| ||
|
Сегодня «Гражданин» указал на три факта, осуждая каждый из них более или менее резко. Все три факта, однако, заслуживают внимания. Во-первых, он обвиняет петербургское бюро, заведующее разрешением телеграмм к печати в том, что оно телеграмму о гибели «Петропавловска», полученную в Петербурге будто бы в 8 часов утра 31 марта, разрешило обнародовать только после 6 часов вечера, между тем как Петербург знал уже о несчастий с самого утра и страшно волновался. Думаю, что это произошло отчасти от сбивчивости телеграмм, приходивших одна за другою: в первой из них даже не было упомянуто о смерти Макарова, во второй сказано предположительно («адмирал Макаров по-видимому погиб»), в третьей и четвертой, все четыре от контр-адмирала князя Ухтомского, о Макарове нет уже ни одного слова. Затем следуют две телеграммы из Мукдена от наместника генерал-адъютанта Алексеева. В первой из них наместник и передал печальное известие о смерти Макарова, полученное им из Порт-Артура от генерал-лейтенанта Стесселя. Во второй телеграмме наместник прибавил: «от командующего флотом до отправления настоящей депеши никаких донесений не получалось». «Гражданин» не принимает в соображение, что несчастие было не только ужасное, но небывалое в летописях мира и сообщать его по клочкам короткими, неопределенными телеграммами едва ли было возможно. И самое бюро, кроме этого, могло находиться в условиях, нам неизвестных. Теперь мое соображение. Знаете ли, что всего необъяснимее? Это то, что адмирал Того относит гибель «Петропавловска» к утру вторника 30 марта, к 10 ч. 32 мин., а все наши известия официальные — к утру середы 31 марта?! Кто же прав? Ошибиться на целые сутки разве возможно? Я вспоминаю о том, что уже рассказывал вам, именно, что именно во вторник утром, 30 марта, я слышал, что Макаров взят в плен или он умер. Наш корреспондент определенно говорит, что он четыре ночи провел на Золотой горе, на 28, 29, 30 и 31, и гибель «Петропавловска» относит к 9 ч. 40 мин. утра 31-го, т.е. когда у нас было около 4 час. утра. С показанием адмирала Того он разнится почти на час, но эту разницу надо отнести к часам по меридиану Токио. Не агентство ли ошиблось? Пускай справится. Я получил сейчас письмо от одного инженера по поводу «лаконичности» официальных телеграмм, о которой много было говорено. Выписываю следующие строки: «Неужели нельзя теперь же выяснить нижеследующие вопросы, ответы на которые все так мучительно ждут. 1) Положительно ли известно, что все считающиеся погибшими на «Петропавловске» действительно погибли или гибель их установлена лишь на основании вероятности? Не могли ли некоторые из считающихся погибшими спастись, например, благодаря захвату их японцами или китайцами? 2) Если факт гибели почти всего состава «Петропавловска», т.е. за исключением уже официально опубликованных лиц, установлен окончательно, то по каким именно соображениям и данным? Отчего в таком случае гибель капельмейстера Пресса, как пишут, еще не установлена? 3) Предполагается ли извлечь «Петропавловск» из воды и возможно ли это вообще? P.S. Едва успел окончить это письмо, как получил известие, вполне подтверждающее высказанную в нем мысль. Жена полковника А.П. Агапеева, считающегося по официальным данным, погибшим, только что получила телеграмму из Харбина от брата А.П., что последний жив, но тяжело ранен. Телеграмма сдана в Харбине 3 апреля и получена в СПб сегодня же. Представьте себе душевное состояние всей семьи А.П. Агапеева». Необходимо и это заявление принять во внимание, хотя война есть война, а в подобных несчастиях невозможно собрать все сведения с тою быстротой, с какой это желалось бы. Мы знаем только о нескольких трупах, вынутых из воды. Труп Макарова не найден. Есть предположение, что адмирал находился в кают-компании. Великий князь Кирилл Владимирович, таким чудом избегнувший смерти, мог бы сообщить некоторые подробности о Макарове в момент взрыва. В заключение два слова о двух других фактах, о которых говорит «Гражданин». Один из них похож на глупую сплетню, на сатирическую выходку против «отряда всероссийского дворянства», но тем не менее сущность этого должна быть выяснена немедленно. Даже если это неприличная выходка, ее нельзя пройти молчанием. Дело вот в чем. Князю Мещерскому говорили, «будто распорядители этого санитарного поезда всероссийского дворянства, по требованию главного врача, приказали всем сестрам милосердия снять свои платья сестер милосердия и облечься в городские одеяния. Прибавляют, но этому я верить не могу, что сие приказание дано для того, чтобы принять в число сестер одну еврейку и избавить ее от необходимости носить Красный Крест». Я не верю ни тому, ни другому распоряжению, хотя первое в духе Петра Великого, который любил переодеванье, и теперь могут явиться водевильные Петры. Я уверен, кроме того, что всякая еврейка, пожелавшая вступить в сестры милосердия, охотно подчинится форме, которая для всех обязательна и которая уважается и нашими друзьями и врагами одинаково, без различия вероисповеданий. Возможность подобного случая так же возмутительно нелепа, как возмутительно нелепо было бы совершить обрезание над всеми русскими врачами какого-нибудь санитарного отряда в угоду врачу-еврею, который изъявил желание ехать на войну и вступить в этот отряд. Третий факт относится к нашему французскому послу, который в разговоре с корреспондентом газеты «Temps» назвал франко-английское соглашение для России «драгоценным» и прибавил, что эти чувства о драгоценности «единодушно разделяются в Петербурге». Князь Мещерский отрицает право у нашего посла говорить с корреспондентами и в особенности говорить о «единодушии в Петербурге» по поводу события, о котором лучше было бы молчать в настоящую минуту. Не оспаривая этого взгляда, я, однако, позволю себе заступиться за нашего парижского посла, хотя в этой заступчивости он, конечно, нимало не нуждается. Но в минуты общей печали и нервного возбуждения мне приятно явиться маленьким адвокатом больших людей. Естественно, что г. Нелидов говорил о «единодушии в Петербурге» только дипломатического ведомства, «единодушие» которого ему было без сомнения хорошо известно. Общественное мнение Петербурга послу не могло быть известно, хотя случалось, что оно бывало вернее и лучше понимало положение вещей, чем «единодушие» дипломатического ведомства. Разница между этими двумя «единодушиями» большая. «Единодушие» общественного мнения может ошибаться, может быть односторонним, но от этого никому не бывает вреда. Поговорят, покритикуют и замолчат. Но если «единодушие» дипломатического ведомства ошибается, то это уже не разговор, не критика, а «дело», факты, влияющие на историю родины так или иначе... Лично я не могу себе выяснить ни выгод, ни невыгод для России англо-французского соглашения. А опираться на свое чувство, которое говорит, что это соглашение невыгодно для России и не заключает в себе ничего для нас «драгоценного», считаю опрометчивым, хотя бы в пользу этого чувства и говорило то обстоятельство, что в Токио японцы радуются этому соглашению и объясняют его в свою пользу. Таким образом, выгоды России и выгоды Японии совершенно солидарны. Около Франции — Россия, около Англии — Япония и четверный союз готов — quadruple alliance... Впервые опубликовано: Новое время. 1904. 5(18) апреля, № 10089.
Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина. | ||
|