Однажды молодой Фрасифрон, прогуливаясь с толпою других юношей по улицам афинским, увидел на перекрестке человека, продававшего большой брус белого мрамора. Осматривая его со всех сторон, юноша не мог надивиться его гладкости, нежной белизне и яркому на нем отражению лучей солнечных, как вдруг подошел человек важного вида, скромно закутанный в темную епанчу, и спросил о цене мрамора. «Десять мин, — отвечал продавец, — меньше ни овола, — десять лет уже, как он вывезен из Пароса». Незнакомец отсчитал требуемые деньги и, приказав положить массу на близстоящую повозку, пошел за нею молча. «Счастлив тот, у кого есть деньги, на которые можно купить такой прекрасный мрамор!» — думал про себя юноша. Между тем повозка в виду остановилась, он ближе подошел, и что же увидел? Молчаливый незнакомец, составив массу на подставки с помощью раба, подле нее сел и железным долотом стал ее обивать без всякой пощады. «Безрассудный! — сказал громко Фрасифрон товарищам своим, в то время подошедшим, — заплатить десять мин за чудесный мрамор, чтобы его испортить». Незнакомец услышал сии слова и, обратясь холодно к юноше, сказал ему: «Друг мой, ты неопытен; если бы ты имел понятие о том божестве, которое хочу я изобразить из сего камня, то не стал бы укорять меня в безрассудстве». — «Слушай сумасброда! — вскликнул юноша со смехом, — он всегда найдет для себя оправдание». За ним все юноши в один голос повторили, указывая пальцами: «Он сумасбродный, чисто сумасбродный!» — и удалились, сопровождая приговор свой язвительными насмешками. Говорят, что некоторые даже, поднимая обломки, отшибенные незнакомцем от камня, бросали оными в него, но по счастию не попадали. Сей мнимый сумасбродный был ваятель Фидиас, а божество, которое он действительно вскоре иссек из того камня, была Паллада, заступница афинян. Великий истукан через несколько времени был выставлен на позорище народу, и громко славили афиняне великого художника. Молва о том достигла до слуха Фрасифронова; он вспомнил свою слабоумную дерзость и, встретив обиженного Фидиаса у подножия статуи, бросился обнимать его колена и со слезами говорил: «Прости, богоподобный сын Хармида, если я по обломкам безобразным дурно судил о великом замысле души твоей. Приятно было для очей моих отражение лучей солнца в гладкой мраморной массе, и я не мог без горести видеть ее разрушения. Но теперь я знаю, что ты не хотел ее разрушить, а усовершенствовать; и когда смотрю на созданный тобою образ, он озаряет мою душу божественным сиянием, которое стократ предпочитаю прежнему солнечному блеску. Прими мое раскаяние и научи меня твоему художеству». Фидиас внял юноше и сделал Фрасифрона ваятелем искусным. P. S. Читатели верно рассмеются, когда скажу, что послужило поводом к сей повести. Помещик, один из моих давних знакомцев, споря со мною однажды, говорил: чего хотят эти ученые? Сколько веков, как люди пашут, и с голоду не умерли. Зачем переменять освященное годами? Несколько дней спустя я дал квиетисту прочесть быль о моем Фрасифроне. Впервые опубликовано: Северная лира на 1827 год. M., С. 120-123.
Владимир Павлович Титов (1807-1891) - русский писатель, государственный деятель, дипломат. | ||
|