| ||
Когда приезжают новые беженцы из советской России и рассказывают о близких и знакомых, нас часто удивляет количество браков, иногда совершенно нелепых. А я всегда думаю: «Бедные! Как им страшно жить, что они так боятся одиночества!» Помню Петербург. Осень. Ночь на исходе. Пустые улицы. Что-то чернеет на тротуаре — из окна видно. Словно труп. Скорченный, одна рука вытянута, видимо бежал и упал. И тени какие-то вдоль стен маячат — мотнутся к черному, к трупу, и снова расходятся. А где-то совсем близко стреляют часто-часто. Расстреливают, что ли. Они ведь это всегда на рассвете. И тянется ночь, и нету ей конца, и все такая же. Ждешь зари. Бродишь от окна к окну — скоро ли день, скоро ли разглядишь того, черного, скоро ли узнаешь. Постучать бы кому-нибудь в дверь и сказать: — Мне страшно! Только и всего. А может быть, и еще меньше. Колыхнулась портьера, звякнула на столе фарфоровая статуэтка об ножку лампы. — Кошка! Ты? Теплая, выгибается под рукою, сует голову в широкий мягкий рукав моего платья. — Холодно? Зверь, милый, близкий. И тебе холодно! И тебя разбудила звериная предрассветная тревога, и все ты понимаешь, и страх у тебя перед тем черным, что лежит на тротуаре, одинаковый, звериный, и тоска та же. Зверь близкий! Вдвоем-то нам лучше? * * * Его я встречала в Москве. Он был высокий, сутулый, мохрастый, бородастый — такой обычный, что и незнакомые ему кланялись, а знакомые путались—на всех похож, на всех усталых, честных и неудачных, длинного фасона и бурого цвета. Что он делал — Бог его знает. Что-то честное и скучное. Я, помнится, много раз спрашивала, да никак не могла до толка дослушать. Начинал он как-то издалека, крутил, плел все в придаточных предложениях и с историческими датами так, что никогда до конца довести не мог. Сам, видно, забывал, к чему дело. — Вы, кажется, в каком-то журнале пишете? — Видите ли что, в 1882 году, когда еще жив был Владимир Соловьев, которого мне довелось встречать у Николая Петровича, женатого на Софье Андреевне, женщине очень неглупой. Всегда, бывало, говорила мне...— и т.д., и т.д. И я забывала, что спросила, и он забыл, куда ведет. И так до следующей встречи. Жил он одиноко, в пустой квартире, держал какую-то прислугу, очень сердитую. — Она еще у вас? — Да, покуда меня не выгнала. Ходили слухи, что был он когда-то женат, но его, как и всех честных бурых и бородастых, жена бросила. Бывал он только в каких-то редакциях, да еще раза три в неделю у общих знакомых — играл в шахматы. И вдруг пропал. Собирались узнать, что с ним, да как-то и не собрались. Недели через четыре пришел сам. — Где же это вы изволили пропадать? — Да так, знаете ли, все дела... — Какие такие дела? Нехорошо друзей бросать. Мы беспокоились. — Беспокоились? Он слегка покраснел, помялся и сказал, понизив голос: — Я не мог. У меня... у меня муха. — Что? — Ну... муха. Понимаете? Завелась около окна и летает! Теперь зима, холодно, а она вот... — Насчет дров у меня скверно, я спальню запер, а столовую велел топить. Под одеялом ведь довольно тепло. — Вот чудак! Простудитесь. Вы бы ее тоже в спальню переселили. — Понимаете —не хочет. Назад летит. — Ну, допустим, муха —дело серьезное, но почему же вы к нам не приходили? — Ах, знаете, как-то так... Вот я вчера вечером насыпал ей на стол сахару, она и ела. Сам я пошел в спальню разыскать книгу, а прислуга — прислуга такая грубая — взяла да и погасила лампу. Муха ест, а она погасила. Вы понимаете... Он рассеянно сыграл обычную партию в шахматы и, торопливо распрощавшись, ушел. Несколько дней все веселились по поводу мухи. Хозяйка дома, очень остроумная и живая, чудесно передавала в лицах весь разговор. — Верочка! Расскажите еще про муху! —просили ее. И она рассказывала. Но герой рассказа снова пропал. И на этот раз навсегда. Он умер. Умер от воспаления легких. Из газет мы узнали, что он был приват-доцент и знаток каких-то литератур. Его жалели. — Бедный! Такой одинокий. Но я думала: «Нет. Последние дни свои он не был одинок. И хорошо. Вдвоем ему было легче». Опубликовано: Н. Тэффи. Рысь. Сборник. Берлин. 1923.
Тэффи Надежда Александровна (наст. фамилия: Лохвицкая, по мужу Бунинская; 1872—1952) — русская писательница, поэтесса, мемуаристка, переводчица. Сестра поэтессы Мирры Лохвицкой и генерала Николая Лохвицкого, соратника адмирала Колчака. | ||
|