К.М. Тахтарев
Главнейшие направления в развитии социологии

На главную

Произведения К.М. Тахтарева

СОДЕРЖАНИЕ

Со времени появления "Социологии" Огюста Конта прошло уже около трех четвертей столетия. Каких только "социологий" не появлялось с тех пор! Издавались и "описательные социологии" и "индуктивные"; и "географические" и "этнографические"; и "биологические" и "психологические"; и "динамические" и "генетические"; и "чистые" и "прикладные".

"Социологий" существует множество. Но существует ли социология? Развилось ли изучение общественной жизни до степени науки?

Во всех передовых странах уже издаются специальные научные социологические журналы. Существуют ученые социологические общества. При университетах, как в Европе, так и в Америке, учреждаются специальные кафедры социологии. Уже создались целые социологические школы и различные направления в социологии... И все же очень многие до сих пор еще продолжают сомневаться в самой возможности существования той общественной науки, дело которой: выяснять явления общественной жизни, устанавливать их естественное соотношение и исследовать обусловливаемую этим соотношением закономерность общественной жизни.

Впрочем, в этом отрицательном отношении к закономерности общественной жизни виноваты отчасти сами социологи. В то время как одни из них готовы возводить в закон любое явление, приковавшее их внимание, другие отрицают даже закономерность исторического развития. С необыкновенной легкостью создаются новые социологические системы, которые очень часто оказываются недолговечнее новых патентованных медицинских средств. И в конце концов, подобно Эллвуду, заявляют о необходимости вернуться к самому началу обществоведения, к Аристотелю. "Если взять Аристотеля за исходную точку, — говорит Чарльз Эллвуд, — и проследить развитие общественной науки с его дней, то атмосфера общественно-научной мысли будет расчищена самым чудесным образом"*.

______________________

* Ellwood Charles E. Aristotle As sociologist // Annals of the American Academy of Political and Social Science. Philadelphia, 1902. Vel. XIX. № 2 (March). P. 74.

______________________

И действительно, множество "социологий" весьма сильно способствовало созданию существующей путаницы социологических понятий. Достаточно коснуться хотя бы лишь одного вопроса о факторах общественного развития или об общественных силах, чтобы получить достаточно живое и убедительное представление об этой путанице понятий...

Большинство предложенных социологических систем теперь считаются ошибочными, ложными. Однако многие из них изобилуют блестящими мыслями. Некоторые из положений их безусловно правильны. И, кажется, ни к какой другой отрасли знания не подходит так хорошо следующее замечание Аристотеля: "Теоретическое изыскание истины — с одной стороны, трудно, с другой — легко. На это указывает то, что, с одной стороны, никто не может совершенно постичь ее, с другой — никто вполне не уклоняется от нее, но каждый говорит кое-что в объяснение природы; и следовательно, поодиночке каждый или ничего не прибавляет, или мало прибавляет, а из совокупных усилий получается нечто важное"*.

______________________

* Аристотель. Метафизика / Русск. пер. Первова и Розанова. Пб., 1895. Книга II, гл. 1, § 1.

______________________

Попробуем же проследить главнейшие социологические направления и отметить их основные социологические положения.

Истинным основателем обществоведения по справедливости должен считаться Аристотель, "Политика" которого есть вместе с тем и первая социология. Новейшими основателями социологии принято считать Конта и Спенсера. Обратимся к рассмотрению учений этих трех основателей социологии.

I. Аристотель

Аристотель был гениальным представителем научного реализма. В его глазах наука была лишь объяснением жизни. Он брал действительную жизнь, какова она есть, и исследовал ее истинно научным образом. Изучая общественные явления, Аристотель пользовался и аналитическим, и индуктивным, и эволюционно-социологическим методом исследования. Научное значение Аристотеля хотя и очень смутно, но все же сознавалось даже и в Средние века. Но понят должным образом Аристотель мог быть, разумеется, не ранее возрождения научного реализма, развившегося на почве современного естествознания. Новейшее развитие общественной и политической жизни неизбежно вызывает и развитие общественных и политических наук. И с развитием обществоведения начинают пониматься должным образом и политико-социологические произведения Аристотеля.

Одним из первых социологов, который понял и верно оценил социологическое значение произведений великого реалиста древности, был Чарльз Эллвуд. В особой статье, посвященной Аристотелю и озаглавленной "Аристотель как социолог", Эллвуд пишет: "Главная ценность изучения Аристотеля для новейшего социолога заключается в самом методе Аристотеля. Метод Аристотеля в общем был метод реалистический и индуктивный, а дух его истинно философский, свободный от условностей и односторонних взглядов. Аристотель исходил из явлений жизни человеческого общества, как они сами представлялись его глазам... Он всегда пытался мыслить, непосредственно исходя из данных опыта, стремясь к общим выводам; и он основывал свои заключения на всех имеющихся данных"*.

______________________

* Ellwood Charles E. Aristotle As sociologist // Annals of the American Academy of Political and Social Science. Philadelphia. Vel. XIX. № 2. P. 72-74.

______________________

И "Политика" Аристотеля является в этом отношении самым образцовым политико-социологическим произведением. Кому не известна "Политика" Аристотеля, это гениальное творение классической научной литературы древности? Однако многие до сих пор еще не знают того, что "Политика" Аристотеля в действительности представляет собой лишь заключительную часть гораздо более обширной работы, произведенной Аристотелем и его учениками с целью изучения самых различных явлений политической жизни. Широкий круг читателей еще до сих пор не знает, что открытая около двадцати лет тому назад "Политейя" Аристотеля, или "Описание политического строя Афин" — есть лишь одна из многих аристотелевских монографий, посвященных исследованию современных ему политических обществ классического мира. По свидетельству Диогена Лаэртского, Аристотелем (вероятно, с помощью его учеников) было составлено 158 подобных монографий. Они составляли сборник, известный древним под названием "Конституции". К сожалению, до нас дошла одна лишь "Конституция Афин", да и то без начала и с концом, который немыслимо разобрать, из-за порчи рукописи. От остальных сохранились лишь жалкие отрывки, которые в новейшее время были собраны и изданы в 1827 году Ньюманом, а потом Россом в 1886 году.

На основании этого громадного научного материала и была написана Аристотелем его "Политика", в которой он выясняет последовательную смену политических форм и закономерность политической жизни. "Политика" Аристотеля является таким образом своего рода приложением сравнительно-индуктивного метода к изучению политического общества.

Как сказано, Аристотель пользовался то индуктивным, то аналитическим, то эволюционно-социологическим методами исследований.

"Как в остальных областях знания, так и в области государствоведения, сложное (συντετον) всегда необходимо разлагать на простые элементы или наименьшие части целого". Так говорит Аристотель в самом начале своей "Политики"*. А через несколько строк, в § 2, он указывает на значение эволюционно-социологического метода.

______________________

* Аристотель. Политика. А. 1:3.

______________________

"Тот, кто рассматривает вещи в их происхождении и развитии (έξ άρχής... φυóμενα), все равно, будь то политическое общество или что-нибудь другое, может лучше всего судить о них (χάλλιστ' ά óτω τεωρήσειεν)"*. И немедленно за этими словами Аристотеля следует его изложение развития политического общества. Из сообщества многих семейных общин или "домов" (εχ πλιιóνων οίχιων χσινωνία) рождается селение (χωμη). А из сообщества многих селений происходит гражданская община (πóλις), если только сообщество это настолько развито и велико, чтобы быть самодостаточный**. Этой самодостаточности политического общества Аристотель придает очень важное значение. Он понимал ее в смысле самостоятельности в обеспечении жизни и самоудовлетворения (ζωής πελίας χαί αΰτάρχους)***.

______________________

* Там же. А. § 2.
** Там же. А. § 2:7,8.
*** Там же. Г. 9 : 14.

______________________

Самодостаточным обществом может быть названа и самостоятельно существующая бродячая тотемическая группа первобытных людей, раз они могут сообща посредством своего общественного сотрудничества вполне обеспечить свою жизнь в борьбе с окружающей природой и защитить себя от нападений других враждебных человеческих обществ. Самодостаточной бывает и та большая вечевая поземельная община, которая развивается на почве натурального хозяйства и может существовать в виде вполне самостоятельного общественного сотрудничества земледельцев совершенно независимо от подобных же соседних вечевых общин, подобно древним вечевым общинам Швейцарии, Кавказа и других стран. Самодостаточным является и то простейшее политическое общество, которое существует уже на почве развития обмена, торговли, ремесел, роста городов и представляет собой столь обширное, сложное и полное общественное сотрудничество, что может обеспечить удовлетворение всех жизненных потребностей сограждан, обеспечить самостоятельное существование и внешнюю безопасность их суверенной городской республики.

Конечно, во всех перечисленных случаях мы имеем совершенно различные формы самодостаточности, соответствующие различным формам общества, различным ступеням общественного развития. Однако степень самодостаточности и значение самодостаточности во всех этих различных случаях одна и та же: самодостаточность общественного сотрудничества, способного обеспечить все стороны жизни его членов на данной ступени общественного развития.

Самодостаточность общества есть первое и необходимейшее условие для возможности самостоятельного и действительно суверенного существования любого человеческого общества; все равно, идет ли речь о первобытном племени, о вечевой поземельной общине, о городской республике или более сложном сословном и классовом политическом обществе или государстве. Исследование истории развития самых различных человеческих обществ хорошо показывает, как неизбежно вызывается сперва зависимость, а потом и слияние различных обществ и государств по мере того, как они перестают быть самодостаточными. Но вопрос этот, впрочем, еще ждет своего исследователя, который во всеоружии современных научных данных подтвердил бы социологическое положение Аристотеля. Необыкновенное социологическое значение этого положения до сих пор еще далеко не оценено.

Далеко не вполне оценено и другое, самое основное положение Аристотеля. Известно, что он смотрел на человека как на политическое животное, или существо общественное. Но лишь очень немногим ясен истинный смысл этого в высшей степени важного определения. Большинство, даже среди ученых государствоведов, до сих пор не может постигнуть его действительного смысла. Противопоставляют личность обществу и при этом даже и не догадываются о том, что совершают чисто искусственное и в действительности совершенно невозможное деление единой человеческой жизни. Человек есть общественное существо. Это значит, что он существует и может существовать и развиваться лишь в обществе себе подобных в общении с другими, будучи неизбежно членом той или другой общественной группы или даже целого ряда общественных групп. Известно, что все умственное развитие личности есть в сильнейшей степени плод умственного общения с другими. Взаимное общение людей с целью удовлетворения самых различных жизненных потребностей составляет главную основу общественной жизни. Чем развитее и сложнее формы общения между данными людьми, тем развитее и сложнее то человеческое общество, членами которого они являются. На почве удовлетворения своих жизненных потребностей люди образуют самые различные общественные группы, из которых каждая оказывает свое влияние на развитие участвующего в ее жизни человека. И весьма естественно, что личность является тем развитее и притом разносторонне развитее, чем в большем числе общественных групп она оказывается участником. И если развитие личности целиком зависит от степени ее общения с другими, то от того же общения зависит и общественное развитие известной совокупности личностей, т.е. развитие данного общества, которое тем сложнее, чем большее число общественных групп оно объединяет в своей среде.

Все человеческие потребности суть личные потребности. И в этом отношении так называемые общественные потребности существенно ничем не отличаются от так называемых личных потребностей. Человеческое общество реально существует лишь в лице совокупности личностей, составляющих его. И общественные потребности в действительности суть не что иное, как самые общие и важные личные потребности людей, удовлетворение которых они сознательно стремятся обеспечить сообща. Полная человеческая жизнь осуществляется лишь при условии самого близкого и непосредственного общения с другими. И это положение одинаково верно и применимо ко всем сторонам и областям человеческой жизни, какую бы мы ни взяли.

Первый род общения есть общение трудовое, или сотрудничество в экономической жизни, без которого человек не в силах вести борьбу с окружающей природой за свое существование. Второй род общения есть общение полов, без которого немыслимо продолжение человеческого рода. Третий род общения есть общение умственное, обусловливающее умственное развитие людей. Наконец, можно говорить об общении политическом, которое развивается на почве общего стремления людей возможно более совершенным образом сообща обеспечить удовлетворение всех своих жизненных потребностей и упорядочить самые различные стороны своей совместной жизни. Между этими основными формами общения заключена целая бесконечность других форм общения, создающихся на почве бесконечно разнообразных потребностей человека как общественного существа.

Потребность общения, какую бы форму оно ни имело, всегда есть личная потребность. И в этом отношении потребность политического общения в сущности ничем не отличается от других. Если же мы до сих пор еще думаем иначе, то, конечно, только потому, что до сих пор еще мы продолжаем сохранять в себе образ мысли, более свойственный рабам, чем людям-гражданам, для которых участие в политической жизни и власти составляет необходимейшую личную потребность.

Человек есть животное политическое — такова была основная социологическая истина, открытая отцом обществознания. Вторая непосредственно и неизбежно вытекала из нее. Эта вторая социологическая истина заключалась в аристотелевском понимании общества как самостоятельного общественного сожития людей, достаточного для совместного обеспечения ими всех своих жизненных потребностей. Аристотель говорил: политическое общество есть "не случайная совокупность людей, а союз их, достаточный для обеспечения жизни"*. Иначе говоря, общество есть определенно сложившаяся совокупность людей, развившаяся на почве их долгого самодостаточного общественного сотрудничества и других родов общения с целью наиболее полного обеспечения своего человеческого существования.

______________________

* Там же. Δ(Н) VII, 17.

______________________

Правда, говоря о самодостаточном обществе, Аристотель подразумевал политическое общество. И науку, изучавшую это общество, он назвал политикой. Но всякий, кто будет вдумчиво читать "Политику" Аристотеля, увидит, что его "Политика" есть вместе с тем и социология. Ибо все политические явления Аристотель объясняет социологически. И проф. Эллвуд безусловно прав, когда он утверждает: "Исследование аристотелевской "Политики" делает очевидным факт, что Аристотель рассматривает в ней множество вещей, которые выходят далеко за пределы политической науки, понимаемой в самом широком смысле слова". Дело в том, что теория Аристотеля была теорией общественной жизни, взятой в целом. И его "Политика" может быть вполне охарактеризована как система философии общества, исходящая из точки зрения на общество как на политическое общество. "Это именно и есть, — прибавляет Эллвуд, — та точка зрения, с которой смотрели на человеческое общество и Конт, и Спенсер. Это именно и есть та точка зрения, которая, рано или поздно, но будет усвоена большинством социологов"*.

______________________

* Ellwood Ch. Aristotle as sociologist // Annals etc. P. 64-65.

______________________

Третья социологическая истина Аристотеля заключалась в указании того огромного значения, какое имеет образ жизни людей для развития политических учреждений. В четвертой книге "Политики", в § 4, Аристотель отмечает связь кочевого образа жизни с воинственной формой народовластия кочевых народов. Там же говорит он и о земледельческом сельском населении, как о наилучшем материале для демократии. При этом Аристотель явно имеет в виду мелкое трудовое землепользование. Но особое значение для демократии имеет, по Аристотелю, земледельческое население, живущее на небольшой территории, окружающей город, в котором сходятся жители данной земли на вечевое народное собрание. В 6-й книге Аристотель указывает на связь олигархии с преобладанием конницы в военном деле. Преобладание конницы, конечно, означает в данном случае господство богатых землевладельцев над задолженным сельским населением, явление, так наглядно описанное Аристотелем в "Афинской конституции".

"Политика" Аристотеля, которая представляет собой первый опыт социологии и государствоведения, является в известной степени и первым научным сочинением, выясняющим политическое значение классовой борьбы.

Для того чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть хотя бы только одну 8-ю (считавшуюся прежде 5-й) книгу его "Политики", выясняющую причины революций. Смена форм правления объясняется в ней многими причинами. В числе их классовая борьба занимает у Аристотеля почетное место. Он постоянно подчеркивает достижение политического господства тем или другим общественным классом, на которые распадается каждое государство, "как я это повторял неоднократно", — замечает Аристотель. Он перечислял при этом: "Класс производителей пищи, называемых земледельцами, другой класс — класс рабочих, занимающихся ремеслами, без которых город не может существовать... Третий класс есть торговый класс купцов и четвертый — поденщиков и рабов, военные образуют пятый класс"*. Под военными, можно думать, скрывается в данном случае военное сословие всадников, древнерыцарская конница, с господством которой Аристотель связывал существование олигархии. Вообще, Аристотель объяснял существование олигархии — или только что упомянутым господством военной аристократии, или плутократическим господством торгового класса. Подобным же образом связывал он демократию с политическим господством двух первых классов (земледельцев и ремесленников). То же объяснение происхождения различных политических форм дается Аристотелем и в 3-й книге. Здесь он объясняет, как возникают олигархии и как превращаются они то в тирании, то в демократии; потому что страсть правящих классов к наживе всегда приводила к уменьшению их численности и этим усиливались народные массы, которые в конце концов становились на места своих хозяев и устанавливали демократию**. "Тирания, — говорил Аристотель, — есть монархия, осуществляющая господство самодержца над политическим обществом; олигархия — когда правление находится в руках класса собственников; демократия, напротив, — когда властвует класс недостаточных людей"***. После подобного объяснения различных политических систем становится вполне понятным то гениальное определение, которое дал Аристотель конституции той формы политического общества, которую он называл политейей. "Политейя, — говорит Аристотель, — есть организация властей, которые все (граждане) распределяют между собой или соответственно силе участвующих (во властвовании), или согласно их общему равенству". Πολιτεία μέν γάρ ή τϖν άρχϖν ταξις εστί ταΰτην δέ διανέμoνται παντες ή χατά τήν δΰναιμν τϖν μετεχóντων ή χατά τιν' αΰτων ίσóτητα χσινήν [Πολιτιχων Z (Δ) 3 : 3]. Проф. Jowett, лучший английский переводчик "Политики" Аристотеля, переводит это замечательное место следующим образом: "Конституция есть организация должностей, которые все граждане распределяют между собой, согласно силе, которой обладают различные классы"****.

______________________

* Аристотель. Политика. Кн. Z (Д), § 3, п. 3.
** Там же. Г. 15, 1286, Ь: 12-20.
*** Там же. Г. 8. 1279, b: 7-9.
**** The Politics of Aristotle tr by B. Jowett. Vol. I. Oxford, 1885. P. 108.

______________________

Этим реалистическим определением политического строя мы и закончим рассмотрение основных социологических понятий Аристотеля. Они достаточно хорошо характеризуют классического основателя обществоведения.

II. Предшественники новейших основателей социологии

Вико в свое время окрестил Средние века "эпохой возобновленного варварства". И это определение европейского Средневековья заключает в себе много верного. Древние очаги цивилизации были залиты наплывом варварских народностей. И одни лишь арабы были в это время хранителями умственных сокровищ классического мира. В лице Ибн-Хальдуна арабская цивилизация выдвинула даже своего собственного замечательного философа истории, автора обстоятельных ученых сочинений, из числа которых особенно славятся "История берберов", "Всеобщая история" и "Пролегомены". Ибн-Хальдун (1332-1406) за четыре столетия до Монтескье и Кондорсе пытался выяснить условия общественного развития. Он обращал внимание на зависимость, существующую между образом жизни людей и условиями окружающей природы. Он стремился выяснить социологическое значение географической среды и климата; пытался установить общий ход развития человеческого общества. Ибн-Хальдуна с полным правом можно назвать философом истории. И Роберт Флинт в своей "Истории философии истории" утверждает даже, что ни средневековый христианский мир, ни даже классический не имели такого гениального историка-теоретика, каким был Ибн-Хальдун*.

______________________

* Flint Robert. History of the Philosophy of History. London. MDCCCXCI1I. P. 86.

______________________

Развитие городов и городских республик Западной Европы обусловило собой появление новой европейской цивилизации, начало которой получило название эпохи Возрождения. Название очень характерное, говорящее нам о возрождении классической цивилизации, которая была плодом общественной жизни подобных же гражданских общин.

Открытые в эпоху Возрождения подлинные творения великих классических писателей, и Аристотеля в их числе, вновь начинают привлекать к себе умы, жаждущие знаний. В лице Макиавелли (1469-1527) политическая мысль, воспитанная республиканскими мыслителями древности, впервые освобождается от мертвящих оков господствующей религии. За Макиавелли следует целый ряд замечательных политических мыслителей. Имена Жана Бодена, Гуго Гроция, Томаса Гоббса, Альузия Спинозы и других должны быть всем известны. Но как ни велики эти политические писатели, они все же не могут быть названы социологами, подобными Аристотелю. Правда, Воден снова отмечает значение условий физической среды для развития общества. И в этом отношении, подобно Ибн-Хальдуну, он является предшественником Монтескье. В так называемых утопиях Томаса Мора (1516) и Гаррингтона (1656) тоже рассеяны некоторые мысли, имеющие социологическое значение. Указание Гаррингтона на значение землевладения для политического господства позволяет видеть в авторе республики "Океании" предшественника новейших экономических материалистов. Но в общем эти утопии имеют меньшее социологическое значение, чем знаменитая идеалистическая "Республика" Платона, которая, в свою очередь, не может быть сравниваема с политико-социологическим плодом научного реализма Аристотеля.

Джамбаттиста Вико первый после Ибн-Хальдуна пытался положить начало особой, новой науке об общем ходе исторического развития народов. Он пытался обосновать ее в особом сочинении, носящем соответственное название "Principj di una Scienza Nuovo intorno alia natura delta nazioni, per la quale si ritrnovano I principj di altro sistema del Diritto Naturale della genti" (Napoli, 1725). И в этом сочинении также есть немало интересных социологических обобщений. Но основная мысль работы безусловно ложна. Вико пытался доказать теорию круговоротов, которые одинаково проходятся народами всех времен. "Вот что предполагаем мы доказать этой новой наукой, — говорит Вико о цели своей Scienza Nuova, — Новая наука будет в то же время и идеальной, и вечной историей. Согласно ей, все народы идут одним и тем же шагом, начиная с их рождения, в течение всего своего развития и упадка, и кончая смертью"*. Такое понимание истории развития человеческого общества лишило Вико возможности правильно обосновать ту новую общественную науку, о которой он мечтал. А мечтал он по примеру Ибн-Хальдуна скорее о философии истории, чем о социологии.

______________________

* Principj di una Scienza Nuovo, см. конец I кн.

______________________

Первым предвестником новейшего обществоведения, конечно, надо считать Адама Смита и других выдающихся экономистов XVIII века. Американский социолог проф. Албион Смолл решительно указывает на Адама Смита как на истинного родоначальника новейшей социологии. В своем недавнем сочинении "Адам Смит и новейшая социология"* проф. Смолл смотрит на классические исследования Адама Смита как на социологические трактаты, а на их автора — как на основателя первой действительно социологической теории и как на предшественника Карла Маркса. Английский социолог проф. Линард Гобхауз тоже смотрит на Адама Смита как на родоначальника новейшего обществоведения. Проф. Гобхауз утверждает даже, что "Адам Смит не думал ограничиваться основанием политической экономии. Еще менее думал он устанавливать ее как совершенно самостоятельную науку. Намерение Адама Смита было — основать общую науку об обществе, собственно говоря, основать социологию. Ход событий пошел, однако, иной дорогой, и духовные ученики Адама Смита разработали свою экономическую науку, обособив ее от изучения других общественных явлений"**. Я не берусь судить, насколько прав проф. Гобхауз, определяя таким образом намерения Адама Смита. Но что безусловно верно, так это то, что Адам Смит, конечно, положил основание одной из многочисленных отраслей новейшего обществоведения. И политическую экономию Адама Смита в известном смысле вполне можно назвать первой прочно установленной частью социологии. Во времена Аристотеля социология неизбежно была включена в политику, ибо обществоведение сводилось в то время преимущественно к изучению политической жизни. Во времена Адама Смита, ограничившего свое знаменитое исследование, по словам проф. Смолла, социологией труда (Sociology of labor), социология приняла вид политической экономии. Будущему, казалось, предстояло решить, которая из этих двух областей обществоведения (политика или экономика) должна будет получить большее значение для развития социологии как особой науки, основанной на своем собственном чисто социологическом фундаменте.

______________________

* Small Albion W. Adam Smith and Modern Sociology. Chicago, 1907.
** Hobhouse L. T. An address of Inauguration (1907). University of London. London, 1908. P. 18.

______________________

Однако наряду с этими двумя вполне определенными областями обществоведения очень рано выступила третья. Я имею в виду ту отрасль обществознания, которая ставит своей особой задачей исследование общего хода и отдельных ступеней развития человеческого общества. Эта отрасль обществоведения нашла своего наиболее выдающегося представителя в лице благородного мыслителя Великой французской революции, в лице Жана-Антуана-Николя-Карита, более известного под именем Кондорсе. В лице его мы встречаемся не только с замечательным политическим писателем, но и с социологом. В своей предсмертной работе, носящей название "Набросок исторической картины умственного развития человечества", Кондорсе делит всю историю человеческого общества на десять эпох, считая в том числе и предстоящую. Правда, при описании последних семи эпох Кондорсе ограничивается почти исключительно рассмотрением умственного развития различных народов. Но зато изложение первых трех эпох охватывает все стороны жизни людей. Эти три эпохи представляют собой действительно три ранние ступени развития человеческого общества. Каждая из них говорит об особом, свойственном лишь ей одной образе жизни. Первая характеризуется бродячим образом жизни охотников и ловцов. Вторая — кочевым бытом пастушеских народов. Третья — оседлым бытом земледельцев. Эта эпоха Кондорсе обнимает собой и возникновение городов, и процесс феодализации и простирается до довольно высокой ступени общественного развития.

Три эпохи Кондорсе были в новейшее время подразделены Льюисом Морганом на шесть. При мысли об эпохах Кондорсе невольно и недаром вспоминается имя Моргана. Работа последнего ("Древнее общество") бесспорно имеет много общего с первыми тремя главами "Наброска" Кондорсе. Основная мысль обоих писателей одна и та же: умственное развитие обусловливает всю историю человечества. Совершенно одинаково оценивают они и значение открытий и изобретений, которые в глазах обоих писателей отделяют различные ступени общественного развития.

Четвертая эпоха Кондорсе открывается высоким общественным развитием классической Греции. И с этого момента изложение Кондорсе начинает ограничиваться описанием развития лишь одной умственной стороны жизни людей. В одном месте изложение Кондорсе теряет свою последовательность, ибо вслед за описанием высокой ступени общественного развития, характеризуемого афинской демократией, у Кондорсе следует описание более ранней ступени быта несравненно менее развитых варварских народностей, переселившихся в Западную Европу. Эта ошибка Кондорсе заставляет видеть в нем скорее философа истории, чем социолога. Впрочем, быть может, и Льюис Морган повторил бы ошибку Кондорсе, если бы он не остановился на изложении своей седьмой эпохи (четвертой по Кондорсе). Как известно, феодальное общество не нашло себе места в изложении Льюиса Моргана. Кондорсе же, совершенно правильно отнесший феодализм к своей третьей эпохе, снова возвращается к нему в изложении шестой. Он, по-видимому, и не догадывается о том, что гомерическое время было для древних греков тем, чем был для нас феодальный период. Однако, описывая свою третью эпоху, Кондорсе правильно смотрит на феодализм как на учреждение, свойственное всем народам на известной ступени их развития. Но он неправильно объясняет развитие феодализма завоеваниями и подчинением одних народов другими.

Деление вторых семи эпох у Кондорсе настолько искусственно и произвольно, что их даже нельзя назвать отдельными ступенями развития человечества. Это деление семи эпох лишено научного значения. Необходимо, однако, заметить, что изложение Кондорсе скрывает в себе еще и другое подразделение общего хода развития человечества. Историю его умственного развития Кондорсе подразделяет еще иначе, сообразно четырем последовательным состояниям человеческого мышления: 1) антропоморфическое и теологическое; 2) метафизическое; 3) механическое или материалистическое и, наконец, 4) математическое или научное.

Деля подобным образом весь ход умственного развития людей, Кондорсе, несомненно, предвосхищает* мысль Конта, который делил историю развития мысли на три состояния: теологическое, метафизическое и положительное, или научное.

______________________

* Обстоятельное исследование Alengry: Condorcet Guide de la Revolution Francaise. Paris, 1904, — показывает это очень хорошо. См. Alengry, с. 783 и др.

______________________

Но, допуская ненаучность схемы десяти эпох Кондорсе, этого нельзя сказать об отдельных вполне научных выводах, которые делает Кондорсе на основании своего обстоятельного критического изучения истории развития человечества. Описывая первую эпоху, Кондорсе говорит о росте населения в зависимости от нахождения новых способов обеспечения потребностей. Описывая вторую эпоху, он говорит о значении орудий и способов производства для перехода к новой, более высокой ступени общественного развития.

Главнейшими условиями прогресса Кондорсе считает развитие техники и уплотнение населения. Он говорит: земледелие, которое может кормить большее число людей на том же самом пространстве земли, заменяет собой другие источники существования. Земледелие, говорит Кондорсе, благоприятствует росту населения, который, со своей стороны, ускоряет общественное развитие. Кондорсе отмечает необходимость существования известного излишка в жизненных средствах для возможности возникновения новых потребностей. Происхождение права он объясняет необходимостью упорядочивать (регулировать) общественные отношения усложняющейся жизни. Усложнением этих отношений обусловливается и дальнейшее развитие права. Все это позволяет нам видеть в Кондорсе истинного социолога, хотя он сам говорит о себе в трогательном заключении своей чудной книги как о философе истории.

Конечно, философия истории имеет мало общего с той неопределенной формой социологии, в какой эта неустановившаяся еще наука существует до сих пор. Еще и до сих пор находятся ученые, которые по примеру немца Поля Барта понимают социологию как философию истории. Другие же, по примеру англичанина Гобхауза, считают философию истории одним из самых основных источников социологии. С этой точки зрения, конечно, и Конт и Гегель могут считаться предшественниками современных социологов. Однако, по моему мнению, более правильна точка зрения Сен-Симона, который не признавал философию истории за науку и противополагал историческому способу изложения способ генетический, т.е. эволюционно-социологический. Сен-Симона уже немыслимо назвать философом истории, хотя его схема развития человечества и носит на себе следы влияния второй схемы Кондорсе, определяющей четыре состояния, которые переживает человечество в своем умственном развитии.

Но Сен-Симон строил свою схему, руководствуясь уже не одной только стороной жизни людей, не ограничиваясь их умственным развитием. Сен-Симон еще в большей степени руководствовался развитием экономической жизни и на первый план ставил производство.

Теологический, религиозный строй понятий, по Сен-Симону, неразрывно связан с дисциплиной деспотизма, с военщиной, с феодальным обществом. Современный научный мир понятий есть плод промышленного развития, плод современного индустриализма. Этот индустриализм, наблюдаемый Сен-Симоном, оказал сильнейшее влияние на весь его образ мышления. И Сен-Симон сделался настоящим идеологом индустриализма. Свое главное сочинение Сен-Симон пишет "О промышленной системе" (Du Systeme Industriel). Он издает даже особый "Катехизис промышленников". Человеческое общество в глазах Сен-Симона есть не что иное, как "настоящая организованная машина" (une veritable machine organisce)*. Политика в уме Сен-Симона поглощается экономикой. Более того — наукой о производстве (La politique... resume en deux mots, la science de la production)**.

______________________

* Oeuvres de Saint-Simon et d'Enfantin. 45 vols. Paris, 1865-1878. Vol. 39 (X). P. 177.
** Ibid. Vol. 18 (II). P. 188.

______________________

Учреждению собственности, соответствующей известной системе производства, Сен-Симон придавал огромное значение. В сочинении, озаглавленном "Индустрия, или Рассуждения политические, нравственные и философские", Сен-Симон говорит "о законе, о самом важном изо всех законов, о законе, устанавливающем собственность" (La loi, qui constitue la propriete, est laplus imortante de toutes)*. Имущественные отношения и организацию производства Сен-Симон считал основой общественного строя. Он убеждал не переоценивать значения политических учреждений. И первый объявил, что парламентаризм, парламентское правление есть только (политическая) форма, а основу (общественного строя) образует известная система собственности (1а forme du gouvernement parlementaire... n'est qu'une forme, et la constitution de la propriete est le fond; dons c'est cette Constitution qui sert veritablement de base a l'edifice social)**.

______________________

* Ibid. Vol. 19 (III). P. 43.
Ibid. Vol. 19 (III). P. 83.

______________________

Впрочем, в данном сочинении Сен-Симон дает несколько иное представление о политике, чем вышеприведенное. "Политика, — говорит тут Сен-Симон, — вытекает из нравственности, и учреждения народа суть не что иное, как плоды его идей (La politique derive de la morale, et les institutions d"un people ne sont que les consequences des scs idees)*. Таким образом, по Сен-Симону, выходит, что политика является произведением и экономической, и умственной жизни людей.

______________________

* Ibid. 19 (III). P. 30.

______________________

В своих политических идеалах Сен-Симон ограничивался представительной монархией. Он считал ее единственной подходящей системой для индустриализма (Le seul regime qui nous convienne, c'est la monarchie representative)*. Сен-Симон мечтал видеть палату представителей, состоящую из вождей всех отраслей промышленности. И думал, что это будет уже не управление людьми, а руководство делами (De la part des chefs militaries il у avait commandement, de la part des chefs industriels il n'y a plus que direction)*.

______________________

* Ibid. 19 (3). P. 31.
Ibid. 20 (4). P. 15 (L'Organisateur).

______________________

В этом смысле понимается Сен-Симоном и дальнейшая политическая эволюция: "Управление вещами заменяет управление людьми"*. Впрочем, эта знаменитая фраза, которую впоследствии повторит Фридрих Энгельс, принадлежит не самому Сен-Симону, а его ученику Огюсту Конту, который является настоящим автором "Третьей тетради", "Катехизиса промышленников" Сен-Симона. Об этом свидетельствует сам Сен-Симон, заявляя: "Эта третья тетрадь принадлежит нашему ученику Огюсту Конту"**.

______________________

* Ibid. 38 (IX). P. 131 (Catechisrae des Industriels, 3-me Cahier).
** Ibid. 38 (IX). P. 13.

______________________

Сен-Симон мечтал о реорганизации европейского общества и об объединении всех народов под единым руководством вождей индустриализма. К этому, по мнению Сен-Симона, должно было привести то общественное движение, которое началось Великой французской революцией и выразилось в напряженнейшей классовой борьбе. Сочувствие Сен-Симона трудящимся классам и его горячий призыв к преобразованию существующего общества и к организации его на трудовых началах дало возможность считать Сен-Симона основателем социализма. Понимание Сен-Симоном значения развития индустриализма и новых производственных отношений для замены отживших общественных учреждений старого порядка позволяют видеть в Сен-Симоне выдающегося социолога и предшественника Маркса. Сен-Симон вполне определенно стремился превратить политическую науку в особую общественную науку, основанием которой должна была, по его мысли, служить наука о производстве, или экономика. И можно сказать, что Сен-Симон стоял на совершенно правильном пути к основанию социологии на чисто социологическом фундаменте. И потому некоторые писатели имеют достаточное основание считать Сен-Симона в не меньшей степени, чем его ученика Огюста Конта, одним из основателей социологии. Другие, однако, всю заслугу в этом отношении приписывают Конту.

III. Огюст Конт

Огюст Конт временно был учеником Сен-Симона. Впрочем, он отрицал это, хотя сам Сен-Симон называл его своим учеником. Огюст Конт, бесспорно, оказал громадное влияние на развитие социологии. Но значение Огюста Конта в этом отношении можно понимать различно. Многими принято считать Конта основателем социологии. А некоторые, подобно Франку Аленгри*, стараются даже уверить нас в том, что без Конта и социология была бы невозможна. С последним утверждением, разумеется, может согласиться лишь тот, для кого позитивная философия Конта представляет начало и конец человеческого знания вообще. И существуют даже целые социологические школы, которые ведут свое происхождение не от Конта, а от других выдающихся обществоведов. Такова, например, экономическая школа Маркса и французская социологическая школа Ле Плэ. А из новейших выдающихся социологов находятся и такие, которые не только не считают Конта основателем социологии, но и не считают возможным признать его даже и социологом. Габриель Тард, например, утверждает, что в действительности Огюст Конт вовсе не был социологом, а был философом истории.

______________________

* Alengry Franck. Essai Historique et eritique chez Auguste Comte. Paris, 1900. Preface.

______________________

Дело в том, что основным трудом Конта считается его знаменитый "Курс положительной философии", 4-й, 5-й и 6-й тома которого составляют "Социальную физику" Конта. Эта "Социальная физика" посвящена главным образом изложению того основною историко-философского закона трех состояний, которому, по Конту, человечество следует в своем умственном развитии. Более тысячи страниц "Социальной физики" Конта написаны, чтобы служить наглядным доказательством этого историко-философского закона человеческого прогресса, закона, унаследованного Контом от Тюрго, Кондорсе и Сен-Симона.

Сущность этого закона может быть передана в следующих немногих словах. По мнению Конта, человечество начинает историю своего умственного развития с наивных верований в сверхъестественные существа. Эту первую ступень умственного развития человека Конт называет теологической. Он делит ее, в свою очередь, на 3 последовательных периода: фетишизм, политеизм и монотеизм. За этой теологической ступенью истории интеллектуального прогресса следует вторая, которая характеризуется развитием метафизической философии, заменяющей собой прежний религиозный склад понятий. Эту вторую ступень Конт называет метафизической. Третья наступает с развитием наук, с превращением философии из метафизической в научную. Научную философию Конт называет положительной, а потому и третий период истории человечества он называет положительным.

Этот историко-философский "закон трех состояний" (Loi des trios etats) Конт называет своим "первым социологическим законом". Изложению его он посвящает также и 3-й том своей "Системы позитивной политики", которую он называет "Социологическим трактатом, устанавливающим религию человечества"*. Очевидно, что, говоря о своем социологическом законе развития человечества, Конт понимает слово "социологический" несколько своеобразно. Конт, очевидно, понимает "общество" не в обычном научном социологическом смысле слова. Как философ всеобщей истории, Конт под словом "общество" понимает все человечество, а не какое-нибудь действительное вполне определенное человеческое общество. Он не строит своего "социологического закона" на основании сравнительно-индуктивного исследования хода развития различных человеческих обществ. Нет, основываясь на исторических данных, касающихся главным образом различных европейских народов, Конт стремится дать общую философско-историческую схему развития всего человечества.

______________________

* Comte Aug. Systeme de Politique ou traite de Sociologie. Paris, 1851-1854.

______________________

Конт сводит историю человечества к развитию мысли, идей, мировоззрений. Разные социальные системы, по Конту, развиваются из различных мировоззрений. Впоследствии подобную же идею мы увидим у Уорда, который, по всей вероятности, заимствовал ее у Конта. По мнению Конта, общественное развитие человечества обусловливается переходом от одного мировоззрения к другому: от фетишизма к политеизму, от политеизма к монотеизму и т.д. Правда, повторяя Сен-Симона, Конт упоминает и о милитаризме и об индустриализме как о явлениях, которые тоже характеризуют различные состояния человечества. Но эти явления не имеют в глазах Конта того первостепенного значения, какое они имеют по мысли Сен-Симона. По Конту, фетишизм означает рассеянное существование человечества в виде отдельных семей, почитающих свои особые божества и считающих других людей за врагов. Политеизм, напротив, объединяет людей, развивая в них более широкую любовь к отечеству (le polytheisme a directement developpe... cet amour de la patrie) "Политеизм, — говорит Конт, — в общем, самопроизвольно противился почти в равной степени, с одной стороны, ежедневному истреблению пленников, а с другой — превращению их освобождения в обычай". "Политеизм, — утверждает Конт, — прямо вел к установлению и укреплению обычая рабства"*. Монотеизм объединяет различные народы и вместе с тем кладет конец рабству. Это происходит "потому, что фетишизм есть религия слишком индивидуальная и слишком местная для того, чтобы установить между победителем и побежденным какую-нибудь духовную связь, способную в достаточной степени сдержать то естественное озверение, к которому приводит бой. А монотеизм всеобщ настолько, что он стремится запретить существование столь глубокого неравенства"** (как рабство). Эта чисто идеалистическая точка зрения Конта, конечно, давала ему полную возможность называть свой основной "закон трех состояний" социологическим законом развития того чисто воображаемого космополитического общества, которое Конт назвал человечеством.

______________________

* Comte Aug. Corns de Philosophie Positive. Vol. V. P. 139.
** Cours de Philosophie Positive. Tome 5-me. P. 138.

______________________

Такое же идеалистическое основание Конт имел называть социологическим и свой второй закон, закон так называемой социальной иерархии, или "общий закон иерархической классификации". Конт выводил этот закон из классификации познаваемых явлений и заключал его классификацией наук. Этот иерархический закон Конт прилагал к тому делению людей на классы, которое, по его мнению, служит основой порядка или "иерархического строя общества".

Третий свой "социологический" закон Конт называл "дополнительным законом практической деятельности". Он дополнял первый "социологический" закон Конта. Первый закон говорил о трех состояниях умственного развития, проходимых человечеством в своей исторической жизни; третий закон говорил о трех исторических формах деятельности человека — "сначала завоевательной, потом оборонительной и наконец — промышленной"*. Согласно этому социологическому закону Конта, нападение и оборона принимаются как два совершенно особые и независимые периода общественного развития. Правильность "этого третьего и последнего основного закона динамической социологии"** Конта еще более сомнительна, чем оригинальна. Однако этот третий закон Конта, в котором так сильно чувствуется влияние Сен-Симона, выходит уже из рамок умственного развития человечества и касается не только экономической жизни, но и столкновений отдельных человеческих обществ друг с другом.

______________________

* Systeme de Politique Positive. T. I. P. 34 и 627.
** Ibid. T. III. P. 53.

______________________

Эти три свои закона Конт называет "тремя основными законами человеческой эволюции, как индивидуальной, так и коллективной"*. Правда, говоря о человеческой эволюции ((revolution bumaine), Конт почти всегда имеет в виду умственное развитие (l'volution mentale), развитие идей, которое служит, по Конту, основой общественного развития. Но это только показывает, что Конт смотрит на историю человечества с идеалистической точки зрения. Правда, третий закон Конта говорит за то, что, следуя Сен-Симону, Конт обращал внимание и на другие стороны жизни человечества. Но экономическая деятельность людей в глазах Конта совсем не имеет того важного первостепенного социологического значения, на которое указывает Сен-Симон. В этом отношении Конт вполне правильно не хочет признавать себя учеником Сен-Симона. Не менее далек он и от Адама Смита. Ближе всего он стоит к Кондорсе. Но он отличается от Кондорсе всем своим общественным миросозерцанием.

______________________

* Ibid. T. IV. P. 177.

______________________

Если не возводить начало социологии ни к Аристотелю, ни к Адаму Смиту, ни к Кондорсе, ни к Сен-Симону, то, конечно, можно ставить вопрос: не был ли ее основателем Конт? Ведь никто иной, как он, дал ей имя — "социология". Однако ответ на этот вопрос будет гораздо полезнее и правильнее оставить до более подробного рассмотрения социологических взглядов Конта. Обратимся же к частностям его идеалистической социологии и посмотрим, как повлияло на социологические понятия Конта то развитие естествознания, лучшим показателем которого во времена Кона был пышный расцвет биологических наук. Посмотрим, как под влиянием биологии идеалистическая социология Конта приобрела тот биологический характер, который в значительной степени затемняет ее сущность и позволяет сближать ее с механическо-органической социологией Спенсера.

Основными социологическими понятиями Конт считает понятия "порядок" и "прогресс". "Реальные понятия "порядок" и "прогресс" в социальной физике должны быть, — говорит Конт, — столь же неразрывны и нераздельны, как понятия — "организация" и "жизнь" — в биологии"*. Уже из этих слов становится ясным, что главнейшими задачами социологии Конт считает изучение общественной организации и исследование общественного развития.

______________________

* Cours dc Philosophic Positive. T. IV. P. 18.

______________________

В своем понимании "порядка" Конт исходил из идеализации современного общественного неравенства. На почве этой идеализации неравенства Конт создал свою "иерархическую теорию" понимания общественной жизни (theorie hierarchique). Таково же и контовское понимание прогресса. "Продолжающийся ход цивилизации, — говорит Конт, — далек от того, чтобы приблизить нас к химере равенства; наоборот, по самой своей природе прогресс стремится развить до крайностей основные различия"* (в умственном и нравственном отношении). В понимании прогресса, как и в понимании общественной организации, Огюст Конт был далек от Кондорсе, хотя и называл последнего весьма высокомерно: "Мой знаменитый предшественник Кондорсе" (Mon illustre predecesseur Condorcet).

______________________

* Ibid. Т. IV. P. 54.

