| ||
Японцы очень заинтересовались книгою генерала Куропаткина и заплатили несколько тысяч рублей за телеграмму, которая передавала сущность ее. Газеты относятся к Куропаткину с враждою и высокомерием, как к человеку, который снисходителен к себе самому, строг к подчиненным и взваливает свою вину на других. Одна из газет сказала, что Куропаткпн, как все разбитые генералы, чрезмерно болтлив, а победитель, каким она считает Витте, молчалив. Из генералов всех снисходительнее к Куропаткину Нодзу, который находит "его тактику при отступлении искусной". Оку не хочет допустить, чтобы эта книга была написана Куропаткиным, ибо невозможно думать, что полководец способен бросить столько грязи в своих подчиненных и сотрудников, которых он однако не увольнял. Он выражает к нему полное презрение в таких словах, что Куропаткину пришлось бы вызывать Оку на дуэль, если бы это было в обычае и если бы Япония была где-нибудь за двое, за трое суток от Петербурга. Генерал Ноги был лаконичен и сказал только, что, очевидно, головы европейцев и японцев устроены совершенно различно, если европейцы считают возможным писать такие книги. Подумаешь, какие справедливые и благородные люди, какие великие и великодушные полководцы! Они защищают русских генералов и вместе с ними негодуют на главнокомандующего. Я уже высказал свое мнение о книге генерала Куропаткина. По-моему, он прекрасно сделал, что написал книгу с тою искренностью, какая только ему доступна, что он не пощадил своих подчиненных и вместе с ними и самого себя. Ведь всякому разумному человеку понятно, что полководец, проигравший целую кампанию, несомненно виноват больше всех. Как бы он ни оправдывался, общество включило его в плохие полководцы и имя его стало знаменитым совсем не в знаменитом смысле. В этом отношении не может быть двух мнений, по крайней мере, для общества, которое не входит и не имеет возможности входить в специальную оценку военных событий. Пусть специалисты и критики военного дела роются в подробностях, в тактике, в стратегии, пусть ссылаются на исторические примеры, пусть находят причины поражения в обстоятельствах, независящих от полководца, усиливают его ответственность или уменьшают ее, голос народа будет против полководца, проигравшего такую значительную компанию. Японские генералы в своих отзывах о генерале Куропаткине не сказали ничего нового, ибо все это говорили и русские люди, и русские военные. Трагическое положение Куропаткина вовсе не в том, что генерал Оку о нем дурного мнения или что генерал Мартынов о нем такого же дурного мнения. Генерал Мартынов даже сказал, что говорить о возможности победы, когда наша армия ко времени Портсмутского договора сделалась способною к победе, очень легко, потому что на бумаге и на словах легче победить, чем на самом деле. Конечно, легче, как легче на бумаге критиковать полководца, чем стоять на его месте. Трагическое положение Куропаткина в народном приговоре. Что скажет история, это очень далекое дело. Вероятно, одни историки его будут оправдывать, другие обвинять, но никто не скажет, что он победил. А в этом коротеньком слове весь смысл полководца, вся его репутация и все больное и скорбное чувство униженной родины. От этого скорбного чувства не может отделаться ни один русский человек, ни один русский критик кампании. Почему же японские генералы так согласно с русскими критиками говорят о Куропаткине и его книге? Японцами в этом случае руководит тоже патриотическое чувство. Было бы прямо изумительно, если бы наши враги иначе отнеслись к его книге. Она должна была поразить их особенно неприятно, она должна была их обидеть. И если генерал Нодзу отозвался о Куропаткине снисходительно, то он этим показал только наибольшую скромность. Как было не обидеться японцам, когда Куропаткин весь неуспех кампании относит, кроме неприготовленности к ней, к бездарности русских генералов, начиная с самого себя и кончая всеми другими, с весьма незначительными исключениями? Как им не увидеть того жала, которое выглянуло, может быть, невольно из книги Куропаткина и направлено против них? Дрались два народа. Одному было близко от Маньчжурии; другому так далеко, что необходимы были месяцы железной дороги для передвижения армий на поле битвы. У одного все было под рукой, у другого все было далеко. Один только и думал о войне с Россией и опасался ее, а другой меньше всего об этом думал и все свое внимание сосредоточивал на Западе, а вовсе не на Востоке, который он привык побеждать почти без оружия. Один изучал Россию, а другой понятия не имел об Японии. Да при этих и тому подобных условиях, что же за важность эти победы! Ведь тут для победы вовсе не требовалось особых талантов со стороны полководцев. Ведь тут является возможность предположить, что японские генералы были нисколько не лучше русских. Будь Япония в условиях России, а Россия в условиях Японии, другими словами, будь Куропаткин японцем, он победил бы так же русских генералов, как победили их Оку, Нодзу и другие. До Александра, Цезаря и Наполеона японским генералам, несмотря на их победы, нисколько не ближе, чем Куропаткину. Вот что поняли из книги последнего японцы и японские генералы, вот что им было обидно и вот почему они заругались совсем неприличными словами. Несомненно, что Куропаткин защищает самого себя и будет защищать, но несомненно, что он хорошо сделал, распространив свою ответственность и на других генералов и показав их несостоятельность. Никто и им не мешает обвинять Куропаткина или оправдываться от его обвинения. Пусть почешут друг друга. Это очень полезно. Но с их стороны будет очень неумно радоваться тому, что японские генералы ругают книгу Куропаткина и его самого и защищают тем самым подчиненных Куропаткину ничтожных генералов. А радоваться этому, конечно, они будут, ибо им лестно, что самые знаменитые японские генералы осуждают книгу, в которой описываются бесподобные по своей бездарности, невежеству и трусости действия некоторых русских генералов. Радоваться, господа, нечему и смеяться нечему — над самими собою смеетесь. Не угодно ли отвечать всем перед современниками и потомством? Японские генералы отлично поняли яд книги Куропаткина. Осмелился человек говорить, что война проиграна Россией благодаря бездарности начальников русской армии, а вовсе не гению японцев, не великим их полководческим талантам. Если б Куропаткин сказал в своей книге, что все его подчиненные превосходно исполняли свой долг, все генералы стояли на высоте своего призвания, но гениальность японских генералов была так несомненна, что ни его усилия, ни таланты его генералов ничего не могли поделать против этих гигантов, — если б так он сказал, японцы превознесли бы его и нашли бы в нем такие достоинства, которых он никогда не имел. Чем искуснее полководец, чем мужественнее генералы, чем храбрее армия, тем больше, тем блестящее победа над нею, тем ярче слава. Теперь же, если принять в соображение все затруднения, которые пришлось перенести русской армии, и всю бездарность военачальников, то японские победы являются результатом не превосходства японского племени над русским, не превосходством ее культуры над русской, а сцеплением страшно невыгодных для русской армии обстоятельств. Блеск японских побед над русской армией — не вековечный блеск военного гения, а успех временный; Портсмутский мир — не результат бессилия и отчаяния русского народа, а плод поспешности, с какою он был заключен. Все это хорошо учли японские генералы и потому-то книга Куропаткина так возмутила их... Впервые опубликовано: Новое время. 1907. 23 февраля (8 марта), № 11118.
Суворин, Алексей Сергеевич (1834-1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина. | ||
|