А.С. Суворин
Маленькие письма

Мне случилось в эти недели видеться с А.Н. Куропаткиным и графом Витте. Оба они были связаны между собою если не тем, что называется дружбою, то взаимным уважением, обоюдным признанием способностей, ума и государственного опыта. Война с Японией разделила их в том отношении, что один на нее пошел и мечтал о победе, а другой ее не хотел и когда, Куропаткин уже в звании только командующего 1-й армией писал ему о необходимости продолжать войну, другой настаивал на мире. Об этом и шел у меня разговор с графом Витте, один из тех разговоров, о котором есть хорошее французское выражение — parler а batons rompus. Сущность мнений графа Витте можно изобразить в таких словах:

"Я не знаком с историческим сочинением А.Н. Куропаткина об японской войне. Знаю только по выдержкам, появившимся в газете.

Зная отлично А.Н. Куропаткина, высоко ценя его таланты, которыми он обильно одарен, и преклоняясь перед его личною храбростью и мужеством, мне все-таки кажется, что если действительно от него зависели наши неудачи в боях, как от главнокомандующего, то неудачи эти произошли от тех же свойств его души, которые понудили его, в его положении ныне, публиковать историю войны, участь которой императором была вручена ему, по единодушному указанию России. Я не чувствую в этом действии тех качеств души, которыми обладали наши великие и выдающиеся полководцы-победители: Суворов, Кутузов, Барятинский, Скобелев, Гурко, Тотлебен и проч. Мне кажется, что главная причина нашей неудачи в японской войне заключалась в том, что мы к ней совсем не были готовы и к ней сколько-нибудь серьезно и не подготовлялись. Мы до самого начала японской войны гораздо более готовились на других театрах военных действий, нежели на маньчжурском. Мы вели там агрессивную политику с голыми руками.

А.Н. Куропаткин поехал на войну с поста военного министра. Он приготовлял армию к войнам, он же стал во главе войск при первой войне. Император А.Н. Куропаткина до назначения его военным министром близко не знал. Он был назначен военным министром по рекомендации своего предшественника П.С. Ванновского. П.С. Ванновский мне говорил, что, рекомендуя А.Н. Куропаткина, он докладывал его величеству, что первейшее условие успеха военного дела заключается в том, чтобы его величество, вручив тому или другому лицу пост военного министра, вполне доверился бы этому лицу. Насколько я мог судить, государь доверился военному министру А.Н. Куропаткину.

Что касается вопроса о своевременности Портсмутского договора, то у меня имеются данные, которые не дают основания утверждать, что продолжая войну, мы достигли бы лучших условий. По моему глубокому убеждению, выиграть войну, потеряв флот, было невозможно. Ведь А.Н. Куропаткин, уезжая в армию, не соглашался иначе заключить мир, как в Токио. Если бы даже после систематического проигрыша в течение целого года всех сражений на суше мы бы и выиграли несколько сражений в Маньчжурии, то все-таки в это время весь Сахалин и Уссурийский край был бы в руках японцев. Пора перестать смотреть на японскую нацию как на такую, которую можно было испугать проигрышем сражения на суше после целого ряда побед и окончательного захвата всей береговой полосы от Порт-Артура до Амура и выше. Если мудрость боевой политики А.Н. Куропаткина заключалась в том, что он давал японцам ряд Бородино, то почему не предполагать, что и японцы не были бы так мудры, что начали бы нам давать ряд Бородино, отступая к Ялу и Квантуну. Суть в том, что какие бы ни были наши успехи, перейти Ялу, отобрать Квантуй, Сахалин и Уссурийский край без флота мы все-таки не были бы в состоянии. Мне кажется, что сравнение А.Н. Куронаткина Мукдена или Телина с Бородином вообще несоответственно, ибо Бородино, Москва и Смоленск — это Россия, и к Бородину нужно было прибавить русский народ, а Телин, Мукден и Шахэ — это Маньчжурия, и к Телину нужно было прибавить народ не русский, а китайский, по свидетельству самого А.Н. Куропаткина, нам недоброжелательный, и, прибавлю от себя, по нашей же вине. Но оставляя в стороне стратегические соображения, по моему убеждению, мы не могли дольше воевать по соображениям внутреннего состояния России".

Я говорил с людьми компетентными, которые не придавали значения флоту ни в начале войны, ни после поражения флота. Приводить этих мнений не стану. Но сделаю одно возражение графу Витте относительно Портсмутского договора в таком виде: если бы он хоть отчасти предвидел все то, что произошло в России после этого договора, он употребил бы все усилия для того, чтобы не заключать его. Он вел бы себя в Портсмуте с японцами с такою независимостью, даже с таким "высокомерием", к какому он только способен. Ставлю это слово в кавычках, ибо не могу прибрать более дипломатического. Мне немножко известна сущность совещаний, происходивших перед отъездом С.Ю. Витте в Америку. Говорили, что только один государь был за продолжение войны, все же остальные советники говорили за мир; от войны не ожидали, если бы она продолжалась даже с успехом, ничего больше, кроме отступления японцев в Корею. Но и для этого отступления высчитывали огромные потери в людях и капиталах и много времени, кажется, около года. Конечно, гадания остаются гаданиями, но в данном случае гадания о победах, о которых говорят теперь и Куропаткин и Линевич, не упоминая о военных менее значительных, но проделавших всю войну, ничего невероятного в себе не заключают. Было бы любопытно, если б граф Витте обнародовал те "документы", о которых он говорит.

Я видел в одном доме и А.Н. Куропаткина. Он казался очень бодрым и убежденным и авторитетным тоном высказывал свои мысли о войне. Читатели знакомы отчасти с этими взглядами по беседе с бывшим главнокомандующим одного из сотрудников "Нового Времени". Эта беседа происходила уже после моей встречи с ним у общей нашей с ним знакомой писательницы. В будущей войне с японцами Куропаткин не сомневается, как и в исходе ее в пользу России. Мне было очень приятно услышать от него это, ибо я никогда не позволю себе сомневаться, чтобы Россия осталась побежденною. Побежденная Россия, имеющая огромные интересы на Востоке и, по-моему, не могущая жить в одних европейских своих пределах, потому не может и жить побежденною. Франция, которая была побеждена более, чем Россия, ибо была разбита в сердце своем, принуждена была искать победы в Африке и Азии и в них найти некоторое удовлетворение своему патриотическому чувству. Падение империи и провозглашение республики было недостаточно для французского народа для того, чтобы сохранить свое значение. Республика пошла на союз с самодержавной Россией, чтобы обезопасить себя от своей победительницы. Так и нам непременно придется отстаивать свое значение при помощи военной силы или снизойти на степень второстепенной державы.

Я читал где-то сожаление о том, что наши генералы начинают переругиваться подобно тому, как во Франции переругивались генералы после 1870 — 1871 г. Повод к этому подала книга Куропаткина и беседа с ним нашего сотрудника. Говорили, что три генерала, задетые им, послали ему вызов на дуэль. Я, напротив, думаю, что эта генеральская полемика очень доброе дело, и даже дуэли между ними были бы желанным явлением. Необходимо выяснить все наши неуспехи и причины их со всею возможною для современников ясностью. Полемика заставляет невольно обнаруживать то, что человек скрывает, она выдает тайны характеров и действий, она характеризует нравы и определяет способности участвующих в полемике. Она, наконец, дает прекрасный материал для истории. До беспристрастной истории, конечно, далеко еще. Но важно и то, что современники получат представление о главных действующих лицах.

Впервые опубликовано: Новое время. 1907. 17 февраля (2 марта), № 11112.

Суворин, Алексей Сергеевич (1834-1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина.