| ||
|
Наше общественное мнение редко ошибается в авторах тех или других проектов законов, хотя при отсутствии гласности в наших высших учреждениях ошибки совершенно возможны. Моя ошибка относительно времени введения морского ценза, на что указывает сегодня в письме ко мне генерал-адъютант Чихачев, совсем не ошибка относительно автора проекта. Я назвал Н.М. Чихачева, потому что его, как автора, упорно называет общественное мнение, и сам он сегодня это подтверждает, говоря, что «под его ведением» составлена окончательная редакция Положения о морском цензе и объяснительная записка для внесения его в Государственный совет. У общественного мнения, как и у меня, журналиста, те же права относиться критически к «цензу» и «предельному» возрасту, как у Н.М. Чихачева отстаивать ценз с его предельным возрастом. Права эти основываются на том же чувстве любви к родине и родному флоту, какие питает и генерал-адъютант Чихачев. Я передавал то, что говорилось вокруг меня, говорилось прежде, говорится и теперь моряками всех возрастов. Морской ценз в том виде, в каком он введен был девятнадцать лет тому назад, мог быть полезен, даже действительно был полезен ввиду того, что во флоте были офицеры не только не плававшие, но и не бывавшие на военном корабле, как свидетельствует о том генерал-адъютант Чихачев. Таким образом, могли быть у нас, пожалуй, и адмиралы швейцарского флота, сидевшие на берегу и выжидавшие погоды. Но морской ценз, узаконивший плавания для каждого моряка, обратил с течением времени эти плавания почти в такую же формальность, как и прежняя выслуга лет. Тогда арифметически правильно считались годы, теперь арифметически правильно считаются плавания даже морскими кадетами. Относительно «предельного» возраста скажу только одно: неизмеримо труднее изучить и оценить человека, достигшего этого возраста, чем справиться по бумаге, сколько ему лет и вычеркнуть его... Ссылка на западные морские страны генерал-адъютанта Чихачева еще немного говорит. Мало ли что хорошо на Западе, где морское дело несравненно старше нашего и где развитие технического образования несравненно выше русского. Мы то берем целиком это западное, с французского, с немецкого, с английского, как взяли и морской ценз, то говорим, что западное для нас преждевременно или чуждо нашей истории и народному характеру. В подобной аргументации невозможно оставаться не только вечно, но даже продолжительное время. По-моему, все дело в умелом, стройном, строго-систематическом применении и развитии на русской почве заимствованного западного, сообразно русским условиям и потребностям. Тогда западтевропейское вырастает в русско-европейское, получает русскую силу и душу. И во флоте нужна душа. Она нужна чрезвычайно. Душа эта не в одном мужестве, в котором русские моряки, как и сухопутные русские войска, не уступят ни одному народу в мире, если не превзойдут все народы. Душа в постоянной заботе, в бескорыстной, преданной любви к флоту и его совершенствованию, в неослабной энергии с целью поднять его на необходимую высоту. Ремесло в соединении с общим образованием везде важно, во всех специальностях, в литературной, художественной, музыкальной, в художественной оно очень трудно. Но показатели силы и высоты литературы и художества - таланты и гении, которые и средний уровень поднимают и возбуждают честолюбие многих. Для них формального ценза быть не может, иначе ценз их задавит и убьет. Хотя comparaison n’est pas raison, но сравнения наглядно объясняют сущность дела. Плавания необходимы для совершенствования морского ремесла, но имеет свое значение и часто повторяемый анекдот об адмирале, который на просьбу о повышении офицера, совершившего определенное число плаваний, указал на свой чемодан, который совершил еще большее число плаваний, чем офицер, но остался все-таки чемоданом... Нельзя стремиться к равенству, вопреки природе. Нельзя опасаться того, что тот или другой офицер опередит товарища. Надо извлечь из способности личного состава наибольшую пользу для флота и отечества. Есть крепость здоровья, высшая, чем у других, способность приобретать духовную зрелость, есть таланты, есть призвание к морскому делу. Зачем тут пресловутое демократическое равенство, на котором основан морской ценз? Кроме арифметического, есть нравственный ценз, основанный на сумме практических знаний, опытности и дарований. Его провести труднее, потому что для этого надо быть всею душою и всею жизнью во флоте: не надо забывать, что действительно хорошее только то, что трудно. Морской ценз существует девятнадцать лет. В это время явились новые суда, новые механизмы, чрезвычайно тонкие, новые приемы, новые требования от моряков, как техников, а Положение о нашем морском цензе, как оно редактировано генерал-адъютантом Чихачевым девятнадцать лет назад, так и осталось. Он говорит, что до ценза был слишком велик личный состав для малого количества судов. А не может ли случиться при этом цензе и предельном возрасте обратное, т.е. при большом количестве судов минимальный личный состав? Судов можно построить много, но если не заботиться о личном составе и полном вооружении судов, то из этого мало хорошего может выйти. У меня, не специалиста, разумеется, не может быть такого совершенного оружия для полемики, какое может быть у бывшего морского министра, который отвечает мне скорей формально, чем по существу. Но трагическая судьба нашей Тихоокеанской эскадры слишком сильно говорит в каждой русской душе и всякий обязан перед своей совестью сказать то, что знает. Еще в том же письме, на которое отвечает генерал-адъютант Чихачев, я упомянул, что в нашем флоте чего-то не достает и, быть может, важного, и что настоящая война открывает эти недостатки, а не какая-нибудь критика, всегда у нас робкая. А лучше бы жестокая критика, чем всякая война. Критика задевает весьма немногих, а война — целый народ. Я указал на морской ценз как на общее начало, к которому сводятся подробности, быть может, очень важные, но мне неизвестные, и, быть может, остающиеся пока в сознании искренних, даровитых и независимых специалистов морского дела гораздо больше. Дай Бог, чтоб дело у нас кипело, чтоб честной энергии был простор. Впервые опубликовано: Новое время. 1904. 19 апреля (2 мая), № 10103.
Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина. | ||
|