если определение социального негодно даже для того, чтобы на основании его можно было отграничить индивидуальное от социального, а социальное от индивидуального, то такое определение, очевидно, ни на что не годно и должно быть отброшено как ненаучное.

______________________

* Ibid., стр. 4.

______________________

Вообще говоря, определение Шпанна слишком формально и как таковое оно бессодержательно. Понятия функций или "отношений" как наиболее характерные для социально-научной области понятия у Шпанна настолько неопределенны, что, в конце концов, по его определению, субъективная теория ценности австрийской школы, по которой блага того или иного запаса оцениваются по предельным полезностям, является теорией отнюдь не психологического характера, а функционального*.

______________________

* См.: ibid., стр. 23.

______________________

Мы видим уже из этого примера, как далеко может идти Шпанн навстречу к психологистам, думая в то же время, что своим определением социального он освобождает политическую экономию от психологии.

Повторяем, определение социального у Шпанна слишком формально, слишком, бессодержательно и ничего не вносит для понимания истинной природы социального. В конце концов, по Шпанну, мы не можем социальное отличить даже от индивидуального.

Мы находим, таким образом, ряд самых различных попыток определения социального. Нельзя было не заметить, знакомясь с этими попытками, что после органической школы и социологов-психологистов, не идущих в определении социального дальше простого, психического взаимодействия, был сделан значительный шаг вперед, по пути выяснения природы социального. Ни Штаммлеру, ни Гумпловичу, ни Дюркгейму, ни Шпанну, ни другим, касавшимся специально данного вопроса, не удалось, правда, найти признака социальности, которой бы носил характер общезначимости и который давал бы самый надежный ключ для распознавания наличности социального элемента в тех или иных стоящих перед нами явлениях окружающего. Но все же мы получаем, в конце концов, ряд признаков описательного характера, которые чисто описательно раскрывают перед нами особенности социальных явлений. Перед нами еще нет общего синтеза этих особенностей, этих найденных отдельных признаков. Но уже можно на некоторых из указываемых признаков остановиться как на особенно характерных и важных, которыми уже можно смело руководствоваться при анализе изучаемых явлений жизни.

Если мы сопоставим определения социального, сделанные представителями третьей нашей группы, то получим следующие признаки, характеризующие социальное явление: 1) регулирование вовне (Штаммлер), 2) длительная организованность (Гумплович), 3) объектированное, независимое от воли отдельных индивидов существование, с принудительным воздействием на них (Дюркгейм), 4) закономерность в массовом проявлении и необходимость в наступлении (Инама-Штернегг), 5) связанность в одном целом и функциональная зависимость в системе целого (Шпанн).

Мы видим, что представители третьей группы, характеризуя природу социального, все более и менее стоят на социальной точке зрения. На общество они смотрят, во всяком случае, как на нечто целое, единое в своей совокупности и связанное взаимной обусловленностью частей. Они расходятся лишь в уловлении наиболее характерно выражающего эту связь общества признака, содержащего в себе указание на социальность. Одни такой признак видят во внешнем регулировании, другие в организованности и т.д. Так или иначе, все они более или менее далеки от индивидуально-психологической основы образования социального. Все они универсалистичны, но односторонни.

Наиболее выдержанно и полно эта социальная точка зрения в понимании явлений общественной жизни сказалась у Родбертуса и Маркса и у их последователей, т.е. в школе исторического материализма.

D. Для Родбертуса, социальные явления и выражающие их социальные понятия суть "такие явления и понятия, которые существуют только потому, что находящиеся в соприкосновении друг с другом индивиды соединяются узами разделения труда в одно общество"; поэтому, говорит Родбертус, "с самого начала становятся на ошибочную точку зрения, когда хотят выяснить принцип этих явлений, исходя от единичных, индивидуальных участников"*. Общество представляется Родбертусу как агрегат индивидуумов, объединенных известною, определенною связью. В хозяйственном отношении такая связь образуется на почве трудового общения людей, создающегося с разделением труда и придающего, по мнению Родбертуса, всем понятиям изолированного хозяйства новый характер. Это разделение труда, по мнению Родбертуса, является материально связью общества. В этическом отношении такой объединяющей связью является в обществе мораль и право. Духовно — такой общественной связью является язык и "народное сознание"**. Из всех этих связей материальная связь или хозяйственное общение является, согласно Родбертусу, "одним из основных отношений самой социальной жизни" в ее целом; в этом именно основном хозяйственном отношении заключается, говорит Родбертус, такое общение, в котором, по существу дела, один работает для всех и все для одного***, иначе говоря — в трудовом общении труд каждого сочлена в обществе взаимно обусловлен и потому и социален.

______________________

* К. Родбертус-Ягецов. Сочинения. В. I: К освещению социального вопроса. 2 и 3 письма Перевод с нем. проф. М.Н. Соболева. СПб., 1905, стр. 43.
** Родбертус. Капитал. 4-е письмо. Перевод И. Давыдова. СПб., 1906, стр. 50, 51-52.
*** См.: ibid., стр. 52.

______________________

Родбертус думает, таким образом, что социальное — это продукт связанности и обусловленности и что основа такой связанности и обусловленности — хозяйственная, материально-производственная, "трудовая".

Такую же черту обусловленности и материально-производственной связанности социальных явлений подчеркивает и Маркс. Для Маркса, социальные явления — это объективированный результат взаимодействия между людьми, наступающий не только закономерно и необходимо, неизбежно, и не только независимо от индивидуального сознания и помимо индивидуальной воли, но и принудительно для последней. Социальные явления, для Маркса, — это "необходимые, не зависящие от воли людей отношения"; "они являются изменчивыми продуктами исторического развития"; это отнюдь не неподвижные, вечные категории; при всем этом все эти отношения имеют антагонистический характер, отражая в себе антагонистический характер господствующего способа производства*.

______________________

* См. особенно в "Нищете философии". Одесса, 1905, стр. 23, 25, 111, 112, 125 и др. Также предисловие к "Zur Kritik".

______________________

Образование и рост общественных связей Маркс считает продуктом медленного исторического развития. "Чем глубже, — говорит он, — мы входим в историю, тем больше индивид, а потому также и производящий индивид является не самостоятельным, а принадлежащим (не столько себе, сколько) большому целому: сначала в семье, затем в родовой организации и позднее — в общине. Впервые в XVIII столетии, в "буржуазном обществе" выступают различные формы общественных связей в качестве просто лишь средства в руках отдельного лица для его частных целей, в качестве внешней необходимости"*. Без производства Маркс не считает возможным мыслить общество; из отношений же производства он выводит как производственные, так и все другие экономические отношения (меновые, распределительные), а также и правовые, и иные общественные отношения**. Производственные отношения, по Марксу, являются, таким образом, для всех видов социальных отношений или явлений определяющими, основными.

______________________

* К. Marx. Zur Kritik der politischen Oekonomie. Herausg. von K. Kautsky. 3-е Auflage. Sfuttgart, 1909, стр. XIV.
** См.: ibid., стр. XIX.

______________________

Маркс считает, таким образом, характерным признаком социальности существующую в общественной жизни обусловленность возникающих на почве производства отношений. Маркс указывает при этом на историчность и историческую изменяемость социальных явлений, их закономерность (стихийную), независимость от индивидуальной воли, их необходимость и принудительность для индивидуумов, их антагонистичность, коренящуюся в антагонизме общественного производства, и их постоянное развитие по мере развития производственных сил самого общества. Все это, разумеется, специально нигде не разработано у Маркса, высказывается Марксом попутно, в связи с решением основных проблем, преимущественно экономики; все это разбросано по различным местам его многочисленных творений. Но что заслуживает внимания — так это то именно, что научные изыскания в области определения социального, которые происходили и происходят в послемарксовский период времени, все, в конце концов, находятся в круге тех же вопросов и идей и происходят на том же общем фоне, какой мы находим у Маркса.

Социальная точка зрения, из которой исходил Маркс, когда уяснял природу социальных явлений, все больше и больше проводится в современных социальных науках. Можно думать, по крайней мере, что у Маркса, в общем, подход, к освещению и изучению социальных явлений был правильный, научный. Философские и методологические воззрения Маркса не шли, разумеется, дальше того, что могла выдвинуть его эпоха. А во время жизни Маркса проблема образования социальных понятий даже еще не ставилась с достаточной определенностью. Но, выдвинув идею "общественных отношений", возникающих в общественной жизни с строгой социальной обусловленностью, Маркс наметил правильный путь для решения проблемы о природе социального, далеко опередив в этом отношении своих современников.

На такой же основе, как и Маркс, стоит в определении понятия социального Амонн, автор ценного исследования о "Предмете и основных понятиях теоретической политической экономии", на которое мы уже неоднократно ссылались. Простую сумму однородных индивидуальных фактов, например, цвет волос какого-нибудь народа, Амонн не считает за социальный факт в методологическом смысле. Социальным, по мнению Амонна, может быть названо такое явление, такие действия одного индивида, которые определяются волею и действиями других индивидов. Основным и главнейшим признаком социального Амонн считает взаимную зависимость, обусловленность одних поступков другими. "Социальными, — говорит Амонн, — мы называем обычно все те явления, которые эмпирически и непосредственно представляются нам в виде взаимных отношений нескольких волеизъявляющих и действующих индивидуумов, — отношений, являющихся в результате взаимной зависимости и обусловленности индивидуальной воли каждого"*. Социальные явления возможны поэтому, думает Амонн, лишь в связи и в соединении одних индивидуумов с другими. Социального явления не может быть там, где индивидуумы действуют в своей изолированной самостоятельности. В образовании подобного рода взаимно связанных и взаимно обусловленых явлений или отношений Амонн видит закономерность и постоянство; такого рода социальные отношения, и именно — их социальнообусловленные закономерность и постоянство и являются, по мнению Амонна, объектом теоретической социальной науки.

______________________

* А. Атопп. Objekt und Grundbegriffe der theoretischen Nationalokonomie, стр. 160 (примеч.).

______________________

ГЛАВА III
СОЦИАЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ
(Продолжение)

Итоги и выводы. 1. Необходимые предпосылки для наступления социального (естественно-техническая и психологическая обусловленность). 2. Анализ основных признаков, характеризующих социальное. Понятие социальной обусловленности. Общественное отношение. Социальная гетерогенность. Понятие объективации. Иррациональность. 3. Виды социального

Подводя итоги различным определениям социального, мы приходим к следующему. Органисты в определении социального исходили из уподобления общества организму, функционирующему так же, как функционирует любой организм любого органического тела, например, животный организм. Социальное в их представлении сливалось с органическим. Социальную обусловленность и социальную взаимную связанность они отождествляли с обусловленностью естественно-биологическою. С их точки зрения, социальное — это значит все, что находится в функциональной обусловленности и органической связанности с единым органическим общественным целым. Ни точной природы социального, ни условия возникновения социального, ни характера социальных отношений, в отличие от естественно-органических, органисты не раскрывали, так как для них общество — живой организм, органически спаянный и органически действующий, подобно животным организмам сложного строения.

Психологисты в определении социального базируются на понятии психического взаимодействия. Для них социальность — в характере связи, соединяющей людей в общество. Основу этой связи психологисты видят в психическом взаимодействии человека на человека. Они находят социальное всюду, где есть психическое взаимодействие, психическая связь между человеком и человеком. Ничего другого, кроме психического, психологисты в социальном не видят. Если некоторые из психологистов требуют, чтобы для наступления социального непременно налицо были "объективные" признаки результатов психического взаимодействия, то их удовлетворяет в данном отношении простое физическое или физиологическое выражение психических переживаний (улыбка, передвижение, слеза, волосы, перья etc.). В социальном психологисты находят в лучшем случае одну из разновидностей психического. Условие, необходимое для наступления социального, психологисты принимают за основу. Исходя из индивида и от индивида и его психических переживаний, психологисты бессильны понять социальное. Их учение о социальном и об обществе бессодержательно.

Универсалисты, в своем распознавании социального, далеко вперед подвинули разрешение данной проблемы, сравнительно с тем, что было сделано представителями органической школы и психологистами. Они исходят не от индивида, а от общества как связного целого. Они видят социальность также в характере связи между сочленами общества — индивидами. Одни из универсалистов ищут эти связи в правовом регулировании (Штаммлер), другие в длительной организованности, третьи в функциональной зависимости частей, составляющих целое, и т.д. Если свести в одно целое различные признаки, которыми пытаются определить социальное явление универсалисты, то получим довольно пестрое описание социального в виде значительной суммы признаков, характеризующих природу социального. Этим универсалисты значительно обогащают содержание учения о социальном и о природе социального.

Учение универсалистов требует, однако, дальнейшей разработки, нуждаясь особенно в систематическом анализе всего до сих пор сделанного в этом направлении и синтезе.

Вместо такого синтеза мы ограничимся лишь простым сведением в одно по возможности целое различных признаков социального, устанавливаемых различными авторами. Мы будем различать при этом сведении следующие моменты, имеющие значение для теоретического познания социального:

1) условия или предпосылки, при наличии которых социальное может возникнуть и развиться;

2) основные признаки, характеризующие социальное явление как в его статическом состоянии, так и в движении;

3) виды социального, или отдельные элементы, на которые может быть разложено социальное и которые представляют собою различные стороны социального, а также различные объекты изучения для различных социальных дисциплин, в том числе и экономики.

1

Важнейшим условием для возникновения существования социального является, прежде всего, наличность общения между индивидами, обладающими свободною волею и сознанием. Социальная жизнь требует поля действия, где сталкиваются индивидуальные воли, где происходит психическое взаимодействие. Социальная жизнь возможна лишь там, где есть личности, ставящие себе цели и сталкивающиеся с себе подобными. Психическая жизнь, индивид как носитель психики, свободная воля, психическое взаимодействие, общение, связанность, взаимная зависимость — все это необходимые предпосылки существования социального, столь же необходимые, как воздух для жизни. Социальное немыслимо без психологического, без индивидуального. "В конце концов, — говорит А. Амонн, — всякое социальное явление имеет как объективную социальную сторону, так и субъективную индивидуальную; обе нераздельны эмпирически, но познавательно их необходимо разграничивать"*.

______________________

* А. Атопп. Objekt und Grundbegriffe der theoretischen Nationalokonomie, стр. 155.

______________________

Для наступления социального необходимо, разумеется, наличие общения между индивидами. Общение, с одной стороны, предполагает сталкивающиеся психики, сталкивающиеся желания, цели, интересы. Общение, следовательно, содержит в себе уже и психическое взаимодействие индивидов. С другой стороны, общение налагает и определенную связанность на членов, вступающих в общение; общение ведет, по крайней мере, к этой связанности, ведет к некоторого рода обусловленности действий одного сочлена действиями других.

Не всякое общение, однако, ведет к социальной связи. Не всякое общение ведет непременно к социальной обусловленности. Общение может быть и вне социальной связи. Последнее бывает там, где общение носит характер случайности, оторванности и замкнутости. Само по себе одно общение, предполагающее неизбежно психическое взаимодействие, еще недостаточно для наступления социального. Социальное не может быть вне общения и без общения, но общение может быть и без социального. Если в вагоне трамвая пассажиры вступают друг с другом в разговоры, или ссорятся из-за мест, или обижаются на вагоновожатого за медленность хода, или нервничают по поводу давки и тесноты в вагоне, то во всех этих формах общения, в психических переживаниях и поступках как результатах этих переживаний, в чем бы они ни выражались, ничего социально обусловленного еще не будет. В любой семье общение членов семьи за вечерним чаем в общей столовой не может носить характера социальной обусловленности. Само по себе, следовательно, общение и психическое взаимодействие — лишь форма, лишь необходимые предпосылки, лишь необходимые общие условия, при наличии которых возможно наступление социального.

В данном случае, словами Амонна, мы могли бы сказать: "Мы не говорим о социальном отношении в тех случаях, когда воля и поведение индивида являются мотивированными и обусловленными только своим психологическим или естественно-техническим отношением к объекту"*. Психологическая обусловленность и естественно-техническая обусловленность явлений общения не дают еще этим явлениям характера социальности, но создают условие, необходимое для наступления социального.

______________________

* Ibid., стр. 160.

______________________

Итак: отдельные индивиды, живущие в обществе; общение между индивидуумами; свобода сталкивающихся взаимно индивидуальных воль; психика и психическое взаимодействие между индивидуумами — таковы необходимые предпосылки для наступления социального. Все эти предпосылки мы можем свести к естественно-технической и психологической обусловленности.

2

Весьма важно, разумеется, для понимания и распознавания природы социального установить основные, наиболее характерные признаки социального. В данном отношении, прежде всего, нужно указать на особого рода обусловленность социального явления. Говоря словами Абрамовского, обусловленность явления означает, что его существование не начинается самопроизвольно и независимо, в самый момент обнаружения явления в его индивидуальной и раскрытой форме, но что оно уже скрыто in potentia в известных фактах, предшествовавших этому моменту явного обнаружения, что оно всецело определяется совокупностью своих условий как в своем качестве, так и во времени и поэтому необходимо*.

______________________

* См.: Эдуард Абрамовский. Психологические основы социологии и исторический материализм, стр. 4.

______________________

Иными словами — обусловленность социальных отношений проявляется в том, что воля и поведение одного индивида определяются волей и поведением других индивидов. В простом общении могут быть все связаны или механически, или физически, или органически, или просто случайно, как в вагоне трамвая. В социальном общении связь особого рода: здесь все действия и отношения взаимно обусловлены, индивидуальные воли и поведение каждого отдельного члена социального общения взаимно связаны. В данном случае речь идет о таких фактах, которые обязаны своим возникновением индивидам, но не в их изолированности и изолированной самостоятельности, а лишь в связи и в соединении с другими индивидуумами, т.е. о таких фактах, которые социально обусловлены*.

______________________

* См.: Alfred Amonn. Objekt und Grundbegriffe etc., стр. 162.

______________________

Таким образом, формально, социальное явление возникает лишь там, где имеются индивидуумы, объединенные и связанные в одно целое и где каждый поступок и воля одного индивидуума обусловлены поступками и волею других.

Такого рода обусловленность есть социальная обусловленность, и такого рода связь и взаимозависимость между индивидами есть социальная связь и социальная зависимость. Такого рода обусловленность является неизбежным признаком социального. Если, читая в аудитории лекцию, профессор раздражается тем, что студентка курит папиросу, и если раздражение профессора выражается в том, что он теряет нити своих мыслей и нервничает, то между раздражением и нервничаньем профессора и курящей папироску студенткой, конечно, есть причинная обусловленность; несомненно, имеется и связь, выражающаяся в психическом взаимодействии, если и студентка закурила папиросу именно под влиянием лекции профессора; имеется налицо, конечно, и общение, хотя бы и на время лекции только; но социальной обусловленности между раздражением профессора и курением студенткой папиросы нет, социальной связи нет, социального общения нет; обусловленность в данном случае или чисто случайная, или физическая (физиологическая), или субъективно-психологическая. Например, табачный дым от папиросы мог неприятно действовать на профессора, раздражая его (физиологическая обусловленность); или профессор субъективно не выносит вида курящей женщины (обусловленность субъективная, психологическая); или профессору при виде курящей во время его лекции студентки кажется оскорбительным и обидным, что то, что он считает за "храм науки", превращается в обыденную "курительную комнату" (субъективно-психологическая обусловленность) и т.д. Во всех этих случаях перед нами простые индивидуальные факты (с одной стороны, раздражение профессора, с другой — курение студентки).

Здесь есть налицо и общение, хотя бы и случайное, временное, и взаимодействие (психическое) и даже внешнее проявление этого взаимодействия, но между раздражением профессора и куреньем папиросы студенткой никакой социальной связи нет; в данных явлениях социальной природы не имеется, так как для существования социального необходимо наличие особого рода обусловленности; последней в нашем случае мы не находим. Связь здесь между куреньем табаку и чтением лекции случайная, физическая или физиологическая (монотонное чтение, сонливое настроение, желание не заснуть). Равным образом в явлении раздражения профессора также связь не такого рода, чтобы можно было говорить о социальной обусловленности.

Приведем другой пример. Лицо А покупает у В товар. А раздражается и нервничает из-за высокой цены товара, которую запрашивает В. В курит папиросу, чтобы не выдать своего волнения от страстного желания продать товар, но не уступает в цене. Здесь имеется взаимодействие между раздражением А и курением В, имеется и обусловленность этих действий. Но не о такой обусловленности идет речь, когда имеются в виду социальные факты. Вот если бы А согласился купить товар у В за цену, на которой бы они сошлись и которая была бы не только результатом столкновения двух воль А и В, но результатом общей связанности и общей зависимости товарных цен, то цена товара и покупка товара были бы социальным фактом: этот факт был бы социально обусловлен. Обусловленность его состояла бы в том, что цена определялась бы здесь на основе не случайности и каприза, а обусловливалась бы общею связанностью каждого хозяйственного акта со всем общественным целым.

Для той обусловленности, которой мы придаем значение социальной обусловленности, необходимо, чтобы результаты этой обусловленности, или обусловливаемые явления, имели характер не связи случайной между лицами А и В, но общей связи, т.е. чтобы результаты обусловленности были связаны не с случайно встретившимися, столкнувшимися волями А и В, а состояли бы в связи с интересами всех лиц, составляющих данный круг, определенное целое, общество; и далее, чтобы эти результаты имели общее значение, влияли не только на интересы лица А и В, но и на интересы всех лиц данного общения, общественного союза. Словом, связь, о которой идет речь, обусловленность, о которой идет речь, есть связь всеобщая и обусловленность для всех одинакова; тогда только она будет социальной.

Для социальной обусловленности, таким образом, требуется, или точнее говоря — социально обусловливающая связанность предполагает: 1) определенный круг, определенное целое, состоящее из множества определенных соприкасающихся частей, взаимно связанных (общество); 2) соприкосновение и столкновение отдельных частей целого (субъектов), выражающиеся в таких результатах, которые касаются всего целого, не безразличны для всего целого, имеют общезначимость, затрагивают общие интересы; — в этом и проявляется общая связь, общая обусловленность; 3) то, что, ввиду общей связи, каждый социальный факт представляет собою отношение; отсюда характер социальной связи выражается в том, что социальный или общественный факт всегда есть общественное отношение.

В вышеприведенных фактах (куренье табаку во время лекции и раздраженье профессора по этому поводу) нельзя найти ни в первом случае, ни во втором социального отношения; и первый факт и второй — индивидуальные факты, хотя каждый из них в отдельности находится под воздействием другого и является поэтому в результате психического взаимодействия, но не является общественным отношением, так как в том и другом явлении обусловленность простая, случайная, не имеющая никакого отношения ко всему целому, к обществу.

Понятие общественного отношения заслуживает внимания Оно выражает собою наличность общественной связи, социальной обусловленности. Социальное явление есть общественное отношение в том смысле, что оно есть результат отношений между индивидом не в их изолированном существовании и оторванности от всего целого, т. е. от всей общей совокупности индивидов данного замкнутого целого, а в связи с этим целым и общим; оно есть результат общей связи, общей взаимозависимости, оно носит на себе печать целого, оно часть целого, оно общественное отношение именно в этом смысле.

Мы считаем этот признак социального явления, т.е. тот признак, что социальное явление есть общественное отношение, формальным признаком; это признак формально-логического характера, так как понятие общественного отношения выражает лишь то, что данный факт, данное социальное явление, имеет причинное отношение и связь ко всему целому как по своему происхождению, так и по своему результату, или, иначе говоря — что социальный факт строго обусловлен и связан со всем целым.

Во всяком случае, понятие "отношения" гораздо более приложимо к социальному явлению, чем излюбленный психологистами термин "психологического взаимодействия".

Итак, понятие общественного отношения или социальной обусловленности мы считаем первым существенным признаком социального явления, признаком, присущим социальному явлению во всех моментах его развития, и в статическом и динамическом его состоянии, как признак формально-логического значения.

Что же касается внутренней природы социального, то одним из важнейших признаков, характеризующих по существу социальное явление, мы считаем его гетерогенность, и другим — объективированное его существование, объективирование его. Эти признаки точно так же, как и первый, формальный, присущи социальному во все моменты его проявления и существования: социальное явление всегда и во всех случаях не только гетерогенной природы, но и имеет характер объективированного существования.

Познакомимся ближе с этими характернейшими, по нашему мнению, признаками и особенностями социального явления, раскрывающими внутреннюю природу социального.

Гетерогенность социального явления состоит в том, что социальное явление представляет собою выражение или результат противоположных сталкивающихся воль, интересов, настроений, желаний. Его природа антагонистична. Всякое общественное отношение гетерогенно не потому, что оно социально обусловлено, а потому, что социальные связи и зависимости, социальная обусловленность складываются в сфере столкновений, соприкосновения противоположностей, различно настроенных воль. Общественное целое есть, говоря словами Шпанна, совокупность частей, но каждая такая общественная часть, каждое общественное отношение отражает противоположные интересы частей целого. Социальная гетерогенность не носит случайного характера, она покоится не на физических или естественных вообще различиях. Основой социальной гетерогенности являются такие различия, которые представляют необходимые жизненные основы для всего общества в его целом. Пока люди органически спаяны и соединены в общинный союз, они представляют единое сплоченное целое, несмотря на не имеющие серьезного значения для жизни целого различия (брюнеты, блондины, высокорослые, низкорослые, старики, дети, мужчины, женщины и т.д.). В общественном же союзе все разъединены, несмотря на всю свою связанность (Тённис). Эта общественная разъединенность покоится на разделении труда, на том, что в обществе имеются различные общественные группы, имеющие различное отношение к процессу общественного производства. Достаточно указать, как на типические в этом отношении группы, на группу занятых физическим трудом (физические исполнители или работники) и группу не работающих физически, а организующих и руководящих (руководители-организаторы).

В силу социальной обусловленности, социальной связанности общественных отношений, каждое социальное явление необходимо будет отражать на себе общую печать общественной разобщенности, общественного разделения труда, расчленения общественного целого на различные общественные группы с различными (противоположными) интересами. На каждом общественном факте лежит эта печать гетерогенности. Эта гетерогенность — самая существенная черта социальности. Она особенно ярко выступает в классовом обществе, особенно типична для социальных явлений классового общества. Социальная гетерогенность — классовая гетерогенность. Где в обществе еще недостаточно сложилась классовая структура, там и социальность едва еще заметна; там и общество как таковое только еще складывается.

Гетерогенность общественных отношений служит наиболее всего решающим признаком при распознавании природы социального. В фактах, приводимых только что, — курение во время слушания лекции и раздражение профессора, читающего лекцию, — при всем желании нельзя вскрыть гетерогенности классового характера. Конечно, в данных примерах студентка может оказаться коммунисткой, а профессор — буржуа, но в фактах с куреньем табаку и раздражением профессора это различие между профессором и студенткой имеет такое же значение, как если бы профессор был брюнет, а студентка — блондинка. То есть никакого отношения это различие к данным фактам не имеет. Курить папиросу могла бы студентка-буржуа, и все равно имело бы место раздражение профессора. Отсутствие в фактах гетерогенности, в смысле классовых различий, определенно говорит нам, что факты не социальны, хотя и являются в результате психического воздействия и взаимодействия.

Правда, не всегда ясна гетерогенность в социальном явлении. Любая юридическая сделка есть общественное отношение, социально обусловленный факт, но если сделка заключена между капиталистом А и капиталистом же В, то ниоткуда не видна классовая гетерогенность ее; не видно, откуда она может взяться. Но она не видна только постольку, поскольку принимают во внимание лишь воли и интересы сталкивающихся между собою отдельных индивидов (А и В). Но социальность данной сделки не в этом, а в том, что формы сделки, ее юридический характер, юридическая основа сделки есть результат вовсе не двух данных воль, между собою сталкивающихся (воль А и В), а результат отношений частей всего целого, выработанный путем длительного процесса, и как таковой — он отражает, действительно, гетерогенную природу общества, отражающуюся в юридической форме социальных отношений. Чтобы удостовериться, убедиться в гетерогенной природе права, необходимо, разумеется, сделать анализ правовых явлений, проследить их возникновение и образование, вскрыть их корни и основу. Равным образом не видна гетерогенность в меновых явлениях, в явлениях рынка, когда для социального факта совершенно безразлично, кто покупатель и кто продавец; в меновых явлениях все контрагенты в одинаковых отношениях, и, тем не менее, меновые акты, цены — социальные факты и гетерогенной природы. Для доказательства этого положения также требуется специальный анализ экономических отношений (в том числе и меновых явлений), для вскрытия истинной природы социального; этот анализ, однако, не входит в нашу задачу.

В большинстве случаев, однако, слишком ясно, когда данный факт далек от гетерогенно-классовой природы и когда нет ни малейшего сомнения в полной неприкосновенности данного факта к классовой гетерогенности. Если у матери является на лице улыбка, когда вносят в комнату ее сына, перед нами явление психических переживаний, проявляющихся физиологически в улыбке, определенно индивидуального характера. Здесь нет ни общественного отношения, ни, разумеется, какой бы то ни было гетерогенности, нет налицо и социального явления.

Итак, гетерогенность — результат отношений неравенства, результат отношений разделения труда, продукт связи в таком соединении частей, где имеются глубоко идущие различия между частями целого, выражение социальной неоднородности в обществе с различными групповыми образованиями.

Социальная гетерогенность выявляется как признак социальности вместе с развитием социальной жизни. Гетерогенность слабо проявляется в социальных явлениях там, где социальная жизнь примитивна, не развита, где неравенство социальное не выявилось в определенные, закрепившиеся формы. С развитием общества, ко времени современных отношений капиталистического общества, формы разделения труда достаточно определяются, отношения неравенства фиксируются с определенностью как отношения классовые, и с этого времени, т.е. с момента капитализма, социальное общение проникается насквозь характером классовых различий, и социальные факты пропитываются гетерогенностью определенно классового характера. Это и есть социальная гетерогенность в своем наиболее чистом виде.

Но не только гетерогенность мы считаем характерной чертой для социального явления. Вторым таким же существенным признаком социального мы считаем объективацию социального, т.е. существование социального вне индивида и его сознания. Объективацию социального особенно определенно выдвигает Дюркгейм. Он разумеет в данном случае ту особенность социального, что социальное существует не как психическое переживание, психическое состояние того или иного индивидуума, но существует вне индивидуального сознания, вне индивидуального переживания, вне индивидуальной психики. Как надпсихическое социальное предполагает, разумеется, ту или иную форму для своего существования; в этом последнем случае мы и говорим, что оно объективируется. Право, как говорит Дюркгейм, существует в кодексах, моды воплощаются в костюмы, вкусы в произведения искусства, порядок повседневной жизни записывается в статистические таблицы.

Говоря об объективации как характерной черте социального, мы должны иметь в виду два момента данного признака: во-первых, существование социального явления, независимо от индивидуального сознания, во-вторых, его выражение в "вещах", его объектирова-ние, его воплощение. Что касается первого момента, то именно в нем лежит то резкое отличие, которым социальное отделяется от индивидуального и от психического. Если психическое есть отношение между лицом и всем, что находится вне его, хотя бы последним были другие лица, играющие роль простых возбудителей, вызывающих то или иное переживание у данного индивида, то это все же такое отношение между лицом и "вещью", или между внутренним "я" и внешним "миром", которое существует лишь внутри собственного сознания индивида, не идя дальше его собственного переживания. Например, раздражение профессора по поводу курения во время лекции; куренье папиросы студенткой во время лекции, вызванное скучной лекцией; радость матери при появлении сына; неприятные переживания по поводу приказа о мобилизации и проч. Все это индивидуальные переживания, индивидуальные психические состояния, существующие лишь в психике данного индивида, неразрывно связанные с психикой определенного субъекта. То, что иногда такое психическое состояние, такое индивидуальное переживание вызывается действиями другого лица или других индивидов, на основе психического воздействия и взаимодействия, дела не меняет. Психическое состояние или переживание остается все-таки индивидуальным, пока связано только с психикой данного индивида и не отрывается от нее.

В данном отношении социальное резко отличается от индивидуального именно тем, что оно отрывается от психики данного индивида. В истории образования, например, языка можно проследить, как совершается этот процесс постепенного отрывания от индивидуальной психики, как вырастает общее значение за определенным комплексом звуков, имеющих для всех одинаковый и обязательный для всех смысл, и как в конце концов совершается постепенная объективация системы звуков, и как она получает самостоятельное, независимое от конкретных индивидуальных случаев существование, являясь чем-то внешним, объективным. "С того момента, когда в сознании действующего (субъекта) возникло бы представление, что его действие представляет собою не что иное, как то, что всегда происходит при подобных обстоятельствах, мы имели бы, — говорит Орженцкий, — случай перехода индивидуально-изолированного поступка в первый фазис процесса его социализации"*; и далее: "однажды объективировавшаяся от отдельных случаев своего конкретного проявления типичная форма поведения, по мере того как она повторно осуществляется, приобретает все более и более устойчивый характер. Она навязывается индивидуальному сознанию с возрастающей мотивационной способностью"**.

______________________

* Р. Орженцкий. Учение об экономическом явлении. Введение в теорию ценности. Одесса, 1903, стр. 361. Здесь же, 352 стр., краткая история объективации языка как социального явления.
** Ibid., стр. 363.

______________________

Итак, объективация социального явления выражается, прежде всего, в самостоятельном существовании над и вне индивидуального сознания, в чем и состоит существенное различие между психологическими и социальными явлениями. Вторым моментом такой объективации может быть выявление независимо существующего социального отношения в той или иной форме, его воплощение. Объективация не только в том, что социальное явление надындивидуально, но и в том еще, что оно имеет воплощенное в том или ином виде существование. Правовое отношение воплощается в законе, экономическое в товаре и т.д.

Ясно рисует момент объективации социального Зиммель, когда говорит: "Но, может быть, границы собственно социального существа можно видеть там, где взаимодействие личностей между собою проявляется не только в их субъективных состояниях или поступках, но создает объективное образование, которое обладает известной независимостью от отдельных участвующих в нем личностей. Там, где образовалось соединение, формы которого продолжают существовать и тогда, когда отдельные члены выходят из него, а новые в него вступают; там, где существует общее внешнее достояние, причем его приобретение и распоряжение им не является делом отдельного лица; там, где имеется сумма познаний или нравственных жизненных содержаний, число которых не увеличивается и не уменьшается от участия в них отдельных лиц и которые, ставши до известной степени субстанциальными, находятся к услугам каждого, который захотел бы принять в них участие; там, где выработались формы права, нравов, общения, к которым присоединяется и должен присоединиться всякий, вступающий в известное пространственное существование с другими; — там повсюду мы имеем дело с обществом, там взаимодействие сгустилось и превратилось в тело, и последнее отличает это общественное взаимодействие от того, которое исчезает вместе с непосредственно участвующими субъектами и их мимолетным отношением"*.

