| ||
Победа, победа! Это так поет Руслан в опере Глинки, когда он отрезал бороду у Черномора, а не то чтоб теперь была какая-нибудь победа. Ее очень нужно, победу. Она пролила бы свет в русские души. Она нужна для мира. Но победы нет и придет ли она? Известно, однако, что мир придет, ибо воевать бесконечно невозможно. Плохой мир лучше доброй ссоры — это правильно, когда ссора не началась, но когда она идет десять месяцев, все поднимаясь и поднимаясь, трудно желать плохого мира даже ввиду внутреннего творчества. Мне думается, для творчества надобна радость. И самое творчество есть радость. Радость создания новой человеческой души в любви, в крепких объятиях,— это символ всякого творчества, литературного, художественного, государственного. Душа в это время растет и светится восторгом. Но радости у нас нет. Есть брожение, есть неуверенность в завтрашнем дне; а для утешения повесть о защитниках Порт-Артура — славная повесть, славная по мужеству войска, по талантам вождей и по их знаниям в военном деле. На небольшом пространстве они написали прекрасную историю русского непреклонного характера и любви к родине. Это — богатырская поэзия, воскрешающая для нас славнейшие сказания нашей истории. Что бы ни случилось далее, защита Порт-Артура явится свидетельницей того, что нет народа, которому бы русский уступил в своем мужестве, в искусстве военном, когда оно свободно распределяется и не встречает препятствий в рутине, рутинерах, бездарностях. Защитники Порт-Артура совершенно опровергают те доводы, что будто бы русский человек менее культурен, менее образован, чем японцы. Он не только умеет сражаться, не только умирать, но и жить, обнаруживать просвещенный ум и пользоваться наукою и создавать. Где тут преимущества на стороне японцев, в каком отношении — пусть скажут. Их нет, этих преимуществ. Есть крепкая, умная, способная, доблестная русская душа. И я бы напомнил снова о том, как они, эти представители России, заслужили перед отечеством и как они достойны, чтоб мы несли свои лепты на обеспечение их и их семейств. Порт-артурская эскадра погибла. Это — гибель 200 миллионов рублей, не считая потерн нравственной. Идет 2-ая эскадра. Готовится 3-я эскадра. Адмирал Бирилев приглашает к делу и просит не писать: «Теперь «повелено», а раз повелено, говорить более не о чем». «Своим писанием вы только смущаете людей, оскопляя энергию, вы убиваете уверенность в себе. Под давлением ваших статей люди носы повесили, а чтобы повесить нос, надо опустить голову, а с опущенной головой, кроме кончика своих сапог, ничего не увидишь». Нечего искать виноватых, продолжает он: «Виноваты все, и нет ни души правой». Все это очень хорошо, но из этих очень хороших слов вовсе не следует, что следует бросить писать. Между повелением и исполнением остается еще большая дистанция. Как, когда и каким образом исполнится повеление. Правда, прекрасны слова адмирала Бирилева: «Каждый потерянный день — проступок, потерянная неделя — преступление», но это еще должно быть сознано и исполнено. Общество не может успокоиться и должно знать, что именно так делается, что именно проступок — потерянный день и преступление — потерянная неделя, преступление действительное, а не для красоты только слога. На страницах «Нового Времени» много раз мы взывали к такой энергии и почти этими же словами. Когда начальник Балтийского флота говорит это, то сознание, значит, существует в крайней необходимости послать третью эскадру и как можно скорее. Мне думается, что те разоблачения, которые сделаны капитаном Кладо, были необходимы, как они ни горьки. Они осветили дело со всех сторон и должны вдохнуть энергию. Если под давлением статей люди повесили носы и опустили головы, то это не делает чести этим людям и этим головам. Не опустил же голову адмирал Бирилев, если он говорит энергическим языком, а он знал все то, что знал капитан Кладо; не опустили же голову даже те женщины, которых посетил адмирал: «ни капли слабости, ни звука жалобы, все гордятся своими мужьями, призванными на защиту родины». Опускать голову никогда не следует тому, кто считает себя человеком и достоин этого имени. Не опустили же голову порт-артурцы, а что еще можно выдумать более мучительное, более страшное. Кто опустил голову, тот уходи, кто повесил нос, тому грош цена. Крепкие люди, стойкие и талантливые должны взять в свои руки энергическое дело, и пусть посторонятся все те, у кого нос повис и голова видит только кончик сапога. Пусть устранятся те, на плечах которых лежит груз лет, или которые собственное спокойствие ставят выше всего. Они только могут мешать, а не те, которые пишут и поднимают свой мужественный голос, чтоб возвестить правду. У Корнеля Гораций говорит: Notre malheur est grand, il est au plus haut point,
Замечательно, как флот приковал к себе общее внимание. Потому ли, что с него началась война, с ним были страшные катастрофы, как гибель Макарова, потому ли, что именно флот держит в напряженном состоянии дипломатию, грозя усложнениями, или общество инстинктивно чувствует, что с флотом связана победа, а уж одна эскадра погибла, а другая — где-то в океане, на пути к счастливому врагу, и это пугает. В первом заседании комитета по сбору пожертвований на флот, из пятидесяти человек, бывших на этом заседании, никто не думал, что общество раскошелится более чем на полтора миллиона. А общество дало пятнадцать миллионов. Это нечто невиданное у нас. Грядущая даль как будто что-то обещала, и русский человек жертвовал всего охотнее именно на то, что погибало. А теперь точно только и надежды, что на флот. Ведь есть армия. Сфинкс она, что ли? Молчаливый, выжидающий, загадочный. Армия и флот защищала. Порт-Артур сделался центром, потому что там был флот. Флот не хотелось выдать. Армия стоит и ждет, в виду неприятеля, который тоже стоит и ждет. Оба противника строят укрепления и тревожат друг друга. Что будет дальше? Мы теперь на самой высшей точке своего критического положения. Возможность падения Порт-Артура, судьба 2-ой эскадры, быть может, близость новой и решительной битвы... Впервые опубликовано: Новое время. 1904. 7(20) декабря, № 10335.
Суворин, Алексей Сергеевич (1834—1912) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Отец М.А. Суворина. | ||
|