А.С. Суворин
Маленькие письма

Вы читали «правительственное сообщение»? Может быть, вы уж этих документов не читаете, потому что они «слова, слова, слова» и притом пустые. Но я читаю именно потому, что эти пустые слова характеризуют переживаемое нами время.

«Среди явлений, сопровождающих настоящую смуту, Совет министров не мог не обратить внимания на образ действий некоторых лиц, состоящих на государственной службе, и на отношение их к происходящим событиям, нарушающие основные начала служебной дисциплины».

Сразу не поймешь, к чему относится слово «нарушающие», так этот период неуклюже построен. Если хотите, «сообщение» документ важный, а если разобрать его, то ничего не останется, кроме недоразумения. Уже самое начало:

«Совет министров не мог не обратить внимания».

Какая вежливость! Он не обратил бы внимания на анархию среди самого правительства, где «скрытые враги государственного порядка», где противодействия правительству, «враждебные ему стремления», «преступное небрежение долгом присяги», но «не может не обратить», потому что происходит смута, когда требуется «честно послужить Родине». В другое время это было не важно и Родина писалась с маленькой буквы, а теперь и ей оказывается почтение. Кто не знал, что анархия в правительстве существует давным-давно, что законы постоянно нарушались, что нажива сделалась предметом культа, что всякий произвол господствовал, что протекция сажала ничтожных на ответственные места, и эти ничтожества развращали общество своим примером, что гибли целые отрасли государственного дела просто потому, что они вверялись людям, перед которыми пикнуть никто не смел, но все зато грабили и воровали за их спинами тем свободнее, а для безопасности приносили их любовницам дары и авансы. Кто не знал, что губернаторские места были синекурой, что министры обменивались протекциями и человеку даровитому всего труднее было «выйти в люди». И это сверху донизу. Какое же тут уважение к закону, верность присяге? Почему же бюрократия разом потеряла всякое «доверие» в обществе, как не потому, что она перешла всякие границы терпения. И вот теперь высшая бюрократия обращается к своим подчиненным ослушникам с назиданием совершенно азбучным, до того азбучным, что без соблюдения его невозможно не только государственное, но самое простое житейское дело, самое маленькое. И это обращение написано каким-то трестящим слогом, претендующим на Карамзина, точно описывается какое-то возвышенное явление в области нравственности и высоких стремлений.

По-видимому, что проще было бы — начать прямо с дела, а не со слова. Ведь говорится о людях прямо преступных, которые нарушают присягу, которые содействуют смуте, продают Родину, тем легче, что у них ключи от этой крепости. Кто не знает, что все эти так называемые политические стачки делались не только при «сочувствии» и попустительстве, но даже при прямом содействии лиц, состоящих на государственной службе, что эта служба являлась иногда разбойничьим притоном, где происходили заговоры и ковались мечи для разорения Отечества. Не говорю уже о трусости, о подлизывании, о лобзании ручек у революции, о тайном желании ей всяческого успеха, о радикальничестве самом беспринципном и холопском лиц даже высокопоставленных. Этот губернатор, который идет по городу с красным флагом, другой, который снимает свою шляпенку и машет ею, приветствуя рабочую «марсельезу», а когда горожане Уфы начали ему за это выговаривать, он извинялся и говорил: «я думал, революционеров много». И сколько таких слуг у правительства и «исполнителей Государевой Воли», как выражается «сообщение»...

С дела надо было начать, а не со слова. Надо было прямо уволить этих «некоторых лиц, состоящих на государственной службе», и предать их суду. Ведь они должны быть известны правительству, если оно об них говорит. А оно и говорит чудно. «Подобные лица должны оставить свои должности и уступить их другим, желающим посвятить силы свои служению Государству». Скажите, пожалуйста, какие нежности! Да с какой стати я уступлю свою должность, если я «подобный» тем, которых «сообщение» разумеет? Нашли дурака! Я должен «уступить»? Какие понятия о службе! Точно дело идет об уступке кавалером места даме приятной во всех отношениях или просто приятной даме. И будучи «подобным», почему я могу узнать тех «других», которые «желают посвятить силы свои служению государству». Да, может быть, они еще хуже меня, если бы я даже решился счесть себя «подобным» вполне добросовестно. Прочтя такое «правительственное сообщение», «подобный» тем, «которые нарушают основные начала служебной дисциплины» и являются «скрытыми врагами государственного порядка», может только добродушно посмеяться и тону, и смыслу этого документа.

Не говорите, что это мелочи. Вся жизнь состоит из мелочей, а правительственное слово должно быть ярко, разумно и сильно своей определенностью. От своих подчиненных оно должно требовать, а за измену предают суду, а не преподают назидания. Ведь дело идет об измене. Ведь эти «основные начала дисциплины», это «преступное небрежение долгом присяги», эти «скрытые враги государственного порядка», что это такое? Правда, «сообщение» юлит. Оно выражается: «Небрежение долгом присяги». «Небрежение?» Какая бюрократическая мягкость! Не сказано «нарушение», а «небрежение» только. Как много в этом слове бюрократического коварства и лазеек для того, чтобы выйти сухим из воды. Но разумный и честный человек поймет это, как следует.

Мне хочется спросить в заключение, что это за «правительство», которое печатает эти сообщения? Есть ли это Совет министров, который «не мог не обратить внимания?» Но в таком случае зачем окончание: «Министры и Главноуправляющие (большими буквами, как и Родина) примут в соответствии с сим надлежащие меры?» Разве весь Совет министров, в полном составе, «в соответствии с сим» не может принять соответствующие меры? Почему каждый министр будет увольнять? Например, министр народного просвещения граф И.И. Толстой сказал беседовавшему с ним репортеру, что он разделяет людей на три разряда: «на почтенных, полупочтенных и непочтенных». По-моему, такое деление со стороны министра отзывается пошлым водевилем. Значит ли это: почтительные, полупочтительные и непочтительные люди, или же просто ничего не значит, а есть только пошлость. Граф Витте мог бы спросить у граф И.И. Толстого, что это значит, и напечатать в «Правительственном Вестнике». А то ведь вдруг он станет увольнять по этому рецепту, признавая себя непогрешимым и в высокой степени остроумным.

Принимает ли участие в этих «правительственных сообщениях», например, Правительствующий Сенат? А ведь он мог бы объяснить «правительству», что такие сообщения, пожалуй, компрометируют правительство. Он мог бы объяснить, чему подвергаются слуги государства, принявшие присягу и «преступно» ее нарушающие, поступающие, как «скрытые враги». Иначе ведь это опять произвол, опять «чего моя нога хочет» — почтенных, полупочтенных или непочтенных? А ведь возможно, что честно и верно служат только непочтенные, а вовсе не почтенные и полупочтенные.

Впервые опубликовано: Новое время. 1905. 19 декабря 1905 (1 января 1906), № 10691.

Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина.