| ||
Во льду дед Семен бьет прорубь—рыбку ловить. Прорубь не простая — налажена с умом. Дед обчертил пешней круг на льду, проколупал яму, посередине наладил изо льда же кольцо, а внутри его ударил пешней. Хлынула спертая, студеная вода, до краев наполнила прорубь. С водой вошли рыбки — снеток, малявка, плотва. Вошли, поплавали, а назад нет ходу — не пускает кольцо. Посмеялся своей хитрости дед Семен, приладил сбоку к проруби канавку — сачок заводить и пошел домой, ждать ночи — когда и большая рыбина в прорубь заходит. Убрал дед Семен лошадь и овцу — все свое хозяйство—и полез на печь. А жил он вдвоем со старым котом на краю села в мазанке. Кот у деда под мышкой песни запел, тыкался мокрым носом в шею. —Что ты, неугомонный,— спрашивал дед,— или мышей давно не нюхал? Кот ворочался, старался выговорить на кошачьем языке не понять что. «Пустяки»,—думает дед, а сна нет как нет. Проворочался до полуночи, взял железный фонарь, сачок, ведро и пошел на речку. Поставил у проруби железный фонарь, стал черенком постукивать по льду. —Ну-ка, рыбка, плыви на свет. Потом разбил тонкий ледок, завел сачок и вытянул его полный серебряной рыбешки. «Что за диво,—думает дед,— никогда столько рыбы не лавливал. Да смирная какая, не плещется». Завел и еще столько же вытянул. Глазам не верит: «Нам с котом на неделю едева не проесть». Посветил фонарем в прорубь—и видит на дне около кольца лежит темная рыбина. Распоясался дед Семен, снял полушубок, рукава засучил, наловчился да руками под водой и ухватил рыбину. А она хвостом не бьет,— смирная. Завернул дед рыбу в полу, подхватил ведро с малявками, и—домой... —Ну,— говорит,— котище, поедим на старости до отвала, смотри... И вывалил из полы на стол. И на столе вытянула зеленый плес, руки сложила, спит русалка, личико — спокойное, детское... Дед—к двери, ведро уронил, а дверь забухла,— не отворяется. Русалка спит... Обошелся дед понемногу; пододвинулся поближе, потрогал — не кусается, и грудь у нее дышит, как у человека. Старый кот рыбу рассыпанную не ест, на русалку смотрит,— горят котовские глаза. Набрал дед тряпья, в углу на печке гнездо устроил, в головах шапку старую положил, отнес туда русалку, а чтобы тараканы не кусали,— прикрыл решетом. И сам на печку залез, да не спится. Кот ходит, на решето глядит... Всю ночь проворочался старый дед; поутру скотину убрал да опять к печке: русалка спит; кот ог решета не отходит. Задумался дед; стал щи из снетков варить, горшок валится, чаду напустил... Вдруг чихнуло... —Кот, это ты?—спрашивает дед. Глянул под решето, а у русалки открытые глаза,— светятся. Пошевелила губами: —Что это ты, дед, как чадишь, не люблю я чаду. —А я сейчас,— заторопился дед, окно поднял, а горшок с недоваренными щами вынес за дверь. —Проснулась? А я тебя было за щуку опознал. Половина дня прошла, сидят дед и кот голодные. Русалка говорит: —Дед Семен, я есть хочу. —А я сейчас, вот только,—дед помялся,— хлебец ржаной у меня, больше ничего нет. —Я леденцов хочу. —Сейчас я, сейчас...— Вышел дед на двор и думает: «Продам овцу,— куда мне овца? Куплю леденцов...» Сел на лошадь, овцу через шею перекинул, поскакал в село. К вечеру вернулся с леденцами. Русалка схватила в горсть леденцов — да в рот, так все и съела, а наевшись, заснула... Кот сидел на краю печки, злой, урчал. Приходит к деду внучонок Федька, говорит: —Сплети, дед, мочальный кнут... Отказать нельзя. Принялся дед кнут вить, хоть и не забавно, как раньше бывало. Глаза старые, за всем не углядишь, а Федька на печку да к решету. —Деда, а деда, что это?