______________________

* Г. Зиммель. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования. Авторизир. перев. с немецкого. М., 1909, стр. 23.

______________________

Такого рода объективация, понимаемая в смысле объективированного существования, независимо от индивидуальной психики того или иного лица, сопровождается, наконец, еще и тем (третий момент), что социальное отношение (явления) не только надиндивидуально, но и имеет принудительное значение для индивидов. То социальное отношение, которое в силу социальной обусловленности сложилось в результате соприкосновений двух индивидов, не только ведет существование вне и над этими индивидами, но и является для них обязательным; оно принудительно действует на их воли.

Все эти три момента неразрывно связаны с объективацией социальных явлений, составляя одно целое, для характеристики общественного отношения весьма существенное.

Гетерогенность и объективация социальных явлений, представляя существенные признаки социального в его статике, сопровождается рядом черт и особенностей, характерных для социального в его движении, в его развитии. В процессе движения социальных явлений, их развития, не только определенно выявляется гетерогенная и объективная природа социального, но обнаруживается ряд других характерных признаков социального; таковы: закономерность их, историчность (изменяемость во времени), относительность (изменяемость в пространстве), необходимость наступления их, прогрессирование (в смысле перехода и движения от менее совершенного к более совершенному), иррациональность.

Все эти черты изменяемости, относительности, закономерности и проч. свойственны не только социальным фактам. Закономерны и естественные явления, явления мира физического. Правда, социальная закономерность иная, чем закономерность естественная. Социальные законы развития отличны от законов естественного развития. Но в данном случае нас интересует не содержание законов, не содержание самой формулы, в которую могут быть сведены повторяемость и постоянство того или иного явления, а самый факт закономерности, самый факт постоянства и правильности в наступлении и развитии того или иного круга явлений. Факт же закономерности, факт постоянства и правильности, повторяемости явлений естественного мира и социального как таковой одинаково приложим как по отношению к первому, так и по отношению ко второму ряду явлений.

Но историчность, относительность и развитие по линии совершенствования, прогрессирования присущи социальному явлению как таковому. На естественный мир явлений мы можем смотреть как на отжившее нечто, совершившее свой цикл, замертвевшее, не подлежащее развитию в собственном смысле слова, лишенное творчества и созидания новых форм. Напротив, мир социальный — это мир новых и новых нарождающихся отношений, мир вечных изменений, мир вечного движения вперед, мир отношений людей, изменяющих не только природу, но и свои собственные отношения.

Исторический характер развития социальных отношений выражается в том, что всякое социальное отношение есть историческая категория, т.е. всякое социальное явление обусловлено социально-исторически: оно возможно лишь в определенной исторической среде при определенных исторически сложившихся условиях. Каждая эпоха имеет различные системы социальных отношений. Всякое социальное отношение, как историческая категория, преходяще; в этом смысле не приходится говорить об абсолютных, вечных и неизменных законах развития социального. Последними чертами опять-таки социальное отношение отлично от естественных явлений: естественные законы носят более абсолютный характер, характер скорее вечных, неизменных законов.

С историческо-социальной обусловленностью социальных явлений стоит в связи и необходимое наступление социального явления, раз есть налицо все условия, все предпосылки для его возникновения. Мы уже говорили, что, в силу обусловленности и объективирования социальных явлений, последние складываются, возникают и существуют не только независимо от индивидуальных воль, входящих в соприкосновение и сталкивающихся, но имеют принудительное значение для соприкасающихся индивидуумов; но мало этого — такие социальные явления возникают неизбежно, с историческою необходимостью, как это бывает в мире явления естественного царства. Цена, например, на хлеб, сложившаяся в такой-то определенный момент на лондонской бирже как определенного рода общественное отношение, как социальное явление, есть продукт неизбежности, необходимости, необходимый результат исторически сложившихся фактов действительности.

Последняя черта придает социальным явлениям характер стихийности, естественно-необходимого развития. Такое стихийное развитие социального имеет все свойства и особенности иррационального развития. Социальное отношение по своему образованию иррационально. Процесс развития социальных явлений — процесс иррациональный. Если обществу удастся так сорганизовать свою жизнь и отношения, что каждый акт жизни данного общения будет продуктом, наперед предусмотренным, продиктованным так или иначе выраженной общественною волей, если все отношения людей потеряют характер стихийности, необходимости, иррациональности, а напротив, будут совершаться по строго наперед предначертанному самим обществом плану, то социальной обусловленности уже места не будет, и все отношения людей потеряют характер социальности, о которой идет речь и свойства которой мы пытаемся себе выяснить. Новое "общество" с такими рациональными отношениями, лишившись социальности, лишившись всех особенностей социального, общественного, в сущности не будет уже тем "обществом", с которым мы имеем дело, и анализ которого даем: в таком новом обществе "социальная" жизнь, "социальные" факты, "социальные" отношения немыслимы. Будет ли когда-нибудь на земле такое "общество", возможна ли человеческая жизнь без "социальных" связей — это, разумеется, другой вопрос, который не подлежит нашему рассмотрению. Во всяком случае, несомненно одно, что, когда настанет это новое "общество" без социальных связей, люди не будут уже людьми, а станут богами и человеческая история закончится.

Подводя итоги нашему анализу различных определений социального, мы могли бы, после всего изложенного, определить социальное явление как объектированное гетерогенное отношение, возникающее между людьми на основе общей взаимной обусловленности и развивающееся с исторической необходимостью и стихийной закономерностью.

3

Мы уясняли природу социального, определяя его характерные особенные, исходя из того, главным образом, основания, что политическая экономия как наука есть одна из социальных наук. С содержанием же объекта социальных наук нас знакомит само понятие социального. Мы должны, отсюда, предполагать, что, познакомившись с общим понятием социального явления, мы до некоторой степени будем иметь представление и об общей природе тех явлений, которые изучает политическая экономия, так как в качестве одной из социальных дисциплин она предметом своего изучения имеет такие явления, которые носят определенный социальный характер, по крайней мере, в своих родовых признаках. В данном случае все социально-научные дисциплины, т.е. отдельные социальные науки, находятся в таком же положении к социальному явлению, как и политическая экономия, т.е. в отношении к их объекту изучения социальное является лишь родовым признаком. Вообще нет одной науки, которая бы изучала социальное явление как таковое, как нет одной науки естественной, которая бы изучала естественные явления в их целом. Ни одна научная дисциплина не в состоянии обнять все стороны данного объекта; всегда есть несколько наук, каждая для одной определенной стороны данного объекта исследования, под определенной точкой зрения*.

______________________

* См.: А. Атопп. Objekt und Grundbegriffe der theoretischen Nationalokonomie, стр. 163-164.

______________________

Равным образом и социальное отношение может научно изучаться лишь с той или иной, определенной стороны социального отношения, под той или иной точкой зрения. В данном случае мы можем говорить о различных "сторонах" социального или о различных "видах" социального, о различных как бы "элементах" социального, о различных "формах" социального. Социальные отношения охватывают собою самые различные и весьма разнообразные стороны человеческого общения, человеческого социального бытия. По числу этих различных точек зрения, различных видов социального, устанавливается и соответственное число и социально-научных дисциплин.

Связи и отношения, в которые входят члены общества в общественном союзе, основанном на разделении труда, неравенстве и различии интересов, разнообразны и многогранны. Те формы, которые могут принимать эти социальные связи и отношения, зависят от самого содержания этих отношений, от объекта этих отношений, от той основы, на почве которой люди входят между собою в необходимые социальные связи. На первом месте в данном случае приходится поставить, разумеется, социальные отношения, возникающие на материально-производственной основе: чтобы жить, людям необходимы, прежде всего, материальные средства существования, ради обладания которыми необходимо производство и производственная деятельность в самых различных своих формах и проявлениях.

При различии интересов, при гетерогении целей в обществе, построенном на разделении труда и неравенстве, при наличии, следовательно, связанности, взаимозависимости и совместной деятельности, развиваются на материально-производственной основе особого рода социальные отношения, в которые входят между собою члены общественного целого в целях добывания материальных средств существования, материальных "благ". Такого рода социальные отношения могут быть названы материально-производственными.

Но во всяком обществе с разделением труда и различными интересами материальное производство нуждается в жизненном упорядочении. Регулярность и некоторого рода необходимая правильность в материально-производственной сфере могут быть обеспечены и возможны лишь в том случае, если производственная деятельность опирается на порядок и организацию общественной жизни, если она встречает защиту от всяческих ее насильственных нарушений, от вторжения внешних врагов или т.п., если производственной деятельности общества гарантирована возможность воспроизводства и развития. На почве этой необходимости в организации, порядке и защите в обществе возникают особого рода социальные отношения, принимающие особую социальную форму, — отношения, в которые входят между собою члены общественного целого в целях установления порядка, организации власти и защиты этого порядка известными определенными нормами и институтами. Такого рода общественные отношения могут быть названы правно-политическими. Их можно разбить на две самостоятельно существующие формы социальных отношений — правовые и политические (государственные) отношения. Все это — лишь особые стороны, лишь особые формы проявления социальных отношений так же, как и материально-производственные отношения.

Наряду с этими формами социальных отношения возникает ряд других, образующихся на самых различных основах и стоящих в общей связи, однако, со всем социальным целым. Таковы отношения религиозные, этические, эстетические и др. Каждое из этих социальных отношений является лишь особой стороной социального, особой формой социального общения. Каждое из них имеет свое определенное содержание, свой особый объект изучения, хотя и во всех случаях объект этот, по своей природе, социальный, представляя собою социальное отношение определенного данного вида. Отсюда мы получаем ряд отдельных социально-научных дисциплин, каждая из которых занята отдельной стороной социального (науки экономические, правовые, государственные, этика, эстетика и проч.).

В качестве особого, специфического объекта изучения в политической экономии выступают социально-производственные отношения, являющиеся лишь особой стороной социального, особой формой социальных отношений.

Мы приходим, таким образом, к выводу, что политическая экономия, являясь социальной научной дисциплиной, имеет предметом своего изучения социально-производственные отношения. На этом объекте политической экономии необходимо остановиться, однако, подробнее*.

______________________

* Разложение социального отношения на его элементы или отдельные стороны как объекты изучения для отдельных научных дисциплин — вопрос, требующий еще дальнейшего развития. Разными авторами он разрешается в настоящее время весьма различно. У К.М. Тахтарева мы находим, например, такую классификацию различных областей общественной жизни, сделанную им, правда, попутно, вскользь: хозяйственная, семейная (с брачной), психическая и политическая ("Наука об общественной жизни — социология". Петроград, 1920, стр. 42), причем к психической области общественной жизни он относит, "стороны": жизнь умственную, нравственную и эстетическую. С такой классификацией мы согласиться не можем.

Лифман также относит к социальным образованиям такие отношения, как отношения в семье (его классификация социальных образований: язык, семья, народ, государство и пр.). Мы думаем, однако, что семейные отношения как таковые, т. е. отношения внутри семьи между ее членами, отношения между супругами, отношения детей к родителям и родителей к детям и т.д., не содержат в себе ничего социального. Семья как слишком сплоченная группа индивидуумов, слишком органически тесно объединенная, представляет собою тип скорее общинной комунально-товарищеской организации, чем гетерогенной, общественной. Внутри семейной ячейки в семейных отношениях нет социально-обусловленных связей. Семья — часть общественного целого, такая же, как отдельный индивидуум. Отношения семейные, поэтому, отнюдь не социальные отношения.

______________________

ГЛАВА IV
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЯВЛЕНИЕ

1. Экономическое явления и область хозяйственных фактов. 2. Понятие "хозяйства" и "хозяйственного". Дитцелъ. Амонн. Лифман. 3. Понятие частного хозяйства. Понятие общественного хозяйства. Экономическое явление как общественно-хозяйственное (общественно-производственное) отношение. 4. Характерные черты экономического явления. 5. Формы экономических явлений. Примат производственного момента. Выводы.

1

Зная природу социального, уже легче выяснить природу и особенности экономического, т.е. того явления, которое ставит себе политическая экономия в качестве объекта изучения, объекта научно-экономического познания. Раз экономическое, как мы видели, есть одна "сторона" социального, определенная "форма" социального, то, разумеется, распознать природу этой стороны, этой социальной определенного содержания формы легче после того, когда уже познана сущность самого социального. Раз анализ социального обнаружил, что оно проявляется в различных своих видах, одним из которых является экономическое, то, очевидно, экономическое по своим родовым, основным признакам будет характеризоваться так же, как мы характеризовали социальное, так как экономическое — лишь разновидность социального, и, следовательно, зная особенности социального, мы уже знаем и характерные особенности экономического. Мы не знаем только одного: при каких условиях и в каких формах возникает экономическое, и как различать экономическое от неэкономического, хотя бы и социального же. Нам, следовательно, надо остановить свое внимание специально на экономической форме социального как таковой, как на "особого" рода социальном отношении, т.н. "экономическом отношении", или экономическом явлении; нам надо разобрать специально особенности, специфические черты этого экономического явления. "Не всякие социально-обусловленные факты, — говорит А. Амонн, — не всякие социальные отношения и не социальные отношения в своем целом составляют объект политической экономии, но социально обусловленные факты или, лучше сказать, — социальные отношения особого определенного вида, своеобразные, специфические, единые в себе, но отличные от других категорий социальных явлений, единство которых и различие между которыми обусловлено избранной при исследовании и изложении точкой зрения"*.

______________________

* А. Атопп, ibid., стр. 164.

______________________

Итак, что же такое "экономическое явление", которое служит предметом изучение особой социальной науки — политической экономии? Какой критерий нам нужно иметь в руках, чтобы распознавать экономическое от неэкономического и чтобы на основании его мы могли охранить политическую экономию от вторжения в нее чуждых ей как специфической социальной науке категорий? Только выяснивши определенно, что такое экономическое явление, мы можем отдать себе ясный отчет в том, что изучает политическая экономия.

Для более детального и более определенного выяснения "экономического" мы должны представить себе, прежде всего, как происходит тот процесс образования социально-научных понятий, о котором мы говорили выше. А именно, мы видели, что сначала перед нами раскрывается непосредственно данная область явлений, область непосредственно данной конкретной действительности. Из этой непосредственно данной области явлений наше обыденное мышление выводит соответственные, свойственные обыденному мышлению понятия, необходимые для повседневного обихода. Понятия эти являются в результате уже некоторой мыслительной деятельности, но неглубокой, поверхностной; настоящей познавательно-логической обработки они еще не находят себе. Обыденное мышление этими понятиями, однако, вполне довольствуется для своих обычных, повседневных, общежитейских целей.

Научное познание работой обыденного мышления, однако, не удовлетворяется. Грубую, поверхностную обработку конкретных фактов данной области оно старается продолжить, углубить. Путем целого ряда познавательных приемов (выбором в познавательных целях точки зрения или основы, классификацией, абстрагированием, изолированием и проч.) научное познание перерабатывает понятия обыденного мышления, получая уже оторвавшиеся от поверхности, от конкретных проявлений более углубленные научные понятия*. Объект научного познания представляет собою именно такое логически и методологически строго обработанное понятие, содержащее в себе все общие, типические и основные черты явлений изучаемой данной области.

______________________

* "Каждый взгляд назад, на период прошлый, законченный, учит нас, что научное мышление в своем развитии заключается в непрерывном исправлении мышления обыденного. Но с ростом культуры научное мышление начинает влиять и на то мышление, которое служит практическим целям. Обыденное мышление все более и более ограничивается и вытесняется научно дисциплинированным техническим мышлением". Э. Мах. "Философия и естественно-научное мышление". Новые идеи философии. Сборник № 1: Философия и ее проблемы. СПб., 1912, стр. 95.

______________________

По отношению к политической экономии и экономическому явлению непосредственно данной областью явлений служит область хозяйственных фактов. Обыденное мышление образовало из явлений данной области понятие хозяйства, хозяйственной деятельности, хозяйственного принципа. Это понятие "хозяйственного" для каждого экономиста-исследователя так же, как и для каждого нормального мышления, представляется с более или менее определенным, по крайней мере, приблизительно, содержанием, Но для научных целей оно, однако, слишком еще грубо, слишком расплывчато. В качестве объекта научно-экономического познания оно как таковое служить не может.

Большинство экономистов, однако, в целях определения предмета политической экономии исходило в своем анализе именно из понятия "хозяйственного", перерабатывая его свойственными каждому из них познавательно-методологическими приемами, считая долгом своим не образовывать новые понятия, а лишь вкладывать известное, то или иное содержание в выработанное жизнью и вошедшее в обычное словоупотребление понятие хозяйства. В результате такой обработки и переработки понятия "хозяйственного", в руках одних экономистов, в конечном итоге, "хозяйственное" исчезало окончательно и безвозвратно, растворяясь без остатка в других понятиях. В руках других экономистов, напротив, "хозяйственное" находило себе то или иное, определенное истолкование и с определенным, намеченным исследователем содержанием входило в систему научных экономических понятий, приобретая характер основного понятия как объекта изучения в политической экономии.

Ввиду такого значения понятия "хозяйства" в установлении и выработке объекта политической экономии, нам представляется необходимым несколько остановиться на выяснении понятия хозяйства. Посмотрим, прежде всего, как определение хозяйства делалось в политической экономии некоторыми наиболее видными из экономистов.

2

Наиболее распространенным определением "хозяйства" среди экономистов является определение "хозяйства" как совокупности действий человека, направленных к созданию материальных средств ("хозяйственных благ", материальных предметов) для удовлетворения потребностей (Шёнберг). При этом одни находят необходимым считать такую деятельность человека "хозяйственной" лишь в том случае, когда она рациональна, целесообразна и совершается по принципу "экономии силы", т.е. по принципу получения максимальных результатов при минимуме затрат. Другие этот принцип как присущий не исключительно хозяйственной деятельности и типичный, характерный не только для нее, отрицают, находя, что принцип "экономии силы" приложим ко всякой деятельности и нехозяйственной (к деятельности ученого, художника, музыканта и проч.)*.

______________________

* См.: KarlDiehl. Privatwirtschaftslehre, Volkswirtschasftslehre, Weltwirtschaftslehre. Conrad's Jahrbiicher. III. Folge, Bd. 46, H. 4, стр. 439; Voigt. Wirtschaft und Recht der Gegenwart. Tubingen, 1912, стр. 223; Eduard Heimann. Methodologisches zu den Problemen des Wertes und des wirtschaftlichen Prinzips. Braun's Archiv, B. 37, H. 3, стр. 795; М.И. Туган-Барановский. Основы политической экономии. 2-е изд. СПб., 1911, стр. 6; DietzelH. Theoretische Sozialokonomik. Theil I. Leipzig, 1895, стр. 160.

______________________

Бесспорное или менее всего спорное в этом определении сводится к следующему: хозяйственная деятельность — это воздействие человека на внешний мир; это трудовой или в основе своей производственный процесс, направленный на получение материальных предметов; это сфера отношений лица к вещи, это процесс деятельности человека как индивида, как изолированного субъекта, как лица, замкнутого в себе; это процесс, взятый сам по себе, без отношения к другим подобным процессам. "Хозяйственное" в таком смысле может содержать в себе лишь естественно-технические или психологические моменты. Социального в нем, разумеется, нет ни одного атома. Понятие хозяйственного в этом смысле выведено, очевидно, из сферы деятельности изолированного, отдельного субъекта, изолированно хозяйствующего индивидуума. Иначе и быть не могло, так как обыденное мышление могло осилить лишь непосредственно данное, доступное непосредственному наблюдению, таким образом — ближе всего поступки отдельных лиц, отдельных хозяйствующих индивидуумов.

Казалось бы, при таком понимании "хозяйственного" большинством экономистов, которое не содержит в себе ни атома социальности, политической экономии как социальной науке не приходится особенно дорожить этим понятием "хозяйственного", так как оно ни в какой мере не социально. Естественно-технические и психологические понятия не могут быть введены в систему понятий политической экономии. Последней нечего делать с естественно-техническими процессами и психологическими понятиями. Вот почему мы встречаем экономистов, считающих понятия "хозяйства", "хозяйственного" совершенно непригодным для круга понятий политической экономии. Так смотрят особенно те из экономистов, которые стоят на социальной точке зрения и всячески охраняют политическую экономию как социальную науку от вторжения в нее неадекватных понятий. Таковы, например, Дитцель и особенно Амонн.

Дитцель не ждет решительно никакого обогащения нашего экономического знания от критического анализа определений "хозяйства"*. Дитцель думает, что смысл слов "хозяйство", "имущество", "доход" не менее ясен, чем слов "хлеб", "мясо", "стол". Поэтому, по Дитцелю, определять понятия "хозяйства", "хозяйственного" для ученого значило бы заниматься совершенно непроизводительным трудом; определение таких понятий Дитцель считает лишним**. Самое понятие "хозяйство" Дитцель считает "естественной" категорией. Человек, говорит Дитцель, в своих стремлениях к славе, правде, добродетели, любви, дружбе и проч. свободен: хочет — он стремится к этому; не хочет — не стремится. Есть, однако, некоторые цели, к которым человек не стремиться не в силах; к некоторым стремлениям природа принуждает; так, человек принужден добывать себе пищу, покрывать свою наготу, иметь угол, где бы он мог двигаться и отдыхать; говоря общее, человек принужден подчиняться миру вещей. Вот такого рода потребность в предметах, в вещах мы и называем хозяйственной потребностью, а поведение, являющееся в результате такого рода стремлений, — хозяйственным поведением.

______________________

* См.: Н. Dietzel. Theoretische Sozialokonomik. Erster Band, стр. 150.
** См.: ibid., стр. 151.

______________________

Такое хозяйственное поведение образует, по Дитцелю, естественную категорию человеческого поведения. Предметы, служащие для удовлетворения потребностей, — это "блага" (предметы питания, платье, жилище и т.п.). Дитцель различает 4 вида такого хозяйственного поведения людей: потребление, производство, циркуляцию (или в более узком смысле — обмен) и распределение. По этим четырем направлениям всюду и везде люди располагают свои хозяйственные действия; если в изолированном хозяйстве еще нет обмена, то циркуляция все же находит себе место, в смысле, например, передвижения добытого "блага" к месту потребления. "Совокупность хозяйственных действий, посредством которых субъект покрывает свою потребность в предметах, в вещах, благах, есть хозяйство, которое в этом смысле есть хозяйствование". Стремление же к нематериальным благам не ведет к сфере "хозяйствования": например, посещение церкви или музея, поездка на курорт и пр.

Таким образом, по Дитцелю, всякое "хозяйственное" непременно предполагает наличность материального блага. Но это еще не значит, что в понятие хозяйствования непременно входит понятие планомерности и трудовых усилий: итальянский лаццарони, который прибегает к заработку от времени до времени, per occasionem, от случая к случаю, без какой бы то ни было планомерности, все-таки хозяйничает; обрезыватель купонов также хозяйствует, как и чернорабочий. Хозяйственный принцип, т.е. принцип непременного соответствия между целью и средствами, по Дитцелю, вовсе не обязательный признак для хозяйственного поведения: раз субъект своей деятельностью имеет цель удовлетворения своей потребности в благе, это уже будет хозяйством, безразлично, будет ли в этих своих действиях субъект расточительным или нет*.

______________________

* См.: ibid., стр. 160, 161, 180 и др.

______________________

Таким образом, по Дитцелю, хозяйственное действие — всякая деятельность, направленная к удовлетворению потребности в материальных предметах (благах), без отношения к планомерности и рациональности ее и даже без непременных условий наличности особых трудовых усилий (обрезание купонов). Такую деятельность Дитцель относит к области естественных категорий. Социального в такого рода категориях нет, и политической экономии, следовательно, с понятием хозяйства делать нечего.

Еще более скептически относится к понятию "хозяйства", "хозяйственного" Альфред Амонн. Он справедливо указывает, что общеупотребительное понятие "хозяйство", или "хозяйственный", подобно большинству ходячих понятий, не имеет не только сколько-нибудь ясного, определенного содержания, но и никакого сколько-нибудь ясно очерченного объема; представлялось в конце концов, произволу каждого определять этот объем по собственному усмотрению, по соображениям целесообразности, по догадкам словообразования и т.д. Можно сказать, что имеется не одно, а несколько понятий "хозяйства" и "хозяйственного", родственных, но, однако, далеко на идентичных... Все попытки определить понятие "хозяйства" и "хозяйственного", опираясь на ходячее словоупотребление и в возможно большем согласии с последним, и выводить отсюда понятие "народного хозяйства" или "социального хозяйства" как объект политической экономии должны были, по мнению Амонна, потерпеть полное крушение. Обычно все понятия "хозяйства", "хозяйственного" строились из практики многообразной жизни, подвергались многочисленным, разнообразным и неустойчивым применениям и страдали отсутствием ясного, определенного содержания. Как бы ни определять понятие хозяйства, всегда будут существовать явления, которые должны будут характеризоваться по этому определению как хозяйственные, в то время как по общему словоупотреблению они не будут подходить под найденное понятие, и всегда будут находиться явления, которые не будут подходить под это определение, в то время как ежедневное словоупотребление без всяких сомнений будет характеризовать их как хозяйственные. На этом основании Амонн думает, что напрасны всякие попытки установления определенного понятия хозяйства. "Определенного понятия хозяйства нигде нет и меньше всего в общем словоупотреблении"*.

______________________

* А. Атопп. Objekt und Grundbegriffe, стр. 93-95.

______________________

Если политическая экономия хочет оперировать понятием "хозяйства" и "хозяйственного", она должна считаться, думает Амонн, прежде всего с тем, что между научным понятием "хозяйства" и общеупотребительным понятием хозяйства существуем расхождение; а если она это признает, то стремление исходить непременно из общеупотребительных слов станет бесспорно ошибочным стремлением и поведет неизбежно к ошибкам. Политическая экономия должна, по мнению Амонна, образовывать понятие "хозяйства" и "хозяйственного" согласно своим идеям и целям, по избранной собственной точке зрения и логическим принципам, вовсе не считаясь с опасностью войти в коллизию с обычным словоупотреблением. Задача науки в данном случае не обосновывать и развивать существующее понятие, а конструировать новое, соответствующее требованиям данной науки; тогда понятие будет вновь приобретенным познанием, познанием логически-теоретического единства и связи определенных реальных проблем. Научное же понятие ничего не имеет общего с его общеупотребительным обозначением*.

______________________

* Ibid., стр. 96.

______________________

Представители индивидуалистического понимания экономической жизни, наоборот, придают понятию "хозяйства", "хозяйственного" огромное значение. Так, например, Роберт Лифман видит в нем одну из главнейших основ и ключ к пониманию природы предмета политической экономии и к научному построению экономической теории.

В хозяйственном поведении Лифман различает два момента, которые, по его мнению, всегда смешиваются, что не способствует, а затрудняет понимание хозяйственного: это моменты технический и психический. Для Лифмана, экономическая проблема — в получении возможно большего наслаждения, возможно большей пользы; техническая — в достижении наибольших результатов (материально-количественных) при наименьших затратах. Исследование сущности хозяйственного поведения неизбежно приводит Лифмана к психологии. Лифман считает это вполне понятным, так как, по его мнению, причина всякого хозяйственного действия — психические явления, ощущения, потребности. Хозяйственное, по Лифману, точно так же должно быть психическим явлением, направленным к удовлетворению потребностей. Сущность хозяйственного поведения — психические суждения (Erwagungen), психические оценки: "хозяйственное поведение всегда там, где полезности сравниваются с издержками", где полезности противопоставляются издержкам и где имеется, следовательно, идея каких-то излишков; при этом всегда подразумевается экономический принцип — получение возможно больших результатов при наименьшей затрате. Хозяйствовать — значит не производить, а оценивать полезности, к которым стремишься, сравнивая их с издержками для их достижения. Как получить некоторое количество радия из куска радиоактивной глины? Это — не хозяйственная задача, так же, как и вопрос о том, как получить из одной тонны глины возможно больше радия. Это задачи технические, их разрешает техническая химия. Это не хозяйственного характера вопросы. Даже вопрос о том, как получить радий возможно дешевле — не хозяйственный. Хозяйство будет только там, где субъекту приходится расценивать радий по потребностям в нем и по необходимым на его приобретение издержкам*.

______________________

* См.: R. Liefmann. Wirtschaft und Technik. Conrad's Jahrbucher, III. Folge, Bd. XLVII, стр. 727.

______________________

Лифман считает, что экономисты подходили к понятию хозяйства, главным образом, с точки зрения объекта или блага, служащих удовлетворению потребностей. Такое представление о хозяйстве Лифман считает материалистическим или количественно-матереалистическим. Оно считается, по мнению Лифмана, главным образом, с естественно-технической стороной, а не с существом хозяйственной деятельности. По существу же, цель хозяйства — удовлетворение потребностей. Но понимать ли это удовлетворение потребности психически или с точки зрения материалистическо-количественной, как делают, по мнению Лифмана, не только Кларк и Шумпетер, но и школа Маркса, — в этом пункте среди экономистов расхождение. Лифман решает этот вопрос в сторону чисто психическую и приходит к субъективно-психологической точке зрения; другая же точка зрения ведет, по его мнению, к смещению техники с хозяйством и является объективно-материалистической точкой зрения. "Противоположность между психическим пониманием "хозяйственного" и господствующим количественно-материалистическим пониманием фундаментальная; она, — говорит Лифман, — без сомнения и является основной проблемой теоретической политической экономии"*.

______________________

* Ibid., стр. 735.

______________________

Лифман, таким образом, основной признак хозяйства видит в психических моментах оценки и сравнивания полезностей, от того или иного блага ожидаемых, с одной стороны, и необходимых издержек при этом — с другой. Для Лифмана важно отмежеваться, при установлении понятия хозяйственного от технической или — шире — естественно-технических моментов. Технику от хозяйства он различает тем, что в технике идет дело о количественном результате поведения (возможно большее количество полезностей при наименьших затратах средств), в то время как в хозяйстве идет дело о внутреннем психическом результате (возможно больше внутреннего удовлетворения, удовольствия, наслаждения, при наименьших затратах и усилиях)*.

______________________

* См.: ibid., стр 763.

______________________

То, что индивидуалисты особенно охотно пользуются понятием "хозяйства" в политической экономии, всячески закрепляя это понятие в системе экономических понятий и делая его центральным пунктом для объяснения экономической жизни, показывает уже, что понятие хозяйства — понятие индивидуалистической природы. Говоря о хозяйстве, хозяйственном, речь может идти лишь о поведении и поступках отдельных замкнутых в себе хозяйствующих единиц. Речь идет лишь об отношении человека к природе, об усилиях индивида, о потребностях, о психических переживаниях, об отношениях лица к вещи, но не об отношениях человека к человеку. Если политическая экономия — социальная наука, следовательно, с системой понятий социальной природы, то ей нечего собственно делать с понятием хозяйства как таковым. Вот почему Дитцель выбрасывает это понятие из системы "социальной экономики", как он называет политическую экономию, считая это понятие естественной категорией. Вот почему и Амонн полагает, что те "экономические явления, с которыми имеет дело политическая экономия как с объектом экономического познания не содержат в себе или, по крайней мере, могут и не содержать в себе "хозяйственных" признаков, т.е. могут не относиться к области "хозяйственных" фактов.

Вполне можно согласиться с Амонном, что "экономические" явления и соответствующие им "экономические" понятия суть социальные явления, социальные понятия. Но можно ли согласиться с Амонном, что объект политической экономии совершенно отрывается от области хозяйственных фактов? Ведь политическая экономия, изучая "экономическое" как одну из сторон или форм "социального" в конце концов все-таки имеет непосредственную область конкретных фактов, из которых она исходит как из непосредственного опыта. Если эта область не есть область "хозяйственных" фактов, то каких же других? Не отрывается ли абстракция амонновского "экономического" явления как объекта изучения в политической экономии от жизни? Не слишком ли уходит Амонн от фактов конкретной действительности?

По отношению к занимающему нас анализу "экономического явления" мы можем так поставить вопрос: какая связь экономического явления как объекта экономического познания с фактами хозяйствования? Многие из экономистов, принадлежащие главным образом к социальному направлению в экономике, этот вопрос разрешают тем, что для обозначения объекта политической экономии пользуются неразрывно двумя понятиями: и понятием "социального", и понятием "хозяйство", создавая сложное понятие "социального хозяйства" или "общественного хозяйства". Экономическое явление в данном случае понимается как явление "общественного (социального) хозяйства". Экономическое явление, таким образом, характеризуется и как социальное, с одной стороны, и как происходящее на почве хозяйственной деятельности, с другой. Этим устанавливается, вопреки Амонну, тесная связь "экономического" с хозяйственным: за экономическое здесь принимается такое общественное отношение, которое возникает между людьми в их хозяйственной деятельности. А те хозяйственные поступки, которые не приводят к общественному отношению, а остаются изолированными, не выходя за пределы каждого отдельного хозяйства, в противоположность "общественному хозяйству", получают название поступков "частного хозяйства", относясь к области, не входящей в интересы экономической науки, не составляющей объекта экономического изучения.

Такое разрешение поставленного вопроса заслуживает внимания. Рассмотрим поэтому подробнее понятие "частного хозяйства" и "общественного хозяйства", как они употребляются в политической экономии.

3

"Общественное" (социальное) хозяйство противопоставляется "частному" хозяйству. Под последним можно разуметь то же, что связывается с понятием единичного, отдельного хозяйства. Такое единичное хозяйство "частным" является лишь в отношении социального. Частное хозяйство предполагает совокупность хозяйственных действий (т.е. действий человека, направленных на внешний мир, в целях получения материальных предметов, для удовлетворения различного рода потребностей), составляющих одно целое и связанное интересами одного определенного хозяйства, — действий, не соприкасающихся с интересами и действиями других хозяйств. Частное хозяйство — это замкнутое в себе целое, строго очерченное определенным кругом интересов; это единое хозяйство, это отдельная единица в системе хозяйств, замкнутая в себе. Все действия частного хозяйства исходят от определенного центра, определяются единой волей, строго согласованы между собою, планомерны, рациональны. В частном хозяйстве всегда имеется регулирующая, организующая, направляющая воля. В нем имеется общий, единый план; действия частного хозяйства строго соответствуют такому плану; здесь все совершается по "хозяйственному принципу", или по принципу "экономии сил". Частное хозяйство — область борьбы человека с природой; здесь нет борьбы человека с человеком. Все лица, входящие в частное хозяйство, если оно не единолично, связаны общими интересами, представляя органическое единство. Здесь все связаны, несмотря на возможные различия (возраста, пола, физических сил и пр.). В частном хозяйстве ни одно хозяйственное действие не затрагивает хозяйственных интересов других хозяйств; каждое замкнуто в себе. Здесь нет отношений между субъектами различных хозяйств, нет отношений на почве хозяйственных интересов. Частное хозяйство может быть и единоличным, и многоличным (семья), но оно в своих хозяйственных действиях всегда составляет одно целое, одну хозяйственную единицу, одно отдельное хозяйство, регулируемое одною волею, направляемое к одной общей цели и связанное единым планом, общим хозяйственным бюджетом.

