| ||
|
Я поехал отдохнуть в деревню от петербургской атмосферы. Я думал: в деревне теперь благодать. Весна, зелень, цветы, тепло, тишина и соловьи. Правда, без газеты и в деревне не обойдешься, но газету будешь получать только раз в день, тогда как в Петербурге целый день не выходишь из области известий и слухов. В деревне, продолжал я думать, прочтешь телеграммы, в которых трудно что-нибудь понять, кроме каких-то маленьких, но жгучих и больно действующих словечек, и пойдешь бродить по лесам и полям, слушать жаворонков и соловьев. Увы, я не нашел в тульской деревне ничего утешительного. Европейские ученые давно пророчат нашему «центру» участь бесплодных степей. Хотя это ужасное время еще не настало, но нынешняя весна возмутительна. С начала мая и до самого этого дня, 24 мая, холода стоят невероятные. Соловьи либо молчат, либо чирикают, как воробьи; ничего не растет, ни хлеба, ни травы; сад едва-едва зацветает; пчелы недоумевая сидят в ульях, или, вылетев за добычей, погибают на холоде и ветре, который метет иногда в воздухе снегом, пополам с крупою и градом. Такой снег летел на землю 23 мая. Неумолкаемо кричат одни грачи, да гудит ветер, качая еще полуголые вершины дуба, который лениво раскрывает свои листья. Сегодня ветер повалил старый дуб и сбил с высокой вершины другого с гнезда цапель с начинавшими опериваться птенцами. — Я больше сорока лет здесь живу безвыездно,— говорил мне здешний почтенный старожил,— а таких холодов в мае не запомню. Правда, был давно год, тогда 7, 8 и 9 мая были морозы, но вставало солнце и начиналось тепло. Каков будет урожай, неизвестно. Но хлеб уж теперь вздорожал. Мука от 65 копеек стала 80 копеек, фунт черного хлеба вместо полторы копейки стал две. Если купечество станет так прыгать с ценами на хлеб, то до урожая мука может дойти и до рубля. Хороший мой знакомый натолкнулся на одно совпадение 1812 года с 1904-м. 1812 год по Р. X. соответствовал 7320-му году после сотворения мира. Сумма цифр того и другого года составляет 12. 1904 год по Р. X. соответствует 7412 году после сотворения мира. И тут сумма цифр того и другого года составляет одну и тут же цифру, 14. «Не предвещает ли это, что и 1904 год напоминает нам вечно памятную Отечественную войну?» — говорил приятель, склонный к мистицизму. Но мы с ним скоро сообразили, что такое совпадение суммы цифр года от сотворения мира с суммою цифр года по Р. X. довольно часто. 1813 и 7321, 1814 и 7322, 1903 и 7411, 1902 и 7410 и т.д. Стало быть, цифры ничего не обозначают и идут своим нерушимым порядком. Не так ли идут и события, с тою только разницею, что цифру года мы знаем заранее, а события не предвидим и даже не предчувствуем. Очевидно, нет пророков, нет прозорливых людей. Удивительное создание человек. В мирное время скорбит о всяком несчастий. Придавил элегантный экипаж на Невском мужика, выскочила дама с трамвая и переломила себе ногу, застрелился от любви юнкер, убили на дуэли титулярного советника, окончившего курс в Правоведении, объелась купчиха Трохимова гнилой рыбой и умерла, сошел поезд с рельсов и ранено десять пассажиров, — Господи, сколько сожалений, негодования, проклятий. Мне жаль даже этих бедных юных цапель, которых свалил ветер с вершины дуба, и жаль отца их и мать, которые вдруг выбиты из своей колеи воспитать новое поколение. В военное время человек меняется. Людей взрывают на воздух и убивают тысячами и радуются. У нас три тысячи убито, у неприятеля десять тысяч. Слава тебе, Господи. Начинается совсем иная психология, и ничего против нее нельзя сделать. То есть можно читать прекрасные наставления о том, что радоваться нечему, что люди братья: шаблоны для этого искони веков выработаны, но заглушать в себе неприязнь к врагу, злорадство по поводу его поражений так же трудно, как доказать охотнику, который убивает на охоте птиц, как доказать всеядному человеку, который ест жареные трупы животных, что это неблагородно и ужасно. А потом национальная гордость, национальная честь, патриотизм — все это врожденное тысячелетиями, все это прославленное, все это запечатленное геройством, самопожертвованием, подвигами, в которых действительно говорит человеческая душа, благородная и высокая. Во время войны эта душа доходит до своего зенита великодушия и до величайшего презрения самого проклятого своего врага, смерти. Я записываю свои деревенские впечатления, откинув всю столичную атмосферу, которая отравляет нервы и мозг и от которой убежать на время полезно. Здесь я прочел о гибели японского броненосца, «Хатцусе», который погрузился в воду так же быстро, как «Петропавловск» и с таким же количеством людей. Невестке бывают отместки. Только и всего. Ни мы, значит, ни японцы не избавлены от этих катастроф, и после каждой из них можем только спрашивать: чья очередь? Эти громады, кажется, исчезнут из флотов после этой войны. Пользы от них никакой не было, только стреляют издалека и то больше на ветер, а гибнут так же от укуса ядовитой мины, как маленькие суденышки. Прилетела злая муха, укусила, и нет человека. Подошла мина, дотронулась до водяной крепости и крепость заслонилась дымом и пошла ко дну со всеми своими машинами, грозными пушками и умными людьми. Кто умней? Мина ли эта, которая напоминает сигару, или эти колоссальные сооружения, перед которыми легендарный Ноев ковчег — детская игрушка? Спрашиваю, кто умнее, ибо и в предметах, искусственно одушевленных, надо думать, есть ум. Левиафан и комар. Рычащий издали громом лев и подползающая к нему незаметно ядовитая змея. Когда-нибудь этой змеи попробует британский лев и зарычит на весь мир от боли. Роль «маленького» велика в природе и губительна. Микробы чумы и холеры истребили гораздо больше людей, чем пушки и ружья. Мина истребляет колосса на воде, вероятно, мина же будет истреблять и целые армии на суше. Впервые опубликовано: Новое время. 1904. 27 мая (9 июня), № 10141.
Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина. | ||
|