| ||
Рассказывали мне: вышел русский генерал-беженец на Плас де ла Конкорд, посмотрел по сторонам, глянул на небо, на площадь, на дома, на пеструю говорливую толпу, почесал переносицу и сказал с чувством: — Все это, конечно, хорошо, господа! Очень даже все хорошо. А вот... ке фер? Фер-то ке? Генерал —это присказка. Сказка будет впереди. ______________________ * От фр. «que faire?» —что делать? ______________________ * * * Живем мы, так называемые ле рюссы, самой странной, на другие жизни не похожей жизнью. Держимся вместе не взаимопритяжением, как, например, планетная система, а — вопреки законам физическим — взаимоотталкиванием. Каждый ле рюсс ненавидит всех остальных столь же определенно, сколь все остальные ненавидят его. Настроение это вызвало некоторые новообразования в русской речи. Так, например, вошла в обиход частица «вор», которую ставят перед именем каждого ле рюсса: Вор-Акуменко, вор-Петров, вор-Савельев. Частица эта давно утратила свое первоначальное значение и носит характер не то французского «Le» для обозначения пола именуемого лица, не то испанской приставки «дон»: Дон Диего, дон Хозе. Слышатся разговоры: — Вчера у вора-Вельского собралось несколько человек. Были вор-Иванов, вор-Гусин, вор-Попов. Играли в бридж. Очень мило. Деловые люди беседуют: — Советую вам привлечь к нашему делу вора-Парченку. Очень полезный человек. — А он не того?.. Не злоупотребляет доверием? — Господь с вами! Вор-Парченко? Да это честнейшая личность! Кристальной души. — А может быть, лучше пригласить вора-Кусаченко? — Ну нет, этот гораздо ворее. Свежеприезжего эта приставка первое время сильно удивляет, даже пугает: — Почему вор? Кто решил? Кто доказал? Где украл? И еще больше пугает равнодушный ответ: — А кто его знает — почему да где... Говорят — вор, ну и ладно. — А вдруг это неправда? — Ну вот еще! А почему бы ему и не быть вором! И действительно — почему? * * * Соединенные взаимным отталкиванием, ле рюссы определенно разделяются на две категории: на продающих Россию и спасающих ее. Продающие живут весело. Ездят по театрам, танцуют фокстроты, держат русских поваров, едят русские борщи и угощают ими спасающих Россию. Среди всех этих ерундовых занятий совсем не брезгуют своим главным делом, а если вы захотите у них справиться, почем теперь и на каких условиях продается Россия, вряд ли смогут дать толковый ответ. Другую картину представляют из себя спасающие: они хлопочут день и ночь, бьются в тенетах политических интриг, куда-то ездят и разоблачают друг друга. К продающим относятся добродушно и берут с них деньги на спасение России. Друг друга ненавидят белокаленой ненавистью. — Слышали, вор-Овечкин какой оказался мерзавец! Тамбов продает. — Да что вы! Кому? — Как кому? Чилийцам! — Что? — Чилийцам — вот что! — А на что чилийцам Тамбов дался? — Что за вопрос! Нужен же им опорный пункт в России. — Так ведь Тамбов-то не овечкинский, как же он его продает? — Я же вам говорю, что он мерзавец. Они с вором-Гавкиным еще и не такую штуку выкинули: можете себе представить, взяли да и переманили к себе нашу барышню с пишущей машинкой как раз в тот момент, когда мы должны были поддержать Усть-Сысольское правительство. — А разве такое есть? — Было. Положим, недолго. Один подполковник — не помню фамилии — объявил себя правительством. Продержался все-таки полтора дня. Если бы мы его поддержали вовремя, дело было бы выиграно. Но куда же сунешься без пишущей машинки? Вот и проворонили Россию. А все он — вор-Овечкин. А вор-Коробкин — слышали? Тоже хорош. Уполномочил себя послом в Японию. — А кто же его назначил? — Никому не известно. Уверяет, будто было какое-то Тирасполь-сортировочное правительство. Существовало оно минут пятнадцать-двадцать, так... по недоразумению. Потом само сконфузилось и прекратилось. Ну а Коробкин как раз тут как тут, за эти четверть часа успел все это обделать. — Да кто же его признает? — А не все ли равно! Ему, главное, нужно было визу получить —для этого он и уполномочился. Ужас! — А слышали последние новости? Говорят, Бахмач взят. — Кем? — Неизвестно! — А у кого? — Тоже неизвестно. Ужас! — Да откуда же вы это узнали? — Из радио. Нас обслуживают три радио: советское «Соврадио», украинское «Украдио» и наше собственное первое европейское «Переврадио». — А Париж как к этому относится? — Что Париж? Париж, известно, как собака на Сене. Ему что! — Ну а скажите, кто-нибудь что-нибудь понимает? — Вряд ли! Сами знаете, еще Тютчев сказал, что «умом Россию не понять», а так как другого органа для понимания в человеческом организме не находится, то и остается махнуть рукой. Один из здешних общественных деятелей начинал, говорят, животом понимать, да его уволили. — Н-да-м... — Н-да-м. Посмотрел, значит, генерал по сторонам и сказал с чувством: — Все это, господа, конечно, хорошо. Очень даже все это хорошо. А вот... ке фер? Фер-то ке? Действительно — ке? Впервые опубликовано: Последние новости. 1920. 27 апреля.
Тэффи Надежда Александровна (наст. фамилия: Лохвицкая, по мужу Бунинская; 1872—1952) — русская писательница, поэтесса, мемуаристка, переводчица. Сестра поэтессы Мирры Лохвицкой и генерала Николая Лохвицкого, соратника адмирала Колчака. | ||
|