______________________

Чтобы возможно беспристрастнее оценить заслуги Конта, надо раньше всего подавить в себе то неприятное чувство, которое невольно вызывается многими местами сочинений Конта. Надо забыть ненависть Конта к "произведениям постыдной фантазии" "цинически развязного" Руссо и многое, многое другое. Надо забыть пристрастие Конта к католицизму, его крепостническое отношение к женщине, его аристократическое презрение к массе, его оправдание насилия с целью защиты существующего порядка. Говоря его собственным высокомерным языком, — чтобы понять его, надо "подняться до точки зрения его трактата".

История обществоведения определяется, по Конту, тремя именами: Аристотель, Монтескье, Кондорсе. Впрочем, Конт упоминает тишь имя Аристотеля. В действительности он начинает с Монтескье. Конт говорит: "Заслугой Монтескье должно быть признано, что он первый приложил усилия к тому, чтобы рассматривать политику как науку фактов, а не догм"*. За Кондорсе Конт признает и другую важную заслугу. "Общее понимание работы, способное поднять политику на высоту наблюдательных наук, — говорит Конт, — было открыто Кондорсе". "Было, наконец, установлено точное научное и действительно основное понятие развития человеческого общества". От Монтескье Конт унаследовал понимание, значение расы, климата и политической деятельности. От Кондорсе, кроме самого понятия прогресса, понимания поступательного хода общественной жизни, Конт унаследовал и теорию, выясняющую значение роста (accroissement) и уплотнения (condensation) населения для ускорения общественного развития. О заимствовании главного "социологического" "закона трех состояний" Контом от Кондорсе и Сен-Симона было уже упомянуто.

______________________

* Oeuvres de Saint-Simon. T. 38 (IX). P. 139-140 (Третья тетрадь "Катехизиса промышленников", написанного Контом).

______________________

Стремясь к научному пониманию всех явлений, Конт называет себя учеником Аристотеля, Бэкона, Декарта и других выдающихся мыслителей. Говоря об изучении общественных явлений, он указывает на необходимость применить особый научный метод — метод сравнительного исследования (methode cemparative)*.

______________________

* Cours... Т. IV. Р. 313 — 322.

______________________

Наиболее характерным отличительным признаком социологии Конт считает преобладание духа общности (l'csprit d'ensemble), значение единства над духом частностей, значением деталей*. Такое понимание социологии очень важно. Оно помогает нам понять, какое положение она должна занять по отношению к другим общественным наукам. Своими обобщениями она завершает их и объединяет их в единую стройную систему обществоведения.

______________________

* Ibid. Т. IV. Р. 334.

______________________

Социология Конта или, точнее — его "социальная физика", двойственная по своему предмету (порядок и прогресс), естественно раздваивается на две отдельные науки: "социальную статику" (изучающую общественный порядок) и "социальную динамику" (изучающую общественный прогресс). По словам Конта, эти две отрасли социальной физики должны отличаться друг от друга, как анатомия от физиологии. Согласно контовской классификации наук, социальная физика примыкает непосредственно к биологии. Психологию (правда, только зарождавшуюся в то время) Конт игнорировал. "Социальная физика, — говорит Конт, — должна быть, конечно, понимаема как совершенно особая наука, непосредственно основанная на своем собственном фундаменте" (la physique sociale doit etre certainement concue comme une science parfaitement distincte, directement fondee sur des bases quilui sont propres)*. Это важнейшее условие основания социологии Конт не сумел, однако, осуществить даже в смысле своего идеалистического направления.

______________________

* Ibid. Т. IV. Р. 349.

______________________

В своем иерархическом понимании общества Конт настолько поддался влиянию биологии, что начал говорить об обществе как об "общественном организме" (organisme social), "коллективном организме" (organisme collectif) и т.д. В этом иерархическо-органическом понимании человеческого общества Конт имел уже многих предшественников. Еще Платон, этот наиболее выдающийся выразитель классического идеализма, описывал свою идеальную республику с органической точки зрения на общество. Римлянин Менений воспользовался этим органическим мировоззрением с практической целью — убедить плебеев вернуться под господство патрициев; ибо римское государственное тело не могло существовать, когда его рабочие члены (плебеи) находились в ссоре с желудком (патрициями). Апостол Павел тоже говорил о людях как о членах единого тела. Гоббс построил целую теорию великого договорного общественного организма, являясь, впрочем, в этом отношении не столько предшественником Конта, сколько Фулье, изобретшего теорию договорного организма во второй раз.

Организм, конечно, не может существовать без органов. Всякий сколько-нибудь развитый организм есть известная система координированных органов. Таково, по мнению Конта, и человеческое общество. Раз общество есть организм, то что же такое отдельная человеческая личность? Простая клетка или, быть может нечто еще более зависимое, член. Но раз личность есть один из служебных членов организма, то все существование ее определяется не ее потребностями, а потребностями организма. Вся жизнь личности сводится к тому, чтобы служить организму, исполнять определенную органическую функцию. На политическом языке это значит: граждан нет, существуют лишь служители; каждый член общества есть лишь исполнитель известной функции, необходимой для поддержания общественного организма. "Во всяком обществе, достаточно организованном, каждый член может и должен быть рассматриваем как истинное общественно-должностное лицо" (un veritable fonctionnaire publique)*. Так говорит Конт.

______________________

* Ibid. T. VI. P. 482.

______________________

В своем органическо-иерархическом мировоззрении Конт доходил до полного отрицания различий между частной деятельностью и общественной. Конт говорит: "Следует раньше всего совершенно уничтожить пошлое различие между двумя родами деятельности (функций), соответственно называемых общественными и частными" (distinction vulgaire eutre les deux sortes de functions respectivement qualifiecs des publiques et privees). С этой точки зрения даже деятельность с целью личного обогащения придется, пожалуй, назвать общественной деятельностью.

Это как раз обратное тому, что есть на самом деле. В действительности каждая так называемая общественная потребность и деятельность есть личная потребность и деятельность. Ибо все общественные потребности суть не что иное, как общие потребности тех личностей, которые являются деятельными и полноправными членами данного общества и стремятся наиболее действительным путем, сообща, совместными усилиями, путем своего общественного сотрудничества обеспечить свои жизненные потребности, общие им всем.

В контовском отрицании различия между личной и общественной деятельностью есть лишь одно, достойное внимания: стремление к целостному, монистическому пониманию жизни, стремление к единству. Это стремление прекрасно. Но Конт пытается осуществить его совершенно ложным способом, смотря на реальную человеческую личность как на частицу какого-то воображаемого, чисто метафизического общественного организма. В этом, как, впрочем, и во многих других случаях, метафизик Конт настолько же далек от действительной жизни, насколько был близок к ней реалист Аристотель, смотревший как раз с обратной точки зрения, видевший в обществе исторически сложившееся сожитие людей, достаточно великое и развитое, чтобы быть самодостаточным; видевший в человеке истинно общественное существо, не знающее жизни вне общества, могущее вполне обеспечить удовлетворение всех своих потребностей лишь сообща, с помощью общения с другими. В действительности всегда основой каждой так называемой общественной потребности служит определенная потребность людей как существ общественных. А действительной основой общества служит их общение и общественное сотрудничество, достаточное для обеспечения всех сторон их жизни. Конечно, говорить об общественном сотрудничестве членов человеческого общества, распавшегося на враждующие общественные группы, борющиеся классы, можно лишь с большой осторожностью. Ибо нельзя видеть гармонического сотрудничества в тех случаях общественной жизни, которые являются на деле напряженной общественной борьбой. Но Конт, смотревший на человеческое общество глазами органиста-метафизика, а на борющиеся классы глазами идеализатора общественного неравенства и теоретика общественной иерархии, как раз и совершал эту ошибку. Подобно своим новейшим последователям, подобно современным французским солидаристам, Конт рисовал себе картину окружающей нас общественной жизни в виде гармонии интересов хозяев и рабочих, сытых и голодных, эксплуататоров и эксплуатируемых, одинаково выполняющих, по мнению Конта, одну и ту же общественную функцию: поддерживать существование общественного организма.

Но каждый сколько-нибудь развитый организм имеет известную структуру. Имеет ее и общественный организм. Скелетом его служит идеализируемая Контом общественная иерархия. Идеализируя существующее общественное неравенство, Конт создает свою иерархическую теорию, которая служит истинной основой всего его общественного мировоззрения. Увлекаясь биологией, Конт, разумеется, спешит обосновать биологически и свою иерархическую теорию. "Общественная иерархия, — утверждает Конт, — должна представлять собой... самопроизвольное продолжение лестницы царства животных в том смысле, что особенности, которые отделяют друг от друга различные классы (соответствующие различным ступеням социальной иерархии), должны быть хотя бы и в меньшей степени, но существенным образом подобны тем особенностям, которые отличают друг от друга различные ступени лестницы животных". Такова, заключает Конт, "первая и несокрушимая основа, какую естественно дает положительная философия социальной субординации"*.

______________________

* Ibid. Т. VI. Р. 489.

______________________

Конт настаивал на задаче "позитивной философии самопроизвольно укрепить здоровые (saines) идеи социальной субординации, тесно связав эти идеи... с тем всеобщим принципом... который... устанавливает последовательный ряд различных основных ступеней развития животных"*. Проповедуя свою "социальную субординацию", Конт доказывал, что "низшие классы не должны забывать того, что этот принцип неизбежно совпадает с тем, который, примененный более широко, узаконивает верховенство человека над всеми прочими животными"**. Сообразно с такими зоологическими взглядами, Конт намечал и практические задачи для применения своей иерархической теории. Он говорил: "Первое применение этой иерархической теории ко всей новейшей социальной экономии ведет к тому, чтобы видеть общественный класс, живущий умственной жизнью, занявшим место над работающей массой". И далее, говоря об "истинной индустриальной иерархии", Конт помещал на верхнюю ступень своей "естественно продолженной животной лестницы" банкиров в силу общего значения и высшей отвлеченности их занятий; затем — коммерсантов, в чистом смысле этого слова; за ними — промышленников, и, наконец, сельских хозяев и т.д. Не ограничиваясь этим иерархически зоологическим обоснованием классового господства, Конт прилагал свой иерархический принцип и к отношению полов. "Этот иерархический принцип, — писал Конт, — доведенный до семейного порядка, заключал в себе истинный закон подчинения полов"***. Таким образом, по Конту выходило, что не только различные общественные классы, но и люди одного и того же класса, но принадлежащие к различным полам, представляют собой различные ступени "естественно продолженной лестницы животных". Такова была органическо-иерархическая теория Конта, не лишенная некоторого практического политического характера. Какое значение имела она для социологии? Громадное. Она так сильно мешала развитию социологии, которая очень долго не могла основаться на своем собственном, свойственном ей научном фундаменте. Конт первый верно указал на это основное условие обоснования социологии. Но он первый и нарушил его. Мог ли он после этого быть основателем социологии?

______________________

* Ibid. Т. VI. Р. 490.
** Ibid. P. 498.
*** Ibid. VI. Р. 498.

______________________

Социальная физиология Конта предполагает существование социальной анатомии. Но где тот общественный труп, который Конт хочет рассекать? На самом деле никакого общественного трупа нет, как не существует и того общественного организма, которому Конт посвящает свою социальную физиологию. Известный, постоянно изменяющийся уклад общественных явлений. Это направление определяют различно. Одни называют его интеллектуальным или идеалистическим, другие — органическим, третьи — эволюционным, смотря по тому, какую отличительную особенность социологического учения Конта выдвигают на первый план. Во всяком случае, центральным пунктом общественного мировоззрения Конта следует признать его эволюционную теорию прогресса и его органическо-иерархическую теорию порядка. Основными камнями этой социологической теории служат, с одной стороны, история, с другой — биология, а связующим веществом оказывается метафизика, позволявшая Конту видеть в человеческом обществе организм, а в идеализированной иерархии общественных классов — ступени продолженной лестницы животных. Таково было идеалистическое направление Огюста Конта, основавшего первую социологическую школу и имевшего многих выдающихся последователей.

IV. Герберт Спенсер

Многие сближают социологические учения Спенсера и Конта. Действительно, развитие биологии оказало сильное влияние на обоих выдающихся социологов. Но это влияние было столь же различно, сколь различны оказываются при внимательном рассмотрении их социологические направления. Конт — идеалист, Спенсер — материалист. Правда, оба они эволюционисты. Но контовский "закон трех состояний" ограничивается главным образом развитием идей. Спенсеровские же два периода эволюции (военный и промышленный), подобно военному и промышленному периодам Сен-Симона, есть раньше всего закон развития экономической жизни людей. Конт — основатель идеалистической органическо-иерархической теории общества; Спенсер — основатель механическо-органической социологической теории. Человеческая личность, по Конту, есть лишь служебный орган общественного организма. По Спенсеру, общественная организация существует лишь в интересах личностей. Конт — апостол просвещенного деспотизма ученой олигархии философов, которых он желает видеть царствующими с высоты иерархически построенной пирамиды человечества. Спенсер — отрицатель общественной власти даже в тех областях жизни, которые особенно требуют общественного сотрудничества и руководства. Спенсер — противник демократического социализма, потому что он апостол крайнего индивидуализма.

Можно только удивляться, каким образом в голове этого выдающегося мыслителя его индивидуалистическое миросозерцание могло мириться с его органической социологической теорией. Таково было увлечение Спенсера биологией. Спенсер, бесспорно, считал человеческое общество настоящим организмом.

Но Спенсер понимал общество социологически. Он не называл обществом всю ту пеструю смесь самых различных человеческих обществ, которые обнимаются понятием — человечество. Метафизическое человеческое общество историко-философов было чуждо Спенсеру. Он был действительно истинным социологом по своему пониманию общества, хотя он и называл отдельные человеческие общества организмами. Он сравнивал различные общественные учреждения с настоящими органами животных и прямо называл их органами. Он сравнивал различные отрасли общественной деятельности с различными функциями организма и доходил до их отождествления. Заглавие II главы II части "Оснований социологии" Спенсера провозглашает: "Общество есть организм". Считая человеческое общество организмом, Спенсер прежде всего видел в нем организацию, общественный строй, структуру, известное соотношение частей. И действительно, понятия общественного строя, структуры так же господствуют в социологии Спенсера, как иерархическая социальная субординация в социальной физике Конта.

На основании различия структуры Спенсер строит свою классификацию человеческих обществ. Развитие, эволюция, прогресс, по убеждению Спенсера, есть переход от однородного к разнородному, от простого к сложному. Таков закон развития, который господствует над всеми явлениями мировой жизни, а следовательно, и над явлениями общественной жизни людей. Развитие общества характеризуется усложнением его структуры, дифференциацией его органов. На этом основании Спенсер делит все известные науке человеческие общества на простые, сложные, вдвойне сложные и втройне сложные.

Любая структура, конечно, имеет своим источником известные функции или систему функций. Общественный строй, конечно, бывает произведением известного уклада общественных отношений членов общества друг к другу. Общественный строй есть как бы некоторая кристаллизация развивающейся общественной жизни, в основе которой лежат различные виды общения и деятельности людей. Спенсер понимал это. Он говорил о том, что тот род деятельности, который преобладает в данном обществе, определяет тип его организации и все его общественные учреждения. Воинственный образ жизни членов общества создает военный тип общества; промышленный образ жизни обусловливает собой промышленный тип общества и определяет и правовые учреждения, и религиозную систему, и нравственные идеалы. Так думал Спенсер и был очень близок к истине. Однако все же понятие структуры у него до известной степени как бы заслоняло собой жизнь. Считая, что структура и характер любого сложного тела определяется формами и свойствами составляющих его частиц. Спенсер думал, что и характер любого человеческого общества обусловливается характером составляющих его единиц. А единицами, составляющими человеческое общество, Спенсер считал не семью, как Конт, а отдельные человеческие личности. Это крайне важное социологическое положение, высказанное Спенсером в его "Изучении социологии", он несколько изменяет в своих "Началах социологии". Здесь он говорит о том влиянии, какое оказывает агрегат (т.е. общество) на составляющие его единицы, их деятельность и их чувства. Таким образом, по Спенсеру, выходит, что общественная жизнь, с одной стороны, обусловливается свойствами личностей, которые определяют собой тот или иной характер общества, а с другой — самим этим сложившимся обществом, т.е. опять-таки структурой. Понятие структуры все же преобладало в уме Спенсера над понятием функций. Спенсер был очень близок к тому, чтобы открыть первооснову человеческого общества: явление общения людей и главнейшую форму этого общения — общественное сотрудничество, обеспечивающее сосуществование членов данного общества, делающее его самодостаточным. Спенсер писал: "Общественное сотрудничество начинается фактом совместной обороны и совокупного нападения"*. Так думал Спенсер, очевидно следуя Сен-Симону и другим писателям, которые считали войну наиболее характерным и обычным явлением на начальной ступени развития человечества, а особый, воображаемый военный тип общества — начальной формой общественной организации. Оставляя в стороне полную недоказанность этого совершенно произвольного утверждения, в данном случае важно отметить то значение, какое Спенсер придает явлению общественного сотрудничества. Дело в том, что у Спенсера за его классификацией обществ на основании сложности их структур как бы скрывается еще другая классификация, которая строится на основании различного характера общественной кооперации, но мысль эта не получила в уме Спенсера должного развития. Спенсер смотрит на общественную эволюцию не только как на переход от простого к сложному, но и как на переход от принудительного сотрудничества (compulsory co-operation) к форме добровольного сотрудничества (voluntary co-operation). Как уже было упомянуто, Спенсер, подобно Сен-Симону, делит историю человечества на два периода: период военщины и период промышленности; период военного типа обществ и период обществ промышленного типа. Первые характеризуются принудительной формой общественной кооперации, вторые — формами добровольного общественного сотрудничества**. Однако, несмотря на все это, как ни странно, Спенсер не положил понятия общественного сотрудничества и общественного разделения труда в основу социологической системы. Сделать это Спенсеру помешало его увлечение структурой и органами. В своих синтетических биологических схемах общественной жизни, начертанных на страницах "Описательной социологии", лежащей в основе его "Начал социологии", Спенсер отводил слишком узкие рубрики явлению общественного сотрудничества и разделения труда. Эти важнейшие и основные явления общественной жизни скрывались у Спенсера за общественной структурой и органами, за описаниями политических, обрядовых, профессиональных и других учреждений, за распределительными, питательными и другими биологическими процессами. И по мнению одного из новейших критиков Герберта Спенсера, по мнению проф. Чикагского университета Албиона Смолла (Small), спенсеровское понимание общества можно выразить в следующих нескольких словах: "Общество, рассматриваемое как целое, состоящее из вполне сложившихся частей (Структура)"***. Смолл находит, что даже об общественных функциях Спенсер говорит языком структуры (treats functions structurally)****. Имея постоянно в виду структуру общества, общественную организацию. Спенсер косвенно указывал и на то значение, какое имеет та или иная форма общественного сотрудничества и разделения труда, которые лежат в основе того или другого общества. Но он нигде не формулировал этого обстоятельно и определенно, хотя все его общественное миросозерцание логически вытекает из понимания развития общества как принудительного общественного сотрудничества, стремящегося к более свободным формам.

______________________

* The Principles of Sociology. L„ 1882. Vol. II. P. 241.
** Ibid. Vol. I. P. 562.
*** Small Albion W. General Sociology. Ал exposition of the main development in sociological theory from Spenser to Ratzenhofen. Chicago, 1905. P. 107.
**** Ibid. P. 148.

______________________

Выясняя условия развития общественной жизни, Спенсер выдвигает "факторы общественных явлений" (the factors of social phenomena). Выясненные уже предшествовавшими социологами значения климата и среды географической, животной и растительной Спенсер называет "внешними факторами" (extrinsic). Но наряду с этими внешними факторами он выдвигает внутренние (intrinsic) — природу и развитие самого человека. Все эти факторы Спенсер называет первичными.

Вторичными факторами Спенсер называет те изменения среды, которые производятся человеческими обществами. Спенсер указывает на изменение человеком климата посредством искусственного изменения растительной среды, с помощью орошения, осушения и пр. Спенсер указывает на изменение человеком окружающей его животной среды как путем истребления животных, так и путем их приручения. К числу этих вторичных факторов он относит также и отмеченное еще Кондорсе значение роста и уплотнения населения. Он говорит об этом факте как о главном условии развития общественного сотрудничества и разделения труда, которые, с точки зрения Спенсера, тоже могут считаться вторичными факторами.

Указание Спенсера на изменение человеком окружающей его среды, указание на целесообразное изменение людьми сообща условий своей жизни и дальнейшего развития, это указание Спенсера имеет очень важное социологическое значение. Ясно, что сами люди являются деятелями, факторами, творцами своей жизни или, как говорил Карл Маркс, а за ним повторял и Фридрих Энгельс: "Сами люди делают свою историю".

Далее Спенсер выдвигал еще производные (derived) факторы. Но он называет производными факторами и взаимодействие между личностью и обществом, и влияние суперорганическон среды (т.е. этнической среды соседних обществ, окружающих данное племя или народ, нацию). В это же число производных факторов Спенсер зачисляет и технику, и язык, и науку, и прочие плоды общественной жизни и деятельности людей. Перечень этих производных факторов представляет собой некоторое смешение самых различных явлений общественной жизни, которые в других случаях Спенсер строго различает. Примером может служить его "Описательная социология". В этом обстоятельном труде Спенсер, продолжая называть условия общественного развития факторами, делит их на три разряда: 1) Неорганическая среда; 2) Органическая и 3) Социологическая среда. Мы поймем, как мог Спенсер называть все эти условия жизни людей факторами, если вспомним его механическое объяснение возникновения различных частей метафизического общественного организма. По представлению Спенсера, питательная система любого человеческого общества образуется из взаимодействия общественного организма с органической и неорганической средой. Для понимания этой метафизики не следует забывать, что Спенсер говорит биологическим языком о сотрудничестве людей в борьбе с природой. Соответственным образом и упорядочивающая (регулятивная) система общественного организма возникает, по Спенсеру, из взаимодействия данного общественного организма и социологической среды. Если перевести это с биологического языка Спенсера на обычный, то станет ясно, что Спенсер говорит о происхождении известных правовых учреждений из общественного сотрудничества членов того или другого общества в борьбе с другими, враждебными им обществами. Это представление Спенсера есть плод искусственного деления жизни, и социологически оно неверно. Ибо сотрудничество людей в борьбе с природой так же нуждается в упорядочении и в общественном руководстве, как и их сотрудничество для борьбы с внешними врагами. Возникновение различных правовых учреждений и самой общественной власти на чисто экономической почве может служить в данном случае достаточно убедительным доказательством. И говоря биологическим языком Спенсера, можно сказать, что в действительной общественной жизни вовсе не существует никакой совершенно особой регулятивной системы, которая бы возникала исключительно на почве борьбы данного общества с другими и центры которой не касались бы упорядочения других сторон жизни организма. Дело в том, что в действительной общественной жизни представители правящего класса одновременно действуют как в системе производства, так и в системе управления. Более того. Только господствуя в экономической жизни, в системе производства, и могут они иметь средства, чтобы быть господами в области регулятивной системы. Сами воинственные феодалы, бывшие крупными землевладельцами, могут служить весьма поучительным примером этого обычного явления. И если рабочие не играют еще роли в системе управления, то только потому, что они не достигли еще господствующего положения в системе производства. Эти две формы господства взаимно обусловлены. Вернее, они есть как бы лишь две различные формы проявления одного и того же классового господства.

Увлечение биологией сильно мешало развитию чисто социологического мышления Спенсера. У Конта социология непосредственно примыкала к биологии. У Спенсера социология уже отделялась от биологии посредством психологии. Несмотря на это, социология Конта не была биологической в такой степени, как социология Спенсера. Увлечение обоих выдающихся обществоведов биологией было вполне понятно. Они оба горячо стремились к основанию истинно научной теории общественной жизни, стремились к ее научному объяснению с помощью уже установленных положений развивающегося естествознания. Правда, несмотря на свое страстное желание обосновать социологию естественнонаучно, ни Конт, ни Спенсер не могли обойтись без помощи метафизических определений. Таковы определения их человеческого общества, которое у Спенсера является понятием биологическо-метафизическим, а у Конта представляет собой, если только можно так выразиться, какую-то метафизическую смесь биологии и идеализма. Конечно, эта метафизика была совершенно нежелаемым элементом как в положительной философии Огюста Конта, так и в синтетической естественнонаучной философии Герберта Спенсера. Спенсер как представитель естественнонаучного понимания общественной жизни считал социальную эволюцию лишь известной фазой эволюции мировой. Он стремился показать, что явления общественной жизни людей, которые суть не что иное, как часть естественных явлений природы, повинуются раньше всего общемировым законам эволюции.

В своей синтетической философии Спенсер блестяще иллюстрировал всеобщность целого ряда этих законов, распространяя их на общественную жизнь. Так, он говорил о всеобщих законах интеграции и дифференциации (перехода от простого к сложному и от однородного к разнородному), которым подчинены все человеческие общества, подобно всему тому, что следует закону развития. Спенсер наглядно показывал приложение закона ритмического волнообразного движения к общественной жизни людей с ее постоянными подъемами и упадками общественного движения, ускорениями и застоями в экономической, умственной, правовой и других областях человеческой деятельности. Блестящими штрихами рисовал Спенсер господство закона подвижного равновесия как во всей природе, так и в общественной жизни. В доказательство он ссыпался на многие общественные явления и брал примеры из экономической жизни, указывая на стремление к равновесию между спросом и предложением, производством и потреблением и т.д. Конечно, можно оценивать различным образом значение этого закона для социологии, однако нельзя совершенно отвергать его, как это делают некоторые критики Спенсера.

Социологические труды Спенсера не только изобилуют множеством блестящих и верных мыслей. Социология Спенсера в некоторых отношениях, в особенности в смысле изучения развития отдельных общественных учреждений, представляет собой попытку, напоминающую собой попытку Аристотеля, — выяснить чисто научным, сравнительно-индуктивным путем закономерность общественной жизни. "Начала социологии" Спенсера, подобно "Политике" Аристотеля, имеют под собой изумительный по изобилию и разносторонности своих материалов научный фундамент. Его "Описательная социология" есть огромный сборник бесконечных, строго систематизированных фактов, которые Спенсер, подобно Аристотелю, мог обработать лишь с помощью своих сотрудников. Многие писатели не без основания считают Герберта Спенсера в гораздо большей степени, чем Конта, действительным основателем социологии. Однако, благодаря своему увлечению биологией, и Спенсер не мог должным образом обосновать социологию на свойственном ей ее собственном социологическом фундаменте. Таким образом, и Спенсер, подобно Конту, скорее должен считаться не столько основателем социологии, сколько основателем определенного социологического направления, направления механическо-биологического. Кому же на долю должно было выпасть счастье положить начало чисто социологической теории, основав ее на ее собственном социологическом фундаменте? Кому суждено было стать действительным преемником Аристотеля и Адама Смита? Рассмотрение совершенно нового, так называемого экономического направления в социологии дает некоторый ответ на этот в высшей степени интересный вопрос.

V. Экономическое направление Карла Маркса и соотношение общественных явлений

Конт смотрел на человеческое общество с точки зрения иерархической субординации членов организма. В своем понимании их соотношения он исходил из биологической, а не социологической точки зрения на общество и на людей. Точка зрения Спенсера была двойственна, как и все его общественное мировоззрение. С одной стороны, он видел все усложняющийся строй развивающегося "общественного организма", а с другой — общественное сотрудничество людей, переходящее от принудительных форм к более свободным. И та и другая точка зрения была точкой зрения ученых, принадлежащих к господствующим, правящим классам общества, ревниво охраняющих тот общественный порядок, который делает их господами принудительного сотрудничества масс. И Конт и Спенсер особенно стремились видеть в общественной жизни гармонию, забывая об ее антагонизмах. Конт был истинным родоначальником современного буржуазного солидаризма. Спенсер даже соперничество и конкуренцию считал своего рода средством самопроизвольного установления порядка и гармонии в деятельности людей. Оба они стремились выяснить закономерность общественной жизни. Но оба не смогли установить того соотношения общественных явлений, которое обусловливает эту закономерность общественной жизни.

Несмотря, однако, на крупные ошибки Конта и Спенсера, влияние их как признанных основателей социологии было громадно. И многие из последующих выдающихся социологов следовали за Контом и Спенсером и развивали далее иерархическую и органическую теории общества. Пример Шеффле в этом отношении особенно поучителен. Но не один Шеффле отдал дань органической теории. Ею увлекались и Лилиенфельд, и Фулье, и Дюрк-гейм. и многие другие. Все они исходили из органического понимания общества, создавшегося на почве биологических аналогий. Нечто совершенно отличное представляло собой социологическое учение, выработанное Карлом Марксом.

Правда, социологическая теория Маркса не обнимает собой всей социологии. Она сосредоточивается главным образом на экономической деятельности людей и на отношении этой стороны общественной жизни к другим общественным явлениям. Но зато в своей области социологическое учение Маркса действительно является социологией, основанной на своем собственном фундаменте.

Социологическая теория Маркса выдвигала на первый план не общественный порядок, не иерархическую организацию, а самих людей в их обычной жизни, в процессе обеспечения своего существования. Маркс строил свою теорию на почве реальных фактов жизни и тщательного изучения соотношения общественных явлений.

Маркс смотрел на новейшее человеческое общество как на известное, исторически сложившееся сожитие людей, распадающихся на различные общественные группы и классы сообразно положению отдельных членов общества в процессе общественного сотрудничества или, иначе, в процессе общественного производства. Маркс ясно видел, что эти общественные группы (классы) являются действительными общественными силами. Он ясно видел, что каждый отдельный человек, являющийся всегда существом общественным, членом общества, неизбежно представляет собой известную общественную категорию. Исходя из всего этого, Маркс естественно приходил к теории общественно-группового или классового истолкования общественной жизни. Но Маркс не только указал действительные двигательные силы общества. Он не только вернул нас к правильному аристотелевскому социологическому пониманию человека и человеческого общества. Маркс прочно установил и определенное соотношение основных явлений общественной жизни, первый намек на которое мы встречаем у того же Аристотеля.

Этого важнейшего социологического вопроса — о соотношении общественных явлений — касались многие выдающиеся мыслители. Значение образа жизни, т.е. способов удовлетворения необходимейших потребностей существования, значение экономической деятельности людей было отмечено уже давно.

Сен-Симон указывал на то значение, какое имеют формы организации производства и имущественные отношения как основа общественного и политического строя. Но для Сен-Симона было еще далеко не ясно, какое отношение существует между формами производства и имущественными отношениями. Этот важный социологический вопрос был разрешен Марксом.

Маркс еще в 1847 году писал в "Нищете философии": "С самого начала цивилизации производство начинает основываться на соперничестве занятий, сословий классов, наконец, на противоположности накопленного труда и труда живого". И далее: "Определенные общественные отношения, точно так же, как полотно, сукно и пр., произведения людей. Общественные отношения самым тесным образом связаны с производительными силами (forces productives). Приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, свой образ обеспечения жизни, они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница (т.е. ручное производство, развивающееся на почве натурального хозяйства. — К.Т.) создает общество с феодальным властителем; паровая мельница (т.е. машинное производство, развивающееся на почве хозяйства менового. — К. Т.) создает общество с промышленным капиталистом".

Эти слова Маркса показывают очень хорошо, как понимал он соотношение главнейших общественных явлений. Согласно Марксу, открытие новых производительных сил (например, паровой силы) кладет начало новым формам производства (в данном случае машинному). Новые формы производства (требующие применения больших капиталов) вызывают появление новых общественных отношений в процессе производства (например, отношения капиталиста и наемного рабочего). Следовательно, по Марксу, основной двигатель, или фактор общественного развития, есть техническо-экономическая деятельность людей. Применение различных открытий и изобретений к производству создает новые производительные силы, и эти новые производительные силы людей и суть первичный технико-экономический фактор общественного развития. Формы производства суть прямое произведение этого первичного фактора (т.е. новых производительных сил), который заставляет людей с целью лучшего обеспечения своих жизненных потребностей реорганизовать производство и заменять старые производительные силы и способы производства новыми, более совершенными и требующими для своего применения новые материальные средства. Все это происходит на унаследованной почве известного общественного строя, на почве ранее сложившегося соотношения людей (соперничества занятий, сословий, классов, противоположности накопленного и живого труда, т.е. на почве прежних производственных отношений, общественных отношений, сложившихся на почве прежних способов производства). Таковы, например, отношения собственника орудий производства и неимущего работника. Ведь применять новые, дорогостоящие способы производства может лишь тот, кто имеет для этого достаточные средства. Такое капиталовладелец, имеющий такие денежные средства, чтобы применить новую производительную силу пара, электричества и пр. с помощью приобретенных машин и нанятых рабочих.

Новые способы производства, раз они начали входить в обычай и распространяться, кладут начало новым производственным отношениям: отношениям рабочего и капиталиста. Таким образом новые способы производства, распространяясь, не только вытесняют старые способы производства, но одновременно вытесняют также и соответствовавшие последним старые общественные (производственные) отношения. На их место становятся новые общественные отношения, соответствующие новым формам производства. Новые способы производства обусловливают таким образом новое соотношение участников производства, как бы создают новую общественную группировку, новое расслоение общества, словом — новый общественный строй, а следовательно, и новую форму власти. "Сокровеннейшая тайна, скрытая основа всего общественного строя, а следовательно, и политической формы отношений верховной власти и зависимости, короче, всякой особой формы государства — заключается всегда в непосредственных отношениях владельцев средств производства к непосредственным производителям, в отношениях, каждая форма которых всегда естественно соответствует определенной ступени развития родов и способов труда, а следовательно, и его общественной производительной силе"*. Так говорил Маркс впоследствии, выясняя в конце III тома "Капитала" свое материалистическое мировоззрение.

______________________

* Das Kapital. Hamburg, 1894. Bd. III. Theil II. S. 324-325.

______________________

После вышеприведенных выдержек из "Нищеты философии" Маркса основные положения его знаменитого предисловия "К критике политической экономии", 1859) делаются еще яснее. Здесь Маркс определяет процесс общественного развития следующим образом. "В общественном производстве своей жизни (иначе сказать, в общественном сотрудничестве по обеспечению своей жизни. — К.Т.)* люди вступают в определенные, необходимые, от их воли независящие отношения, производственные отношения (Produktionsverhaaltnisse), которые соответствуют известным ступеням развития их материальных производительных сил (Produktivkraafte)**.

______________________

* In der gesellschaftlichen Production ihres Lebens. Всего точнее истинный смысл этого выражения Маркса, мне кажется, следует передать словами: в общественном сотрудничестве по обеспечению своей жизни. Возражение, которое в данном случае можно сделать против определения "общественное сотрудничество", в не меньшей степени относится и к определению "общественное производство". Оба определения имеют одинаково относительное значение.
** Необходимо самым точным образом различать определения Маркса — "производственный" и "производительный". Produktionsverhaaltnisse — производственные отношения, т.е. общественные отношения людей в процессе производства (например, рабочего и капиталиста). Porduktivkraafte — производительные силы (например, сила самого работника, так же, как и пара и электричества). Смешение определений "производственный" и "производительный" делает невозможным понять без того совершенно ясный смысл основных положений Маркса.

______________________

Почему "от их воли независящие отношения"? Очевидно, по той простой причине, что распространяющиеся с силой необходимости новые способы производства заставляют каждого занимать в изменяющемся общественном сотрудничестве то общественное положение, какое ему приходится занять, соответственно унаследованным условиям и материальным средствам. Обладание деньгами и знаниями обусловливает возможность быть владетельным руководителем производства, предпринимателем — капиталистом. Обладание "одними голыми руками" принуждает становиться наемной рабочей силою.

"Совокупность этих новых производственных отношений (в той мере, разумеется, в какой распространились в данном обществе новые способы производства, т.е. применение новой производительной силы. — К.Т.) образует новую экономическую структуру общества, реальное основание, на котором возвышается правовая и политическая надстройка и которому соответствуют известные общественные формы сознания".

Таково соотношение главнейших явлений общественной жизни. Но каков же, спрашивается, ход закономерного общественного развития?

"На известной ступени их развития материальные производительные силы общества вступают в противоречие с существующими производственными отношениями или, что служит лишь юридическим их выражением*, с имущественными отношениями, среди которых они действовали до этих пор. Из условий развития производительных сил они делаются их оковами. Тогда наступает время социальной революции. С изменением экономического основания более или менее медленно или быстро преобразуется вся громадная надстройка".

______________________

* Was nur ein juristischer Ausdruck dafur ist.

______________________

В этих словах предисловия Маркса заключается очень существенное добавление к закону эволюции. Еще до сих пор среди социологов находятся такие страстные защитники существующего общественного порядка и воображаемой общественной гармонии, которые не в состоянии представить себе закономерный ход общественного развития иначе, как ничем невозмущаемое движение в сторону дальнейшего усложнения жизни. Это чисто квиетистское воззрение идеологов господствующих общественных отношений, конечно, очень далеко от действительной общественной жизни с ее постоянными подъемами и упадками, ускорениями и замедлениями общественного развития, с ее неизбежно волнообразным ходом движения от революции к реакции и от реакции к новому подъему. В действительности закономерность хода общественного развития выражается вовсе не в равномерности его шагов, а во вполне определенном соотношении различных общественных явлений, в неизбежной последовательности изменений экономического, правового, политического уклада жизни, изменений, вызываемых применением людьми вновь открытых производительных сил и новых средств для удовлетворения своих растущих человеческих потребностей.

С точки зрения действительно объективного, научного понимания развития общественной жизни социальная революция есть лишь частный случай процесса эволюции.

Вопреки утверждениям ученых-квиетистов, природа делает скачки. Доказательством тому могут служить самые различные естественные явления: грозы, ураганы, бури, вулканические взрывы и землетрясения, явления рождения и смерти, внезапное создание и разрушение сложных тел, наконец, экономические кризисы и промышленные и политические революции и другие потрясения, которыми так полна общественная жизнь людей.

"Происходит постоянное движение нарастания производительных сил, разрушения общественных отношений, образования идей. Недвижимо лишь отвлеченное представление движения — mors immortalis"*.

______________________

* Misere de la Philosophic 1847. P. 100.

______________________

"Люди сами делают свою историю, но они делают ее не из свободных частиц (nicht aus freien Stucken) и не при ими самими избранных обстоятельствах, а при данных унаследованных условиях"*. Но все же они делают ее сами.

______________________

* Der Achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte. P. 26.

______________________

Такова была социологическая теория Карла Маркса. Он, как и наш русский великий реалист, завещал нам не воображать, а понимать действительность. Не видеть там застоя, где происходит вечное движение. Не видеть там общественной гармонии, где жизнь людская растирается между жерновами классовых противоречий. Подобно Чернышевскому, Маркс в своем учении исходил из реальных фактов жизни. Они оба завещали нам:

1) Рассматривать жизнь людей в ее закономерном, но неровном ходе развития, возмущаемого постоянными общественными противоречиями как в формах труда и общественного сотрудничества, так и в других областях многогранной жизни.

2) Рассматривать общественные явления в их действительном соотношении, имея постоянно в виду главнейшие условия и двигатели, факторы общественного развития: видоизменяющиеся, постоянно обновляющиеся и нарастающие производительные силы людей, пользующихся новыми производительными силами не только для обеспечения своих необходимейших жизненных потребностей, но и для дальнейшего самоудовлетворения за счет других; людей как членов одного и того же общества, но составляющих различные общественные группы, классы, пользующиеся различным положением в общественном процессе производства, а потому занимающих различное (господствующее или подчиненное) положение и в обществе.

Социологическая теория Маркса основывалась действительно на своем собственном фундаменте: на научном анализе не индивидуальной, а общественной жизни людей (главным образом их экономической деятельности) и на понимании действительного соотношения общественных явлений. Отмечая экономическую деятельность людей, производство как главнейшую сторону общественной жизни, обусловливающую собой все остальные, Маркс смотрел на человеческое общество как на общественное сотрудничество глазами экономиста. Как экономист, он считал своей задачей выяснить экономическую жизнь и значение экономических отношений, которые в такой сильной степени обусловливают собой все другие отношения. Жизнь половую, семейную, умственную Маркс не делал предметом своих специальных исследований, ибо рассмотрение этих вещей не входит в задачи политической экономии. Маркс же был политико-экономом и притом ограничивал область своих специальных работ исследованием капиталистического периода. Социологом Маркс был постольку, поскольку все другие стороны жизни людей обусловливаются их экономической деятельностью. Это крайне важно иметь в виду для правильного понимания социологической теории Маркса.

VI. Марксизм, социальный дарвинизм и кризис органическо-биологического направления в социологии

Социологическая теория Маркса далеко не сразу добилась своего признания. Долгое время она как бы не существовала для признанных представителей общественных наук. Они смотрели на Маркса как на опасного вождя Интернационала и социалистической демократии и даже намеренно замалчивали его политико-экономическую теорию, пока только это было возможно. Социологическая теория Маркса долгое время существовала лишь для тесного круга его последователей, которые, подобно К. Каутскому, стремились применять ее для выяснения различных явлений общественной жизни.

Среди представителей университетской науки социально-экономическая теория Маркса получила свое первое признание в России. Профессор Зибер, автор "Первобытной экономической культуры" и политико-экономического трактата о Рикардо и Марксе, был первым представителем марксизма на университетской кафедре. В 80-х годах профессор Римского университета Ахилл Лориа объявил себя марксистом. Лориа провозгласил социологическую теорию Маркса как "величайшее открытие экономической основы социальных отношений". Он утверждал, что "социальный строй всецело покоится на экономическом факторе и, стало быть, только на основе политической экономии социология может возвыситься до степени науки". Экономический фактор, говорит Лориа, есть фактор социологический по преимуществу. Однако, несмотря на весь экономизм Лориа, последователи Маркса отказались признать в нем верного представителя социологической теории Маркса. И своего истинного истолкователя она нашла себе в лице другого видного профессора того же Римского университета Антонио Лабриола. Сказать это дают нам возможность его книга, посвященная "Памяти Коммунистического манифеста", его работа "Об историческом материализме" и, наконец, его письма к Жоржу Сорелю, изданные в виде книги под заглавием "Рассуждения о социализме и философии". Эти три работы Лабриола составили три части его "Очерков о материалистическом понимании истории". "История, — говорит Лабриола, — есть лишь история общества, т. е. история изменений сотрудничества людей, начиная с первобытной орды и кончая современным государством; начиная с непосредственной борьбы с природой посредством несложных орудий и кончая современным экономическим строем, который сводится к следующим двум крайностям: труд накопленный (капитал) и труд живой (пролетарии)".

Подобно Фридриху Энгельсу, Лабриола предупреждает верных последователей научного социализма понимать экономический материализм в его широком социологическом смысле. И попутно он выясняет, в каком относительном смысле надо понимать нравственность, искусство, религию и науку, как "плоды экономических условий"*. Лабриола очень точно излагает социологическую теорию Маркса, и в этом отношении является тем "социологом экономического материализма, который, — говорит Лабриола, — вульгарно называется марксистом"**. Скрывающееся в этих словах явное нежелание Лабриолы называться марксистом диктовалось, очевидно, теми же самыми соображениями, которые побудили самого Маркса сказать: "Я не марксист". Соображения эти, по всей вероятности, вытекали из боязни Маркса, что люди с более ограниченным умом не поймут истинного значения его социологической теории. Он опасался, что более ограниченные из его последователей сделают ограниченным и распространяемое ими понимание его учения.

______________________

* Labriola. Essais sur la Conception materialiste de Phistoire. 2 td. Paris, 1897. P. 242-243 и ел.
** Ibid. P. 262.

______________________

Одновременно с выступлением вышеназванных профессоров Римского университета в качестве социологов так называемого экономического направления, социологическая теория Маркса стала оказывать свое влияние и на представителей господствующей университетской науки других стран. В Германии Зомбарт, а в известной степени и Лампрехт работали над своими исследованиями, бесспорно находясь под влиянием теории Маркса. В Англии в сторону экономического направления склонялся Джемс Эдвин Торольд Роджерс, выдающийся историк-экономист, автор известного научного труда "Экономическое истолкование истории"*. Не остался без влияния теории Маркса и французский профессор Сеньобос. В Америке Зелигман писал об "Экономическом истолковании истории". Так мало-помалу социологическое учение Маркса вышло из неизвестности и получило признание в глазах ученых. Целый ряд исследователей социалистов и несоциалистов спешили воспользоваться новой научной теорией для своих работ. Кунов, Гроссе, Гильдебранд применили ее для разработки обычаев и права на первобытных ступенях общественного развития. Пельман воспользовался ею для разработки классической истории. Голландец Нибур, руководствуясь той же социологической теорией, разъяснил рабство как известную систему варварского хозяйства. Русские марксисты с Плехановым во главе руководились и руководятся ею в исследованиях экономического развития России.

______________________

* Rogers J. E. Т. The Economie Interpretation of History. London, 1888.

______________________

Однако огромное большинство социологов продолжало оставаться последователями Конта и Спенсера. Впрочем, некоторые из них явно не вполне удовлетворялись органическо-биологической теорией и изменяли ее различным образом. При этом одни оставались в границах эволюционно-биологического направления. Другие же начинали даже переставать видеть в биологии фундамент для социологии и принимались за розыски новых основ для построения более прочного социологического здания. К числу первых следует отнести таких социологов, как Дюркгейм, а также и так называемых социальных дарвинистов, которые в основу своего социологического учения клали биологический закон Дарвина о борьбе за существование и выживании сильнейших.

Эта борьба, превращающая человеческое общество в сборище грызущихся волков, с точки зрения ее идеолога Бенжамена Кидда, приносит лишь самые благодетельные плоды: совершенствование человеческой породы посредством истребления слабейших и выживания наиболее жизнеспособных. Экономическое соревнование Кидд отождествляет с биологической борьбой за существование. Успех богатых, в его глазах, есть средство выживания способнейших; бедствия рабочих масс — средство уничтожения нежизнеспособных. Кидц смотрит на общественную эволюцию глазами жизнеспособного индивидуалиста, стремящегося, однако, предупредить самоистребление человечества с помощью религии.

Но социологическо-биологическая школа дарвинистского направления не ограничивается индивидуалистическим направлением Кидда. В лице Гумпловича, Новикова и отчасти Ратценхофера она имеет представителей и другого направления. Кидд видит в общественной жизни главным образом борьбу отдельных людей. Гумплович видит в ней борьбу отдельных общественных групп, главным образом — рас. Гумплович строит свое социологическое учение, исходя из теории полигенизма, или разновидного происхождения человечества. Он придает этой теории особо важное социологическое значение и считает ее своим "колумбовым яйцом". Он смотрит на человечество как на бесчисленное количество разнородных этнических групп или рас, находящихся в вечной борьбе друг с другом за свое существование. Гумплович стремится свести всю историю человечества к борьбе этих рас. В этом отношении он до известной степени является последователем графа де Гобино, который одновременно был и дипломатом и социологом. Еще в 50-х годах прошлого столетия де Гобино издал свой "Опыт о неравенстве человеческих рас" (Essai sur I'lnegalite des Races Humaines), в котором провозгласил расовые отличия основными и неизменными свойствами людей и сводил к борьбе рас всю цивилизацию. Можно было бы забыть о фантастических и совершенно ненаучных социологических выводах Гобино, если бы Гумплович не возродил до известной степени этого социологического учения о расах. В своей работе "Борьба рас" Гумплович неоднократно ссылается на Гобино*.

______________________

* Gumplowicz Ludwig. Der Rassenkampf. Inspruck, 1883. S. 15, 38, 66, 67, 177 и др.

______________________

Принимая полигенизм как исходный момент социального развития, Гумплович сводит социологию к учению о борьбе рас (Rassenkampf). Правда, в своих "Основаниях социологии" Гумплович говорит, что "задача социологии — отыскать социальные законы"*. И он тут же отмечает целый десяток законов, которыми обусловливается общественная жизнь. Но, во-первых, законы эти, так же как и законы, отмеченные Спенсером, суть "всеобщие законы", которые, по мнению самого Гумпловича, одинаково приложимы как к жизни общества, так и к жизни чего угодно. Таковы: а) закон причинности; b) закон развития; с) закон закономерности развития; d) закон периодичности; е) закон сложности; f) взаимодействие разнородного; g) всеобщая целесообразность и т.д. А с другой стороны, из всех этих социальных законов Гумплович, собственно говоря, сосредоточивается на рассмотрении лишь одного, особенно излюбленного им закона, закона взаимодействия разнородного. Рассмотрением этого закона Гумплович главным образом и ограничивает свою социологию, которая, по его мнению, вовсе не должна быть наукой об обществе, а наукой о взаимодействии разнородных этнических и социальных групп. "Понятие общества, — говорит Гумплович, — уже сыграло свою роль и может удалиться со сцены. Это понятие должно употребляться только для обозначения отдельных социальных групп в государстве или же вне его". Соответственным образом и социальные явления ограничиваются Гумпловичем взаимодействием этих групп (главным образом рас). Борьба этих групп начало и конец всему. Социальное развитие может происходить лишь из столкновения разнородных групп. "Пока единая однородная социальная группа не попала под влияние другой и сама не может оказать влияние на другую, до тех пор она пребывает в раз установленном звероподобном состоянии". "Каждое изменение в состоянии социальной группы должно всегда иметь достаточное основание, и этим основанием является всегда влияние со стороны другой социальной группы"**.

______________________

* Gumplowicz Ludwig. Grundriss der Soziologic. Wien, 1885. S. 62-70. Гумплович Л. Основания социологии / Русск. пер. под ред. В. М. Гессена, 1899.
** Гумплович. Л. Основания... С. 116.

______________________

Таким образом социологическое "колумбово яйцо" Гумпловича обращается в своего рода "Deus ex machina" социального развития, обусловливающегося исключительно внешними причинами — влиянием другой социальной группы. Казалось бы, социальное развитие, порождаемое столкновениями бесконечного количества разнообразных групп, должно было бы быть, по Гумпловичу, беспредельным. Однако Гумплович ограничивает общественную эволюцию лишь "круговоротом развития государств". По Гумпловичу, государство, порождаемое исключительно столкновением рас, есть начало и конец общественного развития. Возникнув на почве столкновения двух орд, государство достигает известной высоты цивилизации и потом уничтожается, из-за столкновения с новыми варварскими расами. По мнению Гумпловича, как и по ошибочному пониманию Вико, в общественной жизни существует лишь круговорот; и прогресс существует лишь в границах того или иного круговорота. Иными словами: "прогресса никакого нет"*. Есть лишь столкновение разнородных групп. Все остальное — право, государство и все общественные явления и отношения — суть лишь плоды этих столкновений. Одна этническая группа (раса), чтобы обеспечить лучше свои жизненные средства, стремится к порабощению другой. И этим одновременно кладется начало и праву и государству, вне которого, по Гумпловичу, "права нет". Это же столкновение приводит и к образованию каст и сословий, которые, в свою очередь, стремятся к образованию новой расы.

______________________

* Там же. С. 348.

______________________

Такова сущность социологического направления Гумпловча, в ограниченном мировоззрении которого борьба рас служит ключом к пониманию всех общественных явлений. Конечно, учение о социальных группах как о действительных силах общественного развития заключает в себе и вполне верную мысль. Оно как бы даже приближается к социологическому учению о классовой борьбе Карла Маркса. И то и другое может быть названо теорией группового истолкования общественной жизни. Но какая страшная пропасть разделяет эти два учения! Учение Маркса есть учение о саморазвивающемся и усложняющемся обществе, распадающемся на отдельные общественные группы (классы). Учение Гумпловича есть учение о социальных (главным образом этнических) группах, обусловливающих своими столкновениями появление государства как организации насилия. По Гумпловичу, государство как организация насилия и право как регламентация этого насилия составляют начало и конец цивилизации; в то время как, по Марксу, государство есть лишь переходная ступень к более развитым и свободным формам общественного развития. Маркс, выдвигая общественно-групповое (классовое) истолкование истории, видит за борющимися общественными группами несравненно более развитое и организованное (социалистическое) общество. Гумплович самое понятие общества относит к числу отживших понятий, и дальше борьбы разнородных групп решительно ничего не видит. Социалистов же, сторонников высших общественных форм, он объявляет внутренними врагами культуры. Такова та непроходимая пропасть, которая лежит между групповыми истолкованиями общественной жизни Карла Маркса и Гумпловича.

Несколько иначе смотрит на общественную жизнь Густав Ратценхофер, выдающийся немецкий социолог. Ему принадлежат известные работы "Сущность и цели политики, как части социологии и основы государствоведения"* и "Социологическое познание. Позитивная философия социальной жизни"**. Ратценхофер смотрит на общественную жизнь как на взаимодействие борющихся личностей, вступающих друг с другом в самые различные соединения. По многим своим взглядам он социолог-дарвинист, приближающийся к Гумпловичу. Сам же Ратценхофер в предисловии ко второй из только что названных работ говорит, что он более всего обязан биологу Вейсману, а затем психологу Вундту и антропогеографу и этнологу Ратцелю. Подобно Гумпловичу, Ратценхофер придает огромное значение борьбе различных этнических групп. Точно так же он выводит государство из покорения слабых этнических групп более сильною***. Подобно Гумпловичу, Ратценхофер указывает на борьбу общественных групп, происходящую внутри дифференцированного государства. Но на эту борьбу он смотрит как на процесс приспособления группирующихся личностей. Но борьба их не есть единственная форма их взаимодействия; наряду с общественной борьбой существует и общественное сотрудничество людей. И государство, по Ратценхоферу, есть до известной степени сотрудничество граждан, стремящихся к обеспечению своих интересов. Эти интересы людей и суть их двигательные силы. В силу различно сознанных интересов люди и соединяются в различные общественные группы. Таким образом, и Ратценхофер приходит до известной степени к групповому истолкованию общественной жизни. Но как далека и эта социологическая теория от социологической теории Маркса. Все огромное различие между ними заключается в понимании интересов, объединяющих людей в те или иные общественные группы. У Маркса эти интересы суть общественные интересы классов и входящих в состав классов меньших общественных групп. Ратценхофер же начинает свою классификацию интересов с особых личных "врожденных интересов". Он даже строит своего рода генеалогию этих врожденных интересов. На первый план он выдвигает**** интерес рода (Das Gattungsinteresse). За ним следует особый "физиологический интерес" (Das physiologische Interesse)*****. Таков, например, интерес материнства, вытекающий из интереса рода. Физиологический интерес рода развивается далее в интерес личности (Individualinteresse)******. Под этим подразумевается эгоизм. Далее идет "социальный интерес", и, наконец, мы приходим к "трансцендентальному интересу". Вся эта "позитивная философия социальной жизни" — настоящая метафизика, которая показывает очень хорошо расстояние, отделяющее Ратценхофера от Маркса. Ратценхофер — немецкий позитивист-метафизик, который по примеру многих своих соотечественников верит в "Духа времени" (Zeitgeist) и в "цивилизаторские идеи", служащие основными элементами цивилизации*******. Неудовлетворенный тем биологическим фундаментом, который заложен для социологии учеными позитивно-биологической школы, Ратценхофер ищет для нее психологического обоснования. С этой точки зрения только и могут быть поняты все его "враждебные интересы". Недаром он описывает их в той части своей "позитивной философии", которая озаглавлена "Психологические основы социологии".

______________________

* Ratzenhofer Gustav. Wesen und Zweck der Politik, als Theil der Soziologle und Grundlade der Staatwissenschaften. 3 B-de. Leipzig, 1893.
** Ratzenhofer Gustav. Die Soziologische Erkenntnis. Positive Philosophie des sozialen Lebens. Leipzig, 1898.
*** Ibid. Part IV, § 14. Die Enstehung des Staates. S. 156-160.
**** Ibid. S. 56.
***** Ibid. S. 56-57.
****** Ibid. S. 57.
******* "Die Grundelemente der Civilisation sind die civilisatorischen Ideen wirksam im Wege der Gesellschafts politik, ihr praktischer Ausdruck is der civilisierte Staat" (Gustav Ratzenhofer. Wesen und Zweck der Politik. Bd. III. S. 396-397).

______________________

Пример Ратценхофера в этом отношении не менее характерен, чем пример Фулье. Видно, один и тот же критический "Дух времени" поселил в умах обоих писателей весьма веские сомнения в социологии, основанной на биологическом фундаменте. Дело в том, что с дальнейшим развитием биологии и с превращением физиологии в точную науку об органической жизни стала делаться все очевиднее невозможность смотреть на социологию как на простую надстройку над физиологией. Одновременное развитие психологии привлекало к себе внимание социологов, ищущих новых обоснований для социологии. И вот начинаются попытки заменить биологию как фундамент для социологии психологией.

Но раньше чем говорить об этих попытках, необходимо сказать хоть несколько слов об Эмиле Дюркгейме, авторе известной работы "О разделении общественного труда"*. Среди новейших социологов Дюркгейм занимает до известной степени обособленное положение, и некоторые писатели называют даже его теорию экономической. Следуя Конту, Дюркгейм понимает общественную жизнь как известное соотношение социальных функций; и в своем социологическом учении он исходит из явления разделения общественного труда. Следуя Конту, Дюркгейм на первый план выдвигает солидарность, связывающую всех членов общественного организма. Эту солидарность Дюркгейм выводит из разделения труда, ошибочно считая явления общественного сотрудничества простым следствием разделения труда. В действительности же разделение труда может возникать лишь на почве общего сожития и сотрудничества. И на той же почве может развиваться и общественная солидарность. Но Дюркгейм в значительной степени игнорирует явление сотрудничества. Оно ему не нужно для объяснения солидарности, которая в его глазах сама по себе существует между отдельными координированными членами организма.

______________________

* Durkheim E. De la division du travail Social. Paris, 1895. Октябрь. Отд. I.

______________________

О том значении, которое имеет разделение труда и обособление занятий и профессий для обособления самих людей, Дюркгейм забывает. Он совершенно забывает, что разделение общественного труда на основе существующего общественного неравенства усиливает еще более противоречия общественных интересов различных классов и даже различных занятий. Помня, что в организме все члены, разделяющие труд по поддержанию организма, солидарны, Дюркгейм выводит, что солидарность вытекает не из сотрудничества, а как раз обратно — из разделения труда. По его мнению, солидарность людей вытекает из сознания связи, существующей между различными отраслями обособленного труда. Но ведь эта связь в действительности создается не благодаря, а вопреки обособлению занятий. Ведь если говорить о сознании как об источнике солидарности, то источником ее, конечно, служит не сознание обособленности, а сознание той общности, которая сохраняется между членами одного и того же общества, несмотря на ту же рознь, которая развивается между ними благодаря обособлению занятий. Если же это сознание общности действительно начинает развиваться, то оно, конечно, означает рост общественного сотрудничества людей в той или другой области жизни. Это сознание общности есть сознание данным слоем людей общности их положения в обществе и в общественном сотрудничестве, иначе говоря — в процессе общественного производства. Конечно, существует общность интересов, развивающаяся и на почве разделения труда и обособления занятий. Такова корпоративная солидарность обособленных общественных групп и классовая. Но не ее имеет в виду Дюркгейм, когда говорит о социальной солидарности. Говоря словами Конта, Дюркгейм подразумевает под ней солидарность всех служебных членов социального организма. Подобно другим позитивным социологам, Дюркгейм продолжает еще выражаться языком органической теории. Он говорит нам о "социальном мозге"; о государстве (правительстве) как о "цереброспинальной системе"; о "диффузивной душе общества". Но за этими терминами органической теории начинает чувствоваться нечто новое. Понимание общества как "общественного организма" делается уже явно нежизнеспособным, несмотря на то, что оно маскируется самыми различными метафизическими представлениями "позитивистов", объявляющих общество совершенно особым видом организма, суперорганизмом, сверхорганизмом. Социологи-позитивисты органической школы всячески пытаются выйти из своего заколдованного круга теоретических противоречий. И некоторым из них кажется, что выход уже найден Альфредом Фулье.

Альфред Фулье, еще в 1880 году, в своем сочинении "Современная общественная наука"* пытался совместить органическо-биологическое понимание общества с индивидуализмом и психологическим истолкованием явлений общественной жизни. Для этого он "изобрел"** особое определение общества как "организма договорного". Рене Вормс называет это понимание общества Альфредом Фулье "изобретательным и понятным".

______________________

* Fouillee A. La science contemporaine. Paris, 1880.
** Я пишу слово "изобрел" в кавычках, потому что это понимание было придумано более чем за 200 лет до Фулье Томасом Гоббсом.

______________________

"Человеческие общества, — добавляет от себя Вормс, — рождались и вначале развивались таким же образом, как и естественные организмы, но мало-помалу они стремились приблизиться к правовой и условно-договорной организации*. Это добавление Ренэ Вормса очень ценно. Если оно и не раскрывает действительного хода развития человеческого общества, то, во всяком случае, раскрывает перед нами действительный ход развития органической теории от чисто-биологического понимания так называемого "общественного организма" к психологическому. Переход от первого понимания ко второму по мере развития психологии понятен без всяких дальнейших объяснений. Не менее понятна и органическая связь обеих социологических направлений. И Альфред Фулье именно и характерен тем, что он соединяет в себе и то и другое. Об этом он заявляет сам в своем новом социологическом сочинении, изданном в 1909 году, под заглавием "Социализм и реформистская социология".

______________________

* Worms Rene. Philosophie des sciences sozials. VI. I. Object des sciences sozials. Paris, 1903. P. 47.

______________________

"Общество, — говорит Фулье, — по нашему пониманию, есть в одно и то же время и естественный организм, и плод соглашений или квазисоглашений, которые суть дело воли. Отсюда и вытекает предложенное нами учение о "договорном организме""*.

______________________

* Fouillee Alfred. La Socialisme et la Sociologie Reformiste. Paris, 1909.

______________________

Ставя на место социального организма метафизический суперорганизм, договорный организм и т.д., социологи позитивной школы Конта явно изменяют биологии, ища нового фундамента для социологии в психологии. Может ли последняя служить действительным социологическим фундаментом, очень хорошо показывает психологическая школа социологов, основателями которой следует считать американца Лестера Уорда и француза Габриеля Тарда.

VII. Психологическая школа и ее американский обоснователь Лестер Уорд

Крушение органической теории и одновременное развитие психологии привели к тому, что многие социологи стали пытаться обосновать социологию на психологическом фундаменте. В социологических работах Фулье и Эспинаса биологическо-органическая точка зрения прежних социологов оказывается уже сильно измененной. Эспинас в своем основном труде — "Общества животных" — ведет социологическое исследование с помощью сравнительной психологии*. Фулье, как уже было упомянуто, видит в человеческом обществе скорее метафизический коллективно-психологический суперорганизм, чем действительный организм. Фулье называет общество организмом договорным. Но ни Фулье, ни Эспинас не могут быть названы основателями психологического направления социологии. Истинными основателями психологической школы должны считаться американец Лестер Франк Уорд и француз Габриель Тард.

______________________

* Fouillee Alfred. Les Societes Animates. Etude de psychologie compare. Paris, 1877.

______________________

Основатель американской психологической школы социологов вышел из среды естественников. Лестер Уорд был геологом, точнее — палеоботаником. Из палеонтолога-ботаника Уорд превратился в социолога, соединившего в своем уме основные положения социальной физики Конта с некоторыми положениями синтетической философии Спенсера. Первая большая социологическая работа Уорда, его "Динамическая социология"*, появляется в 1883 году. Но и став социологом, Уорд не покидает своих биологических занятий по палеоботанике. Поэтому нисколько не удивительно, что социологические работы Уорда, несмотря на его психологическое направление, переполнены различными биологическими объяснениями и иллюстрациями. Появление целого ряда новых работ по палеоботанике не мешает Уорду подготовить новый социологический трактат с целью "глубже заложить фундамент" для его динамической социологии. Плодом этих стремлений было появление в 1893 году специального сочинения "Психические факторы цивилизации"**. В 1898 году Уорд издает свои "Очерки социологии"***. В 1903 году печатается его "Чистая социология. Трактат о происхождении и самопроизвольном развитии общества"****. В 1906 году как бы в виде дополнения к "Чистой социологии" Уорда появляется его "Прикладная социология. Трактат о сознательном усовершенствовании общества обществом"*****. По словам самого Уорда. эти два последние сочинения, взятые вместе, составляют его систему социологии******.

______________________

* Ward Lester Frank. Dynamic Sociology. 2 vol. New York, 1883 (2-е изд. 1902 г.). Русский перевод не был пропущен цензурой.
** Ward L. F. The Psychic Factors of Civilization. New York, 1893. Русск. пер. Л. Давыдовой. Пет. 1897 г. Нов. амер. изд. 1901 г.
*** Ward I. F. The Outlines of Sociology. N.-Y., 1898. Русск. пер. 1901 г.
**** Ward L. F. Pure Sociology. A Treatise on the origin and spontaneous development of Society. New York, 1903.
***** Ward L. F. Applied Sociology. A Treatise on the conscious improvement of Society by Society. Boston, 1906.
****** См. Предисловие к Applied Sociology.

______________________

Социологические работы Уорда оказали очень сильное влияние на американских представителей общественной науки, и многие из молодых американских социологов считают себя в известной степени последователями его учения, в большей или меньшей степени находятся под его влиянием. Это влияние сказывается и на Албионе Смолле, и на Эдуарде Россе, и на Джордже Эллиоте Говарде, и на Чарльзе Эллвуде, и др. Влияние Уорда имеет тем большее значение, что он соединяет в себе благородство мысли с беспристрастием ученого, не поддаваясь предрассудкам класса или расы, чем так сильно страдает Гиддингс.

Главной особенностью социальной философии Уорда служит космологическо-психологическое понимание общественной жизни людей. Это определение направления Уорда, быть может, неуклюже, но зато оно точно выражает характерную особенность социологической системы Уорда. Следуя Шопенгауэру, Уорд выдвигает на первый план волю, желания людей и вообще, как называет он сам, психические факторы цивилизации. Но будучи эволюционистом, он стремится рассматривать эти факторы как и различные, порожденные ими общественные учреждения, в их развитии. Ища начальные формы проявления отмечаемых им психических факторов, Уорд доходит до Камбрийской, Силлурийской, Девонской и даже до каменноугольной эпохи, превращаясь из социолога в космолога. Как социолог Уорд видит в общественной жизни прежде всего волевую деятельность людей и, говоря об обществе, напоминает нам, что раньше всего мы должны иметь в виду функции, а не структуру. Это очень важное и вполне правильное положение. Ибо любая структура является прямым результатом известных функций. К сожалению, другие основные положения Уорда далеко не могут быть признаны столь бесспорными.

Свою "Динамическую социологию" Уорд начинает с исторического обозрения положительной философии Конта и Спенсера. Затем он переходит к космологии в широком смысле этого слова. Во всей мировой жизни, по мнению Уорда, господствует один закон: закон агрегации. В своем первичном виде этот закон проявляется в космогонии, в собрании, в агрегации атомов и небесных тел. В своем вторичном виде тот же закон агрегации проявляется и в "биогении", господствуя во всей органической жизни, а следовательно — и в жизни людей. В своем третичном виде закон агрегации проявляется, по Уорду, в общественной жизни как в процессе развития общества ("социогении"), так и в существующих общественных отношениях.

"Социологические явления, — говорит Уорд, — одинаково, как и явления биологические и психологические, дают нам новый пример великого космического закона агрегации.... Точно так же высшие химические соединения, образующие химическую сущность протоплазмы, усложняются и снова усложняются в процессе образования физиологических и далее морфологических единиц, и совершенно так же, как и эти последние, далее снова усложняются, образуя органические агрегаты первого, второго, третьего и других порядков, точно так же и высшие изо всех органических агрегатов, т.е. люди, усложняясь снова, на совершенно том же основании (закона агрегации) образуют общество"*.

______________________

* Ward L. F. Dynamie Sociology. 2 ed. New York, 1907. Vol. I. P. 450-451.

______________________

Каким же образом произошло, по Уорду, человеческое общество?

"Когда мы говорили о развитии человека, — пишет Уорд, — то мы нарочно пренебрегли (we purposely neglectod) обратить внимание на то влияние, какое оказывает на человека его стремление к общению. Должно быть объявлено с самого же начала, что человеческое общение, а потому и само общество есть плод естественного подбора, или приспособления... Что будто бы в первородном человеке, или в его непосредственных животных предках, существовало какое-то врожденное общественное чувство (an innate social sentiment), которое естественно собрало воедино значительное число людей, это не только невероятно a priori, но и отвергается действительной жизнью обезьян, из семьи которых, как мы видели, несомненно, происходит человек"*.

______________________

* Ibid. Vol. I. P. 451.

______________________

Эти слова Уорда очень характерны. Они основаны на вере в до-общественное, одинокое существование людей, которого так же еще никто не доказал, как и естественности одинокого образа жизни высших обезьян. Спрашивается, кому известно "естественное состояние" обезьян до того момента, когда они, быть может, подобно многим другим животным, принуждены были искать спасения от преследований человека, разбегаясь и скрываясь где и как возможно? Мы все хорошо знаем, какие огромные общества образуются млекопитающими и птицами в тех отдаленных областях земли, где им не приходится еще спасаться от постоянных нападений человека. Полярные страны в этом отношении могут служить таким же поучительным примером, как и воды океанов. Пример волков и других животных, принужденных покидать свой обычный стадный образ жизни из-за постоянных нападений человека, тоже очень поучителен. А что мы знаем о прежнем образе жизни высших дарвиновских обезьян, до истребления их человеком? Ничего решительно. А следовательно, что же может доказывать эта ссылка Уорда на этот предполагаемый, никому неизвестный, первоначальный "естественный" одинокий образ жизни высших обезьян, кроме желания во что бы то ни стало доказать, что человек не есть животное или существо общественное? Попытка и совершенно безнадежная, и совершенно лишняя.

Уорд отрицает существование в людях "врожденного общественного чувства". Конечно, стремление людей к общению есть вовсе не врожденное чувство, а чувство, развившееся в них как неизбежный плод их общественного образа жизни. Так и думают те, кто, по примеру Аристотеля, считает человека существом общественным. Так думают все, кто предполагает, что современному общественному состоянию человечества предшествовало стадное состояние его вымерших предков. Но Уорд верит в какую-то особую "до-общественную стадию".

Человеческое общество, говорит Уорд, "есть плод естественного подбора, или приспособления". Этим чисто биологическим объяснением происхождения человеческого общества и сам Уорд не удовлетворяется. "Существеннейшим требованием каждого истинно общественного союза, — утверждает Уорд, — является достаточное мозговое развитие (brain-development), которое способно дать заинтересованным в том личностям (individuals) понять, хотя бы смутно, преимущества общения"*. Итак, наряду с биологическо-механическим объяснением происхождения общества, мы имеем в данном случае и психологическо-рационалистическое. Прекрасный пример перехода от биологического направления к психологическому. Но может ли считаться действительно научным это рационалистическое объяснение общественного состояния, исходящего из разума, подобно Минерве, рождающейся из головы Юпитера? Впрочем, эта теория не новая. Еще писатели 17-го и 18-го столетий, теоретики естественных прирожденных прав, подобным же рационалистическим образом объясняли происхождение общественного состояния людей. Верили они и в до-общественное состояние человечества. Но они верили в него, веря в Библию, в библейское сказание о первобытном состоянии первых людей в раю. В конце XIX века эта наивная вера уступила место вере в никем не доказанное первобытно-одинокое существование высших обезьян. Но оставим эти совершенно ненаучные представления.

______________________

* Ibid. P. 452.

______________________

Итак, по Уорду, существование человеческого общества обусловливается чисто психологически. Существеннейшее условие его существования есть сознание личностей, достаточно развитых умственно, чтобы понять все преимущества общественного образа жизни. Непонятно только, как появилось это сознание, которое в действительности могло развиться лишь на почве предшествующего общественного образа жизни.

Уорд понимает человеческое общество как агрегацию отдельных человеческих личностей, которые сознали преимущества общественного состояния по сравнению с предполагаемым Уордом до-общественным состоянием. Какие же силы, спрашивается, приводят в движение это общество и как возникают отдельные общественные учреждения?

Согласно чисто индивидуалистическому психологическому пониманию Уорда, общественные силы (social forces) суть человеческие желания (human desires). В своей "Динамической социологии" Уорд, еще в 1883 году, дал классификацию того, что он называет "общественными силами". Вот эта классификация Уорда в ее первоначальном виде.

Общественные силы суть
Существенные силы Несущественные силы
Предохранительные силы:
Положительные, вкусовые (жаждущие удовольствия)
Отрицательные, защитительные (избегающие боли) 		Воспроизводительные силы:
Прямые. Половые и любовные желания
Косвенные. Родительские и кровные обязанности		  
Эстетические силы
Эмоциональные (нравственные) силы
Умственные силы

(Dynamic Sociology. Vol. I. P. 472)

Эта схема Уорда не требует особых пояснений. Она совершенно ясно показывает, что то, что Уорд называет общественными силами, вовсе не есть общественные силы. Вкусовые, половые и другие "общественные силы" Уорда суть просто-напросто индивидуальные чувства и потребности. Рассматриваемые как желания, они, конечно, могут быть названы психическими силами и двигателями личности (но не общества). Значение различных личных чувств и побуждений, как двигателей людей, было оценено уже давно. Достаточно вспомнить теорию Фурье и ее русского популяризатора Н.Г. Чернышевского, так ярко показавшего значение чувств и эмоций в жизни и деятельности человека. В своей талантливой работе, носящей заглавие "Антропологический принцип в философии", Чернышевский указал и основной закон действия этих психических сил: "Сильнейшая страсть берет верх над влечениями менее сильными и приносит их в жертву себе". Но изучение этого явления Чернышевский вполне правильно предоставлял психологии, так как это не дело общественной науки, которая занимается изучением не отдельного человека и не психических сил личности, а общественной жизни людей и их общественно-групповых сил, борющихся за господство в обществе.

Отождествлять индивидуальные психические силы с социальными и называть их этим именем, значит вносить путаницу в совершенно ясные понятия. Подставлять психологические понятия на место социологических совершенно недопустимо и может приводить лишь к нелепостям. И в самом деле, мы можем говорить о личностях, движимых своими вкусовыми, половыми, родительскими чувствами, но стоит только приложить действие этих "психических сил" к жизни общества, чтобы убедиться в том, насколько нелепо называть эти психические "силы" социальными. Однако Уорд продолжает называть их так и в своих новейших трудах. 20 лет социологических изысканий Уорда немного изменили первоначальную схему его "социальных сил". В своей "Чистой социологии" (1903) он приводит эту схему в ее окончательном виде и называет ее своей окончательной классификацией социальных сил*. Вот эта схема:

Общественные силы суть
Физические силы
(действуют телесно)		Духовные силы
(действуют психически)
Онтогенетические силы:
Положительные, привлекательные
(ищущие удовольствия)
Отрицательные, защитительные
Избегающие боли		Филогенетические силы:
Прямые, половые
Непрямые, кровные 		Социогенетические силы:
Нравственные
(ищущие сохранное и доброе)
Эстетические
(ищущие прекрасное)
Умственные
(ищущие полезное и верное)

______________________

* L. F. Ward. Pure Sociology. P. 260.

______________________

Об окончательной классификации "социальных сил" Уорда, конечно, приходится повторить то, что уже было сказано о его первоначальной схеме.

Разумеется, для каждого социолога очень важно знать свойства человеческих атомов, входящих в состав того или другого человеческого общества. В этом отношении каждому социологу необходимо знание той науки, которую можно было бы назвать антропологией в широком смысле этого слова, покрывающем и психологию. Знать свойства людских атомов одинаково необходимо как для тех социологов, которые, подобно Спенсеру, понимают социологию как социальную физиологию и социальную статику или, подобно Конту, смотрят на науку об общественной жизни людей как на социальную физику, так и для тех, которые по примеру Уорда сосредоточиваются на социальной динамике или механике, называя обществом агрегацию людских атомов, движимых своими вкусовыми, половыми, нравственными и умственными "силами-желаниями". Но вряд ли мыслимо ограничивать понимание общественной жизни волевой деятельностью отдельных личностей, как делает это Уорд. Правда, говоря о целесообразной деятельности людей, Уорд не ограничивается "индивидуальным телезисом". Он говорит и о коллективной целесообразности, или о "коллективном телезисе". Но эта "коллективная целесообразность" имеет такое же относительное значение, как и целесообразность самого прогресса или "телический прогресс".

В действительности Уорд смотрит на общественную жизнь как бы с двойственной, механическо-психологической точки зрения, что и побудило Поля Барта назвать направление Уорда дуалистическим. Сводя общественную жизнь к столкновению людских атомов, движущихся своими силами-желаниями, Уорд выводит и различные общественные учреждения из столкновений личностей.

Стремясь к достижению своих желаний, люди сталкиваются друг с другом и приспособляются друг к другу, усваивая различные обычаи в различных областях своей жизни при удовлетворении своих обычных желаний. На этой почве чисто индивидуальных столкновений и создаются, по мнению Уорда, различные человеческие учреждения. Так, например, язык, говорит Уорд, "есть, очевидно... плод борьбы людей за взаимное понимание"*. Семья есть просто-напросто известный способ или "средство растить детей" (way of raising children)** и т.д. Словом, все человеческие учреждения суть плоды "синэргии" (Synergy) людей, результат их сталкивающихся усилий.

______________________

* Ibid. P. 191.
** Ibid. P. 186.

______________________

Поскольку эти столкновения и взаимодействия отдельных личностей кладут начало различным отношениям и поскольку синэргия личности ведет к известному соотношению людских атомов, постольку развитие общественных учреждений бывает прямым плодом обычного взаимо- и соотношения людей. Но Уорд выдвигает на первый план не эти отношения людей, а достижение отдельными личностями своих желаний, их целесообразную деятельность. Эта целесообразная, телическая деятельность людей и должна, по Уор-ду, служит предметом социологии. "Мое положение, — утверждает Уорд, — заключается в том, что предмет, изучаемый социологией, есть человеческое творчество (human achievement). Это не то, что люди представляют собой, но то, что они делают. Это не структура, а функция. Социологи почти все работают в области социальной анатомии, в то время как они должны бы были обратить свое внимание на социальную физиологию"*.

______________________

* Ibid. P. 15.

______________________

В только что приведенных словах Уорда звучит протест против социологов, стремившихся изучать главным образом общественный строй, а не общественную жизнь. Следует, однако, заметить, что далеко не все социологи ограничиваются областью "социальной анатомии". В этом нельзя обвинить последователей социологической теории Маркса, так как они стремятся изучать общественную жизнь и считают главнейшим фактором общественного развития технико-экономическую деятельность людей. В этом нельзя обвинять и дарвинистов, ибо они сводят социологию главным образом к изучению борьбы отдельных людей и целых общественных и этнических групп за свое существование. В этом нельзя также обвинять и последователей школы Ле Пле, который считается его учениками основателем общественной науки как науки об общественной жизни, изучаемой посредством сравнительного наблюдения.

Основное положение Уорда безусловно верно, но так же не ново и не оригинально, как и его субъективно-индивидуалистическое объяснение существования человеческого общества. Социология, бесспорно, должна быть наукой об общественной жизни людей. Но именно поэтому социологию и нельзя сводить ни к биологии, ни к психологии. У психологии есть своя собственная, особая задача: изучать психическую жизнь личности, — задача, достижение которой требует от психологии напряжения всех ее научных сил. Психология пользуется физиологией нервной системы для более основательного понимания явлений умственной жизни человека. Но физиология нервной системы не есть еще психология. Подобно этому и наука о психической жизни личности не есть наука об общественной жизни людей. Психология не есть и не может быть социологией. Но "Чистая социология" Уорда есть именно психология, приложенная к объяснению жизни человечества.

"Чистая социология" Уорда есть попытка обосновать социологию главным образом с помощью биологии и психологии. В большей части своего содержания "Чистая социология" Уорда не есть социология вовсе. Уорд назвал ее чистой в отличие от прикладной социологии, изложению которой он посвятил свой новейший обстоятельный труд. Но будучи чиста от прикладной социологии, "Чистая социология" Уорда в значительнейшей части изложения чиста также и от чисто социологической теории. А между тем, имея как раз в виду обосновать эту социологическую теорию, У орд и писал свою "Чистую социологию". В чем же причина такого неожиданного результата? В том, что, обосновывая социологию биологически и психологически, Уорд как бы совершенно забыл о том, что социология должна строиться на собственном фундаменте, на совершенно самостоятельном изучении различных сторон и явлений общественной жизни людей, выясняя соотношение этих явлений и устанавливая обусловливаемую этим соотношением закономерность общественной жизни.

Правда, последняя большая работа Уорда, его "Прикладная социология" (1906 г.), носит несколько иной характер. Биологические рассуждения уже не занимают здесь того первенствующего места, какое они имеют на страницах "Чистой социологии". Но психологическо-индивидуалистическая точка зрения Уорда обнаруживается в данном случае очень ярко. И это происходит несмотря на то, что на первых страницах своей "Прикладной социологии" Уорд говорит: "Предмет чистой социологии есть творчество (achievement), предмет же прикладной социологии есть улучшение (improvement)... творчество есть явление индивидуальное, улучшение есть творчество общественное"*.

______________________

* Ward L. F. Applied Sociology.

______________________

Итак, предметом чистой социологии, по Уорду, должно быть индивидуальное творчество. Это в высшей степени своеобразное понимание задач социологии принимает еще более индивидуалистический характер, когда мы вспомним, что называет Уорд "общественными силами". Психологическое учение Уорда, обоснованное в его "Чистой социологии", должно было послужить фундаментом и пробным камнем его "Прикладной социологии". Сам Уорд так думал, когда он ставил на заглавном листе ее, в виде эпиграфа, следующие слова Конта: "L'application est la Pierre de touche de toute doctrine" (Приложение к жизни есть пробный камень всякого учения).

"Прикладная социология" Уорда служит приложением его психологического учения к пониманию общественного прогресса. Главнейшими двигателями прогресса, по мнению Уорда, являются выдающиеся личности. Выяснению условий их появления и деятельности Уорд и отводит первое место в своей "Прикладной социологии", пользуясь как материалом исследованиями Альфреда Одэна. Таким образом, "Прикладная социология" Уорда в значительной части своего содержания оказывается теорией творчества выдающихся личностей. Подпадая под влияние Тарда, Уорд думает, что деятельность всех остальных людей может быть сведена к простому подражанию. "Громадная масса людей, — говорит Уорд, — может сделать многое... посредством подражания, но число тех, кто начинает и изобретает, кто исследует и открывает, подавляюще мало. И все же лишь эти последние суть действительные деятели цивилизации". Таково основное положение "Прикладной социологии" Уорда.

Здесь интересно отметить, что в "Прикладной социологии" Уорд почти не говорит о тех "общественных силах", под которыми в своей "Чистой социологии" подразумевает личные побуждения и желания людей. Лишь в самом конце ее, лишь в заключении своей "Прикладной социологии" Уорд как бы мимоходом несколько раз упоминает об общественных силах. И только один раз, касаясь "начала привлекательности", Уорд останавливает свое внимание на определении того, что он называет общественными силами. Он называет их психическими и говорит: "Общественные силы... заключаются в чувствительных или субъективных способностях".

Таким образом и "Прикладная социология" Уорда, как и его "Чистая социология", есть субъективно-индивидуалистическое учение. Историю Уорд определяет как "летопись исключительных событий"*. Творцами этих событий служат выдающиеся личности, которые приводятся в движение своими "силами-желаниями". Впрочем, истинными силами, творящими общественную жизнь, по убеждению Уорда, оказываются даже и не желания, а идеи. В "Прикладной социологии" Уорд пишет: "Хотя экономические побуждения-желания, потребности, чувства естественно предшествуют мыслям-мнениям, верованиям, миросозерцаниям, все же именно эти последние определяют деятельность"**.

______________________

* Ibid. P. 234.
** Ibid. P. 48.

______________________

Итак, идеи суть главнейший фактор общественной жизни. Таково заключение психологической субъективно-индивидуалистической социологии Лестера Уорда. А вот и наглядная иллюстрация, приводимая им в подтверждение своей основной мысли:

"Различие двух цивилизаций* зависит целиком от их различных миро-созерцаний. До последнего времени мы еще не имели доказательства, чтобы изменение миросозерцания произвело изменение цивилизации. Но теперь мы имеем такое доказательство: одна азиатская раса** пришла к сознанию истины, что вечное изучение мысли не дает силы национальной мощи и стала действовать согласно своей измененной вере с самыми удивительными результатами"***. Это наивное понимание Уорда новейшего общественного развития Японии очень поучительно. Оно показывает, что может дать социологии психологическое направление, пытающееся объяснять общественную жизнь с субъективно-индивидуалистической идеалистической точки зрения.

______________________

* Западноевропейской и восточноазиатской.
** Подразумевается Япония.
*** Ibid. P. 49.

______________________

Это направление объясняет общественное развитие людей их миросозерцанием. Не значит ли это — пытаться объяснять условия их результатами?

Европейские народы сосредоточили, по Уорду, свое мировоззрение на материи и потому только и достигли такой высокой цивилизации. Азиатские же нации сосредоточились на умозрении, на интуиции и потому вечно топтались на одном и том же месте. Это мнение Уорда, бесспорно, представляет собой весьма интересную оценку значения чисто умозрительного миросозерцания, а также и метода "самонаблюдения", интуиции; но как объяснение действительных причин, обусловливающих различные ступени общественного развития, подобное объяснение ни в каком случае не может быть признано научным. Однако для так называемой психологической социологии объяснение это очень характерно.

В конце концов Уорд в известной степени оказывается последователем не только Тарда, но и Фулье. Ибо психологическое учение Уорда о "желаниях-силах" превращается в конце концов в учение об "идеях-силах" (idees-forces Фулье). А раз человечество двигается идеями и притом идеями выдающихся личностей, то какая же другая мыслима социология, кроме идеалистической. Самым выдающимся выразителем ее должен быть признан Габриель Тард. Обратимся же к французскому психологическому направлению, основанному Тардом.

VIII. Психологическая школа Габриеля Тарда

Тард, талантливый обоснователь французской психологической школы социологии, выступил позже Лестера Уорда, но совершенно самостоятельно и с более определенным и чистым психологическим пониманием общественной жизни. Социология в лице Тарда окончательно освобождается от господства биологии и строится на чисто психологическом фундаменте. Это делает его систему вполне стройной и логичной; а талантливое изложение еще усиливает ее влияние. Сам Уорд, перешедший от биологии к психологии, подчиняется неотразимому влиянию Тарда и принимает психологические законы Тарда как основные социологические истины.

"Почему общественная наука, — спрашивает Тард, — еще должна родиться или едва родилась еще в то время, как ее сестры уже выросли и укрепились? Главная причина, по моему мнению, заключается в том, что в общественной науке до сих пор упускали добычу, гоняясь за ее тенью, и принимали слова за реальность. Думали, что нельзя поставить социологию на научную почву иначе, как придав ей биологический характер или, еще лучше, вид механики. Это означало: пытаться разъяснять известное посредством неизвестного, преобразовывать Солнечную систему, чтобы лучше ее понять, в неразрешимую туманность. Предмет общественной науки представляет особое преимущество. Оно состоит в том, что тут мы имеем под руками истинные причины — деятельность личности, действия которой суть факты, словом — то, что ускользает от нашего взора в других областях. Это означает, что для объяснения общественных явлений мы избавлены от необходимости прибегать к тем так называемым общим причинам, которые принуждены были создать физики и естествоиспытатели под названием сил, энергии, условий существования и других словесных паллиативов их незнания истинного корня вещей, но рассматривать человеческие действия как единственные деятели истории! Это слишком просто. Было признано необходимым нарочно изобрести другие причины, по типу тех полезных выдумок, которые в других областях знания пользуются принудительным курсом. И вот поздравили себя с возможностью придавать иногда и человеческим действиям, рассматриваемым с высоты птичьего полета, вернее сказать — совсем уже потерявшимся из вида, характер совершенно неодушевленный. Но да охраним себя от подобного расплывчатого идеализма. Будем остерегаться также и того опошленного индивидуализма, который состоит в том, чтобы объяснять общественные преобразования прихотью некоторых великих людей. Скажем скорее, что будем объяснять их лучше появлением некоторых великих идей; появлением случайным до известной степени, т.е. поскольку дело касается времени и места; появлением нескольких великих или, вернее, значительного числа идей малых и великих, легких и трудных, часто совершенно незамеченных при их рождении, редко прославляемых, в большинстве случаев безыменных, но всегда новых идей; и в силу этой новизны их я позволю себе окрестить их общим именем изобретений и открытий. Под этими двумя нововведениями я подразумеваю любое нововведение или усовершенствование, как бы незначительно оно ни было. Прибавленное к прежнему нововведению в любой области общественных явлений, в области языка, религии, политики, права, промышленности, искусства. В момент, когда это новшество, малое или великое, воспринято и разрешено каким-нибудь человеком, с виду ничего не изменилось в состоянии общества; равно как ничего не изменяется в физическом виде организма, в который проник микроб, будь то гибельный или полезный. Постепенные изменения, которые приносит введение этого нового элемента в общественное тело, кажутся продолжением, без видимого перерыва, тех предыдущих изменений, в течение которых произошли нововведения. Отсюда проистекает то обманчивое ложное представление, которое побуждает философов истории доказывать реальную и основную непрерывность исторических видоизменений. Их истинные причины, однако, заключаются в некоторой цепи идей, очень многочисленных на самом деле, но отличных и отделяющихся друг от друга, несмотря на то что они соединяются друг с другом посредством явлений подражания, которые еще более многочисленны, чем те, что служат образцом для них. Отсюда и надо исходить, т.е. переходить из обновляющих начинаний, которые вносят в мир одновременно и новые потребности, и новые способы их удовлетворения, которые затем распространяются или стремятся распространиться посредством подражания"*.

______________________

* Tarde G. Le Lois de I'lmitation. Paris, 1890. P. 1-3.

______________________

Я решился привести эту большую выдержку из Тарда по двум причинам. Во-первых потому, что она замечательно хорошо дает понять нам самую суть его объективно-идеалистического мировоззрения. А во-вторых, как это ни странно покажется, быть может, на первый взгляд вышеприведенные слова Тарда, несмотря на его диаметрально противоположную точку зрения, лишь подтверждают основное положение теории Маркса, смотревшего на технические нововведения, на открытия и применения новых производительных сил и способов производства как на основные причины дальнейших общественных преобразований.

Но если Тард считает идеи основными причинами общественных явлений, то самой основной идеей из всех своих идей он считает идею подражания. Тард объявляет подражание основным законом жизни.

По Тарду, всеобщая причина однообразности повторяющихся явлений в жизни людей есть подражание одних людей действиям других. "Все однообразности общественного происхождения, которые замечаются в общественном мире, — утверждает Тард, — суть прямые или косвенные плоды подражания во всех его формах: подражания обычая или подражания моды, подражания сочувствия или подражание послушания, подражания обучения или подражания воспитания; подражания наивного или подражания обдуманного и т.д.". Вся наша жизнь, по Тарду, есть лишь подражание. Исключение составляют лишь некоторые новые идеи, открытия и изобретения (invention) некоторых личностей. Таким образом, оказывается, что обыкновенный смертный живет, лишь подражая действиям этих личностей и усваивая их идеи. Даже само происхождение власти, по мнению Тарда, может служить доказательством этого явления; как будто власть есть изобретение какого-то первобытного идеалиста власти, которому стали подражать другие. Вот какую картину развития власти рисует Тард:

"С самого начала один повелевает, а другие повинуются. Власть монополизирована, как обучение отцам или учителям. Остальные члены группы не знают другого дела, кроме повиновения. Но эта самодержавная власть одного делается предметом зависти; тщеславные из среды подвластных сперва стремятся согласить свое подчинение с жаждой власти. Сперва они мечтают об ее ограничении, положив предел власти над ними их повелителя; потом, ограничив эту власть и равно распределив между собой, стремятся распространить ее на подвластных второй ступени. Это целый поток повелений ограниченных, но бесспорных. Феодальная система была осуществлением этой мысли в самом большом масштабе"*. Эти слова Тарда говорят нам о том, как оригинально и субъективно понимает Тард происхождение власти и происхождение феодализма из идеи одного человека, нашедшего себе подражателей сначала в кругу более приближенных к нему лиц, а потом в кругу более широком.

______________________

* Tarde G. Le Lois de I'lmitation. Paris, 1890. P. 406.

______________________

А вот как понимает Тард происхождение современного промышленного разделения труда. Современное разделение труда в промышленности, по Тарду, есть ни более ни менее как подражание прежнему разделению труда между рабом и рабовладельцем. Когда, благодаря подражанию, власть усваивается широким кругом людей, рабство прекращается. Но в силу того же закона подражания раб "подражает потребностям своих прежних хозяев: он желает, чтобы его, как и их, обслуживал другой с целью удовлетворения его потребностей. И по мере того как это требование делается общим, наступает, наконец, момент, когда все прежние освобожденные рабы обслуживают друг друга попеременно или взаимно. Отсюда и происходит разделение труда и индустриальная кооперация"*. Подобным своеобразно произвольным образом объясняется Тардом и происхождение всех других общественных учреждений из подражания массы тем немногим личностям, которым впервые пришла в голову новая идея тех или иных общественных отношений.

______________________

* Ibid. P. 408.

______________________

Это наивное представление Тарда находится в самом вопиющем противоречии со всем тем, чему учит нас этнология и история развития общества и отдельных общественных учреждений. Одинаковые общественные учреждения совершенно самостоятельно возникают у самых различных разновидностей человека, племен, народов, наций. При сходных условиях своего существования эти общественные учреждения и развиваются сравнительно одинаково. Примером этому может служить и экономическая, и семейная, и умственная, и политическая жизнь; и история хозяйства, и история брака и семьи, и история умственного развития, и история власти и пр.

Все общественные группы, по мнению Тарда, суть не что иное, как "некоторое собрание живых существ, поскольку они связаны взаимным подражанием". Само человеческое общество "есть не более чем организация подражательности"*. "Общество есть подражание, а подражание есть своего рода гипнотизм"**.

______________________

* Ibid. P. 78.
** Ibid.

______________________

Вся общественная жизнь и все общественное развитие сводится, таким образом, к подражанию массы немногим изобретателям, гипнотизирующим своими новыми идеями толпу. Процесс общественного развития, по Тарду, можно изобразить в следующих словах. Человеческое общество есть собрание человеческих существ, самым отличительным свойством которых является подражание. Но из среды этих природных подражателей иногда выделяются особо одаренные личности, способные творить новые идеи, изобретать, совершать открытия. Лишь только они пускают в обращение плод своей своеобразной и высоко развитой индивидуальности, вся остальная масса бросается подражать им. И это подражание происходит до тех пор, пока новая идея не усваивается обществом. Тогда наступает снова как бы равновесие между изобретателем и подражателями. Но вот выступает новый изобретатель, и снова нарушается общественное равновесие между людьми. Массы снова бросаются подражать новой выдающейся личности, постепенно усваивают новую идею и изобретение, и опять посредством подражания достигается относительное равновесие и т.д. Таким образом, в конце концов, все дело сводится к появлению новых идей или, еще точнее — к психической деятельности выдающихся личностей, героев, сверхчеловеков. Сам Тард, правда, не желает, чтобы его социологическую теорию отождествляли с теорией героев и толпы. Он утверждает, что сущность дела не в великих личностях, а в новых идеях. Но ведь новые идеи не существуют отдельно от выдающихся людей, в головах которых они развиваются. Так чисто идеалистическая теория Тарда невольно приводит нас к индивидуалистической теории сверхчеловека. Сам Тард в конце концов приходит к ней, хотя он и называет своего "сверхчеловека" иначе, чем Ницше. Тард говорит: "Чтобы новшествовать, совершать открытия, чтобы на мгновение пробуждаться от сна своей семьи или народа, личность должна на некоторое время выходить из общества. Обладая подобной, столь редко попадающейся, смелостью, личность является скорее сверхобщественной, чем общественной"*. Таким образом, по Тарду, все общественное развитие обусловливается выдающимися из среды общества "сверхобщественными" личностями. Своими новыми "сверхобщественными" идеями они нарушают равновесие обычного общественного сна. Тогда начинается процесс приспособления толпы к новым идеям, усвоение нового открытия или изобретения путем подражания и вульгаризации. Это подражание, по Тарду, есть своего рода междуумственный или интерпсихологический процесс, происходящий между людьми, участвующими в этом процессе. Таким образом, социология сводится главным образом к психологии и по преимуществу к так называемой коллективной психологии, или к "интерпсихологии", по выражению Тарда, или к "междуумственной психологии".

______________________

* Ibid. P. 97.

______________________

Собственно говоря, в действительности никакой междуумственной или интерпсихической жизни не существует; и, следовательно, никакой интер или коллективной психики и существовать не может, а есть лишь психика индивидуальная, т.е. умственная жизнь того высокого развитого общественного существа, которое называется человеком. То, что подразумевает Тард под интерпсихологией, есть учение о психическом воздействии личностей одна на другую. Наша умственная или мозговая жизнь заключена в пределах нашего мозга, нашей нервной системы. Нервная система одной личности при известных условиях неизбежно оказывает свое влияние на другую. Это влияние может одновременно чувствовать даже целый ряд личностей. Целый ряд личностей при условии общения друг с другом могут чувствовать одно и то же, переживать одни и те же чувства и сочувствовать друг другу. Но это явление и должно быть определено как сочувствие в широком смысле этого слова. Реально существует лишь самочувствие и сочувствие. И так называемая коллективная психика есть, собственно говоря, со-психика. Междумозговой или междуумственной жизни в действительности нет. А существует лишь чувственная и умственная жизнь личностей и чувственное или умственное общение людей друг с другом. Междумозговая жизнь есть определение по меньшей мере метафизическое. Равным образом и определения "интерпсихология", или "междуумственная психология", равно как и "психология коллективная" суть не реальные, а чисто метафизические определения. Но если даже оставить в стороне неправильность этого определения и сосредоточиться на том, что оно в действительности подразумевает, то и тогда придется признать, что интерпсихология далеко не социология. Правда, до некоторой степени это признает и сам Тард, заявив в 1900 году на Международном психологическом конгрессе следующее: "Междумозговая психология или интерпсихология... конечно, не есть вся социология, точно так же, как и физиологическая психология не есть вся антропология. Социология обнимает кроме междумозговых наших действий и все те междутелесные действия, которые вытекают из междумозговых, и все воздействия человека на природу и природы на человека. Но мне кажется, что одна лишь интерпсихология предназначена дать объяснение или, скажем лучше, выражение общественных явлений в общих определениях"*. Следовательно, в конце концов, несмотря на оговорку, Тард все же утверждает, что единственное возможное истолкование общественной жизни дается психологией. Не есть ли это опять-таки сведение социологии к психологии?

______________________

* Речь Тарда на конгрессе 1900 г. Напечатана в январском номере "Ne vue Inerational de Sociologie", 1901. С. 5.

______________________

В 1902 году Тард издал большую двухтомную работу, которая носит довольно своеобразное название: "Экономическая психология"*. В предисловии к ней он говорит: "Общественная жизнь, мне кажется, основывается раньше всего на интерпсихологии, которая изучает ее основные отношения". Это значит следующее. Отношения между отдельными личностями есть основа общественной жизни. И потому интерпсихология, изучающая законы этих отношений, есть основа социологии.

______________________

* Tarde G. Psychologie Economique. 2 vis. Paris, 1902.

______________________

По этому поводу можно сказать следующее. Основой общественной жизни являются самые различные формы общения людей. На почве этого общения (трудового, полового, умственного) создаются не только отношения между отдельными личностями, но и соотношения целых общественных групп. Эти соотношения говорят об определенном укладе жизни, об определенных формах общественного сотрудничества, которое лежит в основе общественной жизни и даже стремится отвердеть в виде определенного общественного строя и отдельных общественных учреждений. Поскольку все это доступно психологическому изучению; поскольку все это может быть понято с точки зрения психической жизни личности, участвующей во взаимодействии; поскольку дело касается психологического исследования явления общения личностей, психологией, конечно, должно пользоваться для лучшего понимания общественной жизни людей. Но когда приходится выяснять не индивидуальные, а общественные силы, значение и роль общественных групп, приводящих в движение все общество, тогда даже и так называемая коллективная психология делается недостаточной. А когда речь заходит о соотношении различных сторон общественной жизни, о соотношении различных общественных явлений и об обусловленной этим соотношением закономерности общественного развития, тогда психология оказывается бессильной для разрешения вопросов. Она не имеет нужных для того научных средств, какие даются общественными науками.

Как говорит сам Тард, интерпсихология не обнимает социологии. Тард думает, что "социология обнимает, кроме междумозговых наших действий, и все те междутелесные действия, которые вытекают из междумозговых, и все воздействия человека на природу и природы на человека". Из этих слов становится ясно, что Тард считает интерпсихологию частью социологии. Согласиться с этим, вряд ли возможно.

Главная ошибка направления Тарда обусловливается идеалистическим и индивидуалистическим пониманием человека. В этом отношении психологическая школа Тарда не очень далеко ушла от индивидуалистического направления Уорда. Уорд понимает человека чисто метафизически, воображая какую-то особую человеческую личность, существующую до появления общества и совершенно самостоятельно от него. Общество есть плод идеи этой метафизической личности. Общество двигается лишь желаниями этой метафизической личности, и эти индивидуальные желания и суть настоящие общественные силы и так далее. Идеалист Тард, правда, выступает сторонником интер или коллективной психологии. Коллективная психология, конечно, говорит о коллективной психике, о психологии массы, об общественном мнении, об общественном сознании и тому подобных метафизических понятиях, строящихся в значительной степени на олицетворении, на индивидуализировании самого общества. Правда, Тард не олицетворяет общество в такой степени, в какой олицетворял, например, Гоббс свой договорный организм, понятие которого воскресил потом снова Фулье. Гоббс доходил до олицетворения акта договора и соглашения, называя его искусственной душой, приводящей в движение все общественное человеческое тело. А у Тарда эту душу общества составляет подражание, которое двигает всей общественной жизнью. Само общество, по Тарду, есть не что иное, как организация подражания.

Подобное понимание общества есть плод такой же метафизики, как и понятие о человеческой личности, предшествующей по своему происхождению обществу. В этом отношении психологическая школа, как в лице ее крупнейшего американского представителя, так и в лице ее французского обоснователя, представляет почти прямую противоположность материалистической и социалистической школе Маркса, которая явилась прямой наследницей реалистического понимания человека Аристотелем. Исходя из понимания человека как существа общественного, социологическая школа Маркса никогда не упускала из виду общественной стороны человека и потому никогда не страдала теми противоречиями, которые неизбежно вытекают из чисто искусственного отделения личности от общества.

Психологическая школа более, чем какая-либо другая социологическая школа, игнорировала эту общественную теорию. Каковы же были результаты? Какие социологические плоды принесло нам индивидуалистическое учение Уорда об общественных силах человека и о нем самом? Стали ли законы подражания Тарда основой социологии, как мечтал их вьщающийся исследователь? Нет. В чем же заключается причина такого неуспеха психологической социологии? По моему мнению, она заключается в ее индивидуалистической основе. Ошибочность этой индивидуалистической исходной точки была сознана последователем контовского идеализма и немецкой психологической школы или школы "народной психологии" (Volkerpsychologie) Георгом Зиммелем. В лице Георга Зиммеля психологическая школа как бы делает попытку освободиться от индивидуализма. Посмотрим, насколько попытка эта оказывается успешной.

IX. Психологическо-морфологическое направление Георга Зиммеля

Зиммеля вернее будет назвать психологом, чем социологом. Свою ученую и писательскую деятельность он начал с психологических, философских и социологических работ самого различного содержания и формы. За статьями "Психология женщины", "О социальной дифференциации" следуют двухтомная работа "Введение в науку о нравственности", "Задачи философии истории" и др. С середины 90-х годов Зиммель как психосоциолог начинает сосредоточиваться на психологическом исследовании общения и общественных групп, и с того времени посвящает этому вопросу ряд статей в немецких, французских и американских социологических изданиях. Из числа этих статей следует назвать "Задачи социологии", "Устойчивость общественных групп", "Социология столкновения" и др. Одновременно Зиммель продолжает работать и в области философии. И за большой его работой "Философия денег" следуют философские сочинения "Кант", "Кант и Гете", "Шопенгауэр и Ницше". В 1908 году появляется объемистый том его "Социологии"*, основу которой составили его прежние социологические статьи. Но я не намерен здесь касаться Зиммеля как философа или психолога. Я предполагаю рассматривать Зиммеля только как социолога, несмотря на то что он, бесспорно, является несравненно более крупным психологом, чем социологом.

______________________

* Simmel Georg. Sociologie. Untersuchungen uber Die Formen der Vergesellschaftung. Leipzig, 1908.

______________________

Изо всех социологических статей Зиммеля его статья "Задачи социологии" имеет особо важное значение для понимания направления Зиммеля. Она впервые появилась еще в 1894 году в шмоллеровском немецком "Ежегоднике законодательства, управления и народного хозяйства", а потом во французском "Обозрении метафизики и морали". И, наконец, в 1895 году она печатается в третий раз уже на английском языке, с некоторыми дополнениями, в "Записках Американской академии политической и общественной науки".

Зиммель начинает эту статью очень характерными словами, направленными против индивидуалистического направления в обществоведении. "Оставление индивидуалистической точки зрения следует считать как самый важный и плодотворный шаг вперед, который сделан в наше время исторической наукой и познанием человека"*. Я не знаю, в какой степени Зиммель применял эти свои слова к той психологической школе социологов, к которой он примыкал сам. Но, во всяком случае, они касаются ее в очень сильной степени. Провозглашаемое Зиммелем оставление индивидуалистической точки зрения, разумеется, можно лишь приветствовать. Ибо действительное изучение общественной жизни, ее закономерности с чисто индивидуалистической точки зрения — вещь совершенно невозможная.

______________________

* Simmel Georg. Das Problem der Soziologie // Jahrbuch fur Gestzgebung, Verwaltung imd Volkwirtschaft in Deutschen Reich. Herausg. von G. Schmoller. 80 Jahrgang. III Heit. Leipzig, 1894. S. 271.

______________________

Каковы же, по Зиммелю, задачи социологии? Для того чтобы возможно лучше определить задачи социологии, Зиммель как социальный психолог естественно начинает свое определение с психологии. "Психология как наука, — говорит он, — скорее всего вытекает из обособления (дифференциации) чисто психического от его объективной материалистической основы. Подобно этому и настоящая социология должна говорить лишь о чисто общественном, о процессах и формах общения как таковых, обособляя их от их отдельных интересов и содержания, которые проявляются в общении и через посредство общения (Vergesellschaftung)"*.

______________________

* Ibid. P. 272.

______________________

Эта попытка Зиммеля ограничить социологию изучением форм общения, обособленных от содержания, очень любопытна. Но решительный вопрос заключается в том, насколько подобная попытка может быть плодотворна и полезна для дальнейшего развития социологии. Самое содержание явления общения людей, т. е. те интересы, которые побуждают их вступать в общение друг с другом, а равно и самое явление общения, взятые отдельно от формы его проявления, по странно ограниченному пониманию Зиммеля, в социологию не входят. "Эти интересы и содержание, — говорит Зиммель, — составляют предмет особых — фактических и исторических (Saachlicher und historischer) наук"*.

______________________

* Ibid.

______________________

"Предмет социологии, — заявляет Зиммель в другом месте, — суть формы или отношения, в каких находятся человеческие существа друг к другу, друг с другом или друг для друга. Намерения, с целью которых возникают эти формы общения — экономические и социальные (в условном смысле), религиозные и преступные, половые и военные, политические и нравственные и всякие другие, должны быть содержанием других наук"*.

______________________

* Simmel G. The Persistance of Social Groups // The American Journal of Sociology. Chicago, 1898. № 5 (March). P. 663.

______________________

И наконец, в своей новейшей сводной работе, в своей "Социологии", Зиммель говорит: "Если должна существовать наука, предметом которой является общество и ничто иное, то она может изучать лишь эти взаимодействия, эти способы и формы общения"*.

______________________

* Simmel G. Soziologie. Leipzig, 1908.

______________________

Итак, Зиммель окончательно ограничивает социологию изучением форм общения людей и сводит ее, таким образом, к социологической морфологии. Какой же характер должна иметь эта социологическая морфология, называемая Зиммелем социологией? Зиммелевская "Экскурсия в область социальной психологии" дает на это ответ весьма определенный*. Зиммелевская "социология" оказывается лишь другим названием "социальной психологии" (психологии общества, масс, групп, национальностей, времен). Задача же социальной психологии есть изучение "душевного воздействия через посредство обобществленного бытия" (seelischen Beeinflussung durch das Vergesellschaftung Sein).

______________________

* Ibid. S. 556-557.

______________________

Переводя этот психологическо-метафизический язык немецкого ученого на разговорный русский, мы видим, что это значит просто-напросто, что задача социальной психологии есть изучение психического воздействия людей друг на друга посредством общения.

В соответствии с таким чисто психологическим определением социологии Зиммель определяет и ее методы. Он говорит: "Я убежден, что силы, формы и развитие общения, существования личностей совместно друг с другом должны быть единственным предметом социологии как науки. Методы, посредством которых должна быть исследована проблема общения (die Probleme der Vergesellschaftung), суть те же, каковы методы всех других сравнительно-психологических наук"*.

______________________

* Simmel G. Das Problem der Soziologie // Jahbuch f. G. V. und V 1894, Heft 3. S. 275.

______________________

Но если задача психологической социологии как психологического изучения общения людей, состоит не в изучении самого общения, а лишь в изучении различных форм общения, взятых отдельно от своего содержания, иначе говоря, лишенных своего действительного содержания, то каково же, спрашивается, будет определение человеческого общества с этой психологическо-морфологической точки зрения? Зиммель отвечает: "Общество в самом широком смысле, очевидно, имеется налицо там, где многие личности вступают во взаимодействие. Начиная с самого ничтожного общения с целью совместной прогулки вплоть до внутреннего единства семьи или средневековой гильдии, следует видеть различные степени и образы общения. Особые причины и цели, без которых общение, конечно, не может возникать, некоторым образом составляют тело или материал общественного процесса. Непосредственное следствие этих причин, непосредственное достижение этих целей и вызывает известное взаимодействие, известное общение между его носителями, которое и образует ту форму, какую принимает содержание этого общения. И на обособлении ее (от ее содержания) с помощью научного отвлечения и покоится существование специальной общественной науки. Ибо очевидно, что одинаковые формы, одинаковые образы общения могут возникать в связи с самым различным содержанием и с самыми различными целями. Мы находим как в религиозной общине, так и в шайке заговорщиков, как в промышленном товариществе, так и в художественной школе, как в народном собрании, так и в семье не только общение, но и некоторую формальную одинаковость в особых конфигурациях и развитии подобных соединений. Мы находим, например, одинаковые формы иерархии субординации, конкуренции, подражания, оппозиции, разделения труда в общественных группах, которые отличаются друг от друга, насколько это мыслимо и по своим целям, и по своему нравственному характеру... Эти формы развиваются благодаря соприкосновению личностей, до известной степени независимо от почвы этого соприкосновения; и их сумма и образует конкретно то, что отвлеченно называется обществом"*.

______________________

* Ibid. S. 273.

______________________

Итак, человеческое общество, по ограничительному определению Зиммеля, есть не более как совокупность всех образов и форм общения, в какое вступают отдельные личности друг с другом, каковы "верховенство и подчиненность, возникновение иерархий, конкуренция и разделение труда, подражание, представительство и бесчисленные другие формы человеческого общения"*. Это, конечно, довольно своеобразное понимание и определение человеческого общества с психологической точки зрения личного отношения людей друг к другу. В своей "Социологии" Зиммель повторяет эту же мысль в несколько измененной форме: "Профессиональные союзы, организации духовенства и формы семьи, промышленные и военные организации, цеха и общины, образование классов и промышленное разделение труда — эти и подобные им большие общественные органы и системы кажутся составляющими общество и содержание данной общественной науки"**.

______________________

* Simmel G. Superiority and Subordination as subject-matter о Sociology // A. J. of S. 1896. № 5. P. 663-4.
** Simmel G. Soziologie. S. 18.

______________________

Но насколько правильно такое определение общества и социологии? Можно ли отождествлять различные частные формы общения людей с человеческим обществом, понимаемым в обычном социологическом смысле, т.е. в смысле целого? Конечно нет. Сам Зиммель хорошо понимает это. Вот почему он начинает прилагать свое определение не к тому человеческому обществу, изучение которого считается предметом социологии, а к какому-то особому обществу, о котором и сам говорит не иначе, как ставя слово общество в кавычки. "Я понимаю задачу социологии, — говорит Зиммель в другом месте, — как описание и определение историко-психологического возникновения тех форм, в каких проявляются взаимодействия, происходящие между людьми. Совокупность этих взаимодействий, вытекающих из самых различных побуждений, руководящихся самыми различными вещами и стремящихся к самым различным целям, составляет "общество". Эти различные содержания, обусловливающие проявления различных форм взаимодействия людей, служат предметами особых наук. Эти содержания получают характер социальных фактов в силу проявления их в этой особой форме взаимодействия людей. Сообразно этому мы должны различать два различных значения определения "общества". Первое имеет смысл более широкого определения, которое обнимают собой все личности, вступающие во взаимные отношения, вместе со всеми теми интересами, которые объединяют эти взаимодействующие личности. Второе определение имеет более узкий смысл. Оно означает общество или определенное общение как таковое, т.е. как взаимодействие, которое образует узы сообщества как такового, отвлеченного от его действующего содержания — предмета социологии как теории общества sensu stricto"*.

______________________

* Simmel G. Superiority and Subordination As subject-matter о Sociology // A. J. of S. 1896. P. 167.

______________________

Что же такое эта теория общества sensu stricto, ограничивающаяся изучением лишь одних форм человеческих взаимодействий как таковых, т. е. лишенных действительного своего содержания? Ясно: эта теория есть то "историко-психологическое" истолкование форм, к которому Зиммель и сводит всю социологию. Конечно, для Зиммеля такое ограничение социологии вполне естественно. Как психолог, он сосредоточивается на психической деятельности личности и признает социологию лишь как теорию различных форм взаимодействия личностей. Но есть ли это социология на самом деле? С обычной точки зрения, конечно, нет. Ибо социология обычно понимается или как обобщающая наука о человеческом обществе, или как обобщающая наука об общественной жизни людей. Но с ограниченно-психологической точки зрения Зиммеля это, конечно, есть социология, понимаемая как "социальная психология" или "социальная философия". Т.е. иначе говоря, подобно зиммелевскому пониманию общества, которое он сам считает необходимым во избежание недоразумений ставить в кавычки, подобно этому и социология Зиммеля есть социология в кавычках. Но не может ли подобное ограниченное чисто психологическое понимание общества и социологии быть плодотворным? Может, но только в той ограниченной научной области, в которой психологически рассматриваются различные формы взаимодействия личностей друг на друга, т.е. в области так называемой интерпсихологии.

С первого взгляда может показаться странным, что Зиммель считает предметом своей психологической социологии изучение лишь форм общения, предоставляя изучение содержания другим общественным наукам. Но если мы примем во внимание, что Зиммель в сущности не социолог, а психолог, то этот странный факт становится вполне понятным. Ибо содержание различных форм общения людей может быть изучаемо лишь социологически, и, следовательно, должно составлять задачу социолога, а не психолога. Психологу же естественно приходится ограничиваться в своих психологических исследованиях пределами психологии; а в данном случае — изучением общения людей как явления психического, исследованием психического воздействия людей друг на друга, выяснением психического проявления разных форм той связующей общности, которая является неизбежным плодом всякого общения. И поскольку Зиммель сосредоточивается на психологической стороне этого явления, его талантливые работы имеют большое значение. Примером может служить этюд Зиммеля "Социальная дифференциация".

В этом этюде Зиммель дал яркое представление об усложнении психической жизни личности по мере усложнения той социальной среды, в которой приходится участвовать индивидууму. Значение развития общественного разделения труда и умножения социальных групп, общественных кругов, участником которых оказывается личность, выяснено Зиммелем мастерски. Но в этой же работе, посвященной дифференциации общественной среды, Зиммель доходит и до отрицания законов социальной эволюции. Точнее, он не хочет даже и говорить о них. Правда, он отрицает их как бы мимоходом, утверждая, что для общества как целого нет законов. Но это отрицание имеет большое значение для социологической оценки талантливого социологического этюда Зиммеля. Социологическое значение его "социальной" дифференциации преувеличивалось очень нередко. Понятие закономерности общественной жизни, обусловленной известным соотношением общественных явлений, чуждо этой работе Зиммеля, и социологической теории в ней вообще недостает. И если этот существеннейший недостаток сразу не бросается читателю в глаза, то только потому, что в указанном этюде Зиммеля он закрывается богатством психологического анализа.

И действительно, пока Зиммель остается в области психологического истолкования различных форм взаимодействия и общения личностей, его "социологический" анализ превосходен. Образчиками могут служить и его понимание личности как "комка социальных нитей", и его выяснение значения факта общения для личности — выяснение развития в личности сознания общности с личностями, связанными одними и теми же общественными интересами, своего рода сознания известного типа или вида людей. Психологическое истолкование как дружеского общения, так и общения брачного и семейного, изменяющих свой характер в зависимости от числа взаимодействующих лиц, не менее блестяще, чем его теория tertius gaudens и divide et impera. Его социальная дифференциация пестрит блестящими мыслями. Но лишь только Зиммель покидает почву чисто психологического истолкования и переходит на социологическую почву, получается нечто, совсем не соответствующее его действительному таланту. Отрицая закономерность общественной жизни, прилагая свой психологический метод к истолкованию условий происхождения классов, он приходит к выводам вроде следующих: "Будь в России сильная аристократия, в оппозиции ей развилась бы и сильная буржуазия". Тут в Зиммеле уже сказывается метафизик, способный объяснять происхождение классов силой их оппозиции друг другу, признающий самостоятельное значение идей, антидемократическое значение пространства, превосходство парламентаризма над народовластием и т.д.

Таково значение психологического направления Зиммеля, которое сосредоточивается на психологии общения личностей друг с другом и по сравнению с американской и французской школами представляет весьма полезное усовершенствование психологического способа объяснения формальной стороны явлений общественной жизни людей. Но вряд ли социологи согласятся последовать примеру Зиммеля и, лишив социологию ее содержания, ограничить ее истолкованием лишь одних форм общения с психологической точки зрения. Если принять во внимание отношение к "социологии" Зиммеля других социологов — англосаксонских, французских и немецких, то можно сказать даже более того: уже имеется достаточно данных, чтобы утверждать, что его взгляд не будет принят.

Однако, как бы ни решилась в конце концов научная судьба той психологической школы, наиболее совершенным произведением которой является "Социология" Зиммеля, за ней нельзя не признать известного характера цельности и определенности. Отсутствием этих последних качеств страдают многие другие социологи, которых всего правильнее причислить к социологам эклектикам и критикам. Раньше, однако, необходимо сказать несколько слов еще об одном весьма известном американском социологе, который как бы совмещает в себе два психологических направления — Уорда и Зиммеля. Я говорю о Франклине Гиддингсе, на социологическом мировоззрении которого лежит и некоторый отпечаток эклектизма. Являясь до известной степени последователем не только Уорда, но и Зиммеля, Гиддингс своими социологическими работами дает пример того, какие плоды может принести социологии психологическое направление.

X. Гиддингс и психологический синтез

"Социология, — говорит Гиддингс, — есть попытка объяснить возникновение, рост, строй и деятельность общества действием физических, жизненных и психологических причин, действующих совместно в процессе эволюции"*. "Социолог должен быть не только историком, экономистом и статистиком, но и биологом, а также психологом"**. Таким универсальным социологом и старается быть Гиддингс. Он пытается совместить не только психологические направления Уорда и Зиммеля, но и идеадистическо-иерархическое направление Конта, и биологически-органическое направление Спенсера, и дарвинизм. Гиддингс, собственно говоря, является эклектиком или социологом со смешанными взглядами, над которыми господствует психологическое направление.

______________________

* Giddings Franklin Henry. The Principles of Sociology // An Annalysis of the Phenomena of association and of Social Organization. New York, 1896. P. 8.
** Ibid. P. 7.

______________________

Основное положение Гиддингса гласит: "Общество в основном смысле этого слова есть товарищество, компания, ассоциация; и все действительно общественные явления суть явления психологические по своей природе"*. Смотря на человеческое общество как на компанию и товарищество, Гиддингс, следуя Уорду, выводит общество из того же сознания личностей, достаточно развившихся, чтобы понять все преимущества жизни обществом. Человеческое общество, по Уорду, есть плод достаточного сознания личностями своих личных интересов. И Гиддингс тоже считает истинной причиной существования общества сознательность личности. Как могла личность достигнуть сознания преимуществ жизни обществом, не живя ею, — этим вопросом Гиддингс, как и Уорд, не задается. Гиддингс просто-напросто утверждает: "Естественные группировки сознательных личностей являются физической основой сознательных явлений"**. При этом под естественными группировками Гиддингс подразумевает не только нации, племена, роды и полустадные соединения, но и стада и стаи животных. Гиддингс верит в то, что он находится "в согласии с природой", когда он определяет общество как "личностей, мыслимых коллективно, которые сталкиваются друг с другом, вступают в общение, объединяются и организуются с какой-нибудь целью общественного характера"***.

______________________

* Ibid. P. 1.
** Ibid.
*** Ibid.

______________________

"Социальная эволюция, — повторяет Гиддингс вслед за Спенсером и Уордом, — есть лишь один из моментов эволюции мировой. Всякая социальная энергия есть лишь превращенная физическая энергия. Превращение физической энергии в энергию социальную неизбежно, и оно по необходимости обусловливает те закономерные изменения, которые происходят в группировках и взаимоотношениях, которые и говорят об эволюции"*. Подобное понимание закономерности общественной эволюции Гиддингсом, конечно, резко отличается от понимания Зиммеля. Этот последний, исходя из своей чисто психологической точки зрения, в своих "Проблемах философии истории" отрицает закономерность общественных явлений, явлений психологических по своей основе, как их считает Зиммель. Но ведь и Гиддингс считает их таковыми же? Совершенно верно. Но Гиддингс в том и видит свою особую задачу, чтобы совместить, подобно Уорду, космологию с психологией, эволюцию с хотением (volution), объективизм с субъективизмом. В этом отношении Гиддингс с еще большим правом, чем Уорд, может быть назван дуалистом.

______________________

* Ibid. P. 363-4.

______________________

Социологию Гиддингс, в отличие от Зиммеля, понимает очень широко. По мнению Гиддингса, "социология обособляется от психологии, как психология от биологии. Специальные общественные науки суть дифференциации социологии"*. С первого взгляда может показаться странным, что Гиддингс не признает за социологией теоретического характера науки отвлеченной. "Социология не есть наука отвлеченная (Sociology is not an abstract science), — утверждает Гиддингс, — хотя она, подобно всякой другой науке, пользуется отвлечениями"**. Хотя Гиддингс и не признает социологию за науку отвлеченную, тем не менее, однако, он считает для социолога возможным пользоваться как индуктивным, так и дедуктивным методами. Впрочем, он считает необходимым превращать при этом дедуктивный метод в особый конструктивный метод. "Дедуктивный метод в социологии должен быть развит в конструктивный метод, который может быть назван методом психологического синтеза"***.

______________________

* Ibid. P. 33.
** Ibid. P. 39.
*** Ibid. P. 66.

______________________

"Общество, — говорит Гиддингс, — есть организация, которая представляет собой частью плод бессознательной эволюции, частью итог сознательного намерения"*. Это субъективно-объективное определение, конечно, должно казаться очень утешительным для всякого, умеющего одновременно смотреть на одну и ту же вещь с двух точек зрения. Обладая подобной способностью, Гиддингс в конце концов объявляет человеческое общество физиопсихическим организмом, показывая этим, как хорошо он умеет совместить космологию с психологией. Впрочем, он все же признает главное значение за психологией и смотрит на свой "физиопсихический организм главным образом как на психический, но с физической основой"**. Это уже совмещение психологической школы с биологическо-органической.

______________________

* Ibid. P. 420.
** Ibid.

______________________

Для тех же, кто не умеет одновременно смотреть с двух точек зрения, Гиддингс делит задачи социологии на "первичные" и "вторичные", для изучения которых сперва можно стать на одну точку зрения, а потом на противоположную. Гиддингс дает целую классификацию социологических задач первичных и вторичных и заключает: "К задачам первого класса принадлежат задачи структуры и роста, а к задачам второго класса — задачи социального процесса, закона и причины". Это отделение Гиддингсом роста от процесса и структуры от причины вполне достаточно, чтобы понять всю глубину его индуктивной социологии. Сам он, обладая субъективно-объективными способностями, конечно, смотрит на все явления общественной жизни одновременно и очень многосторонне. Вот поучительный пример. Гиддингс говорит: "Социальные агрегации сначала образуются такими внешними условиями, как пища, температура, и соприкосновением или столкновением личностей и стад. А в силу обособляющего действия всех случайных причин агрегации, как правило, обыкновенно составляются из подобных друг другу единиц. Поскольку это так, это процесс физический".

"Но немедленно вслед затем внутри агрегации в сродных личностях появляется сознание рода и развивается в ассоциацию. Ассоциация, в свою очередь, начинает влиять благоприятно на наслаждения и жизненные возможности личностей. Личности постигают этот факт, и начинается волевой процесс"*.

______________________

* Ibid. P. 19.

______________________

Таким образом, общественная эволюция, в понимании Гиддингса, есть своего рода объективно-субъективное perpetuum mobile или заколдованное колесо. Но легки же должны быть "первичные" и "вторичные" задачи социолога, который стремится выяснить законы действия этого социологического "колеса общественной причинности", как выражается сам Гиддингс. Но он считает себя понимающим задачи социологов еще лучше Уорда. "А потому социологу предъявляются три требования. Во-первых, социолог должен раскрыть условия, которые определяют простую агрегацию и столкновение людей. Во-вторых, он должен пытаться установить закон, который управляет социальным подбором, т.е. закон субъективного процесса. В-третьих, он должен также установить закон, который управляет естественным подбором и выживанием отборных; это закон объективного процесса".

Свой закон субъективного общественного подбора сродных личностей Гиддингс основывает на "первичном и основном субъективном общественном факте сознания рода" (consciousness of kind) — мысль, быть может заимствованная Гиддингсом у Зиммеля. "Сложение общества, — говорит Гиддингс, — есть скорее психологический, чем физический факт. Рассматриваемое как явление психологическое, оно может быть описано как взаимная терпимость и союзничество между несходными индивидуальными элементами общества, дополненное союзничеством сходных и нетерпимостью несходных, в среде составляющих его групп"*.

______________________

* Ibid. P. 170.

______________________

Эти сходства и несходства личностей, обусловливающие собой общественный подбор, Гиддингс, следуя Зиммелю, конечно, определяет чисто психологически. В своей "Индуктивной социологии"* Гиддингс делит людей по основным чертам личного характера на четыре типа: всесильных (forceful), общежительных (convivial), суровых (austere) и разумно-сознательных (rationally-conscientious). Сообразно умственному укладу личности Гиддингс даже прилагает особую психологическую карту населения Соединенных Штатов, разделенных сообразно чертам личного характера**. Гиддингс делит также людей на идеодвигательных (ideo-motor), идеоэмоциальных (ideo-emotional), догматико-эмоциональных (dogmatico-emotional) и умственно-критических (critical-intellectual) личностей. Поделив людей подобным образом, он спешит сделать из своего психологического подразделения социологическое приложение: он делит все население Соединенных Штатов на соответствующие психологические классы и пытается выяснить их численные отношения. Так понимает Гиддингс задачи социолога-статистика психологического направления.

______________________

* Giddings F. H. Inductive Sociology. New York, 1901.
** См. Приложение к Inductive Sociology. P. 293 и др.

______________________

Считая, однако, чисто психологическое деление недостаточным, Гиддингс обращается к расовому, оценивая необыкновенно высоко социологическое значение чистоты англосаксонской крови для определения исследуемых им степеней родства между личностями, составляющими население Соединенных Штатов. На основании числа смешений крови посредством повторных союзов с существами не англосаксонской расы Гиддингс составляет целый ряд различных алгебраических формул и строит даже целую кривую падения сознания рода, в данном случае расы, и падения симпатии сродных друг другу сообразно различным степеням их убывающего расового сродства. Придавая, по примеру многих американских этнологов, необыкновенное значение сознательности сродных по расе, Гиддингс не довольствуется формулами и диаграммами; он рисует целые социологические карты населения Соединенных Штатов сообразно степеням его англосаксонской однородности или, наоборот, смешения с иностранной кровью. Какое научное социологическое значение могут иметь подобные исследования сознания рода? Это вопрос, на который можно дать, конечно, различные ответы.

Неудовлетворенный делением населения сообразно его психологическим и расовым отличиям, Гиддингс переходит, наконец, к социологическо-психологическому. "Развитие различных личностей совершается неодинаково, — пишет Гиддингс, — и вследствие этого население распадается на известное число классов. Эти классы суть: во-первых, класс общественный (social), т.е. класс, состоящий из положительных и созидательных элементов общества, характеризуемых высоким развитием сознания рода. Во-вторых, класс необщественный (non-social), в котором сознание рода хотя и неудовлетворительно, но все же не выродилось... В-третьих, класс ложнообщественный, или класс нищих (pseudo-social or pauper), в среде которого сознание рода уже выродилось... И, наконец, класс противообщественный, или преступный, в котором сознание рода приближается уже к полному исчезновению"*. Гиддингс не говорит, к какому из этих классов он причисляет рабочих и социалистов, но заявляет, что в лице социализма цивилизации "грозит дикость внутри ее самой". Для более точной оценки подобного взгляда Гиддингса на социализм надо прибавить, что низкий уровень развития так называемых дикарей он объясняет вырождением. Объяснить иначе раннюю ступень общественного развития Гиддингс оказывается совершенно неспособен.

______________________

* Ciddings F. H. The Principles... P. 71-72.

______________________

Считая сознание рода основным социологическим фактом, обусловливающим самое существование общества, Гиддингс посвящает себя главным образом исследованию самого явления этого сознания рода. Он не только исследует, как изменяется сознание рода под влиянием самых различных условий и причин, но и особенно подробно останавливается на том, как оно влияет на самые различные явления жизни личности, изменяя ее желания, идеи, впечатления, приемы подражания и пр. Я не считаю возможным останавливаться на этих исследованиях Гиддингса. Не только потому, что в этом кратком изложении нет для них места, но и потому, что и без них уже ясно и психологическое направление Гиддингса, и те плоды, которые оно приносит социологии.

Сравнивая синтетическо-психологическое направление Гиддингса с морфологическо-психологическим направлением Зиммеля, мне кажется, следует отдать все преимущества последнему. Зиммель, правда, ограничивается лишь изучением различных форм общения личностей с точки зрения интерпсихологии, — и в этой области он сделал немало. Но Гиддингс вовсе не желает ею ограничиваться. Он считает себя не психологом, а социологом, и готов любое социологическое явление изучать при помощи своего психологического синтеза. Разумеется, социологические стремления Гиддингса приносят свои плоды, образчиками которых могут служить социологические выводы Гиддингса, приведенные на предыдущих страницах.

Понимание общественной жизни Гиддингсом можно лучше всего охарактеризовать одним из тех его выражений, которые он считает, по всей вероятности, наиболее удачными. Вот как он понимает условие исчезновения общественных противоречий: "Антагонизм внутри общества может исчезнуть не раньше, чем исключительные вкусы уступят свое место таким вкусам, которые могут разделяться многими. Вот истина, которую социолог может горячо рекомендовать тем общественным преобразователям, которые ожидают сделать мир лучшим посредством преобразования производства, не принимая во внимание людских желаний*.

______________________

* Ibid. P. 123.

______________________

Останавливаться долее на социологии Гиддингса мне кажется излишним. Ее плоды многим покажутся неприемлемыми. Трудно сказать, принес ли Гиддингс больше пользы или вреда психологическому направлению социологии. Но во всяком случае его работы, мне кажется, показывают хорошо, насколько основательны притязания так называемой социальной психологии на право считаться социологией.

Рассмотренные нами социологические направления показывают очень хорошо, как теоретическое понимание общественной жизни, впервые установленное в виде нескольких основных социологических положений еще Аристотелем, блуждало по воле новейших социологов по различным направлениям. От идеалистическо-биологического направления основателя французского позитивизма оно переходило к механическо-органическому направлению творца английской синтетической научной философии. С господством в биологии учения Дарвина социология в понимании некоторых социологов приняла вид социологического дарвинизма, проявившего себя в различных формах: в индивидуалистической и социальной (точнее — этнологической). С развитием экономической науки теория общественной жизни становилась экономической. С развитием психологии — психологической. Наглядное доказательство зависимости наук, изучающих различные стороны жизни. Делались попытки и совместить социологию с психологией, объективизм с субъективизмом и пр.

Желая отметить лишь главнейшие направления, я коснулся только наиболее самостоятельных, выдающихся и характерных выразителей их. Я оставил в стороне не только многих талантливых последователей, но и некоторые самостоятельные социологические направления, не имеющие первостепенного значения. Так, я не сказал ни слова ни об антропогеографической школе, ни о метафизическо-идеалистическом направлении Штаммлера, ни о направлении Симона Паттена, с его "экономией наслаждений и страданий". Оставил я без внимания и французскую наблюдательную школу Ле Пле, которая до известной степени повторяет зады социологической теории Маркса. По этим же причинам я ничего не говорил и о тех многочисленных социологических эклектиках, которых так много имеется в наши дни. Сосредоточивая внимание лишь на наиболее самостоятельных и влиятельных выразителях важнейших социологических направлений, не касался я и русских социологов, даже тех, которые занимают вполне заслуженное место среди известных социологов Европы и Америки*.

______________________

* Русским социологам я надеюсь посвятить специальный очерк.

______________________

Свой настоящий очерк главнейших социологических направлений я начал вопросом: существует ли социология? Развилось ли изучение общества до степени науки? Предыдущее изложение, думается, должно служить некоторым ответом на этот вопрос. В ближайшей статье я намерен дать на этот вопрос ответ более полный и определенный.

Впервые опубликовано: Современный мир. 1910. № 8, август. № 10, октябрь. № 12, декабрь.

Тахтарев Константин Михайлович (1871-1925) — российский социолог, политический деятель, один из первых преподавателей социологии в России.

На главную

Произведения К.М. Тахтарева
Монастыри и храмы Северо-запада