—кричит Федька и тянет русалку за хвост... Она кричит, руками хватается за кирпичи. —Ах ты озорник!—никогда так не сердился дед Семен; отнял русалку, погладил, а Федьку мочальным кнутом:—Не балуй, не балуй... Басом ревел Федька: —Никогда к тебе не приду... —И не надо. Замкнулся дед, никого в избу не пускал, ходил мрачный. А мрачнее деда — старый рыжий кот... —Ох, недоброе, кот, задумал,— говорил дед. Кот молчал. А русалка просыпалась, клянчила то леденцов, то янтарную нитку. Или еще выдумала: —Хочу самоцветных камушков, хочу наряжаться. Нечего делать — продал дед лошадь, принес из города сундучок камушков и янтарную нитку. —Поиграй, поиграй, золотая, посмейся. Утром солнце на печь глядело, сидела русалка, свесив зеленый плес с печи, пересыпала камушки из ладони в ладонь, смеялась. Дед улыбался в густые усы, думал: «Век бы на нее просмотрел». А кот ходил по пустому хлеву и мяукал хриплым мявом, словно детей хоронил. Потом прокрался в избу. Шерсть дыбом, глаза дикие. Дед лавку мыл; солнце поднималось, уходило из избы. —Дед, дед!—закричала русалка.— Разбери крышу, чтобы солнце весь день на меня светило. Не успел дед повернуться, а кот боком махнул на печь, повалил русалку, искал усатой мордой тонкое горло. Забилась русалка, вывертывается. Дед на печь, оттащил кота. —Удуши кота, удуши кота,— плачет русалка. —Кота-то удушить?—говорит дед.— Старого!.. —Он меня съест. Скрутил дед тонкую бечевку, помазал салом, взял кота, пошел в хлев. Бечевку через балку перекинул, надел на кота петлю. —Прощай, старичок... Кот молчал, зажмурил глаза. Ключ от хлева дед бросил в колодезь. А русалка долго на этот раз спала: должно быть, с перепугу. Прошла зима. Река разломала лед, два раза прорывала плотину, насилу успокоилась. Зазеленела на буграх куриная слепота, запахло березами, и девушки у реки играли в горелки, пели песни. Дед Семен окно раскрыл; пахучий, звонкий от песен ветер ворвался в низкую избу. Молча соскочила с печки русалка, поднялась на руках. Глядит в окно, не сморгнет, высоко дышит грудь. —Дед, дед, возьми меня: я к девушкам хочу. —Как же мы пойдем, засмеют они нас. —Я хочу, возьми меня.— Натерла глаза и заплакала. Дед смекнул. Положил русалку за пазуху, пошел на выгон, где девушки хоровод водили. —Посмотрите-ка,— закричали девушки,— старый приплелся!.. Дед было барахтаться... Ничего не помогло — кричат, смеются, за бороду тянут. От песней, от смеха закружилась стариковская голова. А солнышко золотое, ветер степной... И за самое сердце укусила зубами русалка старого деда,— впилась... Замотал дед головой да — к речке бегом бежать... А русалка просунула пальцы под ребра, раздвинула, вцепилась зубами еще раз. Заревел дед и пал с крутого берега в омут. С тех пор по ночам выходит из омута, стоит над водой седая его голова, мучаясь, открывает рот. Да мало что наплести можно про старого деда! 1910 Опубликовано: сборник «Сорочьи сказки». 1910. Алексей Николаевич Толстой (1883—1845) — русский и советский писатель и общественный деятель из рода Толстых. Автор социально-психологических, исторических и научно-фантастических романов, повестей и рассказов, публицистических произведений. Лауреат трёх Сталинских премий первой степени (1941, 1943; 1945 — посмертно). | ||
|