| ||
|
Сообщения господ Замысловского и Шмакова по делу Бейлиса — Ющинского, по-видимому, очень встревожили евреев и их друзей. Они размышляют о способах, которыми можно было бы зарыть между евреями и русскими бездну, порождаемую страшным подозрением в ритуальных убийствах. Но средства, на которых они останавливаются, совершенно нецелесообразны. Прежде всего большую ошибку евреев и их защитников составляет то, что они не хотят признавать честности и искренности у людей, которые верят существованию ритуальных убийств. Всех таких они осыпают оскорблениями и клеветами, крича, что эти люди сами не верят обвинениям и повторяют их только из ненависти к евреям. Как всякая ложь — сознательная или бессознательная — такие выходки юдофилов порождают последствия прямо противоположные цели. Люди, верящие существованию среди евреев ритуальных убийств, уж во всяком случае не менее честные, чем юдофилы, выводят из наносимых им оскорблений лишь то заключение, что их противники стараются только "заткнуть глотку" всем, прозревающим страшную тайну, делая это из юдофильства, откуда следуют дальнейшие заключения о еврейском "золоте". Не менее ошибочно и другое средство: распространение якобы "правильных понятий" о еврействе посредством статей, книжек, речей и т.п., восхваляющих евреев. Действующие этим способом ставят дело так, как будто подозрения в ритуальных убийствах возникают только вследствие "невежества" и "дикого фанатизма" русских, будто бы факт не существования этого преступления для просвещенных людей кем-то вполне доказан и установлен "научно". Эта постановка защиты евреев — совершенно никуда не годится. В действительности — между верящими в ритуальные убийства и не верящими имеется одинаковое количество лиц невежественных точно так же, как и просвещенных людей. Притом же люди образованного слоя, которые отрицают существование ритуальных убийств, в огромном большинстве случаев совершенно не изучали вопроса, а берут на веру господствующее в их среде мнение. Действительное просвещение, которое состоит в знании и стремлении к знанию, находится скорее на стороне верящих в ритуальные убийства, ибо среди них гораздо чаще видишь людей, старающихся выработать себе самостоятельное убеждение в отношении этого тяжкого подозрения. Итак, этот способ защиты евреев ни к чему не приводит, кроме подозрения в неискренности защитников еврейства и к новой мысли о могуществе "еврейского золота". В № 320 "Речи" господин А. Шингарев призывал всех именно к такой бесплодной защите евреев. Он указывает, что в школе, среди детей христиан и евреев, рождаются тяжкие взаимные отношения вследствие "кровавого навета". "Известны, — говорит он, — случаи настоящих острых душевных драм, разыгрывавшихся на этой почве в школах. Известно, что иногда дети евреев с ужасом и мукой спрашивают учителей, правда ли то, что говорят о евреях... Известно, что иногда учителя не дают прямого ответа на детские требования, что дети слышат в ответ уклончивые фразы "не доказано", "не известно", еще более их смущающие. Иногда, — говорит он, — дети евреи отвечают оскорблениями на оскорбления, иногда происходят драки на этой почве. Нельзя, — говорит он, — молчать, нельзя бездействовать культурному (?) обществу... Общество должно употребить все свои усилия, чтобы вырвать из рук клеветников (?!) защитников кровавого навета — духовные жертвы. Дети должны быть защищены от посягательств изуверов-фанатиков, духовных убийц. Родители и педагоги — дело за вами"... Господин А. Шингарев, конечно, искренне уверен в том, что "кровавый навет", есть клевета. Но, взывая к культурности, он держит себя как человек не состоящий в культурности или находящийся на самых первых ее ступенях. Он неспособен понять, что отрицает существование ритуальных убийств на почве чистой веры, а не исследования, незнания. Он требует, чтобы учитель отвечал злополучному еврейскому мальчику: "все это ложь, клевета, все говорящие о ритуальных убийствах люди нечестные, негодяи, духовные убийцы". Но как же может сказать это учитель по таинственному вопросу? Если он сколько-нибудь беспристрастно вчитывался в доказательства обеих спорящих сторон, то он в лучшем случае останется при подозрении, а скорее всего, склонится к мнению о существовании какой-то гнуснейшей секты среди евреев. Отрицание со стороны даже вполне честных евреев не доказывает ничего, раз дело касается тайного общества. Есть, например, очень хорошие книги о еврействе А. Алексеева, бывшего еврея (Вульф), которые мы очень рекомендуем нашим единоверцам для их утверждения в христианской вере: "О религиозном движении евреев" А. Алексеев (Новгород, типография Губернского правления, 1895) и "Очерки домашней и общественной жизни евреев" А.А. Алексеев (СПб., издание И.Л. Тузова, 1897). Этот Алексеев (ныне, вероятно, умерший), человек видимо хороший, был в числе экспертов по Саратовскому делу, и в книге своей "совестью христианина" свидетельствует, что среди евреев нет ритуальных убийств. Между тем, когда мы читаем исследование господина Замысловского о Саратовском деле — мы не можем не приходить к противоположному выводу. Значит ли это, что Вульф-Алексеев лжет? Нисколько. Он легко может просто не знать кое-чего в среде своего народа. Точно так же — читая, например, знаменитое Тисса-Эсларское дело по судебным отчетам (теперь не многие уже помнят их), — мы не можем не видеть, что виновность евреев почти несомненна. А между тем в книге доктора Франка "Ритуальное убийство пред судом истины и справедливости" доказывает, что обвинение было сплошной выдумкой. Кто прав? Для "прогрессистов" вроде господа Шингарева, довольствующихся верой, очень удобно без рассуждений хвататься за Франка. Но что если учитель читал отчеты о Тисса-Эсларском деле? У него останутся большие подозрения. А что если он читал документы о деле Гродненском 1816 года, Велижском 1823 года, Борисовском 1833 года (См. Справку к докладу по еврейскому вопросу Канцелярии Совета Объединенных Дворянских Обществ. Ч. V). Точно так же и теперь в отношении дела Ющинского. Оставляя в стороне лично Бейлиса, кто же, при некоторой самостоятельности умственных способностей, способен не заподазривать в этом злодействе ритуального убийства? А посему незавидно положение учителя школы пред запросом злополучного еврейского мальчика. Лгать он не должен, если он сколько-нибудь педагог. Вот он и отвечает в своем безвыходном положении: "Не доказано, не известно". Господин Шингарев теперь порицает правительство за бессилие расследовать дело Ющинского. Совершенно правильно. Но кто помешал расследованию? Кто сбивал следствие с толку? Сверх того, дело Ющинского — не одно. Аналогичных дел много и все такие же таинственные. И во всех кто-то путает следствие. Как же не являться подозрениям? Для недопущения их нужно сначала совершенно отупить мозги народные "прогрессивной верой", чтобы никто в стране не имел ни искры своего рассуждения. Повторяем, что все эти пути реабилитации еврейства никуда не годятся. Государство можно обвинять не столько в бессилии раскрыть отдельные дела о замученных детях, как в его небрежении в расследовании самой еврейской среды. Евреи утверждают, будто бы у них никаких сект нет, но это — неправда, и, стоя в такой позиции, они нарушают свои обязанности пред человечеством. Как люди честные, дорожащие своей верой (моисеевой) и сознающие свои обязанности пред окружающим христианским обществом, они обязаны были бы тщательнейшим образом пересмотреть свою бытовую обстановку, нет ли среди них злодейской секты кровопийц? Но то же расследование составляет обязанность и государства. Оно должно предпринять расследование не только отдельных преступлений, но и самой среды, из которой они, по-видимому, исходят, то есть среды еврейства. Иначе оно не в состоянии будет никогда обнаружить виновников таинственных убийств, вроде Ющинского, если эти люди кроются в еврейской среде. Если "кровавый навет" есть заблуждение, то может быть опровергнуто только таким способом. Если же злодейская секта будет обнаружена, она, конечно, должна быть с корнем вырвана силами государства, а уж тогда евреи не должны ее покрывать и выручать ни реками золота, ни обращениями к своим королям биржи и кредита. Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1913. № 277 (1 декабря).
Тихомиров Лев Александрович (1852-1923) — политический деятель, публицист, религиозный философ. | ||
|