А.С. Суворин
Маленькие письма

DXXIII
<О Русско-японской войне>

На главную

Произведения А.С. Суворина


Государь назначил Куропаткина главнокомандующим. Эта фраза сегодня у всех на устах. Вчера она вызвала общее радостное чувство в армии. Русский человек во главе армии; человек, в которого верили и верят! Русские люди всегда страдают в дни невзгоды больше всех и прежде всех, но спасают русские люди. Эта гордость есть у нас у всех и в настоящее время она должна вырасти и вырастет. Дай Бог нашему главнокомандующему успеха и счастья, а нам всем — живого и искреннего ему содействия.

Эта радостная весть смахнула тревогу по случаю происшествия с Балтийской эскадрою. Она, вероятно, объясняется всего лучше душевным состоянием наших моряков. Надо войти в душу этих людей, предпринимающих великое по пространству и значению плавание. Несколько месяцев пути, сопряженного со всеми препятствиями, какие только может изобресть нейтралитет. Ничего определенного нет, но неопределенного, случайного можно ждать каждый день. И это неопределенное тем мучительнее, чем длиннее срок. Все эти лица истомились на месте, истомились несчастиями нашего флота, несчастиями поразительными, роковыми и грозными, которые следовали друг за другом, как удары колокола, бьющего страшную полночь, полную пляской и гримасами духов и привидений. Эти люди, сидящие на судах, стоящих миллионы и требующих для управления собой опыта, знания, внимания, поглощающих всего человека, волновались тем больше, что в самом начале поприща их им грозили всевозможные засады. Одна минута думы, что там скрывается гибель, что среди этих мирных рыбарей есть предатели и убийцы, что вот сейчас можно взлететь на воздух и разбить все надежды России, что привидение уже ползет с чувством ненависти и злобы и что завтра вся Россия болезненно охнет и в мире возвеселятся враги наши, захохочут и закричат,— одна эта минута решала судьбу тех несчастных рыбаков, которые не думали о смерти. Зависело все от одной минуты, от одной искры сознания величайшей опасности, которую ждали с напряженными нервами уже много дней и о которой были даже предупреждены. Или самим смерть, или смерть засаде. Это была страшная минута и для тех, которые стреляли, и для тех, которые пострадали от выстрелов. Это — печальная, скорбная минута, которую возвратить нельзя и которая в своих подробностях останется наверное загадкой.

Мне обидно было читать телеграммы с угрозой войны, возмездия, унижения. Но я думал, что тут самолюбие задето, самолюбие великой нации, которая очень много прощает себе и совсем не привыкла прощать что-нибудь другим. Это уж такое свойство народного самолюбия, в особенности в первые минуты, когда является только факт, обыкновенно преувеличенный донельзя, а о причинах явления никто еще не думает. Дико даже упоминать слово «предумышленность», которое проскользнуло в одной из телеграмм. Надо поставить себя в положение наших моряков в ту роковую минуту, о которой я говорил, когда, быть может, явилась по каким-нибудь признакам уверенность, что неприятель действительно тут. Прожекторы не избавляют от опасности, которая могла показаться тем возможнее, что впереди было несколько судов, что с них показывали рыбу, точно желая подойти ближе, а, быть может, какое-нибудь судно и двинулось вперед. Или произошло что-нибудь похожее на это. Известно, как ночью вырастает осторожность и как напрягаются мысли и резки ощущения. Прибавьте к этому неуверенность в англичан, не в английское правительство, а именно в граждан великобританской короны, которые столько деятельной вражды оказали России. Никто еще не забыл, как английский капитан Ли хвастался тем, что он со своими товарищами провел из Средиземного моря в Японию «Ниссин» и «Кассугу», как он провел русских моряков, как являлся к микадо, как его чествовали и как хохотали над русскими злым смехом победителей. Было бы постыдно русским людям забывать такие вещи; и они не забыты. И пусть англичане это оценят, как следует джентльменам. Сколько вражды англичане оказывали нам во все время войны, и в Англии, и в Персии, и в Китае, и в Японии. Они притом — союзники Японии и могли действовать, как союзники, каждый за себя, могли скрывать мины на этих рыбачьих судах или скрывать японские суда, которые приготовились броситься на наши. Наши моряки имели полное право думать, что им устроена ловушка среди этого флота рыбаков, который встал перед нашими судами, как привидение, они имели право думать, что здесь именно скрываются незаметно люди, подобные капитану Ли, что эти люди приготовлялись к встрече, что они сносились с японцами, закрывали и скрывали их, как ни в чем не бывало, и потом станут хвастаться и смеяться над добродушием и несообразительностью русских, которые спешат на тяжкое патриотическое дело, на спасение своих братьев и чести своей родины. Почему русские люди должны быть особенно осторожны, особенно вдумчивы, особенно осмотрительны? Потому что на них лгут больше всего? И сколько налгали в этом случае. Казалось, десятки, сотни рыбаков убито, множество судов потоплено и разбито. Первые телеграммы были именно такие, путанные, сумбурные, перемешанные с угрозами, с соболезнованиями, с криками и воплями.

А если бы русские доверились и если бы случилась катастрофа с нашими судами, нам и спрашивать было бы не с кого. Сказали бы «опять прозевали!». Лучше маленькая трагедия, чем большая комедия,— ведь на наши несчастия нередко англичане смотрят как на увеселительную комедию. Бедная наша родина! Сколько пролила она крови чуть не за все европейские государства в течение первой половины прошлого века. Наемница этих самых «мореплавателей», она сражалась за пруссаков, за австрийцев, за чужие выгоды, за чужую жизнь, и вот ей отплатили у Севастополя и отплачивают теперь, когда она стоит за свою честь и достоинство. Недостает того, чтобы сами русские стали бить себя по щекам, крича: «Стой! Назад!» и молить о прощении. Но нашлась и одна английская газета, которая заговорила с чувством человеческого достоинства и насмеялась над своими оралами.

Мы надеемся, что две нации приложат все старания к тому, чтоб этот несчастный случай разрешился благополучно. Мы живем в такое критическое время, когда самая атмосфера международных отношений готова превратиться во взрывчатое вещество, и довольно искры, чтобы начался неумолкаемый гром.


Впервые опубликовано: Новое время. 1904. 14(27) октября, № 10281.

Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина.



На главную

Произведения А.С. Суворина

Монастыри и храмы Северо-запада