В чистом своем виде частное хозяйство — это древний ойкос, замкнутый в себе, ничем не связанный в хозяйственном отношении с соседним ойкосом. Но пока частное хозяйство не является хозяйственной единицей большого общего целого, чему оно может противополагаться как частное общему или даже как частное общественному или публичному, до тех пор частное хозяйство сливается просто с понятием единичного, отдельного, замкнутого в себе хозяйства.

"Частным" такое хозяйство становится тогда, когда оно как хозяйственная единица входит в определенные хозяйственные связи с другими хозяйствами, составляя с ними какое-то хозяйственное целое или что-то общее, но в то же время сохраняя в себе ряд хозяйственных действий, совершенно обособленных, не соприкасающихся с действиями других хозяйств, — ряд действий, замкнутых в себе, носящих характер своего особого круга, своих особых "частных" интересов. В капиталистическом хозяйстве, состоящем из бесчисленного количества отдельных единичных хозяйств, каждое такое единичное хозяйство сохранило в себе ряд хозяйственных действий ойкосного типа, замкнутого характера. Такое единичное хозяйство, поскольку в нем будут иметься хозяйственные действия этого ойкосного типа, стоящие обособленно, отдельно от хозяйственных действий и интересов других, соседних, подобных же хозяйств, будет "частным", в противоположность хозяйственным действиям, обусловленным общею связью и выходящим за сферу строго очерченного, интимного, частного круга, носящим общественный, социальный характер. Приготовление обеда в семье на собственной семейной плите, топка печки в собственной квартире, бросанье каменного угля в камин, приготовление кипятка для чая, рубка дров для плиты, починка платья на себя или на членов семьи, размол кофе на ручной мельничке — все это частно-хозяйственные действия, так как все эти действия направлены на внешний мир, в целях получения предметов для удовлетворения потребностей, но в то же время все эти хозяйственные действия совершенно изолированы от других хозяйств и не затрагивают интересов других хозяйств (кому интерес в том, что вы бросаете уголь в свой камин?*, так как они ограничены рамками одного собственного хозяйства, так как все эти действия рациональны, планомерны, регулируются единой волей (хозяйки дома или хозяина дома-ойкоса) и т.д. Все такие действия обусловлены естественно технически и психологически, но отнюдь не социально.

______________________

* Дитцель в "Theoretische Sozialokonomik" думает, что бросаньем угля в камин мы затрагиваем интересы других хозяйств, так как, сжигая уголь, мы сокращаем его количество на рынке и, следовательно, оказываем влияние на цены угля. Но здесь у Дитцеля очевидное недоразумение: мы влияем на рынок и на цены, когда покупаем уголь, а будем ли мы его жечь или хранить, рынку это уже безразлично. Изъявши уголь с рынка, мы в качестве потребителей угля уже совершаем акты, безразличные для рынка.

______________________

Сводя в одно важнейшие признаки, характеризующие частное хозяйство, мы находим: а) замкнутость в себе; b) наличность субъекта, хозяйствующего, все регулирующего и направляющего по своей воле; с) планомерность, строгую согласованность хозяйственных действий и рациональность, выражающуюся в постановке определенных целей и их соответственном осуществлении, а также в применении принципа "экономии силы" (хозяйственный принцип); d) ограничение сферы хозяйственной деятельности только отношениями человека к природе (отсутствие социального момента).

Таким "частным" хозяйством в чистом виде было первобытное коммунистическое хозяйство, насколько оно было действительно хозяйством в вышеприведенном смысле, как замкнутое целое. Но так как такое первобытно-коммунистическое хозяйство не могло противополагаться какому-то общему или общественному хозяйству, то оно является не столько уже "частным", сколько просто замкнутым, единым, единичным хозяйством, с вышеприведенными чертами "частного" хозяйства.

Таким же "частным" хозяйством может быть идеальное социалистическое, или, лучше сказать, коммунистическое, хозяйство, так как в нем будет и единая воля, осуществляемая каким-нибудь выборным комитетом или советом, и рациональность действий, и планомерность, и общая согласованность всех частей, и единство целей и принцип "экономии сил и средств", и отсутствие социальных моментов в вышеприведенном смысле. Но опять-таки, так как в таком коммунистическом хозяйстве все "частное" сольется с "общим", в смысле направления всех действий каждого отдельного лица к единой общей цели, то и здесь понятие "частного" уже не будет приложимо: оно отпадает, раз ему не противополагается "социальное" или "общественное". Коммунистическое хозяйство, характеризуемое всеми чертами "частного", будет поэтому просто единичным хозяйством, телеологичным единством, единым хозяйственным целым, наподобие хозяйства большой семьи, связанной органически общими интересами.

В "частном" хозяйстве, таким образом, все хозяйственные действия сводятся к естественно-техническим и психологическим моментам. Здесь нет места сложным и своеобразным отношениям между Людьми (социальным отношениям). Весь жизненный процесс здесь сводится к отношениям человека к природе, к борьбе человека с природой, в смысле подчинения своим интересам ее сил. Отношения же между людьми в частном хозяйстве носят характер органической связанности и однородности целей (отсутствия гетерогенности).

Зная черты и особенности, соединяемые с понятием частного хозяйства, легче понять, путем сопоставления противоположностей, черты и особенности "общественного хозяйства", с какими это понятие употребляется в политической экономии.

"Общественное хозяйство", прежде всего, — совокупность не хозяйственных действий как таковых, а совокупность социально-производственных отношений. "Общественное хозяйство" — это не единое органически связанное хозяйство, не телеологическое единство, а совокупность множества отдельных единичных хозяйств, в своей хозяйственной деятельности связанных социальными отношениями. "Общественное хозяйство" — это гетерогенное образование; в нем царит противоположность интересов, несмотря на то, что в нем все хозяйства связаны. В "общественном хозяйстве" нет субъекта, направляющего и регулирующего хозяйственные действия целого, нет единой, направляющей воли. В "общественном хозяйстве" нет единого плана; в нем нет и не может быть принципа "экономии сил и средств", того хозяйственного "принципа", который приложим лишь в частном хозяйстве, где все результаты предвидятся и можно наперед производить хозяйственный расчет и оценку ожидаемого результата с затрачиваемыми на него средствами. В "общественном хозяйстве" нет рациональности; это область стихийно складывающихся отношений, хотя и закономерно и исторически необходимо. Это область "иррационального"; "общественное хозяйство" — это сфера отношений человека к человеку, это борьба не человека с природой, а человека с человеком, это сфера социальной борьбы за существование. "Общественное хозяйство" — это социально обусловленные взаимоотношения единичных (частных) хозяйств в классовом обществе.

Установлением разграничения между понятием частно-хозяйственного и понятием социального (общественно)-хозяйственного достигается более отчетливо представление об экономических явлениях как предмете политической экономии. Область частно-хозяйственных фактов как фактов, обусловливаемых естественно-технически и психологически, а не социально, совершенно выходит из содержания "экономического" как объекта экономической науки. "Экономическое" покрывается содержанием общественно-хозяйственного, т. е. под экономическим явлением разумеется социальное отношение, возникающее на почве хозяйственной деятельности людей, таким образом — явление общественно-хозяйственного порядка.

Соединение понятий "хозяйства" и "общества" в одно целое, для более ясного определения "экономического явления", не может, однако, быть признано удовлетворительным в формально-логическом отношении. Объединяются в одно понятие различной природы: общественное — с социальным содержанием и хозяйственное — с естественно-техническим и психологическим. Но при понимании общественно-хозяйственного как общественного отношения, возникающего на почве хозяйственной деятельности, понятие общественно-хозяйственного нам кажется вполне приемлемым для определения "экономического явления" как объекта политической экономии. Есть, правда, экономисты, предпочитающие заменять понятие "общественно-хозяйственного" понятием "общественно-трудовым". Так, авторы "Курса политической экономии" Богданов и Степанов — считают определение объекта политической экономии понятием "общественного хозяйства" "неточным и ненаучным", следствием "естественной неполноты и неясности буржуазного научного мышления"*. Авторы предпочитают заменять понятие "общественно-хозяйственного" понятием "социально-трудовым", определяя политическую экономию как науку, изучающую "социально-трудовые отношения между людьми". Богданову и Степанову, по-видимому, кажется, что понятие "социально-трудового" — точное и научное понятие — и есть следствие пролетарского научного мышления, в отличие от буржуазного понятия "социально-хозяйственного". На самом деле и то и другое понятие — одинакового научного достоинства. Хозяйство или труд — то и другое суть понятия о фактах, обусловливаемых естественно-технически и психологически. Труд как понятие так же неопределенно и неполно, как и хозяйство. И то и другое понятие для характеристики экономического явления — одинакового научно-познавательного ранга. Сами по себе, без методологической переработки, как понятие "хозяйство", так и понятие "труд" не могут дать ни полноты, ни ясности ни буржуазному мышлению, ни пролетарскому; для научного же мышления, повторяем, эти понятия совершенно одинакового (невысокого) научного достоинства и качества как понятия обыденного, повседневного мышления, не переработанные логически.

______________________

* См.: А. Богданов и И.Степанов. Курс политической экономии. Т. I. Издание второе. Москва, 1918., стр. 5.

______________________

Определение экономического явления как объекта политической экономии посредством понятия "социально-хозяйственного отношения", или понятия "социального отношения, возникающего на почве хозяйственной деятельности" — наиболее других распространено в политической экономии, в рядах представителей социального направления. Нам кажется, однако, правильнее бы было определять экономическое явления как социально-производственное отношение, так как производственные процессы являются определяющими в хозяйственной деятельности и понятие производственного отношения менее сложно, чем понятие хозяйственного. Если выбирать из трех понятий "хозяйство", "труд" и "производство", то в методологическом отношении последнее наиболее предпочтительно как более простое и более основное.

Таким образом, мы проводим строгое разграничение между понятием хозяйственного и экономического. Под последним мы разумеем только социально-производственные отношения, т.е. именно те, которые составляют предмет научного изучения в политической экономии. "Экономическое" — это социальное понятие, в то время как "хозяйственное" — естественно-техническая или психологическая категория, "естественная", по выражению Дитцеля.

Определяя экономическое явление, мы, таким образом, можем сказать, что, во-первых, экономическое явление — это социальное (общественное) отношение, во-вторых, это отношение, возникающее на почве хозяйственной деятельности, и поэтому, в-третьих, мы можем назвать экономическое явление общественно-хозяйственным (производственным) отношением или общественно-хозяйственным (производственным) явлением. Понятие хозяйственного и производственного указывает на то, что обусловливает экономическое явление психологически и естественно-технически, т.е. на какой естественной, естественно-технической и психологической почве возникает экономическое явление. Понятие же социального показывает основную природу экономического явления. Так как мы уже знаем, чем характеризуется социальное, то знаем и то, в чем характерные, существенные черты экономического явления.

4

Все признаки и особенности, какими мы характеризовали социальное явление вообще, разумеется, будут характеризовать одинаково и все те специфические формы или различные специфические стороны социальных отношений, которые мы определяем как специальные объекты специальных областей социального знания. Наши экономические явления как социально-производственные отношения поэтому, являясь социальными отношениями вообще, могут быть охарактеризованы следующими чертами:

во-первых, они гетерогенны по своему происхождению, т.е. они возникают в сфере гетерогенных взаимоотношений, на почве борьбы и антагонистических интересов; они гетерогенной природы уже потому, что они социальны; они предполагают, следовательно, наличность уже такой организации человеческого общения, когда последнее принимает социальные формы, проникаясь отношениями

классовой борьбы;

во-вторых, экономические явления постольку и могут только существовать и быть открыты для своего познавания, поскольку они

выражаются вовне, объективируются; так как производственная деятельность людей направлена на внешний мир, на материю, на вещи, на предметы удовлетворения потребностей всякого рода, то эта объективация социально-производственных отношений принимает в данном случае вид "овеществления", "материализации"; социальные отношения людей в производственных отношениях материализируются, т.е. всегда находят свое выражение в материальных предметах, превращаясь в вещи "чувственно-сверхчувственные", так как в развитом меновом обществе люди являются рабами товарных отношений, рабами отношений товаров к товарам (фетишизм);

в-третьих, экономические явления суть исторические категории; в своем движении и изменении как социальные отношения они необходимо должны обнаружить исторический характер своего существования; т.е. социально-производственные отношения являются историческими категориями, в своем существовании связанными лишь с вполне определенными историческими формами человеческого общения; при такой общественной организации, где производственные отношения теряют характер социальной обусловленности в вышеуказанном смысле, экономические явления перестают существовать как социальные, принимая характер естественных категорий. Таким образом, социально-производственные отношения исторически изменяемы: и всей своей внутренней природой, и формами своего выражения in concrete" они переходящи, исторически обусловлены;

в-четвертых, экономические явления не только исторически обусловлены, но и исторически неизбежны; они наступают независимо от индивидуальной воли сталкивающихся субъектов, с исторической необходимостью, хотя и при непременном наличии свободной воли, сталкивающейся с такой же свободной волей других;

в-пятых, развиваясь с исторической необходимостью, социально-производственные отношения, однако, складываются и возникают закономерно, т.е. с определенной постоянной правильностью; причем эта закономерность носит характер стихийности, иррациональности; иначе говоря, социально-производственные отношения в .известном смысле приближаются по характеру своего развития к развитию законов природы, стихии, стоящей над человеком и подчиняющей себе человека; социально-производственное отношение не только складывается и возникает независимо от индивидуальной воли сталкивающихся лиц, но и принудительно влияет на их сознание и волю, как об этом говорилось выше.

Словом, особого явления, особого социально-производственного отношения, которое имело бы свои особые законы развития и особую природу (генетически), отличную от законов развития и от генетической природы социальных отношений, нет. Социально-производственное или экономическое отношение — это то же социальное отношение вообще, с его законами развития и проч., но взятое лишь в определенном разрезе, рассматриваемое с определенной точки зрения, открывающееся в познании только одной стороной своего сложного социального целого.

5

Подобно тому, как социальное явление мы разлагали на ряд отдельных видов, в которых социальное проявляется, так и экономическое явление может быть также разложено на несколько групп в своих частичных проявлениях. Таких типических основных групп экономических явлений политическая экономия знает три: производственные отношения, меновые и распределительные. Группировка эта стоит в связи опять-таки с видами хозяйственной деятельности отдельного изолированного индивида, которая распадается на производство, обращение и распределение. Поскольку отдельные единичные хозяйства вступают в общественно-хозяйственную связь и общественно-хозяйственные, социально обусловливаемые отношения, на почве или актов производственного характера, или распределительного, или же на почве актов обращения (меновые отношения), постольку экономические отношения могут принимать вид или социально-производственных, или социально-меновых, или, наконец, социально-распределительных. Обычно по этим трем видам и вся теоретическая социальная экономика (политическая экономия) разбивается на три больших отдела: отдел отношений производства, обмена и распределения. Нередко, особенно в руках индивидуалистического направления экономистов, к этим трем отделам присоединяется и четвертый — отдел потребления. Но для тех, кто смотрит на политическую экономию как на социальную науку, а на экономические явления как на социальные отношения, потребление не может быть предметом внимания политической экономии, так как социальных отношений не может быть на почве потребления. В акте потребления хозяйствующий субъект окончательно изолируется от других, замыкается внутри своего хозяйства, и никаких социальных отношений на этой почве ожидать нельзя. Больше того: в актах цотребления некоторые из экономистов не находят даже хозяйственных моментов, так как хозяйство, хозяйственная деятельность есть лишь средство, а не цель в себе; потребление же для каждого хозяйствующего индивидуума есть не средство, а сама цель (Туган-Барановский).

Указывая на трехчленное деление экономических явлений (производственные, меновые, и распределительные отношения), необходимо отметить, что каждый из этих видов экономического вовсе не является отдельным, самостоятельным актом. Основою всех этих трех видов экономических отношений является первое — производственное отношение; в двух других — и в меновом, и в распределительном отношении — лежит тот же момент, который лежит и в первом виде экономического отношения, т. е. производственный. И меновое, и распределительное отношение представляют по своему внутреннему содержанию лишь разновидность, своеобразное проявление, своеобразную форму производственного отношения. Форма меновых отношений всегда определяется формой производственных отношений, а формы распределения в любом обществе всегда зависят от способа производства, существующего в обществе в данный момент. "Производство, распределение, обмен, потребление образуют, таким образом, — говорит по этому поводу Маркс в своем "Введении к критике политической экономии", — настоящее логическое единство: производство составляет в нем общее, распределение и обмен — частное, а потребление единичное, замыкающее собою целое... Сам обмен является актом, входящим в производство... Обмен таким образом во всех своих моментах или непосредственно заключен в производстве, или определяется этим последним... Система распределения вполне определяется системой производства. Распределение само есть продукт производства... ибо определенный способ участия в производстве определяет собою форму распределения... Результат, к которому мы пришли, заключается не в том, что производство, распределение, обмен и потребление — одно и то же, но что все они образуют собою части целого, различия внутри единства. Производство в противоположности своих определений охватывает как само себя, так и остальные моменты. С него каждый раз начинается процесс... Распределение... само есть момент производства. Определенная (форма) производства обусловливает, таким образом, определенные (формы) потребления, распределения, обмена и определенные отношения этих различных моментов друг к другу"*.

______________________

* К. Маркс. Введение к критике политической экономии. Сборник "Основные проблемы политической экономии". М., 1922. Государственное издательство, стр. 12-23.

______________________

_________________________

В результате нашего анализа экономического явления мы приходим к нижеследующим выводам:

1) экономическое явление в качестве объекта политической экономии есть общественное отношение, возникающее между людьми на почве их хозяйственной деятельности;

2) в этом смысле, так как основной и определяющим моментом хозяйственной деятельности является производство, мы можем сказать, что экономическое явление есть социально-производственное отношение;

3) в своем происхождении, образовании и развитии экономическое явление характеризуется теми же чертами и особенностями, как и социальное явление, представляя собою лишь специфическую форму социального;

4) являясь социально-производственным отношением, экономическое явление, помимо своей основной производственной формы, может выступать как в форме социально-меновых отношений, так и в форме социально-распределительных;

5) понятие экономических явлений не совпадает с понятием хозяйственных фактов: первые обусловлены социально, вторые — естественно-технически и психологически; первые — область абстракции и суть социальные категории, вторые — область конкретной действительности и принадлежат к явлениям частно-хозяйственного порядка, т.е. они суть явления естественно-технические и психологические.

ГЛАВА V
ЭКОНОМИКА И ПСИХОЛОГИЯ

1. Границы между социальным и психологическим. 2. Отношение политической экономии к психологии. Раскол среди представителей психологического направления в экономике (Шумпетер, Визер). Взгляды социальных методологов (Дюркгейм, Готтль, Шпанн)

1

Характеризуя экономическое явление, служащее предметом политической экономии, как социально-производственное отношение, мы этим самым решительно отмежевываем область научно-экономического познания от естественно-научной области, равным образом и от области психологической. Такое резкое размежевание областей надо понимать, разумеется, лишь в смысле методологическом. В действительности социальная жизнь не мыслится вне психики и вне индивидуальных действий. Всегда остается поэтому соблазн подходить к социальному, к познанию социального через анализ индивидуально-психологических явлений. В общественной жизни действуют и силы природы, и силы человека. Этим объясняется отчасти, говорит Адольф Вебер, то обстоятельство, что явления человеческой жизни пытаются объяснить то односторонне посредством науки о природе, то слишком перегибая на психику человека и на его волю*.

______________________

* См.: Adolf Weber. Die Aufgaben der Volkswitschaftslehre als Wissenschaft. Tubingen, 1909, стр. 5 и далее.

______________________

Социальное, однако, отнюдь не может быть сведено к индивидуально-психической жизни людей. Оно не может быть разложено на индивидуально-психические явления без того, чтобы не исчезнуть как социальное. Как психика в своем возникновении не мыслима вне материального, внешнего мира, причем она, однако, остается как объект познания, сама собою, не теряя характера объекта отдельной самостоятельной науки, так и социальное, обязанное своим возникновением столкновениям воли и поведения нескольких индивидов, как объект познания остается самим собою, не превращаясь в психологическое.

Психология — вполне определенная область научного познания, имеющая свое особое самостоятельное существование как наука, То же обстоятельство, что люди вступают между собою в социальное общение, образуя сложные ряды социальных отношений, при посредстве психического взаимодействия, при наличности сложного ряда сталкивающихся индивидуальных воль и различных психических переживаний, еще не означает того, что изучение социального необходимо сводится к изучению психического. В социальных фактах психическое и остается таковым же; объектом же социального познания являются, как мы видели, не психические переживания, а социальные отношения как таковые.

Для политической экономии как социальной науки чрезвычайно важно точно определить свое методологическо-познавательное отношение к индивидуальной психике и определить строгие границы психического и социального. Это важно потому, что в господствующем индивидуалистическом течении научно-экономической мысли царит полное смешение психологического с социальным, настолько полное смешение, что в важнейших своих экономических проблемах представители этого (психологического) течения заняты анализом исключительно индивидуально-психологических явлений и свои экономические теории строят из психологических категорий; это не мешает, однако, им смотреть на политическую экономию как на социальную науку (Лифман), и воображать, что, строя психологические категории, они создают экономическую теорию. Такое же методологическое смешение можно наблюдать не в меньшей мере, чем среди экономистов, и среди современных социологов, где также преобладающим, господствующим течением является психологическое, индивидуалистическое.

Между тем, отнюдь не психические моменты определяют социальную науку и несмешанные психо-социальные моменты.

Правда, социальную жизнь творят люди как личности, т.е. как индивиды с известными психическими настроениями, желаниями, волею. Создается социальная жизнь в результате столкновения индивидуальных воль, желаний, стремлений, настроений отдельных индивидов.

Результатом этих столкновений являются социальные отношения разного рода как объект социальной науки. Индивидуальная психика, таким образом, является действующей силой в строении социальной жизни людей, но результаты столкновений отдельных психических интересов социально обусловлены и познаются уже не как психические явления, а как социально обусловленные отношения, т.е. познаются не с индивидуально-психологической точки зрения, а только с социальной.

Разумеется, при анализе социальной жизни, при анализе социальных отношений остается место и для психологического познания, т.е. для познания всякого рода психических переживаний отдельных сталкивавшихся индивидов, но познание это может иметь характер только вспомогательного познания и никоим образом не может войти в систему социального познания в качестве однородного с последним элементом. Для биологии, например, указывает А. Амонн, весьма часто приходится прибегать к проблемам химии, но из-за этого проблемы химии не превращаются еще в биологические проблемы, и химия не выступает на этом только основании в качестве объекта биологии. Химия продолжает оставаться специфической наукой, с своим отличным от биологии объектом познания*. "Привлечение... физиологическо-психологического, естественно-научно-технического и чисто психологического познания имеют таким образом, — говорит Амонн, — для политической экономии вспомогательный характер... Такие вспомогательные знания могут быть для специальной политико-экономической проблемы интересны, важны и полны значения, но объектом познания политической экономии, как определенной специфической научной дисциплины, они быть не могут"**. Эти физиологическо-психологические проблемы, равно как и естественно-технические и чисто психологические, по мнению Амонна, могут быть разрешены вполне в рамках и методами соответствующих этим проблемам наук — психо-физиологических, естественно-технических и чисто психологических, но отнюдь не подлежат политико-экономическому познанию, от них принципиально отличному.

______________________

* См.: А. Атопп. Objekt und Grundbegriffe, стр. 149-150.
** Ibid., стр. 150.

______________________

Едва ли нужно особо доказывать, что явления психики совершенно отличны от социальных явлений. В первом случае перед нами область отношений лица к вещи, к внешнему миру; это все — результат воздействий внешнего мира на субъекта; внутренние переживания отдельного лица, не касающиеся хозяйственных интересов другого лица. Во втором случае перед нами — мир отношений человека к человеку, мир совершенно особый по своей природе и по происхождению; мир отношений, проявляющихся во вне, имеющий самостоятельное, независимое от индивидуальных настроений того или другого субъекта существование; мир, выходящий за пределы интересов отдельных субъектов, затрагивающий интересы всех. "Всякая попытка рассматривать социальную жизнь, как вопрос наших индивидуальных убеждений и стремлений, всегда разбивается о то препятствие, что эти самые убеждения и стремления необходимо имеют своим источником социальную жизнь и что они не могли бы получиться без нее"*. "Социальные явления, — замечает в другом месте тот же Абрамовский, — обладают специфическим признаком, который отличает их от физического и психического, благодаря чему даже в интуиции мы остерегаемся отождествлять социальные явления с явлениями физическими и психическими"**; "социального явления никогда нельзя отождествлять с суммой психических явлений; будучи индивидуальными (так как оно само имеет психический характер), оно, тем не менее, всегда противополагает себя нашей внутренней жизни своею самостоятельной жизнью, своим объективным давлением, своей полной независимостью от нашей внутренней воли"***.

______________________

* Эдуард Абрамовский. Психологические основы социологии и исторический материализм, стр. 47.
** Ibid., стр. 27.
*** Ibid., стр. 48.

______________________

Итак, мы можем сказать, что психологические категории в качестве познавательного объекта не входят в область социальных наук, и значит, и политической экономии; самое большое, если они остаются в качестве вспомогательного познавательного материала, наряду с естественно-научным и естественно-техническим.

2

Для представителей социального направления нет сомнений в вопросе об отношении политической экономии к психологии. Для них политическая экономия — социальная наука и как таковая представляет собою логически связанную систему социальных (социально-производственных) категорий. Такая система должна быть чужда как естественно-научному и естественно-техническому познанию, так и чисто психологическому. В политической экономии, с точки зрения социального познания и социальной точки зрения на экономические явления, нет места для перенесения в нее естественно-научных и психологических понятий. Система социально-экономических понятий должна быть методологически резко отмежевана от естественных и психологических понятий. Чтобы быть адекватной системой, политическая экономия как социальная наука должна строго ограждать себя от вторжения чуждых ей, инородных понятий, понятий несоциального порядка.

Увлечение экономистов в сторону естественно-научной области, в сторону перенесения в экономику естественно-научных понятий мира органического и неорганического, не было особенно продолжительно и глубоко. Органическая школа в социологии, отождествляющая социальную жизнь биоорганическому телу, большого успеха среди экономистов не имела. Идеи Шеффле среди экономистов не нашли себе подражателей. Построения органической школы, с прогрессом теории познания, скоро же были развенчаны в методологическом отношении.

Гораздо более серьезно было увлечение экономики в сторону психологии, в смысле перенесения в экономику психологических понятий и психологической основы, при анализе экономических явлений. На этой почве к 80-м годам XIX-го столетия выросло движение австрийской школы, довольно широко и глубоко раскинувшей свои индивидуалистические сети в мире экономической науки. Еще раньше такое же увлечение психологией замечается среди социологов, ставших переносить в социальную науку психологические понятия и отождествлять социальное с психическим, растворяя первое в последнем без остатка.

Нельзя было не ожидать, что с ростом социального научного познания должна была скоро же последовать реакция в увлечении психологией и начаться более строгое установление отношений между политическою экономией и психологией.

Раскол по данному вопросу начинается, прежде всего, среди самих представителей психологического направления. Так, Шумпетер восстает против психологического метода в политической экономии, опасаясь, что последний может завести экономистов в чужую им область, — именно в психологию и физиологию*. Много поправок в свои прежние взгляды более раннего периода вносит по этому вопросу и один из основоположников психологической школы, Фридрих Визер, сознаваясь, что за последнее время он во многом научился быть более осторожным, чем в начале своей научной деятельности**. "Психологическое направление в экономике, — заявляет Визер, — должно определенно отграничивать свою область от научной психологии. Задачи последней — не наши задачи... Наши задачи ей совершенно чужды. Наш метод, может быть, вел бы к меньшим недоразумениям, если бы он назывался не психологическим, а психическим, хотя и последнее название также открыто для недоразумений... Мы хотели бы быть совершенно самостоятельными по отношению к психологии... По отношению к психологии мы хотели бы быть, так сказать, профанами. Что же касается физиологии, то она лежит от нас очень далеко. Она — естественная наука, с которой у нас методологически нет никакой связи"***.

______________________

* См.: Josef Schumpeter. Das Wesen und der Hauptinhalt der theoretischen Natio-nalokonomie. Leipzig, 1910, стр. 64.
** См.: Fr. Von Wiesen Das Wesen und der Hauptinhalt der theoretischen Nationaloko-nomie. Kritische Glossen. ("Schmoller's Jahrbuch"), Jahrg. 35, Heft 2, стр. 400 (914). Leipzig, 1911.
*** Ibid., стр. 400-401.

______________________

В своей "Theorie der gesellschaftichen Wirtschaft" Визер еще более определенно старается отмежеваться от психологии. "Нижеследующее исследование — говорит он, — пользуется методом, который обозначается обычно в последнее время, как психологический. Это название дано ему потому, что он исходит изнутри, из психики хозяйствующих людей; я сам однажды назвал хозяйственную теорию в таком же смысле, как прикладную психологию. Название, однако, неудачное. Оно может рождать недоразумение в том смысли, будто психологическая теория хозяйства исходит из научной психологии; а это вовсе не так. Всего меньше она имеет дело с психологией; в этом ее упрекали только вследствие недоразумения. Наблюдение над тем внутренним миром человека, что развивает психологическая теория хозяйства, образуется самостоятельно и независимо от психологии, независимо от того, к каким результатам должна придти научная психология в отношении к тому психическому образованию, с анализом которого оно имеет дело"*.

______________________

* Fr. von Wieser. Theorie der gesellschaftlichen Wirtschaft. Цитировано у Hero Moeller'a "Zur Frage der "Odjektivitat" des wirtschaftlichen Princips". Archiv f. Sozialw. B. 47, 2. H. 1921.

______________________

Отпад психологии от политической экономии шел по мере роста методологической разработки основ социального познания. Этому процессу много способствовали социальные методологи новейшего времени, разрабатывавшие проблему в более широкой ее постановке — именно в смысле отношения вообще социологии к психологии. Здесь на первом месте должны быть упомянуты Дюркгейм, Готтль, Шпанн. Последний затрагивает данный вопрос и в отношении специально экономики.

Дюркгейм резче других социологов проводит грань между психологией и социальными науками. "Между социологией и психологией, — заявляет Дюркгейм, — та же пропасть, как между биологией и науками физико-химическими. Поэтому всякий раз, когда социальное явление прямо объясняется психическим явлением, можно быть уверенным, что объяснение ложно"*. По мнению Дюркгейма, чисто психологическое объяснение социальных фактов не преминет упустить из виду все то, что в этих социальных фактах имеется специфического, т.е. именно социального**.

______________________

* Э. Дюркгейм. Метод социологии, стр. 91.
** См.: ibid., стр. 93.

______________________

Для Дюркгейма нет сомнения в том, что определяющая причина всякого социального факта должна отыскиваться среди предшествующих социальных фактов, а не в состояниях индивидуального сознания. Благодаря тому, что некоторые социологи забывали это правило и рассматривали социальные явления с слишком психологической точки зрения, их теории и кажутся многим, думает Дюркгейм, слишком туманными, шаткими и удаленными от особой природы явлений, которые они хотят объяснять.

Однако Дюркгейм далек от того, чтобы утверждать о ненужности для социолога изучения психических фактов: если, говорит он, коллективная жизнь и не вытекает из жизни индивидуальной, то все же они тесно между собой связаны; если вторая и не может объяснить первую, то она может, по крайней мере, облегчить ее объяснение. Знакомство с психологией социологу, для Дюркгейма, составляет необходимую пропедевтику*.

______________________

* См.: ibid., стр. 96, 97, 98.

______________________

Вслед за Дюркгеймом многие и другие из новейших теоретиков в области социального познания и образования понятий точно также, хотя и с особых своих точек зрения, считают необходимым резко отграничивать психологию от социальных наук. Таков, например, Готтль, различающий два способа мышления: ноэтический и феноменологический, соответствующие собственно тому же, что Бунд называет номотетическим и идеографическим, а Риккерт — естественно-научным и историческим. Он находит, что даже в этом отношении, т.е. в смысле способов образования своих понятий, — психология и социальные науки лежат в различных плоскостях: в социальных науках господствует ноэтическое мышление и соответствующий ему материал для исследования и для познания, в то время как в психологии — феноменологический способ и соответствующий познавательный материал: той и другой области наук — психологической и социальной — нечего делать друг у друга; одной нечего делать с ноэтическим материалом, другой с феноменологическим*.

______________________

* См.: Fr. Gottl Zur sozialwissenschaftlichenBegriffsbildung III. Archif f. Sozialwis-senschaft und Sozialpolitik. XXVIII B. (1909), стр. 75-76.

______________________

К положению, что нельзя объект социального познания смешивать с явлениями психики, с индивидуально-субъективными переживаниями, приходит и Шпан, и точно так же своеобразным путем. Он находит, что природа и характер образования понятий психологических и понятий социальных существенно различны. В первом случае мы имеем дело с понятиями сущности (Wesenbegriffe), в другом — с понятиями функций, с понятиями отношений или зависимостей (Funktionsbegriffe).

Общество, по мнению Шпана, может быть рассматриваемо как сложная система, состоящая, наподобие машины, из массы соприкасающихся между собой частей, причем каждое социальное явление (например, цена, рынок, обмен) также может быть разложено на ряд отдельных слагаемых — а именно человеческих действий, отдельных поступков. Любое социальное явление — это общий баланс известного рода поступков и может изучаться, познаваться двояко: с точки зрения сущности, без отношения к значению, к роли данного явления в общей системе всей общественной жизни, и с точки зрения функциональной зависимости данного явления. В первом случае, изучая существо социального явления или совокупность известного рода поступков, мы имеем дело лишь с психологическими, физиологическими, биологическими и т.п. понятиями; во втором — с социально-научными. Шпан считает, таким образом, социальные понятия относящимися к системе функциональных понятий; психологические же понятия он относит к ряду понятий сущности. На этом основании Шпан думает, что ни политическая экономия, ни какая-либо иная социальная наука не может базироваться на психологии (или биологии, или механике, или какой бы то ни было иной подобной науке)*.

______________________

* См.: Dr. Othmar Spann. Wirtschaft und Gesellschaft. Dresden, 1907, стр. 223-225.

______________________

Социальная наука, по Шпану, есть система только понятий функций, понятия сущности — лишь вспомогательные понятия для социально-научного мышления*. Такое вспомогательное значение понятий сущности для понятий функций Шпан видит и в теоретико-познавательном отношении и в методологическом.

