| ||
|
Как не догадаться было председателю Г. д., г. Муромцеву, остановить смех «лучших людей» над членом Г. д. г. Михайличенко, который называл Г. с. «прерогативой», поставленной между Г. д. и монархом? Председатель иногда не в силах восстановить порядок и удержать даже от драки депутатов, как это мы знаем из истории парламентов. Председатель мог дозволить членам Г. д. резкие слова и выражения, вроде прибивания «министров к позорному столбу», чем занимался, Винавер по грубой еврейской привычке. Да и сами мы — резкий, невоспитанный и ругательный народ, и наши нравы такие же, и печать такая же. Еврейскую наглость поэтому мы мало замечаем. Но смеяться над членом Г. д. за то, что то образование, которое он получил, ниже того образования, которое получили гг. Муромцевы, Кокошкины, Родичевы, Набоковы и т.д., это стыдно, это очень стыдно. Члены Думы равны и одинаково заслуживают защиты от г. председателя, если хохочут над их образованием. Может быть, г. Михайличенко умнее иных образованных членов Г. д., получивших свои знания в университетах и других высших учебных заведениях, содержимых на счет народа, на счет массы этих самых Михайличенко и других крестьян членов Г. д., но не его вина, что сам он не попал в эти высшие школы. И г. Муромцев не осмеливается сказать своей аудитории, что она поступает неприлично, поступает как барин, хохочущий над мужиком, который коверкает иностранное слово. С.А. Муромцев мог бы обратиться к Думе с такими словами: —Господа, позвольте вам напомнить, что Дума не театральная сцена, где разыгрывается смешной водевиль. Смех, конечно, не исключается из нашего собрания, как не исключаются знаки одобрения. Но смех над депутатом, не получившим образования, я бы такой смех исключил. Депутат Михайличенко употребляет слово «прерогатива» в таком смысле, которого оно не имеет. Но смеяться над этим нечего. Слово это и вообще иностранные слова так часто употребляются в наших прениях, что очень легко запоминаются всеми, как вообще запоминается всякое курьезное слово и необычная вещь. Для понимания красоты речи нужно много вкуса и развития, но для усвоения ее курьезов требуется только память. Посетители Дрезденской картинной галереи, конечно, заметят Мадонну Рафаэля, потому что им ее укажут, как великое произведение, стоящее притом в особой комнате и окруженное особым вниманием и почтением, но не заметят многих прекрасных картин, которые оценить может только человек, любящий и понимающий искусство. Зато всякий заметит одну картину великого фламандца не по ее достоинству, а по исключительности ее содержания. Содержание это... оно... на ней изображена корова задом к зрителю в тот момент, когда она отправляет естественную... —Она мочится, — кричит г. Аладьин с места. — Я видел. Улыбаясь, г. Муромцев продолжает: —Господа, иногда те иностранные слова, которые мы здесь употребляем, похожи именно на ту корову, которую видел г. Аладьин. Как эта картина бросается в глаза людям малообразованным только своим курьезным содержанием, так и эти слова усваиваются малообразованными людьми только потому, что они им новы. Я сам слышал, как в группе крестьян слово «президиум» выговаривалось прижидиум. Когда я спросил у одного из них, что значит прижидиум, он мне отвечал, что это «Дума при жидах»... —Это оскорбление еврейскому народу,— кричит г. Винавер. —Не позволим оскорблять еврейский народ,— вторят гг. Френкель, Каценельзон, Франсон и другие евреи. —Господа, прошу вас не прерывать меня,— продолжает председатель Г. д.— Я сообщаю факты, и вам хорошо известно, что я очень хорошо знаю, что президиум не значит Дума при жидах... при евреях, но когда это слово начинают выговаривать прижидиум, то по созвучию объясняют и его значение. В эту минуту крестьянин-депутат, привыкший праздновать воскресенье, прерывает слова г. Муромцева: —Но если мы постановили праздновать шабаш, значит действительно Дума при жидах. Начинается шум. Кареев кричит: —Уважайте народы! Инородцам — первое место как угнетенным. —Все христианские дети учат заповедь Божию,— говорит г. Каценельзон,— которая повелевает святить именно субботний день, а не воскресный. Все христианские дети будут рады праздновать, кроме воскресенья, и субботу... —Они и весь год готовы праздновать! —Запретите, г. председатель, возбуждать религиозные вопросы,— кричит кто-то резким голосом,— Постановление Г. думы священно! —Непререкаемо! Все дни равны. —Воскресенье в память воскресения Христова. Его надо праздновать. Наши деды... —Долой дедов и отцов!.. —Суббота была раньше! Весь еврейский народ празднует субботу!.. —И Миколу отменили,— говорит крестьянин — Потому, в субботу нет заседаний никогда, а во все прочие праздники могут быть. Это незаконно! —Дума — закон! Нет закона, кроме Думы. —Нет Бога, кроме Бога, Магомет пророк его,— кричит мусульманин.— Мы тоже к воскресенью привыкли. —Отвыкните! — кричит Винавер,— Евреи проливали кровь! Они получают по векселю. И так далее, и так далее. Евреи кипятятся особенно, боясь проиграть субботу. Г. Острогорский обливается потом. Крестьянин-депутат продолжает среди шума кричать: «Шабаш, шабаш!» Г. Муромцев величаво ждет, когда страсти утишатся, и потом продолжает: —Итак, господа, как по созвучию президиум обратился в прижидиум в уме людей неразвитых, так и г. Михайличенко тоже по созвучию объяснил себе слово прерогатива. Он, конечно, думал, что это слово русское, для него, конечно, новое, но понятное, ибо оно происходит от слова рог, рогатый и именно в этом смысле он его употребил. Слово «средостение» для него меньше понятно, чем прерогатива, как нечто рогатое. Я боюсь, что другие иностранные слова, которые мы употребляем, могут быть поняты по созвучию или совсем не поняты. Все эти интерпелляции, конфликты, мандаты — их надо избегать. Мне кажется, что Г. д. должна позаботиться и о том, чтобы сохранить этот язык во всей его чистоте и украсить его новыми словами. Новые понятия, новые термины наш язык должен отлить и в новые формы. Русский язык и при старом режиме оставался прекрасным языком великого народа и выработался в чудесных созданиях наших гениальных писателей, перед которыми и новая жизнь еще долго будет останавливаться с уважением и любовью. Мы должны охранять наш язык от всего наносного и всего жидовского... виноват: от еврейского жаргона, и по возможности стараться говорить ясно и просто, избегая иностранных слов. Не забудем, что именно он, этот русский язык, объединяет здесь, в нашем свободном собрании, все народы нашей империи, и поляки, избегавшие говорить на нем, теперь говорят на нем. Извиняюсь перед г. Муромцевым за то, что я влагаю в его уста эту речь. Но смею думать, что он разделяет общий смысл этой речи, если не ее подробности. Впервые опубликовано: Новое время. 1906. 16(29) мая, № 10837.
Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина. | ||
|