| ||
|
Я решительно не понимаю тактики Союза 17 октября, если эта тактика такова, как пишут о ней А.А. Столыпин и А.А. Пиленко. Когда я читал в последние два дня их заявления, я думал, что они иронизируют, и думаю доселе так: ирония тем сильнее, чем она серьезнее, чем непроницаемее форма. «Мы будем стоять за кадетов, мы, побежденные, для того, чтобы их победить. Мы, как правоверные конституционалисты, станем добиваться министерства из большинства, в данном случае из кадетов, так как большинство будет ихнее. Как только они окажутся во власти, сейчас же непременно провалятся». И А.А. Пиленко рисует в юмористическом духе министра внутренних дел г. Родичева и приводит слова г. Милюкова, что партии теряют свое обаяние скорее всего во власти. Это справедливо только до некоторой степени и справедливо относительно всех партий, кадеты это или союзники 17 октября. У нас, при новости режима, отсутствии всякой парламентской подготовки и присутствии бесшабашного увлечения так называемого общественного мнения, победа и поражения могут сменяться часто. Но могут еще не значит, что будут. Я не знаю, так ли комичен и экстравагантен г. Родичев, каким его рисует А.А. Пиленко в качестве запевалы партии. Но если он таков, из этого даже еще не следует, что он будет таким во власти. Власть меняет людей, меняет даже их внешность, их приемы, сглаживает характер и привычки. Это, конечно, доказывать нечего. Что было о Сикстом V, когда он не был папой, и что сделалось, когда он вступил на папский престол, в большей или меньшей степени происходит со всяким человеком, который делается правителем государства, министром, главнокомандующим. Преображение вещь бесспорная. Всякий мало-мальски умный человек делается во власти умнее, сдержаннее, рассудительнее. Он быстро оставляет все те фокусы, которые ему были нужны для толпы, и заменяет их внутренним содержанием и заботится о той ответственности, которая лежит на нем. Почему же тому же самому не совершиться с представителями кадетской партии? Если бы мы были избалованы какой-нибудь плеядой замечательных министров и администраторов, сравниться с которыми было бы трудно или невозможно, можно еще было бы предаваться мечтам, что сегодняшние победители, будучи неглупыми людьми, завтра сделаются дураками и не выдержат никакого сравнения. Но ведь этого нет. Мы не можем судить о силе победоносной партии и о том, как она будет вести себя. Мы знаем только, что она вела выборную борьбу гораздо лучше всех других партий и этим уж показала, что она не утирает носа рукавом, как утирались другие партии. Я далеко не согласен с теми, которые с каким-то необыкновенным самодовольством приписывают успех кадетов только этой тактике и, главное, правительственным репрессиям. Я думаю, что в самой программе и в составе партии было нечто такое, что давало ей перевес. Если атмосфера была благоприятна кадетам, то в ней много было благоприятного и для союзников 17 октября. Я думаю также, что русских вообще тянет в крайние партии, как людей, у которых чрезвычайно мало культуры и даже благ той природы, которая так щедра на Западе. Ковры-самолеты, кисельные берега, медовые реки, жар-птицы — влекли к себе народную фантазию от короткого страдного лета и тяжкой зимы. Прямо из ничтожества ко всем радостям жизни. Так и в политике: надо прямо жар-птицу, а не поросенка под хреном. Кроме того, в обществе много зависти, злобы против всякого, который выдается, и того тайного подковыркивания, которое питается личными расчетами. О нас давно сказано, что мы готовы пожирать самих себя. Я думаю, что у союзников этого добра было больше, чем у кадетов, может быть, потому, что около кадетов было много бескорыстной и наивно верующей молодежи, которая страстно предавалась агитации. У кадетов было и больше имен, а имена — великое дело. Бранят ли их или хвалят — все равно, это шаги к известности, к популярности. Если вы ругаете милого мне человека, я буду стоять за него тем крепче. Союзники 17 октября этого в такой степени не понимали, что прятали имена своих излюбленных под своими густыми политическими ресницами. Я думаю, что и теперь они это мало понимают и все стараются обличить кадетов в том, что они чуть ли не украли у них самые надежные принципы и выдали за свои. Мне кажется, что это просто смешно. Черты сходства есть у обеих партий уже потому, что они обе конституционные и воровать друг у друга нечего. Кадетам стоило только взять известную гамму от нижнего до, конституции, до верхнего — в пространстве. Я уже указывал на счастливое название партий. У одной два — кадеты и народной свободы, как будто две партии, у союзников 17 октября было только одно название, а за другим пришлось бежать к соседям. Вы можете говорить, что это не важно. А я вам говорю, что при выборах все важно и нет такой мелочи, которая, при умелом обхождении с нею, не могла бы содействовать успеху. Что ж из всего этого следует? По-моему, из этого следует, что напрасно союзники 17 октября рассчитывают на свою тактику победить великодушием врага. Идти вместе с ним, проливать, выражаясь фигурально, за него кровь, возвести его в главнокомандующие и затем кубарем сбросить его под начальство Линевича — это что-то уж очень наивное или, если хотите, сверхчеловечески великодушное. Чтоб попасть под начальство Линевича, надо наделать очень много ошибок и, главное, не обращать никакого внимания на свой штаб, составленный с борка да с сосенки. Я думаю, что кадеты не наберут себе столько бездарностей, сколько собрал вокруг себя Куропаткин, желая угодить всем высокопоставленным рекомендациям. Я беру пример из военной истории, как всем понятный, во-первых, а во-вторых потому, что парламентская борьба тогда только и борьба, когда она пользуется умело всеми слабыми сторонами своего противника и, резко обозначая свои границы и цели, стоит на них твердо. Тогда только и жизнь партии, ибо только в перипетиях борьбы, в сшибке вождей набираются приверженцы. Я желал бы не ошибиться в том, что статьи А.А. Столыпина и А.А. Пиленко написаны иронически, а не серьезно. Если они серьезны, то они идут мимо целей и могут возбуждать у кадетов только улыбку. Христос с нами, господа. В последние годы день Христова Воскресения был для России не праздником праздников, а только минутой надежды, за которою следовало нескончаемое горе и слезы. Дай Бог, чтоб эта чаша миновала нас навсегда. Впервые опубликовано: Новое время. 1906. 2(15) апреля, № 10794.
Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина. | ||
|