______________________

* См.: ibid., стр. 175.

______________________

Такое значение понятий сущности в области политической экономии Шпан видит двоякое, в связи с двумя группами понятий сущности, с которыми приходится иметь дело политической экономии. Шпан полагает, что вещи и явления естественного порядка, которые лежат в основе функциональной системы хозяйства, касаются или человека с его поведением, или природы с ее благами. В первом случае мы имеем группу вспомогательных понятий (или понятий сущности) психо-физиологического порядка, во втором случае — группу вспомогательных понятий, относящихся к материальной природе, т.е. естественно-научных (физико-химических) понятий. Политическая экономия, являясь, как думает Шпан, чистой системой функциональных понятий, пользуется психологическими понятиями лишь постольку, поскольку дело касается психологических условий поведения людей в области хозяйства. Равным образом естественно-научным и понятиями политическая экономия оперирует постольку, поскольку дело идет об явлениях природы как материальном условии хозяйственного поведения человека. Так как человеку в своих хозяйственных поступках приходится иметь во всех случаях дело с природой, то для политической экономии, по мнению Шпана, во всех случаях может иметь вспомогательно-познавательное значение любое физическое, химическое, биологическое, техническое понятие о том или ином естественном явлении. Все эти понятия той и другой группы, т.е. психологические и естественно-научные, выполняют, как думает Шпан, задачи ориентировки в свойствах социальных явлений, находящихся в социальной связанности и обусловленности. Все они имеют только вспомогательную ценность. Никоим образом поэтому нельзя политической экономии придать характер прикладной психологии, так же, как и характер прикладного естествознания, как это иногда думают*. Во всяком случае, по Шпану, "социальное", по отношению к "психологическому" и с другой стороны — к "физическому", "химическому", "биологическому" в основе своей есть новый вид явления, и методологические понятия той и другой области должны быть рассматриваемы, не смешиваясь. "Психология и естествоведение представляют собой, — говорит Шпан, — в основе своей лишь понятия сущности социальных явлений, отнюдь не понятия функций, и отнюдь также не социально-научные понятия. Поэтому социально-научные понятия никогда не могут быть только количественными и случайными изменениями, только разновидностью, модификацией или вариацией, или применением психологических (так же, как и естественно-научных) понятий. Те и другие понятия абсолютно отделены внутренней логической пропастью"**.

______________________

* См.: Dr. Othmar Spann. Der logische Afbau der Nationalokonomie und ihr Verhaltniss zur Psychologie und zu den Naturwissenschaften. Zeitschrift. f. d. g. Staasw. 1908. 26. J. Erstes Heft, стр. 48-55.
** Ibid., стр. 35.

______________________

Мы уже говорили, когда знакомились с определением и пониманием Шпоном социального, что Шпан не выдерживает своего разграничения между психологией и социальными науками и, в частности, между психологией и политической экономией, что это разграничение у него носит слишком формальный характер. Так, например, субъективная теория ценности, как мы указывали уже, у Шпана носит характер не "психологический", а "функциональный". Она является, по мнению Шпана, так сказать, динамикой и статикой функциональной связи в хозяйственных поступках, поэтому и в систематике теории политической экономии субъективная теория ценности (теория предельной полезности) должна стоять на первом месте*. Но уже сама попытка Шпана всячески разграничить область сециального от психологического и естественного весьма характерна и показательна.

______________________

* См.: ibid., стр. 23.

______________________

Вывод, к которому мы приходим, можно представить в следующих положениях:

1) область явлений социального порядка методологически и теоретико-познавательно отлична от области явлений психологических;

2) в системе экономических категорий нет места психологическим категориям;

3) психология может служить политической экономии в роли лишь вспомогательной науки;

4) такой же характер вспомогательных наук для политической экономии могут иметь и науки естественные и технические;

5) психологическое направление в экономике не может установить правильной методологической грани между политической экономией и психологией, что приводит его представителей к ряду ложных теорий и методологических заблуждений.

ОТДЕЛ ВТОРОЙ
МЕТОД ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ

ГЛАВА VI
СУЩНОСТЬ И СОДЕРЖАНИЕ ПРОБЛЕМЫ МЕТОДА

1. Логика, теория познания и методология. Ганс-Людасси. Франк. 2. О значении методологии для политической экономии. Зиммель. Гейман и Лифман. Ганс-Людасси

1

Непосредственно с вопросом об объекте политической экономии как науки стоит вопрос о методе. Недостаточно еще уметь познавать факты, относящиеся к той или иной (научной) области. Недостаточно уметь образовать научные понятия, которые могли бы составить собою нечто строго единое, адекватное целое. Недостаточно еще уметь правильно поставить ту или иную проблему или ряд проблем научного характера. Надо уметь из адекватных понятий построить стройную научную систему; надо уметь связать и привести к единой основе поставленные проблемы и дать им научное разрешение; надо уметь вскрыть и установить действительную зависимость и закономерность в развитии познаваемых фактов; надо уметь при построении научной системы и установлении связей и закономерностей устранить собственные субъективные взгляды и настроения; в своих суждениях исследователю надо уметь устранять самого себя и прибегать к такой аргументации, которая была бы истинна и убедительна для всех других людей; надо уметь приходить к положениям, истинность которых для всех обязательна, для всех имела бы одинаковое значение, т.е. была бы общезначима и общеобязательна в познавательном отношении*.

______________________

* Ср.: К. Пирсон. Грамматика науки. СПб., 1911, стр. 19.

______________________

С одной стороны, следовательно, при всяком научном изучении, во всякой науке, необходимо уметь научно познавать факты и образовать научные понятия: кроме того, необходимо уметь классифицировать факты, устанавливать причинные связи и взаимозависимости между ними, открывать правильность и закономерность в развитии явлений и отношений. В данном случае необходимо знание общих принципов и приемов научного исследования, а также принципов и приемов образования научных понятий. С другой стороны, во всякой науке необходимо научное построение полученных суждений и научно поставленных проблем; необходимо уметь связать полученные суждения и поставленные проблемы и привести их в единое стройное целое, в законченную единую систему истин, положений, законов. В этом последнем случае необходимо обладать знанием общих принципов и приемов научного изложения, научного теоретического построения. В первом случае соответственные сведения дает до некоторой степени логика и теория научного познания (гносеология). Во втором случае — методология. В более широком смысле и те, и другие знания объединяются в одном общем учении о методе. Под методом, следовательно, в науке мы разумеем правила, приемы и принципы как научного исследования, так и научного изложения или построения. Нужно различать, говорит по этому поводу Р. Лифман, метод познания или исследования и метод изложения. В первом находит себе место одинаково и индуктивный, и дедуктивный методы, в зависимости или от объекта, или часто от личной склонности и дарований исследователя; во втором случае — речь идет, главным образом, о точках зрения или исходном пункте, "подходе"*.

______________________

* См.: R. Liefmann. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre. Band I. Stuttgart etc., 1917, стр. 215 и далее.

______________________

Учение о методе в науке, или методология, тесно соприкасается, следовательно, с логикой и теорией познания (гносеологией). Как это мы увидим ниже, методология точно так же некоторыми сторонами своего учения соприкасается и с социальной философией или социологией, поскольку при исследовании или изложении речь идет в ней о социальных предпосылках и точках зрения.

Как самостоятельная наука методология, однако, еще не сложилась к нашему времени и существует в связи или с логикой, или с гносеологией, или в большинстве случаев является составной частью той или иной специальной науки (социологическая методология, экономическая методология, методология права и т.д.). Специальная методология той или иной специальной научной дисциплины обычно поэтому поглощается или логическими проблемами, или гносеологическим учением, или чаще всего исчезает, иногда без остатка, в непосредственном материальном содержании той или иной науки. "Если по отношению к старой нашей (экономической) методологии применим, — говорит Амонн, — упрек в том, что она игнорировала логику, то новейшая экономическая методология заслуживает упрек в том, что она игнорирует политическую экономию... Поэтому одно должно оставаться строго неизменным и установленным во всех методологических исследованиях, поскольку последние не должны собою представлять бесплодных начинаний для специальной науки, — это то, что они должны опираться не только на прочную основу логики, но и в то же самое время никогда не должны терять самой тесной связи и с самой непосредственной материальной наукой. Методология — не нечто такое, что предшествует науке и дается в виде рецепта данной науке, по которому она могла бы сложиться, но познание о логически возможном и необходимом построении и структуре научного целого, которое нужно получить, после того как части его уже в своей сущности познаны"*.

______________________

* См.: А. Атопп. Objekt und Grundbegriffe, стр. 12.

______________________

Насколько широкую область всевозможных проблем захватывала себе еще не так давно методология, показывают взгляды на экономическую методологию хотя бы Ганса-Людасси, который считает методологию в экономике "проэкономикой" и в то же время "прикладной логикой", и именно "логикой специального круга понятий", логикой экономических понятий; кроме того, экономическая методология есть, по его мнению, не только проэкономика, не только логика специальных понятий, но и пропедевтика, канон, органон катартикон — словом, она есть теория экономической теории, самоуяснение экономического мышления, общая наука об экономике*. Для Ганс-Людасси, таким образом, методология — то же, что логика или теория познания. Наоборот, для С.Л. Франка методология и именно методология общественных наук есть не что иное, как философия общества или социальная философия; это не "набор советов, как надо заниматься наукой, а система высших обобщений о свойствах и соотношениях общественных явлений"**. В данном случае С.Л. Франк сближает общественную методологию уже с социологией, вводя в число проблем методологии такие, например, проблемы, как проблема социальной закономерности, т.е. вводя в методологию проблему чисто социологическую. Правда, сам Франк, отмежевывая методологию от социологии, считает проблему закономерности общественной жизни проблемой методологической, а не социологической, потому лишь, что все такие вопросы, как социальная закономерность, современной социологией либо игнорируются, либо разрешаются ею предвзято, без систематического их рассмотрения***; но такого рода аргументация существа дела, конечно, не меняет и не может превратить чисто социологическую проблему в методологическую.

______________________

* Gans-Ludassy J. Die wirtschaftliche Energie. Erster Theil. System der okonomistischen Methodologie.Wien, 1893, стр. 7.
** С.Л. Франк. Очерк методологии общественных наук. М., 1922, стр. 7.
*** См.: ibid., стр. 10.

______________________

Таким образом, как общественная методология вообще, так и специальная методология отдельных общественных дисциплин в частности грешат одним и тем же: недостаточно строгим установлением своего объекта, своих проблем и недостаточным размежеванием с другими близко соприкасающимися с ними логическими и философскими дисциплинами. В сущности, можно думать, метод для всех общественных наук, по крайней мере, в своей общей части, т.е. в своем общем виде, в общей своей формулировке, один. В этом отношении К. Пирсон идет еще дальше, полагая, что "научный метод один и тот же во всех отраслях знания", что "научный метод есть метод также всех логически дисциплинированных умов"*. В этом Пирсон и находит основу единства науки: "Единство всех наук, — говорит он, — заключает в методе, а не в материале"**.

______________________

* К. Пирсон. Грамматика науки. СПб., 1911, стр. 24.
** Ibid., стр. 26.

______________________

Нас, однако, интересует лишь, главным образом, метод в политической экономии. На последнем мы и остановим свое внимание, причем коснемся в данном случае, прежде всего, вопроса о значении методологической проблемы для развития экономической науки и главным образом, разумеется, экономической теории.

2

Вопрос о значении проблемы методологии в политической экономии едва ли может возбуждать какие-либо сомнения. Разработка вопросов методологии в любой науке имеет для развития данной науки, бесспорно, огромнейшее значение. Всякая социальная наука и тем более политическая экономия располагает огромнейшим опытом по наблюдению и исследованию явлений социальной жизни в соответствующей области. Это наблюдение, исследование и само познание тех или иных сторон социальных явлений, конечно, имеет и свою техническую сторону, поскольку дело сводится к тому, как нужно вести наблюдение над социальными явлениями, как лучше всего производить исследовательский анализ общественных отношений, как научно познавать социальные факты и отношения, в целях их научного выяснения. Невозможно ожидать, чтобы с прогрессом научного знания весь этот огромный технический опыт нашего мышления и познания не был использован наукой, не был использован человечеством, в целях просто экономии мышления и экономии познания. Невозможно ожидать, чтобы с развитием человеческих знаний, с развитием научного познания этот огромный технический опыт не накоплялся, не обрабатывался, не сводился в более или менее стройную и цельную систему, не превращался сам в науку, в научную самостоятельную дисциплину (социальную же, так как дело идет о выяснении и познании социальных фактов), дисциплину с собственными задачами и собственным объектом познания. Это с одной стороны, т.е. со стороны вопросов исследования или познания.

С другой стороны, такой же огромный опыт имеется в распоряжении любой социальной науки и относительно того, как полученный в результате наблюдения и исследования материал, при своем изложении, превращается в логически стройную систему, находит себе логически связанное научное выражение, принимает вид единого научного цельного, однородно связанного и эстетически законченного. Научное мышление использует, разумеется, и этот опыт изложения и теоретического построения собранных научных данных, сводя его в систему, обрабатывая его, превращая его в самостоятельную проблему, и, сливая последнюю с проблемой исследования и научного познавания, получает единую самостоятельную научную дисциплину, — науку о методе, или методологию.

Метод, следовательно, в любой общественной науке — это экономия мышления, экономия познания, экономия исследования, экономия построения научной системы; метод в общественных науках — это использование всего накопленного в истории научного мышления и познания человеческого опыта; он тесно связан с развитием самой науки; развитие научного метода в той или иной социально-научной области необходимо сопровождается и развитием самой материальной науки данной области.

Роль и значение метода в науке сводится, таким образом, к тому же, к чему сводится роль и значение техники в хозяйственной деятельности. Чем выше техника, тем продуктивнее хозяйственная деятельность, тем продуктивнее человеческий труд, тем успешнее борьба человека с природой за существование. Чем ниже хозяйственная техника, тем ниже результаты трудовой деятельности. Как на войне побеждает тот, кто лучше вооружен и обладает лучшей, более высокой техникой, так и наука сильна и высоко развита там, где более развит научный метод. Метод в науке, следовательно, то же, что техника в хозяйстве... "Ведь все-таки, — говорит Зиммель в своей "Социальной дифференциации", — современное состояние наук выработало способы разработки науки, отличающиеся от прежних способов, указанных нами выше. Подобно тому, как современные политические революции отличаются от революций прежних времен тем, что стремятся осуществить уже известный, в каком-нибудь другом месте осуществленный и испытанный строй, ибо теперь обдуманная теория уже предшествует практике и служит для нее образцом: так же точно, вследствие более высокой сознательности и современной умственной деятельности, может быть оправдано требование, чтобы на основании существующей совокупности наук и доказанных теорий намечались контуры, формы и цели новой науки прежде, чем приступать к ее фактическому построению"*.

______________________

* Г. Зиммель. Социальная диференциация. Социологические и психологические исследования. Авториз. перев. с нем. М. 1909, стр. 2-3.

______________________

Далеко не всеми одинаково признается, однако, высокое значение, которое имеет изучение вопросов методологии. Среди экономистов нередко раздаются голоса против расширения методологических знаний в политической экономии и высказываются сомнения относительно плодотворности разработки проблем экономической методологии. Так, например, мы находим такие сомнения у Геймана, приходящего по вопросам экономической методологии к следующего рода пессимистическому заключению. "Методологические выяснения, — говорит Гейман, — стали в последнее время весьма модными в политической экономии. Лучше было бы сказать: были модными, так как интерес к этого рода вопросам снова ослабел; и это понятно, если вспомнить, что такие методологические изыскания никогда не означают надежного роста силы научного знания. Правильно говорилось, что плохо науке, когда она слишком глубоко погружается в вопросы методологии. Для нас они являются лишь как необходимое зло. Зло, потому что вопросы эти не ведут вперед; необходимое же потому, что при всеобщем признании неудовлетворительного состояния нашей науки только внутренняя спайка (Konsolidation) в состоянии вызвать силы, без которых невозможно здоровое развитие и расширение (Expansion)"*.

______________________

* Eduard Heimann. Methodologisches zu den Problemen des Wertes und des wirtschaftlichen Prinzips, стр. 807 (Archiv fur Sozialwissenschaft und Socialpolitik, B. 37, III).

______________________

Особенно отрицательно к методологии относится Роберт Лифман. Для Лифмана всякая экономическая теория представляет лишь упрощенное изложение хозяйственно-менового механизма; и если в течение столетних усилий мысли не удалось правильно познать этот механизм, то это доказывает лишь, думает Лифман, что существовавшие до сих пор теории несовершенны; но доказать ложность той или другой теории можно только на основе новой, более правильной теории, а отнюдь не на основе столь излюбленных, по мнению Лифмана, философских и методологических рассуждений. "Я, по крайней мере, — говорит Лифман, — не вижу, чтобы методологи сумели раскрыть неправильное понимание экономистами, хозяйства, ошибки теории вменения, теории цены и т.д., не говоря уже об их исправлении"*. Больше того: Лифман думает, что методология не имеет вообще никакого значения для развития экономической науки. "Я не могу, — говорит он, — самым глубоким философским рассуждениям о сущности и методах политической экономии придавать какое бы то ни было значение для развития нашей науки. В действительности, практические результаты от этих современных занятий политико-экономов философией для экономической теории равны нулю, и я опасаюсь, что ожидать чего-нибудь благоприятного для развития экономической теории от всех этих философов и методологов в будущем не приходится"**.

______________________

* R. Liefmann. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre. I. Band: Grundlagen der Wirtschaft, стр. 16.
** Ibid., стр. 59.

______________________

К внесению историко-философских и социологических основ в политическую экономию Лифман вообще относится крайне отрицательно, находя, что современное смешение (Verquickung) политической экономии с историей, философией, короче — расширение ее объекта вместо углубления его является лишь доказательством неспособности сторонников таких направлений помочь развитию политической экономии, наполнить спорные проблемы политической экономии новым знанием*.

______________________

* См.: ibid., стр. 62.

______________________

Менее скептически относится к методологии Ганс-Людасси. В развитии метода в политической экономии он видит и силу, и слабость; слабость, так как это значит, что исследователь недоверчиво прикасается к земле и прежде чем идти вперед, он должен ощупывать землю ногой; силу — так как методологические стремления идут к тому, чтобы избегать ошибок и достигнуть высоконаучных результатов общезначимого характера. Но в то же время, по мнению Людасси, занятие методологическими проблемами отнюдь не является благоприятным знаком для той или иной фазы развития, которую переживала наука. Оно не указывает на новый расцвет в науке, оно свидетельствует скорее об эре страшной осторожности, когда точность формы оценивается выше, чем сила и глубина содержания; методология в основе своей не что иное, как недоверие экономического мышления к собственному деянию; недоверие к собственному мышлению; знание дороги, по которой надо идти, еще не есть, сила, с которой бы можно было смело пуститься в путь*.

______________________

* См.: Gans-Ludassy J. Die wirtschaftliche Energie. Erster Theil. System der okono-mistischen Methodologie. Wien, 1893, стр. 113, 114, 117.

______________________

Мы встречаем, таким образом, у экономистов сомнения в глубоком значении методологии для развития экономической теории. Едва ли нужно долго останавливаться на том, чтобы доказывать неосновательность такого рода сомнений. Научный метод в каждой научной дисциплине так же необходим и важен, как компас для мореплавателя. Он направляет, указывает путь исследователю. Неправильные приемы неизбежно приводят и к ложным положениям, ложным теориям, о чем хорошо известно на опыте любому естествоиспытателю. То же самое и в области социального познания. Надежный, научный метод в руках социального исследователя — это то же самое, что верное, надежное оружие в руках борца. Метод помогает социальному исследователю разбираться и ориентироваться в бесконечных лабиринтах социального поля; он дает в руки исследователя руководящие вехи, которыми исследователь пользуется на пути своего исследования; он освещает путь, бросает свет на далекие точки. Имея в своих руках научный метод, исследователь идет уже не ощупью, изучая социальную жизнь; он может идти вперед более уверенно, не рискуя заблудиться, сбиться с пути.

Метод вбирает в себя весь технический опыт познания и теоретического построения; он дает поэтому огромную экономию мышления и познания. Развитие науки немыслимо без развития метода. Могут рушиться теоретические построения, может распасться самая стройная научная система, — метод же надолго остается как для одной системы, так и для другой одинаково надежным и верным: будучи формально-техническим средством в руках исследователя, он в гораздо большей степени может рассчитывать на общеобязательность и на общезначимость, чем любая материальная истина. "Методология в политической экономии, — говорит Ганс-Людасси, — это служанка экономики; она идет впереди, но не потому, что за ней больше почета и преимуществ, а потому, что она служит и, служа, несет свечу, которая освещает своей госпоже путь и охраняет ее от возможности оступиться"*.

______________________

* Ibid., стр. 96.

______________________

В социальных науках и особенно в политической экономии огромная важность и значение метода осязательно чувствуется и остро сознается особенно в тех случаях, когда идет обостренная идейная борьба и столкновения между различными школами, между различными направлениями и течениями социальной или, в частности, экономической мысли; когда каждая школа, каждое направление, каждое учение, каждая теория, отстаивая свои положения, нападает на других, стараясь развенчать и доказать ложность положений противников. В этом столкновении, в этой идейной борьбе научных течений побеждает и должна необходимо побеждать та школа, которая вооружена наиболее надежными техническими средствами для борьбы, так как всюду побеждает тот, кто лучше вооружен технически, у кого выше техника. В науке, в научном споре, в научных столкновениях такой техникой, такими техническими средствами является метод. Следовательно, в руках научного исследователя научный метод играет роль не только технического средства для научного познавания и научно-теоретического построения, но и роль оружия для борьбы и для укрепления завоевываемых одна за другой научных позиций на поле научного знания.

Вывод, к которому мы приходим, говоря о значении и важности метода в науке, может быть только тот, что, несмотря на некоторые сомнения, имеющиеся по этому вопросу у немногих из экономистов (по отношению к роли экономической методологии для развития политической экономии), метод является необходимой предпосылкой возможности научного развития: без научного метода немыслимо развитие науки; без развития экономической методологии нельзя ожидать успешного развития политической экономии как науки.

ГЛАВА VII
ОБЩИЙ ХОД РАЗВИТИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЕТОДОЛОГИИ ОТ КЛАССИКОВ ДО "ИССЛЕДОВАНИЙ" К. МЕНГЕРА ВКЛЮЧИТЕЛЬНО

Три фазы развития экономической методологии. 1. Ометодеклассиков. 2. Проблема метода у О. Конта и Д.С. Милля. 3. Методология исторической школы. Рошер, Книс и судьбы исторического метода. 4. "Исследования" К.Менгера и их значение

Рассмотрим теперь вкратце, как шел ход развития методологии в экономической науке.

В истории развития экономической методологии можно отметить несколько различных фаз, причем каждая новая фаза или давала новую постановку проблеме метода, или вливала в старую постановку новое содержание. Таких фаз в развитии экономической методологии мы видим три. Первая фаза — это период, когда методология в политической экономии отсутствует, когда экономисты, даже выдающиеся творцы экономических теорий, оперируя тем или иным методом, проблемы метода совсем не ставят. Таким отсутствием методологии страдает вся политическая экономия классиков вплоть до появления реакции против классической экономической мысли в лице исторической школы, выдвинувшей впервые вопросы методологии и выставившей свою знаменитую "историческую методу". Вторая фаза — с момента выступления исторической школы. Она открывает собой период в развитии экономической мысли, когда начинают подниматься методологические вопросы и складываться методологическая проблема в экономике, но принимая в конце концов крайне уродливые формы. Третья фаза начинается с возникновения обостренных споров между исторической школой и австрийской и открывается знаменитыми менгеровскими "Untersuchungen"; это — фаза, чрезвычайно богатая методологическими завоеваниями, но еще окончательно не развернувшаяся, успевшая, однако, выявить все разнообразные течения методологических исканий, но до конца не развившихся, еще неокончательно сложившихся и неоформившихся; эта фаза, захватившая и наши дни, характеризуется, с одной стороны, выявлением и вызреванием психологизма как методологического направления индивидуалистического характера; с другой — развитием и постепенным вырастанием методологических идей марксизма, базирующихся на социальной точке зрения и диаметрально противоположных индивидуалистическому психологизму; с третьей стороны — огромной работой по теории социального познания, в связи с пересмотром ряда проблем логически-философского и методологического содержания, проделанной фрейбургской и марбургской школой философов и нашедшей себе отражение в экономике у ряда новейших экономистов (Макс Вебер, Готтль, Шпанн, Штефингер и др.).

1

Что касается первой фазы, то она характеризуется полным отсутствием в экономическом научном сознании методологической проблемы. Классики не дали никакой методологии, но только метод. Гений Адама Смита совершает свой путь, говорит Ганс-Людасси, без методологии, подобно тому, как звезды держат свой путь без астрономии. Даже вопрос о том, был ли А. Смит больше индуктивистом, чем дедуктивистом, для многих экономистов, особенно более раннего периода, оставался спорным. Боклю казалось, что метод шотландского мыслителя был исключительно дедуктивный. К. Лесли вместе с О. Контом думают обратное: что Смит следовал больше индуктивному методу. Ингрему, в свою очередь, казалось иное, а именно, что А. Смит стоит посередине того и другого: с одной стороны, он индуктивист, с другой — дедуктивист. Ганс-Людасси, сопоставляя все эти мнения, находит, что у А. Смита выступают одновременно и индукция и дедукция, хотя превалирует все же метод дедуктивный*.

______________________

* См.: ibid., стр. 111.

______________________

Рикардо, не менее А. Смита блестящий представитель классической экономической мысли, несомненно, больше дедуцирует, достигая своим дедуктивным методом колоссальных теоретических результатов, хотя и понятие у него, как говорит Ганс-Людасси, холодные, почти, если можно так сказать, безжизненные. У Мальтуса, правда, перевешивает уже эмпирический элемент, в основе он индуктивист. Но все трое (А. Смит, Рикардо, Мальтус) не знают никакой методологии*.

______________________

* См.: ibid., стр. 113.

______________________

Отсутствие методологии у классиков находилось в связи с тем положением, которое занимала в свое время классическая школа экономической мысли. Появление классической школы (конец XVII и начало XIX веков) было временем окончательного формирования в английской жизни отношений промышленного капитала. В Англии он сложился в определенную систему отношений впервые и отсюда провозглашал новые истины и бросал новый свет жизни и мысли на весь мир, втягивавшийся в круговорот денежного хозяйства. Идеи классиков входили в свет, когда почва для восприятия их была вполне готова, когда путь для них был достаточно расчищен еще физиократами и даже еще раньше меркантилистами и купеческим капиталом. Классики поэтому не встречали идейных врагов или хотя бы просто противников своему учению. Их выступление было победоносным шествием. Казалось, что они творят неувядаемые "классические" образцы экономической мысли, которые останутся неизменными на все времена, для всех народов. Обаяние идеями классической школы было так велико, что представителям этой школы (А. Смиту, Рикардо, Мальтусу) незачем было вырабатывать каких бы то ни было методов, незачем было особенно задумываться над способами изложения, над техникой построения своих систем. Классики совсем не выдвигали методологических вопросов и проблем, которые всегда зарождаются лишь в споре, в столкновениях, в страстной идейной борьбе противоположных учений и направлений, в горячей полемике антагонистических воззрений, в столкновении различных идеологий. Главари и основоположники экономической теории классицизма, А. Смит и Давид Рикардо, никаких сколько-нибудь серьезных идейных противников, в начале своей научной деятельности, по крайней мере, не имели. Социалистическая оппозиция в области социально-экономических проблем в Англии едва лишь начинала складываться к первой четверти XIX-го века, причем в это время она не имела, да и не могла иметь здесь сколько-нибудь серьезного влияния на развитие экономической научной мысли.

При таких условиях развития экономической системы классической мысли, в методологии не чувствовалось неотложной потребности. К тому же и общее состояние социальных знаний в то время было таково, что ни проблемы социальной методологии вообще, ни проблемы специальной методологии тех или иных отдельных социальных дисциплин, в частности, еще не выдвигались, да они и не могли выдвигаться просто-таки потому, что само социальное знание тогда еще не находило себе еще сколько-нибудь определенного логического выражения; отдельные социальные дисциплины еще не сложились, еще не выделились окончательно от чужеродных им элементов; социальная наука в своих отдельных дисциплинах только-только начинала конструироваться. Неудивительно поэтому, если Ганс-Людасси, иронизируя над классиками, указывает, что классики применяли к методологии тот же самый принцип, который Галиани применял в отношении к торговле хлебом; а именно: наилучшая система торговли хлебом, по его мнению, — это не иметь никакой системы*.

______________________

* См.: ibid., стр. 111. — Брентано в своей вступительной лекции о "Классической школе в политической экономии" упоминает о том, как один английский экономист выразил соболезнование химику, нуждающемуся в наблюдениях и в приспособленной для этих целей лаборатории, между тем, как он, экономист, в состоянии, играючи, открыть вечные законы путем дедукции из нескольких общих положений (Луи Брентано. Классическая политическая экономия. Перев. с нем. СПб., 1900, стр. 6).

______________________

Но если ни А. Смит, ни Рикардо, ни Мальтус не отдавали себе отчета в том, каким методом они шли в своих теоретических изысканиях и построениях, если они не задумывались над методами своих собственных работ и нигде не выдвигали методологических проблем, то это не значит еще, что у них не было никаких характерных и свойственных им как деятелям определенной эпохи и определенной школы методологических приемов и методологических принципов, точек зрения. У классиков был свой метод, были свойственные им как классикам методологические основы, но они не отдавали в них себе никакого отчета, они не сознавали этих основ. Мы уже говорили, что, в смысле приемов формальной логики, классики оперировали и индукцией, и дедукцией. Последняя, однако, превалировала у них, и наиболее блестящий из них по глубине анализа и силе мысли — Д. Рикардо — был приверженцем предпочтительно дедукции.

Такое преобладание дедуктивного мышления и дедуктивного теоретического построения вполне гармонировало с общим мировоззрением классиков и с теми философскими основами, на которые они опирались в своих экономических исследованиях. Классическая школа экономической мысли была тесно связана с идеями и настроениями рационализма, соответственно с общим духом эпохи того времени. Этот рационализм отражался у классиков в чисто умозрительном, отвлеченно-спекулятивном характере их мышления; в крайней догматичности их суждений; в априорности их положений; в неисторичности и оторванности от условий места и времени их идей; в крайней абсолютичности их утверждений, их космополитичности и схематичности и в то же время — в атомистичности их общего понимания социальной жизни; исходным и отправным пунктом их исследования было частное хозяйство, частный интерес, индивид со своей личной выгодой как основной движущей в социальной жизни силой, превращенный в тип, схематизированный и рационализированный.

У классиков, таким образом, были и свои социально-философские основы и принципы, из которых они исходили в своих экономических исследованиях и теоретических построениях, и свои подходы к изучаемому явлению, и свои формально-логические приемы мышления, им наиболее близкие по их складу и по духу их мировоззрения, т.е. у них были свои определенные методы. Но ни в этих основах и принципах, ни в подходе и точках зрения, ни в том, индукцией ли или дедукцией можно ближе и полнее познать социально-хозяйственную жизнь, — классики не отдавали себе никакого отчета: методологическая проблема ими еще не была выдвинута и не могла быть ими поставлена.

2

Начало теоретической разработки вопросов метода в политической экономии связано с возникновением исторической школы, когда на место рационализма в экономике выступает эмпиризм на эволюционистической основе.

Классическая школа в историзме впервые встречает себе идейного врага, который расшатывает устои экономической мысли классиков. Этот идейный враг ведет открытую идейную борьбу против основных принципов, выдвинутых классической экономикой, выдвигая в свою очередь на место старых новые положения, новые идеи, новые принципы и противопоставляя классической экономической концепции свою собственную — историческую. В основу экономической концепции историзма лег эмпирико-эволюционизм, шедший на смену отживавшего рационализма. Обоснователем нового течения мысли явился Огюст Конт со своей знаменитой философией "позитивизма".

На место абсолютичности теории классиков Конт выставляет принцип относительности; на место неизменности, вечности и постоянства — идею закономерной изменяемости и развития. Сама наука, согласно Конту, должна быть посвящена делу народа, социальной реформе; социальная наука имеет этическую цель служения общим интересам. Средством же к обоснованию социологической теории Конт считает при этом эмпирико-сравнительный метод*. Все эти идеи, выставляемые контовской позитивной философией, переносятся в экономику исторической школой, во главе которой выступают, главным образом, немецкие экономисты.

______________________

* См.: ibid., стр. 123-124.

______________________

Перед ними трудная задача — расшатать устои классической школы, развенчать научность тех основных положений, на которых базировалась классическая экономика, раскрыть их неосновательность и неправильность. В начавшемся идейном перевороте в области экономического мировоззрения, в начавшемся столкновении историзма с мировоззрением классиков историзму приходилось уже внимательнее, чем это делалось раньше прежними экономистами, отнестись к технике научного исследования и построения; приходилось более сознательно отнестись к приемам и способам научного познания; приходилось пересмотреть, как и каким методом приходили к своим вечным и абсолютным законам классики и в чем неправильность их научных приемов; словом — приходилось создавать методологию, впервые ставить и разрешать методологические вопросы. Чтобы поразить и победить сильного врага, перед новым течением экономической мысли с неизбежностью вставала необходимость точно учесть технику противника, его технические силы, точно узнать, каким оружием он пользуется и в чем слабые стороны его приемов, и постараться приготовить к борьбе более сильные, более отточенные, более совершенные средства.

Давши философские и социологические обоснования историзму, Конт предуказал исторической школе в экономике и некоторые основы, и важнейшие элементы новой методологии. В своем "Курсе позитивной философии" он определенно указывает, в специальной лекции, на "основные черты позитивного метода в рациональном изучении общественных явлений", причем важнейшими элементами этого метода он считает чистое наблюдение, опыт и сравнительный метод. Он требует от исследователя социальных явлений на каждом шагу его работы, "необходимого и непрерывного подчинения воображения наблюдению". Наблюдение, однако, представляется Конту ценным не в своей изолированности и оторванности от всего целого. Такое отдельное, оторванное от представления о целом эмпирическое наблюдение Конт считает бесполезным. По его мнению, для плодотворности наблюдения необходимо, чтобы у исследователя имелась предварительная теория, чтобы наблюдение стояло в какой-то общей связи с целым, иначе всякое наблюдение будет и неопределенным и бессвязным. Конт придает большое значение научным гипотезам. Он стоит за широкое пользование дедукцией. Но всякие обобщения, всякие гипотезы необходимо должны, как он думает, подвергаться тщательной фактической проверке.

Конт, таким образом, обнаруживает одинаковую терпимость как к дедукции, так и к индукции; он такой же дедуктивист и сторонник умозрений, как и индуктивист. Отмечая наряду с чистым наблюдением и опытом "сравнительный метод" как один из этапов научного исследования, Конт выдвигает на первый план как частный вид "сравнительного метода" — "исторический метод", видя в нем "единственно настоящую основу, на которой действительно может покоиться система политической логики". Но и сравнительный метод для Конта тогда лишь плодотворен, когда он направляется некоторой дедуктивно установленной концепцией. Конт против пустого эмпиризма и осуждает порицателей социальных умозрений. "Исторический метод" Конта поэтому, как думает профессор Н.И. Кареев, есть скорее "эволюционная точка зрения", чем чистый формально-логический метод*.

______________________

* См.: Aug. Comte. Cours de philosophic positive. 1894, 5-е изд. Т. IV. Здесь методу посвящены две первых лекции. Первая "Основные черты позитивного метода в рациональном изучении общественных явлений" и вторая "Необходимые отношения социальной физики к другим основным ветвям позитивной философии". Кроме того, в общей форме затрагивается методологическая проблема и в первых двух вступительных лекциях к "Курсу позитивной философии". — Изложение методологических взглядов О. Конта можно найти у проф. Н.И. Кареева в его "Введении в изучение социологии" (СПб., 1907. изд. 2-е, стр. 43, 180-186), а равным образом у А. Лаппо-Данилевского "Основные принципы социологической доктрины О. Конта" в "Проблемах идеализма". Сборник статей под ред. П.И. Новгородцева. М, 1903, стр. 394-490.

______________________

Методологические взгляды Конта, безусловно, заслуживают внимания, так как они обусловили собою ход развития экономической методологии. В гениальных творениях Конта едва ли не впервые формулировались основные начала социальной методологии. К социальной методологии как таковой, как к отдельной самостоятельной науке, существующей вне всякого применения к той или иной социальной дисциплине, Конт относится, однако, скептически. Он думает, что время для самостоятельного существования социальной методологии еще не пришло. "Метод не может быть изучаем, — говорит Конт, — отдельно от исследований, к которым он применяется; иначе получается наука мертвая, неспособная обогатить ум людей, ее разрабатывающих. Все, что, рассматривая метод отвлеченно, можно о нем сказать, сводится к общим местам, настолько смутным, что они не могут оказать никакого влияния на умственную деятельность человека... Я не знаю, будет ли возможно со временем составить a priori настоящую методологию совершенно независимо от философского изучения наук; но я вполне убежден в том, что подобное предприятие неосуществимо в настоящее время, так как важнейшие логические процессы еще не могут быть объяснены с достаточною точностью независимо от их применения"*. Конту кажется, что ввиду современного состояния научного знания, чтобы иметь достаточно ясное и глубокое понятие о позитивном методе, которое бы позволило применять этот метод на деле, его надо рассматривать в действии.

______________________

* Огюст Конт. Родоначальники позитивизма. Вып. 4-й. Перев. под редакцией Э.Л. Радлова. СПб., 1912, стр. 6.

______________________

Уже в первом томе "Курса позитивной философии" (вторая лекция) Конт различает два существенно различных метода: исторический и догматический; всякий другой способ изложения науки представляет, по его мнению, только известное сочетание этих двух приемов. Согласно первому методу, приобретенные путем изучения знания излагаются последовательно в том самом порядке, в каком человеческий разум действительно их приобретал и, по возможности, применяя те же приемы. Согласно второму методу, приобретенные знания излагаются не в порядке их приобретения, а в определенной системе, под определенной, надлежаще избранной точкой зрения, в виде стройного законченного научного здания. Изучение каждой науки начинается, говорит Конт, по необходимости с первого метода, так как здесь для изложения знаний не требуется никакой новой работы, кроме затраченной на приобретение их. Напротив, догматический метод, для применения которого необходимо, чтобы все эти отдельные труды уже слились в одну общую систему, которая давала бы возможность их представить в более естественном и логическом порядке, может быть приложен только к науке, достигшей уже довольно высокой степени развития. Но, говорит Конт, по мере прогресса науки, исторический способ изложения становится все более и более затруднительным, вследствие накопления слишком длинного ряда промежуточных пунктов, через которые ум человеческий должен пройти, между тем как догматический способ становится все более и более возможным и, вместе с тем, необходимым, ибо новые концепции позволяют представить прежние открытия с более прямой точки зрения. По отношению к изложению знаний, вообще, по мнению Конта, человеческий разум неизменно все более и более стремится заменить исторический метод догматическим, ибо только последний может удовлетворять нас при более совершенном состоянии нашего умственного развития*. "Главная задача умственного воспитания состоит в том, чтобы в несколько лет поднять ум, чаще всего посредственный, до той степени развития, которая является результатом усилий многих гениальных людей, в течение длинного ряда веков последовательно отдававших всю свою жизнь и все свои силы на изучение одного предмета. Понятно, что хотя изучать бесконечно легче, чем открывать, тем не менее, было бы совершенно невозможно достичь намеченной цели, если бы каждый отдельный ум должен был бы пройти все те промежуточные пункты, по которым необходимо должен был следовать коллективный гений человечества. Отсюда и вытекает настоятельная потребность в догматическом методе, особенно для наиболее совершенных наук... Нужно добавить, что в действительности всякое изложение неизбежно является только известным сочетанием исторического и догматического методов, но догматический метод должен преобладать, и это преобладание должно постоянно возрастать"**.

______________________

* См.: ibid., стр. 31.
** Ibid., стр. 31-32.

______________________

Из представленных взглядов Конта на метод общественных наук можно видеть, что Конт довольно много внимания уделяет вопросам метода, причем он говорит, в сущности, о двух видах метода: о методах исследования и о методах изложения. В первом случае он указывает на чистое наблюдение, опыт и сравнительный метод, видом которого является исторический метод. Во втором случае он имеет в виду лишь отчасти исторический же метод и догматический — главным образом. И методы исследования и методы изложения Конт, во всяком случае, не представляет вне определенной точки зрения, вне определенной теоретической концепции об общем ходе развития общества, которая бы направляла как исследование, так и изложение, которая бы указывала и освещала путь к истине. В связи с этим, индукции и дедукции как чисто логическим приемам исследования Конт отводит одинаковую роль.

Таким образом, в вопросе о методе Конт различает, не давая этому, однако, вполне определенной формулировки, две проблемы: формально-логическую и социально-философскую. Первой проблеме он отдает меньше внимания, не считая ее сложной и особенно спорной, сводя эту проблему к вопросу о роли индукции и дедукции при исследовании; все внимание его направлено на вторую проблему, которую он сводит к вопросу о точке зрения, о той или иной социально-философской концепции; эту вторую проблему в методологии Конт считает наиболее серьезной и важной как для исследования, так равным образом и для изложения и построения теоретических систем. Его метод в социологии, который он развивает в "Курсе позитивной философии" сводится, в сущности, к историко-догматической точке зрения, или к концепции позитивизма, дающей руководящие нити при исследовании социальных явлений, а также и при изложении. В этом отношении, можно сказать, Конт считает центральным пунктом социальной методологии не логическую проблему (индукция или дедукция?), а социально-философскую (точка зрения, тот или иной подход).

Позитивный метод Конта лег в основу методологии исторической школы в политической экономии. Уже Д.С. Милль не избежал влияния методологических взглядов Конта, стоя как раз на пороге двух антагонистических по своим философско-методологическим концепциям экономических школ: классической и исторической, неизбежно проявляя в своих методологических воззрениях противоречия двух начал, двух различных школ: принимая полностью принцип рационализма, он в то же время обосновывает его на эмпиризме*. Отсюда метод Милля столько же рационалистичен, сколько и эмпиричен. В общем, однако, методологические взгляды Д.С. Милля близки к контовским.

______________________

* См.: Gans-Ludassy. Die wirtschaftliche Energie. Erster Theil: System der okono-mistischen Methodologie, стр. 120.

______________________

Милль отдает должное одинаково как индукции, так и дедукции. В виде мотто ко 2-му тому своей "Системы логики", Милль приводит слова Джона Гершеля из его "Discourse on the Study of Natural Philosophy": "В таких случаях индуктивный и дедуктивный методы исследования идут, можно сказать, рука об руку, и каждый из них проверяет заключения, полученные путем другого; соединение опыта и теории, которое может быть, таким образом, произведено в подобных случаях, представляет орудие открытия, несравненно могущественнейшее, чем опыт и теория, взятые отдельно. Это состояние какой-либо отрасли наук, может быть, самое интересное из всех и обещает достижение наибольшего успеха"*, причем вопросу о гипотезах и о значении их он посвящает специальную главу (гл. XIV третьей книги, 2-ой том), находя, что без научных гипотез наука никогда не достигла бы своего нынешнего состояния, что гипотезы — необходимые ступени в достижении чего-либо более верного и надежного, что почти все то, что теперь представляет собою теоретическую науку, было некогда гипотезой.

______________________

* Д.С. Милль. Система логики. Т. II. Перев. с 5-го изд. СПб., 1867, стр. 2.

______________________

Учение о методе общественных наук Милль развивает в логике нравственных наук" (книга VI-я), причем от всякой теории метода, или методологии, он требует, чтобы последняя не строилась a priori, а исходила из результатов наблюдения деятеля в его деятельности, т.е. опиралась на факты*. Тем не менее Милль считает непримиримыми в общественных науках как отвлеченный метод ("геометрический"), так одинаково и опытный метод ("химический"). Последний неприменим просто-таки потому, что мы не имеем средств и возможности делать в области социальных явлений искусственных опытов. Что же касается чисто отвлеченного метода(геометрического), то он неприемлем, по мнению Милля, потому, что отвлеченно-геометрический метод имеет дело с движением, происходящим от одной силы; общественная же жизнь — результат не одной, а множества сил. Милль не против дедуктивного метода, но правильным и научным при познании социальных явлений он считает такой дедуктивный метод, который действует дедуктивно, но посредством дедукции из многих, а не из одной или нескольких первоначальных посылок; который рассматривает каждое действие, как сложный результат нескольких причин**. Такой метод Милль называет конкретно-дедуктивным ("физическим"). Он-то и применим в социальной науке ("социологии"), так как последняя есть дедуктивная наука не по образцу геометрии, а по образцу более сложных "физических" наук, где действует не одна причина, а множество причин, и поэтому принимается во внимание не одна причина, а совокупное действие многих причин.

______________________

* См.: ibid., стр. 403.
** См.: ibid., стр. 470.

______________________

В конкретно-дедуктивном методе Милль находит возможным применение особого приема — проверки, которая сводится к сравнению и сопоставлению взятого дедуктивного положения, либо с конкретными явлениями, либо с эмпирическими обобщениями (эмпирическими законами), если таковые можно добыть. При такой проверке конкретно-дедуктивный метод приобретает уже несколько иной характер, характер большей достоверности, вызывая к себе больше доверия. Такой поверочной дедукцией пользовался, по мнению Милля, и О. Конт. Такого рода конкретно-дедуктивный метод Милль называет еще иначе: обратно-дедуктивным, а также историческим, считая его наиболее всего пригодным для общественных наук. Такое название метода в приложении к общественной науке у Милля стоит в связи с особым характером развития социальных явлений: общество находится в процессе постоянного изменения; социальная структура одного периода не похожа на структуру последующего периода социального развития.

Но социальные явления надо рассматривать не только динамически, не только с точки зрения единообразий или социальных закономерностей в последовательности социальных явлений, но и статически, т.е. с точки зрения единообразий в существовании социальных явлений. При таком статическом и динамическом наблюдении и сравнении, по мнению Милля, было бы очень важно открыть primus agens специального движения, т.е. господствующий над всеми другими элемент, или основу существования общественного человека. Таким primus agens, такой основой Милль, следуя за Контом, считает состояние умственного развития общества, степень знания или умственного развития, "состояние умозрительных способностей людей, с включением особенностей верований их" в каждый данный момент. Знание, умственное развитие — это, по мнению Милля, главная определяющая причина общественного прогресса; на нем покоится весь прогресс промышленности; оно определяет нравственное и политическое состояние общества так же, как и материальное его состояние, что подтверждается, как он думает, и фактами истории: вместе с изменениями в состоянии знания или господствующих верований, всюду изменяется и общественная жизнь, изменяется и общество в целом, хотя для возведения этого закона в научную теорему необходимо изучение человека на весьма значительном периоде его исторической жизни*. Установление такого рода primus agens, по мнению Милля, очень помогло бы исследователю социальной жизни в трудном приеме наблюдения и сравнения**.

______________________

* См.: ibid., стр. 508-509.
** См.: ibid., стр. 507.

______________________

Мы видим, таким образом, что, подобно Конту, хотя еще более неопределенно, чем О. Конт, Д.С. Милль не ограничивался в методе изучения и познания социальных явлений одними лишь формально-логическими приемами; подробно устанавливая приемы конкретно-дедуктивного метода, который он называет обратно-дедуктиным и историческим, и сводя этот метод к пользованию дедукцией, проверяемой всякий раз индуктивно эмпирическими законами, Милль в то же время пытался указать на необходимость для познавания социальных явлений установления единого определенного закона движения, единого основного фактора общественного прогресса, того primus agens, который помогал бы исследованию социальных явлений, облегчая сравнения и наблюдения, освещая путь к познанию социальных фактов.

3

Идеи контовской позитивной философии и соответствовавшие этой философии методологические взгляды вносит в политическую экономию историческая школа. Теоретическими выразителями методологических воззрений историков-экономистов явились Рошер и Книсв Германии, Ингрэми Клиф-Леашв Англии. Последние довели идеи исторического метода Рошера-Книса до крайности, в которую впала позднее и новоисторическая школа в Германии (Шмоллер, Брентано и др.). Со своим "историческим методом" историческая немецкая школа постепенно создала огромное движение в области экономической мысли, наложив неизгладимый след на развитие политической экономии. Но в трудах своих первых основоположников и теоретических выразителей идеи "исторического метода" поражали своей бедностью мысли и отсутствием яркости и определенности.

Идеями исторической доктрины Рошер интересуется уже в своей инаугуралъной диссертации, написанной на латинском языке и изданной в 1838 году*. Но об историческом методе он впервые говорит в своем "Конспекте лекций по политической экономии по историческому методу", в 1843 г., где противопоставляет исторический метод философскому. Исторический метод, по существу, у Рошера то же, что и исторический и догматический способ изложения у Конта. Но в то время, как Конт придает догматическому методу все большую и большую роль и значение в развитии науки, Рошер философский метод, где познание отрывается от реальной почвы и впадает в абстракцию и умозрения, считает окрашенным в субъективизм и менее научным сравнительно с историческим, как единственно объективным и строго базирующимся на конкретных фактах*. В предисловии к своему "Конспекту лекций" Рошер устанавливает и четыре основных положения, на которые опирается исторический метод и которые составили главный фундамент историзма: 1) трактование экономических явлений непременно в теснейшей связи с другими сторонами общественной жизни, в особенности в связи с историей права, государства и культуры; 2) изучение отношений современности в связи с хозяйственными отношениями на более ранних ступенях развития; 3) необходимость изучения народного хозяйства не в изолированном его виде, а в связи с изучением хозяйственной жизни всех народов, особенно уже отживших, т.е. народов древней эпохи; 4) так как каждый хозяйственный институт имеет свой определенный смысл и значение только для определенной эпохи, только для определенного исторического момента, то исследователь-экономист не должен ни порицать, ни одобрять, а лишь описывать и давать причинные объяснения***.

______________________

* W. Roscher. De historicae doctrinae apud sophistas majores vestigiis. Gottingen, 1838.
** См.: W. Roscher. Grundriss zu Vorlesungen iiber die Staatswirtschaft. Nach geschichtlicher Methode. Gottingen, 1843, стр. 1-2.
*** См.: ibid., стр. IV и V (Vorrede).

______________________

В вышедших впервые в 1854 году своих "Основах политической экономии" Рошер дает еще более определенную формулировку своему историческому методу, который он предпочитает теперь называть историко-физиологическим, желая подчеркнуть общность приемов изучения как для экономиста, так и для естественника (наблюдение, сравнение, опыт, статистика). Рошер всячески пытается привлечь внимание к проблеме метода, приводя слова Кювье, что "метод науки имеет гораздо большее значение, чем любое открытие, как бы велико оно ни было"*. Но и в этом своем основном труде Рошер крайне беден в смысле содержания своих методологических идей. Исторический метод так же, как и историзм во всем своем целом, ждал еще дальнейшего развития, еще не проявив своих крайностей, пока еще терпимый к теоризму и благосклонный к другим методам.

______________________

* W. Roscher. Grundlagen der Nationalokonomie. 1854 (первое издание) § 22, примеч. 1.

______________________

Подобно Рошеру, и Книс, являясь также одним из основоположников историзма и исторического метода в экономике, прогресс науки ставит в самую тесную связь с прогрессом действующего в этой науке метода, находя, что всякое более или менее значительное улучшение в методе исследования оказывает весьма значительное влияние и на науку в целом, и обратно*. В противоположность Рошеру, противополагающему "историческому методу" "философский", Книс думает, что такое противоположение ничего нам не говорит и по существу даже неправильно. Можно противопоставлять историю философии, но метод философский нельзя противопоставлять историческому, в том смысле, что первый ненаучный, а второй научный. Вообще, думает Книс, когда говорят по отношению к отдельным научным дисциплинам о статистическом методе, об естественнонаучном методе и т.д., то в данном случае сводят метод к самым общим положениям и воззрениям, существующим в данной науке в связи с общим уровнем знания. Под методом же в узком смысле слова Книс разумеет тот путь, вид и способ, по какому нужно вести научное исследование.

______________________

* См.: Karl Knies. Die politische Oekonomie vom Geschichtlichen Standpunkte. Braunschweig, 1883, стр. 453.

______________________

Методологические взгляды Книса, как правильно указывает Ганс-Людасси, стоят в связи с теми общими основными положениями, на которых зиждится сама историческая школа. Эволюционистическая теория историзма в лице Книса находит своего методолога. Излагая свои методологические взгляды, Книс не идет, однако, дальше того, что развивали О. Конт и Милль; он отстаивает необходимость пользоваться дедукцией, но подкрепляя ее всякий раз эмпирическим исследованием, проверяя на фактах действительности*; равным образом, Книс стоит и за опыт и наблюдение и вообще за тот историко-сравнительный метод, который развивали и Конт и Рошер, хотя, развивая свою методологическую теорию в первом издании, писанную им в 1854 году**, он еще совершенно не был знаком с "Курсом позитивной философии"; говоря о методе в политической экономии и раскрывая проблему метода, Книс выдвигает идею эволюционного развития, считая и экономическую жизнь, и экономическую теорию продуктом этого исторического развития, вырастающим из условий данного места, данной эпохи и данной национальности и изменяющимся вместе с изменением этих условий, по мере общественного прогресса; историческое понимание теории Книс выдвигает на место старого абсолютизма теории; задача экономического познания для Книса лежит, однако, не в одном описании, но в установлении законов хозяйственного развития.

______________________

* См.: ibid., стр. 499.
** См.: ibid., стр. 516.

______________________

Книс, таким образом, тесно переплетает вопросы метода исследования с основными социально-философскими предпосылками, на которых он строит теорию своего эволюционистического понимания экономической жизни. Но никаких указаний на то, как эти общие предпосылки нужно использовать в методологических целях, мы у него не находим*. Для Книса самый "исторический" метод, который противопоставила историческая школа классической экономической теории, был не столько "методом", сколько лишь "исторической точкой зрения", т.е. точкой зрения исторического понимания общественного хозяйства; Книс вовсе не думал отождествлять историю с политической экономией; последнее обстоятельство и послужило основанием, почему Книс переменил первое название своего исследования во втором его издании (вместо "Политическая экономия с точки зрения исторического метода" — "Политическая экономия с исторической точки зрения").

______________________

* Общую формулировку методологических взглядов К. Knies'a можно найти у Gans-Ludassy "Dit wirtschaftliche Energie" (1893), стр. 125-128; ср. также: Max Weber. Roscher und Lnies und die logischen Probleme der Nationalokonomie. Schmoller's Jahrbuch. Jahrg. 29 и 30, 1905 и 1903 г.

______________________

Исторический метод складывается в борьбе нового течения экономической мысли, развивавшегося благодаря нарастанию новых экономических отношений, против классической школы, отжившей свое время. Эта борьба была продиктована требованием самой жизни, так как представители отживавшего течения вовсе не думали без боя уступать свои позиции и передавать в новые руки руководящую роль. Начавшееся столкновение между двумя школами должно было быть упорным особенно потому, что слишком сильно было влияние классической школы, что довольно трудно было расшатать тот ореол высокой научности, который ее окружал. В этой борьбе и выковывался исторический метод, складывались основы историко-экономической методологии, оформливалась выраставшая только что проблема метода в политической экономии. В своем развитии научная экономическая мысль, двигаясь вперед от научных завоеваний, сделанных экономистами-классиками, необходимо должна была пройти через исторический метод и связанную с ним систему теоретико-экономических воззрений. Исторический метод был неизбежным научным этапом развития как экономической методологии, так и экономической теории вообще, чтобы позднее, в свою очередь, уступить место новым течениям, новым системам, более научным, более отвечавшим требованиям жизни и научной мысли.

Конт, Рошер, Книс были лишь основоположниками исторического метода, первыми закладчиками его фундамента. Скоро за ними последовали другие как в Германии, так и на родине классической экономики — в Англии. И чем больше появлялось новых и новых адептов исторической школы, тем положения исторического метода все более и более обострялись, отклоняясь от своей первоначальной формулировки, и ударялись в крайности. В Англии крайними выразителями исторического метода были Ингрэм и Клиф-Лесли, в Германии — Шмоллер, Брентано и многие другие, явившиеся представителями т. н. новоисторической школы*.

______________________

* John Ingram. Present position and prospects of political economy 1878; Th.E. Cliffe-Leslie. On the philosophical method of political economy. 1876; Schmoller G. Zur Methodologie der Staats- und Sozialwissenschaft (Schmoller's Jahrbuch. 1883, VII. Heft 3); Brentano L. Die klassische Nationalokonomie. 1888 (есть русский перевод).

______________________

Крайние представители исторического метода в борьбе против классической экономики пошли уже настолько далеко, что не удовлетворялись более и обратно-дедуктивным методом; они решительно предпочитали всему иному индукцию и сравнительно-историческое исследование, окончательно превращая экономическую теорию в экономическую историю, не признавая при современном состоянии знаний никаких сколько-нибудь широких обобщений и теоретических законов. Эмпиризм этих крайних представителей и сторонников исторического метода достигает здесь гиперболических размеров. Он окончательно устраняет политическую экономию как науку, ограничивая ее лишь простым описанием фактов хозяйственной жизни*. Борьбу против абсолютизма теории крайние представители исторической школы доводят до полного теоретического нигилизма; крайние эмпиристы отрицают не только абсолютизм теории, но и характер научности в политической экономии, отрицают возможность теоретических обобщений, отрицают общезначимость хозяйственных законов, отрицают самые законы хозяйственного развития; в этом нигилизме они, сметая с пути многое из заблуждений классической школы, сметают заодно и абстрактно-теоретический характер самой экономической науки, т.е. в сущности, самую экономику как науку, превращая ее в описание и коллекцию исторических фактов; у Лесли это изучение хозяйственной истории превращается уже в общую историю**.

______________________

* См.: Gans-Ludassy. Die wirtschaftliche Energie, стр. 135-136.
** См.: Т. Cliffe-Leslie. On the philosophical Method of political economy, стр. 241.

______________________

Вместе со всем этим, крайние выразители исторической школы, с ее историко-сравнительным методом, более решительно, чем это делали сторонники староисторического направления, переплетают с историческим и этический момент. Ставя себе нравственные задачи, исследование в руках исторической школы уже окончательно теряло строго научный характер. Чем меньше она занималась тем, что есть, и чем больше тем, что должно быть, тем меньше историческая школа делалась научной, тем меньше было в ней научной ценности*. И по мере большего и большего этизирования, внесения в исследование этического элемента, исторический метод все больше и больше принимал своеобразный характер, превращаясь в особый политизирующий метод, или "этический", а само историческое направление экономической мысли превращалось в этическое, или "историко-этическое". Еще позднее, к нашему времени, в руках риккертианцев историзм нашел себе уже совсем своеобразную форму и содержание.

______________________

* См.: Gans-Ludassy. Die wirtschaftliche Energie, стр. 139.

______________________

Методология исторической школы переживала, таким образом, на пути своего развития три фазы: начало было сделано на основе умеренного эмпирического эволюционизма без отрицательного отношения к теоризму, с зачатками, однако, этицизма (староисторическое направление); в дальнейшем эмпиризм исторической школы принял характер гиперболического эмпиризма, довел до крайности отрицательное отношение к теоризму, впал в полнейший теоретический нигилизм, занявшись главным образом собиранием исторических фактов и все больше и больше, однако, привлекая к историческому изложению этический элемент оценки излагаемых фактов (новоисторическая школа); и, наконец, в своей новейшей фазе историческая школа, сохраняя тот же нигилизм теории, перешла к моменту оценки как важнейшему моменту своего построения и освещения явлений экономической жизни, превращая свой историко-сравнительный метод в "политизирующий".

Оценивая в общих чертах методологические заслуги исторической школы в области экономической науки, мы должны отметить, что историческая школа, идя по стопам О. Конта, впервые поставила проблему методологии в политической экономии. Эта постановка предрешила надолго постановку проблем экономической методологии: на первом месте ставились вопросы формальной логики (индукция или дедукция, или то и другое; если и то и другое, то в каком соотношении?); на втором месте выдвигались вопросы научного познания вообще; наконец как обобщающая методологическая проблема выдвигался вопрос об основной точке зрения, которой можно было бы руководствоваться при исследовании экономической жизни и вообще в познавании природы экономических явлений; по такой общей точке зрения, или по тому основному принципу, сквозь призму которого проводился весь познавательный материал, самый метод у историков получал название "исторического": под этим разумелся историзм как основной принцип, обобщающий в себе все идеи философских воззрений эмпирико-эволюционизма.

В отношении чисто логических проблем в экономической методологии историческая школа не дала ничего сколько-нибудь ценного в научном отношении; к тому, что сделано было Д.С. Миллем и Контом, ничего нового прибавлено не было. В смысле же теоретико-познавательном историческая школа определенно регрессировала в научном отношении; здесь ею был сделан сильный поворот назад и сравнительно с классиками, и сравнительно даже с ее первыми основоположниками как в ненаучной постановке и разрешении проблемы установления объекта экономической науки (отсутствие уменья абстрагировать, сливание экономической стороны социальных отношений, фактов, с неэкономическими), так и в отрицательном отношении к теории и теоретическим законам. Даже в установлении исторической точки зрения как важнейшей стороны методологической проблемы историческая школы не оставалась на высоте; в своей позднейшей фазе "историзм" ее был окончательно затушеван политизированием, оценкой, анализом не только того, что было и есть, а того, что должно было бы быть; историзм здесь вырождался в этицизм. Но заслуга исторической школы в том, что так или иначе методологическая проблема его была в политической экономии определенно поставлена, круг вопросов намечен, первый толчок дан, важность проблемы метода для политической экономии без колебаний признана.

4

С появлением "Исследования о методах социальных наук" Карла Менгера (в 1883 году) начинается новая фаза в развитии экономической методологии. "Исследования" Менгера пробили путь к выходу из заблуждений исторической школы в методологических вопросах и способствовали оживлению научно-экономической мысли. Менгер нанес своей книгой решительный удар тому пренебрежению, с которым относилась к теории историческая школа со своим историческим методом, снова возведши теоретический анализ на должную высоту в изучении народно-хозяйственной жизни.

Все внимание своих "Исследований" Менгер сосредоточивает на выяснении сущности народно-хозяйственных явлений и на природе экономического познания вообще. Он устанавливает двоякого рода познание: познание индивидуального и познание родового. Соответственно этим двум главным направлениям изучения, перед нами выступают две группы наук: исторические и теоретические. Для понимания и познавания явлений необходимы как исторический способ исследования, так и теоретический. Родовое познание имеет дело с правильностями, повторяемостью, с типичными явлениями, с типичными соотношениями. Познать и понять реальный мир мы не могли бы без родового познания. Так как с типическими соотношениями, с правильностями, с повторяемостью, с законами — словом, с родовыми понятиями имеет дело теория, то без теоретического способа изучения, по Менгеру, не может быть научного познания. Вот почему, по мнению Менгера, исторический метод никогда не мог вывести историческую школу на путь правильного и цельного, законченного познания; вот почему историческая школа, заменяя теорию историей, не могла никогда поставить политическую экономию на высоту истинной науки. В политической экономии, думает Менгер, одинаково имеют место, взаимно дополняя одно другое, и индивидуальное (историческое) познание, и родовое (теоретическое). Этим требованием Менгера теория была поставлена на старое место.

Вводя теорию на ее старое место, на котором она стояла в трудах классической школы, Менгер считает равным образом методологически неправильным отказ политической экономии от экономических законов. Если эмпирико-реалистическое направление может приводить только лишь к эмпирическим обобщениям, то ведь общественные науки знают, думает Менгер, другое еще направление — точное или теоретическое, приводящее исследователя к точным законам, подобным законам естественным. Обратно-дедуктивный метод, который так прокламировали О. Конт и староисторическая школа, Менгер считает, безусловно, неправильным в применении к экономической теории, так как проверка точной теории народного хозяйства на полном эмпиризме — это, по его мнению, "методологическая нелепость, непонимание оснований и условий точного исследования". Проверять чистую теорию народного хозяйства на опыте, в полной его действительности — это, говорит Менгер, "подобно тому, как если бы математик стал бы проверять основы геометрии посредством измерения реальных предметов, упуская из виду, что последнее вовсе не идентичны тем величинам, которые предполагает чистая геометрия"*. Менгер устанавливает для политической экономии чисто дедуктивный метод.

______________________

* Dr. Karl Menger. Untersuchungen fiber die Methode d. Socialwis. senschaften und d. Polit. Oeconomie insbesondere. Wien, 1883. Рус. перев. СПб., 1894, стр. 50.

______________________

Очень серьезную методологическую ошибку видит Менгер и в неспособности новоисторического направления разграничивать в познавательном отношении хозяйственную сторону в общественном явлении от всяких других не-хозяйственных.

В изучении только одной определенной стороны в социальном явлении Менгер видит не односторонность исследования, а необходимое методологическое требование, научную постановку всякой точной науки. Требование же изучать экономические явления в неразрывной связи их с общим социальным и государственным развитием народов Менгер считает методологическим абсурдом; всякое теоретическое изучение требует абстракции отдельных сторон социальных явлений*.

______________________

* См.: ibid., стр. 63.

______________________

Вместе со всем этим Менгер не отрицает идеи эволюции, идеи развития. Как представитель точно-реалистического направления Менгер эволюционист-эмпирик и близок к эмпиризму. В то же время он, по своей системе построения понятий, стоит в противоречии с эмпириками и близок к рационализму. Отсюда его двойственность*.

______________________

* Ср.: Gans-Ludassy. Die wirtschaftliche Energie, стр. 162. (Erster Theil: System der okonomistischen Methodologie).

______________________

Методологические "Исследования" Менгера, направленные против исторической школы и ее приемов исследования, послужили толчком к образованию нового направления в развитии экономической мысли. Устанавливая свой точно-реалистический метод, Менгер уже в "Исследованиях" своих устанавливает и основу, исходный пункт теоретического анализа для экономиста-исследователя; это — наблюдение сингулярных явлений человеческого хозяйства, причем именно возможно обширнейшее наблюдение; без такого наблюдения немыслима, по его мнению, никакая теория человеческого хозяйства. Экономическая теория, думает Менгер, не может ограничиваться исследованием только общей сущности явлений "народно-хозяйственной природы" (например, рыночных цен, вексельного курса, денежной валюты, банкнот, кризисов), но должна также заниматься исследованием и сущности единичных явлений человеческого хозяйства, как, например, сущности потребности индивидуума, сущности вещей, сущности даже таких явлений, которые, будучи чисто субъективной природы, проявляются исключительно в отдельном индивидууме, как, например, потребительная ценность в ее субъективном проявлении*. Здесь определенно вырисовывается у Менгера тот психологизм австрийской школы, который выступил на смену одряхлевшего историзма немецких эмпириков.

______________________

* См.: ibid., стр. 114-115 (немецкий текст, стр. 123-124).

______________________

"Исследования" Менгера, во всяком случае, нанесли серьезный удар историзму, раскрывши его упадочный характер и отрицательное значение для развития политической экономии. Методологическая заслуга Менгера была в том, что 1) он сумел резко подчеркнуть крайности и заблуждения исторической школы, что 2) он выдвинул вопрос о природе научного познания, что 3) снова поднял интерес среди экономистов к проблеме метода и, наконец, 4) поставил экономическую теорию на подобающее место. Само по себе, однако, его методологическое учение неглубоко, бедно логическим обоснованием, не обнаруживает основательной и всесторонней ориентировки в вопросах метода, не блещет определенностью и строгой выдержанностью. Важно уже одно то, что книга Менгера о методах общественных наук вызвала горячую полемику между отживавшей исторической школой, или, по крайней мере, ее историческим методом, и начинавшей формироваться новой школой в политической экономии — австрийской (психологической). "Психологизма" историческая школа по существу не была чужда. Но для того, чтобы двигать вперед экономическую мысль, ей нужно было лишь освободиться от некоторых заблуждений историко-эмпирического метода.

Поле для восприятия психологизма было разработано собственно уже немецкими историками. Быстрому формированию нового течения и нового (психологического) метода особенно способствовало развитие с 80-х годов прошлого столетия идей марксизма, выступившего в своей критике политической экономии на основе социалистического мировоззрения, вооруженного собственным методом и ставшего наносить решительные удары по всем слабым местам экономической системы и метода историзма.

Таким образом, третья фаза в развитии экономической методологии началась резкой реакцией против историзма и борьбой против исторического метода. Эта борьба сопровождалась, как мы говорили, выявлением и оформливанием, с одной стороны, психологизма с психологическим методом в политической экономии, с другой — развитием марксизма, с его особым историко-материалистическим методом. В ходе этих процессов, сыгравших решающую роль в развитии экономической методологии, большое значение имели замечавшийся вообще в это время повышенный интерес к вопросам методологии, углубление методологической проблемы, углубленное изучение логики и теории познания вообще, развитие социологии, философии, истории и социально-научного познания, в частности.

Результаты всего этого движения были весьма плодотворны в смысле развития экономической методологии. Борьба, начатая Менгером против исторического метода и методологических приемов исторической школы, привела, с одной стороны, к созданию психологического метода, с другой — к иному обоснованию исторического метода, обновившегося идеями фрейбургской философской школы; в то же самое время развивавшиеся и имевшие особенно в Германии большой успех идеи той же фрейбургской, а точно так же и марбургской школы выдвинули на видное место особую разновидность исторического метода — этический метод; наконец, в это время обосновывалась и развивалась и историко-материалистическая методология, выдвинутая школой Маркса.

Из этих различных течений методологической мысли многие переплетались взаимно: психологический метод нередко пропитывался идеями этицизма, этический метод — идеями психологизма и историзма; исторический в обновленной форме метод — и теми и другими. Лишь историко-материалистическое течение методологической мысли оставалось резко обособленным, ведя свою собственную линию и оставаясь в резкой оппозиции со всеми другими течениями.

Со всеми этими течениями мы должны теперь ближе познакомиться. Начнем с этической методологии, характерной для многих представителей исторической школы и нашедшей себе особенно благоприятную почву в Германии, предварительно, однако, остановившись несколько на теоретико-познавательных идеях фрейбургской школы в философии, которые оказали на экономическую методологию сильное влияние.

ГЛАВА VIII
ЭТИЧЕСКИЙ МЕТОД В ЭКОНОМИКЕ

1. Методологические идеи Риккерта. Момент оценки. 2. Сущность и исторические корни этического метода. 3. Критика этицизма в экономике (К. Менгер, Л. Поле, Фойгт). 4. Этицизму профессора Н.И. Кареева и Туган-Барановского. 5. Итоги и выводы.

1

Этизирование в экономике довольно тесно связано с историзмом. Уже О. Конт, как мы видели, был не чужд этицизма, поскольку связывал науку с делом служения интересам социальной реформы. Но особенно сильное влияние на развитие идей этицизма имела риккертовская философия, выдвинувшая в социальной науке момент оценки как необходимый прием при исследовании.

Еще К. Менгер в своих "Исследованиях" исходил из идеи разграничения познания родового и индивидуального, связывая с этим две различных по целям и по виду познания научных областей: историческую и теоретическую. Первая область — историческая — имеет дело, по его учению, с неповторяемым, конкретным, индивидуальным. Вторая — теоретическая — имеет дело с общими родовыми понятиями и соответственными явлениями; ее область — область закономерно, правильно повторяющихся явлений, она имеет дело с типами, типическими соотношениями, с законами. В области экономического знания к индивидуальному познанию относится история хозяйственного быта и экономическая статистика, к родовому познанию — экономическая теория.

Риккерт и Виндельбанд эту идею разграничения нашего познания развивают и углубляют. Виндельбанд (Гейдельберг) устанавливает противоположность между идиографическим и номотетическим способами мышления, Риккерт (Фрейбург) — историческим и естественно-научным. Вунд и Дильтей проводят противоположение вообще между естественными науками и науками о духе, естественно-научной логикой и культурно-научной*.

______________________

* В. Виндельбанд. История и естествознание. Актовая речь 1894 г. ("Прелюдии" в русск. перев. С. Франка. СПб., 1904, стр. 313-333). Г. Риккерт. Границы естественнонаучного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. СПб., 1903, перев. А. Водена. W. Diltey. Einleitung in die Geisteswissenschaften Versuch einer Grundlegung ffir das Studium der Gesellschaft und der Geschichte. Leipzig, 1883.

______________________

У Риккерта разграничение между историческим познанием и теоретическим (естественно-научным) идет так далеко, что приводит к своеобразным и совершенно противоположным двум методам изучения. Для Риккерта, "вся действительная жизнь есть исторический процесс"*. Исторический же процесс — это процесс, не знающий повторений, это постоянная смена явлений и событий во времени, совершающихся однажды. В форме именно такого исторического процесса осуществляется, по учению Риккерта, общественная жизнь. Если так, то в науках о культуре, в области социально-научного знания, возможно лишь историческое знание, т.е. описание индивидуального, неповторяющегося, только однажды совершающегося. В области социально-научного познания нет места, таким образом, для установления законов, так как в социальной жизни нет места для постоянства, правильностей, закономерностей. Там, где действительность должна быть постигнута в ее индивидуальности и обособленности, бессмысленно подводить ее под общие законы.

______________________

* Г. Риккерт. Границы естественнонаучного образования понятий, стр. 563. (СПб., 1903).

______________________

Конечно, и историческое знание нуждается в обобщении, т.е. в общих понятиях, но то, что связывает в такие общие понятия индивидуальные явления, есть не постоянство, не повторяемость, не правильность их, а их общее значение или ценность. Последняя объединяет, обобщает индивидуальные явления. Если в общественных науках идет речь об общих понятиях, то именно в только что изложенном смысле.

Социально-исторические понятия, по Риккерту, таким образом, носят телеологический характер. "Историк, — говорит Риккерт, — нуждается в выборе для того, чтобы отделить существенное от несущественного; от него всегда будут требовать, чтобы он умел отличить одно от другого" (282 стр.). Для такого разграничения историк не может обойтись без ценностей, без своего рода "оценок". Этим естествознание резко отличается от исторического знания, так как в естествознании исследователь может отвлекаться от всяких различий ценности. Об оценке речь идет у Риккерта как о логической оценке. Последняя нужна в историческом познании там, где нужно прибегать к общим понятиям и общим связям. Дело в том, что история не всем интересуется. "Она интересуется лишь тем, что имеет общее значение" (307 стр.). "История, — говорит Риккерт, — есть наука, имеющая дело с действительностью, поскольку она становится на общеобязательную для всех точку зрения и поэтому делает объектом своего трактования лишь имеющие значение, благодаря отнесению их к некоторой общей ценности, индивидуальные действительности или исторические индивидуумы" (317 стр.).

Вот для такого объединения индивидуальностей и для разграничения существенного от несущественного и нужно иметь в руках какой-то критерий, какую-то общую ценность, всеми признаваемую или являющуюся ценностью для всех. При этом по отношению к ценностям дело идет, по учению Риккерта, не о произволе в выборе той или иной ценности. Напротив, в историческом познании всегда принимается формальная предпосылка, что существуют же ценности, притязающие на безусловно общую обязательность. А достаточно уже принять такую предпосылку, чтобы согласиться, что выбор ценности — не продукт чистого произвола (534, 535 стр.). Такой выбор, как думает Риккерт, не упраздняет объективность исторического познания, не устраняет его общеобязательность. Если и получается в данном случае возможность говорить о "субъективизме", то, как представляется самому Риккерту, речь может идти лишь о "гносеологическом субъективизме", не упраздняющем по существу дела научной объективности (стр. 555).

Методологические взгляды Риккерта, поскольку они применялись к политической экономии, способствовали, во-первых, укреплению в ней идей историзма в смысле отрицания теоризма и экономических законов; во-вторых, внесению в экономику момента оценки, всегда принимавшей этическую окраску, хотя сам Риккерт хотел придавать этой оценке лишь чисто логический характер, т.е. характер чисто логической или гносеологической оценки; и, в-третьих, пропитыванию экономической методологии элементами субъективизма, превращавшими этико-исторический метод в субъективный метод.

Методологические идеи фрейбургской школы поспешили внести в политическую экономию особенно в Германии; среди немецких экономистов, заинтересовавшихся идеями Риккерта-Виндельбанда, можно назвать Макса Вебера, Готтля, Штефингера. Равным образом под влиянием тех же идей ряд других экономистов занялся проблемами в области теоретического познания и образования социально-экономических понятий; таковы: Шпанн, Эйленбург, Альфред Вебер и многие другие.

В результате этого движения методологической мысли среди экономистов особенно выдвинулись проблемы теоретико-познавательные. Бывшие раньше споры о том, что лучше для развития экономической науки, индуктивный метод или дедуктивный, или, если дедуктивный, то какой именно: абстрактно-дедуктивный, или обратно дедуктивный, т.е. дедуктивный с обратной проверкой путем индукции, — все эти споры теперь отошли на задний план; они считались уже не более, как наивными, так как о правомерности и того и другого метода ни у кого сомнений больше не было. Вместо этих вопросов на первое место выступили вопросы о сущности экономического познания, об образовании социально-экономических понятий и о руководящей точке зрения при исследовании и изложении. Вместе с этим, однако, в политическую экономию все решительнее и решительнее стали проникать элементы этики, которым вообще историческая школы и в Германии, и в Англии не была чужда и которым идеи риккертовской школы открывали легкий доступ и Довольно свободное проникновение: уже не находили необходимым обсуждать только сущее, но вместе с тем непременно и долженствующее быть; стали думать, что трактование, с точки зрения долженствования, дает теоретическому анализу необходимую полноту и цельность. Получилась возможность, в конце концов, говорить об особом этическом методе.

2

Сущность этического метода в политической экономии так же, как и в общественных науках вообще, сводится к трактованию явлений исследуемой области не только так, как они существуют в действительности, но и с точки зрения должного. Дело идет, таким образом, о внесении в исследование оценок, так как для того, чтобы определять, каковы должны были бы быть явления сущего, необходимо их оценивать и, следовательно, обладать каким-то критерием ценности. Предполагается при этом, что этот оценивающий критерий может быть выведен только из этического a priori. Сторонники этического метода полагают, что политическая экономия не может ограничиваться познанием того, что есть, но и в праве выносить суждения о том, что должно быть*.

______________________

* См.: Albert Hesse. Die Werturteile in der Nationalokonomie. Jahrbiicher fur Nationalokonomie und Statistik. III. Folge. Bd. XLIII, стр. 179.

______________________

Само собою разумеется, что там, где оцениваются факты с точки зрения долженствования, необходимо вводится в трактование точка зрения цели; если исследователь ставит себе задачей не только понять, как развиваются и складываются явления, но и то, как они должны были бы сложиться, то для исследователя необходимо в данном случае исходить из какой-то наперед поставленной высшей цели развития, чтобы судить о том, насколько данное явление отвечает или не отвечает должному. При оценке, следовательно, причинного соотношения между явлениями недостаточно; необходима телеология, телеологическое соотношение, трактование с точки зрения цели, целесообразности. Этический метод всегда поэтому сопровождается телеологизмом, постановкой целей. Равным образом, раз только оценивающий критерий не может быть выведен из данных объективной действительности, а дедуцируется на основе этического a priori, то в силу этого этический метод не может быть строго объективным и неизбежно содержит в себе элементы субъективизма.

Корни этического метода, как мы видели, даны были еще в исторической школе. Пока классики и физиократы исходили в своем учении о законах народно-хозяйственной жизни из идеи естественного порядка, естественных законов, из идеи о таком "ordre naturel", в котором само собою все приводит к социальной гармонии, до тех пор им незачем было оценивать, искать высших целей. Но по мере того, как историческая школа развенчивала этот старый взгляд о каком-то "естественном порядке", открывалось место для телеологических оценок. "Чем более развивается взгляд, — говорит Альберт Гессе, — что такого естественного порядка в хозяйственной жизни не существует, что экономические явления зависят от права и нравственности и покоятся на сложных психологических основах, а не только на личной выгоде и благоразумии, тем более открывались места для практических мероприятий и телеологической оценки и тем более познание о развитии хозяйственных явлений стало соединяться с их оценкой по историко-этическому разумению"*.

______________________

* Ibid., стр. 179.

______________________

Точно так же еще с другой стороны историческая школа открывала возможность внесения в политическую экономию элементов этики: она объектом экономического изучения брала экономическую жизнь во всем ее целом, со всеми, примыкающими к ней сторонами общественной жизни, т.е. одновременно с правом, нравственностью, этикой, религией, эстетикой и т.д. она старалась трактовать экономические факты в их неразрывной связи со всем социальным. Этим уже включались в экономику и этические элементы; они входили сами собою в экономическое трактование, поскольку познание историков не умело абстрагироваться от неэкономической стороны при изучении экономической жизни.

Но особенно способствовали внесению этики в экономику идеи риккертовой философии, поскольку они проникали в политическую экономию. Если общественно-хозяйственную жизнь приходится изучать в ее движении и изменениях, в процессе развития, то единственно научным познанием народно-хозяйственной жизни могло быть лишь историческое познание, отнюдь не естественно-научное, применимое при изучении естественных явлений природы. Историческое же познание, с точки зрения риккертовской методологии, как мы видели, требовало внесения момента оценок. Правда, Риккерт думал, как мы уже говорили, что дело идет в данном случае об оценках логических или гносеологических, оценках теоретико-познавательных. Но, говорит по этому поводу А.А. Чупров, по существу своему эти критерии базированы, однако, психологически, а не логически, как и тот расчет, который побуждает производить перепись лошадей и коров и не считать воробьев*.

______________________

* См.: А.А. Чупров. Очерки по теории статистики. СПб., 1909, стр. 50-51.

______________________

Равным образом внесение идей марбургской школы в политическую экономию, идеи школы так называемых неокантианцев (Коген, Наторп, Штаммлер, Форлендер, Штаудингер и др.), выдвинувших в качестве верховного критерия при оценках кантовскую идею равноценности человеческой личности, также немало способствовало распространению идей этической методологии. В русской общественной мысли такое же значение имела так называемая субъективная школа русских социологов (П. Лавров, Н.К. Михайловский, Н.И. Кареев и др.)

Уже по одному тому, что корни происхождения и образования этической методологии чрезвычайно, как мы могли видеть, широки и обильны, необходимо заключить о весьма многочисленных сторонниках этического метода в политической экономии. В исторической школе адепты этического метода образовали целое "этическое направление", главнейшими представителями которого были Шюц, Гильдебранд, К. Дитцель, Кауц, Шмоллер, Густав Кон, Геркнер, Брентано, Конрад, Эйзенгарт, Лексис, Филиппович, Шеффле, Вагнер; в Англии — Маршалл. В сущности, едва ли можно найти из сторонников исторической школы в Германии, если брать ее со всеми ее различными разветвлениями, хотя бы одного экономиста, который не вносил бы этический элемент в экономическое исследование. Для Шмоллера политическая экономия, когда она задается целью представить всю совокупность народно-хозяйственных явлений, в связи с их последними общественными причинами, неизбежно становится на путь философско-исторического и этического исследования; такова именно общая часть политической экономии. Что же касается особенной, то она, как думает Шмоллер, "отыскивая главным образом причины отдельных явлений и из предшествующего хода событий, делая заключения о будущем, она к этим последним заключениям постоянно примешивает, в качестве руководящих мотивов, этические оценки и телеологические представления о ходе истории человечества и судьбах данного государства"*. Шмоллер вообще может считаться вождем этического направления в политической экономии**.

______________________

* G. Schmoller, статья в "Handworterbuch der Staatswissenschaften". В русском переводе: Густав Шмоллер. Наука о народном хозяйстве, ее предмет и метод. М, 1897, стр. 15.
** Ср.: A. Voigt. Theologische und objective Volkswirtschaftslehre, an Beispielen erlautert (Zeitschr. fur Sozialwissenschaft. 1913. Heft 8-9 и далее), стр. 521, 522.

______________________

Шпанн идет в данном направлении так далеко, что корень всякого хозяйствования считается этическим. Индивидуальная хозяйственная деятельность по своей внутренней природе, говорит Шпанн, полна этического; этического потому, что хозяйственная деятельность зависит от моего решения, хочу ли я жить и хозяйствовать и в каком смысле и объеме!*

______________________

* См.: Dr. Othmar Spann. Der logische Aufbau der Nationalokonomie und ihr Verhaltnis zur Psychologie und zu den Naturwissenschaften. Ein methodologischer Versuch (Zeitschr. f. d. Ges. Staatsw. 1908.1. Heft), стр. 56.

______________________

Для Г. Кона равным образом всякое экономическое явление есть в то же время и этическое. Изучение его поэтому всегда должно сопровождаться этической оценкой*.

______________________

* См.: G. Cohn. Grundlegung der Politischen Oekonomie. 1888, стр. 176 и след.

______________________

3

При таком до крайности свободном расширении области экономического исследования и вплетении в экономическое этических элементов необходимо было ожидать решительного протеста среди объективно настроенных экономистов. Еще Менгер в своих "Исследованиях" указывает, что по отношению к теоретической части политической экономии этическое направление экономической мысли является "методологическим недоразумением, непониманием истинной сущности теоретического исследования в области народного хозяйства и ее специальных задач"*. В особенности неуместной считает Менгер идею этического направления в эмпирико-реалистической теории народного хозяйства. "Стремление к этическому направлению нашей науки представляется, — говорит Менгер, — отчасти остатком древности, в иных отношениях — остатком средневекового аскетического миросозерцания, в значительной же степени оно является жалкою опорою для научной посредственности... Типическим признаком лиц, обладающих недостаточными силами для разрешения проблем своей науки, является стремление — путем привлечения результатов других наук и механического применения их добиваться удовлетворительных решений в собственной области исследования"**.

______________________

* К. Менгер. Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности, стр. 280, "Приложение IX".
** Ibid., стр. 283-284.

______________________

В новейшей немецкой экономической литературе особенно резкое нападение на привнесение в экономику этических элементов, оценок и политизирования можно найти у профессора Людвига Поле в его "Современном кризисе в немецкой политической экономии". Поле видит положительную опасность для научного исследования в тех случаях, когда исходят из предпосылок или ставят цели. Опасность получается двойная: из теорий выбирать только такие, которые удобно применить для обоснования хозяйственно-политических целей, а из фактов — точно так же только такие, которые соответствуют целям. Отсюда получаются, говорит Поле, не научные теории, а псевдотеории. Благодаря произвольному и одностороннему выбору между фактами, получается совершенно одностороннее исследование хозяйственных отношений: тех явлений, которые не подходят к желательной теории, просто не желают замечать. Отсюда необходимо вытекает, по мнению Поле, недостаток в объективности; отсюда неизбежна переоценка политических факторов, — и в результате — неверное установление фактического развития*. Этизирование, по мнению Поле, неизбежно приводит в политической экономии к политизированию, и это политизирование задерживает развитие экономической науки и приводит к кризису экономической теории, как он выразился, особенно ярко в Германии. Упадочное современное состояние политической экономии в Германии Поле объясняет именно этим этизированием и политизированием.

______________________

* См.: Pohle Ludwig, Prof. Die gegenwartige Krisis in der deutschen Volkswirtschaftslehre. Betrachtungen iiber das Verhaltnis zwischen Politik und nationaloko-nomischer Wissenschaft. Leipzig, 1911. стр. 97, 99, 101, 102, 113. Критика Поле, разумеется, не могла понравиться представителям этического направления в экономике. С возрождениями против статьи Поле и в защиту этизирования выступил Геркнер, доказывавший, что оценка неизбежна, что без нее обойтись нельзя при исследовании, особенно при классификации фактов, что гораздо лучше открыто оценивать явления, чем скрывать свою оценку от читателя и оставаться во все время исследования за кулисами, что обходиться без критерия оценки вело бы только к тому, что "процеживались бы комары, а проглатывались верблюды" (См.: Н. Herckner. Der Kampf um das sittliche Werturtel in der Nationalokonomie. Schmoller's Jahrbuch. H. 2. Jahrgang 36, стр. 1-41).

______________________

Отсутствие строгой объективности в исследовании — преобладающая черта в современной политической экономии. "Мы стоим еще, — говорит по этому поводу Фойгт, — в настоящее время почти крепко в телеологической фазе развития. Всюду исходят из цели, всюду знают цели раньше, чем устанавливают отправной пункт, исходную точку. Всюду знают то, что должно быть, раньше, чем-то, что есть. Но так же мало, как мало могла бы выиграть наука ботаники, поскольку она стала бы рассматривать растения только как медикаменты, созданные богом, целительную силу которых нужно найти и весь рост и бытие которых должны исходить из цели служения людям, — так же мало может выиграть политическая экономия, если она будет понимать себя как науку медицины большого социального тела, причем вопрос в последнем случае осложняется еще тем, что социальные медики никогда не сходятся в том, — действительно ли имеется — болезнь в социальном теле, где именно боль и в какой степени*.

______________________

* A. Voigt. Teleologische und objective Volkswirtschaftslehre, an Beispielen erlautert. (Zeitschrift fur Sozialwissenschaft. 1913, Heft 8, 9 и ел., стр. 525).

______________________

Фойгт считает неотложной задачей современной политической экономии отказ от телеологии, полагая, что только таким путем она может сделаться наукой. Особенное зло он видит в том, что многие из представителей этического течения сами не сознают последнего, считая себя строгими объективистами. Чтобы освободиться от зла, нужно, прежде всего, сознать зло (стр. 525). Мы должны, говорит Фойгт, при объективном исследовании не явления подчинять нашей системе понятий — это вид телеологического трактования, — но мы должны наши понятия приспособлять к явлениям, их так образовывать, чтобы они служили, возможно, совершеннее выяснению явлений*.

______________________

* См.: ibid., стр. 528.

______________________

4

Нередко можно встретить взгляд, что научный объективизм может уживаться с этическим субъективизмом, что один другому не только не противоречит, но и дополняет друг друга. Первый может беспристрастно же констатировать факты и делать из них выводы, второй оценивать, беспристрастно же, объективно констатированные факты и беспристрастно же делать те или другие нравственные заключения. Так думает, например, наш русский социолог Н.И. Кареев. "Этический субъективизм в социологии, — говорит он, — есть не что иное, как проявление интереса не к одним только внешним явлениям социальной жизни, но и к человеческой личности, живущей в обществе, интереса, не могущего быть простым теоретическим интересом, какой способны возбуждать к себе вещи и наравне с ними разные внешние общественные явления, каковы культурные и социальные формы, т.е. интереса, в одно и то же время теоретического и этического. Социологические теории, так сказать, не удостаивающие своим вниманием человеческую личность, могут, пожалуй, гордиться своим объективизмом, но в этом объективизме нет большой заслуги. Напротив того, он искажает представление социальной действительности, отнимая у нее то, что придает ей наибольший человеческий интерес. Если в социологическом субъективизме, дополняющем собой объективизм, проявляется этическое отношение к личности, взятое в положительном смысле, то социологический объективизм, требующий устранения такого субъективизма, заключает в себе этическое отношение к личности уже чисто отрицательного свойства, т.е. прямо несправедливое отношение к личности, именно приравнивание ее к вещи, что и теоретически неверно"*.

______________________

* Н. Кареев. Введение в изучение социологии. Изд. 2-е. СПб., 1907, стр. 334-335.

______________________

Такое же признание этических оценок в научном исследовании и такие же взгляды на роль этики при изложении и исследовании социальных явлений, какие Н.И. Кареев проводит по отношению к социологии, развивает М.И. Туган-Барановскийпо отношению к политической экономии. "Исследования сущего и должного представляют собой, — говорит М.И. Туган-Барановский в "Основах политической экономии", — логически совершенно разные проблемы. Однако и тут полное разделение невозможно. Выше уже было указано, что первый шаг теоретического исследования — описание и классификация экономических явлений — не может не испытывать влияния практических задач исследования. Поэтому и экономическая теория не может быть изучаема совершенно независимо от экономической политики"*.

______________________

* М.И. Туган-Барановский. Основы политической экономии. Второе перераб. изд. СПб., 1911, стр. 34.

______________________

Подобно Карееву, Туган-Барановский думает, что в теоретическом исследовании, когда приходится описывать и классифицировать и для этого отделять существенное и важное от несущественного и неважного, необходимо прибегать к этике, чтобы возвыситься над различием интересов, с которыми приходится считаться при решении вопроса о важности и неважности; необходимо найти такую точку зрения, с которой практические выводы науки должны быть обязательны для всех общественных групп, независимо от их частных интересов. Туган-Барановский думает, что такая точка зрения есть — это точка зрения этическая: "Становясь на точку зрения этики, — говорит он, — мы получаем, следовательно, возможность возвыситься над противоположностью интересов и находим практический интерес, общеобязательный для всех людей с нормальным нравственным сознанием"*. Центральной идеей современного этического сознания является, по мнению Туган-Барановского, идея равноценности человеческой личности. При этом так же, как и Кареев, Туган-Барановский убежден, что внесение этической идеи в теоретический анализ не мешает объективности анализа. "Привлечение этического элемента, — говорит он, — не подрывает объективного значения экономической теории, ибо этот элемент занимает в экономической теории лишь строго определенное место. В области объяснения экономических явлений, сведения их к причинным отношениям, для этого элемента, конечно, нет места. В общем, этика, социальный идеал не вредит научности экономической теории, но лишь в том случае, если в научном рассуждении строго различаются области сущего и должного. Идеальные и объективные элементы могут идти рядом в экономической теории, но, однако, так, чтобы всегда было ясно различие природы тех и других — подобно тому, как вода и масло в одном сосуде не смешиваются друг с другом, хотя и находятся в непосредственном соседстве"**.

______________________

* Ibid., стр. 20.
** Ibid., стр. 34-35.

______________________

Такие взгляды во вкусе самого непосредственного эклектизма не мешают, однако, Туган-Барановскому отмежевываться от Риккерша и не считать себя его последователем. "Я, — говорит Туган-Барановский, — не могу себя причислить к последователям Риккерша"*. Тугана-Барановского отделяет от Риккерта отношение к вопросу о принципиальном различии между естествознанием и общественными науками. Если Риккерт склонен ослаблять значение естественно-научных элементов в общественных науках, то Туган-Барановский, наоборот, естественно-научную точку зрения в общественных науках, например, в политической экономии, склонен считать вполне законной.

______________________

* Ibid., стр. 35.

______________________

Казалось бы, такой взгляд Туган-Барановского на значение для политической экономии естественно-научной точки зрения стоит в непримиримом противоречии с его привлечением в политическую экономию как науку этики. Казалось бы, невозможно же согласовать этические элементы с естественно-научными, с точки зрения стройного единства научного познания. Казалось бы невозможной научной задачей примирение строгой научной объективности с этизированием. Но Туган-Барановский и не отстаивает чисто объективное построение социальной науки. В стремлении марксистов к "чисто объективному построению" он видит очевидное противоречие: Туган-Барановский полагает, что марксистская идея классовых интересов логически ведет к признанию того, что социальная наука не может не отражать классовых интересов, а признание последнего логически ведет к отрицанию "чисто объективного построения социальной науки". Чтобы выйти из этого противоречия, марксизму необходимо, с точки зрения Туган-Барановского, признать общеобязательные этические нормы и введением их в науку свести сталкивающиеся интересы классов к общей теологической основе. Туган-Барановский приходит, таким образом, к телеологии. Вполне логически у него телеологизм идет рука об руку и неизбежно с этицизмом: где оценивают, там ставят и цели; где ищут "должное", долженствующее быть, там приходится намечать конечные цели, идеалы.

5

Если свести к одному целому положения, выставляемые сторонниками этического метода в защиту внесения этических элементов при изучении социальных, а следовательно, и экономических, явлений, то мы получим следующего рода положения:

1) строгий объективизм игнорирует (якобы) человеческую личность, что ведет к неполноте исследования, обесценивает и обездушивает последнее (Н.И. Кареев); 2) такое игнорирование личности в научном исследовании несправедливо по отношению к личности (Н.И. Кареев); 3) социальная теория не может обойтись без оценок, так как уже при классифицировании социальных явлений нужно иметь критерий для различия существенного; этика и дает нам этот критерий в этической идее равноценности человеческой личности (М.И. Туган-Барановский); 4) внесение этики в социальный анализ не мешает объективности анализа, ибо этическое идет рядом, не сливаясь с объективным, а телеология может мирно уживаться с причинным объяснением (Туган-Барановский); 5) чисто объективное построение социальной науки немыслимо, так как социальная наука не может не отражать классовых интересов; отсюда является неизбежным включением в политическую экономию и в социальную науку вообще этического субъективизма или, по крайней мере, общеобязательных этических норм (Туган-Барановский).

Некоторые из всех этих положений построены на недоразумении, некоторые же страдают отсутствием строго логической, серьезной аргументации. Если объективизм и игнорирует личность, отводя ей в социальном анализе недостаточно видное место, то отсюда еще не следует, что сторонники строгого объективизма относятся к человеческой личности с недостаточным уважением. Для объективности устранение личности из социального анализа является лишь средством более полного, более точного и более надежного познания. Прав П.Б. Струве, когда в своих "Критических заметках по вопросу об экономическом развитии России" говорит: "Игнорирование личности в социологии или, вернее, ее устранение из социологии есть, в сущности, только частный случай стремления к научному познанию"*. В целях научного познания необходимо должна быть принесена, говорит Гумплович, тяжелая жертва: на алтарь своего познания социология приносит в жертву человеческую личность**. Дело идет, следовательно, не об игнорировании человеческой личности и не об оказываемой по отношению к ней несправедливости, а о необходимом методологическом приеме.

______________________

* П.Б. Струве. Критические заметки по вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894.
** См.: L. Gumplovicz. Soziologie und Politik. Leipzig, 1892, стр. 72.

______________________

Что касается "оценок", якобы неизбежных при изучении социальных явлений, то и здесь сторонники внесения этики в политическую экономию и в социальную науку вообще не приводят в свою защиту достаточно убедительных аргументов. Правда, при классификации социальных фактов исследователю приходится одни факты или признаки принимать за существенные, другие за второстепенные и безразличные; но в данном случае исследователь руководствуется не соображениями морального или этического характера, а соображениями логическими и методологическими, не имеющими ничего общего с этическими идеалами. Чтобы в этом убедиться, достаточно остановиться хотя бы на том примере, который приводит Туган-Барановский в доказательство необходимости применения, при исследовании, "оценок". В качестве примера Туган-Барановский берет явление заработной платы. Заработную плату, говорит он, можно рассматривать и как категорию издержек производства, и как категорию дохода. Категорией издержек заработная плата представляется, если ее рассматривать с точки зрения капиталиста. Напротив, с точки зрения рабочего заработная плата — доход. Для теоретического изучения и построения далеко не безразлично, рассматривать ли заработную плату как доход или как издержки производства. Как же быть в данном случае? Выход из этого Туган-Барановский видит в обращении за помощью к этике, в применении в изучении экономических явлений этической точки зрения. Есть возможность, говорит Туган-Барановский, возвыситься над различными интересами классов, над противоположностью классовых интересов. Стоит лишь стать на точку зрения идеи равноценности человеческой личности, и построение единой политической экономии станет возможным. С этой точки зрения, как думает Туган-Барановский, заработная плата есть не расход, а доход общества, ибо рабочий есть человек, и экономисту-исследователю нужно базироваться не на интересе рабочего или капиталиста, а на интересе человека вообще, как "носителя святыни человеческой личности"*. Выходит, следовательно, что этическая точка зрения помогает исследователю в построении стройной единой науки.

______________________

* М.И. Туган-Барановский. Основы политической экономии, стр. 26.

______________________

Методологически дело обстоит, однако, иначе. К построению единой науки можно прийти, не прибегая к этике. Конструирование понятия заработной платы с точки зрения рабочих интересов и с точки зрения интересов капиталистического класса, разумеется, может привести к различному построению экономической теории, к двум различным теориям, дать в результате две "науки": одну "пролетарскую", другую "буржуазную", и в том, и в другом случае субъективных. Но для получения единой науки, подлинной, объективной, вовсе не требуется этики. Если конструировать понятие заработной платы с частно-хозяйственной точки зрения, то, действительно, заработная плата будет рассматриваться или с точки зрения рабочего, или с точки зрения капиталиста, и в результате — один и тот же экономический факт приведет к двум различным экономическим категориям (дохода или расхода). Но исследователь может избегнуть такого действенного результата, когда станет рассматривать явление заработной платы не с частно-хозяйственной точки зрения, а с общественно-хозяйственной. С точки зрения всего общественного целого, т.е. с социальной, заработная плата есть часть общественного дохода, так как она есть доля рабочих в общественном дивиденде, т.е. в том, что остается в общественном производстве за вычетом издержек производства и что подлежит разделу между капиталистами и рабочими. С общественно-хозяйственной точки зрения, иного конструирования понятия заработной платы, как только категории общественного дохода, и быть не может. Мы получаем, таким образом, научную категорию заработной платы не потому, что рассматриваем ее этически, с точки зрения каких-то верховных ценностей, а потому, что применяем необходимый в изучении социально-хозяйственных фактов методологический прием: изучаем их не с частно-хозяйственной точки зрения, а с социальной, с точки зрения общественного хозяйства в его целом. Для научного построения экономической категории (заработной платы) нам не потребовалось, таким образом, никакой этики, никакой особой внеклассовой "оценки", никаких верховных этических ценностей, никаких этических идей равноценности. Для научного построения экономических понятий понадобился лишь научный методологический прием, одинаково обязательный (методологически и логически) как для экономиста-пролетария, так и для экономиста-буржуа. Самая чистая пролетарская точка зрения не приведет к научному образованию понятий, если экономическое исследование построено будет на частно-хозяйственной, а не на социальной основе. Итак, социальная теория может совершенно обойтись без этических оценок.

Если сторонники внесения этики в социальную науку думают, что этика идет в исследовании рядом с объективным анализом, не сливаясь с ним, как масло и вода в одном сосуде, то такой аргумент в пользу привнесения этического элемента в социальную область науки не может быть убедительным. Научная ценность всякой теории — в единстве и однородности входящих в нее научных понятий: если в одну и ту же теоретическую научную систему входят настолько разнородные понятия, что они не могут органически составлять общих рядов, не могут сливаться, а остаются раздельно, подобно маслу и воде, то никоим образом нельзя получить стройной научной теории. Экономическая теория может быть научно построена только из однородных экономических категорий; всякое привнесение в нее чужеродных категорий, например, этических, приведет к невозможности научного построения, нарушит цельность, единство и стройность. С этой стороны, привнесение этических моментов оценки в политическую экономию методологически совершенно неприемлемо. Неприемлемым, равным образом, является и совмещение телеологизма с причинным объяснением. Научность всякой теоретической системы определяется не только однородностью составляющихся ее научных понятий, но и единством метода. Одновременное же применение в исследовании и телеологии и каузального анализа это единство метода нарушает, Всякое понятие, выведенное телеологически, по своему образованию будет уже иной природы, иного строения, чем понятия, полученные в результате причинного анализа. Телеология и причинность в одной и той же системе, примененные одновременно к одной и той же области жизненных фактов, неизбежно поэтому нарушат и методологическое требование однородности научных понятий.

Что же касается того, что вообще не может быть чисто объективного знания, что всякое наше познание до некоторой степени всегда носит черты субъективности, что, следовательно, этический субъективизм неизбежно должен быть включен в политическую экономию, то и здесь аргументация сторонников этического субъективизма вообще недостаточно сильна. Всякий исследователь в области социальных и всяких иных явлений, конечно, может ошибаться, заблуждаться, может вносить в исследование свои субъективно-психологические настроения, впадать в тенденциозность, проводить субъективные взгляды и стремления (сознательно или бессознательно). Но задача научного исследователя в том и состоит, чтобы освободиться и отрешиться при исследовании от всего лично-субъективного, от привнесения в исследовании всякого рода субъективно-психологических настроений. Всякое научное понятие — это продукт не обыденного повседневного мышления, а результат предварительной логической и методологической обработки, результат научного познания. Научное же познание — это продукт многовекового опыта человечества, в котором есть место общеобязательному и общезначимому для всех с нормальным мышлением, независимо от различий класса, профессий, индивидуальных склонностей и психологических особенностей. Логика едина для всех. И поскольку можно говорить и в течение тысячелетий говорят о науке, поскольку нужно признать возможность объективного познания, объективной науки.

ГЛАВА IX
СУБЪЕКТИВНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ МЕТОД

Характерные черты субъективно-психологического метода. 1. Возврат к теоризму; точка зрения и принцип идентичности. 2. Психологизм; субъективные оценки. 3. Индивид и индивидуальное хозяйство как отправной пункт. 4. Индивидуалистическая точка зрения (частно-хозяйственная основа). 5. Реалистический эмпиризм. 6. Отождествление принципов индивидуального хозяйства с принципами общественного хозяйства. 7. Примат потребительного момента. 8. Итоги и общая оценка

Субъективно-психологический метод сложился и развился в борьбе против исторического метода. Его выдвинули и ввели в область экономической науки представители австрийской психологической школы, быстро завоевавшей себе симпатии и нашедшей сторонников не только в Австрии (К. Менгер, Визер, Бем-Баверк), но и в других странах, особенно в Америке и Англии (англо-американская школа Маршалла-Кларка).

Особенности субъективно-психологического метода определенно были выдвинуты уже у К. Менгера в его "Исследованиях". В процессе развития австрийской психологической школы, эти особенности и своеобразия субъективно-психологического метода все ярче и ярче выявлялись, закреплялись, пополнялись новыми чертами, приходили мало-помалу в некоторую систему. Наиболее выпукло идеи субъективно-психологического метода сложились у крайнего представителя австрийской школы, у Роберта Лифмана*. Эти методологические воззрения у Лифмана мы считаем наиболее характерными для субъективно-психологического направления, и их мы будем иметь в виду, главным образом, при характеристике субъективно-психологического метода.

______________________

* См.: Robert Liefmann. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre, I-II тт. Stuttgart und Berlin, 1917; также ряд его журнальных статей, ниже цитируемых.

______________________

1

Уже К. Менгер, как мы видели, определенно вводит теорию на подобающей ей место, настаивая на возврате к чистой дедукции, абстрагированию, широким обобщениям и установлению экономических законов. Сам Менгер в данном направлении идет так далеко, что стоит в политической экономии за полную дедукцию, считая нелепостью даже обратно-дедуктивный метод. Но у позднейших представителей австрийской школы нет такого абсолютного, отрицательного отношения к индукции. В настоящее время, говорит Лифман, мы знаем, что неизбежно применение и того и другого метода: и индукции, и дедукции. Когда же и как нужно применять тот или иной, об этом ничего нельзя сказать определенно; это зависит от исследуемого объекта и от личных способностей и дарований исследующего*. Индукцию Лифман находит более правильным применять при исследовании явлений, сопровождая эти исследования и необходимым абстрагирующим анализом; дедукция же, по его мнению, применима, главным образом, при изложении, которое должно развиваться, как он думает, чисто дедуктивно**.

______________________

* См.: R. Liefmann. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre. I. Band, 1917, стр. 215.
** См.: ibid., стр. 222-223.

______________________

Для психологического направления метод все же важен и играет большую роль; важен постольку, по крайней мере, поскольку он ведет к теории. Путем методологии психологисты возвращают экономическую науку снова к теории, снова воскрешают в политической экономии теоризм, столь процветавший у классиков*.

______________________

* См.: Gans-Ludassy. Die wirtschaftliche Energie. Erster Theil: System der okonomis-tischen Methodologie. Jena, 1893, стр. 166.

______________________

Психологическое направление не довольствуется простым описанием фактов, простым нагромождением исторического материала. "В хозяйственной науке, — говорит Лифман, — в которой спорно даже понимание ее объекта, является задачей, в большей степени, чем это в большинстве наук о духе, объяснить, установить основные явления, привести в порядок хаос имеющихся в ее области представлений, сделать соответствующие упрощения; произвести образование типов, играющее большую роль, дать единое замкнутое объяснение хозяйственных явлений и вывести их развитие из общих научных основ"*.

______________________

* Ibid., I, стр. 16.

______________________

Самый процесс образования понятий субъективно-психологический метод согласует с требованиями общей теории познания, развиваемой школой Риккерта. Так, Лифман различает объект исследования и объект познания, понятия обыденного, повседневного мышления и понятия "научного мышления". Уже переработанные в мышлении мыслимые объекты повседневного опыта, согласно Лифману, делаются научно-познавательным объектом, причем они объединяются одной, единою, для них всех общеобязательною, служащею научному познанию точкою зрения. Эту общую объединяющую и общезначимую точку зрения Лифман называет, следуя за Мюнстербергом, принципом идентичности*. Эта точка зрения как общий принцип для научной классификации данных опыта дает единственно надежный критерий для экономиста при образовании экономических понятий. На основе избранной точки зрения экономист-исследователь "из опытного объекта выбирает лишь излюбленную, нужную ему сторону, изолирует ее от всех других сторон, абстрагирует — ибо и научное мышление не может обнимать все бесчисленные стороны опытного объекта — и полученные таким образом черты познаваемого объекта должны уже относится ко всем объектам изучаемой области"**. Субъективно-психологический метод таким "принципом идентичности", такой общей и обобщающей точкою зрения отнюдь не склонен считать точку зрения материального производства. Материальное производство, создание материальных благ может еще быть, говорит Лифман, основой для материальной техники или технологии; но оно никоим образом не может стать точкой зрения для политической экономии, для объяснения явлений меновых. Если и были попытки признания материального производства за "принцип идентичности", то эти попытки, по мнению Лифмана, ни к чему не приводили, всех явлений хозяйственной жизни они объяснить не могли. Так пытались делать, говорит Лифман, в течение более чем столетия, прежде всего и последовательнее всего классики, затем недавно — крайние материалисты и все те, кто, подобно Кларку и Шумпетеру, сводят экономическую проблему к "количественным отношениям", к отношению, в котором находятся друг к другу количества благ***.

______________________

* См.: ibid., I, стр. 111.
** Ibid.
** См.: ibid., I, стр. 112.

______________________

В "материально-количественном" понимании объекта политической экономии Лифман видит смешивание хозяйства и техники и, следовательно, основную ошибку, которую он считает свойственной и присущей всем господствующим теориям. Эту ошибку Лифман видит у Германа (его он считает для Германии родоначальником материалистическо-количественной теории), у меркантилистов, у физиократов, у Дитцеля, у Бюхера, у Амонна, у Гильфердинга,* Борткевича, Туган-Барановского, Кларка, Шумпешера и у многих других. Больше всего, однако, технико-материалистическое понимание как основу в постановке экономических проблем Лифман находит у социалистов и у тех экономистов, которые находились под влиянием социалистов. Это понимание совершенно чуждо субъективно-психологическому методу.

______________________

* "Через несколько десятилетий, — говорит Лифман, — будут просто разводить руками, что в начале 20-го века находились еще писатели, которые допускали следующие уравнения:
4000 пост. кап. + 1000 перем. кап. + 1000 приб. цен. = 6000 средств произв. 2000 " " + 500 " " + 500 " " = 3000 средств потребл.
--------------------------------------общая ценность = 9000
Hilferdihg. "Das Finanzkapital". 1910".
Robert Liefmann. Das Wesen der Wirtschaft u. der Ausgangspunkt der Natio-nalokonomie. (Conrad's Jahrbucher. III. Folge. Bd. XLXI), стр. 618-620.

______________________

2

Если не материально-производственную основу нужно брать исследователю при познании и изложении экономических фактов, то какую же? В выборе такой основы заключается наиболее всего характерная черта субъективно-психологического метода. В противоположность объективно-материалистическому построению экономической теории субъективно-психологический метод выдвигает психологическое построение. Вместо материально-производственной основы он выставляет основой психологические субъективные оценки. Если не смешивать, говорит Лифман, хозяйство и технику и не отождествлять хозяйствование с производством материальных благ, то необходимо прийти к тому, что основные, хозяйственные понятия — это понятия оценок*. Хозяйствование как объект политической экономии не есть отношение человека к предметам внешнего мира, природы, а есть нечто психическое, особый вид оценок. Сущность хозяйства — не в отношении к благам, а в особого рода оценках. Для понимания экономических явлений, с точки зрения субъективно-психологического метода, надо принимать во внимание не технические явления производства, а психические оценки отдельных хозяйствующих субъектов. "Хозяйствование лежит не в направлении действий, а в известных оценках, которыми сопровождаются действия"**. При этом, так как целью таких действий является не преодоление зависимости от природы, а удовлетворение потребностей, т.е. наслаждение, полезность — словом, нечто психическое, то и средствами для удовлетворения этих потребностей не могут быть труд и рабочее время, технико-количественно понимаемые, а лишь психические же понятия, а именно: жертвы, чувство неприятности, напряжение. Отсюда — сущность экономического явления — в оценке, путем сравнивания, получаемых или ожидаемых полезностей с необходимо связанными с их получением неприятностями, издержками, жертвами; для каждого же хозяйствующего субъекта экономическая проблема сводится к одному: получить возможность больше наслаждения, полезностей при наименьшей неприятности. Словом, принципом идентичности, основной точкой зрения при определении хозяйственных явлений у сторонников субъективно-психологического метода является "особый род оценок, которые, будучи понимаемы психически, покоятся на противопоставлении и сравнении" полезности (приятного) и стоимости (издержек, неприятного)***. Не в материальном и не в техническом моменте лежит основа для понимания экономических явлений и их теоретического построения, а в психологическом; эта основа — в психических оценках. Смысл такого рода оценок в том, что делается выбор из ряда целей; оценивать — значит выбирать****. В развитии и постепенном проникновении в экономическое научное сознание идеи субъективно-психической мотивации, субъективно-психических оценок Лифман и видит прогресс экономической науки. "В действительности, — говорит он, — развитие экономического знания за 100 лет характеризуется тем, что в первоначально чисто объективно-материалистическое построение экономической теории постепенно входил все более и более субъективно-психический мотив"*****.

______________________

* См.: R. Liefmann. Wirtschaft und Technik (Conrad's Jahrbucher. III. Folge. Bd. XLVII), стр. 721.
** Ibid., I, стр. 72
*** Ibid., I, стр. 115
**** Ср.: Albert Hesse. Die Werturteile in der Nationalokonomie. Conrad's Jahrbiicher. III. Folge. Bd. XLIII, стр. 184.
***** R. Liefmann. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre, B. I, 1917, стр. XVII.

______________________

Психологизм, сведение экономических явлений к явлениям психики, к психологическому моменту, является, таким образом, характернейшей чертой субъективно-психологического метода. Психические, субъективные оценки, сравнивание приятности, полезностей с необходимыми при получении последних неприятностей, психологическая мотивация хозяйствующего субъекта, определяющая его хозяйственные действия и всю экономическую жизнь, — такова основа, из которой исходит субъективно-психологический метод при исследовании и построении экономических фактов.

3

В связи с психологической основой, на которой ведет свое исследование экономической жизни субъективно-психологический метод, этот метод выдвигает в качестве исходного пункта в экономическом анализе хозяйственное поведение отдельного единичного хозяйства, или, точнее сказать, те оценки хозяйствующего субъекта, которые определяют хозяйственное поведение каждого данного отдельного хозяйства. Исходным пунктом своим субъективно-психологический метод берет, таким образом, не народное или общественное хозяйство, а хозяйственное поведение единичного хозяйствующего субъекта. Если для субъективно-психологического метода основой или обобщающим принципом ("принципом идентичности") служат психические субъективные оценки, то исходным пунктом его анализа является отдельное единичное, индивидуальное хозяйство. Согласно психологическому методу, при анализе экономических явлений нужно исходить от индивида, от индивидуального, единичного хозяйства как от простейшего элемента экономической жизни. Это не значит, конечно, что всякое экономическое исследование начинается как с исходного пункта именно с простейшего элемента — с анализа хозяйственного поведения индивидуального хозяйствующего субъекта. Исследование начинается, напротив, с сложного явления. Анализ начинается обычно наблюдением сложного менового хозяйства, и уже в последнем счете он приводит исследователя к простейшему элементу, к хозяйственным действиям (мотивам и оценкам) отдельного субъекта. Исходный же пункт имеет значение при изложении, при теоретическом построении. "Человек, — говорит Лифман, — производит хозяйственные блага, обменивает, покупает, стремится и живет, борется и побеждает, работает и наслаждается. Что здесь выступает перед нами, когда мы наблюдаем его в его действиях и стремлениях? Не что иное, как связный ряд целесообразных действий, которые ведут человека как хозяйствующего субъекта к определенным целям. Разложим эти ряды целесообразных действий на наиболее элементарные элементы. Мы найдем, что каждый отдельный поступок целесообразен. В каждом обнаружится при этом процесс, который мы можем расчленить на его отдельные фазы. В каждом из них мы можем заметить как исходный пункт представление, переходящее в суждение, суждение, переходящее в волевой импульс, волевой импульс, переходящий в действие, в исполнение (Leistung). Таким образом, самые сложные экономические поступки растворяются в простейших экономических действиях, каждое из которых торжественно вышеуказанным элементарным явлениям"*. "Я выводил мои теоретические результаты, — продолжает Лифман, — из наблюдения, из которого путем абстрагирующего анализа я устранял все несущественные обстоятельства. Но моим первым объектом наблюдения были хозяйственно-меновые явления, и затем уже я подошел к поступкам и оценкам отдельных хозяйствующих субъектов"**.

______________________

* Ibid., стр. 211.
** Ibid., стр. 223.

______________________

В основе всякого хозяйства лежат, как мы видели, хозяйственные действия; а хозяйственные действия хозяйствующего индивида сводятся, в конце концов, с точки зрения субъективно-психологического метода, к психическим моментам, конкретнее — к полезности и стоимости (Kosten). Отсюда — исходным пунктом экономического анализа является собственно полезность И стоимость как основные, в смысле исходного пункта, понятия*. "Для экономической теории, — говорит Лифман, — нет факторов производства, но в ней существуют лишь факторы стоимости (Kosten); нет труда, понимаемого в технико-количественном смысле и исчисляемого по трудовым часам, но есть трудовое напряжение, т.е. вид стоимости, короче — все основные понятия должны быть понимаемы в смысле психических"**.

______________________

* См.: ibid., стр. 242.
** R. Liefmann. Wirtschaft und Technik. Conrad's Jahrbucher, Folge III. Bd. XLVII, стр. 733.

______________________

В защиту своего "исходного пункта" субъективно-психологический метод старается выдвинуть ряд аргументов и соображений. Первым из таких аргументов является соображение, что весь меновой механизм имеет своей главной и единственной целью — удовлетворить возможно полно потребности каждого отдельного лица, каждого отдельного индивида; кроме того, сам этот меновой механизм, взятый в своем целом, только и существует по воле и посредством воли каждого из хозяйствующих индивидов. Вторым из аргументов в защиту отдельного индивидуального хозяйства как исходного пункта, выдвигается соображение, что отдельные хозяйства, в общем, хозяйственно-меновом механизме — это далеко не то, чем являются ячейки в живом организме; в организме отдельные ячейки не имеют собственной жизни, по крайней мере, духовной, а живет и преследует цели только весь организм; в хозяйственной же жизни, наоборот, отдельные ячейки — единичные отдельные хозяйства — представляют из себя лишь единственное живое и деятельное начало, ставящее каждое свои собственные цели; ибо сам меновой механизм как целое своих целей не ставит; он создается бессознательно деятельностью только отдельных хозяйств; отсюда — никоим образом нельзя абстрагироваться от отдельных хозяйств; а скорее следует исходить от них*.

______________________

* См.: R. Liefmann. Grundsatze. I, стр. 53; см. также: Conrad's Jahrbucher, Folge III. Bd. XLVI, стр. 616.

______________________

Лифман, являясь наиболее последовательным сторонником субъективно-психологического метода, особенно настаивает на невозможности брать отправным пунктом общественное меновое хозяйство в его целом, чего как раз придерживаются представители социального способа трактования экономических явлений. Ошибка последних в том, как кажется Лифману, что они думают, что меновыми отношениями создается новый организм, который сам по себе якобы является хозяйством, в смысле совокупного общего хозяйства.

Говорить об особом социальном хозяйстве, наряду с отдельными хозяйствами, Лифману представляется вовсе не делом экономики, а скорее социологии. Теории, трактующие хозяйственное вместе с социальным, Лифману кажутся социологическими теориями, отнюдь не экономическими. "Ниоткуда не видно, — говорит Лифман, — что то, чего хотят эти социальные теории, относится к экономической науке"*. Словом, если не видеть в хозяйственном материалистическо-количественного понятия, то не только можно, по словам Лифмана, исходить из отдельного хозяйства, но и должно, ибо "в отдельных хозяйствах содержится нечто общее и однородное"**. Это общее и основное, с точки зрения субъективно-психологического метода, является основой и для всякого хозяйственно-менового отношения; это общее и основное в отдельных хозяйствах и дает первый толчок всем хозяйственным явлениям. Следовательно, оно и должно быть отправным пунктом для экономиста-теоретика.

______________________

* Ibid., I, стр. 53-54.
** R. Liefmann. Das Wesen der Wirtschaft u. s. w.; Conrad's Jahrbucher. Folge III. Bd. XLVI, стр. 628.

______________________

4

Субъективно-психологическая основа при исследовании экономических явлений и отдельное, индивидуальное хозяйство как отправной пункт, особенно при изложении и теоретическом построении, — все это должно неизбежно привести субъективно-психологический метод к индивидуалистической точке зрения, к индивидуалистическому трактованию экономических явлений вообще. "Методологический индивидуализм" — это наиболее всего характерная черта субъективно-психологического метода. Для субъективного направления, говорит Гейман, теоретическая политическая экономия отнюдь не социальная наука в методологическом смысле, ибо она, вопреки взглядам Амонна, нуждается для своего научного построения в индивидуалистических понятиях. Гейман считает, что нужно всеми средствами критического анализа согласиться с утверждением Шумпетера, что методологический индивидуализм представляет собою единственно необходимый фундамент для экономической теории: "Мы должны, поэтому, — говорит Гейман, — обеими ногами стоять на почве этого (индивидуалистического) метода". Иначе не может быть, ибо "ясно, что субъективное учение необходимо покоится на индивидуалистическом методе"*.

______________________

* Е. Heimann. Methodologisches zu den Problemen des Wertes und des wirtschaftichen Prinzips. (Archiv f. Sozialwissenschaft und Sozialpolitik, B. 37, H. 3, стр. 767, 768, 794).

______________________

В противоположность социальному трактованию экономической жизни, субъективно-психологический метод исходит от индивида к обществу, а не от общества к индивиду. Только индивиды, говорит Лифман, ставят цели и, преследуя эти цели, составляют народно-хозяйственный организм. Невозможно единичные отдельные хозяйства познать из социальных законов. Все эти бесконечные "социальные понятия" Штольцмана и Диля суть не что иное, как фантастические картины, которые в действительности не имеют под собой никакого основания; они служат лишь к демонстрированию банкротства метода, который хочет понять комплицированный хозяйственно-меновой механизм как нечто целое, хочет понять его постройку без рассматривания составляющих ее кирпичей; наоборот, эти последние хочет вывести скорее из целого путем абстракции*.

______________________

* См.: R. Liefmann. Grundsatze, I, стр. 219-220.

______________________

Разумеется, методологический индивидуализм субъективных психологистов далек от того, чтобы считать необходимым исследование всех отдельных хозяйств поголовно. Ясно, говорит по этому поводу Лифман, что никогда нельзя научно обнять всех во всем мире, находящихся друг с другом в обмене; чтобы можно было познать отношения между ними и исследовать последние, нужно, путем изолирования, мыслить немногих, находящихся между собою в обмене, и затем, на основании наблюдения фактической жизни менового обращения, делать соответствующие изменения*.

______________________

* См.: ibid., стр. 220.

______________________

Индивидуалистическое трактование, индивидуалистическая точка зрения в глазах сторонников субъективно-психологического метода представляется далеко не одним только методологическим индивидуализмом. Лифман думает, что индивидуалистическое понимание экономических явлений связано с экономическим анализом не только методологически, но и материально, что всякое иное трактование, например, социальное, необходимо приведет к совершенно иному объекту исследования, не имеющему отношения к экономике. К социальной точке зрения Маркса, Гилъфердинга и других Лифман поэтому относится с большим недоверием, поскольку эта социальная точка зрения ("социологическое направление") находит свое применение в политической экономии*.

______________________

* См.: ibid., стр. 32.

______________________

Ясно, что индивидуалистическое трактование экономических явлений логически вытекает из психологической основы экономического анализа, на которой стоит субъективно-психологический метод, равно как и из его отправного пункта, каковым является в данном случае отдельное индивидуальное хозяйство. Психологическая основа, субъективные оценки, направления всего исследования от индивида к хозяйственному общественному целому, а не наоборот, идея изолированного хозяйствующего субъекта (Робинзона) — все это необходимые элементы чисто индивидуалистического подхода к экономическому изучению, методологического индивидуализма. Благодаря этому индивидуализму, субъективный психологизм тщательно ограждает себя от всякого соприкосновения с социальным; социальный момент в нем совершенно отсутствует; социальная сторона хозяйствования здесь сознательно устраняется с поля зрения; анализ строго индивидуалистичен. Методологический индивидуализм приводит, таким образом, к частно-хозяйственной основе; частно-хозяйственное здесь целиком вытесняет из анализа всякие элементы социально-хозяйственного. Иначе говоря, как мы видим, субъективно-психологический метод отметает из экономики все экономическое содержание, лишая ее материальной сущности. Экономика остается без всякой экономики. Если в историческом методе теория подменивалась историей, то в субъективно-психологическом экономика подменивается психологией частного хозяйства, т.е. самоустраняется.

5

Абстракция, дедуцирование, сведение к простейшим элементам, идея изолированного человека, хозяйствующего вне социальной среды, вне социальной обусловленности, — все эти черты ведут субъективный психологизм к рационалистичности, сближают его с рационализмом. Но на самом деле, однако, представители субъективно-психологического метода всячески отгораживают себя от ошибок рационализма, считая своей коренной чертой, присущей субъективно-психологическому методу, строгий реализм. Реальность, наблюдение, самонаблюдение, изучение эмпирической действительности субъективно-психологический метод ставит в первую голову или, по крайней мере, старается выдвинуть на первое место, всюду подчеркивая свой реализм. Лифман называет свой метод "психико-реалистическим", выведенным из наблюдения*. "Я еще раз подчеркиваю, — говорит он, — что все свои теоретические выводы я приобретал из наблюдения, при котором, однако, я путем абстрагирующего анализа отбрасывал все несущественные обстоятельства... Мой объект наблюдения — меновые явления, а потом уже я подходил к действию и оценкам отдельных хозяйств"**.

______________________

* См.: ibid., стр. 218.
** Ibid., стр. 223.

______________________

Наблюдение как основной и важнейший прием исследования представителями субъективно-психологического метода всячески подчеркивается. "Моя теоретическая система, — замечает, например, Лифман, — в известном отношении бросает мост между индукцией исторической школы и чистой дедукцией и абстракцией классиков и школы предельной полезности. Мое преимущество, однако, — наблюдение. У меня больше, чем у австрийской школы, наблюдения над отдельными единичными хозяйствами. В этом мое преимущество"*. Лифман называет свою теорию, в противоположность абстрактной теории классиков, эмпирико-реалистической и именно потому, что она основывается больше, по его мнению, чем другие, на наблюдении над хозяйственными оценками отдельных лиц, отдельных хозяйственных субъектов.

______________________

* Ibid., стр. 218.

______________________

Субъективно-психологический метод стремится, таким образом, к индивидуалистическому реализму. Он хочет быть, с одной стороны, абстрактно-точным, как математический метод, с другой — реалистичным, как сама конкретная жизнь. В данном случае правильно замечает Амонн, что "в своеобразном понимании сущности так называемой эмпирико-реалистической теории лежит логическая ошибка и внутреннее противоречие, объясняющееся еще недостаточно развитым взглядом на отношение между теорией и действительностью вообще. Противоречие лежит в том, что сущность этой теории — как и всякой теории — в генерализирующей (обобщающей) абстракции, и в то же самое время эта теория должна представлять эмпирическую действительность... Действительность не в родовом, общем, типическом, а, напротив, — в индивидуальном, единичном, особенном"*.

______________________

* А. Атопп. Objekt und Grundbegriffe, стр. 74-75.

______________________

Вот почему эмпирико-реалистичность той или иной теории еще ничего не говорит для методологии: эмпирико-реалистическая теория может так же неверно понимать и отражать эмпирическую реальность, как и теория изолирующая и генерализующая. Во всяком случае, необходимо иметь в виду, характеризуя субъективно-психологический метод, что о своей эмпиристичности и реалистичности представители этого метода только больше говорят. На самом же деле их изолированный человек, со своими хозяйственными оценками, поскольку он должен носить в себе то общее и основное, что характеризует явления хозяйственно-меновой жизни, отнюдь не реалистичен, а является простой фикцией. В результате, нам кажется, что субъективно-психологический метод приемом наблюдения больше афиширует, больше кичится, чем пользуется им в целях научного образования экономических понятий и научно-теоретического построения. К тому же, как мы видели, еще мало опираться и видеть действительность. Нужно уметь логически перерабатывать мир непосредственного наблюдения.

6

Идя в своем анализе от индивида к обществу, от единичного и отдельного хозяйства к объяснению всего менового аппарата во всей его сложности и совокупности, субъективно-психологический метод отождествляет принцип хозяйственного поведения отдельных хозяйствующих субъектов с принципом хозяйственной жизни всего менового хозяйства. "Важнейшей и основной задачей экономической теории является показать, что один и тот же принцип, который определяет хозяйственное поведение отдельных лиц, потребности и ведение частного хозяйства, тот же принцип находит себе место и в любом промышленном предприятии и меновом хозяйстве. Здесь и лежит обоснование необходимости индивидуалистической точки зрения"*. С точки зрения субъективно-психологического метода, одни и те же законы как для индивидуального хозяйства, так и для всей страны в целом. Этим отождествлением субъективно-психологический метод и пытается оправдать свой методологический индивидуализм. Действительно, если в сложном меновом хозяйстве царят те же хозяйственные оценки, как и в хозяйстве отдельного индивида, то все внимание, весь экономический анализ должен быть обращен только на индивидуальное хозяйство и выяснение его законов.

______________________

* R. Liefmann. Das Wesen der Wirtschaft und der Ausgangspunkt der Nationalokonomie. (Conrad's Jahrbucher. J. III. Bd. XLVI, стр. 651).

______________________

Это отожествление субъективных оценок, которыми руководствуется в своей хозяйственной деятельности каждый отдельный хозяйственный индивид, с законами всего менового хозяйства остается у представителей субъективно-психологического метода без всякого методологического и логического обоснования.

7

Устанавливая свой исходный пункт при анализе экономических явлений в анализе хозяйственных мотивов и действий отдельного хозяйства, субъективно-психологический метод останавливает внимание исследователя, однако, не на производственном хозяйстве, а на потребительном. С точки зрения субъективно-психологического метода нужно исходить из потребительного хозяйства потому, что сущность и основа хозяйственного — потребности индивида. "Всякая хозяйственная жизнь имеет своей причиной отнюдь не правовой или социальный порядок, но исключительно потребительные эмоции отдельных лиц"; эти потребительные эмоции "сопровождают все меновое обращение; они создали все хозяйственные учреждения, обслуживающие обмен: и в области рынка, и в области транспорта, и, прежде всего, в области денег, в которых в настоящее время так интенсивно нуждается государство"*. Словом, субъективно-психологический метод в качестве "последней причины" хозяйственного явления считает потребности индивида. Момент потребления как момент удовлетворения потребностей, этой движущей силы хозяйственной жизни, субъективно-психологический метод выдвигает на первый план при изучении и анализе экономических явлений.

______________________

* Ibid., стр. 616.

______________________

Таким образом, идея потребления, идея потребительных эмоций — своеобразная и характерная идея субъективно-психологического метода. Его внимание не на производственном моменте, не на производственном хозяйстве: центр его внимания — потребительное хозяйство. Все, к чему стремится хозяйствующий индивид, — это удовлетворить свои потребности; на этом, на удовлетворении потребностей, на хозяйственных оценках действий, ведущих к удовлетворению потребностей, зиждется все хозяйство индивида. Отсюда — основной анализ экономиста-исследователя должен сводиться, прежде всего, и исключительно к анализу потребностей. Эта идея потребления как характерная черта субъективно-психологического метода логически и органически тесно связана с психологизмом и индивидуализмом, которыми от начала до конца пропитан субъективно-психологический метод, т.е. с теми чертами, о которых мы говорили выше.

8

Суммируя все отмеченные особенности, характеризующие субъективно-психологический метод, мы находим следующие характерные для этого метода черты: а) стремление к теоризму и предпочтительное пользование абстрактно-дедуктивным методом со всеми его приемами упрощения, отвлечения, изолирования; b) психологизм; отождествление экономического как объекта экономики с психическим; сведение сущности хозяйства к психическим оценкам; выдвигание на первый план субъективно-психологической мотивации; с) сведение экономического анализа к анализу отдельного единичного хозяйства как исходного пункта; сведение экономических понятий к понятию полезности и стоимости как к понятиям чисто психического характера; d) индивидуалистическая точка зрения, методологический индивидуализм; игнорирование социального момента вплоть до отказа от него; низведение экономического анализа к частно-хозяйственной основе; е) афиширование и кичливость эмпи-рико-реалистическим характером исследования; f) отожествление законов, имеющих силу для отдельного лица, с законами, действующими для всей страны; g) идея потребления как доминирующая идея в исследовании и построении.

Что касается научной оценки субъективно-психологического метода, то последняя может быть сделана или с точки зрения анализа результатов применения этого метода в теории, или с точки зрения анализа содержания собственных методологических положений данного метода. Мы ограничимся анализом последнего рода, т.е. разбором собственных материальных положений субъективно-психологического метода, не касаясь того, к каким научным результатам приводит этот метод в современной экономике.

Из всех вышеприведенных характерных черт субъективно-психологического метода наиболее коренными, взаимно обусловленными и тесно между собою связанными являются: психологизм, индивидуализм и субъективизм. Этими особенностями субъективно-психологического метода главным образом и определяется его научная оценка.

Психологизм в данном случае сводится к отождествлению социальных явлений (в частности, экономических явлений) с явлениями, происходящими в душевной жизни человека, с особого рода "эмоциями" ("потребительные эмоции" Лифмана). Мы уже говорили о неправильности отождествления социального с психологическим, экономики с психологией. Социальное отнюдь не растворяется в явлениях психики. "Общественное явление в своем бытии, — говорит С.Л. Франк, — в известном смысле слова вообще независимо от психических явлений"*. Мы знаем, что социальное существует вне индивидуального сознания того или иного лица и не зависит от тех или иных переживаний каждого произвольно взятого хозяйствующего субъекта. Сводить социальную жизнь (экономическую, в частности) к явлениям психики — это значит просто не понять сущности социального и раз навсегда отрезать от себя возможность такого понимания. Психологизм в экономике — это самоустранение экономики.

______________________

* С.Л. Франк. Очерк методологии общественных наук. М., 1922, стр. 47.

______________________

С психологизмом связан индивидуализм. Сведение экономических явлений к явлениям психики неизбежно ведет к индивидуалистической постановке. Всякая психика может быть психикой лишь отдельного индивида. Общество не имеет своей психики, не обладает для этого соответственными органами, соответственным аппаратом. Можно говорить о психических переживаниях отдельного индивида, отдельного лица. Всякая психика есть индивидуальная психика. Индивидуалистическая же постановка экономических проблем, индивидуалистический подход, индивидуалистическая точка зрения в изучении экономических явлений методологически неприемлемы и ненаучны уже потому, что раз экономика не растворяется в индивидуальной психологии, то индивидуалистический подход к экономическим фактам бесполезен в деле их познавания. Самый тщательный анализ психики изолированного на уединенном острове Робинзона, не содержащей в себе ни атома социальности, никогда не приведет нас к познанию социального. Если бы мы взяли 1000 и более анализов, произведенных над 1000 и более отдельными Робинзонами, все равно мы в итоге не получили бы представления о социальном. Тысяча слонов нам не дадут одного зайца. Индивидуальный подход, изучение социальности (в частности, экономического) путем изучения психических переживаний отдельных индивидов, будет бесполезным занятием в целях познания социальных (в частности, экономических) фактов.

По тем же соображениям неправильно и отождествление законов, имеющих силу для отдельного индивида, с законами для всей страны. Изолированное хозяйство, по существу своему не имеющее в себе ни атома социального, не может отражать в себе сложного менового хозяйства того или иного общества. Законы, выведенные из субъективных переживаний отдельного, изолированно взятого хозяйствующего субъекта, не могут быть отождествлены с законами всего общественного целого. В таком отождествлении лежит несомненный логический дефект: оно не имеет под собой никакого обоснования.

ГЛАВА X
ОБЪЕКТИВНО-СОЦИАЛЬНЫЙ МЕТОД

1. Отношение к теории познания и логике. 2. Социальная точка зрения. 3. Объективизм. 4. Идея диалектического развития. 5. Идея монизма. 6. Примат производственного момента. 7. Заключение. Социальная методология как самостоятельная научная дисциплина

Противоположностью субъективно-психологическому методу является метод объективно-социальный. Это метод, которому следует школа марксизма, или исторического материализма. Основные положения, на которых зиждется этот метод, стоят в тесной связи со всей философско-методологической и социологической концепцией марксизма. В то же время объективно-социальный метод тесно связан вообще с развитием немецкой философии и находится в непосредственной преемственности с идеями Канта, Гегеля, Фейербаха*. Как это увидим ниже, по форме своей он особенно близок к идеям Гегеля.

______________________

* "Мы, немецкие социалисты, гордимся тем, что происходим не только от Сен-Симона, Фурье и Оуэна, но и от Канта и Гегеля" (слова Энгельса). — О связи с Кантом см.: Вольтман. Историч. материализм. Русск. пер. 1901, стр. 135.

