А.С. Суворин
Маленькие письма

DCL
<О Государственной думе>

На главную

Произведения А.С. Суворина


Хотя г. Герценштейн — еврей, но крестился, когда расстался с Л.С. Поляковым, стало быть, по моему мнению, русский человек. Самая фамилия его, в некотором роде, провиденциальная, ибо заключает в себе две знаменитых фамилии — Герцена и Штейна. Герцен — знаменитый русский писатель, сын Яковлева и немки, а Штейн — знаменитый прусский государственный человек и реформатор. Он прошел превосходную школу финансовых операций под руководством г. Лазаря Полякова, брата известного железнодорожника, теперь покойного С.С Полякова. Г. Лазарь Поляков основал земельный банк в Москве для вспомоществования дворянству, катившемуся по наклонной плоскости с быстротой товарного поезда, а г. Герценштейн был у него управляющим, оценивал имения и дома, ссужал, продавал и перепродавал, закладывал и перезакладывал, ликвидировал, сводил леса и сделался знатоком финансов вообще и земельного вопроса в особенности. Замечательно, что у нас именно евреи, Кауфман и Герценштейн, и чиновник с иностранной фамилией, г. Кутлер, сделались ревнителями земельного вопроса. Русские и тут в хвосте. Естественно, что у г. Герценштейна огромное знакомство в денежном, следовательно, в еврейском мире, в мире банкиров, в мире самых рискованных предприятий, где ходят по канату, балансируя, чтоб не упасть и не разбиться. Темные дела земельных и других банков он знает очень хорошо, ибо 15 лет вращался и действовал в этом мире. Л.С. Поляков — бесспорно умный человек и нашел себе умного, образованного и помощника, который вышел в тузы, а Л. Поляков принизился. Несколько лет тому назад «Новое Время» поместило добрый десяток статей, убеждая крестьянский банк купить огромное имение Гогенлоэ, окруженное малоземельным крестьянством. Но вотще! Имение было куплено каким-то подставным обществом при помощи банка Л. Полякова и г. Герценштейна. Должно быть, гешефт был красивый и высокой политики и нравственности. Г. Герценштейну не мешало бы рассказать об этом в Г. думе, которая должна знать все эти тайны. Тайны, самые таинственные, находятся, может быть, не в министерстве финансов и не у министра финансов, а именно в этих всеобъемлющих банках. Очень любопытно, как смотрят на г. Герценштейна революционеры. Гг. Стишинский и Гурко не обратили на это внимание, но следовало бы, ибо критика революционеров должна быть принята во внимание уже потому, чтоб поставить г. Герценштейна на подлежащее место. В прошлом году за границей я тщательно следил за этой критикой по «Революционной России» (июль — авг. 1905 г., №№ 70 и след.). Вот слова «Револ. России»: «Мы не боимся силы капитала, если мы сами будем сильны. Сильны же мы будем в том случае, если будем владеть землей и волей. Без воли мы не сможем овладеть всей землей, без земли воля нам будет не в волю. Поэтому «волю» мы хотим завоевать, а не получить ее «октроированной», землю мы хотим экспроприировать, а не выкупать... Вместе с самодержавием появилось на авансцене русской истории «поместное» землевладение, вместе с ним оно должно и исчезнуть с нее, чтоб кануть в вечность!

Выкуп земельной собственности называется «преступлением». Единственное средство для того, чтоб взять землю без выкупа — революция, народное восстание. «Надо много активной борьбы, надо вызвать к жизни энергию и инициативу самого народа, надо идти к нему для этого.

В народ! К оружию!» (№ 70, «Рев. Рос.»).

И так далее вплоть до социально-демократической республики, непрерывная революция и организация народных восстаний.

Что касается земельной реформы, выработанной г. Герценштейном революционеры называют ее только «либеральной» и самого г. Герценштейна «либералом». «Психология землевладельца-буржуа, говорит «Рев. Россия», сквозит в каждой фразе, в самой манере его изложения» и в то же время замечает: «невольно изумляешься сходству мотива либеральной аграрной программы в том виде, как ее проектирует г. Герценштейн, с такой же программой наших социал-демократов. Да ведь это — все то же самое. Разница не в задаче, а в исполнении».

