| ||
|
Отгремели последние салюты над гробом Дзержинского. Закончилась жизнь, насыщенная героическим действием. Великолепная, беспримерная жизнь эта оборвалась на ходу — без увядания старости, без долгих и мучительных болезней, предшествующих смерти. В действии и до конца, до последней частицы, израсходовал Дзержинский гигантский заряд энергии, вложенный в него природой. Воля составляла существо этого человека,— не холодная воля, а огненная, всегда прорывавшаяся толчками страсти. Помимо исключительных даров природы, нужны были не менее исключительные исторические условия — гнет царизма, традиции революционной Польши, пример «Народной воли», борьба молодого пролетариата Варшавы и Петербурга, теория марксизма, ленинское руководство, чтобы сковать и закалить эту фигуру бесстрашного и, когда нужно, беспощадного революционера, в душе которого были непочатые источники мягкости и почти детской наивности. Двадцать пять лет назад Дзержинский отправлялся в свою первую ссылку. Весной, когда по Лене прошли льды, Дзержинский, перед посадкой на паузок в Качуге, вечером у костра читал на память свою поэму на польском языке. Большинство слушателей не понимало поэмы. Но насквозь понятно было в свете костра одухотворенное лицо юноши, в котором не было ничего расплывчатого, незавершенного, бесформенного. Человек из одного куска, одухотворенный одной идеей, одной страстью, одной целью,— таким он прошел через всю свою жизнь борца, революционера, коммуниста. О заслугах его, о его несокрушимой вере в пролетариат и столь же несокрушимой верности пролетариату, обо всем совершенном им будут написаны книги и книги. Не было почти поприща, на котором он не работал бы, и в то же время он работал всегда на одном и том же поприще: в передних рядах своей партии и своего класса, прокладывая дорогу будущему, сперва разрушая старое общество, а затем закладывая фундамент нового. Героическое начало пролетарской борьбы нашло в образе Дзержинского неповторимое воплощение. Из игры его глаз, из звуков голоса, из черт лица, из движений мышц всегда излучалась воля, подталкиваемая постоянными вспышками страсти. Законченность его внешнего облика вызывала мысль о скульптуре, о бронзе. Светловолосый юноша, читавший у сибирского костра свою героическую поэму, давно превратился в мужа. Но из-под мужественных черт солдата, стража и каменщика революции просвечивал образ юноши, который не сдается времени, а покоряет его, как сырую материю, чтобы строить новую человеческую жизнь. Бледное лицо его в гробу под светом рефлекторов было прекрасно своей скульптурной законченностью. Горячая бронза стала холодным мрамором. Глядя на этот открытый лоб, на опущенные веки, на тонкий нос, очерченный резцом, думалось: вот застывший образ мужества и верности. И чувство скорби переливалось в чувство гордости: таких людей создает и воспитывает только пролетарская революция. Слово смерть не вяжется с этим исключительным концом — в борьбе, на ходу, после пламенной речи. Дзержинский не умер, а сменился. И провожаемый завистливой ненавистью врагов и еще более пламенной любовью миллионов, он, сойдя с поста, вошел навсегда в историю. Имя его было — Феликс, а Феликс по-латински значит счастливый. И впрямь счастьем была его жизнь — счастьем для класса, которому он служил, для партии, к которой принадлежал, счастьем для него самого. Если бы ему была предложена на выбор вторая жизнь, он, несомненно, выбрал бы ту же самую — с ее революционным идеализмом, с тюрьмами, ссылками, каторгой, с беспощадными ударами по врагу, с первыми радостями социалистического строительства. Но второй жизни никто ему дать не может. Будем же в нашей скорби утешать себя тем, что Дзержинский жил однажды. Впервые опубликовано: Феликс Дзержинский. Биографические материалы. Статьи и речи. Фотоиллюстрации. М. 1926.
Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович (1879—1940) — российский революционер, активный участник российского и международного социалистического и коммунистического движения, советский государственный, партийный и военно-политический деятель, основатель и идеолог троцкизма (одного из течений марксизма). | ||
|