______________________

Точной своей разработки и строгой формулировки своего учения объективно-социальной метод до сих пор не имеет. Ни основоположники марксизма, ни ближайшие сторонники и защитники исторического материализма не могут похвалиться ни одной серьезной работой, посвященной специально методологии марксизма, — работой, в которой методологическое учение исторического материализма нашло бы себе систематическое изложение. Но, тем не менее, марксизм придавал своему методу огромнейшее значение в деле научного развития. "Вообще, — говорит Плеханов, — одной из самых великих заслуг Маркса и Энгельса — перед материализмом является выработка ими правильного метода"*. Равным образом Энгельс всей социально-философской концепции исторического материализма придавал значение, главным образом, методологическое; для Энгельса важны в историческо-материалистическом учении не результаты, не сумма приобретенных идей и знаний, а метод их приобретения, их получения**.

______________________

* Г.В. Плеханов. Основные вопросы марксизма. Библиотека гражданина. Петроград, 1917, стр. 35.
** Fr. Engek. Nachlass. I, стр. 477. — В "Анти-Дюринге" Энгельс говорит: "Величайшая заслуга немецкой философии заключается в том, что она восстановила диалектический метод в качестве высшей формы мышления".

______________________

Несмотря на отсутствие у марксизма вполне развитого учения о своем методе, в его точной формулировке можно, однако, свести все методологические взгляды исторического материализма, поскольку они нашли себе приложение в разработке особенно экономических проблем в целую, довольно полную методологическую систему. С этой системой методологических воззрений марксизма мы можем познакомиться по наиболее характерным для них вопросам; таковы: 1) отношение к теории познания и формальной логике; 2) социальная точка зрения; 3) объективизм; 4) идея диалектического развития; 5) идея монизма; 6) примат производственного момента.

Самое название метода марксизма до сих пор не установилось прочно даже в марксистской литературе. Чаще всего этот метод называют диалектическим методом, по его формальному сходству и связи с методом гегелевской философии. Нередко диалектический метод носит название историко-материалистического метода или просто метода марксизма, или диалектическо-исторического. Мы находим более правильным для метода марксизма название объективно-социального метода, так как в этом названии, с одной стороны, даны указания на наиболее основные моменты содержания методологического учения марксизма ("объективность" и "социальный" момент); с другой стороны, это название более всего отвечает той противоположной позиции, которую занимает этот метод по отношению к "субъективно-психологическому" методу австрийской школы с его индивидуализмом и субъективизмом.

1

В отношении к теории познания и формальной логике основоположники объективно-социального метода стояли на высоте научных требований и завоеваний научной мысли своего времени. И Маркс, и Энгельс были в курсе всего современного движения в области научной мысли: философия, обнимавшая в их время и все проблемы теории познания и логики, была знакома им в совершенстве. Как известно, вся первоначальная научная деятельность Маркса лежала в сфере философского знания. Но в то самое время, когда в Германии, в 40-х- 50-х гг., развивалась благоприятная почва для зарождения и проникновения в общественное сознание идей исторического метода, приведшего, в конце концов, к устранению значения абстракции в экономической теоретической мысли и даже к устранению самой теории, Маркс оставался верным методу классиков в научной оценке абстракции и дедуцирования и в установлении "абсолютных" ("чистых") законов в политической экономии. Высоко ставя значение абстракции в экономическом анализе, Маркс никогда не умалял и роли индукции, наблюдения, изучения конкретной действительности во всем ее многообразии.

Метод Маркса, давший нам основы объективно-социального метода, в формально-логическом отношении сочетал в себе индукцию и дедукцию как обязательные приемы формально-логического мышления. Одна абстракция, сухая и лишенная исторического освещения и индуктивного подтверждения, Марксом осуждалась. В отсутствии генетического изложения Маркс видел основную ошибку и слабости абстрактного метода классиков*. У Маркса "дедукция была тесно спаяна с индукцией, последняя предшествовала первой, абстракции — анализ действительных отношений, изучение богато накопленного материала"**. Политическая экономия начала свое существование с конкретного и сложного, говорит Маркс, чтобы затем прийти к абстрактным общим отношениям, к простейшим категориям и исходить уже только от этих последних для построения научной экономической теории. "Последний метод, очевидно, является правильным в научном отношении. Конкретное потому конкретно, что оно заключает в себе множество определений, являясь единством в многообразии. В мышлении оно выступает как процесс соединения, как результат, но не как исходный пункт, хотя оно является исходным пунктом в действительности и, следовательно, также исходным пунктом наглядного созерцания и представления. Если идти первым путем, то полное представление испарится до степени абстрактного определения; при втором же абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного путем мышления... Конкретная совокупность в качестве мысленной совокупности, мысленной конкретности, есть на самом деле продукт мышления, понимания; это ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и развивающегося вне наглядного созерцания и представления, а переработка созерцания и представлений в понятия"***.

______________________

* См. его: В. III "Theorien fiber den Mehrwert".
** А.Ю. Финн-Енотаевский. Карл Маркс и новейший социализм. Петербург, 1922, стр. 63.
*** К. Маркс. Введение к критике политической экономии, стр. 24-25. См.: "Основные проблемы политической экономии". Сборник статей. Государственное издательство. 1922.

______________________

Маркс, как мы видим, отдает себе ясный отчет в процессе образования научных понятий, причем для экономической теории он считает неизбежным способ абстракции, применение абстрактных понятий. Содержание последних, однако, Маркс выводит не из мышления как чистый продукт мышления, а из конкретной действительности как продукт конкретной действительности, переработанный в мышлении. В данном случае Маркс проводит резкую границу между обыденным, повседневным опытом, обыденным мышлением и научным познанием. Сущность явления и форму ее проявления Маркс далеко не отождествляет. "Всякая наука, — говорит он, — была бы излишняя, если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали". Маркс отстаивает необходимость для политической экономии логических дедукций. Он требует от экономиста уменья абстрагировать и изолировать; нельзя останавливаться при исследовании на внешней видимости; надо уметь путем логических дедукций получать "абсолютные" (чистые) законы; надо уметь аналитически проникать в основные законы экономической жизни; зная чистые законы, уже легче приступать к изучению их отклонений и отступлений от их чистого вида под влиянием тех или иных факторов*.

______________________

* См.: Г. Кунов. К пониманию метода исследования Маркса. (Основные проблемы политической экономии. Сборник статей). 1922, стр. 60, 61.

______________________

Таким образом, уже у первых основоположников общественно-социального метода были выдержаны все необходимые требования, предъявляемые в общих чертах при научном исследовании формальной логикой и теорией познания. В этом отношении, в смысле требования науки, основоположники объективно-социального метода стояли неизмеримо выше сторонников исторического метода.

2

Характерной особенностью объективно-социального метода является, однако, не его формально-логическая сторона, не формально-логические приемы. То, что резко отличает этот метод от ряда других, это, прежде всего, его социальная точка зрения, применяемая при исследовании социальных явлений. Сущность применения этой точки зрения в том, что при всяком социальном анализе исследование идет не от индивидуума, не от отдельного субъекта, не от личности, а от общества как целого; при исследовании имеются в виду интересы, жизнь, отношение всего целого, а не отдельных изолированно и оторванно взятых элементов, частей целого; каждый отдельный элемент целого, каждое социальное явление рассматривается в связи со всем целым как явление социально-обусловленное, находящее и получающее свою сущность не в себе самом, а лишь в связи со всем целым.

Социальная точка зрения при исследовании социальных явлений стоит в связи с самой сущностью социального. Для сторонников объективно-социального метода социальное явление — это, прежде всего, социальное отношение, т.е. продукт взаимной обусловленности и связанности между людьми.

Связанность эта и взаимно обусловленные отношения имеют своим пределом и границей действий круг не семьи, не группы, не класса, а общества как всей совокупности отношений человека к человеку, взятых во всем целом. Отсюда — нельзя понять социального явления вне целого, его обусловливающего; нельзя понять социальное явление, если рассматривать и анализировать его изолированно от совокупного целого, т.е. общества как совокупности общественных отношений, как определенной замкнутой системы связей и зависимостей. Отсюда — необходимость социальной точки зрения при социальном анализе.

Идею общества как исходный пункт в социальном анализе также, как идею социального, как общественного отношения, определенно развивает, прежде всего и главным образом К. Маркс.

"Точка зрения старого материализма, — говорит Маркс в своих тезисах о Фейербахе, — "гражданское" общество, точка зрения нового — "человеческое" общество, или человечество, объединенное в общество "человечество" (10-й тезис). "Человеческая сущность не есть абстрактное, присущее отдельному индивиду. В своей действительности это совокупность общественных отношений" (тезис 6-й). "Абстрактный индивид в действительности принадлежит к определенной общественной форме" (тезис 7-й).

В экономическом анализе совокупным целым, определяющим и обусловливающим всякое экономическое явление, является общественное хозяйство как совокупность социально-хозяйственных отношений. Каждое экономическое явление должно рассматриваться поэтому с точки зрения целого общественно-хозяйственного процесса в его полной законченности и цельности, т.е. с точки зрения общественного производства и распределения в их целом. "Индивиды, производящие в обществе, — говорит К. Маркс, — а следовательно, общественно-обусловленное производство индивидов — вот очевидно отправной пункт. Единичный и обособленный охотник, и рыболов, с которых начинают Смит и Рикардо, принадлежат к лишенным фантазии химерам восемнадцатого века... Человек есть в буквальном смысле Zoon politikon, не только общественное животное, но животное, которое только в обществе и может обособляться. Производство обособленных личностей вне общества — возможное как редкое исключение для цивилизованного человека, случайно заброшенного в необитаемую местность и динамически уже в себе самом носящего общественные силы — такая же бессмыслица, как развитие языка вне совместно живущих и друг с другом говорящих индивидов"*.

______________________

* К. Маркс. Введение к критике политической экономии, стр. 6.

______________________

Социальная точка зрения в применении к исследованию социальных явлений явилась решительной противоположностью индивидуалистическому способу трактования. Объективно-социальный метод исходит не от индивида к обществу, а от общества к индивиду; он анализирует социальные явления не изолированно одно от другого, а непременно в связи со всем целым, со всей совокупностью общественных отношений; он ищет объяснения социального явления не в нем самом, не внутри его, не изолированно, а в общей совокупности социальных явлений, в социальной обусловленности и связанности.

Помимо Маркса, такого рода социальную точку зрения при исследовании экономических явлений мы находим и у Родбертуса. Критикуя современную ему экономическую науку, Родбертус находит, что она подчинилась преувеличенному индивидуалистическому направлению, разорвавши на клочки то, что в силу разделения труда составляет неразрывное целое и социальное единство, то, что может получить существование только при предположении этого целого, и хотела перейти от этих клочков, от индивидуального участия единичных лиц, к понятию целого*. Осветить правильно социальную жизнь, правильно понять социальное явление, как думает Родбертус, может только социальная точка зрения. "Все политико-экономические явления, — пишет Родбертус к Вагнеру от 31 мая 1875 года, — пропитаны идеей общения, ибо все они исходят от единства социального организма, а не от атомов его, не от индивидуального организма... Национальные потребности имели бы совершенно иное содержание, если бы эти индивидуумы не были связаны в социальный организм... Даже ценность есть такое же общественное понятие, в котором душа социального характера... Если социальная экономия этого долго не замечала, то единственно потому лишь, что она до понятия общества доходит от понятия индивидуума, лишь шаг за шагом, от частного к общему... Мы до настоящего времени не могли избавиться от индивидуалистических воззрений, и в этом именно и заключается причина нашей сдержанности и робости, нашего отвращения к правильному общественному пониманию социальной жизни человечества. Не подлежит сомнению, что этот индивидуалистический фокус-покус, в конце концов, превратится в ничто и что только тогда общественная наука сделает самые стремительные успехи"**.

______________________

* См.: Dr. Karl Rodbertus-Jagetzow. Zur Beleuchtung der sozialen Frage. Theil I. 2-е изд. Berlin, 1890, стр. 40-41. (Из 2-го и 3-го социального письма к фон Кирхману).
** Ad. Wagner. Einiges von und iiber Rodbertus. Tubinger Zeitschrift, 1878. Heft I. Brief von 31.Mai. 1875.

______________________

В новейшее время социальная точка зрения находит себе сторонников и не из среды только марксистов. Штольцман, Штаммлер, Диль и многие другие стараются обосновать свой экономический анализ на социальной точке зрения при трактовании экономических явлений. Но их социальная точка зрения и не выдержана, и, кроме того, проводится в связи с такими приемами и на такой основе, которые лишают социальную точку зрения всякого методологического значения: одной, даже правильной точки зрения при исследовании еще мало для того, чтобы исследование было поставлено на строго-научную почву.

3

Помимо социальной точки зрения, одной из характернейших черт объективно-социального метода является объективизм при исследовании и изложении. Эта черта объективно-социального метода находится в связи с социальной точкой зрения, о которой только что была речь, т.е. в связи с тем, что объективно-социальное исследование не производится ни с точки зрения лица, ни с точки зрения группы лиц, ни с точки зрения класса. Этим исследование сразу становится вне субъективности, вне отдельных интересов лица, группы, класса. Оно сразу уже одним этим приобретает общий, общественный характер. Сущность объективизма рассматриваемого метода, однако, не в этом. Объективным при исследовании социальных явлений делает этот метод то обстоятельство, что он рассматривает социальное явление, с одной стороны, как отношение, сложившееся между людьми в результате столкновения индивидуальных воль и существующее вне индивидуального сознания того или иного субъекта, ведущее, следовательно, свое собственное существование, как бы объективированное, самостоятельное, оторвавшееся от субъекта, имеющее свою силу помимо сознания того или иного субъекта, и даже больше — имеющее силу обязательности для субъекта. С другой стороны, социальное явление рассматривается как отношение, не только существующее вне индивидуального сознания, но и находящее себе объективированное выражение, т.е. принимающее ту или иную объективированную форму существования вовне. В экономической жизни всякое социально-хозяйственное явление непременно будет материализованным. Цена, ценность, заработная плата, деньги, прибыль, земельная рента, капитал — все это определенного рода (экономические) общественные отношения, существующие вне воли и сознания того или иного хозяйствующего субъекта (лица А, В или С), — следовательно, ведущие существование самостоятельное, оторванное от сознания отдельных лиц, — отношения притом материализованные, нашедшие себе "объективированное" выражение, овеществленные. В этом смысле всякая экономическая категория, выражающая то или иное экономическое явление, есть объективная категория, а самый характер исследования социально-экономических явлений при таком их понимании есть характер объективного исследования. Объективно-социальный метод именно с таким пониманием подходит к изучению экономических явлений. Отсюда его "объективность". Объективность, следовательно, выражается здесь в том, что экономические явления рассматриваются не как субъективно-индивидуальные психические переживания того или иного хозяйствующего субъекта, а как объективированные отношения, сложившиеся в итоге столкновения индивидуальных воль, общезначимые, общеобязательные, закономерно-стихийно развивающиеся. Экономический анализ совершается в данном случае вне всякой связи с явлениями психического порядка.

При такой объективности, при такой объективной постановке проблемы установления экономических понятий, в объективно-социальном методе не может быть речи о телеологичности, о применении в экономическом анализе принципа целей. Раз устранены с поля исследования и с поля внимания индивидуальные воли, которые бы могли ставить цели, раз дело идет лишь о стихийно складывающихся и стихийно развивающихся объективных результатах столкновения индивидуальных воль, то при такой постановке вопроса социально-экономическому исследователю (имеется в виду, разумеется, анализ отношений капиталистического общества) остается применение исключительно причинного способа исследования и изложения, только принципа причинности, т.е. исследования явлений только с точки зрения причины и следствия. "Первым теоретиком в социальной науке, — говорит Зомбарт, — мыслящим по принципу причинности, является Карл Маркс, который здесь, как по многим другим пунктам, впервые систематически замыкает ряд идей, начатый до него многими мыслителями, и всех раньше Сен-Симоном". Совершенно правильно замечает при этом Зомбарт, что "в строго социалистическом государстве политическая экономия, построенная на причинном принципе, была бы полнейшей бессмыслицей"*. Объективно-социальный метод, таким образом, по существу своему должен быть необходимо каузальным, отнюдь не телеологичным.

______________________

* В. Зомбарт. Современный капитализм. 1 том, 1 вып. Генезис капитализма. М., 1903, стр. 6.

______________________

4

Едва ли не наиболее всего характерной и своеобразной чертой объективно-социального метода, которой проникнут насквозь этот метод и по которой он получает нередко название диалектического метода, является диалектический способ трактования или диалектический подход к изучению явлений действительности. Этот диалектический способ трактования, заимствованный из философии Гегеля, сводится к следующим трем основным и главным моментам: а) идее движения и развития, b) идее изменяемости (историчность социальных явлений) и с) идее противоречий, т.е. развития путем противоречий.

А. С диалектической точки зрения, весь мир действительности (и физический и духовный) рассматривается в виде процесса; социальная жизнь и явления природы представляются находящимися в постоянном движении. "Все существующее, все живущее на земле и под водой существует и живет только благодаря какому-либо процессу движения. Так, исторический процесс порождает общественные отношения, процесс производства создает продукты промышленности и пр."* Нельзя понять явления, рассматриваемого в состоянии покоя, в состоянии неподвижности. Нельзя рассматривать явления как нечто мертвое, неподвижное, застывшее, постоянное и неизменное. В мире все движется, все течет. Всякое явление может быть, следовательно, познано, когда оно изучается в его движении, со всеми теми превращениями, которые могут обнаружиться в процессе этого движения. В этом движении, однако, все находится в теснейшей связи, взаимозависимости и взаимодействии. Самый процесс движения подчиняется определенным законам. Всякое явление — лишь отдельное звено в общем процессе, тесно связанное со всем целым. Все это должен иметь в виду исследователь в своем научном анализе.

______________________

* К. Маркс. Нищета философии. Одесса, 1905 (русс, перевод), стр. 70.

______________________

Но нельзя представлять себе так, что жизнь идет по однообразному, вечно повторяющемуся круговому движению, что она вертится все по одному и тому же кругу, как белка в колесе. Не только все движется, но и при этом развивается. Процесс движения есть в то же время и процесс развития, или, лучше сказать, саморазвития. "Рассматриваемая с этой точки зрения история человечества не представляла уже хаотической картины целого ряда бессмысленных насилий, совершенных над людьми, которые все одинаково окажутся достойными осуждения и полного забвения, если подвергнуть их суду зрелого философского разума. Напротив, с этой точки зрения, история представляет собою процесс развития самого человечества, и задача мыслителя заключается в том, чтобы среди всех уклонений проследить последовательный ход развития человечества и, несмотря на все кажущиеся случайности, установить закономерность этого процесса"*. Итак, история человечества, общественная жизнь — это процесс поступательного движения, процесс развития, постепенный переход от одной фазы — низшей в другую — высшую. Эта идея развития должна сопровождать исследователя в его познавательной работе.

______________________

* Фр. Энгельс. От утопии к научной теории. 1905, стр. 21.

______________________

В. Процесс развития в самом себе уже содержит идею изменяемости. Если все движется, все развивается, то и все изменяется. Все в природе и обществе находится в процессе постоянного изменения, постоянных смен, превращений. Общественные отношения — "изменчивые продукты исторического развития"*. Но как изменчивы и историчны общественные отношения, точно так же мало вечны и те категории и идеи, выражением которых они служат. И так как это изменение совершается не случайно, не беспорядочно, но закономерно, то нужно признать, что каждый исторический период имеет свои законы; как только жизнь .переживает период данного развития, выходит из данной стадии и вступает в другую, она начинает управляться уже другими законами. Отсюда — историчность, историческая изменяемость и историческая обусловленность социальных явлений. Всякое общественное отношение — историческая категория. Экономические категории, присущие одному периоду хозяйственной жизни, могут быть чужды другому историческому периоду. При исследовании экономических явлений всегда, следовательно, нужно считаться с историческим характером их развития, с историческими законами, с их исторической изменяемостью. В данном пункте объективно-социальный метод включает в себе целиком идею эволюции, эволюционного развития, исторической изменяемости. С точки зрения диалектического рассматривания социальных явлений, нет вечных истин, нет естественных, абсолютных законов. Все относительно, как относительна и сама наука, сама научная теория.

______________________

* К. Маркс. Нищета философии, стр. 73.

______________________

С. Процесс диалектического развития включает в себе идею эволюции, идею эволюционного изменения, эволюционного развития. Но эволюционностью не исчерпывается сущность диалектического развития. В жизни природы и человечества не только все развивается, но развивается путем противоречий. Социальная жизнь так же, как и мир природы, состоит из противоречий. Всякое социальное явление заключает в себе антагонистические элементы. Всякое социальное явление гетерогенно. В любом социальном процессе содержатся взаимно противоположные начала, которые с развитием жизни сталкиваются. Жизнь — это и есть борьба противоречий, противоположностей. И именно путем таких столкновений противоположных начал совершается поступательное движение вперед, совершается развитие. "Борьба между двумя такими антагонистическими элементами... образует, — говорит Маркс, — диалектическое движение"*. В любом явлении, в каждый данный момент, действуют силы, находящиеся во взаимном антагонизме, причем наиболее жизненный и наиболее сильный элемент приспособляет к своим интересам окружающую среду или сам к ней приспособляется, подчиняя себе наиболее слабый по отношению к себе антагонистический элемент и придавая явлению соответствующую форму; но этот последний элемент все-таки живет и в процессе развития явления растет, вступая на определенной стадии развития в борьбу с первым; в результате происходит следующее превращение: элемент, имевший превалирующее значение, бывший более жизненным и мощным в известный момент, изживает себя, отмирает, уступая место своему антагонисту; последний разрастается, входит в силу и изменяет формы явления соответственно своим интересам; тогда наступает новая фаза в развитии явления: оно переходит в свою противоположность, в отрицание себя; но и на этой стадии развитие не прекращается; в новом явлении взявший перевес и силу элемент опять-таки скрывает в себе новое противоречие, новое антагонистическое начало, которое, развиваясь, на определенной стадии развития, вытесняет своего антагониста; тогда наступает новая фаза развития: наступает отрицание отрицания и т.д. Получается, таким образом, три фазы развития явлений: утверждение (тезис), отрицание утверждения (антитезис), отрицание отрицания (синтезис) или новое утверждение.

______________________

* Ibid., стр. 71.

______________________

Такое же развитие путем противоречий, столкновений и борьбы, как в мире явлений, совершается и в мире идей, в мире понятий. Нельзя понять явления без применения диалектического принципа развития. Этот принцип, являясь методологическим принципом при исследовании социальных явлений, помогает правильно намечать ход развития явлений, охватывать данное явление во всем его жизненном цикле, т.е. во всех фазах его развития, и тем легче приходить к установлению законов социального развития. Если принцип эволюции говорит нам о количественном изменении явления, о постепенном нарастании изменений в нем, то принцип диалектического развития раскрываеткачественную сторону развития, сущность самих изменений, а не только их нарастание. При этом уже самый характер диалектического принципа развития и диалектического толкования явлений социальной жизни требует исторической постановки изучения: чтобы изучаемое явление обнять во всех его фазах, недостаточно знать настоящее; надо знать его прошлое, его исторические корни.

Изложенные идеи объективно-социального метода о диалектическом способе трактования взяты основоположниками объективно-социального метода (Марксомп Энгельсом) у Гегеля. Правда, взята лишь форма; сущность изменена, согласно новым, более научным требованиям. Но и в форме изложения, заимствованной у Гегеля, не могло не отразиться того духа тяжелой, чисто "умозрительной" философии, которой проникнута была гегелевская диалектика, и вместе с тем того книжно-метафизического языка, манеры выражать свои мысли, тяжелой формы построения, которыми отличался Гегель. Последнее, обстоятельство препятствовало распространению идей диалектического способа исследования, затрудняя правильное понимание этих идей. В научном отношении особенно плохо было с идеей диалектического развития в тех случаях, когда в каждом социальном явлении, в каждом социальном институте, в каждом социальном факте непременно хотели найти, вскрыть гегелевскую триаду; когда старались всю социальную жизнь человечества непременно представлять в форме трехчленного развития и провести ее через три фазы: тезы, антитезы и синтезы. Во всех таких стараниях обыкновенно форма стояла выше всего, а внутренний смысл явления оставался в стороне. Гонялись за формой, не понимая и не стараясь понять содержания, общего смысла изменений в изучаемом процессе.

5

Среди особенностей объективно-социального метода, резко отличающих этот метод от других, нельзя не отметить идеи монизма, которой проникнуто социально-объективное исследование. Идея монизма выражается в стремлении свести сложность исследуемых явлений к первопричине, к одному началу, к одной движущей силе, к одному "фактору". Разбирая, анализируя, наблюдая то или иное социальное явление, исследователь-монист не довольствуется констатирования множества причин; он ищет сведения сложного к простейшему элементу, к первооснове; его основная задача — довести свой анализ до последней причины. Плюралисты, отстаивающие принцип множественности факторов, в особенности в области сложной социальной действительности, называют нередко идею монизма "несчастной" идеей*. Плюралистам кажется, что социальная жизнь так сложна, что невозможно в социальном явлении добраться до первопричины; что причин, вызывающих и порождающих данное социальное явление всегда будет несколько, а не одна; что из простого никогда не может образоваться многосложного; что только несколько различных причин может породить сложное следствие.

______________________

* См., наприм.: М. Ковалевский. Современные социологи. СПб., 1905, стр. 208.

______________________

Методологически, однако, идея монизма не может встретить в своем применении сколько-нибудь серьезных возражений. Упрощение, абстрагирование, изолирование — вполне законные приемы логики и гносеологии. Научное познание логически неизбежно приходит к тому, чтобы от сложного доходить до простого. Научный анализ останется недоконченным, остановленным на полдороге, если, произведя некоторое упрощение в исследуемом явлении, исследователь удовольствуется констатированием дюжины причин, вызвавших данное явление, и ограничится простым указанием на них. Никакого "упрощения" таким констатированием целого ряда причин достигнуто не будет: явление, опирающееся на ряд, множество причин, не объединенных одною, общею, будет сложным и не-объясненным. Наше познание никоим образом удовлетворено не будет. Упрощение сложности явления состоит именно в сведении его к единству, к возможности построения и объяснения его из единого начала, по одному принципу. Или следует отказаться раз навсегда от необходимости упрощения при исследовании явлений, или необходимо признать принцип монистичности. Среднего здесь быть не может; tertium поп datur. Но отказаться от приема упрощения значило бы вообще отказаться от возможности теоретического построения. Научная теория не может быть мыслима без упрощения, без разложения сложного на составляющие его более простые элементы, без доведения анализа, путем приведения пестрой цепи причин и следствий к упорядоченному ряду последовательно идущих одни за другими, до последней причины. Последовательные плюралисты поэтому должны отказаться от "теоризма", должны отказаться от научных абстракций, от научных законов, а ограничиваться лишь простым констатированием причин и следствий, или половинчатым анализом. Вот почему, между прочим, плюралисты так близки по духу к исторической школе с ее историческим методом, сознательно отказавшимся от теории, "упрощений" широких абстракций.

Монистическая идея сведения сложности социальных явлений к единой основной причине — необходимое методологическое требования в социальном анализе. Если человечеству доступно научное познание, то последнее может быть только монистичным. Не может быть научной истории человечества, пока не найдена основная движущая сила, создавшая своевременную культуру, породившая своевременное общество и двигающая социальную жизнь вперед по линии развития.

6

Выдвигая идею монизма, объективно-социальный метод указывает для экономического исследования и основной фактор, играющий роль основной первичной двигательной силы в экономической жизни общества. Этот фактор — общественное производство как совокупность общественно-производственных отношений, не распределение, не обмен, а именно производство. Эта идея примата производства над обменом и распределением составляет точно так же одну из своеобразных и характерных черт объективно-социального метода. Как в субъективно-психологическом методе доминирующая роль в экономическом анализе уделяется идее потребления, так в объективно-социальном методе эта роль падает на производственный момент. "Индивиды, производящие в обществе, а следовательно — общественно-обусловленное производство индивидов — вот очевидно отправной пункт", — говорит Маркс во "Введении к критике политической экономии"*. Там же Маркс продолжает: "Производство в противоположности своих определений охватывает как само себя, так и остальные моменты. С него каждый раз начинается снова процесс. Что обмен и потребление не имеет господствующего значения, это ясно само собой. То же самое приложимо и к распределению, как к распределению продуктов. Но в качестве распределения агентов производства, оно само есть момент производства. Определенная форма производства обусловливает, таким образом, определенные формы потребления, распределения, обмена и определенные отношения этих различных моментов друг к другу"**.

______________________

* К. Маркс. Введение к критике политической экономии, стр. 5.
** Ibid., стр. 23.

______________________

Для Маркса производственный момент,- социально-производственные отношения в экономическом анализе играют важнейшую роль. Идея производства для него — основной, отправной пункт всякого экономического исследования. Любой экономический факт может быть сведен к производственному моменту как к своей первооснове. Понять экономическую систему какого-нибудь народа в какой-нибудь исторический период его развития — это значит понять прежде всего производственные отношения, существующие в данный момент у этого народа. С точки зрения идеи примата производства, объяснять какое-нибудь, например, распределительное явление (положим, явления земельной ренты), оторванное от производственных отношений, порождающих данное явление (земельную ренту), значило бы не дать надлежащего объяснения исследуемого явления, значило бы не понять его. Всякое явление в своем анализе должно быть доведено до своей последней основной причины, а таковой в экономической жизни является производство, производственное отношение. В этом смысле, с точки зрения объективно-социального метода, всякое исследуемое экономическое явление методологически есть производственное отношение, так как всякое экономическое явление в последнем счете всегда может быть сведено к производственному моменту как первопричине своей.

Если производство играет руководящую роль в экономическом анализе как основной двигающий фактор, то в истории общественного развития монист-исследователь ведет свой анализ еще дальше и глубже и основной движущей силой общественно-исторического развития считает определяющую способ производства в каждый исторический момент технику или состояние производительных сил, или просто — способ производства. Идея производительных сил методологически то же самое значение имеет для социально-исторического анализа, какое идея производства в экономическом, с точки зрения объективно-социального метода.

Объективно социальный метод, будучи монистичным, по своему существу, выдвигая идею примата производства в экономической жизни, остается вполне последовательным своим основным принципам, на которых он построен: пестрота и сложность экономической жизни сводится к небольшому ряду типических основных экономических категорий абстрактного характера (производство — обмен — распределение); этот ряд экономических категорий снова сводится к простейшему виду в идее производства как простейшего отношения и первоосновы всех экономических отношений; экономический анализ получает себе, таким образом, строго научный характер.

7

Марксизм, как мы видим, в своей методологии, которую он одинаково прилагает ко всем социальным дисциплинам, в том числе и к политической экономии, оперирует не только формально-логическими идейным материалом, составляющим содержание учения о методе, но и социально-методологическим в более тесном смысле слова.

Вопросами формальной логики метод марксизма не ограничивается. Помимо вопросов о дедукции и индукции, об абстракции и изолировании и т.п., — вопросов, не вызывающих особенных споров и сомнений, метод марксизма вводит в методологическую проблему ряд других вопросов не чисто формально-логического содержания — вопросов, которые относятся скорее к теории социального познания. В проблему социальной методологии марксизм вливает и вопросы более специального значения, вопросы социально-познавательного характера. Таковым является, например, вопрос о точке зрения при социальном исследовании и изложении, составляющей едва ли не самую характерную особенность марксистской методологии, налагающую на последнюю своеобразную и определенную печать.

Своей социальной точкой зрения метод марксизма резко отличается от всех индивидуалистических методологий. Согласно последней, исходным пунктом социально-экономического исследования для марксизма является не индивид, а общество; не субъективно-психологическое в его изолированности, а социальная обусловленность, социальная связь между всеми явлениями, входящими в область общественного хозяйства. Нельзя изучать социальную жизнь вне этой социальной обусловленности. Не применяя социальной точки зрения, нельзя понять социальных отношений, нельзя познавать социальные факты. Для социального познавания социальная точка зрения неизбежна. И индукция, и дедукция — все это хорошо.

Но для методологии этого еще мало. Нужно еще что-то, без чего социальный исследователь шага верного не сделает. Это еще смутно чувствовал Огюст Конт, выдвигая наряду с формально-логическою социально-философскую проблему социальной методологии. То же видели мы и у Милля, и у Книса. Того же ищут и риккертианцы.

Но более всего отчетливо всплывает теоретико-познавательная сторона социальной методологии, в отличие от формально-логической, как нам кажется, в марксизме. Выдвигая идею социальной обусловленности социальных явлений и социальную точку зрения при исследовании явлений, подчеркивая идею объективности и строгого монизма как при образовании социальных понятий, так и при их построении и объяснении социальных процессов, метод объективно-социальный сделал весьма серьезный шаг вперед в деле научного изучения социально-методологических проблем, равно как и в постановке самой проблемы.

Нельзя лишь не пожалеть, что проблема социальной методологии, для которой дано столько богатого идейного материала в трудах основоположников марксизма, в течение многих последних лет привлекает к себе мало внимания среди марксистов-теоретиков. Так, большая работа методологического характера, проделанная по теории социального познания фрейбургской и марбугской школой, в марксистской научной литературе разобрана крайне недостаточно; она марксистами не проработана. А быть во всеоружии знания — это ведь одно из основных средств двигаться вперед.

С другой стороны, как мы уже говорили, давно пора приняться за систематизацию и обработку разбросанного материала в марксистской литературе по социальной методологии, и в частности, по теории социального познания. Между тем, в этом направлении так же, как и в отдельных монографических изысканиях, в области социальной методологии сделано чрезвычайно мало.

Последнему обстоятельству причиной, как нам кажется, служит то, что до сих пор проблема социальной методологии трактуется не самостоятельно как проблема отдельной социальной дисциплины крайне серьезного содержания, но попутно и в связи или с социологическими проблемами, или с политико-экономическими, или с философскими. Пора бы трактовать ее как самостоятельную дисциплину, включив в нее часть проблем логики (процесс образования понятий) и теорию познания вообще. Нельзя забывать, что при разросшейся научной литературе и множестве выросших проблем в области социального знания необходима специализация знаний. На философа рассчитывать здесь не приходится. Социолог еще сам не вышел из пеленок. У экономиста точно так же свои собственные проблемы. Между тем, в особенности последнему, благодаря характеру экономического знания за последние годы, нельзя двигаться сколько-нибудь вперед без разрешения важнейших методологических вопросов в области социального познания. Может быть, пройдет время и социальная методология останется в стороне; острота социально-методологических проблем исчезнет. Но сейчас интересы научного развития властно требуют выделения этой дисциплины в самостоятельную социально-научную область знания и привлечения к ней научного внимания и научных сил.

Впервые опубликовано: Проф. С.И. Солнцев. Введение в политическую экономию. Предмет и метод. Петроград. 1922.

Солнцев Сергей Иванович (1872-1936) — русский и советский экономист, академик АН УССР (1927) и АН СССР (1929).

На главную

Произведения С.И. Солнцева
Монастыри и храмы Северо-запада