В.П. Титов
Радость и печаль

Когда боги создали тело человека и одарили его жизнию — он восстал от праха, и члены его приняли стройное движение; но лицо было мертво, как лицо истукана, доколе небожители не послали на уста его улыбки; — все пробудилось кроме взора мертвого, недвижного, как взор истукана. Боги оживили тогда зеницу первородного небесною слезою: только тут проснулась его душа богоподобная; признательный, он возвел очи свои к Небу — и Небо отразилось в голубых очах его. Так повествует одно древнее сказание.

Что отличает человека от других животных? Улыбка и слеза. В них видим первоначальный красноречивый язык, в котором, прежде самой речи, душа являлась ощутительно. Бессловесные не плачут, не смеются: ибо душа их, погребенная под оболочкой тела, не чувствует красот окружающего мира. Уста, на коих в человеке расцветает волшебная улыбка и зреет поцелуй, сливающий две души — уста для бессловесных служат одним грубым орудием питания. Дивно парит орел широкими крылами в поднебесную; с неизмеримой высоты различает он добычу среди бездны предметов; но он не наслаждается величием своего парения: его острое зрение видит — одну добычу. А человек, смиренно стоя на низменной земле, медленным, ясным взором обтекает и орла и поднебесную, и извлекая из природы живую пищу для души своей, беседует с Создателем.

Радость — богиня улыбки, печаль — богиня слез. Это две наставницы, данные смертному при вступлении его в круг существования; одна отверзает ему прелести видимого мира, учит его чувствовать предметы окружающие, другая погружает его внутрь самого себя и приобщает к таинствам невидимого. Напрасно жалуются люди, что печаль отравляет все сладости их жизни. Предавшись одной радости — слабый человек растерялся бы в разнообразии наружном и ввек не постиг бы тех несравненных наслаждений внутренних, к которым печаль его насильственно приводит.

В страстных объятиях подруги, в кругу шумных друзей, в блеске славы мира — я жертвую Радости. Внезапно мой небосклон жизни отягчился бурными тучами: опостылела мне любовь, други отшатнулись, коварная молва всей сотней языков своих только дразнит мое самолюбие. Тогда бросаюсь я в твои теплые объятия, Печаль! Ты, рукою суровой отвлекая меня от мною любимого, возводишь в те светлые обители, где я предчувствую блаженство бесконечной жизни будущей, как дым благоухания кадильного в преддверии храма — и откуда душа моя, упившись представлениями всего истинного, великого, святого, возвращается к осуществлению их в жизни, обновленная любовью и бодростию.

Радость можно сравнить с днем: он вызывает нас к частным работам, всякому показуя его родное поле и жилище, — он заставляет нас забыть самих себя в разнообразии предметов окружающих. Но когда все предметы пропадут во мраке ночи, и свод из звезд небесных воздвигнется над мраком — как вечное над развалинами временного: тогда наша душа, воспрянув после первого уныния, населяет пустоту существами ей любезными, презирает тленные работы дневные, и в гордом убеждении своего бессмертия ниспровергает мысленно все преграды времени и места. Ночь есть изображение Печали, которую мудрые иначе называют высшею Радостью.

Владимир Павлович Титов (1807-1891) - русский писатель, государственный деятель, дипломат.