Называя г. Герценштейна «либеральным государственным человеком и реальным политиком», «Витте русского либерализма», «будущим министром финансов либерального кабинета», «Революционная Россия» говорит: «Он уже усвоил себе ту точку зрения специалиста министерских дел, которая упрощает все великие социально-экономические проблемы, сводя их к искусству ловких финансовых операций, к знанию всех «входов» и «выходов» в области биржи и кредита». Доказывая, что выкуп дело трудное, г. Герценштейн этим только подчеркивает указание на себя, как на человека, для которого нет трудностей: «с финансовой стороны, говорит г. Герценштейн, выкупная операция может быть теперь проведена еще легче, чем это было в 1861 г.», и вообще «с финансовой стороны осуществление выкупной операции не встречает затруднений». Само собой разумеется, что руководить должен г. Герценштейн.

Очень интересны следующие строки «Революционной России»: «Г. Герценштейна ужасно беспокоит, что экспроприация земли затронет землевладельцев в то время, когда буржуазия фабрично-заводская, купеческая и кредитно-биржевая останутся нетронутыми... Если тут все дело в том, чтоб не обидеть чрезмерно землевладельца сравнительно с промышленниками, то г. Герценштейн мог бы предложить, например, известное вознаграждение, по крайней мере, части землевладельцев за счет промышленников — экстренный, специальный налог на товароторговый, индустриальный и денежный капитал для покрытия необходимых, справедливых расходов по проведению земельной реформы. Это было бы осуществлением, так сказать, взаимного страхования имущих классов, равномерно распределяющего убытки по экспроприации. И приди г. Герценштейн к такому действительно довольно логическому выводу, ом не встретил бы в нас таких ожесточенных противников».

Милостивы. Надо сказать, что кадетский проект г. Герценштейна левее того, который критиковала «Револ. Россия». Она, между прочим, указывала на те самые слова о справедливости обязательного отчуждения и крестьянских земель, если они превосходят известную норму; на это указывал г. Гурко. Теперь г. Герценштейн не трогает крестьянских земель. Г. Гурко и г. Стишинскому следовало бы воспользоваться и указанием «Рев. России» на экстренный налог с торговцев, биржевиков, капиталистов, фабрикантов, ибо, в самом деле, несправедливо отчуждать принудительно частновладельческие земли и оставлять в покое богатых людей, не имеющих земли. Почему все те, которые имеют землю, должны служить козлищем отпущения? Г. Герценштейн не трогает капитала потому, что это подняло бы всех капиталистов, фабрикантов, купцов, и потому, что капитал трудно отобрать — деньги и бумаги можно хранить в Берлине, Париже, Лондоне, а землю взял и отнял: ее не перевезешь никуда и не спрячешь. Наши «трудовые», впрочем, не скрывают, что с земли только начнется социальное переустройство, а потом пойдет отчуждение и всего прочего.

Замечательно, что из трех заветов Великой французской революции, свободы, равенства и братства, в сущности приводится в исполнение только один — равенство, как и наименее трудный, ибо он поддается насилию, деспотизму монарха или представительного собрания. Ни свободы, ни братства в сущности нет, ибо для этого надо быть очень развитым человеком, христианином в лучшем значении этого слова, культурным и высоко гуманным. А много ли таких людей? Это философы, кабинетные ученые, мудрецы, отшельники, далеко стоящие от политики. Свобода требует от человека уважения к человеку. Теоретически она наделяет всякого человека такими «священными правами», которые никто не в праве нарушать. А свобода и братство нарушаются ежечасно в самых просвещенных странах. Но равенство идет вперед со времен Великой французской революции быстро. Для равенства прав — один и тот же закон для всех. Для равенства нравов, для уничтожения каст и классов — одно и то же воспитание и образование для всех, даваемое государством. Всеобщая подача голосов уничтожает неравенство для выборов в парламент. Для уничтожения неравенства в общественных слоях — установление равенства состояний, уничтожение наследств, отобрание земли, смело нарушая право собственности на нее, уничтожение частной собственности вообще и переход к собственности общественной, к коммунизму, коллективизму, социал-демократии. Все это уравнительное движение совершится вопреки свободе и братству, вопреки свободной личности, вопреки индивидуализму. Но свободу и братство обещают при помощи дальнейшей муштровки, стрижки мозгов и дарований, и насилия, которое оправдывается благими общими целями. Равенство составляет и ту платформу, на которой скачет и г. Герценштейн, и вся эта кадетская партия с ее «токами единения между скамьями», как выразился один кадетский публицист, а не между умами и талантами, которые отсутствуют. «Единение между скамьями»,— это символ полного равенства во всех отношениях.


Впервые опубликовано: Новое время. 1906. 28 мая (10 июня), № 10848.

Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина.



На главную

Произведения А.С. Суворина

Монастыри и храмы Северо-запада